Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособие. Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособ. За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире
Скачать 3.39 Mb.
|
Глава девятая. Деструкция рыночного хозяйстваНа протяжении всей истории существования капиталистичес кого общества как его противники, так и апологеты постоянно говорят о тех или иных вызовах этому строю. Опасность пролетарской революции сменяется глобальными проблемами, кризисы перепроизводства уступают место экспансии информационного сектора и так далее. Между тем данная социальная система не может быть преодолена или разрушена ничем, кроме деструкции самой предпосылки, вызвавшей ее к жизни, каковой было формирование и развитие рыночного хозяйства — завершенной производственной системы, нацеленной на получение и присвоение стоимости как всеобщего богатства, отделенной от потребитель ной стоимости благ и противостоящей ей. Именно в силу того, что буржуазное общество основано на принципах всеобщего товарного хозяйства, единственным поистине радикальным вызовом ему может стать деструкция основ рыночной системы. И если понятия постиндустриального или информационного капитализма не несут в себе внутреннего логического противоречия, хотя и кажутся несколько вызывающими, то идея пострыночного капитализма представляется нонсенсом. Устраняя рыночное хозяйство как таковое, постэкономическая революция преодолевает тем самым и капиталисти ческую форму организации производства как его высшее воплощение. В экономической и социологической теории рыночное хозяйство и товарное производство рассматриваются зачастую как идентичные явления. Поэтому все чаще возникающее стремление разграничить положения, касающиеся концепции рыночной экономики, и тезисы, относящиеся к теории производства и потребления высокотехнологичных и информационных благ, во площается, как правило, лишь в призывах к замене «экономиче- ской теории товаров» новой «экономической теорией продуктов»3. При таком подходе в теорию рынка и товарного производства наряду с понятиями «рыночные товары и изделия» вводится термин «продукты», имеющий столь широкое значение, что его плодотвор ное применение в рамках какой-либо прикладной концепции представляется невозможным. Мы предлагаем иной, более последовательный путь, основанный на теоретическом противопостав лении терминов «рыночное хозяйство» и «товарное производство», понятий взаимосвязанных, но не тождественных. Рыночное хозяйство и стоимость: к определению понятийТоварное производство обозначает чрезвычайно широкий круг явлений, описываемых в рамках единственного предположения: в обществе существует определенное разделение труда, и создаваемые тем или иным субъектом хозяйствования блага, характеризую щиеся в первую очередь потребительной стоимостью как для него самого, так и для других членов общества, могут быть обменены на иные товары, удовлетворяющие его потребности. Товарное производство присуще всем периодам развития экономической эпохи — от того момента, когда черты экономического устройства сосуществовали с элементами архаического, и вплоть до завершения формирования всего комплекса законов и отношений постэкономи ческого строя. Целью обмена выступает здесь максимизация присваиваемых потребительных стоимостей и формирование той их структуры, которая в наибольшей мере отвечает стремлениям хозяйствующего субъекта; основа количественного соизмерения товаров при этом может быть любой — от исчисления трудовых затрат до субъективной оценки полезности блага. Напротив, рыночное хозяйство представляет собой систему, в которой производство товаров осуществляется как производ ство некоей всеобщей ценности, а сами они выступают воплощением всеобщего эквивалента, обычно называемого стоимо стью. Условием формирования основ этого типа хозяйства является распространение принципов товарного обмена не только на большую часть потребительных благ, но и на все основные усло вия и ресурсы производства. Именно поэтому оно возникает на этапе, когда эпоха прогрессивного развития экономического об щества приближается к завершению. Мы уже цитировали К.Марк- са, полагавшего, что «...в историческом движении Западной Европы, древней и современной, период земледельческой общины является переходным периодом от общей собственности к частной, от первичной формации к формации вторичной»4, и считавшего, таким образом, становление завершенной формы экономической общественной формации не законченным даже в XIX веке. Сегодня позиция К.Маркса представляется чрезмерно радикальной, и мы придерживаемся мнения, что существенные элементы рыночной экономики встречаются в хозяйстве европейских стран, начиная лишь с XV—XVI веков. В отличие от товарного производства, цель рыночного хозяйства заключается в максимизации присвоения стоимости как воплощения богатства; принципы обмена оказываются жестко эквивалентными и основанными на соизмерении стоимости обмениваемых товаров. Таким образом, превращение развивающегося товарного производства в рыночное хозяйство, продолжавшееся в течение столетий, было одним из важных элементов той революции, которая устранила все неэкономические черты хозяйства и привела к полному доминированию принципов экономического общества. В свою очередь устранение элементов рыночного хозяйства и воссоздание системы отношений товарного производства как инструмента перераспределения потребительных стоимостей является важнейшей характеристикой постэкономической трансформа ции. Рыночное хозяйство кардинально отличается от товарного производства тем, что в его рамках безусловно наличествует всеобщий эквивалент, соизмеряющий стоимость производимых благ, причем растущий темп присвоения этого эквивалента тем или иным хозяйствующим субъектом отражает его растущее благосостояние. Цель товарного производства, и это отмечалось выше, состоит в росте присвоения конкретных потребительных стоимостей, поэтому в данном случае нет острой необходимости в эквиваленте, соизмеряющем товары. Мы полагаем, таким образом, что основное отличие товарного производства от рыночного хозяйства состоит в отсутствии или наличии фундаментального эталона для соизмерения благ, придающего обмену ими эквивалентный характер. Вот почему преодоление рыночной экономики не требует устранения обмена материальными и нематериальными благами; последнее было бы абсурдным, так как информация и знания приобретают подлинную ценность лишь в условиях максимально широкого их потребления всеми членами общества. Главный вопрос заключается в освобождении обмена от довлеющего над ним эквивалентного стоимостного характера, в преодолении господства меновой стоимости над стоимостью потребительной. Сегодня важнейшим условием адекватного понимания социальных процессов становится анализ субъективных мотивов и целей, социальных и психологических характеристик. Не отказываясь от прежнего стремления к максимизации того удовлетворе ния, которое всегда было и всегда останется целью любой осознанной деятельности, люди все более активно получают его вне сферы роста материального потребления. В этом мы видим первый основной фактор, подрывающий принципы жизнедеятельности «экономического человека». Определяя свои основные потребнос ти и желания как не лежащие в сфере материального потребления, человек впервые в истории конституирует их именно как свои потребности, как свои желания, не идентичные потребнос тям и желаниям других людей не только количественно, но и качественно. Это имеет своим следствием невозможность определения стоимости как объективной категории; если ранее индивидуальные потребности в материальных благах, сталкиваясь с ограниченностью их предложения, создавали и поддерживали состояние рыночного равновесия, то теперь потребности нового типа, формирующиеся на основе стремления личности к самореализации, уже не создают тех усредненных (общественных) потребностей, которые, балансируя со столь же усредненными (общественными) издержками, определяли бы пропорции обмена. Более того, люди, ориентированные на развитие собственных способностей и собственной личности, способны считать полезными для себя действия, не преследующие материальной выгоды и не согласующиеся с принципами «экономического человека». Таким образом, с переходом к постэкономическому обществу индивидуальные полезности проявляются per se, а не посредством трансформации в объективные общественные оценки. Это изменение качества в оценке полезностей тех или иных благ подготовлено в первую очередь технологическим прогрессом последней половины столетия. Обеспечив в развитых странах людям, способным к творческой деятельности, высокий уровень жизни, когда нематериальные мотивы стали доминировать над материальными, современное производство вывело на первый план факторы, хотя и известные ранее, но обретающие в новых условиях совершенно иные формы проявления. Главным из них стало распространение знаний и информации в качестве непосредствен ного производственного ресурса. Это второй основной фактор, подрывающий традиционные стоимостные отношения. Если новая мотивация деятельности «отменяет» прежнюю субординацию потребностей, лишая как индивидуальную, так и общественную полезность их количественной определенности, то экспансия новых производственных факторов делает невозможной квантифика цию издержек производства и затрат труда, с которыми связано создание того или иного блага. Это связано с тем, что, во-первых, информация представляет собой такое условие производства, которое не потребляется в производственном процессе и может использоваться в неограниченном количестве воспроизводственных циклов. Во-вторых, процесс передачи информации основан на субъект-субъектных взаимодействиях и невозможен без соответствующих усилий не только ее производителя, но и потребителя. В-третьих, создание знаний, которые, как подчеркивают современные социологи и психологи, далеко не тождественны информации, представляется процессом сугубо индивидуальным, и ценность знания не может быть определена исходя из «стоимости» произведшей ее «рабочей силы». В-четвертых, информация, имеющая свойство безгранично распространяться, характеризуется не редкостью, а избирательностью, в результате чего, даже приобретя формальные права на информационный продукт, то есть став его собственником, не каждый может им воспользоваться, ибо для этого требуется целый набор качеств, отличающих современную личность. Таким образом, в условиях хозяйства постиндустриального типа формируется ситуация, в которой никто не может определить ни общественные, ни даже индивидуальные усилия и издержки, воплощенные в том или ином продукте, выходящем на рынок. Современная технологическая революция радикально изменила среду обитания людей. Она не только преобразила процессы производства и потребления, но обновила также мотивы человеческой активности и усовершенствовала критерии, которыми определялись основные потребности личности. Однако и в новых условиях, где существенной ревизии подверглись представления о рыночном хозяйстве, а силуэты возникающего общества обрели далеко не традиционно-капиталистический характер, смещение приоритетов почти не затронуло собственно экономическую теорию, так как само понятие подрыва стоимостных отношений является нонсенсом в рамках economics, привычно оперирующей с ценами благ и не рассматривающей их глубинной природы. Между тем социологи и философы, психологи и футурологи, исследующие современные сдвиги в производстве и потреблении, предлагающие зачастую весьма оригинальные решения, как правило, не стремятся ни усвоить подходов предшественников, ни привести собственную терминологию к некоему «общему знаменателю», что оборачивается невостребованностью и утратой многих важных теоретических положений. Сегодня становится ясно, что упадок индустриального строя вызывает к жизни вопросы, бывшие актуальными и в эпоху его становления. Единство многих выдающихся экономистов — от И.Бентама до К.Маркса и от А.Смита до К.Менгера — в признании поиска источника стоимости достойной исследователя задачей убеждает нас в актуальности этой работы и в нынешних условиях. И важнейший ее аспект мы усматриваем в упорядочении применяемой терминологии. Говоря о стоимости, мы всегда сталкиваемся не с объектом, но с отношением, причем оно может проявляться как на субъективном, так и на объективном уровне, быть как внутренним, так и внешним, как внутриперсональным, так и социальным. Стоимость как value является более цельным и комплексным понятием, чем стоимость как стоимость, так как в первом случае феномен value в той или иной мере присутствует везде, где имеет место процесс evaluation, а рамки такового весьма и весьма широки. С этой точки зрения дихотомия понятий стоимости и ценности, отмечаемая в русскоязычной терминологии, с одной стороны, предоставляет более тонкий инструмент анализа, но, с другой, искусственно сужает рамки исследования. И, отмечая заранее, что далее мы будем анализировать преодоление стоимости, а не value, остановимся вкратце на тех исторических и логических ступенях формирования стоимости, через которые невозможно перешагнуть, если мы действительно хотим понять «механику» и последовательность ее устранения. Первым этапом формирования value как ценности был период становления производства как осознанного процесса. На этом уровне каждый субъект производства, движимый своими материальными потребностями, производил сравнительную оценку потребности в том или ином продукте и усилий, необходимых для его создания; по сути дела, сравнивались эффект от потребления того или иного блага с эффектом от его не-производства. Это идеальное действо представляется первым примером evaluation, и именно оно определяло, имеет ли тот или иной продукт индивидуальную ценность. Мы считаем данное обстоятельство очень важным, так как стоимость, проявляясь в обмене, не создается таковым; «прежде чем одна вещь заменит другую в процессе обмена, они обе должны существовать и обладать стоимостью (куpcив мой. — В.И.) ... как предшественницей обмена, как главным условием, без которого обмен не может иметь места»5. Таким обра-зом, индивидуальная ценность продукта, будучи непосредствен -ным разрешением противоречия между потребностями и производством, является самой простой потенциальной формой стои- мости, существующей в значительной степени даже до процесса производства и инициирующей его как свое собственное следствие. Второй этап формирования стоимостных оценок связан с окончанием производственного процесса и обретением готового блага. На этом этапе гипотетические усилия, ранее соизмерявши еся с индивидуальной потребностью в продукте, материализуют ся в конкретном труде, в то время как сама потребность может быть удовлетворена за счет созданного продукта, для обозначения которого с определенной степенью условности может быть применено понятие потребительной ценности (use-value). Данный этап не предполагает того регулярного обмена, в котором стоимость может быть квантифицирована в ее классическом смысле; здесь лишь потенциальная индивидуальная ценность продукта превращается в его актуальную, но по-прежнему индивидуальную ценность. Именно здесь возникают прецеденты обмена, в ходе осуществления которых ценность впервые выступает не только как актуальная индивидуальная ценность, но и как актуальная интерперсональная ценность. Такое явление было названо многими исследователями дарообменом6, и сегодня становится очевидным, что не только период гибели примитивных общин, но и современная нам экономика в значительной мере характеризуются подобным феноменом7, на котором мы еще остановимся более подробно. Пока же отметим, что характерным признаком данной системы обмена является неподверженность его традиционной квантификации: уже затраченный производителем конкретный труд в этом случае противостоит его потребности в имеющемся у контрагента продукте, но не самому продукту как таковому; такой обмен служит именно удовлетворению потребности, но не максимизации полезности. И только на третьем этапе актуальная интерперсональная ценность может быть признана тем, что традиционно считается стоимостью. В этой ситуации место конкретного труда, создающего благо как индивидуальный продукт, занимает абстрактный труд, формирующий результат производства как благо, получающее об щественную оценку; в то же самое время потребительная ценность как характеристика, подтверждающая саму возможность применения того или иного продукта, замещается полезностью. Стоимость определяется теперь как отношение воплощенного в благе абстрактного труда к его общественной полезности. Уже на этом этапе обнаруживаются наши расхождения с традиционной марксистской теорией. Во-первых, мы не следуем марксову противопоставлению меновой стоимости стоимости потребительной: первая является категорией только общественного хозяйства, тогда как вторая имеет смысл и в условиях индивидуального производства. Во-вторых, в рамках нашего подхода вы-глядела бы странной встречающаяся в марксизме дихотомия потребительной стоимости и стоимости, поскольку последняя представляет собой отношение, в отличие от первой, не выходящей за рамки объекта. В-третьих, категорию полезности, используе мую в марксизме только в связи с рассмотрением цены производства, мы трактуем более широко, полагая, что она воздействует на сами основы стоимости, а не на ее количественную модификацию. В-четвертых, этапы становления стоимостного характера обмена, будучи исследованы не абстрактно-логичес ки, а исторически, позволяют определить направления развития форм обмена в будущем обществе. Рассматривая стоимость как преходящую категорию, свойственную лишь развитым формам рыночного обмена, следует четко определить те параметры общества, которые вызывают стоимость к жизни и преодоление которых устраняет и ее саму. Представляется логичным, что такие параметры развиваются и изживаются как бы в двух разных ипостасях: с одной стороны, мы имеем дело с характеристиками производства, с другой — с чертами потребления. При всей относительности их раздельного рассмотрения в современных условиях мы все-таки считаем это необходимым для более последовательного анализа как самого феномена стоимости, так и направлений его преодоления. Наш подход к стоимости как к явлению, порожденному развертыванием противоречия между потребностями и производством, открывает возможность для обнаружения первого ограничивающего ее развитие фактора. Будучи объективизацией субъективных оценок, опосредующих активность человека как фактор материального производства, стоимостные отношения на любой стадии своего развития базируются на материальной мотивации субъектов производства. Это положение сильно завуалировано в рамках марксистской доктрины, где в понятии use-value устранено какое бы то ни было отношение потребительной стоимости к материальным целям и потребностям человека. Говоря о том, что стоимость существует как атрибут общества, основанного на ма териалистической мотивации, мы вовсе не утверждаем, будто она ограничена материальным производством; мы лишь отмечаем, что стоимостью обладают продукты, производители и потребители которых (даже если таковые воплощены в одном и том же субъекте) относятся к их созданию и потреблению как к средству удовлетворения своих материальных интересов. Поэтому второй важный фактор, ограничивающий развитие стоимости, связан с ролевой системой, в которой человек способен отождествить себя с субъектом либо производства, либо потребления. Cчитая, что «абстрактный производитель — это человек, олицетворяющий меновую стоимость», a «абстрактный индивид (личность со своими потребностями) — это человек, олицетворяющий потребительную стоимость»8, Ж.Бодрийяр допускает существенное упрощение ситуации, однако сам подобный подход кажется нам верным в том отношении, что, хотя производство и потребление, приводящие к формированию стоимостной или протостоимостной оценки, могут сочетаться в человеке как едином субъекте, способном к разной деятельности, они не могут быть сочетаемы в нем как в субъекте одной определенной активности. Мы имеем в виду, что стоимостные оценки в любых их формах отражают противостояние, а не взаимопроникновение производства и потребления и не могут быть использованы по отношению к процессу, производительная и потребительская стороны которого не разделены самим его субъектом. Данные два фактора отражают то не учитываемое в марксизме обстоятельство, что стоимостные оценки, сформировавшиеся на некотором уровне социализации и объективизации индивидуальных интересов и мотивов, могут быть преодолены посредством их прогрессирующих де-социализации и де-объективизации в условиях становления постэкономического общества. Подобные процессы, на наш взгляд, и являются теми реальными причинами, под воздействием которых отношения стоимости и основанное на них современное товарное производство могут претерпеть преобразования, выводящие их за рамки не только буржуазного, но и индустриального типов социума. Между тем необходимо остановиться также и на более конкретных моментах, характеризующих те формы производства и потребления, которые вызывают к жизни и поддерживают существование традиционных стоимостных отношений. Обращаясь к производству, следует, наряду с доминирующей материальной мотивацией его субъектов, обратить внимание на два обстоятельства. Во-первых, абстрактный труд, воплощающий ся в благе, имеющем стоимостную оценку, должен обладать свойством, которое в марксизме было рассмотрено как признак редуцируемости; при этом, на наш взгляд, важно не столько искать формулы сведения разных видов труда к «простому» труду, что предлагал К.Маркс, сколько сосредоточиться на повторяемости данного трудового процесса в иных пространственно-временных условиях. Если такая повторяемость имеет место, квантифициру емость затрат труда не вызывает сомнений и соответствующий продукт может быть воспроизведен, а отношение абстрактного труда, затрачиваемого на подобное воспроизводство, к общественной полезности данного блага определит его стоимость. Во-вторых, прочие факторы, используемые в производственном процессе, также должны вовлекаться в него как воспроизводи мые ресурсы, имеющие достаточно определенные общественные оценки. В этом случае мы сталкиваемся с феноменом естествен ной редкости, на котором остановимся подробнее при анализе трансформаций стоимостных отношений под воздействием прогресса современного производства. Процессы потребления также становятся все более сложными и все менее обусловленными материальной стороной жизни. Чтобы потребление тех или иных благ вызывало отношение к ним как к «квантифицируемым полезностям», должны соблюдаться два основных условия. С одной стороны, потребности должны быть воспроизводящимися, как должно быть воспроизводящимся и производство соответствующих продуктов. Этот вопрос следует рассматривать исключительно на социальном уровне, так как, хотя некоторые потребности воспроизводятся на личностном уровне постоянно (например, потребности в пище, одежде и т.д.), а некоторые характеризуются своего рода дискретностью (как потребность в воздвижении надгробного монумента), и те и другие могут быть признаны совершенно равными и идентичными en masse. С другой стороны, полезность отражает развивающиеся материальные потребности, характеризуя одну из сторон противоречия между производством и потреблени ем, а именно ту, которая может быть названа потребностями (needs). Выходя за пределы, определяемые рациональными материальными потребностями, стремления человека смещаются от needs к желаниям (wants, или desires)9; объекты таких желаний характеризуются уже не потребительной стоимостью, а тем, что многие современные авторы стремятся квалифицировать как символические ценности (sign values10), отмечая тем самым нетрадиционный характер потребления ряда благ и полагая, что экспансия такого потребления должна означать не что иное, как «извращение политической экономии»11. Не присоединяясь к столь решительным заявлениям, отметим, что сама проблема безусловно существует и ее присутствие лишь служит дополнительным свидетельством того, что стоимость как категория традиционного рыночного хозяйства модифицируется сегодня под влиянием множества разнообразных факторов. Завершая этот вводный раздел, еще раз отметим, что предлагаемый нами «ограничительный», если его можно так назвать, подход к стоимости представляется оптимальным в силу того, что сегодня, в условиях становления постэкономической социальной системы, необходимо прежде всего исследовать источники тех хозяйственных и общественных трансформаций, которые составят само содержание жизни ближайших поколений, а не стремиться объявить таковые несущественными, а принципиальные основы рыночной экономики — вечными и нерушимыми. Подчеркнем при этом, что в той же степени, в какой процесс становления и прогрессивного развития стоимостных оценок и отношений был идентичен процессу становления и развития общественного производства и протекал параллельно с процессом социализации производителей, деструкция этих отношений обусловлена прежде всего индивидуализацией человека в его качестве как производителя, так и потребителя, имманентно присущей нашей эпохе. Та революция, которую многие ожидали как социальную революцию, проявляется как революция десоциализации, затрагивающая все стороны жизни людей. В этих условиях стоимость как явление, присущее хозяйству, основанному на производстве воспроизводимых материальных благ и предполагающему утилитарную мотивацию человеческой жизнедеятельности, устраняется столь радикально, как того не предполагали революционеры прошлых десятилетий. Переходя к рассмотрению процесса устранения стоимости и подрыва рыночных отношений, мы должны остановиться на двух моментах. Во-первых, следует уделить значительное внимание сущности, значению и перспективам развития стоимостных отношений с точки зрения фундаментальных принципов теории политической экономии; инструментом анализа в этом случае станет оценка новых тенденций, наблюдаемых в современном производстве; они рассматриваются как с точки зрения их воздействия на издержки производства, так и со стороны потребитель -ской оценки, той полезности, определение которой становится сегодня все более и более сложным и субъективированным процес сом. Во-вторых, необходимо рассмотреть не столько саму стоимость как противоречивое единство объективных и субъективных характеристик и процессов, сколько представление современного человека о таковой, попытаться соотнести понятия стоимости и ценности, благосостояния и богатства, потребностей и полезности, рассмотреть феномен товарного фетишизма под углом зрения как производителя, так и потребителя, оценить пути преодоления рыночных отношений и последствия разворачивающихся сегодня в этой сфере процессов. |