Ратинов А.Р. Судебная психология для следователей, 2001. Вузов и факультетов, научных работников, следователей, судей и других практикующих юристов. Удк 340. 6 Ббк 88. 4
Скачать 1.52 Mb.
|
Необходимость быть правильно понятым требует от следователя умения говорить тем языком, который доступен собеседнику или аудитории, а это возможно лишь при большом языковом диапазоне, способности приноровить свою речь к обсуждаемому предмету и интеллектуальному уровню собеседника. Следователь всегда должен думать над тем, как будет воспринят его вопрос или заявление проверять это в ходе допроса, беседы, выступления, добиваясь полного взаимопонимания. В противном случае свидетель или обвиняемый может не понять поставленного вопроса и дать неправильный ответ (на что нередко ссылаются при повторных допросах). Опасность непонимания или 1 Документирование - не только способ сохранения и передачи информации, но и средство контроля, надзора, укрепления законности, гарантия прав граждан. Поскольку документы - один из наиболее обильных источников доказательств, следователю необходима солидная подготовка в области делопроизводства и документоведения. (К.Г. Митяев, Е.К. Митяева. Административная документация. Ташкент, 1964). 117 неправильного понимания следователя особенно велика при допросе с участием переводчика. Все это обусловливает необходимость точности, ясности и однозначности задаваемых вопросов. Весьма распространенным является и обратное явление - неправильное понимание следователем своего собеседника или допрашиваемого. Необходимость ускоренной реакции в ходе допроса, умения понимать людей с полуслова вырабатывает у следователя «опережающее понимание». Восприняв минимальный объем языкового материала, следователь начинает действовать, пока еще мысленно, с вероятностной информацией, зачастую не уяснив доподлинно сказанного. При всех достоинствах такого умения в нем таится опасность искаженного восприятия слов и мыслей собеседника. Ошибка может произойти и в результате того, что следователь просто чего-то не расслышал, а поспешность, нетерпение и невнимание помешали ему понять сказанное. Правильному уяснению смысла иногда препятствует предвзятость, предубеждение, увлечение определенной версией, приводящие к тому, что человек нередко слышит не то, что действительно сказано, а то, что ему хотелось или то, что он ожидал услышать. Существенная потеря информации может произойти в связи с тем, что следователь воспринимает далеко не все сказанное. Речь обычно содержит значительное количество избыточной информации, и следователь производит отбор существенного, отсеивая сведения, не имеющие, на его взгляд, значения для дела. В результате неправильного определения относимости утрачивается часть нужной информации. Умение слушать и слышать не менее ценно для следователя, чем умение говорить. Неправильное понимание часто является результатом неосведомленности следователя в специальных вопросах, подлежащих выяснению (например, когда бывает необходимо выяснить обстоятельства, связанные с технологией производства, безопасностью движения, бухгалтерским учетом). Во многих случаях недопонимание бывает вызвано использованием выражений, неточно, двусмысленно отражающих нужное явление, предмет или его свойства, засоренностью речи специальными терминами и вульгаризмами. Некоторые, особенно молодые, следователи любят щеголять выражениями, почерпнутыми из воровского жаргона, думая, что такой стиль способствует установлению контакта с обвиняемым. Это явно ошибочное мнение. Следователю полезно знать жаргонные выражения для того, чтобы лучше понимать некоторых подследственных, но вовсе не для того, чтобы употреблять самому. Понятность речи зависит от строения предложений, в которых и раскрывается определенное значение слов. И здесь также таится опасность искажения информации. Нужно учитывать, что устная речь редко бывает развернута в законченные грамматические формы. Сокращения, пропуски, неправильное построение и обрывы фраз, неточное употребление местоимений допускают различное толкование сказанного. К этому нужно добавить, что когда люди разговаривают друг с другом, то многое ими не выражается в речи, а подразумевается как ясное. В живом непосредственном общении речь обычно носит характер диалога - цепи реплик и реакций, всегда предполагающих знание участниками разговора предмета беседы. Зрительное восприятие собеседника (мимика, жесты, интонация), вплетение разговора в конкретную ситуацию следственного действия обусловливает целый ряд сокращений и недомолвок. При этом одинаковая направленность сознания и психическая близость позволяют собеседникам понять друг друга с намека и делают излишними подробные объяснения. Потому-то так часто не удается выяснить при допросе, как именно состоялся сговор между членами преступной группы. Предпринимая очередную преступную операцию сообщники редко вступают в сговор в семантическом значении этого слова, ибо им все ясно и без слов, в силу прошлой общности мыслей, побуждений и действий. Достаточным бывает какой-то жест, намек, напоминание прошлых событий. Нечто подобное в психологическом смысле происходит и в процессе расследования, когда следователь неоднократно встречался и обсуждал какой-то вопрос с тем или иным участником дела. Живая речь выражает неизмеримо больше, чем прямой смысл составляющих ее фраз. Выразительность ее определяется эмоциональным психологическим подтекстом, который также должен быть понят следователем и его собеседником. Поэтому необходимо уяснить соотношение между содержанием речи и ее формой, между тем, что сказано, и тем, как сказано, понять интона 119 ционномимические и стилистические средства выражения, в зависимости от которых меняется смысл и значение словесной информации. Следователь должен быть предельно ясным для других. В то же время он обязан уточнять услышанное, устраняя недомолвки и двусмысленности. Однако ясность и понятность не исчерпывают требований, предъявляемых к речи следователя. Очень большое значение в следственной работе имеет, кроме этого, действенность речи. Речь действует на людей прежде всего своим фактическим содержанием, своей логикой, своим влиянием на волю через разум. Но этого бывает недостаточно, чтобы побудить к должному поведению или удержать от нежелательных для следователя действий того или иного участника процесса. Нужно влиять и на чувства, которые формируют мотивы человеческого поведения. В свое время В.Г. Белинский очень точно определил соотношение языка ученого и писателя. «Один доказывает, - другой показывает, и оба убеждают, только один логическими доводами, другой картинами»'. Следователь же действует и тем, и другим. Поэтому в его устной речи вполне правомерны все изобразительные, выразительные, художественные средства языка, придающие ей особую силу. Без боязни преувеличения можно сказать, что следователь обязан быть красноречивым. Изучение лучших образцов ораторского мастерства, искусства спора, судебного красноречия, постоянное внимание к своей речи и работа над ее совершенствованием - основной путь к овладению этим искусством. Иной характер носит письменная речь, используемая в деловых бумагах и процессуальных актах следователя. Она ограничивается фактической информацией, обращена к рассудку и не рассчитана на пробуждение эмоций. Язык документов отличается сжатостью и лаконичностью, он более экономичен, чем многословная устная речь. Вместе с тем структурно он более развернут, ибо все, что в устной речи заменяет 1 В.Г. Белинский. Собрание сочинений. Гослитиздат, 1948, т. III, стр. 798. 2 Много полезных рекомендаций по этому поводу содержат книги П. Сер-геича. Искусство речи на суде. Госюриздат, 1960; С. Поварнина. Спор., СПб. 1912; В.В. Голубкова. Мастерство устной речи. Изд. «Просвещение», 1965. 120 ся и возмещается общей ситуацией и взаимным восприятием собеседников, должно быть выражено и зафиксировано в документе. С этим связаны грамматическая усложненность письменной речи и более строгое следование нормам литературного языка1. В связи с этим следует особо остановиться на технике протоколирования, которой зачастую не уделяется должного внимания. Не следует думать, что протоколирование лишь техническая операция по описанию хода и результатов следственного действия. Протокол служит источником доказательств, и от его качества зависит возможность использования установленных данных в ходе дальнейшего расследования и судебного разбирательства. Поэтому правильная фиксация, документирование следственного действия имеет не меньшее значение, чем качество производства самого этого действия. При составлении протоколов допроса, в которых фиксируются показания, то есть живая речь свидетелей, потерпевших, подозреваемых и обвиняемых, перед следователем возникает нелегкая задача: запечатлеть полученные сообщения «по возможности дословно» (ст. 151, 160 УПК). На практике же постоянно приходится встречать «стилизованные» протоколы, в которых все говорят одинаково. Нередко и инженер, и колхозник, и малолетний ребенок, и научный работник, судя по протоколам, свободно оперируют юридическими понятиями, специальными терминами, сложными литературными формами. Это происходит оттого, что следователь непроизвольно вкладывает в их уста свою собственную, не свойственную им, речь. В результате на суде порой обнаруживается огромная разница между устными показаниями и протоколами допроса на предварительном следствии, и это дискредитирует материалы расследования, снижает их доказательственную ценность. Помня о такой опасности, надлежит по возможности придерживаться формулировок, оборотов речи и стиля допрашиваемых. Что же касается процессуальных актов, не связанных с фиксацией чьих-либо показаний (протоколы осмотра, обыска, следст 1 Некоторые из этих различий позволяют иногда распознать ложные показа-1ия, которые воспроизводят заранее написанный и выученный текст, произно-имый «как по писанному». 121 венного эксперимента и пр.), то их язык должен быть строго документальным, как и язык иных деловых бумаг следователя. Следователю необходимо постоянно упражняться в точной передаче чужой речи, в полном, ясном, правильном и последовательном описании событий и предметов, с использованием минимального количества слов, регулярно критически разбирать составляемые документы. Если в устной речи, встретившись с ошибочным пониманием сказанного, можно тут же обнаружить и устранить недоразумение, то в письменной этого сделать нельзя. Вот почему искажения в процессуальных актах, на основе которых решается судьба дела и стоящих за ним людей, наиболее опасны по своим последствиям. Между тем протоколы пишутся, как правило, без черновиков, в ускоренном темпе, зачастую в неблагоприятной обстановке. Нередко сильные переживания, испытанные следователем в ходе следственного действия, истощают его энергию, и при составлении протокола у него наступает психическая реакция, известное равнодушие к полноте и точности изложения. Кроме того, чем интенсивней и продуктивней проходило следственное действие, тем обычно скорее хочется покончить с изложением его результатов в протоколе, который подчас кажется обременительной формальностью. Если же действие было особенно успешным, у следователя нередко создается впечатление о ненужности подробных описаний ввиду очевидности результатов. В итоге протокол пишется крайне лаконично, не исчерпывает добытых данных, не отражает всего происходившего. Не следует увлекаться и таким методом фиксации, как собственноручная запись показаний допрашиваемым. Такая запись может оказаться неполной, когда допрашиваемый слабо владеет пером и каждое лишнее слово означает для него дополнительную нагрузку, которой он невольно стремится избежать. В то же время человек хорошо владеющий пером, в угоду логической завершенности изложения и красоте стиля, бывает склонен к непроизвольному отклонению от истины, украшательству и дополнению своего описания несуществующими деталями и оттенками. Установлено, что каждый протокол должен быть прочитан и подписан участниками следственного действия, но вследствие поспешности, волнения, утомления, застенчивости или доверия к следовате 122 лю они зачастую не вносят необходимых поправок. Поэтому при окончательном оформлении процессуальных актов требуется чрезвычайно внимательный контроль как со стороны следователя, так и со стороны иных участников следственного действия, которым должна быть обеспечена возможность тщательного ознакомления с протоколом и внесения необходимых исправлений и дополнений. Сколько бы ни говорилось о необходимости критической оценки материалов следствия и дознания, мы не можем избежать такого психического явления, как «гипнотическое действие» документа. Написанное или напечатанное слово зачастую воспринимается как наиболее авторитетное, заслуживающее полного доверия. Считается, что люди не так ответственно относятся к своим устным заявлениям, как к изложенным в документах. При этом нередко забывается о «стилизации» протоколов, возможности ошибок и заблуждений составителя документа. Внушающая сила документа, сформировав определенное мнение, затрудняет установление истины, даже если доказано обратное. В обеспечении полноты и точности протоколирования большое значение имеет использование стенографии и звукозаписи, являющееся средством контроля и самоконтроля, технически упрощающее труд следователя (человек может написать 20-30 слов в минуту, продиктовать же в два-три раза больше). Воображение следователя. Воображение, то есть создание новых образов, представлений или идей, ранее не воспринимавшихся человеком, необходимо в любом виде деятельности. Оно имеет огромное значение в следственной работе. Когда следователь знакомится с поступившим делом, ему нужно представить, о чем говорится в изучаемых материалах. Когда он допрашивает свидетелей, то воображает описываемое событие. При осмотре места происшествия он по обнаруженным следам и показаниям очевидцев воссоздает в своем воображении картину преступления. Составляя план расследования, он предвидит воображаемый ход событий. У него возникают подозрения, версии - это тоже продукты фантазии. Короче говоря, каждый шаг следователя связан с работой воображения. В зависимости от характера и содержания деятельности различают такие виды воображения, как художественное, научное, 123 техническое и т.п. Учитывая своеобразие следственной работы, по-видимому, можно говорить и о следственном воображении. Но если, например, для воображения терапевта специфично особенно ясное представление о работе внутренних органов больного, о течений болезни и ходе лечения, то для воображения следователя, в первую очередь, характерно отсутствие такой узкой специализации. Бесконечное многообразие жизненных явлений, с которыми приходится иметь дело следователю, придает его фантазии универсальный характер, формирует у него готовность к созданию любых образов, отражающих и повседневные житейские ситуации, и различные формы человеческого поведения, и явления, относящиеся ко многим специальным областям человеческой практики. Но как бы ни были сложны и причудливы продукты фантазии, они представляют сочетание признаков реальных вещей и явлений, в какой-то степени уже известных человеку. Из ничего воображение творить не может. Источником для него всегда служит прошлый опыт. И чем он богаче, тем богаче воображение. Значит, основным условием развития воображения следователя является накопление и обогащение его опыта и знаний. Воображение следователя оперирует образами и представлениями, с большой полнотой и конкретностью отражающими определенные свойства, признаки, детали, в отличие от обобщенных образов, схем, символов, которые характерны для абстрактного воображения химика или математика. В расследовании не должно быть места пустому беспочвенному фантазированию. Только образы, рожденные обстоятельствами данного дела, вытекающие из реальной обстановки, основанные на определенной информации, играют в нем положительную роль. Отрыв же фантазии от реальных условий расследования обесценивает и работу воображения, и связанную с ним практическую деятельность. Так, нереальная фантастическая версия способна лишь завести следствие в тупик. Расследование как познавательный процесс, в первую очередь, опирается на -воссоздающее воображение, то есть представление чего-либо, ранее не воспринимавшегося человеком, на основе словесного описания или условного изображения (чертежа, схемы, карты). Воссоздающее воображение связано с перекодировкой инфор мации со слов, условных знаков или графических изображений в наглядные представления, живые образы действительности. Большую часть информации следователь черпает из устных и письменных заявлений, сообщений и описаний, из актов, протоколов и иных документов. Этот материал отражается в сознании следователя не только в форме понятий и суждений, но и в форме образов, более или менее адекватных описанию. Причем даже абстрактные идеи, например, такие, как «умысел» или «корысть», вызывают определенные образы, обретают какую-то наглядную форму. Отсутствие же наглядно-образных представлений крайне отрицательно сказывается на расследовании. Если следователь, допросив свидетеля, остается обладателем только сухой словесной информации, не представляя, как было дело в действительности, это не дает ему подлинного знания, препятствует глубокому пониманию полученных данных, лишает возможности правильно их оценить и использовать. Из анализа ряда следственных ошибок видно, что, если бы следователь представил себе описываемое событие или факты, приводимые в обвинительном заключении, он убедился бы в их противоречивости, ложности. В процессе расследования постоянно приходится описывать различные объекты для их последующего отыскания и опознания: внешность преступника или пропавшего без вести, вид похищенного имущества, орудий преступления, использованных преступником средств. Но при описании недостаточно просто перечислить их приметы и отличительные признаки. Надо еще сформировать наглядный образ человека или вещи, чтобы затем можно было увидеть в конкретном объекте именно то, что интересует следователя. Воссоздание образа по описанию не ограничивается разрозненными представлениями о компонентах объекта, а предполагает их соединение в единое целое. Например, эффективность розыска по приметам зависит от того, насколько следователь разбирается в основных свойствах искомых объектов, владеет методом «словесного портрета», способен наглядно представить описываемое лицо или вещь в единстве всех признаков и свойств. В учебной и практической работе необходимо специально воспитывать и тренировать такие навыки, особенно тем, у кого преобладает словесно-логическая память, слабо развита и бедна 125 фантазия. Для этого рекомендуется выполнять упражнения по описанию различных предметов и людей и узнаванию их на основе описания, сделанного другими лицами. При беглом прослушивании показаний или чтении материалов дела возникают лишь неполные и неясные, смутные и отрывочные представления, тогда как вдумчивое чтение, повторное изучение материала, внимательное выслушивание показаний, приводят к возникновению более полных и ярких представлений. Достаточно сравнить результаты первого и повторного ознакомления с протоколом осмотра места происшествия, чтобы убедиться, что образы возникают в воображении не мгновенно в законченном виде, а формируются постепенно, совершенствуясь под влиянием новых актов восприятия и мыслительной деятельности. Отсюда вытекает важное для следователя правило не ограничиваться единичным изучением материалов дела, а неоднократно обращаться к ним, рассматривая их в свете новых данных, «новыми глазами». Значительно облегчает работу следственного воображения введение наглядной демонстрации, использование разного рода наглядных опор: рисунков, фотоснимков, чертежей, графических схем и иных изображений, а также слепков, макетов, моделей. Давно установлено, что любая наглядная демонстрация придает мысли чувственную основу и позволяет приблизить наши представления к подлинному предмету или явлению, повысить точность и полноту их отражения. Использование наглядных опор дает возможность наилучшим образом организовать доказательственный материал, осмыслить взаимосвязи и динамику изучаемых явлений, увидеть их как живую картину. Поэтому очень важно иметь в следственных органах все необходимое для макетирования (детали жилых помещений и бытовой обстановки, модели транспортных средств и т. п.), фото- и кинопроекционную аппаратуру, различные муляжи, наглядные пособия и иные вспомогательные материалы, которые широко и эффективно используются сейчас в зарубежной следственной 1 Вместе с тем воображение положительно влияет на процесс запоминания. Экспериментально установлено, что объем и качество запоминания при задании «вообразить» резко возрастают. Значит, такое задание должно все время стоять перед следователем для наилучшего усвоения материалов дела. 126 практике. Надо также шире прибегать к помощи художников, картографов и иных специалистов для изготовления различных графических изображений. Подобного рода наглядные пособия необходимы не только следователю, но и другим лицам, проходящим по делу или осуществляющим дальнейшее производство. Они помогают запечатлеть и донести до сознания каждого обстоятельства, имеющие значение для дела. Точность отражения еще больше возрастает, когда мы имеем возможность воспринять хотя бы часть подлинной ситуации путем ознакомления с обстановкой места происшествия и отдельными вещественными доказательствами. В таких случаях полученные представления включаются в общую систему образов и обогащают воображение. Опытные следователи хорошо знают, как важно все посмотреть своими глазами, и никогда не упускают возможности побывать на месте происшествия, лично ознакомиться с вещественными доказательствами, не полагаясь на протокольные описания своих предшественников, произвести допрос и проверку показаний на месте. До сих пор речь, в основном, шла о воссоздающем воображении следователя, которое является предпосылкой более сложного творческого воображения. Это последнее создает новые образы и представления без опоры на их описание или условное обозначение, путем творческой переработки имеющихся знаний и материала прежних восприятий. Любой трудовой процесс неизбежно включает в себя работу творческого воображения. В деятельности же следователя оно занимает одно из ведущих мест. Обращаясь в прошлое, воображение следователя на основе отрывочных сведений, почерпнутых из различных источников, создает цельное представление о расследуемом событии во всех его существенных чертах. Отражая явления настоящего времени, воображение следователя рождает предположения об имеющихся следах, остатках, отпечатках и иных отображениях расследуемого события, при помощи которых оно может быть установлено и доказано. Наконец, регулируя и направляя свои действия, планируя расследование, следователь смотрит в будущее, предвидит результаты своего труда. А предвидеть - значит вообразить. Поясним сказанное на примере. Путем взлома в универсальном 127 магазине была совершена кража часов. По обстоятельствам происшествия и характеру похищенного (в магазине имелись более дорогостоящие вещи) возникло предположение, что преступление совершено подростками, для которых часы представляли наибольшую ценность: их наличие могло рассматриваться молодым человеком как признак самостоятельности, взрослости. Такое предположение породило ряд новых: преступники немедленно используют часть похищенного для себя. Но так как часы похищены без ремешков, они должны будут обратиться за их покупкой в галантерейные магазины. На следующий день в одном из таких магазинов была задержана группа подростков, которые после непродолжительного запирательства выдали похищенное. Из этого простого примера хорошо видно, как работало творческое воображение следователя, используя различные приемы (операции), к числу которых относятся: сочетание, комбинирование имеющихся данных в новом образе (так возникло представление о несовершеннолетних преступниках), расчленение, разложение образа на составляющие (представление о похищенном имуществе подверглось дроблению в связи с мыслью о разделе и использовании похищенного), добавление (образ часов дополнился представлением о ремешке), типизация (воображаемые преступники были наделены побуждениями, которые типичны для подростка), усложнение (представления следователя обогащались все новыми образами дальнейшего поведения преступников, хода розыскных мероприятий и т.п.). Различные потребности человека порождают соответствующие цели, а их достижению предшествует множество мысленных наметок и представлений о ситуациях, в которых могут быть реализованы эти наметки и достигнуты эти цели. Человеческий интеллект в своей способности к созданию новых представлений беспределен. Он может применять механизм творческого воображения к образам, которые в свою очередь уже являются продуктами творческого воображения, как угодно далеко отходя от непосредственных показаний органов чувств и прочей информации (но никогда с ними не порывая). В связи с этим следует высказать несколько предостережений. Прежде всего нужно ясно различать и по-разному оценивать образы воссоздающего и творческого воображения. Первые 128 непосредственно отражают имеющуюся информацию, доказательственный материал (показания, протоколы, документы). Вторые являются продуктами фантазии, создаются из элементов, не отраженных в материалах дела. Эти недостающие материалы еще должны быть собраны в ходе расследования. Подмена одних другими приведет к тому, что предполагаемые и воображаемые обстоятельства будут рассматриваться как установленные, доказанные. При этом возникнет опасность ошибочных и бездоказательных решений. Другую опасность таят в себе шаблонные образы - стереотипы. Подобно тому, как в период гриппозных эпидемий учащаются случаи постановки неправильного диагноза «грипп» при неясных симптомах болезни, и в следственной практике наблюдаются факты, когда воображение следователя ограничивается представлением типичного. Так, наличие недостачи принимается за безусловный признак хищения, а ложь подследственного как бесспорное доказательство его вины. Традиционный шаблонный образ - источник предубеждения. Во избежание этого нужно постоянно помнить об индивидуальности каждого расследуемого события, не ограничиваться образами типичных ситуаций и проверкой типичных версий. Качества ума следователя. Психологическая сторона умственной деятельности следователя - одна из наиболее интересных и наименее исследованных проблем. Было время, когда всякая попытка изучения особенностей следственного мышления признавалась «полнейшим абсурдом», считалось, что существуют лишь общие для всех законы логики и диалектики, никаких особых специально-криминалистических приемов мышления быть не может. Однако следственное мышление имеет свою специфику. В нем своеобразно реализуются общие закономерности. Изучение этой специфики должно явиться задачей специальной отрасли знания -судебной логики. Мышление - не только логический, но и психический процесс. Анализ содержания самих умственных процессов относится к компетенции психологической науки и, в частно 129 сти, того ее раздела, который именуют психологией мышления. Характер познавательной деятельности и трудовых процессов так или иначе сказывается на мыслительной работе. Практическое мышление в процессе трудовой деятельности именуют оперативным. Термин «оперативное» допускает различные толкования: оперативной можно назвать деятельность, состоящую из ряда операций либо протекающую особенно быстро, а если иметь в виду, что по латыни «opera» означает труд, то оперативным можно назвать мышление, непосредственно вплетенное в трудовой процесс. Все эти оттенки применимы к мышлению следователя. Различая наглядно-действенное, образное и абстрактное мышление, в психологии иногда неправомерно связывали практический интеллект с наглядно-действенным мышлением как с генетически более ранней и более элементарной формой умственной работы. При этом предполагалось, что наиболее высокие требования к уму предъявляет теоретическая деятельность, которая связывалась только с абстрактным мышлением, практический же ум, даже на самых высоких его ступенях, расценивался как менее квалифицированный. Ныне уже бесспорно доказано, что высшие проявления человеческого разума в одинаковой мере присущи и теоретикам и практикам2. Вряд ли можно говорить о преобладании в деятельности следователя наглядно-действенного, образного или абстрактного мышления. Все эти виды здесь взаимодействуют и непрерывно переходят друг в друга. В самом наглядно-действенном мышлении существуют разные уровни от простейших манипуляций до сложнейших умственных действий с конкретными образами и обобщенными представлениями, которые свойственны интеллектуальной работе следователя. Да и абстрактное мышление обозначает две разновидности умственной работы: во-первых, оперирование готовыми абстрактными категориями и, во-вторых, самостоятельное абстраги 1 Нельзя согласиться с тем, что мыслительная работа следователя является предметом научного исследования лишь как часть логики, а не психологии. (А.Н. Васильев. Следственная тактика и ее место в системе криминалистики. «Советская криминалистика на службе следствия», 1961, № 15, стр. 40). 2 С.Л. Рубинштейн. Основы общей психологии. Учпедгиз, 1945 стр. 362-367. ПО рование, необходимое для перехода к действию с этими отвлеченными понятиями. Вторая разновидность, тесно связанная с наглядно-действенным и образным мышлением, значительно сложней. Следователю, который имеет дело с конкретными предметами и явлениями, оторваться от чувственных данных бывает труднее, чем оперировать готовыми идеями. Различая ум конкретный и ум абстрактный, обычно считают, что конкретный видит детали, проявляя внимание к мелочам, от которых абстрактный ум отвлекается как от несущественного. Искусство расследования - это в значительной степени умение видеть и понимать мелочи. Полная очевидность события - дело довольно редкое, чаще следователю достаются скрытые и малозаметные следы, при помощи которых достигается опосредованное познание расследуемого события. Однако видение этих отдельных деталей ничего не дает без обобщения и скачкообразного перехода к событию в целом, а это требует равновесия конкретного и абстрактного в следственном мышлении, которое должно и охватить картину в целом, и видеть штрихи, ее образующие. С этим связана и такая черта следственного мышления, как -равноденствие анализа и синтеза. Почти в каждой работе по тактике и методике говорится об аналитической деятельности следователя: анализе исходных данных, анализе доказательств и тому подобное, но в редких случаях о синтетической работе ума. Это создает впечатление, что ведущей умственной операцией для следователя является анализ. Действительно, сложность, противоречивость и большой объем материала расследования делает невозможным изучение его без тщательного анализа. Однако понимание этого материала, подготавливаемое анализом, достигается в результате синтеза. Версии, план расследования, оценка доказательств -все это синтетические образования. Без синтеза остаются одни лишь частности, механический набор данных, не организованных в единую систему. Понимание чего бы то ни было - это объединение, непонимание же - отсутствие объединения. Можно, например, знать каждое слово и не понимать значения фразы на иностранном языке. Следственное мышление требует гармонического сочетания анализа и синтеза. Человек с аналитическим складом ума, кото 131 рый так превозносится в детективной литературе, часто теряется в многочисленных деталях дела. Синтетический ум, пренебрегая частностями, также может стать жертвой печальных ошибок. Мышление, вскрывающее причины каких-либо явлений, иногда называют причинно-следственным. Именно такой характер носит мышление следователя. Можно сказать, что основным содержанием его умственной работы является выведение следствий. Эта операция применяется в двух планах. Во-первых, установление причин каких-либо явлений по наличным данным, которые рассматриваются как последствия или результаты действия этих причин. Во-вторых, установление последствий по наличным данным, которые рассматриваются как причины, приводящие к определенным результатам. В первом случае мы имеем дело с объяснением, во втором -с предвидением. И то, и другое должно быть основано на знании механизма и результатов действия изучаемых явлений. Используемые при этом версии имеют элементы объяснительный и предсказательный (где предсказание есть утверждение о наступлении определенных последствий или о существовании пока еще неизвестных явлений). Отличительной чертой умственной работы следователя является то, что ему зачастую приходится действовать при крайней неполноте исходных данных, как бы в потемках, при самом приблизительном знании того, что нужно установить и какими конкретно средствами это может быть достигнуто. Его ум постоянно работает с ненадежной, недостаточной, вероятностной информацией. Следователь должен учитывать степень ее вероятности и меру надежности, опираясь на опыт и знания, отражающие «несчитанную статистику» реальной жизни1. Обостренная чуткость, тонкость различения правды и лжи, истины и заблуждения служат залогом предусмотрительности следователя, условием предвидения дальнейшего хода событий и поведения участников расследуемого дела. Это особенно важно 1 В.Н. Кудрявцев, А.А. Эйсман в работе «Кибернетика в борьбе с преступностью» («Знание», 1964, стр. 45) правильно ставят вопрос о возможности применения кибернетических методов в тех вспомогательных областях расследования, которые поддаются логико-математической интерпретации (уголовная регистрация, учет повторяемости идентификационных признаков в криминалистической экспертизе, юридическая квалификация доказанного преступления и т. п.). 132 потому, что расследование нередко протекает в условиях дву-сторонне планируемой борьбы: противодействия следователю со стороны обвиняемого и иных заинтересованных лиц. В каждом случае следователю необходимо продумывать свои действия и действия своих партнеров «на много ходов вперед», а поскольку имеющиеся данные допускают различные варианты и в каждом из них возможны различные отклонения, приходится учитывать огромное количество возможностей, рассчитывая промежуточные операции и действия. Умение видеть перспективу дела вплоть до судебного разбирательства - одна из существенных особенностей следственного мышления. Указывая на те изменения, которые претерпевают материалы предварительного следствия в гласном состязательном судебном процессе, Л. Шейнин именует это явление «законом судебной перспективы» и справедливо замечает, что отличной школой для следователя является присутствие в суде при рассмотрении расследованного им дела1. Отмеченные особенности следственного мышления предполагают наличие у следователя следующих качеств ума: глубины - способности проникнуть за поверхность видимого, в сущность фактов, понять смысл происходящего, предвидеть ближайшие и отдаленные, прямые и побочные результаты явлений и поступков; широты - умения охватить мыслью большой круг вопросов и фактов, привлекая знания из различных областей науки и практики; мобильности - способности продуктивного мышления, мобилизации и использования знаний в сложных условиях, в критической обстановке; быстроты - умения решать задачи в минимальное время, производя ускоренную оценку обстановки и принимая неотложные меры; самостоятельности - способности к постановке целей и задач, умения находить их решение и пути к их достижению без посторонней помощи; целеустремленности - волевой направленности мышления на решение определенной задачи, способности длительное время ' Настольная книга следователя. Госюриздат, 1949, стр. 327. 133 удерживать ее в сознании и организованно, последовательно, планомерно думать над ее разрешением; критичности - умения взвешивать сообщения, факты, предположения, отыскивая ошибки и искажения, раскрывая причины их возникновения; гибкости - умения подойти к явлению с различных точек зрения, устанавливать зависимости и связи в порядке, обратном тому, который уже был усвоен, варьировать способы действия, перестраивать свою деятельность и изменять принятые решения в соответствии с новой обстановкой. Для развития этих качеств ума при подготовке юристов целесообразно практиковать решение специальных задач-упражнений, основанных на психологических принципах. Это подтвердили положительный опыт проведения занятий по повышению квалификации следственных работников и специальные исследования1. 1 С.Н. Богомолова, Л.И. Вайткунене, А.А. Красносельских, О.И. Никифорова. О развитии воображения у студентов-юристов на практических занятиях по криминалистике. «Вопросы психологии», 1962, № 6. |