психолгическая поддержка матерей. Удк 616. 89 Ббк 53. 57 Д72 Рецензенты Членкорр. Российской академии образования, др психол наук, профессор, зав кафедрой психологии личности факультета психологии мгу им.
 Скачать 1.07 Mb.
|
|
- Верно. Или «Тебе нетрудно, ты с удовольствием общаешься». Да. Из зала: А как же «не»? Отрицание! - А вы что отрицаете - «нетрудно»? Есть такое выражение «нетрудность»? Легкость. «Тебе легко и свободно общаться». Из зала: «Ты легко и свободно общаешься». - «Легко и свободно» - можно. «Тебе нравится общаться с твоими одноклассниками». Этот блок завершили. Аффективный подблок. Она в депрессии, у нее астенический компонент и психогенные причины. Реактивная депрессия. Ну, что? формулируйте этот раздел. Что здесь будем говорить? Из зала: «В твоей голове только хорошие добрые мысли». - Опасная фраза. Вы загоняете ей в голову мысли. Внешнее воздействие. Мама суггестию проводит и вводит ей в сознание мысли. Нет, не пойдет. Так можно до бреда внешнего воздействия договориться. Из зала: «Ты веселая, жизнерадостная девочка». Из зала: А вот же было у нас «У тебя всегда хорошее настроение». Можно? - Да, пожалуйста. Из зала: А если туда вставить что-то о планах, которые реализуются? Такое антидепрессивное? - Это как? Из зала: «Твои планы всегда выполняются... получаются». Из зала: «Все, что ты хочешь, все, что ты задумала, все получится». - Ну, может быть. Но у нее все-таки главным образом аффективный компонент, который связан не с тем, что у нее что-то не получается. Он связан с тем, что бабка-«монстр» высасывает из нее энергию. У папы две жены: одна ее мама, а другая - пьяница, которая приходила. Кого папа будет выбирать? Она же тревожится. Только когда она убедилась, что это такая противная тетка, она сказала: «Нет, мама, ты намного лучше. Ты моя мама, ты лучше». Вот когда нам надо сформулировать что-нибудь конкретное, у нас всегда есть на помощь общее, так ведь? Там есть базовая фраза. Можно ее расцвечивать или нет? Если мы в процессе семейной терапии потихонечку убираем источники напряжения. Мы же не только суггестию проводим, мы же семейную терапию проводим. Думайте. Какая у нас базовая фраза? Из зала: «У тебя всегда хорошее настроение. Ты любишь улыбаться». - Вот, пожалуйста, сейчас у нее действительно хорошее настроение, и она все время улыбается. Из зала: А еще про мысли надо сказать, раз ее беспокоят мысли. - Значит, что надо сказать в конце мыслительного блока? Из зала: «Твои мысли добрые и красивые». - Да, у нее злобные. Из зала: «Ты думаешь о том, что тебе нравится». - Ну, как вы сформулируете фразы, направленные на ее контрастные навязчивости о плохом Боге и хорошем Дьяволе? Из зала: «Ты знаешь, что Бог хороший и он тебя любит». - Давайте обсудим. Тут есть предположение, что ее пугали Богом, Божьей карой, поэтому она его и не любит. Бабушка могла ее пугать, потому что ребенок слишком маленький, чтобы знать о Боге. Можно вставить такую фразу: «Ты уверена, что Бог хороший и любит всех детей, в том числе и тебя». Но не надо ее особенно выделять. Вообще мы вторгаемся в сферу духовную. Мы с вами не имеем права вторгаться в сферу духа, утверждать ребенку, что Бог хороший и вообще что он есть. Это задача его социальной среды, но никак не врача. Если уже сформировался человек, мы его пошлем в этом случае к религиозно-ориентированному психотерапевту, если мы сами не справимся с этим вопросом. А с ребенком будьте, пожалуйста, поаккуратнее. Из зала: А почему нельзя такую фразу сказать: «Все, о чем ты думаешь, доставляет тебе удовольствие»? Потому, что ее мысли, негативные, черные, ее пугают. Ей от этого было плохо. Может быть, и головная боль от этого... - Попробуем так пойти: «В твоей головке только хорошие, светлые, радостные мысли». Из зала: «Никто и ничто не сможет причинить тебе вреда». Она боится. - Видите ли она сама сказала, что ее тревожат мысли о том, что Бог плохой, а Дьявол хороший. Это ее тревожит. У нее есть тревога, компонент тревоги, который реализуется подобным образом. Из зала: Может быть, так: «Ты можешь легко переключаться с тревожащих тебя мыслей». Убрать тревогу. - А зачем мы будем подтверждать, что они у нее есть? Из зала: Я считаю, если она сама говорит, что ее тревожат мысли о том, что Бог плохой, а Дьявол хороший, - это ее тема, и мы не можем в эту тему каким-то образом вмешиваться. - А давайте мы смажем все это. Когда у нее появились эти мысли? Когда в Кижах она увидела какую-то картину. Мы скажем: «Ты перестаешь тревожиться и перестаешь зависеть от внешних факторов, которые вызывают у тебя тревогу. Ты становишься устойчивой к любым внешним факторам, которые раньше тебя тревожили». Ваши предложения? Из зала: «Все, что ты видела и можешь увидеть, ты можешь рассматривать в позитивном свете». - «В позитивном» - это даже взрослый не поймет. Из зала: «Ты легко переключаешься с того, что тебя тревожит». - Понимаете, вы все время ей говорите о том, что ее что-то должно тревожить. А нам-то нужно сказать, что тревоги нет. Вы ей говорите: «У тебя есть тревога, ты от нее уходишь». Это же детский мозг, мы с вами говорили, он особо чувствителен, здесь ошибаться нельзя. Попробуйте вспомнить симптомы тревоги в физиологическом, психологическом выражении и продиктовать ощущения противоположные симптомам тревоги. Например, могут быть такие фразы: «У тебя на сердце и на душе всегда спокойно. Настроение хорошее. В головке только хорошие мысли. Ты знаешь и уверена в том, что все будет хорошо». Налаживаем ребенку сон. Расстройства сна - глубочайшие. Она ведь не спала совершенно. Кстати, девочка сейчас спит превосходно: только легла - и спит до утра. И потом самый трудный вопрос для всех: что делать с ее тактильными, зрительными фантазиями или галлюцинациями? Как их нивелировать? Из зала: Можно оставить базовую «Ты видишь только хорошие добрые сны». - Правильно, но мы не с этого начинаем. Мы начинаем с «ты легко и быстро засыпаешь». Собственно говоря, это проблема номер один. Ребенок ложится и час-полтора крутится, не может заснуть. Почему она не засыпает? То ли мысли путаются, то ли страхи одолевают, то ли постель неудобная - ну, есть масса причин, по которым можно плохо засыпать. Это надо выяснить и тогда уже вести конкретное - почему ты у нас начинаешь «хорошо и быстро» засыпать. Дальше вы правильно говорите: «Ты хорошо и глубоко спишь и видишь только хорошие, добрые сны. Ты хорошо отдыхаешь, когда спишь». Тут все ясно. Следующий, самый сложный вопрос в этом ребенке. Как укрепить ее веру в то, что ее мама самая лучшая, и поэтому первая жена отца никакого отношения к ней не имеет? Помните, мы говорили? Второй вопрос: что делать вот с этими тревожными обманами? Из зала: А можно сказать: «Тебя окружают красивые добрые люди»? - Пожалуйста. В любом блоке можно сказать. Из зала: «Тебе нравится общаться с ними». - Пожалуйста. Мы сейчас говорим не по этому конкретно. Это хорошие фразы. Все красиво и можно ребенку давать. Но что делать-то с этой пьяницей, первой женой отца, которая лезет к ним? Там есть материальная заинтересованность. На что мама сказала: «Еще раз придете, я милицию вызову». Давайте так: «Ты уверена, что твоя мама самая хорошая и что папа любит только ее». Ну, а что делать с галлюцинациями? Из зала: «Ты можешь весело дружить и играть со всеми своими фантазиями и видениями». - Опять вы говорите, что они у нее есть. Из зала: Ну, фантазии и видения не такие уж плохие слова. - В семь лет особенно. У тебя фантазии, у тебя видения. Тогда надо говорить, что ты дружишь с тем, что тебе думается, с тем, что тебе видится. Это ребенок понимает. Думайте. Как же здесь сформулировать? Из зала: Надо как-то границу провести между сказкой и собой. У нее смешалось... То есть сказка это там, а ты - это здесь. Она и дальше будет с чем-то сказочным сталкиваться, книжки начнет читать. -Так. Из зала: Вот это одно, а то другое. Можно ли эту границу провести? - Да, пришлось задуматься. Хорошо. Давайте так. Девочке мы, предположим, говорим, что все, что она видит - это плод ее реакции на то, что она видела по телевизору, читала, на картинке видела. «Это никак тебя не касается, никак на тебе не сказывается». Да? Из зала: Что это придуманный сказочный персонаж. -О! Еще теплей. Из зала: «Ты хорошо отличаешь, где придуманное, а где настоящее». - Дифференцировать? Маловата она еще. Из зала: А если так: «Ты легко можешь отличить дурные фантазии от хороших»? - Зачем вы говорите ей, что они у нее есть? Вы понимаете, дети плохо гипнабельны, но очень внушаемы. Наш метод очень опасный, потому что он внушающий! Да еще мама внушает! Вы поймите, что это не я внушаю, а мама! Это куда сильнее! Как сделать так, чтобы игра осталась игрой? Давайте. Это хорошая мысль. «То, что к тебе приходит из сказок, из телевизора, из окружающего мира -необычное такое - все это ты воспринимаешь как игру, свободно, не пугаешься. К тебе это не относится». Из зала: «Ты сама по себе, а сказки сами по себе». - Ты прекрасно понимаешь и это четко тобой осознается, что это только игрушки. Из зала: «Сказочные персонажи приходят и уходят. И ты о них забываешь». - Да, да, да. Крутимся вокруг решения, никак не можем решить. Из зала: А может быть, ее направить на то, что она сильна сама настолько, что может придумывать: «Ты можешь придумывать хорошие, красивые, добрые образы». - На фантазии - тоже опасно. Нужно, чтобы они не имели для нее значения. Сказка есть сказка. Из зала: «Ты можешь дружно жить со всеми сказками, которые ты придумываешь». - А с теми, которые ты не придумываешь, не дружить? Нет. Вы понимаете, нельзя стимулировать фантазии и прочее. Надо сказать, что для нее это игра. Что это никак не пугает ее, что она играет в это. Что эти игрушки остаются игрушками. И, кстати, это то, с чем вы столкнетесь. У детей полно фантазий. Из зала: «Сказочные герои приходят к тебе в гости и уходят». - У каждого из нас в детстве были игры со сказочными персонажами. В дальнейшем после игр эти персонажи не возвращались. Формулируйте, пожалуйста, четвертый блок. Мама. Мама-суггестолог сдирает негативное с ребенка, мысленно и словами, переносит на себя, с себя сбрасывает и пр. Здесь идет императивная суггестия, которую мы себе можем позволить, если она не приносит вреда. Формулируйте для этого ребенка императив. Из зала: «Я забираю и выкидываю все, что тебя пугает: плохие мысли, болезни, головные боли». - Это хорошо идет. Только вы опять неточно формулируете... Сама постановка правильная, но вы намешали тут соматику и психиатрию - и мысли, и страхи, и головные боли. Может быть, это просто разделить? В фразу о мысли ввести навязчивые представления о черте и прочем, ввести, предположим, зрительные обманы и т. д. Я забираю и выкидываю навсегда все, что тебя тревожит, пугает, все страшные персонажи из сказок, мультфильмов. Это психиатрическая часть. Затем идет соматика: головные боли, сон и прочее. Из зала: С дыханием. Это надо как-то сформулировать. - А с дыханием у нее нет трудностей, она просто перенесла пневмонию. Значит, у нас трудность вегетосоматическая: сон, головные боли, повышенное внутричерепное давление. Идет навязчивое представление о добре и зле, и страхи, обманы восприятия и пр. Плюс, надо обязательно сказать о реакции на бабушку. Из зала: Это будет в конце. Потом так у нас: «Я ограждаю от всего, что мешает». Из зала: «Я тебя защищаю». - А на бабушку-то где? Из зала: А вот «Ты перестаешь реагировать на бабушку». Потому что говорить, что... - «Ты очень спокойно относишься...». Опять «реагировать». Мы все-таки разговариваем не со взрослыми. Это же детская психика. Слова должны быть понятными. Из зала: «Ты хорошо относишься к людям, которые приходят в наш дом». - Ну, эта женщина, по всей видимости, больше не придет. А к чужим она нормально относится, если они не задевают ее жизненные интересы. Из зала: У меня такая идея, я ее еще не озвучила: «Ты так же как и я, твоя мама, спокойна, когда приходит бабушка». - Мама от этой бабушки как от чумы бежит. Сначала надо сделать, чтобы мама сама спокойна была. Она ее боится как огня. Девочка отлично чувствует, что мама приходит в трепещущее состояние духа, когда приходит бабушка, поэтому не надо. Из зала: Но может, тем эта фраза и хороша, что она повлияет еще и на маму? Мама будет сама спокойно реагировать. - В результате мама говорит, что в процессе этой работы, приведшей к выздоровлению девочки, она настолько изменилась, что порой сама себя не узнает. В отчете она пишет: «Все как-то стало по-другому, стало светло, радостно». Вот где метод работает. И все-таки о бабушке. Там можно сказать: «Ты спокойно относишься ко всему, что исходит от бабушки». А здесь: «Я забираю твою болезненную реакцию на бабушку». Мама ставит блок. Она ставит девочке психологическую защиту от всего того, что мешает ей быть здоровой и счастливой. Ну, и не забыли сказать... Из зала: «Я верю в тебя. Я тебя очень сильно люблю». - «Я тебя очень сильно люблю». Это очень показательный ребенок, и вы с такими столкнетесь, таким вы должны помочь. А может быть, это не шизофрения? А может, это не приступ эндогенного психоза, а может быть, это все-таки реактивное состояние, вот такое сложное астенодепрессивное реактивное состояние? А может быть, это спровоцирует психогенный приступ. Жизнь покажет. И мама неспокойна. Она сказала: Я буду еще минимум два месяца работать, чтобы убедиться, что все в порядке». Еще раз о косвенных внушениях. Я вам приведу несколько очень интересных примеров. У меня был друг: писатель Сергей Львович Львов. Необычный человек, с такой памятью, какую трудно даже представить. У него не было проблемы запомнить - у него была проблема забыть. Его голова была полна самой разнообразной информации. Например, мне нужно было сделать доклад на Восьмое марта, женщин поздравить. Ну, что мне искать? Я снимаю трубку, говорю: «Сережа, Восьмое марта, что мне надо говорить?» - «Пиши», - и диктует все даты, все фамилии. Как-то мне нужно было что-то уточнить о художнике Брейгеле, а он блестяще искусство знал. «Сережа, ну, скажи мне, пожалуйста. Не буду же я десятки книг читать», — «Пожалуйста»: и опять диктует, где какие картины, что на них изображено, и т. д. Он толстую книгу просматривал за десять минут, и, самое главное, он прекрасно помнил, где что написано. К сожалению, его состояние определялось двумя фазами: гипоманиакальной и субдепрессивной. В субдепрессивной он потухал, а в гипоманиакальной он был блестящ - фейерверк! Его двенадцатилетняя дочка страдала ревматизмом. Хронический ревматизм с периодическими обострениями. В период обострений ее загружали лекарствами. Ей шесть раз в день вводили пенициллин, она вся была исколота и боялась этих уколов ужасно. Со страхом ждала прихода медсестры, плакала, дергалась. Здесь уже мой друг обратился ко мне: «Что делать? Помоги!». Я говорю: «Поможешь ты. Поможешь ты, а я тебя научу». А дело в том, что для девочки отец был абсолютным авторитетом. Я говорю: - Сережа, Анька же тебя любит и, кроме того, считает, что ты все можешь. Вообще все! И скажи ей, что ты действительно все можешь, в том числе можешь снять ей боль, и теперь, когда ей будут делать уколы, боли у нее не будет. - А как это сделать? - Очень просто. Ты скажешь ей, что ты обладаешь особой силой, которая позволяет тебе снять боль. А затем проведешь определенные манипуляции, погладишь, подуешь по тем местам, куда ее колют, и после этого эти места будут совершенно нечувствительными. Можно будет колоть сколько угодно. Я его предупредил: - Сережа, может быть, немного потерпеть тебе придется. Она же будет проверять. - А как она это будет делать? - Трудно предсказать ее фантазии. Может быть, так: «Давай, папа. А вдруг мне все-таки будет больно?» - Давай, я покажу тебе, как я это делаю. Вот смотри, я сейчас себе сниму боль. Я на своей руке проведу пассы и поглаживания, и у меня рука станет нечувствительной. Ты потом можешь это проверить. У девчонки круглые глаза! Он проделал свои пассы и она вцепилась зубами ему в эту руку и прокусила ее. Но ради ребенка, он даже глазом не моргнул: - Вот видишь я должен был почувствовать сильную боль, ведь даже кровь пошла. - Да, папа, вижу. Я хочу, чтобы теперь, ты и мне снял боль. Он снял. Она ждала прихода сестры с надеждой, с радостью, с любопытством. И когда пришла медицинская сестра, никакой боли не было. И все время не было, и сейчас нет (именно к уколам, к другим факторам осталась). Она уже взрослая женщина. Вот вам косвенное внушение, чрезпредметное, в сопровождении психологической суггестивной установки. Могу рассказать из своей жизни про косвенное внушение. В детстве у меня часто были тяжеленные стрептококковые ангины. Тяжеленные интоксикации и жуткие галлюцинации. На высоте температуры вся комната наполнялась зверьем, медведями, черт знает чем. И, конечно, было очень страшно. Домашний врач, тогда были домашние врачи, раз пришла, два пришла, а потом сказала: - Видишь эту коробочку? -Да. - Мы с ее помощью с этим справимся. Я к следующему разу заколдую ее и принесу, и ты в эту коробочку соберешь всю нечисть и отдашь маме. Мама ее заклеит и передаст мне, а я уж их уничтожу навсегда». Я помню эту коробочку: деревянная коробочка, открывалась со скрипом, снаружи красненькая. Ангина не заставила себя долго ждать. Опять явилась вся эта банда страшилищ. Я быстренько собрал их всех в эту коробочку. Самое удивительное - они поместились туда все до одного. И после этого были ангины, и больше никогда никаких галлюцинаций! Чистый, хороший народный способ. Я сам это в дальнейшем широко применял. Еще один случай. Девочка лечилась в «остром» отделении. К сожалению, безрезультатно. Каждый вечер к ней прилетал Кощей Бессмертный. Прилетал, садился на шкаф, всю ночь смотрел на нее. Она не могла спать. С этим поступила в отделение, с этим же и выписали. Каждый вечер прилетал Кощей Бессмертный и садился на шкаф, сидел. Что сделал я? В следующий раз я пришел с большим сачком, вручил его девочке. Сказал: «Накинь сачок на Кощея и перенеси в другую комнату. Мама с папой подержат, позвонят мне, я приеду и заберу его навсегда!». Прилетел Кощей, она его поймала, закрутили в сачок, я его забрал... Больше не приходил. Девочка одиннадцати лет. Это косвенное внушение. Причем их великое разнообразие. Дети очень внушаемы, очень доверчивы, но должны быть абсолютно убеждены, что это произойдет. Никаких «может быть, получится». Нет! Именно так, как вы говорите! Другого не может быть! Еще в качестве иллюстрации приведу случай девочки-сомнамбулы1, которую наблюдал с 14 до 17 лет. У нас в стационаре, в «остром» отделении, лежала девочка, которая глотала иголки: брала иголки и проглатывала. Когда ее госпитализировали в психиатрическую больницу, она для зрителей стала глотать все, что попадалось: ампулы, даже, кажется, шприц проглотила, т. е. абсолютно все. А началось с того, что на уроке труда она, как и другие девочки, личность, с очень высокой внушаемостью и гипнабельностью, способная погружаться в сомнамбулическую (самую глубокую) стадию гипноза, держала иголки во рту и нечаянно одну проглотила. В школе начался переполох: вызвали скорую, понесли ее на носилках, трепещет директор и все учителя - девочка в ее собственном представлении стала героиней школы, даже директор навещал ее в больнице. Когда проглоченная иголка вышла, девочку выписали из больницы. На следующем уроке труда она уже специально взяла иголку в рот и проглотила при первом же замечании учителя. Вначале я думал, что она глотала их только ушком вперед. Выяснилось, что нет - глотала как придется. Снова вызвали скорую и все повторилось. Дальше девочка стала терроризировать школу: за щекой она всегда держала иголку и при малейшем замечании проглатывала ее. Наконец, ее положили в острое отделение, она действительно оказалась махровой истеричкой. Лечили ее по всем правилам как душевнобольную - без эффекта. Я же гипносуггестией за несколько сеансов полностью убрал влечение к глотанию несъедобных предметов и переключил ее на другую активную деятельность - «театральную». Она стала показательной сомнамбулой, мы демонстрировали ее на всех лекциях. В дальнейшем, она выздоровела, работала в военизированной охране, затем водителем трамвая. Многолетний положительный катамнез. В свое время я создал психотерапевтическое подростковое отделение. Общее для мальчиков и девочек, с полностью открытым режимом, своей школой и оказанием всех видов психотерапевтической помощи. Замки в этом отделении были не снаружи, а с внутренней стороны дверей: каждый подросток спокойно мог открыть дверь и уйти, но не уходили. Родители говорили, что мы «забираем» их детей и дети не хотят уходить от нас. В психиатрическую больницу, в отделение на вечера девушки приглашали своих мальчиков, мальчики - девушек. У нас жили животные: кавказские овчарки, медведи, дети сами за ними ухаживали, в клинике царствовала любовь. Я говорю о том, что дети, подростки, да и каждый из нас больше всего, пожалуй, нуждается в любви: настоящей, глубинной, человеческой. Все мы считаем, что любим друг друга. А как вот эту любовь передать, как ее реализовать? Вот этому учит наш метод, и я надеюсь, что мы вместе будем нести это эмоциональное направление в люди. |