Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособие. Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособ. За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире

• Название: За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире
• Анкор: Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособие.doc
• Дата: 13.12.2017
• Размер: 3.39 Mb.
• Имя файла: Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособ.doc
• Тип: Документы; #11277
• Категория: Социология. Политология
• страница: 11 из 49

Глава четвертая. Альтернативы постиндустриальной концепции. Предпосылки формирования теории постэкономического общества

Концепция постиндустриального общества имеет не менее важное значение для развития социологической теории во второй половине ХХ века, нежели то, какое имела «позитивная наука» О.Конта для становления современных представлений об обществе в середине XIX столетия. В предыдущей главе мы показали, что в основе постиндустриальной теории лежит понимание определяющего социальный прогресс объективного начала, обусловливае мого в конечном счете технологическими и экономическими характеристиками соответствующего сообщества. При этом ни то место, которое отводят сторонники постиндустриализма изменению роли личности в новом типе общества, ни детальный характер исследования ими субъект-субъектных взаимодействий в формирующемся социуме не должны заслонять того, что эта теория глубоко объективна по своей сути, что она остается воплощением наиболее достойных подражания качеств позитивной науки прошлого века.

Между тем хорошо известно, что позитивистская теория нередко подвергалась критике со стороны философов, придававших особое значение исследованию внутреннего мира человека как активного субъекта и подчеркивавших относительную самостоятельность развития социального целого и тем более отдельных индивидов от эволюции хозяйственных, а в еще большей мере технологических процессов. С каждым новым этапом социального прогресса роль этого фактора возрастала; люди во все большей мере становились личностями, выходя за пределы той массы, которая, как заметил Ж.Бодрийяр³⁴³, вряд ли даже может называться реальным субъ ектом социальных процессов. Параллельно шел и процесс более

глубокого осмысления креативного потенциала человечества, его роли в ускорении развития общества. Сфера культуры как относительно автономная от сферы производства все чаще рассматрива лась в качестве движителя прогресса в новых формах общества, сменяющих индустриальную цивилизацию.

Такая постановка проблемы представлялась вполне естествен ной и разумной. Однако в тот же период, когда закладывались основы постиндустриальной концепции, исследования философов и культурологов, пытавшихся осмыслить современную социальную трансформацию, ее природу и последствия, вышли за рамки собственно философии и культурологии, положив начало теории, которую обычно называют постмодернизмом. Следует сразу отметить, что в данном случае мы ведем речь о постмодернизме исключительно как о комплексной социологической доктрине, каковой он стал с середины 60-х годов. Идеология постмодернизма, и на этом мы остановимся ниже, формировалась в различных областях европейской культуры с начала XX века, однако как комплексная доктрина она стала заметной лишь тогда, когда сфера культуры впервые достаточно решительно заявила о своих претензиях не только на особое, но и на доминирующее положение среди остальных сфер общественной жизни.

Будучи порожденной теми же материальными и культурными предпосылками, что и постиндустриальная концепция, теория постмодернизма, с одной стороны, предприняла попытку возвысить культурологическую составляющую в теоретическом аспекте до уровня, уже обретенного ею в реальной жизни; с другой же стороны, она поспешила преподнести происшедшее изменение в предельно обостренной форме, трактуя его как фундаментальную революцию и переоценивая не столько значение самого данного феномена, сколько собственную роль как его воплощения и средоточия. Между тем эволюция, проделанная теорией постмодернизма, имела весьма важные последствия для формирования современных взглядов на общество и направления его прогресса. От этих взглядов, как мы увидим ниже, до формулирования основ концепции постэкономического перехода остается один только шаг.

Социологическая доктрина постмодернизма: конфликт содержания и формы

Понятие постмодернизма является, на наш взгляд, наиболее эмоционально насыщенным, но в то же время наименее фундированным термином, воплощающим в себе дихотомию уже существующего и еще только формирующегося общественных состояний. Это понятие содержит серьезный революционный элемент, кото

рый обеспечивал и сегодня еще обеспечивает широкую популярность данной теории как бросающей вызов современной эпохе и в то же самое время претендующей на объяснение природы нового, становящегося общества. Однако, как и всякая иная революцион ная теория, доктрина постмодернизма отягощена элементами демагогии; последние, правда, в основном поверхностны, в силу чего наиболее существенные возражения могут вызывать не столько сами теоретические положения, высказанные в рамках постмодер нистской концепции, сколько форма их преподнесения. В то же время именно она придает теории ту оригинальность, которая считается (и которая в действительности является) одной из наиболее привлекательных ее сторон.

Как теория постиндустриального общества не могла быть создана без четкого понимания границ индустриальной цивилизации, концепция постмодернизма должна была своей отправной точкой иметь понимание того, что можно считать эпохой, которая в английском и французском вариантах называется соответственно modernity и modernitй*. Однако такое понимание было объективно затруднено тем, что в прямом смысле данные термины обозначают современное общество; в этом случае постмодернити неизбежно должно трактоваться как постсовременность. Между тем применение такого понятия по отношению к настоящему времени явно несправедливо, а к будущему — не более чем банально. Впрочем, на подобной парадоксальности строятся не только терминологичес кие, но и многие более принципиальные стороны постмодернист ской концепции.

Для того, чтобы оценить данную теорию, показать не только содержащиеся в ней противоречия, но и обозначить ее значение для становления постэкономической методологии, мы должны остановиться на основных применяемых ее сторонниками терминах, ибо именно в них заложена основа противоречивости и внутренней несогласованности различных аспектов этой доктрины.

История развития понятий «модернити» и «модернизм» не может не вызывать серьезных сомнений в том, что таковые могут быть плодотворно использованы в качестве инструмента социологичес кого исследования. Во-первых, следует вполне однозначно отметить, что оба термина изначально не предполагали четкой хронологиче ской определенности обозначаемых ими периодов истории или философских теорий. Характеристика современного мира как modernus возникла с формированием основ христианской философии истории; в данном случае имело место его противопоставле ние * Ввиду исключительной сложности адекватного перевода на русский язык системы терминов, применяющейся теоретиками постмодернизма, мы будем далее обозначать данную эпоху как модернити, а сменяющую ее — как постмодернити.

прежним социальным системам как antiquus³⁴⁴, что должно было в максимальной степени подчеркнуть отлияие нового монотеистичес кого мира от языческих цивилизаций Средиземноморья³⁴⁵. Распространение этого понятия с V века³⁴⁶ совпало с укоренением теории прогресса, основанной на канонах Священного Писания и предполагавшей, как это было прекрасно выражено у св. Августина, конечность земного пути человечества; в такой ситуации обозначение этого отрезка истории как modernus было вполне обоснованным и логичным. Однако, и на этом мы остановимся ниже, применение такого термина начиная с XIX столетия, когда стали доминирова ть идеи безграничности прогресса, вызывает целый ряд вопросов, на которые мы не получаем ответа у сторонников данной теории. Во-вторых, нельзя также не отметить, что с самого своего возникнове ния термин «модернити» оставался тесно связанным с культурным аспектом развития цивилизации. Появившись в качестве инструмен та противопоставления систем, основанных на полярных мировоззрениях, он до сих пор сохранил ярко выраженный культурологи ческий оттенок. Так, в период первого европейского ренессанса XI—XII веков он использовался в основном в литературном, если не сказать даже — поэтическом, контексте³⁴⁷; в эпоху итальянского Возрождения наиболее частым было его применение для описания новых явлений в сфере искусства; в век Просвещения акцент был перенесен на философские и политические факторы; начиная с середины прошлого столетия основное внимание вновь обратилось к искусству и словесности³⁴⁸. Само по себе это обстоятельство не может считаться отрицательным, так как отражает стремление к более комплексному постижению эпохи, однако оно серьезным образом затрудняет применение термина в социологических дисциплинах, оперирующих с более широким кругом разнообразных общественных явлений и затрагивающих также социальные, хозяйственные и даже технологические проблемы.

Первый вызов традиционным представлениям о модернити был брошен в конце XVIII века торжеством идеи бесконечного прогресса. По сути дела, теоретики прошлого столетия фактически повторили в своей методологии подход раннехристианских отцов Церкви, когда стали обозначать в качестве модернити период, открывающийся этой сменой методологий, так же как философы

раннего средневековья называли модернити время, открытое их собственными трудами. При этом следует отметить, что эпоха Просвещения была одним из тех периодов в истории, когда отождеств ление прогресса знания, или культуры, и прогресса социума, или хозяйства, достигло своего высшего предела, и эти процессы были фактически идентифицированы³⁴⁹; в данном случае вновь нельзя не заметить сходства с раннехристианской эрой, когда прогресс отождествлялся с распространением новой веры и основанных на ней сообществ. В этой связи замечания многих социологов о том, что «модернити может быть рассмотрено как общество, в котором воплощены идеалы эпохи Просвещения, где осмысленное взаимодействие между миром человека и миром природы регулирует остальные стороны социального бытия»³⁵⁰, а эпоха модернити охватывает все развитие западных обществ начиная с середины XVIII³⁵¹ (иногда утверждается, что с конца XVII³⁵² и даже с последней четверти XV³⁵³) века, представляются нам по степени как их фундированности, так и их условности крайне схожими с кажущимися сегодня наивными идеями св. Августина и теологов V—VIII веков. Таким образом, ответив, как может показаться, на исторический вызов, теория модернити в первый раз продемонст рировала всю меру своей относительности; по сути дела, под модернити может пониматься любой исторический период, рассматри ваемый современными исследователями как вполне развитый и зрелый. Идея модернити подтвердила свое очевидное сходство с идеей современности, однако тем самым она продемонстрировала и малую свою применимость для конкретного социального анализа.

Такой подход имеет также два других фундаментальных следствия, каждое из которых важно для понимания модернити как исторического этапа и модернизма как описывающей его теории.

С одной стороны, относя становление модернити к XVIII веку и отмечая, что оно было подготовлено всем предшествующим развитием, исследователи все чаще стали отмечать, что модернити является неоспоримым продуктом западноевропейской цивилизации, формирование основ которой завершилось к данному периоду. При этом не только указывается, что «модернити, будучи порождено Европой, в то же самое время само породило Европу» как социальную систему, способную к быстрому и динамичному развитию, но и подчеркивается, что его расцвет пришелся на XIX век прежде

всего как на эпоху, являвшуюся «периодом явного доминирова ния европейской культуры»³⁵⁴. Такое понимание представляется нам весьма условным, однако ныне оно считается многими исследователями одним из серьзных оснований для переоценки характера современного мира; одно то обстоятельство, что в последние десятилетия евроцентристская модель мира кажется в значитель ной мере подорванной, убеждает многих в справедливости взгляда на современный период как на противостоящий модернити; становление постмодернити как нового исторического периода в данном случае связывается с вполне естественным в наше время увеличением культурного разнообразия³⁵⁵ и отходом от концепции национального государства (nation-state), остававшегося одной из основ европейского политического устройства³⁵⁶.

С другой стороны, акцентирование внимания на европейской цивилизации XVII и XVIII веков приводит к тому, что сдвигаются рамки периода, который относится к премодернити; если ранее под таковым понимались античные цивилизации, то теперь к нему причисляются и средневековые общества. Модернити противопо ставляется уже не античной эпохе, а всем тем социальным структурам, которые обычно называют «традиционными»; в таком случае само его значение резко сужается, и, чтобы обеспечить должное противопоставление, его начинают ассоциировать со строем, где господствует индивидуализм, а унификация общественных отношений приводит к максимальной формализации всех сторон жизни³⁵⁷. Следует отметить, что подобный прием, приводящий к определению модернити как посттрадиционализма (as post-traditional order³⁵⁸), основывается на примитивной трактовке постмодернити только лишь как исторического состояния, сменяющего модернити³⁵⁹; последнее запутывает методологию доктрины и делает ее основное понятие еще в большей мере лишенным собственного внутреннего содержания. Хронологическое ограничение понятия «модернити», в таком контексте само по себе достаточно противоречивое, делает его использование в социологическом анализе более приемлемым, но в то же время существенно обесценивает его, так как, становясь лишь иным обозначением production

of order³⁶⁰, модернити объективно сближается с понятиями индустриализма и капитализма: как отмечает К.Кумар, «модернити и индустриализм представляются тесно, если не сказать — неразрывно, связанными»³⁶¹. В результате оказывается, что термин, первоначально являвшийся, если так можно сказать, предельно глобализированным, применяется к весьма конкретному состоянию, характеризующемуся в первую очередь национальным государством с его жесткой политической системой и капиталистическим производством, пронизанным всеобщей стандартизацией³⁶², то есть обозначает буржуазный строй в его европейском исполнении XVIII—XIX веков³⁶³. Последнее как принижает значение модернити, так и неоправданно расширяет рамки индустриального общества.

Описывая период «организованного капитализма», теория модернити, с одной стороны, не противоречит представлениям об индустриальном обществе, и это делает понятным фактически одновременное распространение идей постиндустриализма и постмодернизма; с другой стороны, она по-прежнему претендует на более комплексный характер, стремясь рассматривать сферу культуры, искусства, индивидуальный мир человека, чего, по мнению ее приверженцев, не делают в должной мере сторонники постиндустриализма³⁶⁴. Между тем с сугубо методологической точки зрения сегодня ясно, насколько самоуверенной была позиция постмодернистов и насколько малообоснованными оказались выдвигавшиеся ими положения.

Фундаментальная проблема теории модернити и постмодер нити заключается в том, что она использует термин, который лишь весьма условно можно назвать детерминативным. Применяя понятие «modern» и производные от него, исследователи оказываются в плену распространенного на любом уровне восприятия неизбежного отождествления идеи modern с идеей современности ; поэтому они так или иначе повторяют худшую из ошибок своих далеких предшественников, переоценивая значение современного им исторического момента и даже помещая это утверждение в центр своего теоретического построения. Поэтому можно утверждать, что выход за пределы модернити невозможен ; идея постмодернити настолько внутренне противоречива, что неизбежно должна отрицать

саму себя, как только она выходит за пределы китча и начинает претендовать на определение самостоятельного научного направления. Подобное развитие событий прекрасно иллюстрируется на примере становления и исторического пути идеи, называющейся постмодернизмом.

Говоря как о возникновении термина «постмодернити», так и о становлении постмодернизма в качестве относительно целостной теории, следует отметить распространенность представления, согласно которому постмодернизм представляет собой исключительно культурологическое течение, сторонники которого рассматривают достаточно ограниченный круг вопросов, оставляя в стороне создание социологической доктрины. Это утверждение представляется нам и верным, и несправедливым одновременно. С одной стороны, корни постмодернизма как интеллектуального течения, безусловно, лежат, если можно так выразиться, в культурологической плоскости; с другой стороны, идея постмодерниз ма, и это заметно по работам большинства его идеологов, заключается не столько в анализе культурологической составляющей человеческой жизни, сколько в распространении действующих в ее рамках принципов на остальные стороны общественного целого, в обосновании доминирующего значения личностных черт над социальны ми, и поэтому постмодернизм не может не претендовать на статус социологической теории. Такое стремление не должно восприниматься как нечто негативное, а сам этот подход в условиях формирования постэкономического общества можно только приветствовать; проблема же, как мы покажем далее, заключается преимущественно в том, что увлечение постмодернистскими по форме терминами и понятиями помешало сторонникам данной теории достичь своей цели, а саму ее сделало уязвимой для критики.

Таким образом, легко понять, почему появление термина «постмодернизм» в культурологических исследованиях не намного опередило первые случаи его применения в социологии, да и «опережение» это можно считать весьма условным. В 1934 году, когда Федерико де Ониз впервые использовал термин «post-modernismo» для характеристики испанской и латиноамериканской поэзии начала ХХ века, стремившейся порвать с канонами прошлого³⁶⁵, историки и социологи были вполне готовы к тому, чтобы определить всю современную эпоху как «post-modern». Всего через пять лет, в 1939 году, А.Тойнби охарактеризовал таким образом период, открытый окончанием Первой мировой войны, а в 1946 году распространил данную характеристику и на более широкий про

межуток времени, отодвинув его границы в XIX век и назвав переломным моментом середину 70-х годов прошлого столетия³⁶⁶. В послевоенные годы изучение постмодернистских традиций в литературе и искусстве также шло параллельно с расширявшимся использованием понятия «постмодернизм» философами и социологами; наиболее известные культурологические cтатьи Л.Фидлера и Л.Мейера³⁶⁷, где, как считают, был определен интересующий нас термин³⁶⁸, работы И.Хассана и Ч.Дженкса³⁶⁹, посвященные развитию постмодернистских тенденций в искусстве и архитектуре, не говоря уже о трудах Ж.-Ф.Лиотара и Ж.Бодрийяра³⁷⁰, заложивших основы постмодернистской психологии, теории языка и других символов, появились уже несколько позже того, как А.Тойнби стал активно использовать понятие «постмодернити» в своих исторических исследованиях, а К.Райт-Миллс и П.Дракер определили формирующийся социологический и экономический порядок как post-modern³⁷¹. Спор о приоритетах и источниках данной концепции кажется нам поэтому неплодотворным; можно утверждать, что постмодернизм стал естественной реакцией представителей разных направлений общественных наук и различных сфер искусства на возросшую комплексность социума, выделение в котором неких узких форм человеческой деятельности уже не казалось целесообразным.

Нельзя также не отметить, что, в отличие от постиндустриаль ной теории, сторонники которой опирались прежде всего на взгляды социологов и экономистов начала XX и конца XIX века, а также использовали в своих работах труды философов-позитивис тов, теория постмодернизма основывалась на более широком интеллектуальном базисе. Так как стремление выйти за рамки модернити объективно существовало с тех пор, как стали очевидными социальные пороки индустриальной системы, и поиски такого выхода шли не только в социально-экономическом аспекте, но и в

исследованиях личностных качеств человека, теория постмодерниз ма оказалась подготовлена работами Ф.Ницше не в меньшей мере, чем трудами К.Маркса. В ХХ веке фактически каждое социологическое направление привносило определенные элементы в данную теорию, так как любое развитие объективно приводило к отрицанию прежней социальной системы и в этом аспекте способствовало становлению постмодернити. Можно утверждать, что в политической и философской теории данное направление в наиболее полном виде представлено группой французских интеллектуалов, чьи идеи произросли на почве, давшей жизнь брожению 1968 года; в социологической же области наиболее близки основным проблемам постмодернизма идеи Т.Адорно³⁷² и представите лей так называемой франкфуртской школы³⁷³, многие из сторонников которой занимали постмарксистские позиции. Подобное сочетание самых разных направлений в рамках единой по своему духу теории привело к тому, что сторонники трактовки современного мира в качестве постмодернити потенциально способны были к более широкому видению исторической перспективы, нежели постиндустриалисты. Однако нельзя не признать, что эта задача была решена лишь отчасти, и притом не самым совершенным образом.

Именно на этом этапе можно констатировать то внутреннее противоречие, которое характерно для теории постмодернизма и которое разрушает ее структуру и делает ее непоследовательной.

С одной стороны, сторонники данной концепции определяют новое состояние в первую очередь через те признаки, которые отличают его от предшествующего. Как и постиндустриалисты, они апеллируют прежде всего не к позитивным характеристикам этого состояния, а к тем, которые легче всего можно обозначить как радикально отличающиеся от прежних. Особое внимание уделяется то процессам демассификации и дестандартизации³⁷⁴, то преодолению принципов фордизма³⁷⁵, то отходу от прежних форм индустриального производства³⁷⁶ и возрастающей плюралистичности общества³⁷⁷, то проблемам снижения возможности прогнозировать развитие как отдельных общностей, так и социума в целом, воз

растанию неопределенности общественного прогресса³⁷⁸; говорится о преодолении ранее существовавшего отчуждения, об уходе от массовости социального действия, об изменившейся роли человека — от движущих им мотивов и стимулов³⁷⁹ до ценностных ориентаций и норм поведения³⁸⁰ и, что особенно существенно, характера восприятия существующей реальности. Между тем все эти совершенно правильные и в значительной степени эмоционально окрашенные формулировки используются лишь для того, чтобы отделить новый мир от прежнего индустриального строя, ибо именно он рассматривается обычно в качестве эпохи модернити. Поэтому на социологическом уровне предельно ясно, почему новое состояние социума противопоставляется не более чем традиционному (организованному) капитализму либо как дезорганизо ванный (disorganized)³⁸¹, либо как поздний (late)³⁸² капитализм, несмотря на то что в культурологических и философских дискуссиях такое понимание затуманивается обильной риторикой. В результате теория постмодернизма оказывается лишь дополняющей постиндустриальную концепцию, но вряд ли способной претендовать на ее замещение.

С другой стороны, и это представляется нам наиболее важным, в рамках постмодернистской теории фактически невозможно адекватно определить возникающее социальное состояние. Данная проблема настолько серьезна, что заслуживает более подробного рассмотрения.

Современный постмодернизм появился не как научная теория. Претендуя на то, чтобы стать глобальной социальной доктриной, он возник как интеллектуальное течение, представители которого с гуманистических позиций отрицали важнейшие принципы, на которых базировалась эпоха модернити. Как подчеркивают многие исследователи, соответствующие идеи прошли в своем развитии два этапа; на первом, начавшемся на волне социальных трансформаций 60-х, постмодернизм стал наиболее понятным (но при этом и наименее удачным) термином, в котором воплотились понимание быстро меняющегося мира, революционные ожидания того времени и который поэтому оказался исключительно привлекательным для многих деятелей культуры, политиков и философов, обеспечивших его широкое распространение³⁸³. Постмодернизм 60-х был естественен, олицетворяя идеологию людей, действия которых

реально определяли впечатляющие социальные трансформа ции этого времени, подготавливали новый мир, оформившийся политически после потрясений конца 60-х, экономически — после кризиса 1973 года. Как сформировавшаяся теория постмодернизм возник позже, во второй половине 70-х, когда основы нового миропорядка оказались уже созданными, а социальные и экономические тенденции — объясненными в рамках постиндустриальной концепции; поэтому новое направление заявило себя как доктринер ское, хотя и оставалось обреченным на популярность благодаря своей фразеологии, столь напоминавшей об атмосфере переломно го периода. События конца 60-х и начала 70-х годов на самом деле послужили основой того, что привычно называется постмодерни ти, но этот мир оказался способным ко вполне самостоятельному развитию, обнаружив внутренние закономерности, и оказалось, что его не нужно создавать и строить, как об этом мечтали те, кто так или иначе участвовал в прежних революционных потрясениях. И теперь, когда стало укрепляться понимание того, что постмодер нистские исследования последних двадцати лет представляют собой скорее теоретизированный фарс³⁸⁴, нежели собственно теорию, проявились и наиболее очевидные их недостатки.

По мере того как реальная революционность сходила на нет, революционный и схоластический дух теории оказывался все более явным. При этом, как мы подчеркивали, понятие постмодернити не несло в себе никакого позитивного смысла. Известно, что все сторонники выделения в истории периодов премодернити, модернити и постмодернити обращают особое внимание на динамизм, привнесенный в развитие цивилизации периодом модернити. Этот тезис с различной степенью основательности и радикализма повторяют все, кто так или иначе рассматривает соответствующую проблематику; относительно объективистские рассуждения Э.Гидденса о корнях и причинах такого динамизма³⁸⁵ соседствуют с мнением А.Турена, полагающего, что «модернити отрицает саму идею общества, разрушая ее и замещая ее идеей постоянного социального изменения»³⁸⁶; так или иначе резкое ускорение развития общества признавалось и признается как основной задачей, так и основным результатом данного периода его эволюции.

Соответственно технологический, духовный и социальный прогресс, который был порожден этой эпохой, все чаще стал обозначаться термином «модернизация» (modernization)³⁸⁷, при этом

подчеркивается, что только комплексный процесс, ведущий к становлению новой социальной структуры, может рассматривать ся в ятом качестве. Неудивительно, что постмодернити стало определяться как состояние, которое знаменует собой завершенную форму процесса модернизации (when the modernization process is complete)³⁸⁸, что представляется тем не менее явным нонсенсом. Избегая его, сторонники концепции стали использовать понятия modernity и modernism, postmodernity и postmodernism в самых разных значениях, а иногда и как взаимозаменяемые. Первоначально доминировала точка зрения, сторонники которой считали «modernity» и «postmodernity», «modernism» и «postmodernism» соответственно двумя периодами в социальной эволюции и двумя культурологическими доктринами³⁸⁹; в то же время они указывали, что первая пара понятий предназначена для исследования социальных различий, тогда как вторая фокусируется на проблемах культуры³⁹⁰. Однако в 80-е и начале 90-х годов, когда стало ясно, сколь широкий круг явлений охватывается понятиями модернити и постмодернити, возникла иная позиция; ее сторонники ограничили модернити (modernity) периодом c XVII по конец XIX века, обозначив завершающую треть прошлого столетия и первую половину нынешнего века понятием «модернизм» (modernism), стремясь тем самым подчеркнуть возросшее влияние интеллектуально-культур ной сферы на социальные трансформации этого времени³⁹¹. Это стало возможным на фоне отсутствия продолжительной и устойчивой традиции различения понятий «postmodernity» и «post modernism» по отношению к явлениям общественной жизни³⁹². Одновременно другие авторы поспешили отойти от казавшегося прежде вполне очевидным противопоставления модернити и постмодернити потому, что, по их мнению, «контуры нынешнего мира, который может быть обозначен как постмодернистский (post-modern), весьма отличаются от того, что мы привыкли называть постмодернити (post-modernity)»³⁹³. Уже на этом этапе было ясно, что прогностические возможности теории близки к исчерпанию; очевидным это обстоятельство стало в последние годы.

С начала 90-х, когда потенциал саморазвития общества стал очевиден, а вероятность новых переломных моментов оказалась сведенной на нет, начался повсеместный отказ от применения

понятия постмодернити к обозначению современной реальности. Отступление от ранее провозглашенных принципов было гораздо более неуклюжим, чем объявление двумя десятилетиями ранее о наступлении новой эры. Инструментом изучения современного состояния было провозглашено сначала понятие модернизации, причем надлежало различать модернизацию как комплексное усложнение социальной структуры и собственно развитие, которое может не иметь явной позитивной направленности³⁹⁴; затем понятие постмодернити стало заменяться идеей «радикализованной (radicalized) модернити»³⁹⁵; потом была высказана мысль, согласно которой постмодернити (иногда обозначаемое уже и как постмодернизм (post-modernism) не является историческим преемником модернити, или модернизма, а представляет собой его реконституирование³⁹⁶ (следует отметить, что подобная идея без соответствующего фурора была изложена Д.Беллом двадцатью годами ранее в терминах индустриализма и постиндустриализма³⁹⁷); позднее исследователи восприняли распространившийся в 90-е годы термин «beyond», отмечая, что лучше говорить о состоянии, возникающем «beyond modernity», чем собственно о post-modernity³⁹⁸; отмечалось также, что постмодернити может быть рассмотрено как завершенное состояние модернити, в котором модернити проявляется в наиболее цельной форме, как modernity for itself³⁹⁹. И, наконец, логическое завершение этого процесса проявилось в точке зрения, согласно которой социальное состояние, наблюдаемое сегодня, скорее всего, является зрелым модернити (la pleine modernitй), тогда как прежнее, которое в течение десятилетий именовалось модернити, следует трактовать как ограничен ное модернити (la modernitй limitйe)⁴⁰⁰; вся мудрость постмодерни стской доктрины в этом случае оказалась сведенной к весьма показательному рассуждению, которое следует процитировать полностью: «Модернизм характеризуется незавершенностью модернизации, а постмодернизм в этом отношении более современен, чем модернизм как таковой (postmodernism is more modern than modernism itself)»⁴⁰¹.

Не менее показательна неудача, постигшая постмодернистов в их попытках нападок на идеи историзма. Введенный А.Геленом

термин «постистория» (post-histoire)⁴⁰² активно использовался в 70-е и 80-е годы для того, чтобы максимально подчеркнуть значение современного социального перехода. Между тем позднее появились утверждения о том, что «преодоление истории» представляет собой не более чем преодоление историцизма⁴⁰³, а его значение никогда не было внятно объяснено; затем Ж.Бодрийяр начал акцентировать внимание не столько на конце истории, сколько на конце социального начала в истории⁴⁰⁴, после чего участники этих поисков согласились, что речь следует вести не столько о пределе социального развития, сколько о переосмыслении прежних категорий⁴⁰⁵; закончилось же все признанием, что постмодернити не означает конца истории⁴⁰⁶. Если учесть, что само постмодернити представляется все менее и менее определенным, становится ясно, что и этот залп растрачен впустую. Признание того, что Европа и сегодня не вышла из модернити, как не вышла она и из истории, завершает дискуссию⁴⁰⁷. Характерно, что оказавшиеся в столь затруднительном положении постмодернисты упорно не хотят поддержать какую-либо иную концепцию, отличающуюся более последователь ным отношением к проблемам терминологического и методологи ческого характера; когда Ф.Джеймсон отмечает, что дихотомия модернити и постмодернити является в сегодняшних условиях неприменимой, он призывает обратиться к термину «реализм»⁴⁰⁸, который, однако, представляется еще более неопределенным и малопримени мым для конкретных социальных исследований.

Этот итог весьма показателен. Постмодернисты фактически признали, что современный им период является современным им периодом, что modern times могут быть обозначены как modernity. То же самое было предпринято христианскими теологами в V веке и просветителями в XVIII; и те, и другие отметили, что каждый качественно новый этап развития общества следует считать качественно новым. Постмодернисты подчеркнули это еще раз, быть может, с наибольшей эмоциональностью и душевным надрывом. Характерно, что именно конец 80-х и первая половина 90-х годов

ознаменованы самыми радикальными и жесткими, порой даже уничижительными оценками работ авторов этого направления со стороны их теоретических оппонентов⁴⁰⁹.