зарубежная психология. Андреева Г. М., Богомолова Н. Н., Петровская Л. А. ''Зарубежная социальная психология хх столетия. Теоретические подходы''

• Название: Андреева Г. М., Богомолова Н. Н., Петровская Л. А. ''Зарубежная социальная психология хх столетия. Теоретические подходы''
• Анкор: зарубежная психология
• Дата: 24.09.2022
• Размер: 1.63 Mb.
• Имя файла: Zarubezhnaya_sotsialnaya_psikhologia_KhKh_stoletia (1).doc
• Тип: Документы; #693251
• страница: 20 из 48

2.3.4. Диссонанс и конфликт

В критических суждениях относительно теории диссонанса иног­да звучит мотив, что эта теория есть просто «новое наименование старых идей» [Аронсон, 1984, с. 117]. Особенно часто это утвержда­ется по поводу взаимоотношения теории диссонанса и теорииконфликта. На первый взгляд кажется, что действительно ситуа­ция диссонанса и ситуация психологического конфликта весьма сходны, а теории этих двух явлений практически идентичны.

Однако вопрос этот намного сложнее. Сам Фестингер считает важнейшей областью приложения теории диссонанса именно об­ласть исследования конфликтов и специально разъясняет необхо­димость различения этих двух феноменов. Самое главное отличие — место диссонанса и конфликта по отношению к процессу приня­тия решения. Диссонанс возникает после принятия решения, он — следствие принятого решения; конфликт возникает до принятия решения. Конфликтная ситуация перед принятием решения обус­ловлена наличием различных альтернатив. Эти альтернативы могут быть описаны по-разному: используется традиционный вариант, предложенный Левином, иногда фиксируются как возможные оба негативных решения, оба и с позитивной, и с негативной сторо­ной, наконец, оба позитивных. При любом наборе в конфликтной ситуации перед принятием решения личность изучает все альтер­нативы, стремится собрать наиболее полную информацию, вклю­чающую аргументы как pro, так и contra, и только тогда принима­ет решение [Фестингер, 1999, с. 56].

После принятия решения при наличии альтернативы возника­ет диссонанс, когда диссонантными отношениями выступают не­гативные стороны выбранного и позитивные стороны отвергнутого решения. Величина диссонанса зависит при этом не только от важности принятого решения, но и от степени привлекательности отвергнутого. Если более дешевый автомобиль куплен, а более до­рогой отвергнут, то диссонанс после покупки тем больше, чем больше положительных качеств припоминается у отвергнутого ав­томобиля. (Естественно, что величина диссонанса больше, если речь идет именно об автомобиле, а, например, не о куске мыла.) Фестингер замечает также, что величина диссонанса зависит здесь и от того, однородные или разнородные ситуации подвергаются сравнению: диссонанс при любых обстоятельствах меньше, если выбираем одну книгу из двух, один автомобиль из двух, а не меж­ду книгой или билетом в театр, не между автомобилем или домом. Важно, что при прочих равных условиях величина диссонанса за­висит от привлекательности отвергнутого решения [там же, с. 59].

Тогда-то и возникает различие стратегий при конфликте и при диссонансе: если в первом случае привлекалась полная информа­ция, здесь информация, как вообще всегда при диссонансе, привле­кается селективно, а именно лишь та, которая позволяет увеличить привлекательность выбранного при наличии альтернативы. Цель, которая при этом преследуется, — изобразить решение как наиболее резонное, «оправдать» его. Поэтому можно сказать, что конфликт, возникающий до решения, более «объективен», дис­сонанс же, возникающий после решения, целиком «субъективен». Меньшая объективность и большая пристрастность в рассмотре­нии альтернатив после принятия решения определяются Фестингером как «рационализация» решения. Дойч и Краусс, комменти­руя это положение, считают, что внесение психоаналитического термина «рационализация» позволяет трактовать стремление сни­зить диссонанс после решения как один из «защитных механиз­мов» [Deutsch, Krauss, 1965, p. 74]. Сам Фестингер в одном из ин­тервью подчеркнул, что у диссонанса и рационализации общим является лишь механизм, теоретическое же обоснование его со­держания совершенно различно в двух разных теориях. Для Фестингера рационализация важна прежде всего с точки зрения более строгого анализа всех возможных альтернатив человеческого пове^ дения. Сама «анатомия» диссонанса и конфликта с этой точки зре­ния весьма полезна, и именно эта часть теории диссонанса стиму­лировала многочисленные экспериментальные исследования.

Фестингер очень тщательно описывает в своей работе большое количество экспериментов, в которых исследуются различные фак­торы, способствующие уменьшению диссонанса после принятия решения.

В частности, известно исследование Брема (1956 г.), когда он давал испытуемым альтернативные решения и предлагал выбрать одно из них. Через некоторое время предлагалось оценить как выб­ранное, так и отвергнутое решение. Во всех случаях выбранные решения оценивались выше, чем отвергнутые. Аронсон и Миллс (1957 г.) создавали такую ситуацию, чтобы испытуемые затрачи­вали некоторые усилия для присоединения к некоторой группе, после чего убеждались, что группа «плохая». Возникший диссо­нанс испытуемые уменьшали, пытаясь выявить или просто «ус­мотреть» положительные характеристики группы, оценить ее выше. Аронсон и Карлсмит (1963 г.) ставили эксперимент с детьми, у которых отбирали какую-то игрушку и даже наказывали их за пользование этой игрушкой. В результате дети начинали особенно сильно любить данную игрушку. Эти и другие многочисленные эксперименты обычно расцениваются как доказательства продук­тивности теории диссонанса. Именно в ходе этих экспериментов получали дальнейшее развитие многие положения теории.Так, Фестингер дополняет ее анализом таких феноменов, как вынужденное согласие, когда диссонанс порождается наличием уг­розы или перспективой наказания, принудительное информацион­ное воздействие, которое также способствует возникновению или поддержанию диссонанса. Особое место занимает исследование роли социальной поддержки, создаваемой в группе, где проявляются раз­ногласия, и одна из позиций способствует либо усилению, либо ослаблению диссонанса. В этой связи Фестингер переходит к анализу ряда «макроявлений»: роли слухов в обществе, массового обраще­ния в веру и других форм социального влияния. Все это свидетель­ствует о значительности и важности теории когнитивного диссонанса.

Правда, сами эксперименты, в которых проверяются отдель­ные гипотезы, недостаточно строги и уязвимы во многих отноше­ниях. Аронсону принадлежит довольно своеобразное «оправдание» их. Он полагает, что многие погрешности теории диссонанса вы­растают из более общих методологических трудностей социально-психологического эксперимента. «Эта слабость, — пишет Аронсон, — едва ли вина теории. Методологические трудности касают­ся всех теорий, предсказывающих социально-психологические феномены. Они связываются с теорией диссонанса просто пото­му, что именно она продуцирует максимальное количество иссле­дований» [Aronson, 1968, р. 10]. Эти затруднения общего плана дей­ствительно существуют, и можно согласиться с Аронсоном в ха­рактеристике некоторых из них (например, отсутствие стандартизированных техник для операционализации понятий в социальной психологии, факт возможности и довольно частого существования альтернативных объяснений эмпирических резуль­татов и т.д.). Но все это, действительно, общие проблемы соци­альной психологии, так что приведение их в качестве аргумента при анализе одной конкретной теории хотя и уместно, но явно недостаточно.