Литература. Ответы на билеты 1. Вопрос 1 Особенности древнерусского летописания
 Скачать 1.24 Mb.
|
|
1) Мученическое житие состояло из ряда эпизодов, описывающих самые невероятные физические мучения, которым подвергался герой-христианин языческим правителем, полководцем. Все истязания мученик претерпевал, проявляя силу воли, терпение и выносливость, верность идее. И хотя он, в конце концов, погибал, но одерживал моральную победу над мучителем-язычником. Из переводных мученических житий на Руси большую популярность приобрело житие Георгия Победоносца. На Руси Георгий стал почитаться как покровитель земледельцев, святой воин-защитник мирного труда ратаев. В связи с этим его мучения в житии отходят на второй план, а главное место занимает изображение воинского подвига: победы над змеем — символом язычества, насилия, зла. «Чудо Георгия о змие» в древнерусской литературе и иконографии было необычайно популярным в период Борьбы русского народа со степными кочевниками, иноземными захватчиками. Изображение Георгия, поражающего копьем змея - дракона, стало гербом-эмблемой города Москвы. 2) В центре исповеднического жития — миссионер-проповедник христианского вероучения. Он бесстрашно вступает в борьбу с язычниками, претерпевает гонения, мучения, но, в конце концов, добивается поставленной цели: обращает язычников в христианство. 3) Близко к исповедническому житию стоит святительское. Его герой — церковный иерарх (митрополит, епископ). Он не только учит и наставляет свою паству, но и оберегает ее от ересей, козней дьявола. Из византийских святительских житий широкую известность получило на Руси житие Николы Мирликийского. Никола Милостивый выступал в роли заступника за неправедно гонимых и осужденных, помощника бедняков, он был избавителем из плена, покровителем плавающих и путешествующих; он прекращал бури морские, спасал утопающих. О его многочисленных чудесах слагались легенды. Согласно одной из них, Никола в отличие от Касьяна не побоялся испачкать своих светлых одежд и помог попавшему в беду мужику. За это он получил поощрение бога, «Так и поступай впредь, Никола, помогай мужику,— говорит ему бог.— И за это тебе два раза в году будут праздновать, а тебе Касьян — только раз в четыре года» (29 февраля). По народному поверью, Касьянов год (год високосный) считался дурным, несчастливым. 4) Жизнеописанию монаха, обычно основателя монастыря или его игумена, посвящалось преподобническое житие. Герой происходил, как правило, от благочестивых родителей и с момента своего рождения строго соблюдал посты, чуждаясь детских игр; быстро овладевал грамотой и придавался чтению божественных книг, уединяясь, размышлял о бренности жизни; отказывался от брака, уходил в пустынные места, становился монахом и основывал там обитель; собирал вокруг себя братию, наставлял ее; преодолевал различные бесовские искушения: злокозненные бесы являлись святому в облике диких зверей, разбойников, блудниц и т.п.; предсказывал день и час своей кончины и благочестиво умирал; после смерти тело его оставалось нетленным, а мощи оказывались чудотворными, даруя исцеление недужным. Таковы, например, жития Антония Великого, Саввы Освященного. 5) К типу преподобнического жития близко стоят жития столпников. Отвергая «лежащий во зле» мир, столпники затворялись в «столпах» — башнях, разрывали все земные связи и посвящали себя всецело молитве. Таково, например, житие Симеона Столпника. 6) Низшую ступень в иерархии святых занимали юродивые. Они жили в миру, на городских площадях, рынках, ночуя с нищими на папертях церквей или под открытым небом вместе с бездомными собаками. Они, пренебрегали одеждой, гремели цепями-веригами, выставляя напоказ свои язвы. Их поведение внешне было нелепо, алогично, но скрывало глубокий смысл. Юродивые бесстрашно обличали сильных мира сего, совершали внешне святотатственные поступки, терпеливо сносили побои и насмешки. Таково, например, житие Андрея Юродивого. Все эти типы житий, прийдя из Византии на Русь, приобрели здесь свои особые самобытные черты, ярко отражая своеобразие общественной, политической и культурной жизни средневековья. Мученическое житие не получило на Руси широкого распространения, ибо новая христианская религия насаждалась сверху, то есть правительством великого князя. Поэтому сама возможность конфликта правителя-язычника и мученика-христианина исключалась. Правда, функции христианских мучеников приняли на себя князья Борис и Глеб, злодейски убитые братом Святополком в 1015 г. Но своей гибелью Борис и Глеб утверждали торжество идеи родового старшинства, столь необходимой в системе княжеского престолонаследия. «Сказание о Борисе и Глебе» осуждало княжеские распри, крамолы, губящие Русскую землю. Реальную почву тип мученического жития обрёл в период нашествия и господства монголо-татарских завоевателей. Борьба с дикими ордами степных кочевников осмыслялась как борьба христиан с погаными, то есть язычниками. Как высокий патриотический подвиг оценивалось поведение в Орде черниговского князя Михаила («Сказание о Михаиле Черниговском»). Русский князь и его боярин Федор отказываются выполнить требование нечестивого царя Батыя: пройти сквозь очистительный огонь и поклониться кусту. Для них совершение этого языческого обряда равносильно измене родине, и они предпочитают смерть. Стойко и мужественно ведет себя в Орде тверской князь Михаил Ярославич, зверски убитый клевретами хана в 1318 г. Новую трактовку тип мученического жития получает на Руси в XVI в.: мученического венца удостаиваются жертвы кровавого террора Ивана Грозного. Широкое распространение получило и преподобническое житие. Самым ранним оригинальным произведением данного типа является «Житие Феодосия Печерского», написанное в конце XI в. Нестором. Киево-Печерский монастырь, основанный в середине XI столетия, сыграл большую роль в развитии культуры древнерусского государства. Вмонастыре создавалась первая русская летопись, получившая название «Повести временных лет», он поставлял во многие города Древней Руси иерархов церкви, в его стенах протекала литературная деятельность ряда выдающихся писателей, в том числе Никона Великого и Нестора. Имя игумена и одного из основателей монастыря Феодосия, умершего в 1074 г., пользовалось особым уважением и почитанием. Цель жития — создать «похваление» герою, прославить красоту его деяний. Подчеркивая истинность, достоверность излагаемых фактов, Нестор постоянно ссылается на рассказы «самовидцев»: келаря монастыря Федора, монаха Илариона, игумена Павла, возницы, везшего Феодосия из Киева в монастырь, и др. Эти устные рассказы, бытовавшие среди монастырской братии и окутывавшие живой человеческий образ дымкой творимой благочестивой легенды, и составляют основу «Жития Феодосия Печерского». Задача Нестора как писателя состояла в том, чтобы не только записать эти рассказы, но и литературно их обработать, создать образ идеального героя, который «собою вьсемь образ дая», то есть служил бы примером и образцом для подражания. Во временной последовательности «по ряду» изложенных событий, связанных с жизнью и деяниями Феодосия и его наиболее выдающихся сподвижников, не трудно обнаружить следы своеобразной монастырской устной летописи, вехами которой являются основание монастыря, строительство соборной церкви и деяния игуменов: Варлаама, Феодосия, Стефана, Никона Великого. Традиции агиографии Киевской Руси продолжались не только на северо-западе, но и на северо-востоке — во Владимиро-Суздальском княжестве. Примером тому служили религиозные и исторические легенды: сказания о Владимирской иконе богоматери, о просветителе Ростовской земли епископе Леонтии. Новый этап развития древнерусской агиографии связан с великокняжеской Москвой, с деятельностью талантливого писателя конца XIV — начала XV в. Епифания Премудрого. Его перу принадлежат два выдающихся произведения древнерусской литературы — жития Стефана Пермского и Сергия Радонежского, ярко отразившие подъем национального самосознания русского народа, связанный с борьбой против золотоордынского ига. И Стефан Пермский, и Сергий Радонежский являют собою образец стойкости, целеустремлённости. Все их помыслы и поступки определяются интересами родины, благом общественным и государственным. Сын устюжского соборного клирика Стефан заранее, целеустремленно готовит себя к будущей миссионерской деятельности в Пермском крае. Обучившись пермскому языку, он создает пермскую азбуку-грамоту и переводит на этот язык русские книги. После этого Стефан идет в далекую Пермскую землю, поселяется среди язычников и воздействует на них не только живым словом, но и примером собственного поведения. Стефан срубает «прокудливую березу», которой поклонялись язычники, вступает в борьбу с волхвом (шаманом) Памом. На глазах собравшейся большой толпы язычников Стефан посрамляет своего противника: он предлагает Паму вместе войти в бушующее пламя огромного костра и выйти из него, войти в ледяную прорубь и выйти из другой, расположенной далеко от первой. От всех этих испытаний Пам категорически отказывается, и пермяки воочию убеждаются в бессилии своего волхва, они готовы растерзать его. Однако Стефан успокаивает разъяренную толпу, сохраняет жизнь Паму и только изгоняет его. Так побеждают сила воли, убежденность, выдержка, гуманизм Стефана, и язычники принимают христианство. В качестве идеала нового церковного деятеля Епифаний Премудрый изображает Сергия Радонежского (умер в 1392 г.). Подробно и обстоятельно излагает Епифаний факты биографии Сергия. Сын разорившегося ростовского боярина, переселившегося в Радонеж (теперь поселок Городок в двух километрах от станции Хотьково Ярославской железной дороги), Варфоломей-Сергий становится монахом, затем основателем Троицкого монастыря (ныне город Загорск), который в политической и культурной жизни образующегося централизованного Русского государства сыграл не меньшую роль, чем Киево-Печерский монастырь в жизни Киевской Руси. Троицкий монастырь был школой нравственного воспитания, в которой сформировались миросозерцание и талант гениального Андрея Рублева, самого Епифания Премудрого, многих других иноков и мирян. Всей своей деятельностью игумен Троицкого монастыря содействует упрочению политического авторитета Московского князя как главы Русского государства, содействует прекращению княжеских усобиц, благословляет Дмитрия Ивановича на ратный подвиг борьбы с полчищами Мамая. Епифаний раскрывает характер Сергия путем контрастного сопоставления его с братом Стефаном. Последний отказывается жить с Сергием в пустынном месте, вдали от больших дорог, куда не привозят никаких съестных припасов, где все приходится делать своими руками. Он уходит из Троицкого монастыря в Москву, в Симонов монастырь. Противопоставлен Сергий и современным ему монахам и священникам, сребролюбивым и тщеславным. Когда митрополит Алексей незадолго до своей кончины предлагает Сергию стать его преемником, троицкий игумен решительно отказывается, заявив, что он никогда не был и не будет «златоносцём». На примере жизни Сергия Епифаний утверждал, что путь нравственного преобразования и воспитания общества лежит через совершенствование отдельной личности. Древнерусская агиография органически входила в творческое сознание и такого замечательного и до сих пор по-настоящему неоценимого писателя, как И. С. Лесков. Постигая тайны русского национального характера, он обращался к сказаниям. К этим книгам писатель подходил как к литературным произведениям, отмечая в них «картины, каких не выдумаешь». Лескова поражали «ясность, простота, неотразимость» рассказа, «сужекты лиц». Создавая характеры «праведников» — «положительные типы русских людей», Лесков показывал тернистый путь исканий русским человеком нравственного идеала. Своими произведениями Лесков показал, как «великолепна русская природа и прекрасны русские люди». Идеалы нравственной духовной красоты русского человека вырабатывались нашей литературой на протяжении всего почти тысячелетнего ее развития. Древнерусская литература создала характеры стойких духом, чистых душой подвижников, посвятивших свои жизни служению людям, общественному благу. Они дополняли народный идеал богатыря — защитника рубежей Русской земли, выработанный народной эпической поэзией. Вопрос № 4: Фольклорное и агиографическое в «Повести о Петре и Февронии» "Повесть о Петре и Февронии Муромских" написана выходцем из Пскова, протопопом дворцового собора в Москве, а впоследствии монахом Ермолаем-Еразмом для "Великих Четьих-Миней" митрополита Макария. Однако этот текст не был включен в свод, т. к. по целому ряду признаков резко отличался от классической житийной традиции. Биографические сведения о Ермолае-Еразме весьма скудны. Известно, что в середине XVI в. он приехал в Москву из Пскова и был протопопом дворцового собора в Москве, к началу 60-х гг. постригся в монахи (под именем Еразма) и, возможно, покинул столицу. Ермолай-Еразм отдал дань публицистической литературе, чрезвычайно активно развивающейся в XVI столетии. Здесь его наиболее значительным произведением стал трактат "Благохотящим царям правительница и землемерие", в котором проводится мысль о крестьянстве как основе общества и предлагается твердо определить размеры крестьянских оброков и оградить крестьян от притеснений государственных землемеров и сборщиков, что должно было, с точки зрения автора, привести к уменьшению крестьянских волнений. Наряду с публицистическими памятниками Ермолай-Еразм создавал и агиографические - "Повесть о рязанском епископе Василии" и "Повесть о Петре и Февронии". Последний из этих текстов и будет предметом нашего пристального внимания. Целый ряд сюжетных моментов роднит "Повесть о Петре и Февронии" с разными типами народной волшебной сказки. Начальный фрагмент повести напоминает о змеборческих мотивах: князь Петр освобождает жену своего брата Павла от змея-оборотня при помощи Агрикова меча. Появление крестьянской девушки Февронии, исцелившей Петра от струпьев, которыми покрылось его тело от брызнувшей на него крови змея, вводит в повествование традицию сказок о мудрой деве, поражающей своей смекалкой окружающих. Как и княгиня Ольга "Повести временных лет" (образ которой также восходит к сказочной "мудрой деве"), Феврония загадывает загадки, указывая слуге князя, что "не лепо есть быти дому безо ушию и храму (горнице) безо очию", а затем сообщая, что отец с матерью "поидоша взаем плакати", а брат "иде чрез ноги в нави зрети" ("пошел сквозь ноги смерти в глаза глядеть"). Как и в случае с Ольгой, загадки и отгадки разнесены во времени: только в ответ на недоумение юноши, Феврония разъясняет: уши дому - собака, а глаза - ребенок; плакать взаймы значит пойти на похороны, "егда же по них смерть приидет, инии по них учнут плакати"; а смотреть в лицо смерти через ноги - бортничать, т. е. собирать мед на деревьях, "чрез ноги зрети к земли, мысля, абы не урватися с высоты". К сказке о девочке-семилетке восходит и мотив опровержения абсурда абсурдом: в ответ на просьбу князя сделать ему, пока он будет в бане, из маленького пучка льна одежду и платок, Феврония просит князя смастерить из обрубка полена ткацкий стан. Сказочным сюжетным ходом кажется "неравный брак" муромского князя и крестьянской девушки. Столь же традиционен для сказки о мудрой деве сюжет о том, как изгоняемая жена просит дать ей с собой самое дорогое и увозит своего мужа; точно так же Феврония просит бояр разрешить ей взять с собой все, что она захочет, а получив согласие, восклицает: "Ничто же ино прошу, токмо супруга моего, князя Петра". И все же "Повесть о Петре и Февронии" была обработкой житийных легенд о муромских святых и потому содержит целый ряд традиционных агиографических мотивов, в большинстве своем тесно переплетающихся со сказочными. Змей, искушающий жену князя Павла, посылается дьяволом, и этот момент напоминает о грехопадении Евы, тоже искушаемой змеем-дьяволом. Князь Петр, неоднократно называемый в "Повести" "благоверным", обретает Агриков меч не при помощи силы или хитрости, как сказочный герой, а по молитве, т. к. "имеяше же обычай ходити по церквам уединяяся", причем меч находится в алтарной стене храма монастыря во имя Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня. Таким образом, волшебный меч одновременно оказывается посланным герою Божественным промыслом. Согласие Февронии исцелить Петра при условии женитьбы на ней также может быть истолковано двояко: как желание сказочной героини во что бы то ни стало добиться счастья и как провидение святой своей будущей судьбы. Необычны чудеса в "Повести": боярские жены жалуются на крохоборство муромской княгини, видя в этом следствие ее крестьянского происхождения: "От коегождо стола своего без чину исходит: внегда бо встати ей, взимает в руку свою крохи, яко гладна". Сразу вспоминаются кости и вино, спрятанные Василисой Премудрой в рукав и превратившиеся в озеро с лебедями. Однако крохи в руке Февронии претерпевают весьма специфическое превращение. "Князь же Петр приим ю за руку и, развел, виде ливан добровонный и фимиян", т. е. крошки хлеба превращаются в ладан и фимиам, использующиеся в православном богослужении. По благословению Февронии за одну ночь превращаются в цветущие деревья воткнутые ею в землю прутья, что, по мнению Д.С. Лихачева, свидетельствует о том, насколько велика сила ее животворящей любви. Вполне традиционен для жития финал повести, рассказывающий о том, как Петр и Феврония перед смертью приняли монашество под именами Давида и Ефросиньи. Последнее дело Февронии - вышивание воздуха с ликами святых, покрывала на Святую Чашу. Троекратный призыв мужа выполнить обещание принять смерть вместе также выполняет функцию чуда. Функцию посмертных чудес выполняет рассказ о двукратном соединении тел супругов в одном гробе, несмотря на желание муромских людей разделить их после смерти, "яко во мнишестем образе неугодно есть положити святых в едином гробе". За этим рассказом о довольно "специфическом" посмертном чуде следует повествование о чудесах "традиционных": "иже бо с верою пририщуще к раце мощеи их, неоскудно исцеление приемлют". Заканчивается "Повесть" традиционной молитвой к Петру и Февронии. Помимо фольклорной и житийной традиции, в "Повести о Петре и Февронии" традиционно выделяется ряд мотивов, сближающих ее со средневековыми романами о любви, бытовавшими на Западе и Востоке. Наибольшее количество общих черт можно обнаружить при сопоставлении повести с западноевропейским романом о Тристане и Изольде. Как Петр, Тристан одерживает победу над змеем, но заболевает, и тогда на помощь ему приходит Изольда, оказавшаяся опытной целительницей. Против любви Петра и Февронии восстают муромские бояре, уподобляясь в этом вассалам короля Марка. По смерти герои остаются неразлучными: Петр и Феврония похоронены в одном гробу, несмотря на попытки людей нарушить их волю, а из гробницы Тристана вырастает перекинувшийся на могилу Изольды куст терновника, который никому не удается уничтожить. В то же время эти произведения достаточно существенно отличаются друг от друга прежде всего в трактовке темы любви. Тристан и Изольда случайно выпивают любовный напиток и оказываются на всю жизнь одержимыми любовью-страстью, чувством стихийным и всепоглощающим, тогда как жизнь Петра и Февронии, освященная христианским браком, отличается особой "психологической умиротворенностью" (термин Д.С. Лихачева). Кроме того, Петр в русской повести оказывается значительно более пассивным, чем его западноевропейский прототип. Вечный сюжет о смерти в один и тот же миг находит отражение в поэме Алишера Навои "Лейли и Меджнун". Н.И. Конрад, рассуждавший об этой поэме и ее связи с "Тристаном и Изольдой", замечал: "Могут сказать: да, Лейли и Меджнун умерли в одно и то же мгновение. Но Тристан и Изольда - нет. Не соглашусь: Тристан и Изольда также умерли в одно и то же мгновение - в тот самый миг, когда она с криком - Тристан! - вбежала к нему на замковую башню когда он поднялся навстречу ей с криком: "Изольда!" Мне скажут: он действительно умирает, но она в этот миг только лишается сознания, а потом приходит в себя и поет целую песнь любви и смерти. Не соглашусь: она умерла в тот же миг и поет уже потом... там, где они опять оба вместе <...> Смерть окончательно соединила этих западных Лейли и Меджнуна". Целый ряд наблюдений о соотношении "Повести о Петре и Февронии" с некоторыми произведениями средневековой западноевропейской словесности был сделан Ф.И. Буслаевым. Чрезвычайно распространен мотив чудесного добывания меча: князь Петр находит его в алтарной стене храма; Зигмунд, герой "Саги о Вёльзунгах", вынимает из священного дерева; валашский витязь Вилиш девять дней молится у четырех каменных столбов, после чего обретает меч. От ядовитой крови побежденного змия погибают бог Тор и англосаксонский герой Беовульф. Исцеление Петра Февронией можно сопоставить с эпизодом Старшей Эдды, рассказывающим о том, как Брингильда учила Зигурда целебным рунам. Интересно сопоставлены Ф.И Буслаевым рассказ о прыгающем перед ткацким станком Февронии зайце с немецким преданием об основании Кведлинбурга. Предание повествует о том, как Матильда, дочь императора Генриха III вступает в союз с дьяволом, чтобы избавиться от преступной склонности в ней со стороны ее отца, и теряет прежнюю красоту. Однако продажа души состоится только в том случае, если девушка хоть на мгновение заснет в течение трех ночей. "Чтоб воздержать себя ото сна, она сидела за кроснами и ткала драгоценную ткань, как наша Феврония, а перед нею прыгала собачка, лаяла и махала хвостом... собачку эту звали Wedl или Quedl, и в память ее Матильда назвала основанное ею потом аббатство Кведлинбург". Загадка о плаче взаймы получает своеобразное ироническое переосмысление в одном из фрагментов сказаний о Соломоне и Морольфе, когда последний сообщает, что его мать "пошла... сослужить своей куме такую службу, какой кума уж никогда ей не сослужит" - имеются в виду похороны (Ф.И. Буслаев). В "Повести о Петре и Февронии" уже нет той бури страстей, которая знакома читателям агиографических произведений Епифания и Пахомия Серба. На смену страстям приходит тихая умиротворенность, погруженность в себя. Феврония обладает огромной внутренней силой и волей, но эта сила и воля очень редко проявляется во внешней аффектации. Примеры внешнего проявления этой внутренней силы лишь косвенно позволяют читателю догадываться о ней (выросшие за одну ночь деревья, превратившиеся в ладан и фимиам крошки, способность читать мысли людей). Любовь в "Повести о Петре и Февронии" - меньше всего всепоглощающая человеческая страсть (как в романе о Тристане и Изольде). Исследователи писали о том, что любовь Февронии к князю Петру непобедима именно потому, что она уже побеждена внутренне ею самой, подчинена ее уму. В "Повести о Петре и Февронии" тема любви оказывается чрезвычайно тесно соотнесенной с темой ума, человеческой мудрости - тоже одной из основных тем древнерусской литературы. В силе своей любви, в мудрости, как бы подсказываемой ей этой любовью, Феврония оказывается выше своего идеального мужа - князя Петра. Но не только любви свойственна мудрость, но и мудрости присуща любовь. Между чувством, умом и волей нет конфликта, нет борьбы, нет противоречия. Еромолай-Еразм - мастер прекрасных, отчетливо зримых описаний. Таково, например, первое появление в повести девушки Февронии: посланец князя Петра находит ее в простой крестьянской избе, в бедном крестьянском платье, занятую рукоделием: Феврония сидит за ткацким станом и ткет полотно, а перед нею скачет заяц. Заяц -образ, восходящий к фольклору, который тоже выполняет функцию сложной характеристики героини, символизируя собой ее слияние с природой, ее девичью чистоту и одновременно - будущую свадьбу. Д.С. Лихачев восхищался описанием предсмертного жеста Февронии: когда Петр в третий раз послал к ней сказать, что пришло время умирать, она воткнула иглу в покрывало и обернула вокруг нее золотую нить. В тех условиях, когда в литературе быту и детальным описаниям уделяется не так много места, "жест Февронии драгоценен, как и то золотое шитье, что она шила для Святой Чаши" (Д.С. Лихачев). Таким образом, наиболее яркой чертой "Повести о Петре и Февронии" является тесное переплетение в ней фольклорных и агиографических мотивов. Фольклорная стихия привнесла в текст повести бытовую конкретность, не свойственную современным ей литературным памятникам. Нетрадиционный характер житийной "Повести о Петре и Февронии" делал ее, очевидно, неподходящей для агиографических канонов XVI в. Хотя она была создана одновременно с окончательной версией "Великих Миней Четиих", в их состав включена не была. Фольклорные мотивы повести, ее лаконизм, отсутствие этикетных черт - все это делало ее чуждой агиографической школе митрополита Макария. Вопрос № 5: Новые темы, жанры и герои в литературе XVII века Начало XVII века осталось в памяти русского народа как «смутное время». Убийство царевича Дмитрия, сложная политическая ситуация в стране и своеволие бояр, неустойчивое положение Московского царства на мировой арене привели к тому, что страны-соседи попытались воспользоваться слабостью огромной державы. В этот период русская литература становится на службу интересам своей страны, и именно слово помогло способствовать консолидации разрозненного общества. Актуальной стала публицистическая литература, содержащая размышления о политике, пламенные призывы бороться с захватчиками, прославление мужества героев и укрепление авторитета новой царской династии. Эти идеи были главными в таких произведениях, как «Повесть 1606 года», «Повесть о преставлении и погребении М.В. Скопина-Шуйского», «Летописная книга», «Новая повесть о преславном Российском царстве и великом государстве Московском». И как знать, сохранилась бы государственность в России, если бы не пламенные речи патриарха Гермогена и таких же патриотов, как он, разосланные в виде грамот по всему царству. Ведь именно после получения такой грамоты новгородцы Минин и Пожарский собрали народное ополчение и в 1612 году освободили Москву от поляков.
|