фрейд. А.Фрейд Психоанализ детских неврозов и детская сексуальность. Детская сексуальность и психоанализ детских неврозов
 Скачать 2.19 Mb.
|
|
Эпикриз 367 ченный наследственностью дегенерат и ненормальный ребенок сравнительно с другими детьми Мне уже заранее досадно думать, как сторонники существования "нормального человека" будут третировать нашего маленького бедного Ганса, после того как узнают, что у него, действительно, можно отметить наследственное отягощение. Я в свое время пришел на помощь его прекрасной матери, которая в своем конфликте девичьего периода заболела неврозом, и это даже было началом моего сближения с его родителями. Но я позволю себе лишь с большой робостью привести кое-что в его защиту. Прежде всего, Ганс совсем не то, что после строгого наблюдения можно было бы назвать дегенеративным, наследственно обреченным на нервозность ребенком На оборот, это скорее физически хорошо развитой, веселый, любезный, с живым умом мальчишка, который может вызвать радость не только у отца. Конечно, не подлежит сомнению его скороспелое половое развитие, но для правильного суждения у нас нет достаточного сравнительного материала Так, например, из одного массового исследования, произведенного в Америке, я мог видеть, что подобный же ранний выбор объекта и любовные ощущения у мальчиков вовсе не так редки; а так как то же известно и из истории детства "великих" людей, то я склонен думать, что сексуальная скороспелость является редко отсутствующим коррелятом интеллектуального развития, и поэтому она является у одаренных детей чаще, чем этого можно было ожидать. Открыто сознаваясь в моем неравнодушии к маленькому Гансу, я должен заявить, что он не единственный ребенок, который в периоде детства был одержим фобиями. Известно, что эти заболевания необыкновенно часты, и даже у таких детей, воспитание которых в смысле строгости не оставляет желать ничего большего. Такие дети позже или делаются невротиками, или остаются здоровыми Их фобии заглушаются криками в детской, потому что для лечения они недоступны и, наверное, весьма неудобны. В течение месяцев или лет эти фобии ослабевают и кажутся излеченными; какие психические изменения обуславливают подобное излечение, какие связаны с ними изменения характера, об этом никто не узнает И когда приступаешь к психоанализу взрослого невротика, у которого болезнь, предположим, обнаружилась только в годы зрелости, то каждый раз узнаешь, что его невроз связан 368 3. Фрейд с таким детским страхом и представляет только его продолжение, и что непрерывная, а в то же время ничем не нарушаемая психическая работа, начинаясь с детских конфликтов, продолжается и дальше в жизни, независимо от того, отличатся ли первый симптом постоянством или исчезал под давлением обстоятельств. -Таким образом, я думаю, что наш Ганс был болен не сильнее, чем многие другие дети, на которых не налагают клейма дегенерата; но так как его воспитывали возможно бережно, без запугиваний и возможно малым принуждением, то и его страх проявился более открыто. У этого страха не было мотивов нечистой совести и страха перед наказанием, которые, наверное, обыкновенно оказывают влияние на его уменьшение. Я склонен думать, что мы обращаем слишком много внимания на симптомы и мало заботимся о том, откуда они происходят. Ведь в деле воспитания детей мы ничего больше не желаем, как покоя, не желаем переживать никаких трудностей, коротко сказать, мы культивируем послушного ребенка и слишком мало обращаем внимания, полезен ли для него такой ход развития. Итак, я могу предположить, что продуцирование фобии Гансом было для него целительным, 1) потому, что оно направило внимание родителей на неизбежные трудности, которые ребенку при современном культурном воспитании приносит преодоление прирожденных компонентов влечения, 2) потому, что его болезнь повлекла за собой подачу помощи отцом. Быть может, у него даже есть преимущество перед другими детьми, что он больше не носит в себе того ядра вытесненных комплексов, которое в дальнейшей жизни всякий раз должно иметь какое-нибудь значение. Оно, наверное, приносит с собой в известной мере неправильности в развитии характера, если не предрасположение к будущему неврозу. Я склонен так думать, но не знаю, согласятся ли со мной и другие, не знаю также, подтвердит все это опыт. Но должен спросить, чем повредили Гансу выведенные на свет комплексы, которые не только вытесняются детьми, но которых боятся и родители? Разве мальчик начал серьезно относиться к своим претензиям на мать, или место дурных намерений по отношению к отцу заняли поступки? Этого, наверное, боялись бы все те, которые не могут оценить сущность психоанализа думают, что можно усилить дурные побуждения, если сделать их сознательными. Эти мудрецы только тогда поступают последова- Эпт оиз 369 тельно, когда они всячески убеждают не заниматься теми дурзлми вещами, которые кроются за неврозом. Во всяком случае, они при этом забывают, что они врачи, и у них обнаруживается фатальное сходство с шекспировским Dog berry в "Много шуму из пустяков", который тоже дает строке совет держаться вдали от всякого общения с по-павгшмися ворами и разбойниками. Подобньш сброд вовсе Е? компания для честных людей! '* Наоборот, единственные последствие анализа — это то, что Ганс выздоравливает, не боится больше лошадей и начинает относиться к отцу более по-товарищески, о чем пос' едний сообщает с усмешкой. Но все, что отец теряет в уьзжении, он выигрывает в доверии. "Я думал, что ты знаешь все, потому что ты знал это о лошади". Благодаря анализу, успех вытеснения не. ослабляется, влечения, которые были в свое время подавлены, остаются подавлен-HbDssi. Но успех получается другим путем, так как анализ заменяет автоматический и эксцессивный процесс вытес-ненгя полным и целесообразным преодолением при помощи высших духовных инстанций. Одним словом, он заменяет вытеснение осуждением. Нам кажется, что анализ дает давно ожидаемое доказательстве того, что сознание носит биологическую функцию, и с его выступлением связаны значительные преимущества. Если бы я мог сам все устроить по своему, я решился бы ^ать мальчику еще одно разъяснение, которого родителя не сделали. Я подтвердил бы его импульсивные предчувствия, рассказавши ему о существовании vaginae и cc.tus'a, и таким образом еще больше уменьшил неразрешенный остаток и положил бы конец его стремлению к задаванию вопросов. Я убежден, что вследствие этих разъяснений не пострадала бы ни его любовь к матери, ни его детский характер, и он понял бы, что с занятиями УГИМИ важными, даже импозантньши вопросами нужно подождать, пока не исполнится его желание стать большим. Но педагогический эксперимент не был доведен так далеко. 1) Я -е могу удержаться, чтобы не задать вопроса, откуда противники *')их взглядов получают свои, по-видимому, обширные знания насчет гого, играют ли роль вытесненные сексуальные влечения (и какие из гл) в этиологии неврозов, если они закрывают рот пациенту, как глько он начинает говорить про свои комплексы и производные Единственное знание, которое остается для них доступным, — это ^ общения мои и моих последователей 370 3 Фрейд Что между "нервными" и "нормальными" детьми и взрослыми нельзя провести резкой границы, что "болезнь" — это чисто практическое суммарное понятие, что предрасположение и переживание должны встретиться, чтобы переступить порог достижения этой суммации, что вследствие этого то и дело многие индивидуумы переходят из класса здоровых в разряд нервно-больных, а гораздо меньшее число людей проделывает обратный путь от болезни к здоровью, — все это вещи, о которых уже столько людей говорило и столько поддерживало, что я со своими утверждениями, наверное, окажусь не одино ким. Что воспитание ребенка может оказать мощное влияние в пользу или во вред предрасположению к болез ни при этом процессе суммации, считается по меньшей мере весьма вероятным. Но чего надо добиваться при воспитании и где надо в него вмешаться, до сих пор остается под вопросом. До сих пор воспитание всегда ставило себе задачей обуздывание или часто настоящее подавление влечений; успех получался далеко не удовлетворительный, а там, где он имелся, то—к выгоде небольшого числа избранных, для которьгх такого подавления и не требовалось. Никто даже не спрашивал себя, каким путем и какими жертвами достигается подавление неудобных влечений. Но попробуем эту задачу заменить другой, а именно — сделать индивидуума при наименьших потерях в его активности пригодным для культурной социальной жизни. Тогда нужно принять во внимание все разъяснения, полученные от психоанализа, по поводу происхождения патогенных комплексов и ядра всякой нервозности, и воспитатель найдет уже в этом неоценимые указания, как держать себя по отношению к ребенку. Какие практические выводы можно отсюда извлечь, и насколько наш опыт может оправдать проведение этих выводов в нашу жизнь при совре менных социальных отношениях, я предоставлю другим для испытания и разрешения Я не могу расстаться с фобией нашего маленького пациента, не высказавши предположения, которые делает для меня этот анализ, приведший к излечению, особенно ценным. Строго говоря, из этого анализа я не узнал ничего нового, ничего такого, чего я уже раньше, быть может, в менее отчетливой и непосредственной форме, не мог угадать у других взрослых. Неврозы этих других больных каждый раз можно свести на такие же инфан- Эпчкриз 371 тильные комплексы, которые открывались за фобией Ганса. Поэтому я хотел бы считать этот детский невроз типичным и образцовым, как если бы ничто не мешало приписывать разнообразие невротических явлений вытеснения и богатство патогенного материала происхождению от очень немногих процессов и одних и тех же комплексах представлений. Из истории одного детского невроза^ I. Предварительные замечания Заболевание, о котором я намерен здесь сообщить, -опять-таки, в виде отрывка — отличается целым рядом особенностей, которые необходимо отдельно подчеркнуть, прежде чем приступить к изложению самого случая. Случай этот касается молодого человека, впавшего на 18-м году жизни, после гоноррейной инфекции, в тяжелую болезнь, выражавшуюся в полной его зависимости от окружающих; он совершенно не был способен к существованию к тому времени, когда — спустя несколько лет после заболевания — с ним было предпринято психоаналитическое лечение. Первые десять юношеский лет до момента заболевания он прожил почти в нормальном состоянии здоровья и закончил среднее образование без особых затруднений. Но в предшествующие годы благополучие нарушалось тяжелыми невротическими страданиями, начавшимися как раз перед самым днем его рождения, на пятом году жизни, в форме истерии страха (фобии животных), превратившейся затем в невроз навязчивости с религиозным содержанием, причем некоторые симптомы сохранились до восьмилетнего возраста. Содержание моего сообщения составит только этот детский невроз. На прямое предложение пациента с 1) Эта история болезни написана вскоре после окончания лечения зимою 1914-] 5 г под свежим еще тогда впечатлением тех новых толкований, которые Юнг (Jung) u Адлер (Adier) хотели придать результатам психоанахиза Она, таким образом, примыкает к опубликованной в Jahrbuch der Psychoanalyse, VI, статье "К истории психоаналитического движения " (см III выпуск этой библиотеки) и дополняет содержащуюся там личную, по существу, полемику с объективной оценкой аналитического Она первоначально была предназначена для следующего тома журнала, но так как появление его затянулось на неопределенное время вследствие помех великой войны, то я решился включить ее в этот сборник, выпускаемый новым издателем Многое из того, что должно было быть впервые высказано в этой статье, я должен был между тем разобрать в моих "Лекциях по введению в психоанализ, 1916-17"(см вып 1 и II этой библиотеки) Текст первой рукописи не подвергся никакому, сколько-нибудь значительному изменению, дополнения отмечались квадратными скобками Предварительные замечания 373 просьбой дать ему полное описание его заболевания, лечения и выздоровления, я ответил отказом, так как считаю эту задачу технически неосуществимой и социально недопустимой. Благодаря этому пропадает возможность показать связь между его инфантильным заболеванием и более поздним окончательным. Относительно последнего я могу сказать только, что больной провел много времени в немецких санаториях, и тогда его заболевание авторитетным специалистом было квалифицировано, как маниакально-депрессивное. Этот диагноз был несомненно верен по отношению к отцу пациента, жизнь которого, полная интересов и деятельности, неоднократно нарушалась припадками тяжелой депрессии. У сына, при многолетнем наблюдении, мне не удавалось ни разу наблюдать перемену настроения, которая по своей интенсивности или по условиям своего возникновения превосходила бы то, что было естественно при той или иной создавшейся психической ситуации. Об этом случае у меня сложилось представление, как об одном из тех, в которые клиническая психиатрия ставит разнообразные и различные диагнозы, и которые нужно понимать как последствие невроза навязчивости, самопроизвольно закончившегося выздоровлением с дефектом. В моем описании будет, следовательно, идти речь об инфантильном неврозе, подвергнувшемуся анализу не тогда, когда он был, а лишь пятнадцать лет спустя после того, как он прошел. Такое положение имеет свои преимущества, но вместе с тем и свои недостатки по сравнению с другим. К анализу, производимому непосредственно над невротическим ребенком, кажется, можно отнестись с большим доверием, но такой анализ не может быть очень содержателен; приходится подсказывать ребенку очень много слов и мыслей, и все же самые глубокие слои могут оказаться непро-ницаемь1ми для сознания. Анализ детского заболевания, проходящий через среду воспоминаний, у взрослых и духовно зрель1х свободен от этих ограничений; но необходимо принять во внимание искажения и переработку, которым подвергаются собственные воспоминания, когда рассматриваешь их ретроспективно в более поздний период жизни. В первом случае получаются, пожалуй, более убедительные результаты, второй — гораздо поучительней. Во всяком случае, можно утверждать, что анализы детских неврозов могут претендовать на особенно повышенный теоретический интерес. Для правильного пони- 374 мания неврозов взрослых они дают приблизительно столько же, сколько детские сны для снов взрослых. Дело не в том, что их легче разобрать или что они беднее элементами; трудность проникновения в душевную жизнь ребенка делает работу врача при их анализе особенно тяжелой. Но в них отпадает так много из позднейших наслоений, что самое существенное в неврозе выступает особенно ярко. Сопротивление, оказываемое выводам психоанализа, в настоящей фазе борьбы за психоанализ, как известно, приняло новые формы. Прежде довольствовались тем, что отрицали действительную реальность утверждаемых анализом фактов, а для этого лучшим техническим методом было — избегать каких-либо проверок личным опытом. Этот прием, как будто, постепенно сходит на нет; теперь идут другим путем: факты признают, но выводы, к которым эти факты приводят, стараются истолковать как-нибудь по иному и таким образом их обезвредить, чтобы снова освободиться от всех неприличных новинок. Изучение детских неврозов убеждает в полной несостоятельности этих нетрудных или насильственных попыток перетолковать все по иному. Оно доказывает преобладающее участие так охотно отрицаемых либидонозных влечений в формировании невроза и открывает отсутствие отдаленных культурных целей и стремлений, неизвестных ребенку и не имеющих поэтому для него никакого значения. Другая черта, на которую излагаемый здесь анализ пытается обратить внимание, находится в связи с тяжестью заболевания и длительностью его лечения. Анализы, приводящие в короткий срок к благоприятному исходу, ценны для самочувствия терапевта и служат доказательством врачебного значения психоанализа; для успехов научного познания они, по большей части, ничего не дают. На них ничему новому не научишься. Они только потому так быстро удаются, что все необходимое известно уже заранее. Новое можно узнать только из анализов, представляющие особые трудности, для преодоления которых требуется, конечно, много времени. Только в таких случаях удается добраться до самых глубоких и примитивных слоев душевного развития и там найти разрешение проблем позднейших душевных формирований. Тогда начинаешь думать, что только тот анализ, который проник так далеко, заслуживает этого названия. Разумеется, один только случай не научает всему, что Предварительные замечания 375 хотелось бы знать. Вернее говоря, он мог бы научить всему, если только сам в состоянии все понимать и не вынужден довольствоваться немногим благодаря собственной неопытности при восприятии. В отношении таких плодотворных трудностей описываемый здесь случай болезни не оставляет желать ничего лучшего. Первые годы лечения не дали почти никакой перемены. Счастливое стечение обстоятельств привело к тому, что, несмотря ни на что, внешние условия сделали возможным продолжение терапевтических попыток. Охотно допускаю, что при менее благоприятных условиях лечение через некоторое время было бы прекращено; что касается точки зрения врача, то я могу сказать только, что в таких случаях последний должен вести себя так же "вне времени", как и само бессознательное, если только он хочет что-нибудь узнать и чего-нибудь достичь. Это ему в конце концов удается, если он в состоянии отказаться от близорукого терапевтического честолюбия. Ту бездну терпения, покорности, понимания и доверия, которые требуются от больного и его родных, можно встретить только в немногих случаях. Но аналитик может себе сказать, что выводы, полученные в одном случае после такой длительной работы, помогут ему значительно сократить срок лечения следующего такого же тяжелого заболевания и таким образом постепенно преодолеть "вневремен-ность'' бессознательного, подчинившись ему в первый раз. Пациент, которым я здесь занят, долгое время оставался недоступным под броней "установки" покорного безучастия. Он внимательно слушал, понимал, но его ничего не трогало. Его безупречная интеллигентность была как бы отрезана от действовавших сил влечений, господствовавших над всем его поведением в немногих оставшихся ему жизненных отношениях. Потребовалось длительное воспитание, чтобы заставить его принять самостоятельное участие в работе; а когда вследствие этих стараний наступило первое облегчение, он немедленно прекратил работу, чтобы не допустить дальнейших изменений и, таким образом, остаться в создавшейся уютной обстановке. Его боязнь перед необходимостью самостоятельного существования была так велика, что превосходила все страдания, вызванные болезнью. Нашелся только один путь, который помог преодолеть ее. Мне пришлось ждать до тех пор, пока привязанность к моей личности настолько окрепла, что составила противовес этой болезни, и тогда я исполь- |