витоль. Витольд. Природа ответственности цедента

• Название: Витольд. Природа ответственности цедента
• Дата: 08.05.2023
• Размер: 81.72 Kb.
• Имя файла: витоль.docx
• Тип: Документы; #1115887
• страница: 4 из 7

3. Влияние основания перехода права требования на возможность привлечения уступившего право требования лица к ответственности 3.1. Возмездность сделки, лежащей в основании уступки права

В ст. 390 ГК РФ нет ни слова про возмездность сделки, на основании которой совершается уступка права требования <1>. Вместе с тем ранее мы уже упоминали, правда, вскользь, о том, что еще римское право проводило разницу между возмездностью и безвозмездностью лежащего в основании цессии договора: при возмездной уступке цедент нес перед цессионарием ответственность за юридическую действительность передаваемого права, но не отвечал за фактическую осуществимость требования, а в случае совершения цессии с целью дарения цедент не отвечал даже за юридическую обоснованность права требования <2>. Наступление ответственности цедента ставится в зависимость от возмездности или безвозмездности договора, лежащего в основании цессии, итальянским (ст. 1266 ИГК) и швейцарским законодателями, а также в п. 5, 6 ст. 120 <3>, п. 2, 3 ст. 123 <4> ЕСС, что прямо выражено в соответствующих положениях обсуждаемых кодексов.
<1> Следует отметить, что некоторые цивилисты полагали, что ответственность цедента должна наступать вне зависимости от возмездности или безвозмездности основания уступки права требования

<3> Ответственность цедента за действительность переданного договора и за исполнение вытекающих из него обязательств зависит от существа договора передачи и, во всяком случае, от соглашения на сей счет заинтересованных сторон (п. 5). Однако если стороны передачи никак не определили существо заключенного ими на сей счет договора и оно не может быть определено из содержания соглашения путем его толкования, то применяются, если не оговорено иное, следующие правила. Если передача не является безвозмездной, то цедент несет ответственность за недействительность или неисполнимость переданного договора. В той же мере и по правилам о поручительстве отвечает и цедент в рамках полученного им по существующим обязательствам первоначальной договаривающейся стороны от добросовестного цессионария, если только неисполнение этих обязательств не зависит от цессионария. Если же передача была безвозмездной, то цедент гарантирует только действительность договора передачи и несет ответственность за исполнение [вытекающих из него обязательств], только если он поручился за должника или в соответствии с началом добросовестности (п. 6).

<4> Если передача не является безвозмездной, то действующий добросовестно цедент, в пределах того, что он получил [за переданное требование], обязан гарантировать существование требования на момент его передачи, а также гарантировать настоящую - а если определенно обещал, то и будущую - платежеспособность первоначального должника, кроме случая, когда неисполнение последнего произошло из-за упущения со стороны цессионария. Несмотря на исключение этих гарантий соглашением сторон, цедент остается ответственным, если требование окажется неисполненным по его вине (п. 2). В случае безвозмездной передачи добросовестный цедент несет ответственность за существование требования и (или) за платежеспособность первоначального должника только в пределах, в которых он поручился за то и (или) другое (п. 3).

Вслед за римским правом авторы как первоначальной (ст. 106), так и окончательной редакции проекта Гражданского уложения (ст. 1686) прямо устанавливали ответственность цедента лишь по возмездным договорам. В комментарии к ст. 106 первоначального проекта И.А. Покровский отмечал, что возмездная передача требования может иметь место и по договору мены, а также вместо исполнения обязательства (datio in solutum). В указанных случаях при наступлении обстоятельств, предусмотренных обсуждаемым положением, уступивший право требования должен возвратить его приобретателю не денежную сумму, а имущество, полученное первым взамен за передачу требования, или исполнить обязательство, которое он полагал прекратить передачей требования. Такие относительно маргинальные ситуации, которые, впрочем, вполне аналогичны с передачей требования за определенную сумму денег, не предусмотрены в проекте ввиду избежания осложнения редакции правил <1>.
При этом, как отмечается дореволюционными юристами, уступка права требования, совершенная на основании возмездного (и только возмездного) договора, влечет для уступившего требование возникновения обязательства очистки, которое является последствием для всякого возмездного отчуждения

Гражданский кодекс 1922 г. устанавливал ответственность продавца долгового требования за его действительность или действительность существования права (ст. 202), т.е. нормы об ответственности цедента были помещены законодателем в раздел о купле-продаже Особенной части Кодекса, а не в статьи, посвященные уступке права требования, нашедшие свое место в Общей части. Гражданский кодекс 1964 г., как и ст. 390 ГК РФ, напротив, не содержал никаких оговорок относительно возмездности лежащей в основании уступки права требования сделки.
Уже на этапе обсуждения поставленной проблемы возникает недоумение относительно той существенной разницы в месте закрепления норм об ответственности цедента, которая наблюдается при анализе отечественного исторического их развития. Надо сказать, в зарубежных правопорядках также отсутствует единообразие в данном вопросе. Таким образом, считаем своевременным обратиться к рассмотрению указанных норм в некоторых зарубежных правопорядках, немного отступив от вопроса возмездности, полагая, однако, что сделанные по итогам рассмотрения выводы будут актуальны в том числе и для него.
Вначале обратимся к ФГК, который вплоть до настоящего времени регулирует уступку права требования в соответствии с взглядами правоведов XVIII в. <1>. Статьи, посвященные цессии (ст. 1689 и сл.), расположены в ФГК в титуле VI "О договоре купли-продажи" гл. VIII, где также содержатся положения, устанавливающие ответственность цедента (ст. 1693 - 1695). Между тем в одном из авторитетных сравнительно-правовых исследований его авторы делают следующий неточный, на наш взгляд, вывод: "Цедент - всегда продавец, цессионарий уступленного требования - всегда покупатель" <2>. Неточность его заключается в том, что цессия обязательственного права может наступить как на основании договора купли-продажи, так и на основании любого иного договора об отчуждении - мены, дарения и т.п. <3>.
<3> На неправильность выбора французским законодателем места расположения норм об уступке права требования указывает также и Е. Годэмэ. Ср. с высказыванием Д.И. Мейера о сделке об уступке права: "Так как в большей части случаев она представляется возмездной и право по обязательству сколько-нибудь значительному обыкновенно воплощается в письменном акте, который с переходом права также переходит в руки нового приобретателя, то сделку об уступке права по обязательству легко свести к купле-продаже акта... И действительно, у нас нередко говорится о продаже и покупке векселя, заемного письма".

Тем не менее причина выбранного французским законодателем регулирования ясна: дело в том, что правопорядку Франции чуждо разделение сделок на обязательственную, лежащую в основании уступки, и распорядительную (собственно уступка), характерную прежде всего для немецкого права. В дальнейшем мы еще вернемся к рассмотрению данного вопроса.
Здесь же сделаем лишь следующее заключение: раз уж уступка права требования помещена французским законодателем в раздел о купле-продаже, а в статьях об ответственности цедента говорится о лице, которое "продало право", французский правопорядок исходит из того, что ответственность эта может наступить лишь в рамках возмездного обязательственного договора <1>. При этом относительно ответственности за недействительность передаваемого права требования в рамках безвозмездных отношений ФГК не содержит каких-либо оговорок, из чего можно сделать вывод о том, что в данном случае ответственность не наступает. Р. Саватье на этот счет высказался следующим образом: "Тот, кто передает право требования безвозмездно, гарантирует только существование права" <2>.
<1> Полагаем, что таким договором помимо купли-продажи может являться мена (согласно ст. 1707 ФГК к нему применяются положения о купле-продаже), а также упомянутое И.А. Покровским datio in solutum.

Обратимся теперь к немецкому правопорядку. Известный Германии еще со времен средневекового общегерманского права <1> институт уступки права требования нашел свое отражение в ГГУ. Удивительно, но за последние почти 100 лет своего существования немецкое право уступки не подверглось серьезным ревизиям со стороны законодателя <2>.

Помимо незначительных изменений § 401, 398 и сл. ГГУ в настоящее время находятся в том же состоянии, что и при принятии ГГУ. Реформа обязательственного права миновала указанные положения. Единственное примечательное вмешательство законодателя в право уступки имело место в 1994 г. и касалось норм о запрете переуступки права. В остальном немецкое право уступки довольно стабильно. Указанная стабильность связывается исследователями прежде всего с особой эффективностью немецкого регулирования, позволяющего наиболее справедливым образом перераспределять блага между участниками соответствующих правоотношений.

Как уже было отмечено ранее, особенностью германского правопорядка является рассмотрение распорядительной сделки, в частности цессии, в качестве абстрактной, т.е. независимой от лежащей в ее основании обязательственной сделки (о чем подробнее далее). В связи с этим немецкий законодатель всегда регулировал вопрос ответственности цедента на уровне основных сделок, а именно при покупке (§ 437 и сл. ГГУ в предыдущей редакции <1>), при уступке права требования в счет выполнения обязательств (§ 365 ГГУ), а также, как отмечают К. Цвайгерт и Х. Кетц, при дарении (§ 523 ГГУ) <2>. Здесь следует отметить, что в ходе реформы германского гражданского законодательства вышеуказанные положения были существенно пересмотрены, однако законодатель так и не отказался от того, что регулирование ответственности цедента должно содержаться среди основных сделок <3>. Так, в настоящее время согласно § 453 ГГУ правила о купле-продаже соответственно применяются к купле-продаже прав и прочих предметов; в отношении мены соответственно применяются правила о купле-продаже (§ 480 ГГУ), а согласно § 365 ГГУ если взамен исполнения передается вещь, требование к третьему лицу либо иное право, то должник обязан гарантировать отсутствие недостатков вещи или права таким же образом, как продавец. § 523 ГГУ устанавливает ответственность дарителя за умышленное умолчание об обременении правом (в таком случае он обязан возместить одаряемому причиненный этим ущерб); если же даритель обещал предоставить предмет, который он еще должен приобрести, то одаряемый может вследствие обременения правом потребовать возмещения ущерба, причиненного неисполнением, в том случае, когда в момент приобретения вещи дарителю известно об обременении правом либо это осталось ему неизвестным лишь вследствие грубой неосторожности. Соответственно, применяются положения абз. 1 § 433, § 435, 436, 444, 452, 453 ГГУ об ответственности продавца за обременение правом <4>.
<1> § 437 гласил: "Продавец требования или иного права отвечает за действительное существование этого требования или права".

<3> Например, приведенный нами § 437 в нынешней редакции устанавливает права покупателя при наличии недостатков вещи, отсылая в основном к общим положениям ГГУ

<4> Свобода вещи от обременения правом означает, что предмет купли-продажи свободен от юридических пороков, т.е. не обременен долговыми обязательствами и не находится в собственности третьих лиц (см.: Гражданское уложение Германии (ГГУ) от 18 августа 1896 г.

Данное положение дает нам основание усомниться в том, что ответственность цедента за нарушение гарантии существования и действительности уступленного права требования должна устанавливаться исключительно в рамках возмездного договора.

Так, Г. Дернбург, не оспаривая тот факт, что ответственность цедента возникает по возмездному обязательственному договору, делает следующую оговорку: "...подаривший требование отвечает лишь в случае dolus" <1>. При этом исследователь ссылается на уже упомянутый нами § 523 ГГУ, устанавливающий ответственность дарителя за умышленное умолчание о недостатках права, повлекшее причинение одаряемому вреда <2>.
Действительно, если право требования является предметом дарения, то даритель (цедент) несет ответственность за вред, причиненный одаряемому в результате умышленного умолчания о недостатках права, что в строгом смысле слова также является ответственностью цедента.
Следует отметить, что такое положение было закреплено и в проекте Гражданского уложения 1905 г., согласно ст. 1794 которого если даритель знал о скрытых недостатках даримого имущества или о правах третьего лица на это имущество, однако умышленно не предупредил о том одаренного, то обязан вознаградить его за убытки, понесенные вследствие недостатков или отсуждения подаренного имущества <1>. В иных случаях даритель не отвечал ни за скрытые недостатки, ни за отсуждение подаренного имущества (ст. 1793).
<1> Комментируя аналогичные положения, закрепленные в первоначальном проекте Гражданского уложения, его авторы отмечали, что обязательства очистки возникают исключительно по возмездным договорам, но ни при каких условиях не могут быть применены в отношении договоров безвозмездных, так как одаряемый, который приобрел имущество безвозмездно вследствие одного только обстоятельства, что подаренное имущество оказалось с недостатками или отобрано у него для передачи действительному собственнику, в сущности не понесет никаких убытков. Тем не менее даритель должен отвечать за скрытые недостатки или отсуждение имущества, если таковые стали следствием понесенных одаряемым убытков. В этом случае даритель несет ответственность лишь при наличии умысла (см.: проект Высочайше учрежденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения. Книга пятая. Обязательства. Том первый. С. 580 - 582).

Однако тот факт, что ответственность цедента наступает по безвозмездному договору даже при наличии умысла у дарителя, тем не менее вызывает известные сомнения.
Дарение как договор безвозмездный не предполагает какой-либо хозяйственной выгоды для дарителя, и, более того, последствием такого договора является в большей или меньшей степени уменьшение имущества дарителя <1>. Как отмечается в литературе, "практическое значение деления договоров на возмездные и безвозмездные заключается главным образом в различии подхода к определению размеров ответственности сторон по договору, самого характера и условий этой ответственности. Ответственность лица, не извлекающего из договора никакой имущественной выгоды, естественно должна быть менее строгой по сравнению с ответственностью стороны, заключающей договор в своем интересе" <2>. Таким образом, является несправедливым наделение одаряемого лица правом на предъявление претензий в отношении дарителя на основании того, что подаренная вещь не соответствует обычно предъявляемому к такого рода вещам качеству или подаренное право требования является оспоримым или вообще недействительным и т.д., ввиду того что даритель не получил никакой имущественной выгоды от такого договора, а одаряемый в сущности ничего не потерял.
<1> В одном из комментариев к ИГК отмечается, что отсутствие встречного предоставления в случае безвозмездной уступки права требования оправдывает меньшую гарантию со стороны цедента

На наш взгляд, установление ответственности цедента за умышленное умолчание о недостатках права по вышеизложенным причинам также необоснованно, учитывая, что помыслить такую ситуацию, когда какой-либо порок в отдающемся в дар праве требования влечет для одаряемого наступление вреда, представляется достаточно затруднительным <1>, не говоря о потенциальной недоказуемости наличия умысла на стороне дарителя. Более того, одним из аргументов против возможности установления ответственности цедента в обсуждаемом случае может служить достаточная, на наш взгляд, защищенность одаряемого лица, проявляющаяся главным образом в возможности отказаться от дара (ст. 573 ГК РФ). В этой связи вряд ли можно говорить об ответственности дарителя, пусть даже умышленно отчуждающего требование с пороком, когда добросовестный <2> одаряемый имел возможность проверить принимаемый им дар на предмет его действительности, существования и т.д., отказаться от него в случае обнаружения указанных недостатков, однако по какой-то причине этого не сделал.
<1> Тем не менее, конечно, скрытый порок в подаренном праве может нанести вред одаряемому, например, если одаряемый понес расходы на получение исполнения (расходы на исполнение кредиторской обязанности) и они оказались напрасными или одаряемый передал право в залог, а когда порок в переданном праве требования вскрылся, одаряемый оказался обязанным к досрочному возврату кредита.

<2> Думается, что именно такую заботливость и осмотрительность требует правопорядок от одаряемого (l'habitus del bonus vir).

Приведем также примеры иных правопорядков, где ответственность цедента установлена только по возмездным договорам.
Так, в ШОЗ ответственность цедента установлена в ст. 171, расположенной среди регулирующих уступку права требования положений, согласно которой лишь при возмездной уступке цедент гарантирует существование требования (п. 1); он отвечает за платежеспособность должника, только если он принял на себя такое обязательство (п. 2); если уступка была безвозмездная, цедент не гарантирует даже существование требования (п. 3).
Согласно § 1397 ВГКА тот, кто безвозмездно уступает требование, т.е. дарит, в дальнейшем не отвечает за него; однако если уступка происходит возмездным образом, то передающее требование лицо отвечает перед принимающим его лицом как за правомерность требования, так и за его исполнение, но всегда в размере, не большем того, что оно получило от принявшего требование лица.
Итальянский законодатель также устанавливает ответственность в зависимости от возмездности лежащего в основании уступки договора, в чем мы могли убедиться ранее.
Тем не менее, несмотря на потенциальную возможность обсуждения вопроса об ответственности цедента по безвозмездному договору, современная отечественная доктрина в целом поддерживает идею привлечения цедента к ответственности лишь по возмездным договорам <1>, а в судебной практике не встречаются дела, которые могли бы дать почву для обсуждения иного подхода.
Что касается действующего российского законодательства, то сомнение может возникнуть лишь в отношении ст. 520 ГК РФ, определяющей последствия причинения вреда вследствие недостатков подаренной вещи. Однако в литературе справедливо указывается на отсутствие оснований для широкого толкования данной нормы и применения ее по аналогии к ситуациям дарения имущественных прав ввиду того, что "такой акт дарения по определению не может повлечь ухудшение имущественного положения одаряемого; худшей для него перспективой является невозможность (в должном объеме либо вообще) извлечь имущественную выгоду из безвозмездно приобретенного права" <1>. "Единственное, о чем может идти речь в таком случае, - это требование к дарителю о возмещении морального вреда по общим правилам ст. 151, 1099 ГК РФ, если попытка одаряемого реализовать дар причинила ущерб его чести, достоинству или деловой репутации" <2>.
Более того, в п. 3 ст. 576 ГК РФ указано на невозможность применения в отношении дарения прав требований положений ст. 390 Кодекса.