Братусь Б.С. - Аномалии личности. Аномалии личности
 Скачать 1.5 Mb.
|
|
42 «потеря» и осуществляется в наибольшей степени в акте любви. Подлинная сущность любви состоит в том, чтобы отказаться от сознания самого себя, забыть себя в другом я и, однако, в этом исчезновении и забвении впервые обрести себя самого и овладеть собою» 5в Таким образом, на поставленный выше вопрос — дано ли человеку непосредственное постижение своей родовой сути в целостном и самоочевидном восприятии себя — можно ответить положительно дано в способности любить, в способности к развитию этого отношения к миру. До сих пор мы говорили о творчестве, о вере в будущее, о целеполагании и самопроектировании, о позитивной свободе и свободном волепроявлении, о любви как способе постижения человеческой сущности. Но жизнь каждого человека конечна, смерть обрывает все названные движения, и одно сознание этого факта ставит проблему ответственности за содержание своей жизни, каждого ее дня и часа в число первейших. Это ответственность * перед обществом, перед прошлыми и будущими поколениями, перед конкретными людьми — близкими и далекими, перед начатым тобой делом, перед созданными, выношенными тобой образами, представлениями о жизни, которые вне тебя, без твоего участия реализованными быть не могут это ответственность перед самим собой за свою осуществленную или неосуществленную, искаженную тобой (и некем иным, как тобой) человеческую сущность. Наличие смерти писал С. Л. Рубинштейн,— превращает жизнь в нечто серьезное, ответственное, в срочное обязательство, в обязательство, срок выполнения которого может истечь в любой момент» 5Э . Эта серьезность, ответственность не означает забвения радости, ощущения полноты жизненного момента, но оттеняет, придает ему цену, выявляя главное и второстепенное, существенное и наносное. Подлинная ответственность — это Следует, конечно, отличать эту психологическую ответственность от ответственности юридической, которая понимается как обязанность, исполняемая в силу государственного принуждения или приравненного к нему общественного воздействия, тогда как добровольное исполнение обязанности юридической ответственностью не является. Что касается сугубо конкретно-психологических аспектов изучения ответственного поведения, существующих здесь методов и основных проблем, то сними можно познакомиться, прочтя монографию К. Муздыбаева 58 43 не фрейдовский пресс «сверх-я» на слабую душу человека, а условие его возвышения и приобщения к Человечеству, его нуждам, заботам, страданиями радостям. Осознание конечности своего бытия впервые во всей его грандиозности ставит вопрос о смысле жизни, заставляя искать этот смысл в том, что превосходит конечную индивидуальную жизнь, что не уничтожимо фактом смерти. Что переживет нас Вещь истлеет, и имя забудется. Переживают нас дела, вернее, последствия наших дели поступков, их отражение в судьбах других, людей. Дела эти и поступки можно, отвлекаясь от частностей, свести к двум видам. В одних случаях они направлены на утверждение человека как самоценности, его развития как потенциально бесконечного, вне любых заранее установленных масштабов (в нравственно-оценочном плане такие дела и поступки обычно именуют добрыми. В других случаях обнаруживается направленность на попрание человека, отношение к нему как к средству, вещи, его развитию как заранее определимому и конечному (такие дела и поступки большей частью именуют злыми. Дела и поступки первого вида — основа приобщенного к родовой сущности самосознания (через означенный выше парадокс самосознания возникновение отношения к себе через отношение к другим. Дела и поступки второго вида — основа самосознания, отъединенного от этой сущности и замкнутого на самом себе. Отсюда самосознание первого вида способно к обретению далеко выходящего заграницы собственного конечного бытия смысла жизни, в то время как самосознание второго вида к такому обретению принципиально неспособно в жизни других, как ив своей жизни, оно усматривает лишь обрывок, островок в океане времени, который исчезает после смерти без следа, войну каждого за себя и всех против всех. И хотя зло, как некая обобщенная категория, сопутствует человечеству и имеет такой же срок своего существования, как и добро, человек со злым самосознанием, видя во всех средство, вещь, и сам становится вещью, конец которой положен ее физическим износом. Самосознание добра, напротив, видя в других не вещную, не обменную ценность, обретает тем самыми собственную не обменную ценность, собственную 44 причастность к роду человеческому. Поэтому смысл жизни человека и смысл жизни человеческого рода просто не могут существовать один вне другого, ибо и то и другое (осознанно или чаще неосознанно) решается человеком всегда по сути синхронно, одновременно, так как по своей природе человек не существует, не находит себя вне отношения к обществу, а в пределе — и к человечеству в целом. Даже такая позиция, как моя хата с краю, гори все синим пламенем, лишь бы мне (моей семье) хорошо было, есть одновременно позиция в отношении остального человечества, есть определенное решение смысла жизни человеческого рода и каждого его члена в отдельности, представляемого в данном случае как стремящегося грести под себя, жить ради своих узкоэгоистических или узко- групповых интересов. Связь зла и смерти (не физической, а духовной, добра и бессмертия (тоже не физического, а в памяти, душе народной и общечеловеческой) — излюбленная тема легенд и преданий. Не обходят вниманием эту тему и художественная литература, поэты и писатели. Значительный след оставили разработки этой темы в трудах мыслителей и философов прошлого. Глубокая связь вопроса о смысле человеческой жизни с проблемой долголетии, смерти и бессмертия человека пишет, например, И. Т. Фролов,— прослеживается через всю историю философии и науки, и ее хорошо выразил уже Сенека, сказавший, что важно не то, долго ли, а правильно литы ее прожил. Всякая жизнь, хорошо прожитая, есть долгая жизнь, отмечал и Леонардо да Винчи. Эту же мысль подчеркивали Монтень, говоря, что мера жизни не в ее длительности, а в том, как вы ее использовали. Ясно, что мера жизни определяется здесь ее человеческой, те. социально-личностной и нравственной, формой» 60 Развивая эту тему, можно было бы сказать, что краткий повремени отрезок жизни способен вместить целую вечность, тогда как долгое время прожитой жизни оказаться пустым, изолированным мгновением. Согласно старой грузинской притче, на каждом надгробии одного забытого древнего кладбища было кроме даты рождения и смерти выбито этот человек прожил один час, этот — день, этот три года, этот — десять лет, этот нежил вовсе. Речь шла не об отпущенных календарных сроках, которые были относительно равны, а о сроках жизни, наполненных высоким человеческим смыслом К сожалению, насущные смысложизненные проблемы бытия крайне мало затрагиваются в современных науках о человеке, ив том числе философии Между тем, коль скоро смысл жизни обретается в отношении к тому, что превосходит индивидуальную жизнь, то встают вопросы что есть это превосходящее является ли оно конечным (а вместе с ним оказывается конечными найденный нами смыслили бесконечным, неуничтожимым (тогда бесконечным становится и найденный смысл Понятно, что человека по-настоящему может удовлетворить лишь последний смысл как единственно отвечающий, релевантный его «безмасштабному» развитию. Но оппозиция конечного и «бесконечного» смысла есть нечто иное, как оппозиция смертности и бессмертия человека. Всякое конечное основание смысла жизни — утверждение о- - - * Ясно, что речь идет о чисто человеческом, духовном измерении, категории вечности, те. не о том, что определено самим по себе бесконечным течением времени, а скорее о том, что проступает сквозь время, способно свершаться в любой день и час. Или, напротив, не свершаться, исчезать в погоне за преходящим. И если это становится массовым, превалирующей формой — говорят о безвременье. Физически время течет как обычно, оно может быть занято весьма разнообразной и кипучей деятельностью, теряется лишь связь с вечным, непреходящим, а значит — теряется подлинная связь, сцепление со всеми другими временами человечества, связь времен. Известна формула бессмертие человека в бессмертии человечества, однако человечество вечно нс потому, что никогда не прекратит своего существования (гарантии тому нет, а потому и до тех только пор, пока борется, отстаивает, служит вечным, непреходящим ценностями истине, постоянно и объективно испытующим нас, но вне нас не могущим олицетвориться и быть Так, И. Т. Фролов, отмечая, что современная наука открыла многое в понимании биологического и социального смысла жизни и смерти человека, справедливо указывает на слабость в разработке индивидуально-психологических проблем смысла жизни, смерти и бессмертия человека, в отношении которых «нужны не только чисто научные подходы. но и философские, то, что Л. И. Толстой называл мудростью, отказывая в ней науке своего времени. Однако многие относящиеся сюда важные мировоззренческие, социально-этические и гуманистические проблемы, волнующие каждого человека, по-прежнему еще мало занимают науку. В результате мы оставляем открытой, неудовлетворенной значительную часть жизни человеческого духа. Проблемы смысла жизни практически не затрагиваются нив школе (на пагубность этого положения не раз обращал внимание В. А. Сухомлинский), нив вузе. Студент высшего учебного заведения (не говоря уже о школьнике констатирует Л. Н. Коган,— на протяжении 4—5 лет изучения общественных наук может ни разу не услышать слов смысл жизни»» 62 46 смертности человека (опять жене физической, а его дел, поступков, борений, страданий, мыслей, желаний, нахождение бесконечного основания такого смысла равносильно утверждению бессмертия человека. И коль скоро человек ищет бесконечных оснований жизни, не уничтожимого фактом смерти смысла — он ищет своего бессмертия. Поэтому на эти поиски, на эту потребность надо смотреть не как на вредную, излишнюю, идеалистическую и т. па как на полноценную, необходимую для осуществления этой (а вовсе не потусторонней) жизни, для ее высокого творческого накала, для осознания себя как непосредственно родового существа, способного развиваться вне заранее установленных масштабов». Рассматриваемая проблема не решается, если идти по пути приписывания атрибута бессмертия лишь историческим личностям, творческим деятелями т. п. При таком чрезвычайно распространенном подходе сама проблема внутреннего поиска отношения к смерти и бессмертию затушевывается, подменяется задачей усвоения, принятия готовых социальных оценок и штампов социальной памяти. Встав на эту точку зрения, мы в известной мере уподобляемся полушутливой французской традиции именовать избираемых в члены Академии бессмертными, и тогда вековая проблема бессмертия решается весьма просто — надо всеми силами и путями стараться стать академиком, лауреатом, орденоносцем. Данный подход, конечно, весьма удобен, прости безопасен уж если и ошиблись в присуждении «бессмертности» при жизни, так время покажет и через 40—60 лет точно постановит, кто смертей, а кто нет. Однако удовлетворить жажду понимания проблемы смерти и бессмертия такое решение не может, ибо нахождение неустранимого смертью смысла жизни есть, повторяем, насущная потребность человека потребность, ждущая своего удовлетворения в этой его жизни, в его индивидуальном самосознании. И возникает она не из себя самой и не как извне заданная или кем-то надуманная, нов силу объективных, неустранимых внутренних причина именно как следствие действия основного родовидового противоречия между ограниченностью, конечностью, заведомой уничтожи- мостью, смертностью индивидуального бытия и всеобщностью, безмасштабностью родовой сути. Причем в фокусе данной проблемы это противоречие достигает порой наивысшего накала и драматизма. И понятно: на смысловом уровне (в отличие от уровня социальных решений) оно должно быть разрешено сейчас, для меня живущего, а не откладываемо на будущее, когда меня уже не станет и кто-то иной (будь то единичное лицо или общество) ретроспективно оценит мою жизнь. Психология до сих пор этих проблем не касалась, и их исследование — дело будущего. Но одно ясно: главное и, пожалуй, единственно верное направление пути обретения подлинного смысла жизни связано с выходом заграницы узкого я, служением обществу, другим людям. Если человек живет, отрекаясь от личности для блага других, он здесь, в этой жизни, уже вступает в тоновое отношение к миру, для которого нет смерти и установление которого есть для всех людей дело этой жизни. Это отношение можно определить как сопричастность и единство с живущими, с историей и будущим, потеря заданных здесь-и-теперь строгих границ «я» и свободный переход в любое там-и-тогда человека и человечества. Понятно, что речь идет не о декларации, не об абстрактно мыслимых представлениях, а о состояниях, переживаемых, развертывающихся как насущная внутриличностная смысловая реальность. И тогда действительно нет времени и нет граница значит, при всем осознании "своей очевидной смертности человек обретает почву и смысл, смертью не уничтожимые. Я чувствую себя настолько солидарным со всеми живущими писал вовремя тяжелой болезни молодой еще, летний А. Эйнштейн,— что для меня безразлично, где начинается и где кончается отдельное» 64 Итак, смысл жизни будет зависеть оттого, какую позицию выбрали осуществил человек например, относится ли он к другому как к самоценности, к своему делу как к самоотдаче на пользу и радость людям или видит в человеке средство, вещь, в труде — докучную обязанность и т. п. Первое отношение залог непосредственного приобщения к родовой сущности, осмысленности жизни, не уничтожаемой неизбежностью смерти. Второе — залог отчужденности от рода, обрывочности, лоскутности жизни, лишенной общего сквозного смысла, дорога в никуда *. * Есть два наглядных образа, олицетворяющих названные отношения к жизни. Первый принадлежит Б. Шоу, который сравнивал жизнь с великолепным факелом, врученным ему по эстафете преды- 48 Непосредственной формой, в которой представляется, репрезентируется человеку дух ответственности перед жизнью, миром и людьми, является совесть. Муки совести — это в конечном счете муки разобщения с родовой сущностью, с целостным общечеловеческим бытием. Психология, занимаясь в основном частностями душевной жизни, отступает перед этими явлениями (можно сказать итак не поднимает глаз на эти явления, зато в художественной литературе они представлены с потрясающей глубиной и силой. Вспомним пушкинского царя Бориса. Средством, подножием восхождения к власти он сделал одну, всего лишь одну человеческую жизнь — жизнь ребенка. И эта власть, такая внешне удачная (шестой уж год я царствую спокойно, полезная народу (я отворил им житницы, не приносит радости царю, не рождает любви к нему народа, ибо попранная им жизнь разобщила его с людьми, с народом, с самой человеческой сущностью и, следовательно, с самим собой, лишила сна и покоя, превратила жизнь в муку и трагедию, а все его дела и даже благодеяния — в мертвые, не приносящие плода ответных чувств и связей с миром. Мы кратко затронули лишь некоторые аспекты, вытекающие из представления о человеке, но сказанного уже достаточно для того, чтобы иметь основания сформулировать наше понимание психической нормы. Прежде всего из рассмотренного выше следует, что ведущим, определяющим для собственно человеческого развития является процесс самоосуществления, предметом которого становится родовая человеческая сущность, стремление к приобщению, слиянию с ней и обретение тем самым всей возможной полноты своего существования как человека *. Нормальное развитие дущими поколениями, а свою задачу видел в том, чтобы заставить этот факел гореть еще сильнее и ярче, прежде чем он передаст его другим поколениям. Этот образ противостоит другому и весьма распространенному пессимистическому сравнению человеческой жизни с полетом мотылька из тьмы во тьму Проведенный анализ делает достаточно очевидным, что предложенное понимание самоосуществления отлично от большинства зарубежных концепций, в которых затрагиваются проблемы самоактуализации, самореализации и т. п. Обычно в этих концепциях постулируется некая потребность как главная детерминанта развития. Согласно такому приему, любое поведение индивида может быть объяснено достаточно просто преступление — потребностью в его совершении, творчество — потребностью в нем, самоактуализация потребностью в последней и т. п. Остается, далее, назвать положительно согласуется с этим процессом, направляется на его реализацию, иными словами, нормальное развитие — это такое развитие, которое ведет человека к обретению им родовой человеческой сущности Условиями и одновременно критериями этого развития являются отношение к другому человеку как к самоценности, как к существу, олицетворяющему в себе бесконечные потенции рода человек (центральное системообразующее отношение способность к де-центрации, самоотдаче и любви как способу реализации этого отношения творческий, целетворящий характер жизнедеятельности; потребность в позитивной свободе способность к свободному волепроявлению; возможность самопроектирования будущего вера в осуществимость намеченного внутренняя ответственность перед собой и другими, прошлыми и будущими поколениями стремление к обретению сквозного общего смысла своей жизни. Обычно оппозицией норме должно являться суждение о патологии. Но, как гласит старая истина, природа не делает скачков, между условными полюсами нормы и патологии находится обширное поле от- эти потребности врожденными и приписать им инстинктивную природу, тогда в одних случаях человек будет рассматриваться как носитель исходно «светлых» начал, а в других — как носитель темных, низменных инстинктов. Проблема внутренних противоречий развития, самодвижения, активности субъекта тем самым упрощается, если не снимается вовсе. В стороне остается и проблема связи с миром, ведь в случае постулирования врожденных потребностей и инстинктов (равно добрых или злых) общество становится сугубо внешним моментом, мешающим или потакающим их развитию. Разумеется, это не означает вообще умаления роли" потребностей, в том числе и потребности в самоосуществлении как исключительно важной для развития человека. Но надо понять, что потребность этане дана, а задана, она возникает и оформляется входе реальной жизни, а не предшествует ей. Вот почему именно в зависимости от этого хода возникают и разные по направленности потребности этого рода — «самоосуществляется» и негодяй, и фашист, и преступник. Во многих зарубежных концепциях последний момент вообще не рассматривается — главное, самораскрыться, самоактуализи- роваться, самореализоваться, а в чем, ценой чего, ценой каких отношений к окружающими миру — не так значимо. По сути процесс такой самоактуализации замыкается эгоцентрическим смысловым уровнем. Мы же, говоря в дальнейшем о самоосуществлении, о соответствующей потребности в нем, будем иметь в виду, во-первых, производность этой потребности от реального хода жизни человека и, во-вторых, то, что подлинное содержание самоосуществления, подлинный его предмет есть приобщение ко всеобщей родовой сущности посредством целенаправленной, целетворящей активной деятельности субъекта. |