ответы.. Билет 1 Предмет теор грамматики, типы грамматик. Разделы грамматики, связь с другими лингвистическими
 Скачать 130.99 Kb.
|
|
билет №10.
Наклонение. Изъявительное наклонение. Наклонением называется глагольная категория, выражающая определённую модальность высказывания, т. e. устанавливаемое говорящим отношение высказывания к действительности. Традиционная грамматика устанавливает наличие трех наклонений в английском: изъявительного, повелительного и сослагательного. Изъявительное наклонение передает действие, рассматриваемое говорящим как реальный факт, отсюда вытекает необходимость соотнесения его с той или иной временной сферой, так как ни одно действие не может происходить вне времени. Остальные два наклонения не предполагают четкого соотнесения с определённой временной сферой. Повелительное наклонение выражает побуждение к действию и имплицитно тем самым подразумевает ещё не совершившееся действие, действие, долженствующее произойти в будущем; но именно потому, что выражается только желание, побуждение к совершению действия, эта форма не является формой будущего времени. Сослагательное наклонение рассматривает действие как предположительное, возможное, которое, следовательно, также не может быть соотнесено с временной сферой. Очень сложным является вопрос о количестве наклонений и составе форм. Существование изъявительного наклонения не вызывает сомнений ни у кого из лингвистов; остальные два наклонения трактуются по-разному. Повелительное наклонение. Повелительное наклонение выражает непосредственное волеизъявление (термин А. И. Смирницкого), обращенное к собеседнику. По форме глагол в повелительном наклонении совпадает с инфинитивом и с настоящим временем основного разряда, кроме 3-го лица единственного числа: Stop talking! Be quiet! Существенным отличием от инфинитива, однако, является, во-первых, отсутствие частицы to и, во-вторых, отличие отрицательной формы инфинитива I told you not to talk! от отрицательной формы повелительного наклонения: Don't talk! Наконец, весьма важным представляется замечание А. И. Смирницкого об отсутствии у повелительного наклонения вопросительной формы. Проблема грамматической омонимии, несомненно, весьма сложный вопрос: представляется, однако, несомненным, что она должна решаться с учётом не только формы, но и её функционирования. В случае повелительною наклонения отличие функционирования не ограничивается фактами, описанными выше: в то время, как изъявительное наклонение всегда функционирует в сочетании с подлежащим, выраженным или существительным, или местоимением, или каким-либо другим способом, повелительное наклонение может функционировать с подлежащим, выраженным местоимением, только при резкой эмфазе: You stay here! Выражение побуждения к действию, обращенное не к непосредственному собеседнику, передается конструкцией с глаголом let: let us begin; let her try again. Глагол let в этих случаях стоит в неударной позиции и десемантизкрован. Сослагательное наклонение. Сослагательное наклонение представляет собой весьма пестрый набор форм и вызывает поэтому серьёзные разногласия в трактовке. Набор форм включает, во-первых, сохранившиеся из прежней парадигмы синтетические формы: be, в настоящем стилистически весьма ограниченную, в значительной степени архаичную (If it be true...), форму were, функционирующую без стилистических ограничений (If I were you, I should do it), и форму, совпадающую с парадигмой настоящего времени основного разряда, но не имеющую -s в третьем лице (I suggest that he go). Эта форма в английском варианте также стилистически ограничена; в американском варианте она не имеет характера книжности, искусственности, свойственного ей в британском варианте английского языка. Во-вторых, набор включает формы, омонимичные претериту и перфекту прошедшего времени, но отличающиеся по соотнесению во времени и по отсутствию временного значения как такового. В-третьих, набор включает аналитические формы с вспомогательными глаголами should и would. Трактовка сослагательного наклонения различными лингвистами весьма разнообразна: крайние точки зрения выражены предложенной Дейчбейном парадигмой из 16 наклонений и, с другой стороны, отрицанием существования сослагательного наклонения (Л. С. Бархударов). Между этими крайними взглядами располагаются различные теории менее крайнего направления. Это разнообразие обусловлено тем, в каком соотношении авторы учитывали форму и содержание, насколько они находились под влиянием аналогии других языков, какова их позиция в вопросе грамматической омонимии. Г. Суит выделяет наклонение, выражающее нереальность, называя его «Thought-Mood» и подразделяет его на подтипы в зависимости от способа выражения — синтетическими или аналитическими формами; подтип, выражаемый аналитическими формами с вспомогательными глаголами should и would, он называет кондиционалисом (Conditional Mood); сочетания с may и might он называет Permissive Mood. Попытка Г. Суита разобраться в сложном переплетении форм и значений сослагательного наклонения не привела к ясности, хотя была удачнее ряда последующих теорий. В трудном вопросе трактовки форм, омонимичных претериту и перфекту прошедшего времени (If he came, if he had come...), Суит занял промежуточную позицию, называя эти формы Tense-moods. Это, в общем, ближе к оценке этих форм как сохраняющих связь с формами изъявительного наклонения; таким образом, Суит не пошел по пути оценки форм только по их значению. В дальнейшем, как указано выше, авторы по-разному подходили к проблеме сослагательного наклонения, однако в большинстве случаев мы видим разбивку сослагательного наклонения на подтипы, в основном в зависимости от значения. Таковы позиции Г. Поутсмы, Г. О. Керма и ряда других. Разбирать их подробно мы не будем; из теории советских лингвистов следует только остановиться на системах, предложенных А. И. Смирницким, И. Б. Хлебниковой, а также на взглядах Б. А. Ильиша и Л. С. Бархударова. А. И. Смирницкий различает а) сослагательное I (if he be; I suggest that he go), включающее высказывания, не противоречащие реальности; б) сослагательное II, наоборот, подразумевает высказывания, противоречащие действительности (if it were, if he had known); в) предположительное, образуемое сочетанием should с инфинитивом при любом подлежащем (should — should you meet him); г) условное наклонение — аналитические формы с should и would, функционирующие в главной части условного предложения (What would you answer if you were asked..'.). Классификация эта, учитывающая форму, в основе своей семантическая. И. Б. Хлебникова различает условное наклонение (Conditional — should go, would go), субъюнктив, включающий синтетические формы (be, were, if I knew) и варианты сослагательного наклонения, не образующие систему (however it might be, for fear it should start trouble). Эта классификация основана на теории, утверждающей, что формы условного наклонения образуют семантически единый подтип, тогда как остальные случаи, формально совпадающие по форме, не укладываются в стройную систему. Л. С. Бархударов отрицает существование сослагательного наклонения в английском на том основании, что формы с should, и would он не признает аналитическими, так как второй компонент этих форм — инфинитив — возможен и в свободных конструкциях. Формы же if I knew, if I had known Л. С. Бархударов справедливо считает формами прошедшего и перфекта прошедшего времени в особом синтаксическом окружении. Очень осторожно и продуманно трактует вопрос сослагательного наклонения Б. А. Ильиш в своей последней книге «The Structure of Modern English». Он указывает на то, что необыкновенное расхождение во взглядах различных авторов (от 16 наклонений у Дейчбейна и менее по нисходящей шкале) свидетельствует о том, что интерпретация и систематизация форм, относимых обычно к сослагательному наклонению, представляет реальную трудность. Причины этой трудности заключаются в двух основных факторах: 1) одни и те же формы передают различные значения; 2) одно и то же значение передается различными формами. Именно это перекрещивание форм и семантики приводит к субъективизму в их интерпретации. Обращаясь к вопросу выбора между идентичностью формы и отличием значения, Б. А. Ильиш склоняется к тому, что при идентичности формы желательно не выделять омонимов, а считать данный сдвиг грамматического значения особым употреблением формы в определённом окружении; очевидно, это можно сформулировать как вариантное употребление формы: 1) Не lived here five years ago; 2) If he lived here he would come at once. Формы lived и lived — не омонимы, а случаи особого употребления претерита; то же самое, естественно, относится к перфекту прошедшего времени: 1) I knew he had lived there; 2) If he had lived there he would have come to see me. Вполне логично, формы с should, would, выражающие предположительность, Б. А. Ильиш рассматривает как особое употребление зависимого будущего (Future-in-the-past). Далее Б. А. Ильиш анализирует категорию наклонения в двух планах — с точки зрения значения и с точки зрения способов выражения. Включая и значение побуждения (следовательно, императив), он выявляет четыре основных значения: побуждения, возможности, нереального условия и следствия нереального условия. Таким образом, если исходить из значения, можно обнаружить четыре или три наклонения, если объединить два последних; или два, если объединить последние три под рубрикой «нереальное действие». Если же исходить из способов выражения, то получается (включая императив) шесть наклонений. Далее Б. А. Ильиш рассматривает модели (patterns) употребления, но не предлагает никакой определённой классификации. Если в той части анализа, где Б. А. Ильиш рассматривает Способы выражения наклонения, отбросить императив как самостоятельное наклонение, а также формы претерита и перфекта прошедшего времени, которые являются вариантами соответствующих форм индикатива в систематизированном контексте, остаются три случая: 1) неизменяемая форма типа соте; сюда же, видимо, можно присоединить формы be и were, т. e. синтетические способы выражения нереального действия: If I were you, I should not talk too much in public about your plans. (Snow); 2) should для всех лиц: There is no reason that I know why he should hunt me. (M. Stewart); 3) should и would для первого и двух других лиц соответственно: If we changed it drastically at a single stroke, it would alter the place overnight. (Snow) Большинство грамматистов выделяют условное наклонение, включающее форму «маловероятного условия» («unlikely condition»): If Ross (his doctor) were here, he would tell us it was dangerous. (Snow) и форму нереального условия: If we had given him the most concealed of hints, he would have rushed to Nightingale... (Snow) Действительно, здесь мы находим соотношение форм, очень похожее на регулярную парадигму; однако, если отбросить обусловленные формы индикатива, остаются только should и would с соответствующим инфинитивом. Тогда можно упрощенно сказать, что за исключением значения следствия нереального условия, где should и would употребляются с учётом лица, во всех остальных случаях выражения нереального действия используется should с любым лицом. Однако это, несомненно, упрощение: should используется с любым лицом в условных придаточных типа Should you meet her, tell her to phone me. Кроме того, should употребляется и тогда, когда речь идет о действии реальном, если требуется выразить некую субъективную оценку или эмоцию: Chrystal wondered why he should act as chairman when Brown himself was there. (Snow) Small wonder, in the dark years that followed, that the short stretch of Maximus' victorious peace should appear to men like a lost age as golden as any poets sing. (Stewart) Форма were функционирует наравне с формами претерита и перфекта прошедшего времени в придаточной части условного предложения и наравне с should для всех лиц в других типах придаточных (уступительных, дополнительных) для выражения нереального действия. Формы с should и would, изменяющимися по лицам, функционируют в главной части условного предложения. Should и would могут также употребляться в простых предложениях для выражения нереального (нереализованного) действия: I should be so sorry to interrupt. (Snow) Perhaps no group would ever let itself be guided by Roy Calvert. (Snow) В остальных случаях, в придаточных уступительных и дополнительных, для выражения нереального действия используются обычно should и were: ...She said defiantly, as though she were thinking of her mother. (Holt). If you should see them tell them to come here. Все формы сослагательного наклонения, как видно из вышеизложенного, совпадают по звучанию с формами изъявительного наклонения или с составным сказуемым, включающим модальный глагол should. Тем самым встает вопрос о разграничении омонимии и грамматической вариантности форм. Выше было указано, что мы присоединяемся к взглядам Б. А. Ильиша на употребление форм изъявительного наклонения в условных предложениях. Они сохраняют свое лексическое значение, а сдвиг временной соотнесенности обусловлен синтаксическим окружением, систематизированным контекстом, снимающим временное инвариантное значение формы. Выше, в разделе «видовременная система» мы видели возможность таких сдвигов в пределах временного значения: форма настоящего времени может передавать значение будущего в систематизированном контексте (1.6.12.1). Если принять точку зрения, рассматривающую формы типа If he lived, If I knew как омонимы претерита, а не его обусловленные варианты, мы должны будем признать форму start в предложении I start tomorrow формой будущего времени. Это будет означать отказ от формального принципа и признание семантики в качестве ведущего принципа, что представляется неприемлемым. С другой стороны, представляется правильным рассматривать should и would в сослагательном наклонении как омонимы модальных глаголов на том основании, что, в отличие от модальных глаголов should и would, они передают совершенно идентичное отношение нереализуемого действия, связанного с определённым условием, тогда как глаголы собственно модальные передают иные, несовпадающие отношения: I should value it if you would keep me in touch. (Snow) I consider that the college would be grossly imprudent not to use the next few months to resolve... (Snow) Ho: There are a few things no one should dare to decide for another man. (Snow) I asked him to be patient, but he w о и I d not listen. Одним из важных аргументов в пользу трактовки should и would в сослагательном наклонении как вспомогательных, а не модальных глаголов является также то, что оба эти глагола могут редуцироваться в сослагательном наклонении, так как они, как все вспомогательные глаголы, находятся в неударной позиции, тогда как модальные глаголы, несущие лексическую семантику, не редуцируются. Ср.: I'd have acted differently if I'd known you were on the way. (Holt) и You should have done it years ago. (Holt) Should и would совпадают также по звучанию с вспомогательными глаголами зависимого будущего. На это указывает и Б. А. Ильиш (см. выше). По-видимому, здесь мы также имеем дело с грамматическими вариантами. В систематизированном контексте изъявительного наклонения формы с should и would передают будущее, мыслимое как реально предполагаемое, но не реализованное. В систематизированном контексте условных предложений выражается действие нереализуемое; в этих случаях глагольные формы подвергаются сдвигу временного значения: они передают одновременность с временной сферой высказывания или предшествование ей (If I knew... I should do so; if I had known... I should have done so). Вместе с тем, как справедливо указывает Б. А. Ильиш, значения зависимого будущего и сослагательного наклонения иногда трудно разграничить: His calculation about Crawford was, of course, ridiculous. Crawford, impersonal even to his friends, would be the last man to think of helping, even if help were possible. (Snow) Как видно из вышеизложенного, сослагательное наклонение не образовало регулярных парадигм, которые дали бы основания для выделения подтипов внутри этой категории. Функционирование его форм в значительной мере определяется типами предложения, т. e. синтаксическими условиями: предложения с условными предикативными единицами, с уступительными, с так называемым «предваряющим» it: It is strange you should think so. Функционирование в простом предложении чаще всего связано с желанием говорящего снять категоричность высказывания и с формулами вежливости, хотя и в этих случаях возможно выражение нереализуемого действия, условие выполнения которого вытекает из общего контекста: I should say so. Would you be so kind as to tell me...? You can't start now: you would get lost in the dark. Эта нерегулярность объясняется историческими причинами: в то время как остальные аналитические формы глаголов образовались на пустом месте, как элементы, дополняющие и развивающие видовременную систему, формы сослагательного наклонения образовались в процессе смены и замены старых синтетических форм новыми аналитическими. Частично старые формы сохранились, и этим, вероятно, объясняется та полная асимметрия и нерегулярность в соотношении форм сослагательного наклонения, которая была описана выше.
В лингвистической теории к языку принято подходить как к объекту, имеющему уровневую организацию. Рассуждая абстрактно, любой из этих уровней мог бы стать основой для типологической характеризации языка. Однако на практике это удается сделать лишь на основе грамматического уровня, в первую очередь морфологического. Почему же другие уровни - фонетический и лексический - не подходят для этой цели? В основе всякой типологии, особенно структурной, лежит сравнение. В самом деле, понять природу некоторого объекта можно лишь сравнив его с природой другого объекта, или объектов, причем процедура сравнения возможна при соблюдении трех условий: - Во-первых, сравниваемые объекты должны иметь нечто общее - то, что ставит их в один ряд друг с другом, то, что позволяет характеризовать их как объекты одного рода. Отсюда невозможно сравнивать желтое и квадратное, или холодное и длинное, или светлое и громкое. - Во-вторых, сравниваемые объекты должны быть не идентичны друг другу, то есть между ними должен быть контраст, создаваемый некими различиями. - В-третьих - и это очень важно - количество этих различий должно быть принципиально обозримым и конечным, то есть сравнительно небольшим и ограниченным. При сравнении языков важно еще и четвертое условие, а именно: сопоставление должно носить информативный характер, то есть отражать сущностные строевые черты языков. Посмотрим, можно ли построить приемлемые типологии языка, опираясь на его лексическую и фонетическую подсистемы при соблюдении принципов сравнения, изложенных выше. Когда речь идет о фонетическом уровне языка, приходится констатировать следующее. В языках мира количество фонем чрезвычайно ограничено и варьирует от порядка двух десятков до порядка шести десятков в разных языках, при этом часто приходится констатировать полное или почти полное отсутствие совпадения между фонемными рядами разных языков. Так, известно, что ни одна фонема английского языка не является тождественной никакой фонеме русского языка - в лучшем случае можно говорить лишь о какой-то степени похожести или близости, в худшем - о полном отсутствии аналога. Правда, между близкородственными языками возможны и случаи полной тождественности фрагментов фонетического строя. Таким образом, основа для сравнения на фонетическом уровне существует. Она обеспечивается как наличием в любом языке фонетической системы (что является безусловным трюизмом), так и достаточно ограниченным набором сравниваемых единиц. Однако типология, построенная на сравнении единиц фонетического уровня, будет неудовлетворительной по следующим причинам. Если сравниваются неблизкородственные языки, то количество различий между рядами звукотипов будет равняться самому количеству звукотипов, то есть классификация окажется в конечном итоге чрезвычайно неэкономной. Если же сравнивать не номенклатуру фонем, а фонологически релевантные признаки, то в таком случае классификация оказывается куда более компактной, однако типологически бессодержательной. В самом деле, характеризуя, например, русский язык как такой, фонетический строй которого обнаруживает наличие фонем, объединенных по признаку "палатализованность", а английский язык - как такой, в котором присутствуют фонемы, объединенные признаком "интердентальность", какую типологически содержательную характеристику данных языков мы получаем? Никакой, за исключением того, что мы констатируем наличие некоего фонологически релевантного признака в одном языке и отсутствие этого признака в другом. Фонетика не может лежать в основе общей типологии языка еще и потому, что единицы фонологического уровня, сами по себе не являясь знаками, бессодержательны. Эти односторонние единицы, выполняющие конструктивную и дистинктивную функции, получают содержательную интерпретацию лишь в составе иерархически более высоких единиц, имеющих двустороннюю, знаковую природу. К числу такого рода единиц относятся, в частности, единицы лексического уровня языка, наличие у которых плана содержания не вызывает сомнений. Возможно, внимательно приглядевшись к лексикону, удастся "увидеть" типологическое лицо языка? Увы, определение типологического профиля языка по характеру его лексикона также оказывается малопродуктивным. Констатация наличия лексической подсистемы в структуре языка оказывается тривиальной, а потому никак не характеризующей данный язык в отличие от других языков. Наличие таких системных отношений в лексической подсистеме языка, как синонимические ряды, антонимические оппозиции и гипергипонимические отношения также оказывается универсальным явлением, неспособным создать контраст между языками. Если же подойти к лексикону с другой стороны, а именно с той точки зрения, что он состоит из обособленных лексических единиц, то возможность сопоставления языков друг с другом также исчезает, но уже по другим причинам. Во-первых, количество лексических единиц неопределенно велико и постоянно меняется, а во-вторых, количество и номенклатура значений у подавляющего большинства слов подвижна и неустойчива (при этом идеосемантические системы языков членят мир каждая на свой лад, то укрупняя и огрубляя отдельные его фрагменты для языкового сознания, то, напротив, прорисовывая отдельные его области с тонкой нюансировкой, подробно, учитывая полутона, мелкие детали). В итоге построить технически удобную, компактную, цельносистемную, охватывающую язык в его строевых свойствах типологию на лексической основе не удается, а потому классики лингвистической типологии положили в основу своего подхода к языку грамматические, а точнее, морфологические критерии. |