Контексты современности - II. Хрестоматия. Сост. и ред. С.А.Ерофеев. - Казань, 2001. Контексты современности - II. Хрестоматия. Сост. и ред. С.А. Финансируемого Европейским Союзом
 Скачать 0.52 Mb.
|
|
Телевидение убивает искусство символического обмена: теория коммуникации Жана Бодрийара' В своих ранних работах Ж.Бодрийар делает на первый взгляд абсурдные заявления о том, что современные масс-медиа формируют некую "некоммуникацию" (non-communication)2. Чтобы разобраться, что он имеет в виду, надо обратиться к его понятию "символический обмен" и к истокам термина "символическое" в традиции Э.Дюркгейма. Коммуникация и конфронтация Источник французской социальной антропологии - труд Дюркгейма “Элементарные формы религиозной жизни”3. Одной из важных идей во французской анотропологии, как и социологии религии, было различие между сакральным и профанным. Под первым подразумевается состояние или опыт святости и причастности божественному, ко второму относят повседневную жизнь и производственную деятельность. В религии Дюркгейм видел символическое выражение общества: в результате причастности священным ритуалам происходит сближение сознания отдельных людей, и таким образом возникает реальная общность. Тогда коллективная сила уже формирует нас изнутри, становясь частью нашего естества. Согласно Дюркгейму, цель религии - возвысить нас над самими собой. Понять же, насколько это реализовалось, можно лишь снова погрузившись в повседневность. Позднее М.Мосс исследовал системы договора и обмена в примитивных обществах, базирующейся на отдаче собственности, на даре. Капиталистическая экономическая система, согласно М.Моссу, “не является ни естественной, ни неизбежной, но она предопределена системой противоположных практик; система же дара базируется на группе, а не на индивиде, на цикле, а не на рынке, на принуждении, а не на договоре, на потере, а не на выгоде, на обмене не только товарами, но и услугами и любезностями, наконец, на разрушении собственности” (с. 122). Материальное богатство в таком обществе вторично; в нем необходимо соблюдать три правила ' Реферативное изложение Л.Вершининой по: Merrin W. 'Television is Killing the Art of Symbolic Exchange: Baudrillard's Theory of Communication' in Theory, Culture & Society, SAGE 1999, Vol. 16(3), pp. 119-140. 2 См.: Baudrillard, J. For a Critique of the Political Economy of the Sign, St. Louis: Telos, 1981. 3 См.: Durkheim, E. The Elementary Forms of the Religious Life, London: Alien and Unwin. 1915. 78 - раздавать свое, получать взамен предлагаемый дар, а затем возвращать дар, но уже большей ценности. Выгода в таких отношениях может быть только временной. Дарение приносит почет и уважение, оно сплачивает, более того, оно является основанием коллективной жизни:, дружбы, отчуждения, иерархии. Дар приносит социальную власть через чувство долга перед дарителем. Составляющими современных социальных и экономических отношений являются собственность, товар, деньги с их атрибутами выгоды и пользы. Дарение же требует отдачи всего дарителя, оно имеет двойственный характер коммуникации и конфронтации. Идеи Мосса распространяются и на современность, ибо они возвращаются как "давно забытый мотив"'. Члены французского социологического Коллежа (Ж.Батай, Р.Кайюа - и др.) трактовали сакральное в духе Дюркгейма как “опыт по ту сторону повседневной действительности, как коммуникацию за рамками личной жизни, коммуникацию через коллектив и с коллективом” (с. 124). Кайюа и Батай обратили внимание на характер конфронтации и избыточности в таких отношениях. Кайюа характеризует коллективные празднества как момент перевоплощения всей человеческой сущности2, момент жертвования, обменов дарами, обновления, ритмы которого не совпадают с ритмами жизни профанной. Это время "торжества коллектива". Однако современную жизнь такие неистовые празднества больше не нарушают, они сменяются мероприятиями индивидуального характера - отпусками, что знаменует собой упадок коллективной жизни. Основная идея социологической школы Дюркгейма - движение мира в направлении профанного, утрата его интимности, когда мир все более становится объектом научного анализа. Но в современном мире должны быть и островки сакрального, поскольку человек пытается найти утраченную интимность, уйти от обедненности повседневной жизни3. Однако интимность мифа и религии двойственна: мы в ней нуждаемся, но она сводит интимную жизнь на нет. Панорама символического Социологическая школа Дюркгейма оказала влияние и на послевоенную французскую социологию, в частности на Ж.Бодрийара. Для него символическое - это область активных, присутствующих во всей полноте отношений, что свойственно примитивным обществам. Утрата сакрального для Бодрийара означает утрату символического, утрату возможности дара. При этом символические отношения разрушаются или вытесняются отношениями семиологическими, или знаковыми, что обедняет нашу ' См.: Moss, M. The Gift: Forms and Functions of Exchange in Primitive Societies, London: Cohen and West Ltd., 1966. 2 См.: Caillois, R. Man and the Sacred, Westport, CT: Greenwood Press, 1980. 3 См.: Bataille, G. The Accursed Share, Vol. One, New York: Zone Books, 1991. жизнь. Говоря о том, что “исчезновение человеческих отношений (спонтанных, взаимных, символических) - это основная характеристика наших обществ”', Бодрийар обращает внимание на господствующую роль "знака-формы" или "знака-ценности" в условиях капитализма. Утверждая собственные законы, означающие коды опосредуют все в нашей жизни - поведение, идентичность, отношения, мораль. Для современных людей характерно одностороннее потребление знаков в целях удовлетворения собственных нужд. “Мы больше не являемся продуктом наших собственных отношений; все, чем мы сейчас являемся, - это комбинация знаков, используемая в их относительной значимости” (с. 128). Однако замещение былых символических практик современными практиками потребления знаков не устраняет нашей потребности в двусторонних символических отношениях. Телевидение же пытается заместить двусторонние человеческие отношения, предлагая в свою очередь односторонние, где нет возможности ответной реакции на сообщение. Дар речи Марксистский подход к масс-медиа не устраивает Бодрийара. Он скорее следует М.Маклюэну, считавшему, что форма коммуникации важнее ее содержания, и что современные медиа, став продолжением человеческого тела и органов чувств, радикально изменили структуру человеческих отношений. По мнению Маклюэна, “сами медиа являются сообщением, поскольку именно они формируют и контролируют .. .форму человеческих сообществ и действий” . Для Бодрийара также важно не содержание медиа, но скорее вносимые ими в человеческие отношения изменения, заключающиеся в утрате символических отношений, в упразднении обмена. Современная "симуляционная" модель медиа исключает полноту коммуникации, проявляющуюся во взаимодействии собеседников, в двусторонних отношениях. Символические же отношения - это отношения именно двусторонние: это речь и ответ на нее, это дар и дар ответный. Современные медиа - это речь без ответа. Но, как отмечал Мосс, односторонний дар всегда формирует определенные властные отношения. Нам предлагается дар, речь, но не дается возможность ответа не него, обратного дара. В результате мы оказываемся во власти медиа. Представляя собой одностороннюю передачу или, как говорит Бодрийар, не-коммуникацию, медиа превращают современную эпоху в “эпоху безответности”3. Телевидение подрывает искусство символического обмена, и с дальнейшим развитием современных технологий ситуация усугубляется. Бодрийар выступает не за свободу от медиа, а скорее за трансформацию их структур, за разрушение ' Цит. по: Gane, M. Baudruttard's Bestiary: Baudrillard and Culture, London: Routledge, 1991, p.55. 2 McLuhan, M. Understanding Media, London: MIT Press, 1994, p. 9 3 Baudrillard J. For a Critique of the Political Economy of the Sign, St. Louis: Telos, 1981, p. 170 80 их монополии. По его выражению, “люди больше не общаются друг с другом, ...будучи изолированными речью без ответа”'. Ограниченный, симулированный ответ на эту ситуацию - звонки на телевидение и радио, опросы общественного мнения - не могут заменить реального ответа. Бодрийар различает "человеческие отношения" и "коммуникацию". Коммуникация есть явление современное - это “новый вид производства и функционирования речи, связанный с медиа и их технологиями”2. Для него коммуникация скорее технология, некий доминирующий способ производства. В прошлом люди не нуждались в коммуникации - они просто общались. Однако общество, сталкивающееся с отсутствием символических отношений, вынуждено имитировать их существование для того, чтобы как-то объединить изолированных индивидов. Для этого был создан целый аппарат технологии, науки и теории коммуникации. Сводя наши отношения к электронной связи, медиа не просто трансформируют человеческие отношения, они уничтожают их. В электронном коммуникационном пространстве мы утрачиваем свою самость, свое отношение к окружающему, к собственному отражению. Односторонность, отличительная черта современного общества, ведет к потери идентичности, к односторонней презентации мира в нашей "порнографической" гиперреальности, не оставляющей места для обмена и превращающей как реальное, так и воображаемое в единственно возможное, к чему мы ничего не можем добавить3. Так, в частности, Бодрийар расценивает "не-войну в Заливе", когда ответ Ирака был заведомо исключен "мгновенным технологическим наложением войны"4. Вместе с тем для Бодрийара символическое "неминуемо"5. Символический обмен связан с властными отношениями. Создавая реальное пространство коммуникации, где имеет место двусторонность, речь и ответ на нее, где вызову противопоставляется ответный вызов, символическое преобразует тот цикл отношений, в которых доминирует односторонность. Только таким образом можно противостоять власти. Основной характеристикой символического является его обратимость. В двусторонних отношениях, особенно в отношениях дара, контакт бесконечно цикличен (как дар и ответный дар), он развивается по спирали, не останавливаясь, постоянно обновляясь, доходя, наконец, до критической точки, когда ответный дар уже не возможен. Невозможность ответа на ответный дар - именно ' Ibid., p. 172 2 См.: Baudrillard, J. 'The Vanishing Point of Communication', lecture, 18, November, Loughborough University of Technology (text unpublished, provided by M.Gane and J.Baudrillard). 3 См.: Baudrillard, J. Symbolic Exchange and Death, London: Sage Publications, 1993, p. 70-76; Fatal Strategies, London: Pluto, 1990, p. 50-70; Seduction, London: Macmillan, 1990, p.28-36. См.: Baudrillard, J. The Gulf War Did Not Take Place, Sydney: Power Publications, 1995. 5 Baudrillard, J. Symbolic Exchange and Death, p. 2 81 этого боятся власть имущие. Символические отношения - это единственно возможное оружие против власти. Символическое, по мнению Бодрийара, “будет воскрешено как единственная радикальная возможность, как неизбежный ответный дар, как неизбежный ответ на давление” (с. 134). Причастие отлученных Бодрийар указывает на "фатальную символическую дезинтеграцию" капитализма и связанную с этим проблему создания видимости участия, иллюзии символических отношений'. Он предлагает анализ общества в духе Дюркгейма, рассматривая конфликт между семиологическим и символическим. Капитализм, согласно Бодрийару, использовал несколько тактик включения народа в свою систему. В частности это стало возможно благодаря усиленной социализации людей в качестве рабочих, когда символические отношения заменяются формальными экономическими. Кризис 1929 г. выявил необходимость мобилизации людей в качестве потребителей, чтобы обезопасить систему воспроизводства. Реализация потребностей людей через развитие системы потребления создала иллюзию символического участия, сделала возможным выживание системы и свело на нет нужду в символических отношениях. При этом развитие производительных сил и потребления вело к возникновению маргинальных групп, кто “никогда не имел возможности говорить и быть услышанным”2. Возникла опасность того, что такие группы вскоре поставят под вопрос саму систему. Теперь уже не рабочий класс являлся движущей силой истории - его заменили молодежь, студенты, этнические и другие группы. В силу отверженности многих социальных групп Бодрийар характеризует политику 1980-х гг. как время несвободы. “Она [политика] больше не направлена на то, чтобы социализировать, интегрировать, утверждать новые права человека. Под ширмой социализации и участия мы имеем рассоциализацию, раз-освобождение и изгнание”3. Сегодняшний мятеж - это уже не мятеж "отчужденного труда", а мятеж тех, чья "причастность" полностью исключена; это бунт "молодежи" в сегодняшнем понимании этого слова. Ж.Батай отмечал, что сакральное, некогда бывшее объединяющим элементом, становится разрушительным для современного общества. Взрыв молодежной криминальности, социальных беспорядков, насилия -это высвобождение и ответ исключенных, это возвращение дара речи. Объединяющие связи заново открываются, символические отношения возрождаются - так мы сталкиваемся с метаморфозой жизни профанной. Однако это не объединение не в духе Дюркгейма. Речь скорее идет о коллективном приступе десоциализированного, маргинального, незаинтересованного, исключенного, лишенного свободы. Такого "причастие отлученных". ' См.: Baudrillard, J. The Mirror of Production, St. Louis, 1975. 2 Idit.,р. 137 3 Buadrillard, J. America, London: Verso, p. 113 82 Их социальная пустыня уже неприемлема для них самих. Не имея возможности принимать участие в дарении, они насильственно возвращают исходящий от власти "дар", который лишает их места в этой системе. Цикл дара начнется заново. Пространство речи и ответа будет восстановлено. Стюарт Холл Заметки о деконструировании "популярного"' Во-первых, следует сказать несколько слов о проблемах в исследованиях популярной культуры, связанных с периодизацией. Является ли характеристика основных переходов преимущественно описательной? Возникают ли они на основе собственно популярной культуры или внешних по отношению к ней факторов? С какими другими культурными движениями и периодами "популярная культура" наиболее непосредственно связана? Далее я хотел бы рассказать о некоторых проблемах, связанных с использованием терминов "популярное" и "культура", поскольку известно, что при их соединении могут возникать весьма большие трудности. ...“В течение всего исторического перехода вначале к аграрному капитализму, а затем и в ходе формирования и развития индустриального капитализма осуществлялась ...борьба за культуру рабочих людей, классов трудящихся и бедноты” (с. 442). Капитал оказался заинтересован в культуре популярных2 классов, поскольку создание совершенно нового социального порядка, основанного на самом этом капитале, требовало продолжительного, непрерывного переобучения, "пере-образования" людей. Однако, с другой стороны, этому "реформаторскому" процессу противостояла народная (popular) традиция. Характеризующие ее сопротивление и борьба, но и в то же время захват и экспроприация - в этом процессе мы постоянно наблюдаем активное разрушение определенного образа жизни и его трансформацию в нечто новое. Механизмы же этих "культурных изменений", как их вежливо принято называть, заключаются как в активном выталкивании некоторых культурных форм и практик из центра популярной, народной жизни, так и в их "реформе", осуществляемой, как всегда, "для наибольшего блага людей". "Трансформации" - центр внимания исследований популярной культуры. “Под ними я подразумеваю активную работу над существующими тра- ' Реферативное изложение Д.Тутаевой по: Hall, S. 'Notes on Deconstructing the "Popular"', in Storey, J. (ed.) Cultural Theory and Popular Culture: A Reader, Prentice Hall, 1998, pp. 442-453. 2 Здесь: народных, низших. - Прим. ред. дициями и видами деятельности, их переработку в нечто иное: они кажутся нам "устойчивыми", хотя в разные периоды они состоят в разных отношениях с образами жизни трудящихся людей и с тем, как они определяют отношения друг с другом, с "Другими", и с собственными условиями жизни” (с. 443). Популярная культура не сводится ни к популярным традициям сопротивления процессам трансформации, ни к установленными сверху и помимо них культурным формам. Это та почва, на которой осуществляются трансформации. “В исследованиях популярной культуры мы должны отталкиваться от двойной заинтересованности в ней", в двойном движении приятия и сопротивления, внутренне ей присущего” (там же). При изучении истории популярной культуры XVIII в. мы представляем фактически в виде независимых культурных образований те популярные традиции рабочей бедноты, "народа", которые получили характеристики "расхлябанности и неприбранности", неуправляемости и чреватости социальным взрывом. Однако они не только постоянно оказывали давление на "высшее общество" - они были тесно связаны с ним множеством традиций и практик. Хотя культуры популярных классов являются культурами людей "по ту сторону политического общества и треугольника власти", они никогда не находятся вне более широкого поля социальных сил и культурных отношений. И даже во время социального взрыва, при всей своей удаленности от представленное™ в областях права, власти и авторитета, "народ" “никогда слишком не перегибал палку в отношении патернализма, социального различия2 и террора - тех условий, в которые он был постоянно .. .заключен” (с. 444). Наибольшие проблемы возникают при изучении глубоких трансформаций и структурных изменений, пришедшихся на период 1880-х-1920-х гг. Я убежден, что при изучении именно этого периода можно обнаружить корни того, с чем связана наша современная история и наши специфические дилеммы. В этот период изменилось все - произошло не просто смещение в соотношении социальных сил, но передел самих оснований политической борьбы. Не случайно, что многие характерные формы, которые мы сегодня считаем "традиционной" популярной культурой, зародились или приобрели свою современную форму именно в этот период, который “...мы могли бы назвать периодом "социального империалистического” кризиса"” (там же). Как и в другие периоды, в это время также не существовало автономного, "аутентичного" слоя, представлявшего культуру рабочего класса. Например', большинство непосредственных форм популярных развлечений были насыщены "популярным империализмом". Невозможно представить людей, которые “...каким-то образом умудрились бы построить "культуру", не подвергшуюся воздействию наиболее сильной, доминирующей идеологии - популярного империализма; .. .эта идеология ' Разных групп социальных агентов. - Прим. ред. 2 Причем различия культурного, равно как морального и экономического. - Прим. ред. Я4 ...была направлена на них [популярные классы] так же, как и на всю Британию с ее изменяющимся положением в условиях мировой капиталистической экспансии” (там же). Говоря о "популярном империализме", необходимо рассматривать взаимоотношения народа и основного средства культурного выражения -прессы. Либеральная пресса средних классов в середине XIX в. создавалась на основе активного подрыва и маргинализации радикальной и рабочей прессы. Но к концу XIX - началу XX вв. начинается качественно новый процесс: активное, массовое участие зрелой рабочей аудитории в деятельности новой прессы - коммерческой, популярной. Это имело глубокие культурные последствия, потребовав полной реорганизации капитала и структуры культурной индустрии, мобилизации новых форм технологии, внедрения новых трудовых процессов, установления новых типов распределения в условиях новых массовых культурных рынков. Все это привело к новым культурным и политическим взаимоотношениям между господствующими и подчиненными классами, каждый из которых был по своему связан с популярной демократией, и на каждом из которых прочно основывается наш сегодняшний "демократический образ жизни". Результаты этого ощутимы и сегодня в деятельности популярной прессы, все более агрессивной (по мере ее постепенного свертывания на фоне других медиа), прессы, исторически организованной капиталом для трудящихся классов и, вместе с тем, имеющей глубокие корни в психологии изгоя. Эта пресса и сегодня имеет власть репрезентировать класс "самому себе" в наиболее традиционной для него форме. В исследованиях культуры мы часто говорим о вещах, с "культурой" как таковой не связанных. Мы говорим о перераспределении капитала, о подъеме коллективизма, о формировании "образовательного" государства столько же, сколько о популярных развлечениях, песне и танце. Изучение культуры означает исправление дисбаланса в исследованиях и определенный научный прорыв, при этом содержание культуры наиболее полно раскрывается при его рассмотрении в широком контексте общей истории. Изучение периода 1880-x - 1920-x гг. является в определенным смысле пробным камнем возрождающегося интереса к популярной культуре, поскольку оно позволяет выявить определенные исследовательские трудности - как теоретические, так и эмпирические, что связано с характером той эпохи, когда ставились интерпретативные проблемы того же порядка, что и сегодня. В связи с этим следует указать на то, что в послевоенный период в популярной культуре произошел очень серьезный разрыв, произошли важные изменения в отношениях не просто между классами, но и между людьми вообще, что сопровождалось концентрацией и экспансией "новых культурных аппаратов". В XX в. у исследователей возникает необходимость описывать историю популярной культуры, принимая во внимание монополизацию культурных индустрии на основе глубинной технологиче- ской революции (не сводимой к просто к изменениям в "технике"), а также описывать историю популярных классов, исходя, как и применительно к другим периодам, не из самих этих классов, но из понимания способов их взаимоотношений с институтами господствующего культурного производства. (...) Я хотел бы сказать несколько слов о "популярном" - термине, имеющем множество значений. Наиболее обиходное из них связано с тем, что что-то называется популярным, поскольку массы людей это слушают, покупают, читают и получают от этого удовольствие. Такое определение является "рыночным", коммерческим, совершенно справедливо ассоциируемым социалистами с манипулированием и принижением культуры народа. В каком-то смысле оно противостоит описанному выше значению термина "популярное". Во-первых, если |