Авербах О целостных масштабах и частных Макарах (1929)
 Скачать 148.36 Kb.
|
Айхенвальда) Валерий БрюсовБрюсов – от Господа, он никакого таланта не получил и сам вырыл его себе из земли упорным заступом своей работы. Музагет (предводитель муз) его поэзии -- вол; на него променял он крылатого Пегаса и ему сам же правильно уподобляет свою тяжелую мечту. Всегда на его челе заметны неостывшие капли трудовой росы. воспевает "суровый, прилежный, веками завещанный труд" Брюсов, один из рабов поэзии, помогает ценить и чувствовать красоту и бессмертие труда, как и для Базарова, природа для него не храм, а мастерская. поэт без поэзии, пророк без вдохновения; в муках рождения, в поте лица своего создавал он не только форму, но и самую концепцию, самое ядро своих стихотворений. Над всеми способностями духа преобладают у него прилежание и рассудок, и сухое веяние последнего заглушает ростки непосредственности и живой, святой простоты. Его стихи, лишенные стихийности, не сотворены, -- они точно вышли из кузницы. Сознательное, слишком сознательное в Брюсове царит настолько, что он не ошибается насчет себя, свою окоченелость сам замечает и даже возводит ее в канон. И только словом, неприятным словом является любимая гостья брюсовских стихов -- "дрожь", всякая "бессильная дрожь" и "дрожь бесполезная". Он не сумел, как ему больше всего хотелось бы, сочетать в одно целое огненность и лед. Пусть Брюсов поэта ставит высоко, требует от него подвига и страдания ("в искусстве важен искус строгий", "искусство жаждет самовластья"), но еще важнее, чтобы художник был живым сосудом жизни. Муза не требует службы. Истинный поэт служит не поэзии, а жизни. редка в его книгах внутренняя и вдохновенная мелодия он не знает внутренней солидарности между стихом и мыслью, между идеей и образом, не знает их неразрушимой слиянности. Брюсов разностилен не только на всем протяжении своего художества, но часто и в ограниченных пределах одного и того же стихотворения. Поражает у него неоднородность образов, набранных отовсюду, вперемежку, в беспорядке. У него очень мало таких стихотворений, которые представляли бы собою художественное целое, живой монолит слова: нет, вы ясно видите зияющие поры и промежутки его, заполненные деревянной рассудочностью и напыщенной риторикой. К своему идеалу, к женщине беспощадной, царице безжалостной, обращается он с мольбою: "погрузи мне в сердце руки", опять создавая безобразный образ, какую-то хирургическую картину. Его знание, его понимание, его рассудочность отравляют его художество. Так как интеллект преобладает у него над интуицией, то мы и слышим часто подобные заявления: "эти яркие одежды, понял, понял -- для меня"! "понял, мы -- в раю". Он понял, наконец; он не почувствовал, он понял рай. Интеллектуализм проявляется и в том, что в стихотворениях Брюсова большую и нежелательную роль играют знаки препинания, писанная логика. Все эти бесчисленные тире, запятыя, скобки и, особенно, кавычки, холодное клеймо чужого, печать заемности, восполняют у него то, что должна бы давать мало присущая его книгам непосредственная звучность и бесспорная прозрачность стиха. профессор поэзии, Брюсов, этот словесник, не обладает чувством слова. Раб рифмы, а не ее властелин Трудолюбивый кустарь поэзии, Брюсов долго работал по заграничным образцам. Там, где есть уже поэзия, он ее умеет продолжать, но он не поднимается над ролью подражателя. Брюсов же эти образы и идей только усыновил, он явился для них только отчимом, и надо сказать вообще, что по всему складу своей литературной натуры он -- какой-то прирожденный отчим. В поэзии нет у него родных детей. Истинная поэзия -- неопалимая купина, зажженная рукою нечеловеческой; между тем у Брюсова -- только искусственная электрическая свеча, слишком явное порождение новейшей техники, Он не брезгает и словесными фокусами, не очень высокого порядка, -- вот, например, букве "эм" специально уделенное внимание: Мой милый маг, моя Мария, -- Мечтам мерцающий маяк. Мятежны марева морские, Мой милый маг, моя Мария, Молчаньем манит мутный мрак. Мне метит мели мировые Мой милый маг, моя Мария, Мечтам мерцающий маяк! его главной чертою, как мы уже видели, служит именно понятливость, рационализм; есть у него ряд стихотворений, проникнутых сжатостью и силой, -- надписи к старинным гравюрам; есть красивые картины моря и гор, и величественных зданий, петербургского обелиска и памятников; есть и задумчивый портрет женщины с большими "бездомными" зрачками, -- все отблески не столько личной, не столько своей, сколько общей, накопившейся в литературе, об'ективной талантливости И Брюсовым еще можно иногда залюбоваться, но его нельзя любить. Преодоленная бездарность, -- это все таки не то, что дар. |