кандидат.экзамену по философии 2022. Философия науки

• Название: Философия науки
• Анкор: кандидат.экзамену по философии 2022.docx
• Дата: 03.10.2022
• Размер: 0.53 Mb.
• Имя файла: 1-50.docx
• Тип: Закон; #711879
• страница: 17 из 28

35) Глобальные проблемы биосферы.

Первая проблема — угроза парникового эффекта, о котором мы уже говорили.

Вторая проблема — разрушение озонового слоя, расположенного на высоте 15—50 км от земной поверхности и защищающего живые организмы от губительного действия коротковолновых ультрафиолетовых лучей (УФЛ). Уменьшение озонового слоя на 1 % влечет за собой увеличение ультрафиолетового излучения (УФИ) на 1,5 %. Полное исчезновение озонового слоя означало бы гибель живых организмов на Земле. Даже его утончение приводит к росту раковых заболеваний, гибели многих организмов, к изменению генетического кода и, как следствие, к увеличению числа мутаций. Кроме этого, утончение озонового слоя приведет к увеличению нагрева Земли, усилению ветров, наступлению пустынь. Озоновый слой разрушается в результате попадания в него летучих хлор- и фторорганических соединений, которые распадаются под действием солнечного света. Каждый атом хлора или фтора, попавший в озоновый слой, может разрушить до 100 000 молекул озона. Источники таких хлор- и фторорганических соединений — различные растворители, фреон холодильников и аэрозольных баллонов. Накопление различных аэрозолей в атмосфере очень вредит озоновому экрану. Поэтому во всем мире идет поиск заменителей этих опасных веществ. Запуски ракет также представляют опасность для целостности озонового слоя.

Третья важнейшая проблема биосферы — это аридизация (или опустынивание) суши.

Опустынивание — это процесс крайней деградации земель, ведущий к тому, что они становятся похожими на пустыню. Происходит это в результате снижения уровня грунтовых вод и эрозии (разрушения) почвы.

Вообще опустынивание — это взаимодействие засухи и хозяйственной деятельности человека. Многие государства Древнего мира — Малой Азии, Месопотамии, а также Рим, Греция потеряли свое могущество, а иные (Хорезм, страны Сирии, Северной Африки) и совсем исчезли в результате хищнического отношения к почве. Истощение почв превращает страну в пустыню. Так, земли в районе Оклахомы превратились в «пыльную чашу». Другой пример — описание вида, открывающегося с Великой китайской стены: «Вся долина, бывшая некогда прекрасными фермерскими угодьями, превратилась в пустыню из песка и гравия, то влажную, то сухую, но всегда бесплодную. Ее единственный урожай сейчас — это пыль, подхватываемая сильными зимними ветрами».

Рассмотрим причины опустынивания.

Перевыпас — увеличение поголовья скота, бесконтрольный выпас которого приводит к вытаптыванию пастбищ.

Упрощение экосистем — выжигание кустарников для лучшего роста травы, уничтожение травы животными, не оставляющими ее перегнивать в почве.

Сельское хозяйство — интенсивное земледелие, не оставляющее поля под пар, вынос химических элементов с урожаем.

Заготовка древесины — непланомерная вырубка лесов.

Засоление — в результате орошения происходит испарение воды, а соль остается.

Перерасход грунтовых вод — грунтовые воды расходуются быстрее, чем возобновляются.

Четвертая проблема — истощение природных ресурсов. В древние времена человек добывал 19 элементов Периодической системы Д. М. Менделеева, к началу XVIII в. — 25, в XIX в. — до 50, а в настоящее время в производство вовлечено около 100 элементов. Количество ежегодно добываемых полезных ископаемых превышает 100 млрд т, и темпы добычи растут. По разным оценкам, невозобновимые природные ресурсы истощатся через 50—100 лет.

Проблема исчерпаемости природных ресурсов приобретает все большую актуальность. Это связано с осознанием их ограниченности и со все более увеличивающимся потреблением. Особый интерес представляет скорость использования различных видов топлива (каменный уголь, нефть, газ), поскольку с их использованием связаны проблемы загрязнения атмосферы и соответственно — парниковый эффект, кислотные дожди и другие явления.

Биосфера — это эволюционно сложившаяся, находящаяся в равновесном состоянии система. Проблемы биосферы возникли в результате развития особой оболочки Земли — сферы человеческого разума, или, как ее называл В. И. Вернадский, ноосферы. Под ноосферой он понимал современный этап развития биосферы.

Создание ноосферы — это создание новых принципов разумного управления биосферой. В этом процессе человечество должно найти способ устранения экологического кризиса и одновременно — способ сосуществования общества с природой при высоком уровне его технического развития. Человек должен научиться делать прогнозы и предсказывать возможные результаты своего вмешательства в природные процессы.

36) Проблема и обоснования понятий и принципов Э.Маха и Р. Авенариуса. Задачи «позитивной философии» акцентировались по-разному в зави­симости от того, какие методологические проблемы выдвигались на передний план на той или иной стадии развития науки. В первом по­зитивизме основное внимание уделялось проблемам систематизации научного знания и классификации наук. Эта проблематика остро ста­вилась в связи с углубляющейся дифференциацией научного знания и осознанием невозможности свести все многообразие наук к механике. На этапе второго позитивизма данная проблематика сохранялась. Вместе с тем на передний план вышли иные проблемы. Особое значе­ние приобретал вопрос об онтологическом статусе фундаментальных понятий, представлений, принципов науки, т.е. проблема их отождествления с самой исследуемой реальностью. Научные революции XIX столетия продемонстрировали, что многие из понятий и принципов, ранее включавшихся в научную картину мира и воспринимавшихся как абсолютно точный портрет реальности, были лишь вспомогательными абстракциями, от которых пришлось отказываться при расширении области объясняемых явлений. Такова была судьба флогистона, теплорода, электрического и магнитного флюидов, которые вводились в картину мира в качестве представлений об особых невесомых субстанциях — но­сителях химических, тепловых, электрических и магнитных сил. В биологии представления о неизменных видах сменились на противополож­ные – виды организмов рассматривались как изменяющиеся, возникающие один из другого в процессе эволюции. Развитие математики в XIX столетии, связанное с открытием неевклидовых геометрий и применением аксиоматического метода в его формальном и формали­зованном вариантах, остро поставило проблему существования фунда­ментальных математических объектов, выяснения оснований их вклю­чения в структуру науки и их соотнесения с реальностью.

Конец XIX — начало XX в. знаменовали новую эпоху революцион­ных преобразований в естествознании. Она была начата двумя важны­ми открытиями в биологии и физике — открытием генов как носите­лей наследственности, изменивших прежнюю систему представлений о живой природе, и открытием делимости и сложности атома, которое привело к отказу от прежних представлений об атоме как неделимом простейшем «первокирпичике» материи.

Проблема обоснования фундаментальных понятий и принципов науки

Второй позитивизм пытался решить проблемы обоснования фунда­ментальных научных абстракций в русле уже сложившейся методоло­гической программы. Он полагал, что эти проблемы будут решены, если последовательно устранять из науки метафизические суждения.

Лидерами второго позитивизма были Эрнст Мах (1838—1916) и Рихард Авенариус (1843—1896). Особое влияние на естествоиспытате­лей оказали работы Э. Маха, который был известным и достаточно ав­торитетным в то время ученым, внесшим вклад в разработку целого ряда направлений физики (теоретической и экспериментальной ме­ханики, оптики, акустики и др.).

Р. Авенариус был профессором Цюрихского университета и заня­тия философией также тесно сочетал с разработкой конкретных на­ук — биологии и психологии.

Оба лидера второго позитивизма считали, что источником заблуж­дений и трудностей в науке является ее «нагруженность метафизикой». Чтобы не повторять ошибок, связанных с включением в фундамен­тальные представления науки различных вымышленных сущностей типа теплорода и флогистона, нужно последовательно очистить от ме­тафизических положений не только теоретическое знание, но и науч­ный опыт. Мах отмечал, что опытные факты часто интерпретируются учеными с позиций неявно привлекаемой метафизики (когда ученый рассматривает данные опыта как проявление тех или иных скрытых сущностей). Это, по мнению Маха, приводит к заблуждениям в науке, мешает ее прогрессу. Критика опыта, нагруженного метафизикой, объявлялась важнейшей задачей «позитивной философии». В соответ­ствии с этой задачей Мах и Авенариус часто именовали свою филосо­фию эмпириокритицизмом. Данный термин впоследствии стал приме­няться для обозначения второго позитивизма.

Анализируя историю науки, Э. Мах, вслед за О. Контом, отмечал, что на ранних этапах наука была тесно связана с метафизикой. Внача­ле она развивалась в рамках теологической натурфилософии. В этот период складывались представления о наличии порядка в природе, установленного творцом, и о законах, которые обеспечивают этот по­рядок. Принципы неизменности количества материи, движения, не­разрушимости энергии, ньютоновские идеи об абсолютном про­странстве и времени также возникали в контексте теологической натурфилософии. Затем, начиная с Ньютона, в науке постепенно ут­верждается механическое воззрение на природу Мах рассматривал механицизм как одну из разновидностей метафизики. Он резко кри­тиковал механицизм, и эта критика находила отклик в умах некото­рых естествоиспытателей конца XIX — начала XX в. Мах оценивал механицизм как «искусственную гипотезу», которая обрела метафи­зический статус и превратилась в своеобразную мифологию, основан­ную на «фантастических преувеличениях»⁸.

Во всех этих критических оценках, которые Мах адресовал механи­цизму, рациональные моменты переплетались с неправомерными до­пущениями. Мах справедливо отмечал ограниченность механицизма и невозможность свести к механическим движениям все изучаемые на­укой процессы. Его критика представлений механической картины ми­ра об абсолютном пространстве и времени предвосхищала последую­щие идеи теории относительности. Даже в маховской критике атомизма имелись рациональные моменты. Они были частично спра­ведливы по отношению к представлениям механической картины ми­ра, в которой постулировалось существование неделимых атомов как

«первокирпичиков» материи. Представления о неделимых атомах были идеализациями, и их онтологический статус (отождествление с реаль­ностью), конечно, имел свои границы. Эти представления работали до сих пор, пока наука имела дело с диапазоном энергий, в которых действительно невозможно было обнаружить делимость атома. Идеализация неделимого атома была допустима и даже полезна для описания процессов в этом энергетическом диапазоне. Механика и физика XVII—XIX вв. в реальных опытах не выходила за рамки таких процес­сов. И только в конце XIX в. наука вплотную подошла к систематичес­кому исследованию взаимодействий, в которых обнаружилась дели­мость атома и его структурность. Критика Махом механистических представлений об атоме в этом отношении была методологически оп­равдана. Неоправданным было распространение этой критики на саму идею атомизма. Мах считал метафизической мифологемой не только механистическую концепцию атома, но и сами представления об ато­мистическом строении вещества. Убеждение в реальном, физическом существовании атомов, их движений и взаимодействий Мах сравнивал с верой в шабаш ведьм. Идеи атомистики он допускал только в качест­ве вспомогательного условного соглашения, позволявшего описывать некоторую область опыта, но не как характеристику физического мира.

В этом и состоял подход Э. Маха к проблеме обоснования фунда­ментальных научных абстракций и принципов. Он продолжал линию, уже намеченную в первом позитивизме Дж.С. Миллем и не выходив­шую за рамки юмистской традиции. Мах постулировал, что един­ственной реальностью и базой научного познания выступают элемен­ты опыта (явления). Причем явления он толковал как чувственные данные, ощущения. Научные законы Мах интерпретировал как эко­номный способ описания ощущений, представляющих данные на­блюдения. В научном исследовании эти данные, согласно Маху, и есть элементы чистого опыта, не нагруженного никакой метафизикой. Целью же научного познания является накопление опытных данных, а также отыскание таких понятий и законов, которые давали бы на­иболее экономное описание элементов опыта.

Теоретические законы, представления и понятия Мах рассматри­вал как сжатую сводку опытных данных, как способ их упорядочива­ния. По мере расширения опыта происходит смена теорий. Прежние теории отбрасываются и заменяются новыми, более экономно опи­сывающими опыт. Мах сравнивал теории с сухими листьями, которые отпадают «после того, как в течение известного времени давали воз­можность дышать организму науки»⁹. Если опытные факты представ­лены в науке прямыми описаниями, непосредственно фиксирующими наблюдения, то теории выступают косвенными описаниями на­блюдений. Они полезны постольку, поскольку мы не можем удержать в памяти все многообразие наблюдений, их заменяют теоретические описания. Важно только применять такие описания, которые соотно­сятся с опытными данными. Махистская концепция теоретических знаний как сжатого и экономного описания опыта перекликалась с идеями Дж.С. Милля и развивала их. Э. Мах отстаивал принцип «эко­номии мышления», который выдвигал в качестве методологического регулятива науки. Содержание этого принципа включало два аспекта. Первый, в соответствии с позитивистской традицией, требовал ис­ключить из теоретических описаний ссылки на метафизические сущ­ности, второй — чтобы из всех возможных теоретических описаний опыта выбиралось наиболее экономное.

Принцип экономии мышления выражал феноменалистскую трак­товку теоретических знаний. Полагалось, что в теории нет никакого нового содержания по отношению к элементам опыта. Но тогда труд­но понять, почему теория обладает предсказательной силой. Даже ес­ли сослаться в духе первого позитивизма на то, что имеется в виду не только актуальный, но и потенциально возможный опыт, то это не ре­шает проблемы. Утверждение, что теории способны описывать потен­циально возможный опыт (опыт будущего), по смыслу тождественно тривиальной констатации, что теории способны предсказывать. Вме­сте с тем принцип экономии мышления содержал и некоторые раци­ональные моменты. Первый его аспект перекликался с принципом, получившим название «бритва Оккама». Вильям Оккам (философ XIII в.) выдвинул этот принцип против схоластики, требуя не умно­жать сущности сверх необходимости. Галилей, создавая в XVII в. ос­новы механики, неоднократно использовал «бритву Оккама» в споре с идеями перипатетиков, которые канонизировали физику Аристоте­ля и космологию Птолемея.

Однако, в отличие от «бритвы Оккама», Э. Мах придал требованию «не умножать сущности сверх необходимости» экстремальную трактов­ку. Он вообще запрещал объяснение через сущность. Любую апелля­цию к сущности Мах объявлял метафизическим мифом. Такая трактов­ка резко снижала методологическую ценность принципа «экономии мышления» как средства критики вненаучных спекуляций.

Второй аспект этого принципа включал в свое содержание пробле­му выбора между разными теориями. Эта проблема стала активно об­суждаться в методологии науки XX в. Но уже в XIX в. она обозначилась в развитии естествознания. Ее проявлениями были соперничество фе­номенологической термодинамики с молекулярно-кинетической теорией тепловых процессов и соперничество электродинамики Ампера – Вебера с электродинамикой Фарадея – Максвелла.

Показательно, что в период создания теории электромагнитного поля Дж.К. Максвелл довольно длительное время переформулировал и полевых терминах уже известные в электродинамике Ампера – Вебера законы. Он придал им новую математическую форму, но оба варианта электродинамики до поры до времени описывали одну и ту же область фактов. Новые факты были обнаружены уже после формули­ровки Максвеллом системы фундаментальных уравнений электро­магнитного поля, когда были открыты предсказанные им электро­магнитные волны.

Постановка проблемы выбора теории даже в неявном виде была методологически перспективной. Во втором аспекте принципа «эко­номии мышления» эта проблема уже обозначилась, и был намечен возможный подход к ее решению. Речь идет о критериях принятия те­ории, дополнительных к требованию ее эмпирической проверки.

Позднее, уже в начале XX в., А. Эйнштейн отмечал, что научная те­ория должна удовлетворять двум критериям: быть обоснованной опытом и обладать внутренним совершенством. Критерий внутреннего совершенства в понимании Эйнштейна означал, что нужно стремить­ся отыскать небольшое количество принципов, позволяющих объяс­нять и описывать большое разнообразие явлений. В методологии на­уки этот внеэмпирический критерий принятия теории иногда обозначался как принцип простоты.

В концепции Э. Маха требование использовать из всех возможных теоретических описаний наиболее экономное включало некоторые черты этого принципа. Но именно в этом пункте в концепции возника­ли принципиальные трудности. Внеэмпирические регулятивы постро­ения теории косвенно свидетельствовали о том, что теорию недоста­точно рассматривать как сжатую сводку опытных фактов, что в ней имеется содержание, несводимое к простой совокупности эмпиричес­ких описаний. А это, строго говоря, противоречило махистской трак­товке теории.