Каган М.С. Философия культуры. Учебное пособие. СанктПетербург 1996 г
Скачать 2.7 Mb.
|
Глава 13 ЧЕЛОВЕК КАК ТВОРЕНИЕ КУЛЬТУРЫ И НАЧАЛО НОВОГО ВИТКА СПИРАЛИ 1 Завершая рассмотрение цикла функционирования культуры, мы возвращаемся к человеку, поскольку он является не только творцом культуры, но и ее творением. Распредмечивая человеческое содержание, заключенное в предметности культуры, человек вбирает его в себя, усваивает его и присваивает, становясь тем самым культурным существом. Естественно, что обретаемое им при этом богатство культурных качеств по своему строению подобно тому, какое составляло ансамбль "сущностных сил" людей, творивших "вторую природу", и что тем самым те, кто ее распредмечивает, уподобляются тем, кто в ней себя опредмечивал. Это значит, что наши потребности, способности и умения являются даром культуры, и даже те из них, которые обусловлены нашей биофизиологической природой, оказываются "обработанными" культурой. Чем богаче сложившийся у индивида в процессе его приобщения к культуре состав потребностей, способностей и умений и чем он более человечен, т. е. духовен, тем выше уровень его культуры. Поскольку же и потребности, и умения модифицируются в зависимости от вида деятельности, который они мотивируют и реализуют, постольку своеобразие культуры каждой личности определяется конкретным соотношением усвоенных ею знаний, выработанных ею ценностей, обретенных ею идеалов, мерой ее общительности и качеством ее художественного вкуса, т. е. потребности, способности и умения "жить" в искусстве, а не только в жизненной реальности; собственно говоря, это и имеется в виду, когда говорят о "всестороннем и гармоничном развитии личности". Но и стремясь к достижению этого идеала, мы должны понимать, что он может быть лишь результатом, итогом длительного и неравномерно протекающего процесса развития личности, в котором удельный вес каждого потенциала и его роль в целостной жизнедеятельности человека существенно меняются. К сожалению, педагогика и педагогическая психология не выработали еще серьезно обоснованную периодизацию жизненного пути человека; интересные опыты, сделанные Л. Выготским, В. Ананьевым, Д. Элькониным, не обладают желательной убедительностью, потому что не имели в своей основе разработанную теорию деятельности. Если же исходить из того понимания строения деятельности человека, которое изложено выше, то хроноструктура онтогенеза, определяющая динамику вхождения индивида в культуру, предстанет перед нами в таком виде. Первый его этап — младенчество, охватывающее примерно первые три года деятельности, доступной ребенку изначально, — общение. Оно начинается с обмена улыбками с матерью, с обращения к ней и к другим вступающим с ним в контакт людям и к домашним животным неартикулированными, но эмоционально-выразительными звуками, и развивается по мере овладения ребенка речью и способностью прямохождения, освобождающей руки для любых необходимых действий и обеспечивающей возможность свободного передвижения в пространстве. Но если первые звуковые, мимические и жестовые обращения являются еще в сущности природными средствами общения, то словесная речь и формы поведения, которым взрослые учат ребенка, являются уже продуктами культуры. Таким образом, процесс культурации только начинается на этом этапе жизни, а социализация фактически еще не доносит до ребенка свои воздействия. Понятно и то, что мышление, ценностное сознание и продуктивное воображение в этом возрасте развиваются несравненно медленнее и слабее, чем общительность, вырастающая из любовной привязанности ребенка к матери, отцу, бабушке, няне, т. е. к тем людям (а подчас и животным), с которыми он находится в постоянном контакте. Второй этап онтогенеза — детство, простирающееся примерно от 3 до 6—7 лет, т. е. до поступления ребенка в школу. В эти годы ведущим видом деятельности психологи считают игру; однако тут имеется в виду ролевая игра, которая, как было показано выше, представляет собой самодеятельное искусство — художественно-образное воссоздание поведения и действий взрослых, осуществляющееся лишь в игровой форме; поэтому основной формирующей ребенка в этом возрасте силой становится художественное общение. Все содержание культуры, доступное ребенку, включается в процесс формирования его сознания преимущественно через эту его художественно-игровую самодеятельность; она дополняется влиянием плодов художественного творчества взрослых, создаваемых специально для детей или унаследованных от детства человечества, — сказок, поэтических и рисованных книжек, настольных игр, оформленных художником, народных песен и музыки, написанной для детей композиторами, мультфильмов. И хотя в эти годы детей учат писать и считать, очевидно, сколь несоразмерна роль знаний и умений по сравнению с ролью искусства в процессе формирования психики ребенка — развитие воображения и способности общения значительно опережают обретение знаний и смысложизненных ориентации. Третий этап человеческой жизни начинается с переломного для ребенка события — прихода в школу, т. е. перехода от "возраста игр" к "возрасту учения", и завершается другим, не менее важным для него переломом — половым, созреванием; следовательно, это время от 6—7 до 13—14 лет. Здесь вновь меняется деятельностная доминанта — ею становится теперь познание мира, осуществляемое с помощью учителей и учебников; оно приводит к активному, опережающему все другие психические процессы, развитию абстрактного мышления, оттесняющему на задний план художественную фантазию, как и вообще способность продуктивного воображения, равно как и эмоциональную отзывчивость и потребность общения. Хотя такая рационалистическая односторонность приобщения школьника к культуре имеет в наше время гипертрофированный и потому уродующий детскую психику характер, само превращение изучения основ наук в доминирующий в этом возрасте вид деятельности закономерно в современной цивилизации, направляемой потребностями научно-технического прогресса. Четвертый этап жизненного пути личности имеет своим нижним рубежом половое созревание, приобщающее юношу и девушку к разряду взрослых людей, рождающее соответствующее самосознание и иной, нежели прежде, круг интересов, а верхним рубежом — завершение учения, в средней школе или высшей, в данном случае значения не имеет, и выход к самостоятельной предметно-созидательной деятельности, V. профессиональному труду в той или иной области. Перемены, вызванные половым и психическим созреванием, влекут за собой потребность в мировоззренческой рефлексии, в обдумывании системы ценностей для ее осознанного приятия или пересмотра сложившейся ранее, причем ценностные позиции юный человек хочет почерпнуть не из учебников или уроков, не как отвлеченные знания о ценностях, получаемые в готовом виде, а обрести их в собственном живом опыте и общении со сверстниками, а затем и с героями книг, фильмов, пьес, а через них — с поэтами, романистами, актерами. Получение знаний становится теперь преимущественно средством для обоснования вырабатываемых мировоззрения и самосознания, охватывающих нравственные, политические, эстетические, религиозные или атеистические взгляды и художественные вкусы. Подчеркну, что роль искусства резко возрастает в это время в жизни, в воспитании и самовоспитании молодого человека, потому что оно значительно расширяет его собственный, крайне узкий еще, реальный опыт опытом воображаемой жизни в мирах, созданных У. Шекспиром, Л. Толстым, Э. Хемингуэем” Ф. Феллини, в которых ищут ответа на основные смысложизненные вопросы. Соответственно в этом возрасте преодолевается былая неравномерность развития сознания юношей и девушек: формирование духовных чувств — нравственных, политических, эстетических, нередко и религиозных — "догоняет" достигнутый прежде уровень абстрактного мышления, а потребность в идеалах, удовлетворяемая главным образом с помощью искусства, развивает силы воображения. Вместе с тем возможность активного участия в общественной жизни резко повышает роль социализации в формировании сознания молодых людей, вплоть до прямого их участия в политической борьбе, в революционных движениях, гражданских войнах. В пятый этап жизни личности, начинающийся с переходом от учения к продуктивному труду и завершающийся с переходом от труда к "заслуженному отдыху" пенсионерского существования, человек входит, таким образом, духовно сформировавшимся и с более или менее полно, разносторонне развитым сознанием. Но тут перед ним раскрываются две возможности: сохранять обретенные знания, ценности, идеалы, вкусы либо продолжать овладевать богатствами культуры с помощью самообразования, самовоспитания, самообщения. Этот путь приобщения к культуре особенно значим в нашу эпоху, когда значительно расширился круг интеллектуально развитых людей, подготовленных предшествующим воспитанием к дальнейшему самостоятельному духовному развитию, тем более что современная цивилизация создает для этого все условия организацией книгоиздательского, музейного, науч-но-популяризационного дела и культурно-просветительной работы. Все зависит, следовательно, от того, удалось ли в процессе формирования личности воспитать у нее потребность в непрерывном расширении своего культурного тезауруса, в непрекращающемся духовном обогащении. Тут в полнэй мере применим важный вывод современной педагогической психологии: воспитание есть не что иное, как формирование духовных потребностей, а одной из них является потребность не знающего предела, ненасытного культурного возвышения. По мере взросления человека расширяется спектр вариаций индивидуальной культуры. На ранних фазах жизненного цикла деятельностная доминанта является одной и той же у всех младенцев, детей, подростков, поскольку своеобразие личности еще только формируется, а общество ставит ее в достаточно жесткие условия единой программы дошкольного и школьного обучения и воспитания. Когда же личность обретает свободу действий — в выборе профессии, образа жизни, заполнения досуга, когда индивидуальная структура ее интересов, склонностей и способностей, дарований, потребностей, установок, равно как и иерархия ее ценностей, складываются окончательно и получают возможность более или менее полно реализовываться, мы сталкиваемся уже не с единым возрастным типом культуры, а с целым типологическим спектром, каждая "полоса" которого выражает особую иерархическую структуру деятельностных ориентации личности. Один из таких типов можно назвать условно "культурой эрудита": речь идет о культуре, основанной на доминировании познавательной деятельности, проявляющейся в предельно широком накоплении личностью знаний. В зависимости от характера этих знаний данный тип культуры разделяется на подтипы — социально-гуманитарный и естественно технический. Их различия столь значительны, что в определенных социальных условиях они могут стать чуть ли не антагонистичными — вспомним осуществленный Ч. Сноу анализ драматических взаимоотношений этих "двух культур" в современном обществе. Задача завтрашнего дня — преодолеть этот антагонизм, хотя различия между данными подтипами культуры всегда будут, ибо они обусловлены особенностями лежащих в их основе типов знания, а значит, и психологии добывающих их людей. Другой тип индивидуальной культуры, основанной на доминанте преобразовательной деятельности, назову "культурой практика"; и он имеет две разные модификации — социально-организационную и производственно-техническую (последняя охватывает и медицинскую, и педагогическую, и все иные формы практической деятельности, в которых высокая степень владения собственной техникой и технологией определяет уровень культуры труда). Третий тип культуры личности, имеющий доминантой ценностно-ориентационную деятельность, можно было бы назвать "культурой моралиста"; разумеется, ценностные ориентации не сводятся к нравственным позициям личности, но иключают и политические, и религиозные или атеистические, и эстетические убеждения, однако нравственные ценности образуют незыблемое ядро ценностных ориентации конкретного человека (встречаются ведь люди, совершенно индифферентные в политическом, религиозном и даже эстетическом отношениях, но нет и не может быть человека, выключенного из моральных отношений, ибо они резюмируют взаимоотношения людей в их повседневном бытии). Данный тип культуры характеризуется обостренным интересом личности ко всем мировоззренческим, смысложизненным проблемам. Четвертый тип индивидуальной культуры, основанный на доминанте общения во всей совокупности проявлений жизненной активности личности, можно определить как "культуру общительного человека". Системообразующим фактором является здесь стремление к совершенным человеческим взаимоотношениям как высшей ценности жизни и деятельности личности, которой подчинены все остальные ценности — познания, практики и т. д. Пятый тип культуры в данном таксономическом ряду — "культура художника". Речь идет о такой структуре деятельности, в которой доминантой является художественная деятельность. Вряд ли надо специально оговаривать, что в данном случае, как и во всех других, роль культурной доминанты определяется не формально — профессией личности, а содержательно — тем, какой ценностью обладает для нее художественное творчество', если оно есть лишь средство заработка, завоевание престижа и тому подобных внеэстети-ческих целей, профессиональное занятие искусством не определяет характер культуры личности; искусство определяет тип культуры лишь у человека, для которогохудожественное творчество — реализация глубинной потребности, определяющей самый смысл его существования. Тогда художест венная деятельность начинает влиять на все другие сферы культуры личности, оттесняя их на задний план и подчиняя ее художественным интересам. 2. Заинтересованная в предельно эффективном формировании человека, культура изобрела для этого два основных института — семью и школу. Рассмотрим роль той и другой в этом процессе более внимательно, тем более, что наша культурологическая мысль проблему эту не удостаивает внимания (как, впрочем, вообще проблему детства), а педагогическая мысль неправомерно преувеличивает роль школы и недооценивает значение в данном процессе семьи. Известно, что семья как определенная структура совместного существования индивидов возникает уже у животных — она создает оптимальные условия для выведения и выращивания потомства. Семья людей складывается изначально на той асе основе и для тех же целей. Однако особенности человеческого бытия радикально изменили формы, значение и развитие семейных отношений. Семья становится долговременной, прочной системой, ибо передача детям тех поведенческих программ, которые не передаются генетически, требует гораздо больше времени и труда; семья и должна создать наиболее благоприятные условия для того, чтобы ребенок начал усваивать опыт человеческого поведения, накопленный всей предшествующей историей человечества, а это может произойти лишь в прямом и длительном, многолетнем общении детей и родителей. Задачей семьи становится, следовательно, не только физическое детопроизводство, кормление и защита потомства, но и процесс его "очеловечивания", т. е. превращения каждого младенца, вступающего в жизнь лишь маленьким животным, лишь "кандидатом в человека", по меткому слову одного французского психолога, в действительного Человека, живущего и действующего по-человечески. Великое значение семьи в жизни человечества ощущалось издавна — задолго до того, как она стала предметом научно-теоретического изучения, семейные отношения уже осмыслялись образно, начиная с их отражения в мифах многих народов и в фольклоре; прочное место заняли они в сюжетном репертуаре литературы, театра, живописи в античной художественной культуре, в средневековом и ренессансном религиозном искусстве, одним из излюбленных образов которого было Святое семейство, затем в светском искусстве Нового времени, в котором место божественной семьи заняла в жанре группового портрета семья бюргерская и широкое развитие получил новый жанр словесного искусства — роман, концентрировавший свое внимание на жизни драматической истории семей — Ругонов и Макаров у Э. Золя, Будденброков у Т. Манна, Форсайтов у Д. Голсуорси, Карамазовых у Ф. Достоевского, Карениных и Ростовых у Л. Толстого, Артамоновых у М. Горького, Тибо у Р. Мартен дю Гара, Сноупсов у У. Фолкнера. В XX в. семья вошла в поле зрения гуманитарных и социальных наук, став предметом пристального внимания этнографии, этологии, педагогики, этики, социологии, сексологии, демографии. Ибо семья — не просто ячейка общества, но его модель, микромир широкого социального макромира. Это сказывается, во-первых, в том, что семья имеет два измерения — горизонтальное и вертикальное, отражающие оба измерения социального бытия — пространственное и временное, т. е. социально-структурное и историческое: действительно, семья объединяет, с одной стороны, представителей обеих сосуществующих составных частей человечества — мужчину и женщину, а с другой — представителей сменяющих друг друга поколений — родителей и детей. Во-вторых, отношения всех членов семьи объединяют обе формы связи человека с человеком, выработанные в истории культуры, — коммуникацию и общение, т. е. передачу разнообразной информации теми, кто ею владеет, тем, кто ее должен получить, и совместную выработку новой информации, которая делает участников этого процесса не "учителями" и "учениками", "отправителями сообщений" и их "получателями", а партнерами, равноправными соучастниками единого продуктивного действия, основанного на дружбе и любви. В-третьих, семья — если она, разумеется, полноценная — представляет собой идеальную модель организации человеческого общежития, поскольку осуществляет принцип, названный древними греками "единством разнообразия": это выражается в том, что каждый член семьи, включая детей и стариков, является своеобразной, уникальной личностью, обладающей правом на проявление своих интересов, потребностей, склонностей, а одновременно связь этих уникальных личностей образует целостное единство, которым каждый член семьи дорожит так же, как собственной свободой, и стремится его беречь так Школа явилась другим "изобретением" культуры, которое вывело передачу знаний и умений за пределы первоначального непосредственного контакта родителей и детей, сделав продуктивными образование и обучение одним учителем больших групп учеников, ибо всем им, независимо от индивидуальности каждого, должны быть переданы единые знания, умения и ценности (индивидуальный подход в школьной педагогике касается только способа усвоения знания и умения, но не их содержания). Что же касается формирования индивидуальности во всей полноте образующих ее качеств, то возможности школы здесь существенно ограничены. Они ограничены по ряду причин. Во-первых, потому, что в школу приходят дети с уже сложившимися основами индивидуально-личностного сознания. Школа может доводить, корректировать, подчас исправлять плоды начального семейного воспитания, но она получает маленького человека уже очеловеченным, с прочно заложенными в его психологии чертами характера, потребностями, установками, жизненной позицией, зарождающейся духовностью. И все, что ценностное сознание ребенка станет получать в школе, он будет сравнивать с тем, что уже знает по собственному опыту жизни в семье; когда эти информационные "заряды" противоречат друг другу, может пересилить и тот и другой, но сам конфликт не может не сказаться отрицательно на детской психике. Во-вторых, профессиональная задача каждого педагога — нести знания и формировать умения в своей специальной области (математической, биологической, спортивной и т. п.), и все остальное неизбежно оказывается на периферии его внимания. В-третьих, имея десятки, если не сотни учеников, учитель не может общаться с каждым как с целостной, своеобразной, уникальной личностью. Я не говорю уже о том, что подобное стремление далеко не всегда присуще школьной педагогике, — античная гимназия да и средневековая монастырская школа и университет отнюдь не стремились к развитию личностного начала в учениках и студентах — в традиционных культурах, господствовавших в дорснессансной истории Европы, еще не осознавалась ценность индивидуальности; они потому и назывались "традиционными", что индивид должен был полностью и безоговорочно подчиняться традиционным формам поведения: "так думали, так считали, так поступали отцы и деды, и потому ты обязан так думать, считать, поступать" — таков принцип традиционной культуры, поныне сохраняющийся на Востоке и являющийся одним из основных отличий типов ментальности "восточного" человека. Такой культурный консерватизм тотален — он охватывает и нравственный, и политический, и религиозный, и эстетический аспекты сознания и поведения. Хотя Возрождение открыло перед культурой путь развития личностного начала в человеке, радикально преобразовывавший весь характер европейской культуры, история Нового времени принесла немало попыток возвращения к принципам традиционализма — самыми живыми и яркими примерами являются тоталитаристские системы фашистского и сталинского типа; они непосредственно сказались на школе, в которой задачи образования и обучения были потеснены целями политико-идеологического воспитания — воспитания фанатиков, преданных "фюреру" или "вождю" (что то же самое) и жертвовавших личностными качествами во имя чисто религиозного по сути поклонения Идее и ее обожествленному носителю. Мы убеждаемся сегодня в том, что кровавые военные способы разрешения споров о владении тем или иным куском земли или о мере государственной самостоятельности оказываются возможными там, где ценность безличного признается абсолютной, а личность подлинной ценности не имеет (вспомним, как образно формулировал это когда-то В. Маяковский: "Единица — ноль", а истинной ценностью обладают 150 000 ООО"; вспомним и пророческий гротеск романа Е. Замятина "Мы". Развитой культуре, отвечающей потребностям демократически организованного общества, нужно определенное равновесие интересов социального целого и каждого члена этого целого, а значит — относительное равновесие в самом индивиде тех качеств, которые его объединяют с другими, и тех, которые его от них отличают, т. е. того, что делает его представителем данного общества, — оно ведь "одно на всех" своих членов, и того, что делает его своеобразной, неповторимой, уникальной личностью. Фундаментальное различие между семьей и школой и состоит в том, что если в процессе формирования вступающих в жизнь новых людей школа способна успешно социализировать ребенка, то семья призвана его индивидуализировать. В традиционной культуре такой функции у семьи не было — принцип "Домостроя" и аналогичные системы воспитания у других народов не содержали тех установок, которые Ф. Шлейермахер называл "индивидуацией". Однако в наше время в демократически устроенном обществе семья оказалась основным орудием культуры в решении этой задачи, и потому школьное образование ком и послеренессансным Западом). Следовательно, проблема состоит в понимании диалектики сохранения и изменения в истории культуры, которая и отличает социокультурный "механизм" наследования от биогенетического. Необходимость передавать из поколения в поколение накапливаемый опыт и одновременно его расширять, обогащать, развивать и делает бытие человечества историей, а не "топтанием на одном месте", простым репродуцированием действий предков. Так законом истории становится неразрывная при всей ее противоречивости — т. е. истинно диалектическая — связь традиции и новаторства. В процессе культурогенеза у человека сформировалась особого рода потребность выходить за пределы, повторения созданного, за пределы репродуцирования известного, за пределы традиционных форм поведения и созидать новое, совершенствовать усвоенное, разгадывать неизвестное. Проявление этой потребности — стремление каждого культурного человека к творчеству, к преодолению стереотипов, шаблонов, к внесению своего вклада в культуру. Эта потребность порождает и питает стимулы самообразования, самообучения, самовоспитания, духовного саморазвития. Этологи установили, что уже у животных наблюдаются действия исследовательского инстинкта, влекущего некоторые особи к нарушению стереотипных форм поведения и прорыву в неизвестное, — даже с риском для собственной жизни. Однако этот инстинкт проявляется у очень небольшого числа особей в пределах каждого вида и потому не нарушает абсолютного господства гомеостатического равновесия, выработанного в отношениях данного вида с природной средой (точно так же, как элементы научения остаются у животных элементами, ничего в принципе не меняющими в обусловленности их поведения генетически передаваемыми программами, реализующимися в инстинктах). Особенностью же человека многие философы не случайно считают творческое начало — хотя его действия немыслимы без связи с повторением усвоенного, со следованием традиции, но потребность выхода за пределы традиционного, разрыва с прошлым, преодоления стереотипов поведения является, действительно, атрибутивным качеством человека как субъекта деятельности. Разумеется, у разных людей, в силу врожденных индивиду качеств его психики, это проявляется более или менее сильно — мы ведь и отличаем талантливых людей, не говоря уже о гениях, по наличию у них творческого дара; потому культура устанавливает необходимое ей своеобразное разделение труда — между теми, кто по преимуществу создает новое, и теми, кто главным образом воспроизводит, сохраняет это новое, превращает его во всеобщее достояние. Не лишним будет повторить, что и на разных этапах истории человечества и в разных типах культуры удельный вес и авторитет творчески обновляющей и сохраняющей созданное активности человека существенно меняются. О длительном процессе исторического становления культуры можно сказать, что переход от животного образа жизни к человеческому выразился в постепенном накоплении сил новаторства, которое и вырывало людей из-под власти законов природы; но все новое требовало повторения и сохранения, т. е. превращения в традиционное. В конечном счете сила традиции брала верх над устремлениями новаторства, делая культуру на протяжении многих тысячелетий традиционной, по сложившейся в науке терминологии. Конкретное содержание традиций могло меняться, у разных народов оно во многом различалось, но традиционность как таковая, как закон, либо неписаный, либо фиксировавшийся в тех или иных текстах, сохраняла господствующие позиции в культуре, вплоть до становления в Европе в Новое время научно-технической цивилизации, и жестко, императивно утверждала власть прошлого над настоящим. Традиция оказывалась особенно сильной потому, что освящалась религией, которая объявляла сложившийся образ жизни не человеческим, а Божественным установлением и соответственно всякую новацию — ересью, т. е. преступлением против Бога. Корни же традиционного характера данного типа культуры лежали в примитивном крестьянском и городском ремесленном производстве, стабильном по технико-технологической основе и прочно сохранявшим свои приемы благодаря прямой передаче опыта от отца к сыну, от мастера к подмастерью (который был чаще всего наследником мастера, что рождало многочисленные династии ремесленников). Традиционалист-ская регламентация жизни становилась всеобщей, всесторонней, тотальной — от канонизации религиозной и политической обрядности до формулирования незыблемых правил поведения человека в быту (типа русского "Домостроя") и иконографических схем в иконописи, композиционных структур в архитектуре, принципов формообразования в прикладном искусстве. Буржуазная культура, напротив, абсолютизировала ценность творчества, новизны, креативности, вплоть до того, что понятие "традиционного" приобрело отрицательный смысл, отождествленное с "репродукционным", "подражательным", "ретроградным", "бездарным", "ремесленно-ко-пийным", "нетворческим". Произошел этот переворот, разумеется, не сразу, не мгновенно — и XVII, и XVIII века в Европе сохраняли веру в высокое культурное значение традиции, находя ее и в античности, и в Возрождении; ссылка на учения Аристотеля и Платона, на стилевые принципы древнегреческого и древнеримского искусства оставалась решающим аргументом в дискуссиях этой эпохи, и само обозначение прошлого как "классического" выразило оценку его значения в истории как "нормы и непреходящего образца", говоря словами К. Маркса; еще французская революция конца XVIII века будет рядиться в античные одежды. И вновь подчеркну, что доминанта новаторства в новоевропейской культуре вырастала из материальной почвы — из потребности технико-технологического прогресса, который обеспечивается непрерывным совершенствованием производства, а оно зависит от развития науки и формирующейся в этих условиях психологии "детей", рвущих с заветами "отцов". И как бы много истинно ценного не принес культуре этот "культ новаторства", он завел западную цивилизацию в тупик Модернизма, не менее опасный, чем столь же однобокий традиционализм феодальной культуры. Задача, стоящая сейчас перед человечеством и все яснее осознающаяся в наше время, в контексте развития так называемого постмодернизма, состоит в поисках воссоединения новаторских устремлений культуры с традициями классики — иного пути спасения от индивидуалистически анархического хаоса у человечества нет. Более подробный разговор на эту тему еще впереди, а сейчас резюмирую, что какова бы ни была историческая мера проявления свободы в деятельности людей, ее имманентность деятельности приводит к тому, что культура. движется не по кругу, а по спирали, постепенно и все более быстро расширяя свое царство, а значит, играя все большую и большую роль в жизни человека. |