билеты по русской литературе. Билеты по Русской литературе. Билет 1 3 Билет 2 5 Билет 3 9
 Скачать 286.87 Kb.
|
Билет № 34Поэзия В. Высоцкого При первом же знакомстве с поэзией Высоцкого, с его лирическими текстами выявляется очень существенная черта – многоликость героя Высоцкого: это и уголовник-лагерник, и шофер, и спортсмен, и моряк, и фронтовик, перечислять можно было бы долго. Высоцкому нередко приходилось убеждать свою аудиторию: "...Меня часто спрашивают, не воевал ли я, не плавал ли, не сидел ли, не летал ли, не шоферил ли... Я просто пишу от первого лица, часто говорю “я”, и, вероятно, это вводит в заблуждение..." При некотором однообразии и кажущейся простоте (особенно ранних – "блатных" песен) Высоцкий-поэт все же сложный и очень разный в различных своих песнях-стихах. Его диапазон очень широк: спектр его поэзии включает и юмор, и сатиру, и философию, и трагедию. Поэтический мир Высоцкого многообразен и многотематичен, и в нем можно выделить следующие тематические пласты: "блатные" (или дворовые) песни-стихи, лагерные, военные, спортивные, сатирические, песни-сказки, философские, песни о дружбе и любви… Одно из первых стихотворений Высоцкий написал в пятнадцатилетнем возрасте. 5 марта 1953 года умер Иосиф Сталин. Восьмиклассник Володя вместе с товарищем — тёзкой Акимовым — два раза побывали в Колонном зале, где происходило прощание с вождём. 8 марта Высоцкий написал стихотворение «Опоясана трауром лент…» («Моя клятва»), посвящённое этому событию. Свой путь к аудитории Владимир Высоцкий проложил сам, вне принятых в литературе обычаев. Слишком многие каноны «вступления в профессию» (если поэзию считать профессией) Высоцким были нарушены. Первые робкие строки, неизбежное вмешательство первого редактора, первая тоненькая книжечка с чьим-либо благословляющим напутствием — ничего этого у него не было. Никто из маститых его не опекал, никто не вводил как начинающего в круг профессионалов и не предоставлял ему прав литератора. Когда к Высоцкому пришло ощущение собственной зрелости, двусмысленность такого положения в литературе стала очевидной, ибо оно решительно не соответствовало массовому признанию. Высоцкий не мог, не желал с этим смириться и, как теперь всем ясно, был прав. Смириться — означало признать свое поэтическое слово и свою работу «вне закона» на той земле, которую он до боли любил и отклик которой постоянно слышал. Слово Высоцкого было вызвано к жизни чувством доверия к людям, непосредственно к ним было обращено и потому лишено какой бы то ни было усложненности или изысканности. Простота его слов очевидна. Но у этой простоты своя сложность. При публикации она выказывает себя. С обескураживающей простотой, которую лишь ребенку прощают, Высоцкий в стихах говорил то, что думал. Между его личными мыслями и словами, которые всем слышны, не было различия. Поэтому нет в его стихах фальши и двусмысленностей. Поэзия Высоцкого прямодушна. Это ее характер, ее природа. При всем естественном разнообразим понимания правды следует все же сказать, что поэт писал правду и выступал против лжи. Что же странного тогда в массовом отклике поэту? Когда люди к правде тянутся, учатся ее различать и обдумывать, когда именно ее, пусть суровую и беспокойную, они предпочитают, — это говорит лишь о нравственном здоровье людей, о том, что души их не загублены и совесть жива. Нужно ли подчеркивать, насколько это важно сегодня? Простота поэзии Высоцкого несет в себе еще и другой смысл. Он более всего ценил живую, разговорную человеческую речь, которая по сравнению с литературной, то есть письменной, тоже по-своему проста. Эта частная (не общая), повседневная, массовая речь становилась основным поэтическим материалом и отстаивала себя и свое значение. Последнее я подчеркиваю, потому что под напором всякого рода газетных штампов, канцеляризмов, умножаемых средствами массовой коммуникации, язык, которым пользуется народ в своем обиходе, хоть и охраняет себя, но и подлежит охране — как живой способ общение, как явление природы. Стихи Высоцкого как бы «успокаиваются» на бумаге. Слово дает себя разглядеть в разных связях—со звуком, со смыслом, с другими словами-соседями. В звучащей песне оно выплескивалось из всех пределов, а став напечатанным, являет свою дисциплину и неожиданный, достаточно строгий нрав. Наверно, кому-то будет мешать память о его голосе — он неизбежно озвучивает многие строфы. Но эта память скорее помогает, дает новый объем восприятию, толкает к сопоставлениям. Стихотворение «Когда я отпою и отыграю...» не стало песней. С подмостков Высоцкий его не читал. В рабочем блокноте оно— рядом с песней к фильму «Единственная дорога». Один из образов даже повторяется в двух разных текстах, но лишь один текст стал песней. Стихи остались в архиве. По содержанию они связаны с «Памятником», написанным в те же годы, и на эту связь хочется обратить внимание. Поэт обдумывает не столько реальность своего конца, но свое поведение, так сказать, а присутствие смерти (или даже после нее?), и это поведение динамично. Элегический, меланхолический тон — это Высоцкому чуждо. Он бросает смерти вызов и верит в свою победу. Нет, он не предается мыслям о бессмертии поэзии, о собственных заслугах и тому подобном. Победа, о которой он пишет, стоит нечеловеческих усилии, и их, собственно, и перечисляет автор. Он их будто планирует, фиксируя необходимую их последовательность. «Посажен на литую цепь почета» — это действие принадлежит не ему, и ему оно враждебно. Один из постоянных мотивов Высоцкого — осмысление отчаяния. Именно так: осмысление и преодоление. Разные смысловые полюсы слова «отчаяние» определяют одно из самых блестящих поэтических исследований Высоцкого — «Охоту на волков». «Охота на волков» вызывает длинный и сложный ряд ассоциаций. Освободиться от них — значит обеднить собственное понимание поэзии и той переклички, которая всегда звучит в поэтическом хоре эпохи. Высоцкий «влезает» в чужую шкуру, чтобы перевести в поэтический образ неукротимое стремление преодолеть преграду, запрет, мету, то есть границу возможного. Он, как всегда, доводит психологическое напряжение ситуации до предела и — выводит за этот, казавшийся установленным, предел. То же самое и в «Горизонте». Раздвинуть горизонт—это воспринимается не как азарт игры, но как чья-то коллективная, к поэту обращенная просьба, которую нельзя не выполнить, потому то выполняется она для других. И итог победы останется многим. Последние свои стихи («И снизу лед, и сверху…») он оставил Марине Влади, уезжая из Парижа весной 1980 года. Прощался и, кажется, предвидел—навсегда. Двенадцать лет они были вместе. Над второй строкой последней строфы им было вписано: «двенадцать лет». В стихах сплетены и друг от друга неотделимы любовь, благодарность любимой женщине, сознание выполненного долга перед людьми. Но кажется, самое главное тут — вера в возвращение к людям, в свою от них неотделимость. Высоцкий свято верил в человека. Для него слова «долг», «совесть», «любовь», «друг» наполнялись, высочайшим духовным смыслом. Ему было что спеть, что сказать людям. |