История логопедии. Селиверстов. Учебное пособие для вузов. М. Акаде мический Проект, 2003. 384 с. . Gaudeamus

• Название: Учебное пособие для вузов. М. Акаде мический Проект, 2003. 384 с. . Gaudeamus
• Дата: 09.02.2020
• Размер: 1.62 Mb.
• Имя файла: История логопедии. Селиверстов.doc
• Тип: Учебное пособие; #107662
• страница: 6 из 24

Глава 6 ДРЕВНЕЙШИЕ МЕДИЦИНСКИЕ ПИСАТЕЛИ О БОЛЕЗНЯХ РЕЧИ (по И.Д. Сикорскому)

Греки и римляне, у которых публичное слово игра­ло важную общественную роль и обучение изящной речи входило в круг предметов общего образования, уже имели понятие о многих расстройствах речи, что, между прочим, выразилось в большом количестве тер­минов, употреблявшихся для их обозначения.

У Гиппократа встречаем упоминания почти обо всех известных нам формах расстройств речи. Мы находим у него следующие термины aphonia, anaudia, traulotes, asapheia, ischnophonia, которые мы переводим на рус­ский язык словами: потеря голоса, потеря речи, косно­язычие, невнятная речь, заикание. У Аристотеля встре­чаем, кроме того, еще новый термин, а именно pseilismus, этим термином Аристотель называет человека, который опускает один «звук или целый слог в слове. Таким образом, уже древнейшие медицинские писатели уста­новили в основных чертах учение о болезнях речи.

У Корнелия Цельса встречаем первые указания относительно оперативного лечения болезней речи, именно относительно подрезания языка, сращение которого с подлежащими частями составляет, по мне­нию Цельса, причину болезни.

Можно сказать, что учение о болезнях речи у древ­них получило впервые научную разработку у Галена, особенно в его подробных комментариях на сочинения Гиппократа. И в самом деле Галену прежде всего при­надлежит заслуга тщательной установки научной тер­минологии болезней речи; в этом отношении Гален сделал более Аристотеля. Он останавливается с боль­шей подробностью на литературе вопроса, тщательно сопоставляет разные места авторов и сличает их с отрывками, заимствованными у классических писате­лей — не врачей, в особенности у Гомера... В качестве самостоятельного исследования Гален отделяет между собой болезни речи и голоса и производит первые от страдания гортани и мышц, ее движущих, а вторые от поражения языка или частей его окружающих, как-то: зубов, губ, твердого и мягкого неба, хоан и уздечки са­мого языка. Страдание этих частей вызывает, по мне­нию Галена, то заикание, или косноязычие, то какой-либо иной недостаток речи. Гален видел в болезнях речи то местные расстройства, то нервные страдания...

Читая подлинные цитаты авторов о болезнях, на­чиная с Гиппократа и до Павла Эгинского включитель­но, нельзя не заметить что учение о болезнях речи уже в самую раннюю эпоху существования медицины раз­вивалось по двум главным направлениям. Одни иссле­дователи смотрели на расстройства речи, как на бо­лезни наружные, требующие хирургического лечения, другие видели в них болезни внутренние.

Арабская медицина, в сущности, держится учения Галена о болезнях речи, но она привносит много под­робностей и практических замечаний, составляющих разъяснение и дальнейшее развитие вопроса. У Ави­ценны впервые встречаем определение заикания, как болезни, которая характеризуется тем, что один слог многократно повторяется прежде чем слово будет про­изнесено сполна. В своем каноне Авицена посвящает особые главы размягчению (т. е. параличу) языка, спаз­му его, укорочению уздечки и, наконец, говорит о цен­тральных поражениях речи и голоса. К этому надо присоединить замечания, которые разбросаны в дру­гих местах его труда, например, при изложении болез­ней дыхания; в особенности же болезней голоса. В ка­честве лечения Авиценна предлагает также потребле­ние отвлекающих банок, мушек.

В европейской средневековой литературе встре­чаются только упоминания о болезнях речи и о спосо­бах лечения их.

Знаменитый немецкий хирург Фабриций из Гиль-дена (1560- 1634) возобновил и ввел в науку учение о болезнях речи. Фабриций ознакомился с вопросом о болезнях речи и сделался ревностным распространи­телем оперативного лечения их.

Современнику Фабриция, итальянскому профессо­ру Меркуриалису (1534— 1606) наука обязана одним из самых замечательных исследований о болезнях речи. Глубокий знаток классической литературы, в особенно­сти Гиппократа и Галена, Меркуриалис в своем тракта­те (1583) собрал все, что известно было тогдашней науке о болезнях речи, а равно привел и разобрал критически мнения древней медицины и сопоставил учение Гип­пократа, Галена и позднейших писателей. На основа­нии этих данных и собственного опыта Меркуриалис составил трактат, который представляет собой первое в науке обстоятельное и подробное клиническое изложе­ние учения о заикании. Он посвящает болезням речи три главы. В 6-й главе своего трактата он дает общее обозрение болезней речи, к которым относит потерю речи и немоту, и выделяет затем в особую рубрику те расстройства, при которых речь искажается...

Если не считать кратких работ по заиканию, напи­санных в XVIII в., то необходимо прийти к заключению, что учение о болезнях речи было в течение XVIII в. в большом пренебрежении и то, что было сделано Меркуриалисом, оставалось даже неизвестным большин­ству авторов.

В первой четверти XIX в. начинают появляться самостоятельные исследования по патологии речи. Такова прежде всего изданная в Германии в 1814 г. работа Беме о болезнях голоса и речи. Почти в то же время, именно в 1817 г., Итар, врач глухонемых в Париже, напечатал небольшую, но весьма основатель­ную статью специально о заикании. Кажется, Итар был первый, кто выделил заикание от других болезней речи, в особенности от литеральных дизартрии, с которыми оно постоянно смешивалось (как это мы видели у Меркуриалиса).

Обдуманное систематическое изложение болезней речи мы находим в знаменитом руководстве частной патологии и терапии Иосифа Франка, профессора бывшего Виленского университета. Он предлагает сле­дующее деление и номенклатуру: болезни голоса он называет дисфониями, с подразделением на пара-фо-нию и афонию; расстройства же собственно артикули­рованной речи называются у него дислалиями и под­разделяются на алалию, или немоту и могилалию или косноязычие.

Из работ, появившихся в этот период, первое ме­сто по своему научному значению занимает трактат Рудольфа Шулыпесса, выпущенный в свет 30 мая 1830 г. Шультесс первый сделал серьезное научное разгра­ничении между заиканием (Stottern) и косноязычием (Stammeln). Шультесс— единственный автор, знако­мый с литературой болезней речи, он придерживается терминологии древних. Косноязычие (Stammeln), по словам Шультесса, состоит в том, что отдельные звуки или вовсе не могут быть выговорены, или выговарива­ются не правильно; заикание же (Stottern) состоит во внезапной невозможности произнести слово, или слог.

Классическая медицина видела причину расстройств речи то в поражении мозга как источника речевых им­пульсов, то в анатомическом расстройстве аппаратов, служащих непосредственно для артикуляции. Эта точ­ка зрения уже проглядывалась у Гиппократа, но с полной очевидностью выражена Галеном, и в форме Галеновой мысли она сохранила свою силу над умами вплоть до XIX в., и мы ее встречаем у всех знаменитых медицинских авторов: у Авиценны, у Шенка, у Мерку-риалиса, у Ривьера и у Галлера. Вот что говорит Гален: образование звуков речи производится языком при участии зубов, губ и носовых отверстий, далее при участии твердого неба, зева и собственной уздечки языка. Оттого у лиц, подверженных заиканию или косноязычию или иному недостатку речи замечается страдание какого-либо из поименованных органов, и это страдание бывает последствием порока образова­ния или же оно зависит от причин позднейшего про­исхождения...

Учение Галена, как мы уже сказали, сохраняло свою силу вплоть до XIX в. Но, анализируя самого Галена, мы видим, что основанием его воззрений по­служили клинические наблюдения Гиппократа, а в особенности естественно-исторические изыскания Аристотеля. Все, что касается связи между расстрой­ствами речи и страданиями мозга, принадлежит Гип­пократу, в остальном же Гален придерживается Ари­стотеля. Отрывки из Аристотеля цитируются не толь­ко Галеном, но почти всеми позднейшими авторами, и даже в XIX в. влияние Аристотелевых идей на учение о болезнях речи, в некоторых случаях, проглядывает с полной очевидностью. В виду этого мы изложим их с некоторой подробностью.

Исследуя язык и окружающие его части у пред­ставителей различных классов животного царства, великий естествоиспытатель классической древности приходит к заключению, что для произведения члено­раздельной речи необходим удобоподвижный, мягкий, длинный и в то же время широкий язык, нужны влаж­ные губы при нешироком отверстии рта и, наконец, необходимо присутствие зубов. Всеми этими принад­лежностями и свойствами наделены органы речи у человека, и только этим обусловливается способность произведения членораздельных звуков. Животные же, как, например, млекопитающие, снабжены слишком плотным, толстым и малоподвижным языком и потому обладают крайне ограниченной способностью артику­лировать звуки; птицы с широким языком издают зву­ки лучшего качества, чем те, у которых язык узкий; язык же змеи по своим крайним отношениям между длиной и шириной представляется лишенным способности издавать звуки. В таком смысле Аристотель развивает свои воззрения и в отношении строения зубов, губ и других частей. Например, птицы обладают сухими гу­бами (клювом) и это составляет невыгодную особен­ность и т. д. Исходя из этих данных, почерпнутых из сравнительной анатомии, Аристотель старается объяс­нить патологию речи у человека. По его мнению, те субъекты, у которых язык недостаточно удобоподвижен по необходимости должны быть косноязычны и шепе­лявы и вообще лишены способности ясно выговари­вать звуки, а те, у которых недостает языка или он слишком плотно прикреплен,— вовсе неспособны к речи, наконец, дети потому издают лепет и невнятные звуки, что у них язык еще недоразвит. Таким образом, способность речи, по мнению Аристотеля, зависит от того или другого строения и совершенства перифери­ческих органов речи, но не от разницы в строении нервных центров, как это мы принимаем в настоящее время. Хотя теория Аристотеля не соответствует исти­не, тем не менее она обладает всеми свойствами науч­ной теории, потому что представляет собой удачное обобщение всех известных тогдашней науке данных. Благодаря своей научности теория Аристотеля господ­ствовала более двух тысяч лет.

Гален, как мы видели, вполне разделяет идеи Аристотеля. У Меркуриалиса встречаем разъяснение и развитие идей Аристотеля и Галена. «Все расстрой­ства речи, говорит он, суть вообще симптомы пораже­ния животных функций, что зависит то от страдания мозга, как это бывает при психических болезнях, то от поражения аппаратов членораздельной речи, т. е. язы­ка и мускулов, его движущих, а также губ, зубов, носа, но главнейшим образом от поражения языка». Затем Меркуриалис исчисляет поражения артикуляторных органов, составляющих анатомический субстрат рас­стройств речи. Он говорит, что язык делается то слиш­ком плотным, то «очень длинным», то слишком узким, то «очень широким», а мышцы, движущие язык, то расслабляются, то припухают, зубы также бывают рас­положены не надлежащим образом или некоторых из них вовсе недостает и т. д.

Таким образом, классическая медицина, а за нею и средневековая видели причину болезней речи то в поражении мозга, то в анатомических расстройствах артикуляторных органов (языка и отчасти смежных частей), причем сущность болезни лежала, по поняти­ям того времени, в моментах чисто механических.

Сикорский ИЛ. О заикании. СПб., 1889. С. 2-32.

Раздел 2

НАКОПЛЕНИЕ ЛИНГВОПЕДАГОГИЧЕСКИХ

ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О РАЗВИТИИ ПРАВИЛЬНОЙ РЕЧИ У ДЕТЕЙ

(педагогические истоки )


Глава 7 ЗАПАДНАЯ ЕВРОПА. XVII - СЕРЕДИНА XIX вв.

К концу XVI в. и в первой половине XVII в. капи­тализм в Западной Европе стал серьезной, а в некото­рых странах решающей силой

В период буржуазных отношений наблюдались значительные сдвиги в идеологии. Формировалась прогрессивная светская, гуманитарная культура, обо­стрилась борьба материалистического и идеалистичес­кого направлений. Буржуазные идеологи подрывали диктатуру церкви, расшатывали основы теолого-схо-ластической идеологии. При этом используя культур­ное наследие античной древности.

Основными признаками эпохи Возрождения в це­лом были: быстрый рост культуры, возрождение антич­ной культуры, антагонизм аскетизму и схоластике Средневековья. В широком кругу разнообразных инте­ресов и знаний выдающихся людей эпохи Возрожде­ния медицина занимала почетное место.

Крупные деятели этой эпохи интересовались ме­дициной. Врачи, в свою очередь, обладали самыми раз­нообразными знаниями. В социальных утопиях эпохи Возрождения Томаса Мора (1478—1535), ТоммазоКам-панеллы (1568-1639), Фрэнсиса Бэкона (1561-1626) поднимались вопросы медицины, и врачу отводилось большое место в разрешении вопросов как личной, так и общественной жизни.

Реформы в науке и культуре эпохи Возрождения существенно коснулись и вопросов воспитания детей.

Появились теории о необходимом воспитании и обуче­нии детей, новые школы.

Английский мыслитель-гуманист Томас Мор впер­вые выдвинул идею о соединении теоретического об­разования с трудом, провозгласил принципы всеоб­щего обучения, требовал обучения на родном языке учащихся. В середине XVII в. чешский мыслитель и педагог Я.А. Коменский заложил основы педагогики Нового времени, выдвинул идею «учить всех всему». В конце XVII в. английский философ и педагог Д. Локк создал систему умственного, физического и нрав­ственного воспитания детей буржуазии. В XVIII в. французские просветители Ж.Ж. Руссо, К. А. Гельве­ций, Д. Дидро, швейцарский педагог И. Г. Песталоцци и др. выступили с беспощадной критикой всех уста­новлений феодализма, обратив особое внимание на проблемы воспитания подрастающего поколения. Им казалось, что именно с помощью разумно организо­ванного воспитания можно будет устранить большин­ство царящих в мире социальных пороков и неспра­ведливостей.

Ссылки на Локка, Гельвеция и Руссо можно найти в работах почти всех русских деятелей просвещения и здравоохранения XVIII —XIX вв. Писатели эти были подлинными властителями дум в области педагогики в России того периода.

Касаясь разных проблем общего воспитания и обучения подрастающего поколения, мыслители-гума­нисты немаловажное значение придавали и пробле­ме формирования правильной речи, ее значению в воспитании гармонически развитой личности ре­бенка.

Ян Амос Коменский

Ян Амос Коменский (1592— 1670) — славянский педагог — демократ и гуманист, принадлежит к числу выдающихся мыслителей XVII в.

Несмотря на полученное им богословское образо­вание и сан священника, а затем епископа религиозной общины «чешских братьев», он в своих педагоги­ческих взглядах примыкал к самым прогрессивным представителям науки, философской мысли того вре­мени. Научно-педагогические взгляды Коменского проникнуты демократизмом.

Улучшение мира, его переделка, по мнению Я.А. Коменского, возможна лишь путем всеобщего, равного для всех детей обоего пола образования и воспитания, вооружения подрастающего поколения реальными знаниями с помощью методов, облегчаю­щих учение и делающих его радостным.

В многочисленных трудах Я.А. Коменского была впервые представлена развернутая система обучения и воспитания от рождения до зрелости и заложены осно-вы педагогики как самостоятельной области знаний.

В заглавии своего раннего, главнейшего педагоги­ческого трактата — «Великая дидактика»— Коменс­кий ставит своей задачей разработать теорию «учить всех всему» (I, т. 1, с. 242).

В его системе воспитания и обучения детей имеет­ся целый ряд вопросов, касающихся необходимости формирования у них правильной речи. В частности, определяя конкретные задачи образования, Коменс­кий отмечает, что они сводятся не только к хорошему знанию природы и общественных отношений, но и к умению действовать и все подчинять на пользу чело­века, и, наконец, к умению говорить, т, е. передавать другим свои знания и умения. «Быть разумным созда­нием — это значит все исследовать и давать всему имена и все исчислять, т. е. знать и иметь возможность назвать и все понять, что находится в мире» (I, т. 1, с. 268).

В перечне элементов знаний, подлежащих усвое­нию в «материнской школе» (воспитание детей до 6 лет), Коменский называет метафизику, естествознание, оптику, астрономию, географию, хронологию, детскую грамматику, начало риторики и др.

Говоря о значении речи в общем развитии ребен­ка, Коменский подчеркивал, что «мы учимся одно — знать, другое — делать, третье — говорить, или луч­ше — всему (знать, действовать, говорить), кроме дур­ного» (I, т. 1, с. 211). И далее Коменский считает, что в первые 6 лет детям нужно давать образование: в пони­мании вещей; в физических трудах и в ловкости; в искусстве речи; в правах и добродетелях; в благочес­тии; при хорошем здоровье и невредимости.

«Противоядием невежеству является образова­ние... — писал Коменский. — Оно будет полным, если ум обрабатывается для мудрости, язык для красноре­чия, руки для искусного исполнения в жизни действий. Эти три вещи — разум, действия, речь — и есть соль жизни». Ведь и в самом деле, далее указывал он, мы не можем ни действовать, ни говорить разумно, если предварительно не поймем правильно ни того, что нужно делать, ни того, о чем нужно говорить. При этом он считал, что учить только умению говорить и не учить вместе с тем понимать — это значит не усовершенство­вать человеческую природу, а только придать ей на­ружное поверхностное украшение (I, т. 2, с. 166).

Таким образом, Коменский придавал большое зна­чение правильной речи в общем развитии человека, видел ее серьезное значение в общей системе обуче­ния ребенка. «Речь пусть будет предназначена для того, чтобы учить или учиться, иначе лучше молчать» (I, т. 2, с. 166) — писал он.

Говоря о необходимости развития речи, о связи развития речи и разума, Коменский даже дает ряд практических советов, каким образом нужно искусно упражнять детей в развитии речи (I, т. 1, с. 227).

Он пишет, что две особенности решительно отлича­ют человека от животного: разум и речь. Разум, считает он, нужен человеку для самого себя, а речь — для ближ­него. Поэтому нужно проявлять одинаковую заботу о том и другом, чтобы и ум, и язык были у человека как можно более развиты и усовершенствованы (I, т. 1, с. 227).

Говоря о пользе точного использования слов, Коменский указывал, что человеческий язык состоит из слов, которые относятся не к чему-то несуществую­щему, но к определенным вещам, явлениям и т. д. Они как бы переносят их образ из ума говорящего в ум слушающего. Поэтому ничего не обозначающие слова бесполезны, точно так же, как и те слова, которые име­ют определенное значение, но оно нам неизвестно. Следовательно, и речь тем лучше, чем более она содер­жит вещей и смысла, и тем непригоднее, чем менее заключает она вещей и понимания. Ибо именно в этом заключается преимущество человеческой речи перед словами попугаев и преимущество разговора мудрых мужей перед болтовней старых баб (I, т. 2, с. 100).

В «Правилах поведения для юношества» Коменс­кий рекомендует: «Если нужно говорить, то сознание должно предшествовать языку, а не наоборот, чтобы не заниматься и не брать назад свои слова, если скажешь что-либо неподходящее» (I, т. 2, с. 166).

Я.А. Коменский делает попытку определить нача­ло развития речи у ребенка, ступени развития языка. Он считает, что начало развития речи у детей может проявляться с 6 месяцев, но обычно это наблюдается в конце первого года. В это время в детском языке фор­мируются отдельные звуки, слоги. На следующий год это обыкновенно проявляется полнее. При этом ум­ственные способности и охота к учению, отмечает Коменский, проявляются у детей с крайней неравно­мерностью — у одних раньше, у других — позднее. «Некоторые двухлетние дети уже прекрасно говорят и быстро все воспринимают, другие в пять лет, едва делают то же самое» (I, т. 1, с. 446).

Эту же мысль о неравномерности развития речи у детей Коменский подчеркивает в своем руководстве для матерей по воспитанию детей до школы («Мате­ринская школа», 1633 г.), в котором дана тщательно разработанная программа, а также методика воспита­ния и обучения маленьких детей. Он пишет здесь: «В этом первом детском возрасте (имеются в виду дети до 6 лет. — В. С.) не все дети обладают одинаковыми способностями: некоторые дети начинают говорить на первом, а некоторые — только на втором или даже на третьем году) (I, т. 1, с. 213).

Для развития речи маленьких детей Коменский считает необходимым с первого-второго года жизни обучать их произносить некоторые слова, начиная с легких: тетя, мама, папа и др. «Так необходимо посту­пать, ибо сама природа приказывает начинать с более легкого, т. к. детскому, впервые упражняющемуся язы­ку трудно произносить так, как произносим мы, взрос­лые» (1, т. 1, с. 227).

Коменский считал, что для рационального занятия языками существуют 3 ступени: лепет (отдельные сло­ва), связная речь, красноречие. На первой ступени изучается основание языка, слова, которые в отдель­ности надо понимать, произносить и изменять.

На второй ступени учат, как связывать из слов фразы и строить из них предложения и периоды.

На третьей ступени — как из всех этих словесных элементов вытекает поток речи, приятный и действу­ющий на других. При этом Коменский считал, что для развития языка целесообразно и полезно организовы­вать разговоры детей вне обычного времени занятий. Необходимым условием формирования правильной речи Коменский справедливо считал хорошо развитое слуховое восприятие у ребенка, поэтому он рекомен­довал при воспитании детей «давать в руки свирель, бубен, детский струнный инструмент, чтобы, свистя, звеня, треща, они приучали слух к восприятию различ­ных звуков или даже подражали им» (I, т. 1, с. 226).

В системе воспитания детей Коменского находит место необходимость воспитания чистой в звуковом отношении речи детей. Дети должны «правильно гово­рить на родном языке, т. е. отчетливо произносить бук­вы, слоги, слова» (I, т. 1, с, 444). Ребенок должен гово­рить ясно и отчетливо, чтобы его можно было понять. Поэтому «...как только языкудетей начинает действо­вать лучше (имеется в виду младший возраст. — В. С), вредно позволять им говорить картаво. Иначе, когда дело дойдет до изучения более важного, они вынужде­ны будут наконец говорить правильно и отучиваться от того, чему ранее научились неверно» (I, т. 1, с. 227). В «Правилах поведения для юношества» (I, т. 2, 02 с. 166) Коменский определенно рекомендует: «Чтобы быть вполне понятым, выговор должен быть ясен и отчетлив».

Большое значение Коменский также придавал развитию словаря детской речи.

В первое шестилетие, считал, он, дети первоначаль­но воспринимают все в общих, неясных очертаниях, замечая, что они видят, слышат, вкушают, осязают. В это время необходимо довести ребенка до того, что­бы он знал, что такое вода, земля, воздух, огонь, дождь, снег, лед, камень, железо, дерево, трава, птица, рыба и пр. Он должен знать также названия внешних членов своего тела; различать и называть свет и тьму; узна­вать и называть небо, солнце, луну, звезды. Он учится понимать, что такое гора, долина, поле, река, селение, город; что называется часом, днем, неделей, годом; что такое лето, зима и пр. (I, т.1, с. 312 — 243)

«Грамматика — по мнению Я.А. Коменского — для первых шести лет будет состоять в том, чтобы ребенок мог назвать столько вещей, сколько их знает, хотя бы он мог выразить это пока и с ошибками»... (I, т.1, с. 212). Он считает, что на четвертом, пятом, шестом году вме­сте с пониманием окружающего речь детей будет од­новременно и обязательно обогащаться. При этом он рекомендует не пренебрегать упражнениями, чтобы дети привыкли называть своим именем все, что видят дома, вокруг и чем занимаются. Поэтому нужно чаще ставить вопросы: Что это такое? Что ты делаешь? Как это называется? При этом всегда нужно обращать внимание на то, чтобы дети произносили слова пра­вильно и отчетливо. Здесь же он указывает на целесо­образность использования для чистоты произношения проговаривание скороговоркой каких-либо длинных или сложных слов типа Таратануара, Навуходоносор и пр. (I, т.1, с. 227-228)

При развитии фразовой речи у детей до шестилет­него возраста Коменский отмечал способность и необ­ходимость обучения припоминать и рассказывать, что произошло недавно, как тот или другой ребенок в том или ином случае действовал. Дети должны учиться понимать, кода говорится много и мало, уметь считать, хотя бы до десяти. Ребенок, замечая, что разговор ведется путем вопросов и ответов, и сам также приуча­ется спрашивать и отвечать на вопросы. Следует толь­ко приучать детей ставить подходящие вопросы, а на вопросы отвечать прямо; приучать детей твердо дер­жать мысль в пределах предложенной темы, а не от­клоняться в сторону.

При этом Коменский обращает внимание на необ­ходимость воспитания выразительной речи детей и на воспитание соответствующей характеру речи жести­куляции, а именно при вопросе повышать последние слоги, а при ответе понижать и т. п. (I, т. 1, с. 144).

В «Правилах поведения для юношества» (I, т. 2, с. 166) он рекомендует: «Если говоришь, то говори язы­ком, а не головой или рукой, или всем телом, то есть не качанием тела и жестами». И там же: «Если спрашива­ешь или отвечаешь на вопрос делай это ясно, коротко и просто».

Для воспитания выразительности речи у детей Коменский считает необходимым знакомить детей с поэзией, заучивать как можно большее количество маленьких стихотворений, ритмических или метричес­ких, обычно употребляемых в отечественном языке (I, т. 1, с. 444).

Особое внимание он обращал на развитие умерен­ности пользования речью. Дети «должны приучаться не болтать постоянно и не выбалтывать всего, что по­падется на язык, а разумно молчать, когда того требует дело или окружающая обстановка» (I, т. 1, с. 445). В «Ма­теринской школе» он повторяет эту мысль, говоря, что детей «нужно приучать не только говорить, но и мол­чать, где это необходимо» (I, т. 1, с. 210).

Он считал, что, пока дети еще учатся говорить, им нужно предоставить свободу говорить и возможно больше лепетать. Но после того как они научились говорить, будет весьма полезно научить их также мол­чать. При этом он ссылается на мнение Плутарха: кто думает, что молчание — дело ничтожное, тот неразу­мен. Началом великой мудрости является возможность разумно пользоваться молчанием.

В своих произведениях Я.А. Коменский также уде­лял внимание необходимости развития голоса маленького ребенка. «Жалобы... и плач— первая наша музыка, удержать от которой детей невозможно, а если бы даже и было возможно, то было бы вредно, так как плач приносит пользу здоровью» (I, т. 1, с. 226). Он считал, что, пока нет остальных упражнений в движе­ниях у ребенка, его грудь и внутренние органы таким способом освобождаются от того, что в них излишне. При этом замечал, что на втором году детям начинает доставлять удовольствие также и посторонняя музыка, то есть пение, треск, игра на музыкальных инструмен­тах. В «Правилах поведения для юношества» (I, т. 2, с. 106) рекомендовал: «И голос у говорящего должен быть мягким и спокойным, а не крикливым, раздража­ющим слух, но и не бормочущим про себя, едва дохо­дящим до слуха».

В трудах Коменского имеются и некоторые указа­ния на подготовку к обучению маленьких детей пись­менной речи. В седьмой главе «Материнской школы» он указывает на обязательность занятий с детьми по рисованию и письму. По его мнению, на четвертом или на пятом году жизни ребенка следует предлагать ему мел, чтобы он ставил точки, проводил линии, крючки, кресты, круги. В виде игры или для развлечения. Сле­дует показывать, как это делается. Таким образом, он приучится в будущем держать мел и писать буквы (I, т. 1, с. 225 —226).

Таким образом, в трудах Я.А. Коменского мы об­наруживаем большой круг вопросов, касающихся развития правильной речи у детей: для чего нужна речь человеку; значение речи в общем развитии ре­бенка; необходимость развития речи у детей их ин­теллекта; значение правильного использования слов; начало и ступени развития речи у детей; о необходи­мости развития слухового внимания, чистого звуко-произношения и богатого словарного запаса, грам­матически правильно построенных фраз; об умерен­ном использовании жестикуляции и речи человеком; о выразительности и голосе в речевом процессе; о подготовке маленьких детей к обучению письменной речи.