Документ Microsoft Word. Духовные направления
 Скачать 105.4 Kb.
|
|
человечество»218. Сообразно этим представлениям, масонское «просвещение» идет по степеням: от современности к прошлому, от рассудочного неверия через «христианство», через «иудаизм» – к райскому Адаму Кадмону219. Своими духовными предтечами маги начала XIX века считали строителей Вави213 Сионской вестник. 1806. Январь. С. 57. 214 См.: Масонство в его прошлом и настоящем: В 2 т. М., 1991. Т. 1. С. 159. 215 Там же. С. 216. 216 См.: Эстетика раннего французского романтизма. М., 1982. С. 106. 217 Ирвинг В. Альгамбра. Новеллы. М., 1989. С. 124. 218Лажечников И.И. Басурман. Колдун на Сухаревой башне. Очеркивоспоминания. М., 1989. С. 263. 219 Папюс. Генезис и развитие масонских символов... СПб., 1992. С. 28–36. 67 лонской башни и допотопных каинитов220. Влиянием масонского учения следует объяснять следующее странное, с мистической точки зрения, высказывание Ф.Н. Глинки, сделанное в 1834 году: «Есть мнение, что писатель книги Иова – Моисей, наученный всей Египетской мудрости, сильный в словах и делах, орган Св. Духа и слова Божия»221. Для масонов и Христос – всего лишь один из тайных учителей магии222. Соответственно для магов истинное, православное христианство, утвердившееся в борьбе с различными иудео-языческими ересями, – это вера в «сатану»223. Способы и виды магического творчества определяются коренным духом магии – стремлением автора к самообожению. Художественный мир представляется самодостаточным и самодовлеющим бытием, которое «воображается», творится не в сотворчестве с Богом и верными Ему духами и людьми, а в противоборстве с ними, вопреки им (собственными силами художника либо же при помощи богопротивных злых духов). Основное творческое настроение художника-мага – гордость, основная нравственная (точнее, безнравственная) установка – оправдание зла. Самобытная личность, душа человека при этом теряется, растворяется в захватывающих, «одержащих» ее духах, либо в обезличенном «божественном» инобытии, в потоке бесконечно разбегающихся экстатических видений224. 220 Гекерторн Ч.У. Тайные общества... Ч.1. С. 150. 221 Глинка Ф.Н. Письма к другу. М., 1990. С. 424. 222 Масонство в его прошлом и настоящем. Т. 1. С. 173. 223 См. об этом: Фотий, архимандрит. Автобиография // Русская старина. 1896. Т. 87. С. 165. 224 О разновидностях магического творчества см. главу «Художественность творчества» (раздел «Магическая художественность»). 68 БЕЗДУХОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ РАССУДОЧНОСТЬ Веру человека в свои собственные самодостаточные способности, в свое умение всё понять и по-своему устроить во вселенной стали на Западе называть с XVII века «рационализмом»225 (латинское ratio, «рацио» – «счет, учет, расчет, мышление»). В русском языке это латинское по происхождению слово (а вместе с ним и понятие) вполне укоренилось лишь к середине XIX столетия226, и лишь к 1930-м годам ему подобрали отечественное соответствие: «рассудочность»227. Рационализм в своем полном развитии – это восстание на духовность, отрицание всех ее начал, в крайнем выражении – полное безбожие. Восходя к духовно-магическому, пантеистическому пониманию «ума» человеческого как части и проявления «божественного» Ума, рассудочность бездуховная явилась итогом самораспада магических представлений (что наблюдалось уже в античности и в последующие времена у разных народов повторялось). Магия устремлена к обнаружению, присвоению, очеловечиванию нечеловеческих сил бытия, однако свойственная ей запредельная гордость приводит к тому, что в своих крайних проявлениях она объявляет непонятные рассудку сверхъестественные способности человека его прирожденной собственностью, его «божественным» наследием. На деле такая установка постепенно сводится к упованию на собственную «умелость» (основанную на «уме»), на рассудительность, ученость. Самоуверенный человек принимает за истину только то, что ему понятно, ограничивая возможности собственного роста пределом достигнутого. Духовное бытие по сути своей непонятно, недоступно рассудку с его прикладными аналитическими способностями, и, таким образом, магическая духовность, становясь рассудочной, сама себя «заземляет», принижает, хотя человек при этом может быть убежден в своем вознесении на бесконечную высоту. Мистика объясняет такое превращение известным законом духовной жизни: «<...> яко всяк возносяйся смирится, и смиряяйся вознесется» (Лк. 14:11). Духовность магии в ее крайних порывах, связанных с последовательным самопревозношением человека, неизбежно вырождается в плоскую бездуховную рассудочность. Еще в дохристианской древности высшее божественное начало человеческого «ума» отличали от низшего, не связанного со сверхчеловече225 Асмус В. Рационализм // Философская энциклопедия: В 5 т. Т. 4. М., 1967. С. 469. 226 Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. Т. 12. М.; Л., 1961. Стлб. 1032. 227 Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. Т. 12. Стлб. 852. 69 ской духовностью, приземленно рассудительного. В православной мистике высший, духовный, богоданный «ум» еще именовали «разумом», а его деятельность – «разумением», «рассуждением». В древнерусской словесности такое словоупотребление прослеживается с XI века. В то же время говорили и о естественном человеческом – мирском уме, разуме, разумении. Здесь не было жесткой привязки значений к словам, употребляемые понятия улавливались из общего смысла речи228. Но были и устойчивые предпочтения, например, деятельность низшего, собственно человеческого ума, смешанного с чувственным началом, чаще называлась «помышлением», производящим «помыслы», как правило, греховные229. В некоторых случаях «разум» означает не само душевное начало, но только деятельность «ума», причем деятельность сознательную, а сверхсознательную работу ума, выходящего на духовное богообщение, при этом именовали «видением», «видением ума», «созерцанием»230, «премудростью»231. Подобные сверхсознательные порывы ума отразились в поговорке: «Ум за разум зашел»232. Эту высшую духовно-созерцательную деятельность ума имеет в виду преподобный Иоанн Лествичник, когда пишет о подвижниках, достигших совершенства: «<…> внутри же, в душе, они, как незлобивые младенцы, дышали Богом и наставником своим, и на бесов и на страсти взирали твердым и строгим оком ума»233. С XVIII века в новой светской философии высшее начало ума, обращенное к познанию бесконечности, также стали именовать «разумом» (обычно вкладывая в это слово магический смысл), а низшее начало ума назвали «рассудком»234. Однако уже в античности предпринимались попытки ограничить всю область «ума» чисто человеческими, приземленно конечными целями, возможностями, способностями, что и порождало бездуховную рассудочность, основанную на полном плотском овеществлении 228 Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам: В 3 т. СПб.: Тип. Имп. АН, 1893 – 1912. Т. 3. Стлб. 95–96, 2111– 2113; Словарь русского языка ХI – ХVII веков: Вып. 21. М.: Наука, 1995. С. 249–253. 229 Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам: В 3 т. Т. 2. Стлб. 1169–1171; Словарь русского языка ХI – ХVII веков: Вып. 17. М.: Наука, 1991. С. 39–43. 230 Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам: В 3 т. Т. 1. Стлб. 256; Словарь русского языка ХI – ХVII веков. Вып. 2. М.: Наука, 1975.С. 173–174. Вып. 26. М.: Наука, 2002. С. 104–105. 231 Словарь русского языка ХI – ХVII веков. Вып. 18. М.: Наука, 1992. С. 286. 232 Ужанков А.Н. Стадиальное развитие русской литературы XI – первой трети XVIII века… С. 167. 233 Иоанн Лествичник. Преподобного отца нашего Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица, в русском переводе. С. 74. 234 Батищев Г. Разум // Философская энциклопедия: В 5 т. М., 1960 – 1970. Т. 4. С. 460 – 461. В толковых словарях русского языка слово «рассудок» прослеживается с 1771 года (Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. Т. 12. Стлб. 852). 70 мира и человека, – «материализм». Знаменательно, что на почве русского языкового самосознания понятие «рассудочность» вполне укореняется и облекается соответствующим словом лишь в 1930-е годы – вместе с возобладанием марксистско-ленинского материализма. Бездуховная рассудочность не оставляет места представлению о бесплотной душе, хотя понятия умственного и чувственного начал в человеческом существе удерживаются, причем чувственность безусловно подчиняется уму и представляется его низшим придатком. Рассудок в силу своей определительно-аналитической природы разлагает целое мироздание на составные части (греческое avna,lusij – «анализис» – «разложение, смерть»). Порывы рассудочности уже в античности привели к отщеплению от древнего мифологического сознания разных философских учений, в большинстве своем не совсем порвавших с духовностью, но в ряде случаев всё-таки развившихся до последовательного бездуховного безбожия. Прежде всего рассудок расщепляет единое бытие на сущее и несуществующее, действительное и недействительное, реальное и нереальное, причем, всё, превышающее человеческое разумение, отвергается как несуществующее, мнимое, невозможное. Если же рассудок возвышается над собственной узостью, то он неизбежно возвращается к разумному духовному миропониманию, которому всё, даже по видимости самое невозможное, представляется в той или иной мере существующим, действительным. Для наиболее полного – христианского – выражения духовности сама смерть есть лишь бесконечное убывание жизни, удаление от источника бытия, Бога, так что и грешники в аду, и нечистая сила влачат некое вечное, иссякающее существование, мерцающее и ущербное. Развитие рассудочного познания постепенно вело к определению «реальности» и «реализма» в итоговом смысле, закрепившемся в течение XIX века: «реальность» (от позднелатинского realis, «реалис» – «существенный, действительный, вещественный») неизбежно указывает на то, что есть еще и нечто «нереальное», иначе говоря, «есть» то, чего «нет». Естественно, что несуществующим в таком случае считается всё непонятное или неугодное рассудку. Поскольку же всё понятное рассудку располагается ниже его на лестнице бытия – в области вещественной, воплощенной, чувственно воспринимаемой жизни, – то и рассудочность в своем полном выражении предстает как материализм. Признаки рассудочного реализма проявлялись уже в древней философии – по мере удаления ее от мифологии. Однако большинство философских учений не полностью порывало с духовностью и потому, отдавая дань рассудку и вводя понятие реальности, философы в то же время снимали его, доказывая, что существует всё, что человек может представить. Так, крайние древнегреческие «реалисты» – «атомисты» Левкипп, Демокрит, Эпикур, противополагая бытие «вещества» («твердого», «полного», 71 «сущего») небытию «пустого», «разреженного»235, в то же время «говорят, что сущее существует нисколько не больше, чем не сущее <...>, а материальной причиной существующего они называют и то и другое»236. Окончательно понятия «сущего» (по-гречески, o;n, «он») и «не сущего» (mh, o;n, «меон») установились у элеатов (Парменида и других), а также у Платона. Платон относил к подлинно сущему духовные «идеи», или «эйдосы» вещей, а неопределенную (в самой себе) материю, которая порождает вещи под воздействием идей, считал «не-сущим». Однако, оставаясь в пределах духовного миропонимания, Платон и «несуществующую» материю признавал родом инобытия237. Развивая начала реализма, Аристотель ввел дополнительное понятие «действительности», то есть бытия действенного, деятельного, проявляющегося в деянии, энергичного (греческое ene,rgeia, «энергия» – «деятельность»). Соответственно, «недействительное» – это нечто «бездейственное», которое в свою очередь делится у Аристотеля на «возможное» и «невозможное». «Возможное», или «динамичное» (греческое du,namij, «динамис» – «сила, мощь, способность, могущество») – это то, что может, способно действовать при определенных условиях, а «невозможное» не способно к деянию ни при каких условиях238. Эти представления, не порывающие с духовностью, были близки и православным византийским богословам. Так, по словам св. Иоанна Дамаскина, «энергия есть естественная каждой сущности и сила, и движение, которых лишено одно только не-сущее»; причем, всё сущее двояко: «и в возможности, и в действительности»239. Подлинной действительностью, по св. Иоанну Дамаскину является высшее, богоданное, «разумное» начало в человеческой душе: «<...> энергия есть естественная и первая вечно движущаяся сила разумной души, то есть вечно движущийся её разум, естественным образом постоянно из нее изливающийся»240. Примечательно, что первыми «реалистами» стали именоваться представители средневековой латинской философии, еще связанной с христианской теологией (соответственно, и реализм их был весьма условным, по сути – разновидностью духовности, лишь частично затронутой рассудочным самораспадом). Их взгляды восходили к Платону, так как высшей реальностью они считали созерцаемые умом и запечатленные в наименованиях вещей идеи. Между тем, их противники, «номиналисты» (восходящие 235 Аристотель. Сочинения. Т. 1. С. 75. 236 Аристотель. Сочинения. Т. 1. С. 75. 237 Лосев А.Ф. История античной эстетики: Итоги тысячелетнего развития. М., 1992. Кн. 1. С. 605–608. 238 Аристотель. Сочинения. Т. 1. С. 237–251. 239 Иоанн Дамаскин, св. Точное изложение православной веры. М.; Ростов-наДону, 1992. С. 173. 240 Там же. 72 по взглядам к древнегреческим киникам), считали идеи и соответствующие названия вещей отвлеченной условностью, а настоящей реальностью – то, что дано в опыте, то есть в чувственно-рассудочном восприятии. Они и оказались предтечами последовательного «реализма» в современном его понимании. Этот «реализм» стали называть еще «эпиризмом» (греческое evmpeiri,a, «эмпирия» – «опыт, опытное знание»). Эмпирический реализм стал основой науки Нового времени. Очагами этой науки стали «университеты», стремившиеся охватить познанием жизнь вселенной («универсума») и поначалу проповедовавшие мистическую христианскую духовность с постепенно нараставшими магическими примесями. Университеты слагались из «факультетов» (латинское facultas, «факультас» – соответствует греческому «динамис», означая «мощь, силу, способность действовать», то есть действительность, сжатую в зерне возможности). Однако действительность, познававшаяся в ее возможностях на факультетах университетов, со временем всё более сужалась до границ рассудочного, эмпирического постижения. Реализм развивался не столько как «подражание» действительности, сколько как соответствующее духу времени узко рассудочное толкование ее. Реалистические наклонности выражались не только в философии, но и в разных видах искусства, в том числе и в художественной словесности241. В конце ХVIII – первой половине ХIХ века в условиях романтического возрождения духовности многие философы и писатели старались вернуться к древнему, безгранично широкому толкованию действительности. В бездуховном реализме они видели сужение, ограничение человеческих возможностей: «<...> под действительностью понимают обычное и обыденное, существование которого столь легко забывается», – заметил Фр. Шлегель в 1798 году242. А.К. Толстой в песне «Пантелей-целитель» (1866) писал об узко мыслящих реалистах, «душою увечных» и «разумом тяжко болящих»: Всё, чего им не взвесить, не смеряти, Всё, кричат они, надо похерити! Только то, говорят, и действительно, Что для нашего тела чувствительно; И приемы у них дубоватые, И ученье-то их грязноватое!243 241 Ауэрбах Э. Мимесис: Изображение действительности в западноевропейской литературе. М., 1976; Верли М. Общее литературоведение. М., 1957. С. 91; Fanger D. Dostoevsky and Romantic Realism... Harvard Univ. Press, Cambridge, Mass., 1965. P. 4; Wellek R. Concepts of criticism. New Haven and L., 1969. P. 222–223. 242 Шлегель Фр. Эстетика. Философия. Критика: В 2 т. М., 1983. Т. 1. С. 347. 243 Толстой А.К. Полн. собр. стихотворений: В 2 т. Л.: Советский писатель, 1984. Т. 1. С. 137. 73 В стихотворной повести «Портрет» (1872 – 1873) А.К. Толстой с удовлетворением замечает: «Всё ж из меня не вышел реалист»244. Он презирает узкое рассудочно-эмпирическое представление о действительности: Действительность, напротив, мне была От малых лет несносна и противна; Жизнь, как она вокруг меня текла, <...> Я ненавидел с детства инстинктивно245. В романтическую пору многие вернулись к платоновскому пониманию «идеального», соотнося и сближая его с «реальным» вплоть до совпадения понятий. Так, Шиллер пишет Гете 27 июня 1798 года: «Лучшие реалисты – идеалисты»246. Позднее в духе романтической «идеализации» реальности и «реализации» идеальности рассуждал Ф.М. Достоевский, выражая подобные представления в художественных произведениях, в частности, в романе «Подросток», и в письмах. Так 11/23 декабря 1868 года он |