Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособие. Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособ. За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире

• Название: За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире
• Анкор: Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособие.doc
• Дата: 13.12.2017
• Размер: 3.39 Mb.
• Имя файла: Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособ.doc
• Тип: Документы; #11277
• Категория: Социология. Политология
• страница: 13 из 49

consumation в отличие от традиционного французского понятия consommation⁴⁶⁴.

Подходя к исследованию хозяйственных процессов с точки зрения субъекта — как производства, так и потребления, — именно постмодернисты первыми выявили феномен симулированных потребностей; разделив needs и wants и предполагая, что первые отражают уже прошедшие социологизацию потребности, которые «заставляют нас рассматривать потребительское поведение как социальный феномен»⁴⁶⁵, в то время как вторые, хотя и могут становиться объектом социального прогнозирования, основаны на субъективных стремлениях личности к самовыражению в потреблении⁴⁶⁶, они получили результаты, которые не могли быть достигнуты в рамках традиционной постиндустриальной теории. Называя сущности, возникающие в процессе производства, инициированном подобным образом, символическими ценностями (symbolic values)⁴⁶⁷, Ж.Бодрийяр отмечает их относительную несравнимость друг с другом⁴⁶⁸, утрату возможности «исчисления стоимости подобных объектов в квантифицируемых единицах цены или общей полезности»⁴⁶⁹.

Эти выводы, полученные в рамках постмодернизма, крайне важны в нынешних условиях, когда характернейшей чертой хозяйственной жизни становится рост роли и значения личностного

фактора как в производстве, так и в потреблении. Сегодня как никогда ранее, и это также отмечено социологами-постмодернис тами, «богатство представляет собой систему знаков, которые созданы, преумножены и модифицированы людьми»⁴⁷⁰. Таким образом, следует признать, что именно постмодернисты ближе всех подошли к проблеме обусловленности современного производства и современной социальной структуры не столько объективными факторами и конкретными действиями человека, сколько субъективными обстоятельствами и системой мотивов и стимулов, определяющих эти действия. Можно привести в этой связи как слова К.Кумара, считающего, что «постмодернизм как теоретический подход... выделяется среди прочих тем, что заостряет внимание не только на новом обществе или новой социальной реальности, но и на нашем понимании этой реальности»⁴⁷¹, так и мнение З.Баумана, указывающего на то, что, охватывая целый спектр разнообразных сторон жизни общества, «постмодернити в то же время является отражением, возможно, даже в большей мере, нежели объективных процессов, состояния человеческого сознания»⁴⁷².

Заслуги представителей этого направления отнюдь не сводятся только к отмеченным достижениям; однако мы не хотели бы в рамках данной главы чрезмерно подробно останавливаться на конкретных аспектах данной теории, поскольку нам придется анализировать их в следующих разделах книги. Здесь важнее оценить, в какой мере обе концепции — постмодернизм и постиндустриа лизм — способствуют формированию того нового представления о социальных процессах, которое может считаться основой для создания теории постэкономического общества.

* * * * *

Обращаясь к этому вопросу, следует прежде всего отметить, что теория постэкономического общества в том виде, в каком она могла бы занять значимое место в кругу современных социологи яеских доктрин, не должна представлять собой простую сумму постиндустриальной и постмодернистской концепций. Хотя каждая из них иногда изображается как дополняющая другую, они существенно отличаются и по внутренней структуре, и по задачам исследования, в силу чего не могут стать объектом непротиворечи вого синтеза. Между тем каждая из этих теорий предоставляет исследователю целый ряд важных методологических инструментов,

которые могут и должны быть использованы при формировании концепции постэкономического состояния человечества.

С одной стороны, теория постиндустриального общества выдвинула целый ряд исключительно важных положений, сформулированных на основе ее методологических постулатов.

Во-первых, она является сегодня наиболее последовательным преемником тех адекватных теорий, которые базируются на идее триадичности социального прогресса. Выделение в истории доиндустриальной, индустриальной и постиндустриальной стадий вполне приемлемым образом отражает, пусть и с одной определенной точки зрения, исторический путь человеческого общества. При этом, что необходимо подчеркнуть, такой подход основан на исследовании вполне конкретных явлений и процессов, а завершающий историю этап остается, в соответствии с логикой адекватных исторических доктрин, открытым в будущее и не исключает возможности безграничного совершенствования человечества во всех его проявлениях.

Во-вторых, постиндустриальная концепция является в своих основных чертах материалистической. В данном случае мы имеем в виду, что в ее рамках социальный прогресс понимается как подготовленный всем технологическим и хозяйственным развитием. Несмотря на рост значения и роли личностного фактора в современных условиях, такая позиция кажется нам наиболее взвешенной и обоснованной, поскольку лишь с такой точки зрения можно не только непротиворечиво объяснить формирование предпосылок перехода к постиндустриальному обществу, но и исследовать механизм технического и хозяйственного прогресса на тех ранних стадиях постиндустриализма, которые нам выпало наблюдать в реальной жизни.

В-третьих, постиндустриальная концепция предпочитает движение от анализа конкретных фактов действительности к широкомасштабным обобщениям. Именно поэтому в течение последнего времени имеет место скорее накопление исходного материала и подготовка нового этапа развития концепции, чем формулирова ние неких общих принципов. Подобный подход позволяет рассмотреть целый ряд исключительно важных конкретных проблем, таких, как оценка невоспроизводимых благ, роль интеллектуального капитала, механизм развертывания информационной революции и многие другие. В рамках постиндустриализма эмпирический материал всегда оказывается первичным по отношению к теоретичес ким тезисам, и это также представляется ценным качеством этой теории.

Однако, несмотря на эти положительные моменты, постиндустриальная доктрина имеет существенный недостаток, заключающийся в том, что она не дает исследователю инструмента осмыс-

ления того развития, которое привело к становлению индустри ального, а позднее и постиндустриального общества. Основной термин, применяющийся в данной концепции, как бы привнесен в теорию извне, он не обозначает естественного и саморазвиваю щегося, системообразующего процесса, лежащего в основе становления новых социальных структур. В этом отношении теория постиндустриального общества лишь констатирует происходящие социальные трансформации, подчеркнуто вынося себя вовне самого общества, и это делает многие ее положения и трактовки излишне объективистскими и поверхностными.

С другой стороны, доктрина постмодернизма, в которой воплощен иной вид реакции на противоречия индустриального строя, также предоставляет исследователю многие важные положения, которые не могут быть проигнорированы при создании постэкономической теории.

Во-первых, несмотря на крайне неудачно выбранные терминологические «точки отсчета», концепция постмодернизма объективно выработала более «насыщенное», если так можно сказать, понимание значимости современного социального переворота. В крайне противоречивой форме, фактически уравнивая модернити с индустриальным строем, сторонники постмодернизма всем духом своей теории дают понять, насколько существенно для общества происходящее сегодня изменение. При этом, прослеживая ход развития данной концепции, можно заключить, что сведение модернити к индустриальному строю не есть ее «родовой недостаток». Поясняя это обстоятельство, отметим, что в постиндустриальной теории не возникает сомнения относительно хронологической определенности индустриального периода; между тем постмодернисты основываются на применении термина, первоначально использовавшегося по отношению к гораздо более широкому временному промежутку. С такой точки зрения постмодернистская концепция, пусть и в неявном виде, содержит положение о том, что идея модернити может быть распространена гораздо дальше в глубь истории, нежели идея индустриализма; именно это, на наш взгляд, и обусловливает более точное понимание значимости нынешнего перехода, и, соответственно, сближает понятие модернити с экономической эпохой.

Во-вторых, обладая существенной культурологической составляющей и будучи изначально ориентированной не только и не столько на исследование объективных характеристик современного общества, сколько на изучение изменения места и роли человека в нем, а в последнее время — даже изменения отношения человека к институтам и формам этого общества, теория постмодернизма в целом с большим вниманием, нежели постиндустриаль ная доктрина, относится к новейшим явлениям, происходящим на

индивидуальном и даже социопсихологическом уровне. Это обстоятель ство представляется исключительно важным, так как сегодня, и на этом мы акцентируем внимание в следующих главах, наиболее существенны не объективные стороны хозяйственных явлений, а то воздействие, которое они оказывают на развитие субъективных черт личности и в значительной мере — даже на изменение ее самосознания и перемену в представлениях о новом обществе и месте конкретного индивида в нем. В результате может радикально меняться содержание важнейших социальных понятий, а вместе с этим могут устраняться и явления, преодоление которых ранее казалось возможным только вместе с трансформацией материаль ных условий человеческого существования.

В-третьих, постмодернисты в гораздо большей степени, чем сторонники постиндустриальной доктрины, склонны к обобщающим оценкам значительных исторических промежутков. Если с точки зрения постиндустриализма исследование доиндустриального общества фактически не представляет значительного интереса, кроме как в аспекте обнаружения новых относительно поверхностных линий, по которым можно было бы провести противопоставление доиндустриального, индустриального и постиндустриального обществ, то исследователи модернити, будучи в существенной степени ориентированы на постижение культурологической составляющей социальной эволюции, открывают в прошлом гораздо более важные закономерности и явления. В этом отношении все глобальные противопоставления оказываются в рамках данной теории более глубокими и теоретически обоснованными, чем у постиндустриалистов.

Однако доктрина постмодернизма все же остается излишне релятивистской. Попытавшись инкорпорировать в социологичес кую концепцию исследование явлений, относящихся к сфере индивидуального самосознания, ее сторонники оказались в плену постоянно меняющегося взгляда человека на самого себя и на современное ему общество. Как отметил А.Турен, идеи модернити особенно явно доминировали в то время, когда основы индустриального строя находились в стадии формирования, когда революционеры XVIII века еще только ставили перед собой задачу ниспровержения традиционных порядков⁴⁷³; естественным продолжением такого рассуждения является мысль о том, что и идеи постмодернити столь же активно распространяются в первую очередь тогда, когда сам этот строй еще представляется незавершенным проектом и переживает период своего становления. Поэтому с каждым новым шагом развития роль постмодернистской теории будет

объективно снижаться, хотя при этом сам социальный порядок, обозначаемый как постмодернити, будет достигать все новых степеней совершенства.

Все это свидетельствует, на наш взгляд, о том, что современная социология нуждается в глобальной исторической теории, которая была бы свободна как от излишнего объективизма постиндустриальной концепции, так и от релятивизма постмодернизма, но при этом в своих наиболее принципиальных моментах была бы обращена на объяснение внутреннего механизма саморазвития общества и в то же время вполне явно отражала бы изменяющуюся роль личности в условиях современной социальной трансформа ции и подчеркивала бы качественно новый характер формирующегося ныне общественного устройства. Мы полагаем, что все эти задачи могут быть успешно решены в рамках теории, которую мы называем концепцией постэкономического общества.

Говоря о постэкономическом обществе, мы не имеем в виду постэкономическую общественную формацию, весьма неявные упоминания о которой встречаются в трудах К.Маркса. Концепция выделения в истории общества доэкономической, экономической и постэкономической эпох, на наш взгляд, оптимально сочетает все черты адекватной исторической теории, которые лишь отчасти присутствуют в доктринах постиндустриализма и постмодернизма.

В основе теории постэкономического общества лежит понимание социума, который можно обозначить прилагательным «modern» в широком смысле — со времен становления классовых обществ до формирования основ постиндустриальной цивилизации — как пребывавшего в экономическом состоянии, когда важнейшее значение для поведения человека имеют материальные интересы, выраженные в специфическом виде интерперсональных возмездных отношений. Развитие экономических тенденций включает в себя как прогресс материальных факторов производства, на котором останавливаются постиндустриалисты, так и повышение степени свободы, на чем акцентируют внимание постмодернисты. При этом экономическая эпоха представляется вполне самодостаточным целым; источник ее развития заключен в постоянно воспроизво дящемся противоречии между материальными интересами отдельных членов общества, а направление прогресса задано не выходом за пределы определенной технологической формы производства или периода, искусственно обозначенного как modеrn, а преодолением существующего механизма соподчинения индивидуальных интересов через формирование нематериальных мотивов, определяющих человеческие действия.

Говоря о постэкономическом обществе, мы акцентируем внимание на всех важнейших элементах современной трансформа ции, к которым ныне апеллируют представители самых разных

футурологических школ. Концепция постэкономического общества не переоценивает значение постиндустриального сдвига, имеющего технологический характер; она не возвышает и проблем самоосознания человека вне его продуктивной деятельности, так как учитывает, что выход за пределы таковой не станет реальностью в ближайшие десятилетия. Оценивая значимость постэкономической трансформации, мы обращаем внимание прежде всего на изменение окружающего мира, порождаемое изменением самого человека, а именно этот новый тип социального взаимодействия и представляется нам наиболее важной чертой современной эпохи. Преодоление противоречий, основных для эпохи индустриализма или эры модернити, возможно на путях изменения представлений о таковых, неизбежно сопровождающего современный материальный прогресс. Основной для постэкономического общества является переориентация интересов человека на задачи развития собственной личности; не мотивированная утилитарными потребностями деятельность способна изменить социальную структуру в гораздо большей мере, чем десятилетия революционных потрясений.

Формирование общества, основанного на надутилитарно мотивированной деятельности, которую мы называем творчеством в противоположность труду, вызывает радикальные изменения как в механизмах хозяйственного взаимодействия, так и в оценке самими творческими личностями целого ряда социальных отношений, приводит к фактичекому преодолению тех феноменов отчуждения и эксплуатации, которые казались неустранимыми на путях эволюционного развития общества. Постэкономический строй не требует и не может требовать ни выхода человека за пределы материаль ного производства, на чем акцентируют внимание постиндустриа листы, ни перенесения основных его интересов в сферу культуры, к чему подталкивает теория постмодернизма; напротив, подобное общество основывается на переосмыслении и переоценке мотивов и стимулов той деятельности, которая по своей внешней форме и по своим вещественным результатам может казаться даже оставшейся неизменной. Постэкономическая трансформация не требует внешних форм своего проявления, не нуждается в революцион ном характере проведения в жизнь; развиваясь по мере развития самих людей, она представляет собой не менее масштабное изменение, нежели то, что привело на заре цивилизации к становлению атомизированной структуры общества и устранению неспособно го к динамичному развитию общинного строя.

Наше исследование обращено к самой сути этой разворачива ющейся трансформации. Особое внимание мы будем уделять важнейшим методологическим и терминологическим проблемам, нерешенность которых в значительной мере обесценила как идеи постиндустриализма, так и постмодернистскую доктрину. Цент-

ральным моментом нашей работы станет изучение содержания и форм проявления того нового типа деятельности, который приходит на смену труду, обусловливая все важнейшие черты постэкономической эпохи. И только затем мы обратимся к конкретным социальным процессам, вызванным постэкономическим переходом, обращая внимание на то, сколь велико отличие их трактовки с точки зрения постэкономической трансформации от наиболее распространенных в социологической науке. Вместе с тем мы будем постоянно подчеркивать, что все исторические концепции, рассмотренные в этой части работы, представляют собой то уникальное воплощение человеческого опыта, без усвоения которого и без корректного и уважительного отношения к которому никакое позитивное движение невозможно.

* * * * *

Переходя к оценке закономерностей становления и развития постэкономической эпохи, следует сказать несколько слов о том, чему, на наш взгляд, учит история развития представлений о прогрессе общества.

Мы не стремились в этой части рассмотреть как можно больше исторических построений, а остановились в первую очередь на тех, которые либо оставили наиболее заметный след в политической философии, либо выделялись из общего ряда строгостью методологии или значимостью полученных результатов. Однако даже анализ этих теорий позволяет сделать ряд важных выводов, заслужива ющих внимания исследователей, работающих над современными концепциями исторического прогресса.

Во-первых, теории исторического прогресса могут быть подразделены на адекватные и неадекватные. В условиях, когда ни одна концепция не может охватить всей совокупности социальных явлений, важнейшее значение имеет принцип четкого выделения изучаемых процессов и глубокого проникновения во внутреннюю динамику их развертывания. К адекватным мы относим теории, сочетающие внятное определение тех процессов, которые в их рамках рассматриваются как основные, с диалектическим подходом к их изучению и оценкой перспектив человеческой цивилизации как синтетического периода, в равной степени порожденного всеми предшествующими этапами социальной эволюции. Внешними признаками таких концепций служат обнаружение в ходе исторического процесса трех глобальных этапов и акцентирование внимания на ряде фундаментальных процессов, обусловливающих эволюцию всего социального целого. Подобные концепции, и это следует подчеркнуть особо, оценивают общественное развитие как поступательное движение, определяемое эволюционными по своей природе процессами. Важнейшей чертой адекватных теорий истории является то, что они не исключают друг друга; обладая внутренней структурированностью и рассматривая один из «срезов» исторической динамики, они дополняют и обогащают друг друга, хотя и могут казаться качественно различными и исповедующими противоположные исходные принципы.

Во-вторых, в теориях общественного развития даже более, чем в других сферах науки, необходима строгая методологическая и терминологическая последовательность. С одной стороны, любая адекватная историческая концепция не может не основываться на выделении доминирующего направления или доминирующей харак

теристики социального прогресса; вне зависимости от того, рассматривается ли в качестве таковых стремление к воссоединению с Богом или совершенствование технологических аспектов общественного производства, все социальные изменения должны объясняться именно исходя из избранного основополагающего принципа. Это не только позволяет соответствующей концепции позитивно сосуществовать с другими направлениями историчес кой мысли; в таком подходе заложен мощный инструмент верификации теории, естественно отсекающий те направления, которые выступают чуждыми по отношению к формам проявления глобальной тенденции. С другой стороны, огромное значение имеет и избранная терминология, не в последнюю очередь определяющая ход и результаты предпринимаемого исследования. В данном аспекте важнейшим принципом, на наш взгляд, является четкое соотнесение терминологического обозначения отдельных историчес ких периодов и состояний с фазами развертывания отношения, рассматриваемого в рамках той или иной теории как основное; при этом система терминов не должна допускать релятивизма, позволяющего в различных ситуациях или по мере появления новых целей толковать основные понятия неоднозначным образом.

В-третьих, история прогресса социальных теорий показывает, что наиболее противоречивы и наименее приспособлены для объяснения общественного развития те концепции, что основаны на аналогиях, особенно на аналогиях, почерпнутых из естествен нонаучных дисциплин. Любая доктрина, претендующая на адекватное отражение общественного прогресса, не должна допускать предположений о том, что процессы, разворачивающиеся внутри социального организма, можно отождествлять с развитием природы или другими формами проявления движения материального мира. Использование подобных приемов, которое было очень распространено сначала в античности, затем, в еще более примитивной форме, в Новое время, а также в конце XIX и начале ХХ века, показывает, что построенные на них теории оказывались наиболее противоречивыми, а их широкое распространение, в том числе и благодаря некоторой внешней парадоксальности, предшествовало быстрому и радикальному упадку.

В-четвертых, при построении социальных доктрин не следует переоценивать изменичивость и изменяемость общественных структур. Одним из наиболее опасных соблазнов, встававших перед историками и философами всех времен, представляется иллюзия, что созданные ими концепции способны не только объяснить, но и преобразовать окружающий мир. На наш взгляд, значение исторической теории заключается лишь в том, чтобы предложить одну из многих возможных трактовок хода и причин социального прогресса; усваивая таковую, люди корректируют имевшиеся у них предпочтения и ценностные установки, переосмысливают свои

стремления и цели. Уже этим новые социальные доктрины объективно воздействуют на общественное развитие; однако подобным типом воздействия их вмешательство в ход исторического прогресса и должно быть ограничено. Идеи радикального изменения существующей реальности наиболее порочны с точки зрения логики адекватной исторической теории и не могут быть естественной составной ее частью. Инкорпорирование в теорию таких идей радикально воздействует на внутреннюю ее структуру по меньшей мере в двух направлениях, каждое из которых оказывается весьма опасным. С одной стороны, уже одно только утверждение, выделяющее концепцию из ряда других, объективно предполагает, что ее создатели считают свое творение не одной из исторических теорий, а единственно верной. С другой стороны, пытаясь применить свою доктрину для обоснования радикальных социальных изменений, исследователи в подавляющем большинстве случаев приносят внутреннюю стройность теории в жертву конституирования ее в качестве инструмента оценки текущей ситуации, пренебрегают методологическими и философскими основами концепции ради широкого усвоения ее людьми, способными стать проводниками тех изменений, к обоснованию которых она стремится. Наиболее показательным примером того, насколько губительно для научной теории обретение ею характера политической идеологии, представляется история развития марксизма, возникшего как одна из наиболее совершенных адекватных теорий прошлого столетия и завершившего свой путь в качестве набора примитивных догм, служивших обоснованием всевластия кремлевской бюрократии.

В-пятых, история показывает, что в условиях непрерывных социальных перемен любая концепция остается достаточно ограниченной в своих прогностических возможностях; из этого вытекают два важных следствия, которые редко признаются историками и философами. С одной стороны, нельзя не учитывать, что прогнозы будущего социального состояния не могут быть детализированы с позиций сегодняшнего дня; поэтому важным инструментом верификации исторической теории служит то, насколько подробно считают возможным ее авторы изображать будущее человечества. Совершенно очевидно, что максимальная детализированность присуща в первую очередь примитивным концепциям, основанным на поверхностных аналогиях и стремящимся привлечь сторонников через обращение к парадоксальным формулировкам и утверждениям. С другой стороны, следует понимать, что никакая адекватная историческая теория не может быть в равной мере истинной в течение продолжительного периода времени, ибо концепция прогресса не может не изменяться вместе с самим обществом. Поэтому для социальной теории одинаково важно как появиться в определенный, соответствующий ей исторический момент, так и вовремя уйти, уступив место иным, более совершенным для нового

времени представлениям. В противном случае мы наблюдаем возвращение теории к своим истокам (как это можно видеть на примере христианской доктрины V — XVI веков), либо выхолащивание ее сущностных черт (примером чего служит история марксистской теории), либо ее глубокий методологический кризис (постигший, например, концепцию постмодернизма). Следует заметить при этом, что если в первом случае для возвращения христианства к неоавгустинианской трактовке понадобилось почти тысячелетие, то марксизм проделал этот скорбный путь за полтора века, а теория постмодернистов — за три десятилетия; скорость развития и быстрота смены социальных доктрин будет, на наш взгляд, возрастать и в дальнейшем.

В-шестых, и это вытекает из только что изложенного, фактически неустранимым недостатком многих исторических концепций оказывается переоценка их сторонниками значимости современного им периода развития общества. Это существенно снижает значение подобных теоретических построений и делает получаемые в их рамках результаты весьма условными.

В заключение следует отметить, что сравнительный анализ исторических доктрин доказывает преимущества тех, которые основаны на подходе к общественному развитию как к эволюционно му процессу, над теми, что подчеркивают и обосновывают революционные характеристики движения социума. Как мы отмечали выше, социальный прогресс главным образом обусловлен поступательными изменениями в производительных силах и социальных отношениях, медленным накоплением знания и совершенствова нием еще более инертной системы мотивов и ценностей человека как производителя и как потребителя. Революционные перемены затрагивают в первую очередь поверхностные формы социальной жизни, и, хотя в них оказывается вовлеченным порой все общество, излишнее внимание к ним как «локомотивам истории» означает прежде всего недостаточно глубокое проникновение в процессы, лежащие в основе общественного прогресса.

Все эти моменты мы отметили в качестве уроков, которые следует усвоить из рассмотрения эволюции наиболее известных теорий истории, созданных мыслителями прошлых и нынешнего столетий. Переходя к исследованию формирующегося постэкономического строя, следует иметь в виду, что понимание недостатков предшеству ющих концепций не всегда, к сожалению, может служить залогом безошибочности новых теоретических построений. На протяжении последующих глав мы, вполне вероятно, будем допускать просчеты, в той или иной мере характерные и для наших предшественников; однако мы попытаемся избежать их воздействия во всяком случае на основополагающие элементы предлагаемой доктрины.



343 - См.: Beck U. Risk Society. P. 53
344 - Galbraith J.K. The Affluent Society. L.-N.Y., 1991. P. 263.
345 - См.: Drucker P.F. Managing the Non-Profit Organization. Practices and Principles. Oxford, 1994. P. 131.
346 - Galbraith J. K. The Good Society. P. 59, 60.
347 - См.: Davidson J. D., Lord William Rees-Mogg. The Sovereign Individual. P. 208.
348 - См.: McRae H. The World in 2020. P. 110.
349 - См.: Pakulski J., Waters M. The Death of Class. P. 78.
350 - Heilbroner R. Visions of the Future. The Distant Past, Yesterday, Today, Tomorrow. N.Y.-Oxford, 1995. P. 88.
351 - См.: Linstone H.A., Mitroff I.I. The Challenge of the 21>^st 352 - См.: Reich R.B. The Work of Nations. P. 169.
353 - См.: Linstone H.A., Mitroff I.I. The Challenge of the 21>^st 354 - См.: Berger P.L. The Capitalist Revolution. P. 46-47.
355 - См.: Nelson J.I. Post-Industrial Capitalism. P. 8-9.
356 - См.: Linstone H.A., Mitroff I.I. The Challenge of the 21>^st Century. P. 8; Gal- braith J.K. 357 - См.: Dahrendorf R. The Modern Social Conflict. P. 149.
358 - См.: Galbraith J.K. The Culture of Contentment. P. 105.
359 - См.: Саnnon T. Corporate Responsibility. P. 138.
360 - См.: Mandel M.J. The High-Risk Society. Peril and Promise in the New Economy. N.Y., 1996. P. 43.
361 - См.: Handy Ch. The Hungry Spirit. P. 39-41.
362 - См.: Santis H., de. Beyond Progress. An Interpretive Odyssey to the Future. Chicago- L., 1996. P. 192-193.
363 - См.: Drucker P.F. Managing in a Time of Great Change. P. 269.
364 - См.: Rifkin J. The End of Work. P. 174.
365 - См.: Brockway G.P. The End of Economic Man. P. 88-89.
366 - Ibid. P. 163.
367 - См.: Galbraith J.K. The Culture of Contentment. P. 92.
368 - См.: Linstone H.A., Mitroff I.I. The Challеnge of the 21>^st 369 - См.: Reich R.B. The Work of Nations. P. 169.
370 - См.: Lyotard J.-F. Dйrivй а partir de Marx а Freud. P., 1973; Lyotard J.-F. La condition postmoderne. P., 1979; Baudrillard J. La sociйtй de consommation. P., 1970; Baudrillard J. L'echange symbolique et la mort. P., 1976.
371 - См.: Nelson J.I. Post-Industrial Capitalism. P. 9.
372 - Kuttner R. Everything for Sale. The Virtues and Limits of Markets. N.Y., 1997. P. 86.
373 - См.: Reich R.B. The Work of Nations. P. 205-206.
374 - Drucker P.F. Landmarks of Tomorrow. P. 127-128, 128.
375 - См.: Thurow L. Head to Head. P. 206.
376 - Winslow Ch.D., Bramer W.L. Future Work. Putting Knowledge to Work in the Knowledge Economy. P. 230.
377 - См.: Stewart T.A. Intellectual Capital. P. 46.
378 - Mandel M.J. The High-Risk Society. P. 119
379 - См.: Bell D. Sociological Journeys. Essays 1960-1980. P. 153.
380 - См.: Mandel M.J. The High-Risk Society. P. 43
381 - См.: Weizsдcker E., von, Lovins A.B., Lovins L.H. Factor Four. P. 279.
382 - См.: Jameson F. Postmodernism, or, The Cultural Logic of Late Capitalism. P. XXI.
383 - См.: Calinescu M. Five Faces of Modernity. P. 268.
384 - Подробнее см.: Berman M. Why Modernism Still Matters // Lash S., Friedman J. (Eds.). Modernity and Identity. Oxford (UK)-Cambridge (USA), 1993. P. 43-45.
385 - См.: Giddens A. The Consequences of Modernity. P. 16-17.
386 - Touraine A. Critique de la modernitй. P. 281.
387 - Ibid. P. 23.
388 - Jameson F. Postmodernism, or, The Cultural Logic of Late Capitalism. P. IX.
389 - См.: Kumar K. From Post-Industrial to Post-Modern Society. P. 67.
390 - См.: Lyon D. Postmodernity. Buckingham, 1994. P. 6.
391 - Cм.: Smart B. Modern Conditions, Postmodern Controversies. P. 150; Lash S. Sociology of Postmodernism. P. 123.
392 - См.: Kumar K. From Post-Industrial to Post-Modern Society. P. 101-102.
393 - Giddens A. The Consequences of Modernity. P. 3.
394 - Cм.: Touraine A. Pourrons-nous vivre ensemble? Egaux et diffйrents. P., 1997. P. 157.
395 - Cм.: Giddens A. The Consequences of Modernity. P. 150.
396 - См.: Smart B. Postmodernity. P. 116.
397 - См.: Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. P. 198.
398 - Cм.: Giddens A. The Consequences of Modernity. P. 49.
399 - См.: Bauman Z. Intimations of Postmodermity. L.-N.Y., 1994. P. 187-188.
400 - См.: Touraine A. Critique de la modernitй. P. 466.
401 - Jameson F. Postmodernism, or, The Cultural Logic of Late Capitalism. P. 310.
402 - См.: Vattimo G. The End of Modernity. Oxford, 1991. P. 103-104.
403 - Ibid. P. 5-6.
404 - Cм.: Baudrillard J. In the Shadow of the Silent Majorities or, The End of the Social and Other Essays. N.Y., 1983; оценку его взглядов см.: Turner B.S. Periodization and Politics in the Postmodern. Р. 10 и сл.
405 - См.: Smart B. Postmodernity. P. 58.
406 - См.: Bauman Z. Intimations of Postmodermity. P. 276-277; Giddens A. The Consequences of Modernity. P. 50.
407 - См.: Heller A., Feher F. The Postmodern Political Condition. P. 156-157.
408 - См.: Jameson F. Postmodernism, or, The Cultural Logic of Late Capitalism. P. 65-66.
409 - См., например: Calinescu M. Five Faces of Modernity. P. 278; Connor S. Postmodernist Culture. An Introduction to Theories of the Contemporary. Oxford (UK)-Cambridge (USA), 1995. P. 8; Gellner E. Postmodernism, Reason and Religion. P. 23; Smart B. Postmodernity. P. 62, и др.
410 - См.: Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. A Venture in Social Forecasting; Bell D. The Cultural Contradictions of Capitalism.
411 - См.: Heller A., Feher F. The Postmodern Political Condition. P. 13; Smart B. Modernity, Postmodernity and Present // Turner B.S. (Ed.). Theories of Modernity and Postmodernity. P. 27-28.
412 - См.: Castells M. The Information Age: Economy, Society and Culture: Vol. 1. The Rise of the Network Society. Malden (Ma.)-Oxford, 1996; Vol. 2. The Power of Identity. Malden (Ma.)-Oxford, 1997; Vol. 3. End of Millennium. Malden (Ma.)-Oxford, 1998.
413 - См.: Machlup F. The Production and Distribution of Knowledge in the United States; Dordick H.S., Wang G. The Information Society. P. 1.
414 - См.: Porat M., Rubin M. The Information Economy: Development and Measure- ment; Masuda Y. The Information Society as Post-Industrial Society. Wash., 1981; Stonier T. The Wealth of Information. L., 1983; Katz R.L. The Information Society: An International Perspective. N.Y., 1988, и др.
415 - См.: Condorcet J.-A., de. Esquisse d'un tableau historique des progrиs de l'esprit humain. P., 1794; Saint-Simon Cl. H., de. Catйchisme des industriels. P., 1832.
416 - См.: Kumar K. From Post-Industrial to Post-Modern Society. P. 3.
417 - См.: Brzezinski Zb. Between Two Ages. P. 9.
418 - См.: Lane R.E. The Decline of Politics and Ideology in the Knowledgeable Society. P. 649-662.
419 - См.: Dickson D. The New Politics of Science. P. 163-216; Stehr N. Knowledge Societies. P. 5-18.
420 - См.: Sakaiya T. The Knowledge-Value Revolution. P. 57-58, 267-287.
421 - См.: Toffler A. The Third Wave. P. 9.
422 - См.: Bell D. The Cultural Contradictions of Capitalism. P. 198, note.
423 - См.: Toffler A. The Third Wave. P. 50-78, 85-88, 96-97, 132-138, 155-178, 180,; 437-438.
424 - Bell D. The Cultural Contradictions of Capitalism. P. 198, note.
425 - Bell D. The Third Technological Revolution. P. 167.
426 - Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. P. 119, 483.
427 - Toffler A. The Third Wave. P. 349.
428 - Toffler A. Future Shock. N.Y., 1971. P. 185.
429 - См.: Webster F. Theories of the Informational Society. L.-N.Y., 1995. P. 190-191.
430 - См.: Smart B. Modernity, Postmodernity and Present. P. 15-16.
431 - См.: Touraine A. Critique de la modernitй. P. 86-87.
432 - Cм.: Heller A., Feher F. The Postmodern Political Condition. P. 1.
433 - Cм.: Lash S., Urry J. Economies of Signs and Space. P. 257.
434 - Cм.: Inglehart R. Culture Shift in Advanced Industrial Society. P. 92-103.
435 - См.: Featherstone M. Consumer Culture and Post-Modernism. P. 126.
436 - Cм.: Heller A., Feher F. The Postmodern Political Condition. P. 139.
437 - См.: Smart B. Postmodernity. P. 103.
438 - Cм.: Weber M. The Theory of Social and Economic Organization. N.Y., 1964. P. 184-185.
439 - См.: Smart B. Postmodernity. P. 91.
440 - Touraine A. Critique de la modernitй. P. 199.
441 - Cм.: Touraine A. Pourrons-nous vivre ensemble? P. 36.
442 - См.: Bocock R. Consumption. L.-N.Y., 1993. P. 77.
443 - См.: Jameson F. Postmodernism, or, The Cultural Logic of Late Capitalism. P. XIV.
444 - См.: Bauman Z. Intimations of Postmodermity. P. 261-262.
445 - См., напр.: Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. P. 115-119; Bell D. The Cultural Contradictions of Capitalism. P. 198, note.
446 - См.: Giddens A. The Consequences of Modernity. P. 102.
447 - См.: Bauman Z. Intimations of Postmodernity. P. 93.
448 - См.: Kumar K. From Post-Industrial to Post-Modern Society. P. 113.
449 - Cм.: Poster M. The Mode of Information. Poststructuralism and Social Context. P. 25-26.
450 - См.: Frankel B. The Post-Industrial Utopians. P. 76.
451 - Cм.: Lyotard J.-F., Thebaud J.-L. Just Gaming. Minneapolis (Mi.), 1985. P. 94.
452 - См.: Touraine A. Critique de la moderniteй. P. 116.
453 - См.: Lyotard J.-F. The Postmodern Explained. Correspondence 1982-1985. Minneapolis (Mi.).-L., 1993. P. 26.
454 - Cм.: Touraine A. Critique de la modernitй. P. 327.
455 - См.: Gellner E. Postmodernism, Reason and Religion. P. 70-71.
456 - См.: Baudrillard J. The Mirror of Production // Selected Writings. Cambridge, 1996. P. 98-118.
457 - Подробнее см.: Connor S. Postmodernist Culture. P. 46.
458 - Cм.: Poster M. The Mode of Information. Poststructuralism and Social Context. P. 136.
459 - См.: Baudrillard J. For a Critique of the Political Economy of the Sign // Selected Writings. Cambridge, 1996. P. 66.
460 - Cм.: Lash S., Urry J. The End of Organized Capitalism. Cambridge, 1996. P. 288-289.
461 - Cм.: Lash S., Urry J. Economies of Signs and Space. L.-Thousand Oaks, 1994; Giddens A. Social Theory and Modern Sociology. Cambridge, 1987. P. 150-151.
462 - См.: Lyon D. Postmodernity. P. 16.
463 - Lash S. Sociology of Postmodernism. P. 40.
464 - См.: Baudrillard J. For a Critique of the Political Economy of the Sign. P. 58.
465 - Baudrillard J. Consumer Society // Selected Writings. P. 36-37.
466 - Подробнее см.: Best S., Kellner D. Postmodern Theory. P. 114-115.
467 - См.: Baudrillard J. Symbolic Exchange and Death. L.-Thousand Oaks, 1995. P. 3.
468 - См.: Baudrillard J. For a Critique of the Political Economy of the Sign. P. 65, 69.
469 - Lash S., Urry J. Economies of Signs and Space. P. 14.
470 - Foucault M. The Order of Things. An Archaeology of Human Sciences. N.Y., 1994. P. 205.
471 - Kumar K. From Post-Industrial to Post-Modern Society. P. 123.
472 - Bauman Z. Intimations of Postmodermity. P. VII.
473 - Cм.: Touraine A. Critique de la modernitй. P. 229.

Часть вторая. Понятие постэкономического общества

Современность радикально отличается от прежних столетий не только типом господствующей сегодня производственной С структуры, не только успехами человека в преобразовании и покорении природы, не только обретением цивилизацией невиданного доселе уровня материального прогресса. Она отличается также неким особым ощущением судьбоносности грядущих перемен, чувством смутной тревоги, сопровождающим вступление человечества в эпоху, которую с гораздо большим основанием можно обозначить как Новое время, нежели давно минувший наивный период, обычно называемый таковым. И вряд ли состоятельны попытки объяснить это тем, что переход от века к веку кажется менее существенным, чем наступающая смена тысячелетий¹; на наш взгляд, в сегодняшнем мире, уже, казалось бы, достигшем вершин процветания и прогресса, происходят процессы, не вполне осознаваемые большинством социологов. В свое время великий англичанин, отчасти сказочник и писатель, но в гораздо большей степени тонкий философ и глубокий знаток человеческой природы, Дж.Р.Р.Толкиен в своей трилогии об истории Среднеземья очень проницательно обозначил источник опасности, угрожавшей его жителям, как Неназываемое². Знакомясь сегодня с философ-скими и социологическими трудами известнейших ученых, невольно восхищаешься глубиной мысли этого человека, рассказами которого многие из нас зачитывались в детские годы.

Столетия научных исканий доказали логическую корректность и прогностические возможности применения в исследованиях исторического прогресса принципа диалектической триады. В самых разных версиях таких исследований неизменно присутствует понимание нынешнего состояния как одного из наиболее значимых, революционных переходов, переживаемых человечеством. Но именно в течение последних нескольких десятилетий, и мы стремились показать это в предыдущей главе, не только возникли наиболее существенные разногласия относительно обозначения наступающей эпохи, но и возобладало убеждение о невозможности ее положительного определения. Теория постмодернизма представляет собой одно из высших достижений современной соци

ологии; в ее рамках поднимаются и ищут разрешения важнейшие проблемы человеческого бытия, рассматриваются многие вечные вопросы, отнюдь не ставшие сегодня менее актуальными, однако эти впечатляющие успехи достигнуты ценой отказа от попытки позитивного определения формирующегося социального состояния.

Переживаемый период существенно отличается от того давнего времени, когда великие географические открытия расширили горизонты европейской цивилизации; не менее серьезно отличается он и от той эпохи, когда повсеместно распространивше еся стремление к познанию структуры природных явлений, к тому, что наиболее адекватно может быть названо естествоиспытанием, заставило многих поверить, что успехи наук откроют человечеству некую безоблачную перспективу, которой оно достойно. Географические открытия обозначили новые пределы мира, продемонстрировали человечеству возможности его территориальной экспансии; естествоиспытание показало, какие безграничные возможности кроются в самих элементах природы, окружающих человека. Но и в том, и в другом случае человек обретал новый потенциал взаимодействия со средой, именно из нее черпал он очередные возможности для прогресса всего социального организма. Сегодня ситуация совершенно иная. Основным источником прогресса является уже не взаимодействие человека и природы, а внутреннее развитие личности, ее возможность самосовершенство ваться, генерировать знания, способные изменить не только окружающий мир, но, что гораздо более важно, окружающих людей. Это в значительной мере обусловливает и тpудноcти постижения пpинципов прогресса, определяемого пpоблемами не cтолько cоциальными, cколько личноcтными, не cтолько экономичеcкими, cколько пcиxологичеcкими. Более двухсот лет назад И.Кант говорил, что еcть две вещи, котоpым не пеpеcтанет удивлятьcя и которые не познает до конца человечеcкий pод, — звездное небо над нами и нpавcтвенный закон в наc cамиx. И сегодня следует признать, что человечество в гораздо большей степени продвинулось в изучении первого феномена, нежели второго, хотя давно пора оставить надежду на то, что именно звезды, а не внутренние движения человечес кой сущности управляют прогрессом земного мира.

Между тем такое положение выглядит весьма опасным. Не имея достаточно определенного представления об источниках происходящих изменений, исследователи рискуют столкнуться с непрогнозируемым ходом развития событий. На пpотяжении тыcячелетий выдающиеcя мыcлители мечтали пpиблизить вpемя, котоpое xаpактеpизовалоcь бы влаcтью pазума над пpиpодой, моpали над cтpаcтями, пpава над гpубой cилой. От cв. Авгуcтина до теоpетиков века Пpоcвещения филоcофы cтpемилиcь доказать не только дpугим, но и cамим cебе, что pод людcкой cвязан узами

cоглаcия, что пpиpода человека есть отражение божественного совершенства. Нельзя не признать, что европейская философия всегда строилась на признании первичности заложенного в человеке позитивного начала, основывалась на постулате, гласящем, что «cущноcть зла cоcтоит в том, чтобы вещь отcтупала от блага»³.

Однако сегодня это очевидное правило не воспринимается столь универсальным, как прежде. Пpеодолевая огpаничения, cущеcтвовавшие в пеpиод экономичеcкой эпохи, человечеcтво вcтупает в качеcтвенно новый период pазвития. Cубъектом его cтановитcя уже не cоциум как таковой, не общноcть людей, cпаянныx однопорядковыми интеpеcами, а cовокупноcть индивидов, каждый из котоpыx неповтоpим не только в cвоиx дейcтвияx и поcтупкаx, но и в иx мотиваx. Cоглаcие c cамим cобой, оcознание внутpенней cвободы уже cейчаc cтановятcя оcновными движущими cилами пpогpеccа. Новая эпоxа в pазвитии цивилизации, эпоxа, лежащая фактичеcки за гpанью человечеcкого общеcтва в cобcтвенном cмыcле этого cлова, начинаетcя там и тогда, где и когда оpиентация на доcтижение cоглаcия в pамкаx cоциума cменяетcя оpиентацией на доcтижение внутpенней гаpмонии личноcти. Экономичеcкие законы c неизбежноcтью оттоpгаютcя изменениями во внутpенней cтpуктуpе человечеcкой деятельноcти, cиcтеме ее мотивов и пpедпоcылок. Люди cовpеменной эпоxи cоздали тот пеpвоначальный матеpиальный базиc, на котоpом возникает возможноcть для pазвития явлений и отношений, cобcтвенно и делающиx человека человеком. Покидая экономичеcкую эпоxу, человечеcтво вcтупает в эpу абcолютной cубъективноcти, где дейcтвия каждой отдельной личноcти обуcловлены ее внутpенними потpебноcтями, пpодиктованы законами моpали, имманентными каждому человеку новой эпоxи.

Именно поэтому мы считаем исключительно важным исследование двух обстоятельств. Во-первых, мы должны определить основные черты той постэкономической эпохи, которая приходит на смену существующему общественному порядку, изучить возможности субординации новой социальной структуры, понять, может ли подобное общество рассматриваться как построенное вокруг некоего основного отношения или же оно будет представлять собой царство абсолютной субъективности. Таким образом, пробле ма терминологического и методологического определения нового строя — это первая задача, стоящая перед нами в данной части работы. Во-вторых, констатируя, что наиболее характерной чертой нынешнего периода является не столько новое качество индивидуаль ной свободы, сколько новое качество мотива любой человеческой

деятельности как таковой, мы должны дать ей определение, исследовать ее предпосылки и критерии, условия возникновения и исторические границы. И если предположить, как это мы сделали выше, что такая деятельность может быть названа творчеством, то окажется, что постэкономическая эпоха и период господства творческой деятельности представляют собой во многом тождествен ные понятия. Именно это обстоятельство мы постоянно будем иметь в виду, рассматривая характеристики как современных форм социального взаимодействия, так и современных форм челпвеческой деятельности.



1 - Pilzer P.Z. Unlimited Wealth. The Theory and Practice of Economic Alchemy. N.Y., 1990. P. 14.
2 - Brzezinski Zb. Out of Control. Global Turmoil on the Eve of the Twenty-First Century. N.Y., 1993. P. XIII.
3 - Подробнее cм.: Иноземцев В.Л. Постэкономическая революция: теоретическая конструкция или историческая реальность? // Вестник Российской Академии наук. 1997. Т. 67. № 8. С. 711-719.