Братусь Б.С. - Аномалии личности. Аномалии личности

• Название: Аномалии личности
• Дата: 10.03.2022
• Размер: 1.5 Mb.
• Имя файла: Братусь Б.С. - Аномалии личности.pdf
• Тип: Документы; #390934
• страница: 9 из 28

76
«Внутреннее... действует через внешнее и этим само себя изменяет. Важно заметить, что данная формула вовсе не отменяет, а существенно дополняет,
корректирует действие предыдущей, взятые же вместе, они достаточно полно отражают реальное движение психики, подчеркивая, акцентируя разные моменты постоянного кольцевого взаимодействия, взаимосозидания внутреннего и внешнего, бытия и сознания.
В этом взаимодействии биологическая природа человека участвует как необходимое условие протекания, развертывания внутренних психических процессов. Понятно отсюда, что изменение физиологических параметров изменяет

и характер протекания психических процессов, что может сказываться на формировании сложных психических образований, включая и личность человека.
Нельзя поэтому сколько-нибудь игнорировать биологические особенности, сводить чуть лине все в характеристике человека к производственным, общественным отношениям, социологизаторскому подходу, которому, по мнению Б. Ф. Ломова,
присуща трактовка человека как некоторого сгустка экономики, культуры или социума, начисто лишенного всего биологического, органического, вообще природного н. Между тем биологическое составляет необходимое условие, в котором разыгрывается драма психической жизни. Соматическое,
психофизиологическое здоровье есть постоянство и оптимум * этих условий;
болезнь есть большее или меньшее их искажение. Особенно пагубны-
Здесь, что отметил, наверное, внимательный читатель, мы уже второй раз используем критерии, о которых критически отозвались вначале предыдущей главы. Сначала это был критерий внутреннего равновесия, гомеосгазиса; теперь критерий оптимальности. Однако подчеркнем во избежание недоразумений, что наша критика была направлена не на сами по себе кригерии — каждый из них правомерен на своем месте, а на неадекватность или по крайней мере малую эффективность их применения к собственно психологическим уровням человеческого развития, в особенности к уровню личностному. Сейчас же речь идет об организменных системах, к которым вполне применимы критерий внутреннего равновесия и критерий оптимальности. Под последним в данном случае подразумевается такой результат работы рассматриваемых систем, который обеспечивает широту и постоянство диапазона условий функционирования психического аппарата. Критерий оптимальности вообще является безличным, чисто
«технологическим» показателем, ив этом плане он применим по сути к любому процессу с обязательным, однако, условием четкого представления о том, что именно должен представлять собой данный оптимум, что он должен обеспечивать,
чему (обычно вышележащему по уровню) он призван служить

ми являются психические болезни. Рамки условий при неблагоприятном течении таких болезней настолько суживаются, что образуют как бы сходящийся коридор, воронку. Это накладывает резкие ограничения на свободу психического развития и может создавать впечатление, что биологическое непосредственно продуцирует, производит ту или иную аномалию или дефект личности. Однако следует помнить, что сами по себе эти рамки, сколь бы узкими и ограниченными они ни былине формируют психики, не наполняют ее содержанием и смыслом.
Они, повторяем вновь, составляют класс условий, в которых развертывается собственно психологический процесс — процесс формирования аномалий личности.
Такая постановка отнюдь не отводит биологическим особенностям малозначимую роль в аномальном развитии. Напротив, именно ими создаются условия, необходимые для формирования данного вида патологии личности, вне их невозможно появление присущих этому виду психопатологических черт, как невозможна и сама психическая болезнь. Поэтому психологическое исследование в этой области должно непросто констатировать те или иные биологические характеристики болезни, но рассматривать всякий процесс психических изменений как протекающий в рамках этих условий Конечно, для психолога вовсе необязательно (хотя, вероятно, и желательно)
изучение биохимических или анатомических основ болезни. Но совершенно необходимы знание и учет тех условий, которые могут непосредственно влиять на протекание психических процессов. А это прежде всего высшая физиология,
которая обеспечивает работу психического аппарата, обусловливая инертность или подвижность, уравновешенность или неустойчивость, силу или слабость нервной системы и другие показатели внутренней нейрофизиологической,
психофизиологической организации актов психической АН. Леонтьев неоднократно подчеркивал, что будущее психологии зависит от способности освоения «межуровневых переходов, которые связывают психологический уровень с биологическими социальным. Но надо согласиться с
М. Г Ярошевским, что главные результаты в анализе деятельности получены пока лишь на одном из переходов — от социального уровня к психологическому.
Другой же важнейший переход — от биологических уровней к психологии остался фактически неразработанным. Анализ аномального развития может дать, на наш взгляд, очень многое для заполнения этого пробела.
78
деятельности. Поэтому мы обозначили в качестве первого уровня, требующего учета в психологическом анализе, именно уровень психофизиологический, а не уровень, , скажем, организма вообще. Организм в свою очередь — сложная,
многоуровневая система, в которой далеко не все имеет непосредственное касательство к обеспечению психических процессов. Так, организм может быть болезненно изменен на тонком биохимическом уровне, в нем достаточно долгое время могут зреть и развиваться злокачественные явления, однако до поры, пока они существенно незатронут психофизиологические процессы, это не будет сказываться на психическом отражении *, Поэтому для психолога оперативно важны не всезнания об организме, не вся область физиологии, а лишь та ее часть,
которая непосредственно влияет на функционирование психического аппарата

Так,невралгия тройничного нерва иногда сопровождается значительными изменениями психического облика — человек перестает интересоваться окружающим, замыкается в себе и т. д. Для исследования психологической природы этих изменений необязательно подробно знать анатомическое строение тройничного нерва или особенности нервного импульса, но необходимо постоянно учитывать, что психика, личность страдающего этой невралгией формируются в условиях непрерывного ожидания острой психофизиологической реакции приступов боли, которая иногда настолько резка и нестерпима, что лишь уверенность в окончании приступа примиряет больного с жизнью»
17
Изменить биологические условия болезни — задача не психологическая, а
.медицинская. Но есть и другая важнейшая задача, разрешение которой имеет поистине общегосударственное значение социальная и трудовая адаптация больного человека, приобщение его к полноценной жизни. И разработка этой проблемы немыслима без широких психологических исследований, ведь человек непросто пассивно приспосабливается к биологическим условиям болезни,
которые, подобно жесткому клише, единообразно оттискивают его психический облик, но способен компенсировать, преодолевать их, строить, творить себя даже в стесненных Редко кто проходит медицинское обследование констатирует И. И.
Брехман,— без одного или нескольких диагнозов в заключении, хотя сам человек чувствует себя здоровыми трудоспособным "'
79

условиях. Мы, правда, с детства прочно затвердили, что в здоровом теле здоровый духа следовательно, в теле больном и дух болен, но реальность учит другому — тому, что помимо этих вариантов (которые, согласно изложенной в предыдущем параграфе типологии, занимают позиции 1 и 8) есть еще два, и тоже достаточно типичных, иллюстрации к которым легко подберет из своего опыта не только профессиональный психолог, но и любой психолог-любитель, любой внимательный наблюдатель жизни. Эти варианты (в нашей типологии они значатся под номерами 2 и 7) суть следующие во вполне здоровом теле может бытовать дух упадка и разложения, и, напротив, духовное здоровье и ясность сочетаться с тяжкими болезнями тела *. Поэтому конечная цель психологического исследования отклонений в развитии личности, наблюдаемых при тех или иных болезненных страданиях, есть нахождение путей преодоления диктуемых болезнью условий,
путей полноценной компенсации идущих от болезни симптомов и соответственно психологическая помощь и поддержка человека в следовании по этим нелегким путям. СМЫСЛОВАЯ СФЕРА ЛИЧНОСТИ
Мы видели, что биологическое, точнее, быть может, сказать, органическое**
составляет необходимое условие Распространенность этих двух вариантов и дала, видимо, повод к появлению следующего четверостишия, построенного как оппозиция затасканной латинской пословице:
В здоровом теле Здоровый дух,
На самом деле Одно из двух
1в
. Что касается профессиональных свидетельств существования вариантов соотношения биологической и социальной полноценности, то сошлемся,
например, на мнение столь опытного клинического психолога, как В. Н. Мясищев.
«...Могут быть выделены писал он четыре основных типа 1) тип социально и биологически полноценный 2) социально полноценный при биологической неполноценности) биологически полноценный, а социально неполноценный и 4) социально и биологически неполноценный Следует, видимо, согласиться с П. Я. Гальпериным
20
, который настаивает на том, что термин органическое является более подходящим, поскольку не содержит в отличие от понятия биологическое указания на животное в человеке, а ориентирует прежде всего на имеющиеся анатомо-физиологические предпосылки и возможности, которые играют совершенно бесспорную и очень важную роль в развитии человека, особенно наглядно (как мы увидим ниже, в § гл. IV) проявляющуюся в аномалиях этого развития.
80
психического развития. Другое важнейшее условие — социальное окружение,
мир культуры. Но, как уже подчеркивалось выше, из самих по себе условий,
предпосылок, сколь бы мы их детально ни изучали, никакое живое развитие невыводимо. Требуется идти дальше писал поэтому поводу АН. Леонтьев,—
и исследовать развитие как процесс самодвижения, те. исследовать его
внутренние движущие отношения, противоречия и взаимопереходы, так что его

предпосылки выступают как в нем же трансформирующиеся, его собственные моменты. Что же тогда определяет внутреннее движение этого развития, что составляет его движущие противоречия и взаимопереходы?
В отечественной общепсихологической науке, прежде всего в трудах А. Н.
Леонтьева, С. Л. Рубинштейна, А. В. Запорожца, П. Я. Гальперина, ДБ. Эльконина и др, дан достаточно однозначный ответ на этот вопрос:
источники движущих противоречий надо искать в системе предметной деятельности субъекта. Следует, однако, сразу сказать, что изучение деятельности отнюдь не прерогатива психологии. Деятельность — важнейший общефилософский объяснительный принцип. В истории европейской философии выделяется всего три таких принципа Космос (в античной философии и науке),
Природа (в философии и науке Нового времени) и Деятельность (начиная с вв.— в классической немецкой философии. Психологию интересует прежде всего роль деятельности в формировании психического аппарата отражения ив связи с этим ее внутреннее строение и динамика.
Кратко обозначим основные понятия, которыми обычно оперируют в рассуждениях о психической деятельности. Исходным является понятие потребность Потребность трактуется как требование, нужда, ожидание, стремление к какому-либо недостающему, желаемому предмету, содержание которого может быть самым разным — от необходимости размять энергичным движением затекшее от долгого сидения тело до стремления к познанию и истине. От содержательных показателей мы можем отвлекаться, однако лишь в формально- логическом плане, в плане же конкретно-психологическом они составляют ключевую характеристику потребности, наполняя ее энергетическую емкость и потенциал определенностью и осмысленной направленностью. Не зная, не представляя себе предмета потребности, рассматривая ее как потребность вообще, мы почти ничего не можем сказать и о собственно психологической характеристике самой потребности, о тех конкретных актах, которые будут предприняты для ее удовлетворения.
Эта направляющая, побуждающая к активности функция предмета особо выделена в общепсихологической теории АН. Леонть-ева, где ей придана роль двигателя,
мотива всей деятельности в целом.
Предмет потребности, как правило, не может быть достигнут сразу, он дан в сложной, часто препятствующей достижению жизненной среде с присущими ей жесткими условиями и преградами, так что обычно требуется не одно, а целая цепь, система взаимосвязанных действий направляемых на некоторые промежуточные, опосредующие цели объединенные задачей этого достижения. В
свою очередь каждая цель может быть выполнена разными способами, разными конкретными операциями Все вместе эти цели, действия, способы, операции и образуют наличный, или, как говорят, операционально-технический, состав деятельности. Схематически это можно представить себе так:
П-
/ Л Д Ц ->• Ц2...^Ц„)
м
(1)
где для удовлетворения потребности (П) развертывается деятельность,
состоящая из ряда действий (дь Д, рп), направленных на осуществление целей, цз, ..., Цп), подчиненных в конечном счете задаче достижения предмета, мотива
(М) всей деятельности в целом.
Однако такая схема, взятая сама по себе, вполне укладывается в рамки сугубо бихевиористских представлений, одинаково по сути отражая и поведение крысы в сложном лабиринте, и внешнюю сторону действий человека, стремящегося в условиях стоящих передним преград обойти, преодолеть их и достичь желаемого.
Даже поправка на то, что животное действует инстинктивно, а человек выбирает пути и действия по разуму, не устраняет некоторой механистичности представленного. Чтобы понять специфику человеческого поведения, необходимо ввести в рассмотрение некоторые характеристики сознания которые тесно связаны с регуляцией предметной деятельности.
Важнейшей образующей сознания, исследованию
82
которой посвящены многие работы психологов, является значение А. Н.
Леонтьев описывал значение как идеальную, духовную форму кристаллизации общественного опыта, общественной практики человечества. Человек входе своей жизни усваивает опыт предшествующих поколений людей это происходит именно в форме овладения им значениями. Итак, психологически значение — это ставшее достоянием моего сознания (в большей или меньшей своей полноте и многосторонности) обобщенное отражение действительности, выработанное человечеством и зафиксированное в форме понятия, знания или даже в форме умения как обобщенного образа действия, нормы поведения и т. п.»
23
Исходя изданного подхода совокупность значений может быть представлена как культура те. система понятий, норм, образцов, представлений, бытующих в

рассматриваемой среде Важность значения как идеальной формы общественного опыта для психического развития очевидна. Человек видит явления прежде всего через призму усвоенных категорий, он как бы накладывает сетку значений, понятий и определений (Л. С. Выготский сравнивал это с параллелями — горизонтальными свя-
* Такое понимание культуры не является общепринятым. Но дело в том, что термин культура вообще чрезвычайно многозначен ив различных частных науках и даже внутри каждой из них толкуется по-разному. В последнее время в отечественной философской литературе стала преобладать точка зрения, согласно которой в основу понимания культуры кладется исторически активная деятельность человека и, следовательно, развитие самого человека в качестве субъекта этой деятельности. Развитие культуры при таком подходе фактически совпадает с развитием человечества, причем не в какой-то особой (например,
специфически духовной — научной, художественной и т. п, нов любой области общественной жизнедеятельности. Подобное философское понимание,
комментирует В. М. Межуев, имеет дело с культурой не как с особым объектом,
подлежащим специальному изучению (наряду, например, с природой, обществом,
человеком и т. д) в границах отдельной дисциплины, а как с всеобщей характеристикой всего действительного мира»
25
Для конкретного психологического анализа такая точка зрения представляется чересчур глобальной,
не позволяющей расчленять компоненты и условия развития личности. Поэтому мы понимаем здесь культуру более узко — как систему бытующих в обществе значений (понятий, норм, образцов и т. п, относя деятельность в иную категорию анализа, хотя понятно, что как знаки мертвы вне культурогворческой и культуропотребляющей деятельности, таки сама деятельность (в качестве собственно человеческой) немыслима вне этих знаков

зями и меридианами — связями вертикальными, иерархическими) на окружающий мир, познает и выражает, передает плоды своего познания не иначе как через систему значений. И все же следует признать, что, взятые сами по себе, в своей объективной представленности, знаки культуры могут быть отчуждены от реальной душевной жизни человека они, повторяем, объективны, те. существуют до встречи с конкретным человеком, и остаются, пусть даже измененными, после этой встречи, являя собой отражение действительности независимо от индивидуально-личностного отношения к'ней самого человека.
Привнесение же этого отношения неизбежно порождает субъективное значение данного объективного значения (значение значения. Чтобы избежать удвоения терминов, АН. Леонтьев предложил говорить в этом случае о
личностном смысле Таким образом, смысл выступает в сознании человека как то,
что непосредственно отражает и несет в себе его собственные жизненные отношения»
26
Выше мы уже определили смысловой уровень как собственно личностный.
Теперь подробно рассмотрим смысл (смысловое образование, смысловую динамическую систему) как живую клеточку, единицу анализа * этого уровня Л. С. Выготский выделял два принципиально отличных способа анализа,
применяемых в психологии. Первый можно назвать разложением сложных психологических целых на элементы Его Л. С. Выготский сравнивал с химическим анализом воды, разлагающим ее на кислород и водород. Другой путь анализа — это анализ, расчленяющий сложное единое целое на единицы Под единицей писал далее Л. С. Выготский,— мы подразумеваем такой продукт анализа, который в отличие от элементов обладает всеми основными свойствами,
присущими целому и который является далее неразложимыми живыми частями этого единства. Не химическая формула воды, но изучение молекул и молекулярного движения является ключом к объяснению отдельных свойств воды. Психологии, желающей изучить сложные единства, необходимо понять это.
Она должна заменить методы разложения на элементы методами анализа, расчленяющего на единицы. Позже об этом писали С. Л. Рубинштейн:
«Для того чтобы понять многообразные психические явления в их
существенных внутренних взаимосвязях, нужно прежде всего найти ту „клеточку",
или ячейку, в которой можно вскрыть зачатки всех элементов психологии в их единстве. Эти положения актуальны и поныне. Необходимо добавить также, что выделение и обоснование этих единиц — особая теоретическая работа, поскольку
«единицы анализа не могут непосредственно заимствоваться в самой реальности в качестве ее вещественно экземплифицированных представителей, но каждый раз являются продуктом мысленного конструиро-
84
Сама проблема смысла в научном рассмотрении человека появилась не сразу.
Выдающийся отечественный ученый НА. Бернштейн писал, что каждая наука применительно к явлениям в своей области должна прежде всего ответить на два определяющих вопроса:
как происходит явление и почему оно происходит . Для наук о неживой природе эти вопросы оказываются и необходимыми, и достаточными. Долгое время и наука о живой природе — биология пыталась со всей строгостью

следовать лишь этим вопросам, однако многочисленные наблюдения и факты,
указывающие на неоспоримую целесообразность устройств и процессов, присущих живым организмам, неминуемо привели к постановке нового, третьего вопроса:
«для чего существует то или иное приспособление в организме, к какой цели оно направлено, какую доступную наблюдению задачу оно предназначено решать»?
30
Все эти вопросы сохраняют первостепенное значение и для психологии, в частности для исследования поведения и деятельности. Первый вопрос ставит проблему феноменологии деятельности, качественных характеристик этого явления. Ответ на второй вопрос подразумевает исследование причинности,
механизмов движения деятельности. Наконец, при ответах на третий вопрос мы должны анализировать цели и мотивы, на которые непосредственно направлен процесс деятельности. Однако эти три вопроса не затрагивают или, точнее,
затрагивают лишь косвенно проблему смысловой регуляции поведения. Между тем в психологии накопилось множество фактов, показывающих особую значимость этого уровня регуляции для судьбы деятельности, ее продуктивности и конкретного хода. И как биология в рамках ответов на вопросы как и почему
приходила к выводам, оказывавшимся, по словам НА. Бернштейна, крайне бедными предсказательной силой, таки психология, ограниченная на этот раз тремя вопросами — как, почему и для чего оказывается недостаточной для понимания многих сторон человеческого поведения и деятельности, реальных вания (разумеется, отнюдь непроизвольного по отношению к реальности Собственно, в каждой сколько-нибудь развитой психологической теории можно выделить такую единицу знаку Л. С. Выготского, установка — у Д. Н.
Узнадзе, деятельность — у АН. Леонтьева, действие, поступок — у С. Л.
Рубинштейна, акт поведения — у М. Я. Басова и др

проблем их развития. Для преодоления этой недостаточности необходимо включить в рассмотрение еще один аспект, задать еще один, четвертый вопрос,
внешне сходный с третьим, но все же имеющий свой особый оттенок это вопрос,
ради чего совершается то или иное действие, деятельность человека или в чем
подлинный смысл достижения тех или иных целей, мотивов, задач смысл,
стоящий завзятыми самими по себе или в своей совокупности целями, задачами,
мотивами?
Что же требуется для ответа на данный вопрос, как рождаются смысловые образования, или, если воспользоваться более точным термином Л. С. Выготского,
динамические смысловые системы, несущие в себе и особое отражение действительности, ее знаки эмоционально-личное, пристрастное к ней отношение?
Мы уже касались некоторых вопросов смыслообра-зования впервой главе книги, когда рассматривали философские аспекты проблемы личности,
определения ее нормы и аномалии. Там, как помнит читатель, речь шла об одном,
но, разумеется, главном, вершинном для человека смысле — смысле жизни, здесь же речь идет о всем многообразии динамических смысловых систем. Однако, на наш взгляд, основная внутренняя закономерность остается единой для всех случаев психологические смысловые системы рождаются в сложных, многогранных соотнесениях меньшего к большему, отдельных ситуаций, актов поведения к более широким (собственно смыслообразующим) контекстам жизни. В соответствии с этим их осознание — всегда процесс определенного внутреннего соотнесения.
Поясним сказанное простым примером. Ради чего стоит посещать лекции в институте Ради чего стоит стремиться к высшему образованию Ради чего стоит жить Для того чтобы ответить на подобные вопросы, надо соответствующую данному явлению деятельность соотнести с контекстом деятельностей более широких, и соотнесение это тем сложнее и индивидуальное, чем выше мы поднимаемся по ступеням, уровням смысловой иерархии. Скажем, смысл посещения лекций для большинства очевиден — он в том, чтобы успешно сдать сессию, закончить вуз. Труднее ответить на вопрос ради чего нужно кончать вуз?
Ответы могут захватить много взаимосвязанных деятельностей и мотивов,
различные их сочетания и оттенки интерес к профессии, престижность мотивы самоопределения, материальные интересы, поступление в аспирантуру и т. д. И уже совсем нелегко ответить на вопрос ради чего стоит жить Ведь здесь, как мы уже говорили в прошлой главе, надо соотнести нечто иное, как всю свою жизнь с каким-то более широкими общим контекстом, с тем,
что больше нашей индивидуальной жизни и не оборвется с ее физическим прекращением (дети, счастье будущих поколений, прогресс науки и т. п.).
При этом необходимо подчеркнуть два важных момента. Во-первых, смысл той или иной деятельности не порождается, на наш взгляд, самим по себе мотивом более общей, вышележащей по иерархическому уровню деятельности. Так, в последнем примере не сами по себе дети, счастье будущих поколений или прогресс науки являются смыслом, а те многочисленные и сложные связи, принципы,
соотнесения, противоречия, которые завязываются, возникают вокруг этих предметов, составляя как бы кристаллическую решетку, внутреннюю

психологическую структуру смыслового образования *. Поэтому, в частности, за ссылкой на один и тот же смыслообразующий мотив могут, как показывают психологические исследования, стоять совершенно разные по содержанию и динамике смысловые образования. При ответе на вопрос ради чего называемый предмет следует рассматривать не как твердо установленное значение,
объективный знака скорее как символ, символическое оформление сложного по своему генезису и структуре переживания. Символ этот складывался,
формировался входе жизни человека (Л. С. Выготский часто повторял — за сознанием лежит жизнь, и, следовательно, расшифровка его не может быть лишь умозрительной задачей, решаемой путем анализа, сопоставления самих по себе речевых знаков, опросов исследуемого человека (в особенности если мы имеем дело с аномалиями, где диссоциация осознаваемого и реального часто весьма очевидна. Решение этой задачи возможно лишь при обращении к анализу Как и во многих других случаях проявления жизненной диалектики, здесь скорее важен не результата процесс, реальные формы его достижения и утверждения. Дело потому часто не в смыслообразующем мотиве как таковом, а в тех способах, соотнесениях, связях, каковыми произошло его становление. Эти способы, эта живая сеть соотнесений и рождает, питает смысловые системы (о важности изучения процессуальной, динамической стороны мы будем говорить подробнее в следующей главе

самой жизни человека, ее индивидуальной истории, приведшей именно к такому, а не иному способу смыслового опредмечивания, смыслового опосредствования душевного бытия.
Отсюда следует второй момент, который надо выделить особо. Уяснение человеком смысла того или иного отношения к миру не дается ему прямо и автоматически, но требует сложной и специфической внутренней деятельности оценивания своей жизни, решения особой задачи на смысл (АН. Леонтьев).
Причем, как мы видели, чем выше по иерархическим ступеням смысловые образования, тем труднее работа по их осознанию, поскольку все шире и неопределеннее становится область смыслопорождающей действительности, все сложнее и опосредствованнее те связи и отношения, из которых завязывается динамическая смысловая система.
Вот почему, с одной стороны. Самые главные вопросы — о смысле жизни,
любви, добра, зла и т. п требуют таких больших внутренних усилий человека в поисках ответа на них, ас другой стороны, сами эти ответы, если они наконец найдены, часто кажутся стороннему наблюдателю неопределенными, малозначимыми (вспомним гамлетовское Слова, слова, слова, расплывчатыми. Причем последнее указывает вовсе не на слабость человеческого языка и мышления, а на многоаспектность, системность самой сути смысловых реалий, которые заведомо шире и многостороннее реалий языковых. С этим связаны и писательские муки слова, и недовольство словом уже найденным, его недостаточностью для определения живого предмета *, и то, наконец, почему художники порой отказываются определить основной смыслили, даже проще, основную мысль своего произведения **. Что же касается психологических изысканий, тов структуру смыслового образования входят эмоционально-непосредственный смысли вербализированный смысл. Первый как
Напомним признание Александра Блока:
Ведь я — сочинитель, Человек, называющий все по имени, Отнимающий аромату живого цветка Л. Н. Толстой писал нужны люди, которые бы показывали бессмыслицу отыскивания мыслей в художественном произведении и постоянно руководили бы читателей в том бесконечном лабиринте сцеплений, в котором и состоит сущность искусства, и к тем законам, которые служат основанием этих сцеплений»
3
'.
88
бы составляет пристрастную, изменчивую, недоговоренную подоплеку второго, те. смысловые образования (о чем писал уже Л. С. Выготский) являют собой сплав сознательных (интеллектуальных) и эмоциональных (аффективных)
процессов, чем во многом и объясняется сложность их адекватного осознания.
Совершенно особый вопрос — кто и как ставит задачу на смысл перед человеком. Чисто внешне, феноменологически, кажется, что все зависит только от уровня самосознания, желаний данного человека, оттого, захочет ли он задуматься над смыслом своих поступков или нет, направляют ли его к тому события жизни,
друзья, воспитатели, учителя, семья — словом, внешние, окружающие его обстоятельства. Существуют, однако, и вполне объективные внутренние законы движения деятельности, его собственная логика, изнутри подготавливающая ситуацию осмысления себя, своих действий и места в жизни. И сознание тогда

играет роль скорее подытоживателя, активатора, реализатора, нежели причины постановки задачи на смысл. (На некоторых законах этой логики мы остановимся в следующем параграфе.)
Когда же задача на смысл все же решена и речь идет о той или иной форме осознанности, отрефлекси-рованности наиболее общих смысловых образований, то уместно, на наш взгляд, говорить о ценностях личности или, лучше, о личностных
ценностях, отличая их от личностных смыслов, которые далеко не всегда носят осознанный характер. Таким образом, личностные ценности — это осознанные и принятые человеком общие смыслы его жизни *. Их следует отличать и от чисто декларируемых, назывных ценностей, необеспеченных золотым запасом»
соответствующего смыслового, эмоционально-переживаемого, задевающего личность отношения к жизни, поскольку такого рода ценности не Мы не берем здесь социологические аспекты изучения ценностей, а рассматриваем ценность в ее психологической характеристике как разновидность смыслового образования. Отметим также во избежание недоразумений, что в психологии личности часто говорят о смысле во множественном числе (например,
личностные смыслы, тогда как в традиции русского языка слово смысл принято употреблять в единственном числе. Это расхождение легко объяснимо в отличие от обыденного языка под смыслом в психологии подразумевается особая составляющая сознания, которая имеет разные виды и формы, поэтому вполне правомерно говорить о множественности этих смыслов, их системе, иерархии и т.
п.