Анна Грейси Случайная свадьба

• Название: Анна Грейси Случайная свадьба
• Дата: 11.04.2023
• Размер: 0.74 Mb.
• Имя файла: Greisi_Anna_Sluchainaya_svadba_Litmir.net_bid140274_dd7f8.doc
• Тип: Документы; #1055218
• страница: 20 из 25

Глава 19

Мэдди тихо закрыла за собой дверь в детскую, повернулась и чуть не выронила из руки подсвечник, когда из мрака появилась чья-то фигура.

— Ох, это ты! — охнула она. — Ты меня испугал.

— Извини, я просто пришел проверить, все ли в порядке с детьми, — тихо сказал Нэш. — Незнакомый дом и все такое прочее.

— Они все спят, — проговорила она, тронутая его заботой.

— Хорошо. А ты как? — Свет единственной свечи отразился в хрустале двух бокалов, которые он держал в пальцах. В другой руке он держал хрустальный графин с какой-то темной жидкостью. — Я подумал, что тебе, возможно, захочется немного успокоиться перед сном. Бокал лучшей мадеры из запасов Гарри поможет тебе в этом.

Мэдди так устала, что ей не требовалось никакой помощи, чтобы заснуть, но она не собиралась упустить случай побыть хоть мгновение наедине с Нэшем. К тому же у нее было множество вопросов.


— Мадера? Ладно. — Ей, кажется, пришлось по нраву его предложение. — Где мы будем это пить?


— Может быть, здесь, на лестнице? Или можно спуститься в малую гостиную?

— Мне всегда казалось, что ступеньки лестницы — очень уютное место, чтобы посидеть и поговорить, — сказала она и уловила блеск его зубов, когда он улыбнулся.

Они уселись рядом, хотя ему пришлось сесть на ступеньку ниже, чтобы их лица оказались на одном уровне. Ступеньки были уже, чем она себе представляла, и их тела соприкасались. По ее телу гуляло эхо предыдущей ночи.

Он поставил бокалы и графин между ними и, взяв у нее подсвечник, поместил свечу на ступеньку за их спинами, так чтобы их лица находились наполовину в тени, наполовину — в мягком свете свечи.

— Твои волосы созданы для свечного освещения, — тихо проговорил он. — Попробуй-ка это вино. Мне кажется, тебе должно понравиться.

Она еще никогда не пробовала мадеру. Она качнула тяжелую, шелковистую жидкость в бокале и вдохнула ее аромат. Пахло дымком и чуть-чуть сладким миндалем. Она поднесла бокал к свету. Жидкость была красивого цвета темного золота.

— Точно такого цвета у тебя глаза.

Она удивленно взглянула на него. Ее глаза находились в тени, но она ощущала напряженность его взгляда и тепло его тела. Неужели Он намерен заняться с ней любовью прямо на лестнице в доме своей невестки? Она отхлебнула большой глоток мадеры и чуть не задохнулась.

— Мадеру не пьют большими глотками, — сказал он и, взяв у нее бокал, потрепал ее рукой по спине, чтобы успокоить. — Ее следует потягивать.

— Не в то горло попало, — пробормотала она.

Его рука продолжала поглаживать ее по спине успокаивающим движением. Однако никого успокоения она не получала. Каждое поглаживание вызывало приятную дрожь во всем теле.

— Ее следует медленно потягивать и смаковать вот так.

Он поднес бокал к ее губам, и она, чувствуя себя глуповато, втянула немного мадеры; струйка сладкого пряного вина скользнула внутрь словно мед, а он продолжал медленно, чувственно поглаживать ее по спине.

— Великолепно, — прошептала она, не вполне уверенная, говорит ли она о вине или о его прикосновении.

— Как и ты сама.

Она ощутила его теплое дыхание на своей щеке. Его рука скользнула вокруг ее талии, и он притянул ее поближе.

— Девочки так возбуждены поездкой в Россию, — неожиданно изменила она тему разговора.

— Вот как? — Он немного отстранился, нахмурив лоб. — Пожалуй, было бы лучше не обсуждать с ними пока эту тему, — сказал он мгновение спустя, — я ведь еще не все урегулировал.

Он прикоснулся губами к ее щеке; движение было едва заметным, но она тут же забыла, о чем шел разговор.

— Но я хочу...


— Ты хочешь — чего? — пробормотал он, прижимаясь губами к ее коже. — Этого?

Его губы легонько прикоснулись к ней раз, другой... Он медленно провел костяшками пальцев по ее возбужденным грудям, и она почувствовала, как по всему телу разлилась горячая волна предвкушения.


— Или этого?

Он издал низкий гортанный звук, его рука прижала ее еще крепче, и он лизнул ее губы, словно большая разгоряченная кошка, поддразнивая ее и заставляя раскрыться. Он попробовал ее на вкус не спеша, смакуя удовольствие, но с такой напряженностью, которая приводила ее в необычайное нервное возбуждение.

— Великолепно, — пробормотал он, а она, схватив его за плечи, принялась целовать его в ответ, ощущая вкус мадеры и предельно возбужденного мужчины.

— Нэ...

Она провела ладонями вдоль твердой, четкой линии его подбородка, замирая от удовольствия при прикосновении к успевшей появиться щетине. Она прижималась к нему все ближе и ближе, не переставая отвечать на его поцелуи.

— Моя спальня находится сразу же за лестничной площадкой, — пробормотала она.

Он чуть помедлил, потом поцеловал ее с новой страстью, застонал и пересадил со своих коленей на лестницу.

— Нет, — хриплым голосом сказал он.

Она захлопала ресницами, ошеломленная, ослепленная страстью, едва способная сидеть прямо.

— Но это совсем рядом, — сказала она.

Он снова застонал, схватил бокал с мадерой и залпом осушил его. Он тяжело дышал. Она тоже с трудом переводила дыхание, как будто пробежалась вверх и вниз по лестнице.

— Нет, — повторил он. — Не сегодня.

Потом он медленно встал и протянул руку, чтобы помочь ей подняться на ноги.

— Идем со мной, — прошептала она.

Он покачал головой и легонько поцеловал ее в губы.

— Спокойной ночи, Мэдди, — тихо сказал он и исчез в темноте коридора.

Она еще некоторое время смотрела ему вслед.

«В этом-то и заключается сущность самоконтроля, — сказал себе Нэш. — Отправить ее спать одну, ограничившись всего лишь целомудренным — почти целомудренным — поцелуем, а потом уйти. В свою собственную постель. В свою собственную пустую постель».

Нэш вошел в свою спальню. Взгляду открылась привычная уютная картина. Слуга Фелпс ждал его: в камине весело потрескивал огонь, на прикроватном столике стоял бокал с коньяком, уголок одеяла отогнут — все было готово к тому, чтобы он скользнул в постель. «Отлично», — сказал себе Нэш. Было предусмотрено все, что он мог бы захотеть. Все, кроме одного.

Желание терзало его. Но он не какое-нибудь животное, которое руководствуется примитивными инстинктами. Он джентльмен. Джентльмен, который полностью себя контролирует.

— Добрый вечер, Фелпс.

— Добрый вечер, сэр. — Фелпс помог ему снять сюртук и жилет. — Надеюсь, лорд Риптон выехал вовремя.

— Да, вовремя.

Нэш не стал спрашивать, откуда Фелпс знает, что Люк поехал вместо него: верный слуга всегда все знал.

Нзш стянул с себя через голову сорочку. Фелпс стоял рядом, держа наготове распахнутый халат.


— Это вам потребуется, сэр?

— М-м-м, да. Возможно, я немного почитаю у камина.

Нэш, передернув плечами, надел халат, потом сел, чтобы Фелпс помог ему снять сапоги.

— На сегодня все, Фелпс, — сказал он.

— Хорошо, сэр. — Фелпс перенес бокал с коньяком и бутылку на столик рядом с креслом у камина. — Это тот коньяк, который вам так понравился прошлый раз, когда вы здесь были, — тихо сказал слуга. — Мистер Бронсон прислал бутылку. — Он подобрал сброшенную Нэшем одежду. — Спокойной ночи, сэр, приятного сна.

— Доброй ночи, Фелпс.

Нэш взял бокал, поглядел сквозь напиток на огонь. Насыщенный аромат дразнил его чувства, напомнив ему, какими были на вкус ее поцелуи, более пьянящие, чем самый тонкий французский коньяк.

«Идем со мной».


Он взглянул на гостеприимно отогнутый уголок одеяла на кровати. Пропади все пропадом, почему он должен ждать?

Она пригласила его войти. Не по-джентльменски отказываться от приглашения леди.

А Нэш был джентльменом до кончиков ногтей. Джентльменом, который отлично контролирует себя. И принимает разумные, логически обоснованные и учтивые решения, чтобы не разочаровать леди.

Он поставил на столик бокал с коньяком и тихо вышел из комнаты в темноту коридора.

Он осторожно приоткрыл дверь на случай, если она уже спит, но она в своей ночной сорочке стояла на коленях возле огня и, наклонив голову, энергично расчесывала щеткой волосы. Ее спина была грациозно выгнута. Тонкая выношенная ткань ночной сорочки туго натянулась на прелестных изгибах бедер и ягодиц. Тело чуть двигалось в такт каждому движению щетки, и груди чуть покачивались, как будто жили своей жизнью, а волосы при каждом движении щетки приподнимались и потрескивали, поблескивая в свете пламени.

У него пересохло во рту. Тело его напряглось. Силы небесные, как же она прекрасна. Его будущая жена.

Очевидно, он чем-то выдал свое присутствие. Потому что она взглянула на него, ожидая, что он заговорит.

У него перехватило горло, и он лишился дара речи.

— Что случилось? — спросила она.


— Ты точно хочешь, чтобы я остался с тобой сегодня ночью?

Голос его звучал хрипло.

Она отложила щетку, и по ее лицу медленно расплылась улыбка.

— Конечно, уверена.

Одним легким движением она поднялись на ноги, пригладила рукой волосы. Они были влажные и курчавились на шее и возле ушей.

Она положила руки ему на грудь — наверное, чувствовала громкие удары его сердца — и подняла лицо для поцелуя. Он почувствовал запах только что вымытых волос и аромат теплой, чистой женщины. Его напряженное тело пульсировало от желания. От настоятельной потребности.

— От тебя так приятно пахнет, — только и нашел что сказать этот человек, снискавший себе славу умельца добиваться чего угодно с помощью слов.

Сейчас, когда Мэдди была такой теплой, близкой, красивой и такой гостеприимной, он не мог думать ни о чем, кроме нее. Интенсивное пульсирующее желание, горячее и тяжелое, заставляло его немедленно бросить ее на кровать и овладеть ею, глубоко погрузившись в ее тело. Желание было безумное, дикое.

— Может быть, нам лучше лечь в кровать? — пробормотала она.

Не говоря ни слова, он подхватил ее на руки и в два больших шага преодолел расстояние до кровати. Но он, казалось, не мог отпустить ее. Ее руки обвились вокруг его шеи, и она принялась покрывать поцелуями его подбородок, шею и ту часть груди, которая открывалась в вороте халата.

Нэш закрыл глаза, немилосердно загоняя свою похоть в рамки, хотя бы отдаленно напоминающие контроль. Словно тигр, которого пытаются удержать на поводке. Если так пойдет дальше, то он просто упадет на нее и совершит акт насилия словно обезумевший. Он заставил себя осторожно положить ее на кровать и чуть отстранился, тяжело дыша.


— Ты уверена, что тебе там не слишком больно после... после прошлой ночи?

На ее губах опять появилась эта загадочная женская улыбка. Джоконда в выношенной хлопковой ночной сорочке.

— Мне больно... — сказала она ему, и у него замерло сердце. Похоже, все было так, как он думал. Для этого слишком рано. — Мне больно за тебя. И если ты сейчас уйдешь отсюда, обнадежив меня и снова оставив в разгоряченном, возбужденном состоянии, я... я тебя задушу.

Ему потребовалось мгновение, чтобы смысл сказанных ею слов дошёл до сознания, и за это мгновение Она развязала пояс на его халате и принялась стаскивать его.

— Судя по всему, моя французская кровь, когда ее раззадоришь, требует сатисфакции, — пробормотала она слегка извиняющимся тоном. — Надеюсь, что с этим не будет проблемы?

— Не... будет, — только и успел сказать он и уже мгновение спустя был раздет донага, и она целовала его, а он целовал ее, задирая одной рукой подол ее ночной сорочки и скользя другой вдоль этих длинных, стройных шелковистых бедер к горячему и влажному, готовому принять его лону.

Он вошел в нее медленным, плавным движением... один раз, потом другой... потом установилась ритмичность движения, и он больше ни о чем не думал...

Когда Мэдци проснулась, солнце уже взошло, а Нэш ушел. Единственной уликой его ночного посещения была некоторая чувствительность между ног да впадина от головы на подушке рядом с ней.

Она повернулась на бок, улеглась щекой в это углубление и вновь пережила все мгновения прошедшей ночи. Потом с наслаждением потянулась и попыталась приглушить охватившее ее чувство радости.

«Не принимай то, что произошло между нами, за любовь... Это всего лишь... здоровое проявление желания».

Может быть, и так. Она была новичком в искусстве любви и не разбиралась в проявлениях желания, но ей было абсолютно ясно одно: она любит Нэша Ренфру всем сердцем. И если он не сможет предложить ей взамен ничего, кроме желания, она с радостью согласится на это, потому что быть объектом его желания... просто великолепно.

— Как тебе нравится жизнь служанки? — поинтересовалась Мэдди, когда Лиззи тем же утром расчесывала ее спутавшиеся волосы.

— Она немного отличается от того, что я ожидала, мисс, но это все-таки несравненно лучше, чем доить коров.


— Чем же она отличается?

Лиззи скорчила гримаску и начала укладывать волосы Мэдди вокруг головы в виде короны.

— Вы не поверите, мисс, какие они все в помещении для слуг чопорные и высокомерные. Я вчера села на стул кухарки — на минутку, когда кухарка им не пользовалась, — так можно было подумать, что я плюнула на пол — вот как они все на это отреагировали.


— Но они, надеюсь, не проявляют к тебе недоброжелательности?

— Нет, что вы, не беспокойтесь, мисс. Старая миссис Дин настоящая душка. А Купер, служанка леди Нелл, говорит, что в некоторых больших домах бывает и хуже, хотите верьте, хотите нет.

Купер была той самой служанкой, которая принесла ей прекрасную кашемировую шаль в первый вечер.

— На первый взгляд она мне понравилась, — сказала Мэдди.

— Она хорошая. Она мне здесь все показала. Так что леди Нелл повезло с ней, как вам, надеюсь, со мной. И мистер Бронсон, дворецкий, тоже хороший. Он любит, чтобы все было как следует, сам не гнушается тяжелой работой и не терпит разгильдяйства, словно все мы в армии, но при всем при том он не сноб и не возражает против шутки. Но тех, которые всю жизнь были слугами, я терпеть не могу. Они ходят словно аршин проглотили и смотрят на тебя, как будто нечаянно наступили на что-то отвратительное.

Мэдци рассмеялась. Для служанки Лиззи была слишком прямолинейной и непосредственной, но Мэдди любила ее за это. Однако она понимала, что девушка может не сразу разобраться в табели о рангах, существующей среди слуг.

— Я так рада, что ты поехала со мной, Лиззи. Но если кто-нибудь будет плохо относиться к тебе, ты должна сразу же сказать об этом мне.

Лиззи фыркнула.

— Ну уж нет. Я могу сама постоять за себя, мисс. — Она критически взглянула на отражение своей работы в зеркале. — С волосами всегда бывает трудно справиться после мытья.

Осторожно воспользовавшись горячими щипцами, она превратила выбившиеся из прически волосинки в кудряшки.

— Ну вот, так будет лучше. Вам очень к лицу, мисс. Мистер Ренфру будет снова ослеплен.

Ослеплен? Это была приятная мысль. Маловероятная, но приятная.

Лиззи рассмеялась.

— Разве вы не заметили, мисс? Когда он взглянет на вас, он после этого ни на что другое смотреть не может. Бедняга забывает даже, куда он шел. Так же было когда-то с моим Рюбеном. — Она отвернулась и добавила неожиданно охрипшим голосом: — Так что продолжайте ослеплять его, мисс, и не позволяйте уйти.

Лиззи принялась торопливо приводить в порядок комнату.

— Проходя мимо кухни, я уловила запах жарящегося бекона. Вот вкуснотища! Да, совсем забыла, леди Нелл велела сказать вам, что в десять часов приедут снимать мерки с ребятишек для новой одежды.

— Такой картины я еще никогда прежде не видел, — промолвил Нэш, появляясь в дверях библиотеки. — Ты сидишь и спокойно читаешь.

Мэдди вскочила и отложила книгу. Шел второй день их пребывания в Фермин-Корте, и дети уже освоились здесь, так что у Мэдди появилось какое-то время для самой себя.

— Я предлагала свою помощь — уверена, что здесь найдется сколько угодно работы, — но Нелл напомнила, что я гостья и могу делать то, что хочу, — объяснила Мэдди немного виноватым тоном.

— Она права, — одобрительно сказал он. — За все время, что тебя знаю, я ни разу не видел, чтобы ты тратила хоть минуту для собственного удовольствия. Что читаешь? — Он взял книгу и нахмурился. — О России?

— Она несколько устарела, но интересная. Знаешь ли ты, например...

— Не забивай себе голову, — сказал он, захлопнул книгу и отложил в сторону.

— Но мне интересно...

— Возникли другие возможности.

Она посмотрела на него с озадаченным видом.


— Какие возможности? Ты хочешь сказать, что мы не едем в Россию в июне?

— Пока я еще не знаю. Но это не имеет значения. — Нэш явно не хотел обсуждать сейчас эту тему. — Кстати, Джейн и Нелл просили передать тебе, чтобы ты шла к ним немедленно.

Она вскочила на ноги.


— Что-нибудь случилось?

— Нет, но ты должна прийти сию же минуту.

Он взял ее за руку и вывел из дома.

— Но эта дорога ведет в конюшни, — сказала она, через некоторое время. — Мне показалось, что ты сказал, будто я нужна Джейн.

— Так оно и есть. Мы идем за конюшни. Мальчики сейчас в конюшнях: заливают воду в поилки, чистят стойла и, судя по всему, чувствуют себя на седьмом небе.

Нэш кивнул.

— Я удивлен, что они до сих пор не научились ездить верхом.

— Джон успел взять несколько уроков, но после того как на охоте упал с лошади и повредил позвоночник, вопрос о продолжении занятий отпал сам собой — всех лошадей продали.

Он сжал ей руку.

— Несмотря на то что тебе пришлось видеть столько смертей, ты все-таки осталась оптимисткой.

Она улыбнулась:

— Во времена террора бабушка потеряла почти всех, кого когда-либо любила, но она научила меня брать от жизни все, пока можешь. Папа умер два года назад, и я в течение года носила по нему траур, но это было скорее данью традиции. Мы с ним никогда не были близки. К тому же нельзя быть грустным, когда надо заботиться о маленьких детях.

— Наверное, ты права. Особенно если у тебя их целых пятеро.

— И конечно, когда обнаружилось, что папа оставил после себя только долги, это тоже не позволяло расслабляться.

— Можно и так сказать, — усмехнулся он.

Под «не расслабляться» она подразумевала «научиться выживать». Он с гордостью взглянул на нее: его невеста была живым примером повседневного мужества.

— Я посмотрел сведения о твоем отце в старом томике «Дебретта», — сказал он. — Сэр Джон Вудфорд? — Она кивнула, и он продолжил: — Там указано поместье. Насколько я понимаю, оно было продано.

Она покачала головой.

— Это майорат. Поместье перейдет к Джону, когда ему исполнится двадцать один год. Мистер Хьюм сдал его арендаторам за очень хорошую плату.


— Хьюм? Старый козел, за которого ты собиралась выйти замуж?

Она кивнула.

—Он доверенное лицо Джона, а когда-то был другом папы и соседом. Он старается вновь сделать поместье прибыльным ко времени достижения Джоном совершеннолетия. Финансы — это его страсть.

«И не единственная», — мрачно подумал Нэш.


— Почему твой отец не оставил детей на его попечении, вместо того чтобы взваливать это бремя на плечи молодой одинокой женщины?

— Папа, наверное, думал, что детей лучше оставить женщине, а финансовые дела должен вести мужчина. К тому же он хотел, чтобы я вышла замуж за мистера Хьюма.

Нэш замер от удивления.


— Значит, когда ты ему отказала, этот самый Хьюм выгнал тебя из фамильного дома и даже не обеспечил никаким жильем?

Она отвела взгляд.

— Я знаю, что некоторым мой поступок покажется эгоистичным, потому что я поставила собственные желания выше благосостояния детей.

— Вздор! Ты поступила правильно.

— Вообще-то я тоже так думаю, — откровенно призналась она. — Мистер Хьюм хотел отослать мальчиков и Джейн в школу. Как только я вышла бы замуж, моего мнения никто не стал бы и спрашивать. Но ведь они только что потеряли своих родителей и дом. Нельзя было отсылать их куда-то, чтобы они жили с чужими людьми. Поэтому я написала одному другу бабушки — твоему дяде, — и он предложил мне этот коттедж. — Она потянула его за рукав. — Идем. Не хочу заставлять Нелл ждать. Пожалуй, я догадываюсь, что мне предстоит увидеть.

— Вот как? — удивился он.


— Судя по всему, у Джейн всегда была тайная честолюбивая мечта стать наездницей. Я правильно понимаю?

Она бросила на него озорной взгляд.

— Я обещал молчать.

— Я так и думала. И очень рада этому. Папа не одобрял, когда леди ездят верхом, считая, что это неженственно и опасно. Но я видела вчера, как она наблюдала за леди Нелл, великолепной наездницей...

— У нее лучшая в графстве манера сидеть на лошади, — подтвердил Нэш.

— А сегодня утром Джейн нашла в старом сундуке в детской амазонку, некогда принадлежавшую Нелл. Потом они целый день шептались с Нелл по углам, и Джейн исчезла выполнять какое-то загадочное поручение. Она наверняка решила перещеголять мальчишек.

— Я ставлю на Джейн, — рассмеявшись, заявил он.

Они свернули на дорожку, ведущую в обход конюшни.

Вдоль южной стены уже зацветали под теплыми солнечными лучами ранние розы. Они сразу же ощутили их аромат.


— Тебе здесь нравится?

Она с улыбкой взглянула на него загоревшимися глазками.

— Здесь чудесно. Все так добры, и дети довольны и при деле и... — Она понюхала розу и сделала пируэт. — Я вдруг почувствовала себя свободной... молодой и полной жизни.

— Ты и есть молодая и полная жизни... и такая прелестная, такая гибкая и абсолютно неотразимая.

Он поймал ее в объятия во время исполнения очередного пируэта и приподнял над землей. Они стали кружиться вместе. Мэдди, у которой перехватило дыхание, смеялась, прижимаясь к его груди.

Потом он неожиданно поставил ее на ноги, словно смутившись, и стал почти серьезным.

Он шагал по дорожке, отрешившись от действительности и вспоминая, как кокетливо кружилась и смеялась его мать, поддразнивая и соблазняя отца.

Это было в розарии, в Элверли. Сколько лет было тогда Нэшу? Восемь? Девять? Детям был запрещен доступ в розарий, но его крикетный шар перелетел через зеленую изгородь и он проник туда, отыскивая его. Он увидел, как среди розовых кустов прогуливались его родители. Испугавшись, что его поймают, он спрятался. И стал наблюдать.

Отец срезал розы и подавал их маме, которая медленно обрывала лепестки, бросала их на голову отца и смеялась, глядя, как он вытряхивает их из волос.

Отец обрывал с роз шипы, но, как видно, пропустил один. Мама оцарапала им руку, вскрикнула и с упреком протянула руку отцу. Нэш заметил тонкую красную царапину на ее ладони.

Отец взял руку и слизнул кровь. Потом он зарычал словно зверь, приподнял маму над землей, прижав к груди, — и понес в дом. Они смеялись, что-то тихо говорили друг другу, а следом за ними на полу оставалась дорожка из розовых лепестков.

Однако в тот же день чуть позднее в холле стояли мамины чемоданы, и родители кричали друг на друга — бледная, напряженная мама, говорившая что-то язвительное, и взбешенный, побагровевший отец с искаженной от гнева физиономией.

Нэш и Маркус наблюдали за происходящим, спрятавшись за перилами лестницы, где сидели тихо, словно мыши, понимая, что, если их застукают за подслушиванием, им не миновать порки. Нэшу хотелось что-то сделать, чтобы остановить родителей. Но Маркус сказал, что ничего не поможет. Когда мама приезжала домой, всегда происходило одно и то же. Она терпеть не могла деревню.

Но Нэш не стал его слушать. Он знал, как снова сделать маму счастливой, как сделать счастливыми их обоих и остановить эти ужасные крики. Воспользовавшись лестницей для слуг, он выбежал из дома в розарий и сорвал дюжину роз.

Он даже удалил все шипы, как это делал отец, чтобы мама не оцарапала пальцы. Его руки были в кровавых царапинах, но ему было все равно. Лишь бы мама не уезжала...

Он до сих пор помнил, как тяжело билось его маленькое сердечко, когда он стоял в коридоре, протягивая розы маме.

У него дрожали руки. А мама рассмеялась.

Отец выхватил цветы из его рук и вышвырнул его из комнаты с такой силой, что он пролетел половину коридора.

Почти сразу же после этого мама уехала в Лондон.

Отец задержался ровно настолько, чтобы жестоко выпороть Нэша за то, что вмешался в разговор родителей, и за то, что без спроса сорвал розы. Потом он выпорол Маркуса — за то, что не остановил Нэша: он был старшим и нес ответственность за поведение Нэша.

После этого отец следом за мамой уехал в Лондон. Он не мог жить без нее. Слуги, когда думали, что мальчики их не слышат, болтали между собой, что они слишком сильно любят друг друга.

В тот день Нэш узнал, что случается, когда слишком сильно любишь.

Став взрослым, он видел, как это разрушало жизнь людей: браки и семьи распадались из-за того, что называлось любовью, но на самом деле было страстью.

Розария в Элверли больше не существовало. Когда умерла мама, отец приказал выкорчевать из земли все розовые кусты и сжечь, арки сломать, а землю, где находился розарий, вспахать. И теперь там, где некогда цвели розы, расстилался гладкий зеленый газон.

Нэш искоса взглянул на прелестную молодую женщину, которая беззаботно, словно девочка, шла рядом, держа его под руку.

Он поклялся, что не позволит себе стать ревнивцем или собственником и мучиться от любви. У него будет брак, достойный цивилизованных людей, когда родители не причиняют друг другу боли, а детям не приходится беспомощно наблюдать за этим, дрожа от страха.

Их брак будет основан не на страсти, а на взаимопонимании и уважении.

Для этого требовался лишь самоконтроль.