Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособие. Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособ. За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире
 Скачать 3.39 Mb.
|
Парадигма анализаГоворя о постэкономическом обществе, мы подразумеваем комплексную социальную систему, существенно отличающуюся от существовавшей как в период господства экономических закономерностей, так и в эпоху, предшествовавшую их становлению. Переход к этой системе ознаменован преодолением глубинных закономерностей и отношений, присущих экономическому обществу; поэтому исследование этого грядущего состояния касается не отдельных изменений социальной структуры, воплощенных в post-economic society Г.Кана и Д.Белла, а post-цkonomische Gesellschaft как комплексного явления в его марксовом понимании. Основой для противопоставления доэкономического, экономического и постэкономического обществ является воплощенная в этих типах социумов система соподчинения индивидуальных интересов. Неоспоримо, что на протяжении всей истории поведение человека задавалось материальными интересами; однако значение их в доэкономическую и экономическую эпоху было различным. В первом случае весь комплекс хозяйственных связей исчерпывался отношениями непосредственного производства и каждый человек мог удовлетворять свои материальные потребности лишь в той мере, в какой это удавалось сделать всему примитивному сообществу. Материальные интересы были одномерными, они как бы находились на одной линии, совпадающей с направлением социального интереса; граница же между доэкономическим и экономическим типами общества проходит там, где человек начинает сознавать свой материальный интерес как противоположный интересам других людей и примитивного сообщества в целом. С этого момента возникает огромное количество различных интересов, взаимодей ствующих друг с другом в рамках мира, представляющегося двумерным, когда интересы, уже различимые по масштабам и направлению, по-прежнему лежат в единой плоскости, задаваемой их материальным характером. Переход к постэкономической эпохе в рамках этой схемы означает становление многомерного мира, характерного прежде всего тем, что интересы человека выходят из плоскости материальных интересов, покидают пределы, задаваемые одним лишь стремлением людей удовлетворить свои материальные нужды. Концепция постэкономического общества рассматривается нами в двух аспектах. С одной стороны, мы подобно Д.Беллу, говорившему в свое время о постиндустриальном обществе как о теоретической конструкции, призванной в первую очередь упорядочить знания о современной социальной трансформации и обозначить приоритеты в исследовании хозяйственных, социальных и иных проблем современного общества43, стремимся рассмотреть социум постэкономического типа в виде некоей абстракции, позволяющей выделить основные характеристики нового общественного состояния, обнаружить внутренний источник его развития, отметить наиболее вероятные перспективы социального прогресса. С другой стороны, мы подходим к постэкономическому обществу как к конкретной исторической реальности, сменяющей предшествующую ему социальную структуру. Именно в этом аспекте данный тип общества резко отличается от постиндустри ального; если постиндустриальное состояние добавляет к прежнему новое измерение44, то постэкономическое радикально меняет наиболее принципиальные элементы социального порядка и делает возникающий общественный строй весьма непохожим на все прежние его формы. Это качественное отличие и побуждает нас прежде всего рассмотреть экономическое и постэкономическое общества как этапы социального прогресса и лишь затем обратиться к внутренней структуре нового общества. Определяя возникающее общественное состояние как пост-экономический строй, мы противопоставляем его экономичес- кой общественной формации в ее марксовом понимании — гигантской эпохе, включающей в себя разнообразные социальные устройства, от античных полисов до капитализма. Поэтому задача исследования постэкономической перспективы предполагает решение ряда важных вопросов, относящихся к обнаружению признаков, общих всем историческим состояниям, объединяемым в понятии экономического общества. Значимость этих вопросов хорошо видна в ситуации, когда как примитивизированная концепция «общественно-экономических» формаций, так и теория индустриаль ного общества не способны проследить эволюцию социального устройства, рассмотреть экономический строй как единое целое. Важнейшими характерными чертами вторичной эпохи являются, как мы уже отмечали, рыночный обмен, частная собственность и эксплуатация; их преодоление представляет собой сущность современной социальной трансформации. Разделение труда и основанное на нем товарное производство были важнейшим источником социального прогресса на протяжении всей экономической эпохи. Развитие общественного производства от античного полисного хозяйства, причудливо сочетавше го товарный сектор с доминировавшей системой натурального хозяйства, через средневековье, в рамках которого начался активный процесс проникновения товарных отношений во все элементы общественного хозяйства, и вплоть до становления буржуазного типа общества, когда сфера товарного обращения инкорпорирова ла все факторы и результаты производства, в значительной мере представляло собой не столько прогресс политических форм и смену классовых обществ, сколько эволюцию форм товарного хозяйства — от примитивных до наиболее развитых45. История показывает, что их развитие представляет собой весьма непростой и продолжительный процесс, и это, в частности, приводит к пониманию того, что преодоление рыночных отношений будет не менее сложным и длительным. Столь же характерно для экономического общества широкое распространение отношений частной собственности. При этом следует иметь в виду, что собственность в буржуазном обществе существенным образом отличается от ее форм на более ранних фазах данной эпохи. Формирование отношений собственности началось не с возникновения частной собственности, а со становления собственности личной, причем в весьма разнообразных формах — от личной собственности земледельца на часть общинной земли, сельскохозяйственный инвентарь и продукты труда до личной собственности монарха на все достояние государства, включая и подданных. Частная собственность в привычном понимании возникла намного позже, когда политическая власть, основанная на грубом притеснении, уступила место силам, отражающим экономические цели и ориентиры нового строя. Поэтому проповедь необходимости и возможности быстрого преодоления частной собственности на средства производства, будучи реакцией на противоречия капиталистического способа производства, не отражает реалий становления постэкономического общества. Подход, основанный на оценке его как приходящего на смену всей вторичной эпохе, напротив, предполагает, что преодоление частной собственности, представляя собой процесс естественный и неизбежный, станет содержанием весьма продолжительного периода. Эксплуатация — следующее важнейшее явление экономичес кой эпохи — определяет большинство социальных проблем существующих в ее пределах обществ. И если рассмотрение формирующегося ныне общества лишь как отрицания капитализма приводит к выводу о возможности преодоления эксплуатации через такое реформирование распределительных отношений, когда часть продукта, обычно присваиваемого представителями праздных классов, будет перераспределена в пользу реальных производителей общественного богатства, то трактовка нового социума в качестве отрицания всей экономической эпохи формирует совершенно иной взгляд, согласно которому эксплуатация может быть преодолена как феномен сознания в большей мере, чем как хозяйствен ное явление. Эксплуатация обусловлена не самим фактом отчуждения у производителя части его продукта, неизбежным при любой форме общества; она существует там, где такое отчуждение воспринимается работником как попрание его материального интереса. Там же, где интересы не определяются главным образом материальными обстоятельствами, эксплуатация преодолевается как значимый элемент социальных отношений. И вновь нельзя не отметить, что преодоление этого характерного атрибута экономической эпохи окажется, скорее всего, гораздо более длительным процессом, чем это представлялось до последнего времени. Противопоставляя ход современных процессов основным тенденциям экономической эпохи, мы получаем ту точку опоры, на которой возможно построить концепцию нового общественного состояния, обретаем тот инструмент верификации, который может быть применен для оценки значимости тех или иных социальных сдвигов и изменений; при этом удается охватить всю совокупность социальных процессов, не ограничиваясь анализом только лишь технологических или хозяйственных изменений. Подобного инструмента, на наш взгляд, не было в руках обществоведов в последние десятилетия, и хотя даже с его помощью мы не можем сегодня дать более четкого определения будущего общества, нежели обозначе- ния его в качестве постэкономического, представляется, что такой подход достоин совершенствования и развития. Используя названные методологические приемы, можно обозначить границы цkonomische Gesellschaft. Первые его элементы возникали в условиях распада соседской общины, когда отдельные производители только начинали вести индивидуальное хозяйство относительно независимо от остальных членов сообщества. Однако экономический характер такого социума был выражен очень слабо по двум причинам: с одной стороны, взаимодействие между индивидами как хозяйствующими субъектами было ограничено минимально возможными трансакциями; с другой — существовали многочисленные хозяйственные, но не экономические факторы, начиная от влияния традиций и кончая властью племенных вождей. Характерно, что консервация общинных структур в восточных деспотических государствах дает классический пример такой системы хозяйства, в которой все зачатки экономичес ких отношений фактически полностью подавлены. Напротив, в Европе становление античных, а затем и средневековых порядков привело к тому, что значительная часть хозяйствующих субъектов была поставлена в условия, благоприятные для появления первых ростков экономического прогресса. Уже в обществах, относимых к периоду классической древности, мы встречаем отдельные секторы хозяйства, в рамках которых люди действовали не как исполнители чужой воли, а как самостоятель ные субъекты, осуществляющие свою производственную деятельность на основе осмысления стоящих перед ними целей, выбора оптимальных средств их достижения, а также противостояния другим членам общества как столь же свободным и независимым контрагентам. Зачастую прогресс обеспечивался прямым и жестоким принуждением (лучшим примером этому служит ориентированное на рынок и в полной мере экономическое производство на вилле, основу рабочей силы которой составляли военнопленные и рабы), но тем не менее элементы экономической организации постепенно распространились на всю совокупность хозяйственных связей. Экономические отношения возникают там и тогда, где и когда материальные интересы индивида начинают удовлетворяться в результате деятельности, в которой он выступает как равный контр-агент других членов общества. Поверхностным воплощением этой ситуации выступает обмен деятельностью или ее продуктами, который можно назвать товарным обменом; продуктом развития подобной системы становится рыночное хозяйство, а политичес кой формой — национальное государство (nation-state) современного типа. Таким образом, понятие экономической эпохи, с одной стороны, близко понятию индустриальной, с другой — кардинально отличается от него. Хронологические рамки экономической эпохи фактически не подвержены четкому определению; промышленная революция, которую так часто называют провозвестником индустриального строя, ознаменовала собой скорее не начало, а конец процесса формирования экономического общества. У К.Маркса мы находим интересный отрывок, в котором он анализирует становление экономической общественной формации (цkonomische Gesellschaftsformation). Характерно, что, обращаясь к адресату на французском языке, он отказывается от применения термина «formation йcоnomique de la sociйtй» или ему подобного, предпочитая рассматривать цkonomische Gesellschaftsformation просто как вторую большую фазу общественной эволюции, как formation secondaire. К.Маркс пишет: «Земледельческая община, будучи последней фазой первичной общественной формации, является в то же время и переходной фазой ко вторичной формации, то есть переходом от общества, основанного на общей собственности, к обществу, основанному на частной собственности. Вторичная формация, разумеется, охватывает ряд обществ, основанных на рабстве и крепостничестве»46. В данном случае К.Маркс придает излишне большое, на наш взгляд, значение частной собственности как фактору экономиче ского развития, поскольку таковая не указывает однозначно на экономический характер общества; ее использование вполне может быть направлено на подавление собственно экономических отношений. Он более прав, когда говорит, что «в историческом движении Западной Европы, древней и современной, период земледельческой общины является переходным периодом от общей собственности к частной, от первичной формации к формации вторичной»47. В этом случае речь идет о переходе, происходящем на протяжении столетий, переходе, осуществляемом на целом континенте, древнем и современном. Таким образом, становление экономических отношений представляет собой процесс, занимающий многие столетия; он берет начало с распада земледельче ских общин, а в завершенной форме его можно наблюдать тогда, когда хозяйственная свобода впервые проявляется столь же всеобъемлюще, как и доминирование материальных интересов над всеми прочими стремлениями человека, — в период утверждения буржуазного способа производства. Итак, в течение весьма продолжительного периода хозяйствен ные отношения все более и более принимали черты экономических отношений. К тому времени, когда окончательно оформилось буржуазное общество, когда товарное производство стало тем всеобщим явлением, которым оно оставалось на протяжении последних трехсот лет, появилась возможность говорить о двух эпохах в развитии человеческой цивилизации и о гигантском переходном периоде, разделяющем их. С одной стороны, в прошлом была оставлена всецело «неэкономическая» эпоха, с другой — человечество вступило в эпоху «экономическую». С нею связаны как усиление рационализма, оптимизация форм и методов удовлетворения материальных потребностей (не зря М.Вебер оценивал «протестант скую этику» как составную часть «духа капитализма»48), так и гигантский рост ощущения равенства и свободы (вспомним, что А. де Сен-Симон совершенно искренне обозначал всех представи телей класса промышленников как трудящихся и сотрудников49). Подобные оценки представляются нам несколько условными, однако они усвоены сторонниками постиндустриализма и служат важным элементом теории, рассматривающей в качестве единого целого более продолжительный период, чем эпоха господства капиталистического строя. Оценивая сущность и признаки экономической эпохи, следует остановиться на трех моментах: во-первых, указать на основную черту, присущую всем составлявшим его обществам; во-вторых, определить наиболее важные тенденции, отмечаемые в их развитии, и, в-третьих, зафиксировать момент достижения экономическим состоянием его завершенной формы, создающей условия для становления элементов постэкономического устройства. Главной чертой экономической эпохи является доминирова ние индивидуальных материальных интересов над всеми прочими стремлениями человека, управляющими им как хозяйствующим субъектом. Особое значение имеет при этом то обстоятельство, что эти интересы в ходе их удовлетворения постоянно вызывают столкновения, которые, хотя и подвергают социальные связи серьезным испытаниям, в большей мере, чем многие другие факторы, конституируют общество как единое целое. В этой связи можно утверждать, что наиболее полным является понимание экономического общества как социума, объединенного противоречи востью индивидуальных материальных интересов составляющих его членов. Такая трактовка данного вопроса дает дополнительные основания для рассмотрения экономического состояния цивилизации как единого социального организма. Обособление материальных интересов имело место уже на ранних фазах общественной эволюции, где в условиях нехватки большинства благ любой осознанный интерес не мог не быть материальным интересом, а любой реализовавшийся материальный интерес не мог не конституировать выделение человека из сообщества (Gemeinschaft) ему подобных и, как следствие, превращение такого сообщества в общество (Gesellschaft) в строгом смысле этого слова. В этом отношении прав Ж.-Ж.Руссо, писавший, что «первый, кто напал на мысль огородить участок земли и сказать: "Это мое!", кто нашел людей, достаточно простодушных, чтобы этому поверить, был истинным основателем гражданского общества»50. Именно поэтому можно утверждать, что формирование первых социальных структур, возникновение прецедентов централизо ванного управления, обмена товарами, частной собственности и эксплуатации, было тождественно формированию экономического общества; при таком подходе ясно, во-первых, насколько глубоко в прошлом укоренены истоки подобного типа общества и, во-вторых, насколько существенна целостность данного социального организма, охватывающего как азиатский способ производства, так и капиталис тический строй. Второй момент связан с основными направлениями совершенствования социальной структуры в рамках экономического общества. Они, на наш взгляд, заданы весьма сложным процессом — разрешением противоречий материальных интересов через возрастание роли и значения хозяйственной свободы. Значение свободы для экономического общества крайне не-однозначно. С одной стороны, она выступает очевидным условием развития этой социальной структуры, основанной на возможности реализации различных материальных интересов, что невозможно без известной степени самостоятельности каждого человека в реализации хозяйственного и социального выбора. Свободные акты приобретения индивидуальной собственности и обмена деятельностью и товарами обеспечили становление и развитие классового общества, прогресс производительных сил. С другой стороны, известно, что такая свобода приводила не только к прогрессу социального целого, но и к эскалации неравенства, к угнетению людей и утрате ими какой-либо хозяйственной самостоятельности. Именно поэтому развитие экономического общества представляет собой не развертывание изначально данных отношений свободы, а лишь процесс обретения таковой; и хотя расширение юридической самостоятельности граждан, ослабление форм прямого политического и силового принуждения долгие столетия шли параллельно с ростом разнообразия методов чисто экономического закабаления, следует признать, что только пройденный человечеством в рамках экономической эпохи путь и вел к разрешению противоре чий хозяйственного прогресса. Развитие экономического строя, а следовательно и создание предпосылок для формирования основ нового типа общественного устройства, отличающегося каяественно иным уровнем интегрального показателя свободы, навсегда останется связанным с тремя фундаментальными чертами прежней социальной системы — частной собственностью, эксплуатацией и товарным обменом. В современных условиях рост свободы должен ассоциировать ся уже не столько с расширением хозяйственной самостоятель ности, сколько со способностью человека выйти за пределы системы экономических отношений как таковых. Важнейшим свидетельством этого процесса становится экспансия творчества; рассматривая его в качестве антитезы труда, мы считаем важнейшей задачей анализ влияния нового типа деятельности на отмеченные выше три фундаментальные составляющие экономичес кого устройства. Наиболее заметна в условиях распространения творческой деятельности модификация рыночной системы, предполагающей разделенность производителей и потребителей, возмездный характер обмена и возможность соизмерения ценности благ. Активно размывается грань между процессами производства и потребления; потребление все более разнообразных благ превращается в продолжение их производства, и наоборот, а прогресс информаци онных технологий делает такое единство все более неразделимым. Результаты творческой деятельности относятся прежде всего к тем отраслям производства, при обмене продуктами которых принцип возмездности не может жестко соблюдаться. Знания и информация не характеризуются свойствами конечности, истощимости и потребляемости; доступ к ним, как правило, не может быть ограничен51, их тиражирование не требует затрат, подобных затратам на создание дополнительных единиц материальных благ52, а отсут- ствие свойства редкости53 делает данный тип ресурсов, как отмечают экономисты, «неконкурентным» (non-rivalrous)54. Становление знаний как центрального элемента хозяйства обусловливает невозможность адекватной оценки стоимости большинства благ ввиду неисчислимости ценности основного ресурса производства55. Процесс «субъективизации» стоимости радикально ускоряется с развертыванием информационной революции, когда денежные оценки благ уже не отражают реальных затрат труда и ресурсов на их производство, а основываются в большей степени на индивиду альной полезности того или иного продукта. Что касается частной собственности, то последние десятилетия показывают, что ни попытки «справедливого распределения», ни рассредоточение акционерного капитала среди мелких держателей не приводят к ее реальному подрыву. Преодоление отношений частной собственности возможно лишь как результат сопровождающей развитие творчества экспансии личной собственности на средства производства, что позволит работнику выступать на рынке не в качестве продавца своей рабочей силы, а в качестве создателя готового информационного или технологического продукта, произведенного в результате соединения интеллектуаль ных усилий с находящимися в его личной собственности условиями хозяйства56. Возникающая неразделенность деятельности и ее основных предпосылок57 приводит к тому, что традиционная частная собственность постепенно превращается в юридическую фикцию58, принося ее владельцам значительные доходы, но не обеспечивая того монопольного положения в обществе, которое они имели в индустриальную эпоху. Экспансия творчества способствует и преодолению эксплуата ции — главной причины социальных конфликтов в рамках экономического общества. В современных условиях она устраняется не столько по мере привнесения более «справедливых» принципов в систему распределительных отношений или передачи средств производства в собственность работников, сколько в соответствии с изменением мотивационной структуры деятельности59. С распро странением творческой активности становится все более очевидным, что деятельность, целью которой выступает не присвоение материальных благ, а самосовершенствование личности, не может быть эксплуатируемой в том смысле, который вкладывался в это понятие в экономическую эпоху60. Третий из названных моментов связан с взаимообусловленно стью определенной степени индустриального развития и становления постэкономического типа хозяйства. К ее осмыслению можно подходить с двух позиций, каждая из которых представляется одинаково существенной. В соответствии с одной из них индустриальный прогресс порождает предпосылки для развития постэкономических тенденций. Таковые проявляются как на чисто объективном уровне (в этой связи следует прежде всего отметить высокий уровень благососто яния, достижение которого делает материальные интересы человека менее настоятельными, а также методы производства, превращающие знания и информацию в основные производственные ресурсы и радикально повышающие спрос на них), так и на уровне субъектов производства (в данном случае особое значение имеют поведенческие ориентиры человека, формирующееся стремление к самостоятельности, новая система ценностей и специфический тип социальной структуры, когда основным критерием причисления человека к высшим классам служат его способности и знания). В этой связи становится очевидной утопичность взглядов социалистов XIX и начала ХХ века, считавших возможным построить новое общество на основе прежнего технологического базиса. Рассматривая прогресс современных производственных форм, мы еще раз убеждаемся, насколько эволюционным является развитие экономической эпохи и насколько медленным станет процесс преодоления ее глубинных основ. Другая позиция заключается в следующем. Когда К.Маркс говорил об азиатском, античном, феодальном и буржуазном типах производства как о прогрессивных этапах экономической эпохи, он опирался, на наш взгляд, на оценку соотношения развивающейся системы и ее внешней среды. С момента зарождения вторичной эпохи собственно экономические отношения занимали подчиненное место в ряду других хозяйственных связей; их развитие представляло собой не только достижение ими некоей целостности, но и обретение полностью доминирующего положения в системе иных социальных отношений. Между тем, достигнув такого доминирования, экономические факторы сами оказались средой становления новой системы отношений, базирующейся на творческой деятельности и отрицающей многие прежние закономерности. В этом контексте марксово положение особенно знаменательно, так как оно подчеркивает, что расцвет экономической эпохи, приходящийся на период максимального развития индустриальной системы хозяйства, содержит в себе и предпосылки для ее заката и упадка. Хозяйственный прогресс создает условия для становления общественной формы, следующей за экономической, однако нельзя не отметить, что, говоря о постэкономическом обществе, мы не можем определить основные характеристики нового социума. Как было показано выше, ожидающие человечество изменения сравнимы не столько с переходом от феодального общества к буржуазно му, опосредованным промышленной революцией, значение которой подробно рассмотрено сторонниками постиндустриальной теории, сколько со скачком из периода примитивной общины в состояние относительно развитой рыночной экономики. И в той же мере, в какой даже гениальные философы античности не могли подняться в своих социальных предвидениях выше гипотез о постоянно повторяющемся круговращении форм государственной власти, сегодняшние исследователи не могут заглянуть в будущее настолько, чтобы в полной мере постичь принципы функциониро вания общества в грядущем тысячелетии. Поэтому наиболее последовательным представляется определение наступающего общественного состояния именно как постэкономического, что, с одной стороны, подчеркивает основное направление социальной эволюции, а с другой — отмечает, что человечество в рамках этого нового периода выходит за пределы экономики и в то же время остается в пределах общества, сохраняя основные принципы социального взаимодействия. Таким образом, говоря о постэкономи ческом обществе, мы фиксируем в этом определении как изменчивость, так и элементы преемственности, неизбежно присутствую щие в развитии цивилизации. Теперь мы можем попытаться определить характеристику, изменение которой является сущностью современной глобальной трансформации. Мы полагаем, что полнее всего она проявляется в явлении, объединяющем все стороны жизни социума, — в самой человеческой деятельности. На протяжении тысячелетий таковая принимала две основные формы. Доэкономическому периоду была свойственна деятельность, задаваемая инстинктами или примитивными традициями; экономической эпохе соответствовала осознанная активность, определяемая материальными интересами и направленная на преодоление факторов, препятствующих достижению человеком его материальных целей. Такая деятельность, воплощающая в себе противоречивость материальных интересов, характерную для эконо мического общества, называется нами трудом (labour) в собственном смысле этого слова. Наиболее удачное ее определение дано А.Маршаллом, понимавшим под нею «любое умственное или физическое усилие, целиком или частично направленное на получение каких-то иных благ, кроме удовольствия, получаемого непо-средственно от самой проделанной работы»61. В следующей главе мы рассмотрим определения и границы труда как философской и экономической категории; сейчас же необходимо сделать несколько замечаний, завершающих эскиз той методологии, которая будет затем применена к анализу современного общества. Труд возник раньше экономической эпохи; основанный на принципах, достигших наиболее полного развития в рамках вторичной общественной формации, он стал базовой предпосылкой и важнейшим основанием этого типа социального устройства. Становление системы отношений экономического общества может быть представлено в виде развертывания противоречий, скрытых в труде как хозяйственном феномене. Каждый шаг в поступательном движении социума специфическим образом преломлялся в содержании и формах труда, но и сами эти изменения в значительной мере определяли ход и направления общественного прогресса. Труд является элементом, неизбежно оттеняющим романтичес кое понимание экономической эпохи как эпохи свободы и равенства. Центральное место, занимаемое им в системе категорий и отношений этого исторического периода, подчеркивает, что свобода человека в рамках экономической эпохи есть только политическая, но не социальная свобода. Человек свободен в выборе путей и методов достижения определенных материальных целей, но само наличие этих целей и доминирование их в системе ценностей и предпочтений показывают, что он еще не стал в полной мере свободным, что его жизнь представляет собой, как говорил Д.Белл, борьбу с преобразованной природой и еще не стала тем, что было обозначено им как взаимодействие между людьми. В противостоянии природе как внешней силе (в данном случае не имеет значения, идет ли речь о выживании древнего человека перед лицом сил стихии, о борьбе угнетенных классов древних народов за свои права или об обычной современной деятельности наемного работника) человек сознает свой труд как деятельность несвободную, отчужденную, порождающую и укрепляющую противостояние личности и социума. Снятие этих противоречий, обретение обществом возможности перехода к постэкономическому состоянию требует преодоления труда как основной формы человеческой деятельности. Таковое, однако, возможно лишь тогда, когда материальные интересы перестанут составлять основу системы ценностей и предпочтений индивида. Сегодня для этого имеются все необходимые предпосылки. Их анализ станет содержанием следующих глав; отметим лишь, что труд, являясь центральной из исторических форм человеческой деятельности, представляет собой элемент сложной диалектической триады, которую формы активности человека конституируют в своем прогрессивном развитии. Примитивные этапы развития человеческой деятельности характеризовались тем, что ее мотивы — инстинкты и традиции — носили внутренний по отношению к индивиду характер; сама же активность, осуществлявшаяся в условиях, когда человек фактически не выделял себя из сообщества себе подобных, была не-осознанной. Труд стал столь же полной противоположностью этому виду деятельности, сколь и экономическое общество — примитивным формам общения. Его побудительным мотивом оказался материальный интерес — свидетельство обусловленности этой активности внешними обстоятельствами человеческого существова ния; его главной чертой стал осознанный характер, предполагаю щий абстрактное мышление и целеполагание. Таким образом, если следовать гегелевскому принципу, мы можем изобразить примитивную инстинктивную деятельность человека и труд в качестве тезиса и антитезиса. Синтетическим же результатом развития форм человеческой активности в таком случае становится деятельность, с одной стороны, имеющая осознанный характер, который она наследует от труда, и, с другой стороны, движимая внутренним побудительным мотивом, который был присущ ее ранним формам. Такая активность обусловлена стремлением человека к внутреннему совершенствованию и обладает чертами, кардинально отличающи ми ее от распространенного сегодня труда (labour). Этот вид человеческой деятельности мы называем творчеством (creativity); данное определение не является ни единственно возможным, ни, быть может, даже наиболее удачным, но мы полагаем, что оно способно выполнить две основные задачи: жестко подчеркнуть отличия creativity от labour и относительно непротиворечиво вписаться в терминологические представления современных социологов и психологов, давно разрабатывающих проблемы социального творчества. Творчество представляет собой глобальный вызов экономичес кому порядку. Именно оно может рассматриваться как системооб разующий элемент нового типа общественного устройства. Такая постановка вопроса не означает абсолютизации творчества, не предполагает, что оно немедленно отрицает труд и что апелляциями к этой новой данности могут быть непосредственно объясне ны все характеристики постэкономического общества. Мы хотим лишь отметить, что с рассмотрением творчества в качестве наиболее фундаментального признака грядущего социума становится возможным признать важными три обстоятельства, обычно не учитывающихся при построении концепций ожидающих человечество исторических изменений. Во-первых, противопоставлением творчества и труда подчеркивается масштабность происходящего перехода и достаточно четко определяется, какую именно эпоху в развитии общества замещает возникающий сегодня социальный строй. При этом формируется понимание связи нового общества с предшествующим историческим состоянием, так как в качестве важнейшего характерного элемента избирается человеческая деятельность — феномен, безусловно основополагающий для любой общественной системы. Во-вторых, фиксируется важнейший элемент, изменение которого является базовым для оценки происходящей трансформа ции: именно современные формы деятельности представляются нам этим элементом, именно их становление дает ключ к пониманию значимости происходящих перемен, именно новые мотивы и стимулы деятельности обусловливают ее внутреннюю структуру, столь отличную от структуры как инстинктивной, так и трудовой активности. В-третьих, рассматривая в качестве основной характеристики будущего социума новую форму деятельности, мы избегаем необходимости отрицать или кардинально пересматривать методологию современного обществоведения, которая в той или иной степени базируется на анализе человеческой активности, будь то инстинктивная неосознанная активность или труд. В этом отношении, при всей значимости происходящего сдвига, его последствия могут быть проанализированы как результат естественного развития формировавшегося тысячелетиями социального строя. Именно поэтому мы посвящаем следующие главы анализу феномена творчества, обращаясь как к проблемам его терминологи ческого определения, так и к исследованию основных его предпосылок и характеристик, что, на наш взгляд, жизненно необходимо для осмысления последствий, которые распространение данного вида деятельности имеет для будущего человеческой цивилизации. * * * * * Возможно, анализ терминологических и методологических аспектов теории постэкономического общества можно счесть несколько затянувшимся. Мы стремились воссоздать в нем предложенный в рамках марксистской теории, но впоследствии преданный забвению подход к анализу общественного прогресса как к последова тельной смене доэкономической, экономической и постэкономи ческой эпох. Важность подобной задачи обусловлена многими обстоятель ствами, причем три из них хотелось бы особо отметить. Во-первых, только с помощью понятия постэкономического общества можно адекватным образом противопоставить формирующееся социальное целое всем историческим формам общества, объединяе мым в экономическую эпоху; только в этом случае возможно восстановить адекватный характер доктрины, охватывающей весь пройденный человеческой цивилизацией исторический путь. Во-вторых, понятие постэкономического общества позволяет как увидеть главную характеристику нынешней трансформации, каковой выступает переход от трудовой деятельности к творческой, так и определить основные «точки роста», в которых активно происходит формирование новых социальных отношений, осознать важность или, напротив, незначительность тех или иных перемен в жизни современного общества. В-третьих, отношение к сегодняшней трансформации как становлению постэкономического общества позволяет взвешенно подойти к оценке революционного характера переживаемой нами эпохи. Прежде всего оно обусловливает отказ от чрезмерно высокой оценки технологической революции, позволяет рассматривать ее не более как предпосылку того качественного изменения, которое отмечается прежде всего на личностном уровне. В то же время оно подчеркивает глобальный характер переживаемого переворота, гораздо более значительного, чем отрицание одной только индустриальной эпохи. И, на чем мы остановим ся далее более подробно, оно приводит к выводу, что человечество находится накануне такого социального состояния, которое не может регулироваться и управляться фактически ни одним из известных доселе способов. Все эти обстоятельства заставляют с максимальным вниманием относиться к оценке направлений и перспектив современного прогресса. Становление постэкономического общества представляет собой процесс деструкции основ экономического строя. Так же, как раньше экономические отношения расширяли сферу своего господства, устраняя прочие хозяйственные и политические формы, так и ныне новое общество прокладывает себе дорогу посредством постоянного отрицания элементов прежнего социального устрой ства. Важнейшим характеризующим этот процесс явлением становится преодоление труда как утилитарной активности и замена его творческой деятельностью, не мотивированной материальными факторами. Данный процесс связан с модернизацией системы человеческих ценностей и психологических ориентиров, и, судя по всему, он не будет быстрым. Именно оценка современной трансформации как перехода от экономического общества к пост-экономическому дает основу для понимания соответствующего периода как весьма продолжительного и не оставляющего существенного места для революционных экспериментов.  4 - См.: Waters M. Globalization. L.-N.Y., 1995. P. 156. 5 - См.: Drucker P.F. Landmarks of Tomorrow. New Brunswick (USA)-L., 1996. P. 117. 6 - См.: Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. A Venture in Social Forecasting. N.Y., 1973. P. 216. 7 - См.: Nelson J.I. Post-Industrial Capitalism. Exploring Economic Inequality in America. Thousand Oaks (Ca.)-L., 1995. P. 22. 8 - См.: Rubin M.R., Huber M.T. The Knowledge Industry in the United States, 1960-1980. Princeton (NJ), 1986. P. 19. 9 - См.: Pilzer P.Z. Unlimited Wealth. P. 14. 10 - См.: Castells M. The Information Age: Economy, Society and Culture. Vol. 1: The Rise of the Network Society. Malden (Ma.)-Oxford (UK), 1996. P. 108. 11 - См.: Braun Ch.-F., von. The Innovation War. Industrial R&D... the Arms Race of the 90s. Upper Saddle River (NJ), 1997. P. 57. 12 - См.: Kotter J.P. The New Rules. How to Succeed in Today's Post-Corporate World. N.Y., 1995. P. 42. 13 - См.: Carnoy M. Multinationals in a Changing World Economy: Whither the Nation-State? // Сarnoy M., Castells M., Cohen S.S. Cardoso F.H. The New Global Economy in the Information Age: Reflections on Our Changing World. University Park (Pa.), 1993. P. 49. 14 - Cannon T. Welcome to the Revolution. Managing Paradox in the 21>st 15 - См.: Dicken P. Global Shift: The Internationalization of Economic Activity. L., 1992. P. 48. 16 - См.: Greider W. One World, Ready or Not. The Manic Logic of Global Capitalism. N.Y., 1997. P. 21. 17 - См.: Dunning J. Multinational Enterprises in a Global Economy. Wokingham, 1993. P. 15. 18 - Galbraith J.K. The Good Society: The Human Agenda. Boston-N.Y., 1996. P. 120. 19 - См.: McRae H. The World in 2020. Power, Culture and Prosperity: A Vision of the Future. L., 1995. P. 47. 20 - См.: Thurow L. Head to Head. The Coming Economic Battle Among Japan, Europe, and America. N.Y., 1993. P. 62. 21 - См.: Rifkin J. The End of Work. N.Y., 1996. P. 90. 22 - См.: Gordon E.E., Morgan R.R., Ponticell J.A. Futurework. The Revolution Reshaping American Business. Westport (Ct.)-L., 1994. P. 200. 23 - См.: Castells M. The Information Age. Vol. 1:The Rise of the Network Society. P. 85. 24 - См.: Kolko J. Restructuring the World Economy. N.Y., 1988. P. 193. 25 - См.: Webster F. Theories of the Information Society. L.-N.Y., 1995. P. 144. 26 - Waters M. Globalization. P. 93. 27 - См.: Ibid. P. 90. 28 - Подробнее см.: Galbraith J.K. The Culture of Contentment. L., 1992. P. 34-37. 29 - См.: McRae H. The World in 2020. P. 271. 30 - См.: Etzioni A. The Spirit of Community. The Reinvention of American Society. N.Y., 1993. P. 159. 31 - Pilzer P.Z. Unlimited Wealth. P. 1-2. 32 - См.: Meadows D.H., Meadows D.L., Randers J. Beyond the Limits: Global Collapse or a Sustainable Future? L., 1992. P. 76. 33 - См.: Gore A. Earth in the Balance: Forging a New Common Purpose. L., 1992. P. 331. 34 - См.: McRae H. The World in 2020. P. 132. 35 - См.: Thurow L. Head to Head. P. 41. 36 - См.: Cleveland C.J. Natural Resource Scarcity and Economic Growth Revisited: Economic and Biophysical Perspectives // Costanza R. (Ed.) Ecological Econоmics. The Science and Management of Sustainability. N.Y., 1991. P. 308-309. 37 - См.: Drucker P.F. The New Realities. Oxford, 1996. P. 116. 38 - См.: Weizsдcker E.U., von, Lovins A.B., Lovins L.H. Factor Four: Doubling Wealth — Halving Resource Use. The New Report to the Club of Rome. L., 1997. P. 4-5. 39 - См.: Pilzer P.Z. Unlimited Wealth. P. 5. 40 - Wall Street Journal Europe. 1997. July 14. P.2. 41 - См.: Arrighi G. The Long Twentieth Century. Money, Power, and the Origins of Our Times. L.-N.Y., 1994. P. 323. 42 - Pilzer P.Z. Unlimited Wealth. P. 25. 43 - См.: Pilzer P.Z. Unlimited Wealth. P. 25. 44 - Meadows D.H., Meadows D.L., Randers J. Beyond the Limits. P. 67-68. 45 - См.: Weizsдcker E.U., von, Lovins A.B., Lovins L.H. Factor Four. P. 4-5, 8, 11, 13, 28, 80, 83. 46 - См.: Meadows D.H., Meadows D.L., Randers J. Beyond the Limits. P. 97. 47 - См.: Drucker P.F. Managing in a Time of Great Change. Oxford, 1995. P. 150-151. 48 - См.: Weizsдcker E.U., von. Earth Politics. L.-Atlantic Highlands (NJ), 1994. P. 14, 17. 49 - Cм.:Сannon T. Сorporate Responsibility. L., 1992. P. 188. 50 - См.: Castells M. The Rise of the Network Society. P. 296. 51 - См.: Rifkin J. The End of Work. P. 110. 52 - См.: Perlo V. Superprofits and Crises: Modern U.S. Capitalism. N.Y., 1988. P. 290. 53 - См.: Stehr N. Knowledge Societies. L.-Thousand Oaks, 1994. P. 75. 54 - См.: Panorama of EU Industry. Brussels-Luxembourg, 1997. Vol. 1. P. 1-2 - 1-6; 2-2 - 2-3. 55 - См.: Ibid. P. 2-3. 56 - Cм.: Handbook of International Trade and Development Statistics. United Nations Conference on Trade and Development, 1993. P. 446. 57 - См.: L'Europe en chiffres. Paris, 1995. P. 318. 58 - См.: Copeland T., Koller T., Murrin J. Valuation. Measuring and Managing the Value of Companies. N.Y., 1996. Р. 11. 59 - См.: Castells M. The Rise of the Network Society. P. 296. 60 - Cм.: Barrom I., Curnow R. The Future with Microelectronics. L., 1979. P. 201. 61 - См.: Jenkins C., Sherman B. The Collapse of Work. L., 1979. P. 115.  |