Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособие. Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособ. За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире
 Скачать 3.39 Mb.
|
Постиндустриализм и постмодернизм: возможности позитивного взаимодействияяПодход к постмодернизму в социологии как к весьма односторонней и внутренне противоречивой теории не исчерпывает, однако, ее содержания и значения. Расцвет данного направления приходится, как мы уже отмечали, на 80-е годы, и для того, чтобы понять движущие силы постмодернизма, следует вновь обратиться к эволюции постиндустриальной доктрины. 80-е и 90-е годы рассматривают иногда как период относитель ного упадка постиндустриальной теории, но эта оценка далека от реальности. Действительно, в этот период не было создано столь фундаментальных работ, какими в 70-е стали труды основателей концепции, и в первую очередь две дополняющие друг друга книги Д.Белла410. Но и задачи, стоявшие перед приверженцами этого направления, серьезно отличались от прежних. На наш взгляд, в этот период теория постиндустриального общества вступила в пору своей научной зрелости; ее основные методологические аспекты уже были сформулированы, вычленение этапов социального прогресса было произведено, перспективы развития общества также казались весьма определенными. В такой ситуации наиболее важным для концепции стало накопление новых фактов, переход от методологических и терминологических дискуссий к исследованиям конкретных тенденций в различных областях хозяйственной и социальной жизни, изучение специфики современной эпохи в том виде, в каком она проявляется в различных областях социальной действительности. Не следует также забывать, что 80-е годы стали десятилетием, насыщенным событиями в экономике, временем беспрецедентной структурной модернизации хозяйственных систем западных стран; начало 90-х ознаменовалось не менее масштабными переменами, связанными с распадом Восточного блока, а в последнее время экономический кризис в Азии окончательно сделал западную модель, о близком крахе которой так много говорили постмодернисты411, лидирующей накануне XXI века. В связи с этим мы считаем возможным утверждать, что в последние полтора десятка лет постиндустриальная теория переживает этап внутреннего развития, предшествующий новому ее взлету, и в настоящее время данная концепция остается фактически единственным примером адекватного исторического построения, обладающего серьезным прогностическим потенциалом. Однако все это не отрицает того очевидного обстоятельства, что большинство исследователей постиндустриальных тенденций в 80-е и 90-е годы обратились, с одной стороны, к осмыслению природы и последствий информационной революции (в связи с чем концепцию «информационного общества» следует, на наш взгляд, рассматривать как составную часть и как форму развития постиндустриализма); с другой стороны — к частным исследова ниям, проводящимся в соответствии с методологическими основами теории, но имеющим преимущественно прикладной характер. Наиболее активными при этом оказались работы, касающиеся закономерностей технического прогресса, совершенствования технологического базиса современного хозяйства, новых методов организации производственной деятельности, теории форм и механизмов конкуренции, формирующейся структуры общества и потенциальных источников новых социальных конфликтов и проти востояний, а также исследование отношений между развитыми странами и развивающимся миром и труды, посвященные проблемам экологии и использования ресурсов. При этом следует еще раз отметить, что методологические основы теории за эти годы не претерпели фундаментальных изменений; правильнее говорить, что каждый из признанных классиков данного направления проделал определенную личную эволюцию (либо смягчая некоторые критические оценки современного общества и осмысливая перспективы его развития в более «спокойных» тонах, как это делает О.Тоффлер, либо, напротив, более настойчиво приковывая внимание читателей к росту кризисных явлений, что заметно, например, у Зб.Бжезинского), чем утверждать, что сама теория претерпела существенные изменения. На наш взгляд, поиск, начатый в 70-е годы, продолжается сегодня не менее активно, и новая волна теоретических обобщений кажется уже не слишком отдаленной; одну из первых таких попыток мы видим в фундаментальном труде М.Кастельса412, хотя нельзя не отметить, что именно его пример показывает, насколько сложной задачей является сегодня четкое и непредвзятое обобщение того огромного материала, который накоплен за эти годы. Таким образом, ни концепция информационного общества, ни другие вполне конкретные исследования, предпринимаемые в рамках постиндустриальной доктрины, не делают ее односторон ней и сами не могут стать легкой мишенью для критики. Теорию информационного общества, например, нельзя назвать вполне новой; ее истоки восходят к началу 60-х, когда данный термин фактически одновременно был введен в США и Японии Ф.Махлупом и T.Умасео413 ; ее развитие происходило в 80-е годы, когда с новаторскими работами выступили такие известные исследовате ли, как M.Порат, И.Масуда, T.Стониер, Р.Кац и некоторые другие414. Эта концепция, с одной стороны, продолжает традиции европейского позитивизма, идущие от Ж.-А. де Кондорсе и А. де Сен-Симона415, и подкреплена авторитетом многих мыслителей XIX века, рассматривавших знания как показатель развитости общества, определяющий будущие пути социальной эволюции; с другой стороны, она позволяет через призму развития науки и технологий обратиться к исследованию новых потребностей и возможностей человека, к эволюции его личности, и такой подход кажется нам более продуктивным, чем исследование этих явлений лишь со стороны культуры, искусства и других форм субъективированного выражения личности. Этот подход, таким образом, сочетает ценимую позитивистами преемственность в социальном развитии с провозглашением наступающего радикального сдвига в общественном устройстве, обусловленного переходом к обществу, где информация и знания обретают статус основного производственного ресурса416 ; последнее особенно активно подчеркивается в рамках концепции технетронного общества417, а также доктрин, обозначающих ны нешнее общество как «высокоинформированное общество»418, «общество знаний»419 или «социум, в котором знания имеют высшую ценность»420. Между тем следует со всей определенностью отметить, что состояние концепции постиндустриального общества не является сегодня идеальным и совершенным. Уже в начале 80-х годов стало очевидным, что, хотя все известные подходы и стремятся предложить достаточно широкую и всеобъемлющую картину социальной трансформации, методологически и терминологически они остаются весьма ограниченными. Наиболее четко это обстоятельство было отмечено в 1980 году О.Тоффлером, заявившим, что не только все ранее выдвигавшиеся обозначения будущего общества, но и предложенный им самим термин «супериндустриальное общество» нельзя рассматривать как адекватные421. Можно назвать две причины такого несовершенства. С одной стороны, та или иная дефиниция, связанная с особым вниманием к определенным технологическим, хозяйственным или даже социальным процессам, относительно искусственно абсолютизирует лишь одну из сторон весьма богатой общественной жизни. При этом становится вполне возможной трактовка современного социума как постиндустриального и информационного одновременно: ряд постиндустриалистов разделяют понимание его как информационного, а многие идеологи концепции информационного общества не отрицают его постиндустриального характера; следует, однако, отметить, что в основе этих понятий лежат существенно отличные друг от друга характеристики, что развитие сферы услуг, изначально считавшееся одной из определяющих черт постиндуст риального общества, совершенно не тождественно экспансии знаний и информации, а технологический прогресс в свою очередь проявляется в последние десятилетия в индустриальной сфере не менее зримо, чем в третичном секторе. Это лишний раз показывает, что, хотя определения современного общества и не должны быть столь абстрактными, как рассмотренные несколько выше, они в то же время не должны и искусственно переоценивать лишь одну из его характеристик, упуская из виду иные, не менее важные. С другой стороны, все предложенные в рамках теории постиндустриализма понятия остаются в той или иной степени поверхностными. Говоря о постиндустриальном, информационном, технетронном или каком-либо ином обществе из этого ряда, исследователи так или иначе обращаются к оценке одной из внешних характеристик социума, не обращая внимания на глубинные причины, приведшие к ее доминированию. На наш взгляд, до сих пор никому не удалось ни определить новую общественную стадию в качестве социального целого, заданного одной глобальной характеристикой или становлением некоего принципиального отношения, ни объяснить, каким образом все остальные, очевидно важные, процессы и явления обусловлены подобной фундаментальной трансформацией. Описание формирующегося общества осуществляется на разных уровнях абстракции одновременно, а основные элементы происходяших изменений рассматриваются параллельно, не обусловли вая друг друга. Так, у Д.Белла доиндустриальное, индустриальное и постиндустриальное общества противопоставляются по четырем основным направлениям: по превалирующим ресурсам, методу производственной деятельности, организации технологии и характеру построения отношений человека и природы422. О.Тоффлер при анализе первой, второй и третьей «волн» в истории рассматривает в аналогичном контексте источники энергии, ресурсы, характер труда, а также роль информационной сферы и политической системы423. И в первом, и во втором случаях как относительно однопорядковые рассматриваются процессы, протекающие на разных уровнях хозяйственной и социальной структуры, причем их взаимообусловленность или прослеживается формально, или вообще не затрагивается. В результате картина будущего общества оказывается мозаичной, а основные принципы его организации — неопределенными. Несогласованным оказывается и понимание исторической роли нового общества. Если Д.Белл, основатель и наиболее последовательный сторонник теории постиндустриального общества, отмечает, что оно «не "замещает" индустриальное и даже аграрное общество... [а лишь] вводит дополнительное измерение, рассматривая управление данными и информацией в качестве необходимых элементов сложного по своей структуре общества»424, что «постиндустриальные тенденции не замещают предшествующие социальные формы как "стадии" общественной эволюции; они часто сосуществуют, углубляя комплексность общества и природу социальной структуры»425, и заключает: «Понятие постиндустри ального общества — это парадигма социального исследования, ко- торая определяет новые оси общественной организации и новые направления социального расслоения в развитых сообществах Запада»426, — то имеют место и гораздо более радикальные позиции. Так, рассуждения О.Тоффлера о «третьей волне» обусловлены в том числе и желанием устранить у читателя любые сомнения в масштабности и важности происходящих изменений. По его мнению, «эта третья волна исторической трансформации — не продолжение развития индустриального общества в определенном направлении, а радикальное изменение подобного направления, зачастую отрицающее весь предшествующий опыт. Она представляет собой не что иное, как глобальную трансформацию, не менее революционную, чем промышленный переворот триста лет назад»427, результатом чего становится «не расширенный, крупномас штабный вариант нашего современного общества, а новое (курсив мой. — В.И.) общество»428. Между тем следует отметить, что вто рой, более энергичный подход, остается в рамках теории постиндустриализма менее популярным и распространенным, нежели первый. На наш взгляд, основой объективной критики данной теории со стороны сторонников постмодернизма остаются три обстоятель ства — относительно эволюционный характер формирования нового общества, чрезмерная отвлеченность предлагаемых понятий, которые иногда трактуются как односторонние и поверхностные, и заметный объективизм, являющийся данью позитивистской традиции и в последние годы лишь нарастающий. Но революционная фразеология постмодернистов еще больше противоречит сегодняшним реалиям, нежели эволюционистский подход сторонников постиндустриальной доктрины; само понятие «постмодернити», как мы показали, оказывается гораздо более условным и несовершенным, чем все термины, предложенные постиндустриалистами. Возможно ли в таком случае позитивное взаимодействие между данными направлениями и способна ли теория постмодернити обогатить постиндустриальную концепцию? Несмотря на все отмеченные обстоятельства, мы полагаем возможным дать положительный ответ на этот вопрос. Концепция постмодернити исходит из иного понимания природы и основных признаков индустриального строя, чем теория постиндустриалистов429. Хотя ее сторонники допускают фактическое отождествление понятий «модернити» и «индустриальное общество», такое отождествление остается ограниченным и может быть отнесено только к хронологическим аспектам соотношения двух этих понятий. Между тем при описании эпохи модернити акценты смещаются и особое внимание уделяется тем сторонам этого строя, которые тесно связаны с проблемами положения личности в обществе, с различными аспектами процесса ее социализа ции430. Именно с этих позиций модернити определяется как исторический период, характеризующийся, во-первых, господством индивидуализма и быстрой изменчивостью, во-вторых — отношением к человеку как к простому представителю класса или иной социальной группы и максимальной формализованностью всех сторон общественной жизни431. Cоответственно и историческое время, сменяющее «модернити», определяется сторонниками данной теории в первую очередь через апелляцию к модифицирующейся человеческой природе, к изменяющемуся месту человека в социальной структуре. Как мы уже отмечали, многие исследователи говорят о возрастающей плюралистичности432, о снижении прогнозируемости социума и возрастании неопределенности общественного прогресса433, о преодолении ранее существовавшего отчуждения, об уходе от массовости социального действия, об изменившихся мотивах и стимулах человека434, его новых ценностных ориентациях и нормах поведения435 как о важнейших характерных чертах формирующегося общества. При этом, нельзя не отметить, идеологи постмодернизма вполне осознанно признают особое место хозяйственных отношений даже в современных условиях, отмечая, что весьма популярный в кругах постмодернистов принцип «anything goes» сегодня может быть отнесен только к культурной436, но не к экономической437 области. Противопоставление всех этих реалий характеристикам модернити становится противопоставлением положительных элементов отрицательным, а устранение прежних форм воспринимается как само содержание общественного прогресса. На этом уровне вновь становится заметным ранее казавшееся полностью утраченным различие между доктринами модернити и индустриального общества. Так, если М.Вебер считает рационализацию, которую он называет differentia specifica данной эпохи438, явлением всецело положитель- ным, то современные авторы склонны придерживаться иной точки зрения, обращая внимание на то, сколь сильным оказалось движение за преодоление рационализации на протяжении ХХ века439. Еще более негативным является их отношение к тому порожденному данной эпохой явлению, каким выступает «фрагментация» общества. Отмечая, что «история modernitй представляет собой историю медленного, но непрерывного нарастания разрыва (rupture) между личностью, обществом и природой»440, А.Турен указывает, что наиболее опасен «распад» (dissociation) общества и активного субъекта441, феномен нарастания отчуждения человека от общества, которое становится непомерно высокой платой за достижения материального и экономического прогресса. Уже здесь хорошо заметно отличие концепции модернизма и, соответственно, идеи постмодернизма как ее развития, от теории индустриального и постиндустриального общества. Это отличие, на наш взгляд, заключается в том, что сторонники рассмотрения дихотомии модернити и постмодернити стремятся охватить более широкий круг явлений, нежели приверженцы постиндустриальной теории, пусть даже и ценой отказа от четких формулировок и детализированного анализа реальности. Нельзя не признать, что теоретики постмодернизма обращают значительное внимание на хозяйственные проблемы442; при этом для них характерен поиск нетрадиционных путей осмысления роли экономических явлений в жизни общества443. Одними из первых и в наиболее последователь ной форме они отметили, что современное общество достигло такого уровня развития, на котором повышение степени свободы без резкого отрицания экономических закономерностей, без выхода за пределы рынка444 не представляется возможным. При этом тем не менее преимущества постиндустриальной теории в аспекте четкости противопоставления трех эпох в истории человечества как доиндустриальной, индустриальной и постиндустриальной445 перед анализом премодернити, модернити и постмодернити446 настоль ко очевидны, что признаны и сторонниками постмодер низма447. Между тем широта восприятия социологических проблем, свойственная современным постмодернистам, пусть не всегда подкрепленная в рамках их теории серьезным методологическим основанием, делает эту концепцию важным и несомненно заслуживаю щим внимания элементом современной социологии. На наш взгляд, социологическая доктрина постмодернизма представляет собой одну из разновидностей постиндустриальной концепции, ее оборотную сторону448, в рамках которой внимание исследователей обращено прежде всего на иные аспекты тех же процессов, которые рассматриваются и постиндустриалистами. Можно утверждать, что становление постмодернизма как глобальной социологической теории было резко ускорено успехами постиндустриализма на протяжении 70-х годов. Будучи вначале сугубо культурологической реакцией на данное течение (так, сторонники постмодернизма подвергали критике теоретиков постиндуст риализма за недостаточное внимание к проблемам коммуникации, языка, знаковых систем и т.д.449), она стала впоследствии более комплексной; можно видеть, насколько эффективным было в начале 80-х годов «переключение» постмодернистами внимания исследователей с проблем постиндустриализма на это новое направление450. Причины тому были весьма вескими. Основным моментом, на который обращают внимание постмодернисты, является возросшая комплексность общества, которая, как это ни парадоксально, базируется на небывалой прежде роли индивидуального сознания и поведения. Современное общество основано на разнобразии (diversity) составляющих его людей451, оно задано в своих основных аспектах перенесением акцента с понятия «мы» (свойственного индустриальному обществу при всем присущем ему индивидуализме452) на понятие «я»453; более того, в рамках новых представлений исследователи все чаще отмечают возникающее «расщепление» «я» как субъекта социального действия и «я» как личности, для которой противоестественно быть вовлеченной в любого рода массовые движения. Знаменитое «je n'est pas Мoi»454 А.Турена представляет собой один из наиболее точных афоризмов современного периода, и, во многом соглашаясь с критиками постмодернизма как теории, в значительной степени развивающейся ради самой себя, мы не можем поддержать их во мнении о том, что недопустимо перенесение проявляющегося на личностном уровне релятивизма на социальные отношения455; напротив, такое перенесение происходит сегодня ежедневно и ежечасно, а недопустимо прежде всего избегать исследования того, что в конечном счете определяет лицо формирующегося общества. В этом отношении нельзя не отметить в качестве важного, а возможно, даже важнейшего достижения постмодернизма как социальной доктрины то, что его теоретики постоянно акцентируют внимание на расширении рамок общественного производства и даже на устранении границ между производством и потреблением. Эти подходы развиваются как с точки зрения расширения понятия самого производства, в которое включаются производство креативной личности, а следовательно, и все стороны жизни человека456, так и с позиций потребления — не столько потребления материальных благ и услуг, сколько статусных состояний и культурных форм457. В условиях постоянного роста роли знаний и информации, развития хозяйственной деятельности как обусловленной творческой активностью личности становится очевидной необходимость перехода от традиционного изучения субъект-объектных отношений к исследованию межсубъектных контактов и связей458; соответствующие проблемы подняты в рамках постмодернистской теории более отчетливо, чем у постиндустриалистов, хотя это не означает, что они достигли большей их проработанно сти. Кроме того, именно сторонники постмодернистского направления имеют явный приоритет в таких областях, как переосмыс ление роли и значения потребительной стоимости и полезности459, рассмотрение статусных и культурологических аспектов потребления460, исследование новой роли и значения времени и пространства как культурных форм и в то же время факторов производства461, и в ряде других направлений. Характерно, что именно представители постмодернизма первыми отметили, что деятельность, объединяющая в себе черты как производства, так и потребления и создающая вещные и нематериальные блага лишь в той мере, в какой они обеспечивают самосовершенствание личности, не создает продукты как такие потребительные стоимости (use-values), иной стороной которых неизбежно выступает меновая стоимость (еxchange-value). Именно они указали, что сегодня, когда и хозяйственная, и социальная жизнь во все большей степени обретают черты гиперреальности462, подлинное содержание полезности заключено не столько в универсальной потребительной стоимости продукта, сколько в его высокоиндивидуализированной знаковой ценности (sign-value), отметили, что именно «постмодернистская культура... [не только] в большей мере способствует потреблению благ как "символических ценностей", чем как потребительных стоимостей»463, но и изменяет сам характер потребления, которое Ж.Бодрийяр называет |