Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособие. Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособ. За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире

• Название: За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире
• Анкор: Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособие.doc
• Дата: 13.12.2017
• Размер: 3.39 Mb.
• Имя файла: Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособ.doc
• Тип: Документы; #11277
• Категория: Социология. Политология
• страница: 9 из 49

Общая картина исторического прогресса и его периодизация

Сторонники теории постиндустриального общества так же, как и последователи марксистского учения, основываются на материалистическом подходе к исследованию общественных явлений. В центре их внимания находится производство — во всех его аспектах, включая проблемы его организации. С особой тщательностью анализируются технологические аспекты производства, распределения и обмена, в то время как их классовый характер, вопросы эксплуатации и политической власти остаются в стороне, что особенно заметно на примере изучения ранних этапов развития человечества.

Индустриальному обществу сторонники данной теории противопоставляют аграрное в качестве предшественника и постиндус триальное в качестве наследника. В последнее время термин «аграрное общество» все чаще заменяется понятием «доиндустриаль ное общество». Это, на наш взгляд, вызвано модификацией терминологического аппарата современной западной историогра фии, классики которой относят начало становления индустриаль ного общества в Европе к началу XIX века. Так, Ф.Бродель пишет: «Использование слова «промышленность» применительно к периоду до XVIII века — или, скорее, до XIX века — не вполне правильно. Промышленность доиндустриальной эпохи, даже в XVIII веке, знала лишь средневековые источники и формы энергии, существуя в условиях господства архаической экономической системы, ничтожной производительности сельского хозяйства, дорогостоящих и примитивных способов перевозки и недостаточно развитых рынков»²⁶⁸ ; А.Собуль связывает утановление индустриального общества во Франции с событиями первой четверти XIX столетия²⁶⁹. Исследователи экономического развития европейских стран в XVI—XVIII веках предпочитают использовать для обозначения доиндустриальной фазы развития понятие «мануфактурная экономика» как более совершенное, чем «промышленное хозяйство»²⁷⁰, а с начала 70-х годов, после выхода в свет известной статьи Ф.Мендельса²⁷¹, термин «протоиндустриализация» все более становится синонимом процесса перехода от аграрной системы к

индустриальной²⁷². Таким образом, возникающая триада «доиндустриальное — индустриальное — постиндустриальное общество» приобретает вполне завершенный с методологической и терминологической точек зрения характер.

Основным признаком доиндустриальной стадии развития общества считается такая организация производства, при которой почти вся рабочая сила занята в непосредственном производстве предметов потребления, в основном продовольствия, механизмы обмена неразвиты, процессы урбанизации находятся в зачаточном состоянии, а политическая элита осуществляет управление обществом без серьезной экономической базы своей власти. По словам Д.Белла, «жизнь в доиндустриальных обществах, которые до сих пор являются основной формой существования для большинства населения мира, представляет собой главным образом взаимодей ствие с природой. Рабочая сила занята преимущественно в добывающей промышленности: сельском и лесном хозяйстве, горном деле и рыболовстве. Человек использует грубую мускульную силу, действует унаследованными от предыдущих поколений методами, и его восприятие окружающего мира формируется под влиянием природных условий определенной местности — смены времен года, ураганов и бурь, плодородия почвы, запасов воды, глубины залегания полезных ископаемых, периодичности засух и наводнений. Жизненные ритмы определяются обстоятельствами, которые невозможно предвидеть»²⁷³. Ему вторит О.Тоффлер, отмечающий, что «общества "первой волны" получали энергию от "живых аккумуляторов" — мускульной силы человека и животных — или от солнца, ветра и воды... товары обычно производились кустарным способом; изделия изготовлялись поштучно и на заказ, что в значительной степени относилось и к распределению»²⁷⁴. Степень отличия доиндустриальных обществ от развитого индустриализма наиболее удачно подчеркнута Ж.Бодрийяром, который указал, что примитивные сообщества не обладали ни специфическим способом производства, ни самим производством в том смысле, в каком эти понятия применимы для анализа современного социума²⁷⁵.

Необходимо отметить, что доиндустриальная стадия не противопоставляется исследователями всем остальным этапам общественной эволюции в качестве чего-то такого, что должно быть разрушено и отринуто наступающей индустриальной эпохой. Как

подчеркивает Д.Белл, аграрное хозяйство отличается от индустриального тем, что в качестве основного ресурса оно использует сырье, а не энергию, предполагает извлечение продуктов из при родных материалов, а не их производство, и вынуждено наиболее интенсивно использовать труд, а не капитал; однако при этом отмечается, что «постиндустриальное общество не замещает индустриальное, или даже аграрное общество... оно добавляет новый аспект, в частности в области использования данных и информации, которые представляют собой необходимый компонент усложняющегося общества»²⁷⁶. Сравнивая доиндустриальное, индустриальное и постиндустриальное состояния как преимущественно естественную, технологическую и социальную²⁷⁷ формы человеческих сообществ, постиндустриалисты никогда не упускают из виду системы складывавшихся в соответствующие периоды личностных взаимоотношений, отмечая, что в доиндустриальных обществах важнейшим аспектом социальной связи была имитация действий других людей, в индустриальном — усвоение знаний и возможностей прошлых поколений, тогда как сегодня интерперсональные взаимодействия становятся в полной мере комплексными и охватывают все стороны социальной структуры²⁷⁸.

Сторонники постиндустриальной теории зачастую отмечают методологическую сложность четкого определения отдельных типов общества и тем более их хронологических границ. Ни то ни другое не рассматривается ими в качестве потенциального недостатка создаваемой теоретической системы, ибо таковая обращена в первую очередь на изучение и утверждение эволюционного, а не революционного начала в истории человечества. Так, Р.Арон, указывая, что индустриальный строй, приходящий на смену традиционному обществу, представляет собой «такой тип социума, который открывает новую эру в историческом развитии», отмечает при этом, что «легко дать абстрактное определение каждой формы социума, но трудно обнаружить его конкретные пределы и выяснить, является ли то или иное общество архаическим или индуст риальным»²⁷⁹. Д.Белл, рассматривая процесс становления постиндустриального состояния, также отмечает, что оно приходит «взамен индустриальной системы так же, как она пришла на смену аграрной... но это не должно означать прекращения производства материальных благ. Постиндустриальные тенденции, — продолжает он, — не замещают предшествующие общественные формы как

"стадии" социальной эволюции. Они часто сосуществуют, углубляя комплексность общества и природу социальной структуры»²⁸⁰.

Подобные представления о доиндустриальном и индустриаль ном периодах предполагают, что и обществу постиндустриально му вряд ли может соответствовать четкая дефиниция, основанная на одной или хотя бы небольшом числе базовых характеристик. В развернутом определении постиндустриализма, данном Д.Беллом, отсутствует четкое обозначение его фундаментального признака. Автор пишет: «Постиндустриальное общество определяется как общество, в экономике которого приоритет перешел от преимущественного производства товаров к производству услуг, проведению исследований, организации системы образования и повышению качества жизни; в котором класс технических специалистов стал основной профессиональной группой и, что самое важное, в котором внедрение нововведений... во все большей степени стало зависеть от достижений теоретического знания... Постиндустриаль ное общество... предполагает возникновение нового класса, представители которого на политическом уровне выступают в качестве консультантов, экспертов или технократов»²⁸¹. Естественно, что определить хронологические рамки подобного социума оказывается достаточно сложно, да это, как правило, и не входит в задачу его исследователей. Обычно утверждается, что новые тенденции стали нарастать после Второй мировой войны, хотя зачастую это происходило в формах, дававших, казалось бы, возможность говорить об экспансии индустриализма²⁸²; в случае применения в качестве критерия степени развитости третичного сектора своеобразной критической точкой считается середина 50-х годов, когда в США количество работников сферы услуг превысило количество занятых в материальном производстве²⁸³. Однако реальные изменения, заставившие подавляющее большинство западных футурологов говорить о современных развитых обществах как о постиндус триальных, относятся к середине и концу 70-х годов и включают радикальное ускорение технического прогресса, быстрое изменение структуры занятости, становление нового менталитета у значительной части населения, а также возникновение ряда ситуаций, необъяснимых с точки зрения традиционной экономической науки.

Когда сторонники постиндустриальной теории стремятся подчеркнуть радикализацию технических нововведений, чаще всего в

качестве примера рассматривается развитие информационных технологий. Анализируя период 40-х — 70-х годов, они отмечают, что смена поколений компьютерной техники и переход от одного технологического решения к другому, более совершенному, происходит со все возрастающей быстротой: скорость развертывания информационной революции не только от трех до шести раз выше темпов развития технологий использования энергии, но и имеет тенденцию к постоянному ускорению²⁸⁴. Другим признаком ускорения технического прогресса выступает быстрое сокращение промежутка времени между изобретением нового процесса и началом его использования в массовом производстве: если человечеству потребовалось 112 лет для освоения фотографии и 56 лет — для организации широкого использования телефонной связи, то соответствующие сроки для радара, телевидения, транзистора и интегральной микросхемы составляют 15, 12, 5 лет и 3 года²⁸⁵. Быстрое изменение структуры занятости также связано с 70-ми _ 80-ми годами, когда количество работников, занятых непосредственно в производственных операциях, сократилось в США до 12%²⁸⁶, а весь фабричный пролетариат составлял не более 17% трудоспособного населения²⁸⁷.

Столь же отчетливо наступление постиндустриальной эпохи проявляется в кризисе традиционных экономических концепций, вызываемом ростом производства и потребления информации. Так как основным ресурсом постиндустриального хозяйства является знание (как теоретическое, так и прикладное), а его использова ние, в отличие от потребления материальных благ, во-первых, не тождественно уничтожению блага и, во-вторых, может осуществляться одновременно неограниченным числом хозяйствующих субъектов²⁸⁸, применение ряда фундаментальных принципов экономической теории оказывается невозможным. Сегодня становятся несоизмеримыми затраты на воспроизводство товаров, учитываемые в трудовой теории стоимости; в то же время устраняется фактор редкости блага, на чем основаны многие постулаты современного макроэкономического анализа. В связи с этим совершенно справедливо утверждение, что вызов, брошенный «экономик су» постиндустриальными изменениями, является самым решительным за всю историю экономической науки²⁸⁹.

Таким образом, именно период с начала 70-х до конца 80-х годов представляется теоретикам постиндустриализма тем историческим этапом, который обусловил становление нового общества. Значимость происходящих социальных изменений тем очевиднее, что, несмотря на относительно прохладное отношение к «революционной» риторике, многие классики постиндустриаль ной теории считают преодоление индустриальных тенденций глобальной революцией, не ограниченной технологическими нововведениями, а опосредующей переход к качественно новому состоянию всего общественного целого²⁹⁰, и даже подчеркивают, что эта революция представляется самой значительной из всех, которые когда-либо переживало человечество²⁹¹.

В завершение краткого обзора картины социального прогресса, представленной в рамках постиндустриальной теории, отметим основные методологические принципы выделения трех этапов общественной эволюции. Постиндустриалисты разграничивают эти периоды революционными переходами; подобная периодизация осуществляется ими на основании нескольких критериев, каждый из которых в достаточной степени логически и методологически строг. Постиндустриальное общество противопоставляется доиндустри альному и индустриальному по следующим важнейшим направлениям: основному производственному ресурсу, которым выступает информация, тогда как в доиндустриальном и индустриаль ном обществе таковым являлись, соответственно, сырье и энергия; характеру производственной деятельности, который квалифици руется как обработка (processing) в противоположность добыче (extraction) и изготовлению (fabrication); и технологии, называемой наукоемкой, в то время как первые две стадии характеризо вались трудоемкой и капиталоемкой технологиями. В результате возникает знаменитая формулировка о трех обществах, первое из которых представляет собой взаимодействие с природой (a game against nature), второе — взаимодействие с преобразованной человеком природой (a game against fabricated nature), а постиндуст риальное общество выступает в таком случае как взаимодействие между людьми (a game between persons)²⁹².

Характеристика современного постиндустриального общества

Описывая современный социум, большинство сторонников постиндустриальной теории обращают внимание, во-первых, на процессы, приведшие к его возникновению; во-вторых, на сдвиги в производственной сфере; в-третьих, на изменение характера человеческой деятельности; в-четвертых, на совершенствование базовых социальных отношений и, в-пятых, на образование новых политических и социальных элит. Естественно, эти элементы не исчерпывают всех рассматриваемых ими проблем, но их освещение дает достаточное представление о том обществе, наступление которого эти исследователи считают основным событием конца ХХ века.

Становление постиндустриального строя обычно анализирует ся в контексте формирования относительно гомогенного общества, свободного от классовых различий в их марксовом понимании. Д.Белл при этом совершенно справедливо критикует К.Маркса за упрощенный подход к классовой структуре, выражавшийся, в частности, в гипертрофированном внимании к противоречиям между двумя основными классами того или иного общества, вне зависимости от того, какую роль каждый из них мог сыграть в дальнейшей эволюции соответствующего социального организма. Между тем европейская история предоставляет в распоряжение философов любопытный факт — ни при смене античного общества феодальным, ни при переходе от феодального к буржуазному, ни при современной трансформации ни один из основных, полярных классов старого социума не оказался доминирующим в последующем. Как правящие и угнетенные классы античности «растворились» в среде нового европейского общества, как феодалы и крепостные уступили место предпринимателям и пролетариату, так и эти последние отодвинуты на обочину истории меритократией* и работниками информационного сектора хозяйства, иногда называемыми когнитариатом²⁹³. С этой точки зрения становление постиндустри ального общества более соответствует логике исторического прогресса, чем внедрение социализма, предполагающего иллюзорную «победу» рабочего класса и приобретение им «доминирующих» позиций. Процесс же формирования постиндустриального общества основан на превращении большей части трудящихся из пролетариата в работников интеллектуальной сферы, повышении * Данный термин, происходящий от слова «merit» («заслуга, достоинство») и введенный Т.Янгом в фантастической повести «The Rise of Meritocracy» (L., 1958), наиболее активно использовался в социологии в 80-е и начале 90-х годов.

роли информации, сглаживании привычных классовых различий и возникновении социального государства, управляемого мерито-кра тией.

Несмотря на значительные различия в подходах к оценке нового общества и его характерных черт, подавляющее большинство сторонников постиндустриализма отмечают, что его наиболее фундаментальным внешним признаком является переориентация производства с создания материальных благ на предоставление услуг и выработку информации. К началу 80-х годов в США, а нескольки ми годами позже и в странах Западной Европы валовой продукт сферы интерперсональных услуг (human services) превзошел валовой продукт сферы материального производства. Темпы его приро ста в первой половине 80-х годов также превышали аналогичные показатели в сфере материального производства: во Франции — в 2 раза, в США и Германии — в 6, в Англии — в 30 раз²⁹⁴.

При этом сама сфера услуг, традиционно именуемая третичным сектором хозяйства, является относительно неоднородной и может быть подразделена на секторы: непосредственно третичный, охватывающий услуги материального характера (транспорт, связь, складское хозяйство), четвертичный (торговля, финансы, страхование, недвижимость) и пятеричный (личные, профессио нальные, деловые услуги и услуги государственного управления). Наиболее быстрыми темпами растет общественный продукт, создаваемый в тех секторах, которые в наибольшей степени охвачены субъект-субъектными взаимодействиями и продукт которых в наименьшей мере воспроизводим, что иллюстрируется на примере распределения числа занятых по отдельным отраслям. Так, если в США с 1950 по 1993  год относительная численность занятых в сельском хозяйстве и лесоводстве сократилась в 5,2 раза, в добывающей промышленности — в 4 раза, в обрабатывающей индустрии — фактически вдвое, то в отличающихся высокой индивидуализированностью продукта отраслях вторичного сектора, таких, например, как строительство, а также в наиболее примитивных подотраслях третичного — транспорте, связи и складском хозяйстве, — сокращения численности занятых не наблюдается; незначительный рост применяемой рабочей силы обнаруживается лишь в торговле. На этом фоне весьма впечатляющим выглядит рост числа работников в сфере личных, профессиональных и деловых услуг (с 20 до 35% от общего числа занятых), а также занятых в сфере финансов, страхования и операций с недвижимостью (с 3 до 12%)²⁹⁵.

Как отмечает Зб.Бжезинский, «постиндустриальное общество становится технетронным обществом, культура, психология, со циальная жизнь и экономика которого формируются под воздействием техники и электроники, особенно компьютеров и коммуникаций. Производственный процесс более не является основным решающим фактором перемен, влияющим на нравы, социальный строй и ценности общества»²⁹⁶. Следствием этого глобального историчес кого перехода становится вытеснение человека из сферы непосредственно материального производства. Большая часть рабочей силы перемещается в сферу услуг²⁹⁷, автоматы начинают осуществлять завершенный производственный процесс по заданным программам²⁹⁸, в результате чего «тот факт, что люди больше взаимодей ствуют друг с другом, чем с машиной, становится основной характеристикой труда в постиндустриальном обществе»²⁹⁹.

Сторонники теории постиндустриализма особенно подчеркивают важность переструктуризации рабочей силы и роста занятости в сфере услуг, отмечая при этом, что наиболее интенсивно эти процессы идут не в тех отраслях, где предоставляются традицион ные услуги (бытовые, транспортные или торговые), а в тех, где люди выступают как личности, где производство услуги и ее потребление неразрывно связаны. Как пишет Д.Белл, «слово "услуги" не должно вызывать вводящих в заблуждение образов быстро приготовленной дешевой еды и низкооплачиваемых работников; основными являются финансовые, профессиональные и конструкторские услуги, здравоохранение, образование и социальная сфера, и лишь на последнем месте этой шкалы стоят бытовые услуги»³⁰⁰.

Внимание к проблемам информатизации сегодня настолько велико, что иногда доктрина «информационного» общества рассматривается постиндустриалистами как относительно самостоятель ная концепция. На наш взгляд, производство и потребление информации тесно переплетаются со сферой услуг, и жесткое разграничение этих секторов невозможно; так, некоторые авторы определяют постиндустриальное общество как основанное на потреблении высокотехнологичных информационных услуг³⁰¹, тогда как Д.Белл подчеркивает возрастание роли кодифицированного теоретического знания и констатирует превращение новых интеллектуальных технологий в главный элемент процесса принятия решений, и все они в значительной мере правы, говоря о подобных

процессах как о занимающих центральное место в новом обществе³⁰².

Развертывание этих тенденций не может не вызывать изменений в системе деятельности, ее объективных характеристиках и мотивации. В отношении организационных форм человеческой активности отмечается радикальный сдвиг от корпораций индустриального типа к так называемым «адаптивным корпорациям». Они отказываются от приоритета максимизации прибыли, ориентиру ются не только на традиционные экономические ценности, стимулируют поиски нового и формируют творческий стиль работы³⁰³. Аналогичный процесс идет и в научно-исследовательских центрах и университетах, вокруг которых группируется все возрастающее количество людей и где создается все большая доля национально го продукта³⁰⁴, а также иных некоммерческих организациях, превращающихся в важные центры принятия решений и воздейству ющих на остальные элементы общественной структуры³⁰⁵. Все это вызывает серьезные изменения в системе социальных институтов, отражающие переход от экономики, основанной на стихийных законах рынка, к хозяйству, имеющему не плановый, но «согласованный» характер, от присущей индустриальной цивилизации «экономизированной» модели общества к «социологизированной»³⁰⁶.

В качестве еще более принципиальных отмечаются изменения во внутренней структуре деятельности. Они проявляются прежде всего в том, что в постиндустриальном обществе взаимодействие между людьми³⁰⁷ решительно вытесняет взаимодействие человека с преобразованной им природой, характерное для социумов индустриального типа. Если индустриальным обществам свойствен но наличие элементов отчуждения людей от средств производства и собственной деятельности, в силу чего «человек не воспринимает себя активным носителем своих собственных власти и богатства, а чувствует себя усовершенствованной "вещью", зависимой от внешней силы, определяющей смысл его жизни»³⁰⁸, причем становление и рост такого отчуждения непосредственно связаны с экспансией индустриальной системы и порождены ею³⁰⁹, то в

условиях постиндустриального строя возникают реальные возможности для преодоления этого феномена, первым шагом на пути к чему является «разрушение стен между тем, что мы продолжаем называть образованием, трудом и досугом»³¹⁰.

Преодоление отчуждения идет по двум основным направлениям. Во-первых, устраняется отделенность производителей от средств производства, а класс буржуа утрачивает монополию на них, обусловливавшую его доминирование в традиционном капиталистическом обществе. Во-вторых, происходят модификация социальных ценностей и изменение мотивации человеческой деятельности, в результате чего вопрос об отношении к средствам производства, столь важный в традиционных обществах, теряет свое былое значение.

Преодоление монопольного владения средствами производства одной социальной группой или одним классом связано прежде всего с такими изменениями, в результате которых «в постиндус триальном хозяйстве к числу ограничивающих факторов относятся не земля, рабочая сила или капитал, а информация... в силу чего экономическая и политическая власть концентрируется в руках ее производителей»³¹¹. Между тем потребление и производство информации весьма существенно отличаются от движения материальных благ. Там, где господствовало крупное производство, требовавшее участия тысяч людей и использования сложных комплексов огромных механизмов, разделение труда и классовые границы были естественны и непреодолимы; там же, где для создания новых информационных продуктов достаточно компьютера, подсоединенного к глобальным информационным сетям, и другого распространенного оборудования, вполне способного находиться в собственности человека, который им пользуется, труд и средства производства могут сочетаться столь гармонично, как никогда ранее³¹². Некоторые исследователи идут еще дальше и утверждают, что развитие информационных сетей и компьютерных баз данных наряду с превращением знания в основной предмет и продукт труда ведет к замещению самого понятия «средства производства» более адекватным новой эпохе понятием «модели общения»³¹³.

Модификация социальных ценностей, позволяющая снизить остроту проблемы отчуждения, также тесно связана с экспансией

информационной экономики. Автоматизация и информатизация, которые, как удачно отметил П.Дракер, являются не чем иным, как быстрым замещением труда знаниями³¹⁴, приводят к тому, что на смену пролетариям индустриального типа приходят работники умственного труда, «владеющие квалификацией и информацией в качестве необходимого набора орудий труда... таким образом, каким неквалифицированные фабричные рабочие никогда не могли владеть»³¹⁵. Производство и потребление информации расширяют круг процессов, основой которых выступают субъект-субъектные взаимодействия, и этот круг может в самом ближайшем будущем охватить все общественное производство. «Если основной фигурой последнего столетия являлся предприниматель, бизнесмен или руководитель промышленного предприятия, то к числу "новых людей" относятся ученые, математики, экономисты и разработчики современной интеллектуальной технологии»³¹⁶, в результате чего пролетариат, оказавшийся в меньшинстве, неуклонно вытесняется когнитариатом³¹⁷.

Технологические достижения последних десятилетий, обеспечившие высокие стандарты потребления и высокие требования к вовлеченным в производственный процесс людям, вызвали также модификацию стимулов и мотивов деятельности. С одной стороны, работники теперь предпочитают трудиться за меньшую заработную плату, если им удается самореализовываться на рабочем месте, не выполнять рутинных операций, самостоятельно принимать решения и в конечном счете рассчитывать на культурный и профессиональный рост. Это дает многим социологам основание говорить о возможной замене трудовой деятельности неким свойственным постиндустриальной цивилизации новым типом активности, содержащим многие элементы творчества³¹⁸. С другой стороны, отмечается также стремление все возрастающего числа людей посвящать как можно больше времени семье, участию в разного рода общественных организациях, самообразованию, занятиям спортом и так далее. Опросы, проведенные в середине 90-х годов, показывают, что даже перспективы быстрого профессионального роста — главный мотив деятельности в 70-е и 80-е годы — уже не привлекают 55% работников, если для до-

стижения таковых им пришлось бы уделять меньше времени семье и отказаться от привычных увлечений³¹⁹.

Даже в тех областях хозяйства, где распространены виды активности, не отождествляемые с творчеством как таковым, формируется творческий стиль деятельности. По все более утверждаю щемуся среди социологов мнению, «наличие творческих субъектов станет важнейшим фактором, определяющим успех в постиндустриальную эпоху... нескольких Эйнштейнов и Пикассо будет явно недостаточно; должно измениться все население, чтобы каждый или по крайней мере большинство людей могли с большей полнотой, чем сегодня, реализовать свой творческий потенциал»³²⁰. В свою очередь управление новым персоналом требует иного стиля руководства — гетерогенного, личностного, антибюрократичес кого, творческого, интеллектуального³²¹. Сведение воедино целей личности, общества и корпорации позволяет говорить о последней не только как об экономическом, но и как о социологичес ком институте. Обоснованным выглядит тезис Д.Белла, утверждающего: «В случае, если мы построим континуум, на одном конце которого находится экономизация (economizing) (когда все аспекты организации низведены до положения средств достижения целей производства и получения прибыли), а на другом — социологизация (sociologizing) (когда всем работникам пожизненно гарантирована работа и удовлетворение от нее становится основным требованием), то увидим, что за последние тридцать лет корпорация неуклонно двигалась — что справедливо в отношении практически всех ее служащих — в сторону социологизации»³²².

Институциональная структура современного общества представляется его исследователям состоящей из шести элементов: экономических предприятий, социального комплекса, научных учреждений, предприятий по производству общественных благ, добровольных организаций и домашних хозяйств. Первые четыре элемента составляют формальную экономику (formal economy), тогда как последние два представляют собой комплементарное хозяйство (complementary economy). В формальной экономике университеты, исследовательские центры, академические институты, «ведущие поиск, осуществляющие проверку и систематизацию теоретических знаний... становятся основными учреждениями нового общества»³²³, в отличие от индустриального строя, где ключевым

элементом оставалась промышленная корпорация благодаря ее ведущей роли в организации массового производства материаль ных благ.

Утверждение, согласно которому главные институты новой эры будут интеллектуальными, не столько означает, что большинство граждан постиндустриального социума будет представлено учеными, инженерами, техническими специалистами или интеллектуала ми, хотя уже сегодня «большинство населения не являются бизнесменами»³²⁴, сколько привлекает внимание к той конструктивной роли, которую выполняет наука как некоммерческое по своей сути предприятие при переходе к новому строю. Социальный сектор, предполагающий неприбыльное производство, прогрессирует сегодня быстрыми темпами как за счет научной сферы, так и за счет производства общественных благ и сферы услуг в целом. Наличие подобной тенденции говорит о том, что адекватная индустриаль ному обществу цель производства прибыли в масштабах всей экономики «размывается» целями достижения общего блага и повышения качества жизни. Именно они, а также возможности, открываемые технологическим прогрессом перед теми, чей труд не нужен более рыночной сфере, обусловливают прогресс альтернативной занятости или так называемой комплементарной экономики. Ее составляющими выступают локальные сообщества (commu nity-based organizations), добровольные организации (voluntary organizations), а также домашние хозяйства (domestic sector).

Информация и знания имеют принципиально иную природу по сравнению с ранними символами хозяйственной власти: они более демократичны, чем земля или капитал. Если земля и капитал конечны, то знания могут генерироваться и накапливаться беспредельно; если земля и капитал имеют ограниченное число пользователей, то знания доступны одновременно любому их числу. И наконец, если земля и капитал принадлежат лишь сильным и богатым, то революционной характеристикой знания является его доступность слабым и бедным. В условиях быстрого научно-техничес кого прогресса идет процесс «размывания» собственности, выражающийся в утрате монополии на знания и распространении интеллектуальных технологий, предполагающих высокий уровень образования и квалификации работника.

Однако эти свойства информации и знаний как стратегического и наиболее важного объекта собственности не снимают проблему классовых конфликтов и в постиндустриальном обществе. По мере продвижения к нему активно формируется класс технокра-

тов³²⁵, включающий тех, кто не только обладает информацией и знаниями, но и успешно манипулирует ими на трех уровнях: национальном (правительственная бюрократия), отраслевом (профессио налы и академические эксперты) и на уровне хозяйствующей организации (техноструктура). Последняя, представляя собой мозг современной корпорации, охватывает широкий круг лиц — от руководителей предприятия до основной массы работников, — всех, кто обладает необходимыми способностями и знаниями.

Превращение информации в лимитирующий фактор производства накладывает соответствующий отпечаток на характер хозяйственной власти. Объектами собственности, дающими их субъектам хозяйственную власть, перестают быть «видимые вещи» — земля и капитал; ими становятся информация и знания, которыми обладают конкретные люди³²⁶. В силу этого именно технократы составляют доминирующий класс постиндустриального общества, которому противостоят подавленный и особо отчужденный классы³²⁷. Доминирующий класс — это правительственная бюрократия, профессиональные и академические эксперты и техноструктура, то есть лица, так или иначе причастные к управлению и стоящие у истоков информационных потоков. Подавленный класс разнороден. Он включает в себя всех, кем руководит правительство, в том числе технический и обслуживающий персонал, обеспечивающий информационный поток, не говоря уже об операторах-исполнителях в сфере материального производства. Иное положение занимает особо отчужденный класс — члены местных сообществ, работники физического труда, которые не могут «вписаться» в высокотех нологичные процессы, и, наконец, представители отмирающих профессий — все те элементы общества, которые с точки зрения политического устройства противостоят постиндустриальным тенденциям. В основе описания подобной классовой структуры лежит критерий, каковым являются либо объем контролируемой информации, либо обладание знаниями.

Профессиональные и академические эксперты выступают в качестве доминирующей группы по отношению к техническому и обслуживающему персоналу, тем более — к работникам физического труда. Приоритет профессионалов, работающих в сфе ре образования, в значительной мере определяет ее значимость в постиндустриальном развитии. Академические эксперты, также

входящие в элиту, как правило, сосредоточены в университетах и исследовательских центрах, то есть в автономных структурах, где сосуществуют различные, в том числе альтернативные господству ющим, теоретические направления, в силу чего «положение профессионалов определяется в соответствии не столько с их иерархическими полномочиями, сколько с их научной компетентностью»³²⁸. Однако, провозглашая приверженность прогрессу, доминирующий класс действует в соответствии со своими представлениями, не всегда оставаясь при этом чувствительным к интересам специфических групп, локальных сообществ и отдельных личностей.

Если правительственная бюрократия контролирует информацию и манипулирует ею, определяя политические, экономические и социальные цели общества, то на уровне экономической организации «доминирующий класс представлен техноструктурой, которая...включает в себя тех, кто обладает необходимыми способнос тями и знаниями»³²⁹ и, следовательно, выполняет решающие производственные функции. Подчиненное положение по отношению к техноструктуре занимают простые исполнители, а в особо отчужденном состоянии оказываются представители устаревающих профессий. Поскольку, во-первых, несмотря на возрастающие возможности получения необходимых знаний и образования, люди в силу своих природных способностей не могут быть равны, а во-вторых, «хотя современный работник лучше образован, натренирован и обладает лучшими навыками... он все еще не занял равного положения со своим оппонентом — нанимателем»³³⁰, в постиндустри альном обществе сохраняются отношения господства и подчинения. Многие склонны считать, что происходит «переход от общества эксплуатации к обществу отчуждения»³³¹, с его новыми формами конфликта и информационными войнами, которым, возможно, не будет конца.

Становление основ постиндустриального общества приводит к новому пониманию сущности классового конфликта, возникающего между доминирующим и подавленным классами в первую очередь по поводу неэкономических ценностей: желания заниматься творческой деятельностью, получать или повышать образование, иметь гибкий рабочий график, участвовать в жизни организации, города, общества и т. д. Смена ценностей не означает ни устранения конфликта, ни отрицания необходимости его разрешения. Работники, относящиеся к подавленному классу, могут пытаться улучшить свое положение двумя путями: во-первых, индивидуально —

путем «приобретения редких навыков, у которых нет легкодоступ ных субститутов», то есть становясь членами техноструктуры (на рабочем месте, в масштабах города или страны), а во-вторых, коллективно — путем создания союзов, гильдий и ассоциаций³³². Таким образом, наряду с деиндустриализацией производства и занятости в постиндустриальном обществе имеет место не исчезновение, а деиндустриализация рабочих партий³³³, профсоюзов, которые «за последние сто лет превратились из преимущественно ремесленнических организаций, устроенных по принципу гильдий, в могущественные предприятия по организации как занятых в массовом производстве, так и полуквалифицированных рабочих в огромные производственные союзы»³³⁴. Подобная эволюция отвечает потребностям постиндустриального работника, получающего возможность совместно с более или менее квалифицированными коллегами участвовать в выдвижении необходимых с точки зрения коллектива требований.

Перспективы цивилизации в свете постиндустриальной теории

Теория постиндустриального общества была создана в первую очередь как инструмент осмысления специфики современного момента и направлений развития цивилизации. Между тем прогнозы, считающиеся неоспоримыми большинством ее приверженцев, остаются весьма немногочисленными. Так, отмечается, что в зрелом постиндустриальным обществе будут превалировать четвертичный и пятеричный секторы хозяйства, в которых окажутся заняты от трех четвертей до четырех пятых всего трудоспособного населения. Признается, что деятельность подавляющего большинства работников утратит трудовые черты и приобретет существен ные элементы креативности³³⁵. Возникнет общество, характери зующееся фактически полным отсутствием таких классовых противоречий, которые могли бы послужить серьезным деструктив ным элементом, социум, в котором система ценностей способна «установить, пусть и приблизительно, справедливое распределение

дохода, обеспечить его минимальный уровень для всех граждан и т. д.»³³⁶. Государство, представленное меритократией и работниками научной сферы, будет осуществлять программирование общественного производства и сохранять необходимый контроль над социальной сферой. В результате «дух информационного общества станет духом глобализма, а человек и природа могут жить в гармонии... предполагающей строгую самодисциплину и социальное сотрудничество»³³⁷.

Однако значительное количество вопросов и по сей день остаются нерешенными. При этом следует отметить, что современные общества сталкиваются не только с «внешними» по отношению к постиндустриальным структурам, но и с порожденными самим постиндустриальным развитием проблемами.

Рассматривая становление постиндустриальной теории, не следует упускать из виду, что оно происходило в очень сложный для западной цивилизации период, когда только что спало напряжение, вызванное волной социальных движений конца 60-х годов, но мир еще стоял на пороге крупнейшего в послевоенной истории экономического кризиса, когда активно шел процесс деколонизации, поражение коммунизма было еще далеко не очевидным, а опасность военного столкновения сверхдержав временами выглядела очень реальной. Поэтому вполне естественным было внимание, которое авторы подобных концепций уделяли глобальным процессам, развивающимся в современном мире.

Описывая «среду», в которой развиваются постиндустриаль ные социумы, исследователи отмечали не только чисто экономические противоречия, порождающие циклические и структурные кризисы (что наиболее рельефно изображено О.Тоффлером в его известной работе по проблемам «экоспазма»³³⁸), но и проблемы экологического характера. Кроме того, в качестве одной из важнейших характеристик этой «среды» рассматривались конфликты, постоянно возникающие в отношениях между Востоком и Западом, Севером и Югом. Следует заметить, что большинство классиков постиндустриальной теории, не относясь явно враждебно к коммунистическим режимам, но отмечая неэффективность созданных ими хозяйственных моделей, были уверены в историчес ком торжестве западного типа производства и западной системы ценностей. Именно ценности демократии и хозяйственной свободы, являющиеся объектом естественного стремления человека ХХ века и недоступные большинству населения коммунистиче ских стран, в конечном счете подорвали политическую стабиль

ность в Восточной Европе и разрушили коммунистическую систему³³⁹.

Между тем проблема увеличивающегося разрыва и нарастающего противостояния по линии «Север—Юг» привлекала и продолжает привлекать внимание всех без исключения футурологов. Несмотря на быстрый прогресс технологий, лишь немногие из развивающихся стран оказались в состоянии воспользоваться его плодами; для большинства же результатом наступления технетронной эры стало только предельно обостренное понимание недостижи мости западных стандартов жизни и западного уровня потребления. Следствием является усиливающееся чувство ущемленности, распространяющееся в «третьем мире» и способное вызвать взрыв ненаправленной ненависти³⁴⁰. Противоречия подобного рода становятся еще более актуальными ввиду нарастающей миграции населения этих стран в Западную Европу и США, правительства которых зачастую не могут найти адекватных мер в связи с ускорением этого процесса. Активизация исламской идеологии и политики, а также возможная экономическая и политическая консолидация Японии и Китая в наступающем столетии создают новые мировые центры силы, способные в случае непредвиденного развития событий подорвать хрупкую стабильность 90-х годов.

Однако для нашего исследования гораздо более интересен анализ сторонниками теории постиндустриализма тех социальных изменений, которые порождены непосредственно в процессе становления этой новой формы общественной организации.

В последнее время все чаще отмечается тот факт, что развитие некоммерческого сектора, увеличение числа добровольных организаций и прочие аналогичные процессы являются не столько свидетель ством торжества прогрессивных постиндустриальных тенденций, сколько последней попыткой людей хоть чем-то ответить на ускоряющееся вытеснение их не только из сферы собственно материаль ного производства, но и из сферы услуг. Адекватная оценка всей опасности этого явления возможна при учете двух обстоятельств. С одной стороны, большинство из высвобождающихся подобным образом людей не могут быть вовлечены в те быстро развивающиеся сферы информационной экономики, где требуются высокий уровень образования и творческий потенциал, и, следовательно, переходят в разряд граждан, фактически не имеющих шансов получить себе достойное занятие когда-либо в будущем. С другой стороны, эти люди, как и большинство членов свободного общества, воспитаны в соответствии с принципами западной «разрешающей утопии», которая на уровне

действия вполне может быть сведена до вседозволеннос ти, если алчность искусственно воспитывается в качестве единственного мотива этого действия³⁴¹. Скорость технологического прогресса такова, что он порождает на одном полюсе власть над гигантскими информационными массивами и взлет творческой активности у значительной части населения, создавая в то же время на другом полюсе не менее значительную массу людей, также покинувших сферу материального производства, но перешедших не в информационный сектор, а в «никуда», откуда нет возврата в быстро изменяющийся мир.

При этом имеет место и еще одна достаточно опасная тенденция. Помимо развития творческой деятельности на производстве и в свободное время технологический прорыв последних десятилетий порождает также и совершенно непроизводительную активность, в которую вовлекается все больше людей. Это приводит к замедлению темпов экономического роста³⁴², все большей избирательности в выборе деятельности и так далее. Результатом становятся растущая праздность населения, предпочитающего получать заработную плату, признаваемую достаточной, за выполнение минимальных обязанностей, а также ориентация на работу лишь в тех сферах, деятельность в которых им представляется наиболее приятной. Такая ситуация чревата для развития постиндустриальных наций не только большей внутренней нестабильностью, но и неготовностью к отражению нарастающей экономической агрессии со стороны азиатских экономик и стран «третьего мира».

Обращаясь к этим проблемам, мы выходим за рамки общетеоретической схемы и оказываемся в кругу тех исключительно важных, но все же относительно частных вопросов, которые мы подробно рассмотрим в четвертой части нашей книги. Сейчас же нам хотелось бы подчеркнуть те элементы внутренней связи и взаимодополняемости, которые, на наш взгляд, существуют между марксовой концепцией и теорией постиндустриального общества как двумя адекватными историческими доктринами.