Лр. Фридрих Энгельс АнтиДюринг. Диалектика природы (сборник)

• Название: Фридрих Энгельс АнтиДюринг. Диалектика природы (сборник)
• Дата: 16.05.2023
• Размер: 4.53 Mb.
• Имя файла: Yengels_F_Bibliotekavsem_Anti_Dyuring_Dialektika_P.a6.pdf
• Тип: Сборник; #1135323
• страница: 13 из 42

бесправия
в истории»…
И в заключение все распределение превращается в некое
«экономическое право распределения».
Теперь, наконец, г-н Дюринг вновь обрел твердую почву под ногами. Рука об руку со своими двумя мужами он может бросить вызов своему веку. Но за этим тройным созвездием стоит еще некто неназванный.
«Капитал не изобрел прибавочного труда. Всюду, где часть общества обладает монополией на средства производства, работник, свободный или несвободный, должен присоединять к рабочему времени, необходимому для содержания его самого, излишнее рабочее время, чтобы произвести жизненные средства для собственника средств производства, будет ли этим собственником афинский kalos kagathos
100
, этрусский теократ, civis romanus» (римский гражданин, норманнский барон, американский рабовладелец, валашский боярин, современный лендлорд или капиталист (Маркс, Капитал, том I, издание второе, стр. После того как г-н Дюринг узнал таким путем, какова основная форма эксплуатации, общая всем существовавшим Аристократ. – Ред

до сих пор формам производства, – поскольку они движутся в классовых противоположностях, – ему осталось только пустить вход своих двух мужей, и коренная основа политической экономии действительности была готова. Он ни минуты не медлил с реализацией этой «системосозидающей идеи. Труд без возмещения, длящийся сверх рабочего времени, необходимого для содержания самого работника, – вот в чем суть дела. Итак, Адам, который здесь носит имя Робин- зона, заставляет второго Адама, Пятницу, работать вовсю.
Почему же, однако, Пятница работает дольше, чем необходимо для его содержания И этот вопрос тоже получает у
Маркса шаг за шагом свое разрешение. Но для дюрингов- ских двух мужей это слишком длинная история. Дело устраивается в один миг Робинзон подчиняет Пятницу – насильственно низводит его до положения раба или простого орудия для хозяйственных услуги содержит его также лишь в качестве орудия. Этим новейшим творческим поворотом мысли г-н Дюринг, можно сказать, одним выстрелом убивает двух зайцев. Во-первых, он избавляет себя от труда объяснить разнообразные существовавшие до сих пор формы распределения, их различия и их причины все они просто никуда не годятся, они покоятся на подчинении, на насилии. К этому вопросу нам еще придется вскоре вернуться. Во-вторых, он тем самым переносит всю теорию распределения с экономической почвы на почву морали и права,
т. е. из области прочных материальных фактов в область более или менее шатких мнений и чувств. Ему, таким образом,
нет больше надобности исследовать или доказывать, а достаточно только очертя голову пуститься в декламации, и вот он уже выдвигает требование, чтобы распределение продуктов труда совершалось несообразно его действительным причинам, а в соответствии стем, что ему, гну Дюрингу, представляется нравственными справедливым. Однако то, что представляется справедливым гну Дюрингу, отнюдь не есть нечто неизменное и, следовательно, весьма далеко от того,
чтобы быть подлинной истиной, ибо подлинные истины, по заявлению самого г-на Дюринга, вообще неизменны. Действительно, в 1868 г. г-н Дюринг утверждал (Судьбы моей докладной записки и т. д.):
«Всякая более высокая цивилизация имеет тенденцию
придавать собственности все более чеканное выражение и именно в этом, а не в хаотическом смешении прав и сфер господства, заключается существо и будущность современного развития затем он вообще не в состоянии был тогда постигнуть, каким образом превращение наемного труда в другую форму добывания средств к жизни может ко-
гда-либо быть согласовано с законами человеческой природы и естественно-необходимым расчленением общественного организма 101
ЕЕ. Дюринг. Судьбы моей докладной записки прусскому министерству о социальном вопросе. Берлин, 1868, стр. 5).

Итак, в 1868 г. частная собственность и наемный труд были естественно-необходимы и потому справедливы. В г то и другое – результат насилия и грабежа и,
стало быть, несправедливо. Итак как невозможно знать, что через несколько лет будет казаться нравственными справедливым этому столь мощному и стремительному гению, то мы во всяком случае поступим лучше, если при рассмотрении распределения богатств будем держаться действительных, объективных, экономических законов, а не мимолетного, изменчивого, субъективного представления г-на Дюрин- га оправе и бесправии.
Если бы наша уверенность относительно надвигающегося переворота в современном способе распределения продуктов труда, сего вопиющими противоположностями нищеты и роскоши, голода и обжорства, опиралась только на сознание того, что этот способ распределения несправедлив и что справедливость должна же, наконец, когда-нибудь восторжествовать, то наше положение было бы незавидно, и нам пришлось бы долго ждать. Средневековые мистики, мечтавшие о близком наступлении тысячелетнего царства, сознавали уже несправедливость классовых противоположностей.
На пороге новой истории, 350 лет тому назад, Томас Мюн- цер провозгласил это убеждение во всеуслышание. Вовремя английской, вовремя французской буржуазных револю-
102
Те. во втором издании книги Дюринга Курс политической и социальной экономии (см. примечание 33).

ций раздается тот же кличи отзвучав, замирает. Чем же объясняется, что тот самый призыв к уничтожению классовых противоположностей и классовых различий, к которому дог. трудящиеся и страждущие массы оставались равнодушны, находит теперь отклику миллионов что он завоевывает одну страну за другой, притом в той самой последовательности, в которой в отдельных странах развивается крупная промышленность, истой самой интенсивностью,
с которой происходит это развитие что заодно поколение он приобрел такую силу, которая может бросить вызов всем объединившимся против него силами быть уверенной в своей победе в близком будущем Объясняется это тем, что современная крупная промышленность создала, с одной стороны, пролетариат, класс, который впервые в истории может выставить требование уничтожения не той или иной особой классовой организации, не той или иной особой классовой привилегии, а уничтожения классов вообще класс, который поставлен в такое положение, что он должен провести это требование под угрозой опуститься, в противном случае,
до положения китайских кули. Ас другой стороны, та же крупная промышленность создала в лице буржуазии класс,
который владеет монополией на все орудия производства и жизненные средства, но который в каждый период спекулятивной горячки и следующего за ним краха доказывает,
что он стал неспособен к дальнейшему господству над производительными силами, переросшими его власть, – класс

под руководством которого общество мчится навстречу гибели, как локомотиву которого машинист не имеет сил открыть захлопнувшийся предохранительный клапан. Иначе говоря, все это объясняется тем, что как производительные силы, порожденные современным капиталистическим способом производства, таки созданная им система распределения благ, пришли в вопиющее противоречие с самим этим способом производства, ипритом в такой степени, что должен произойти переворот в способе производства и распределения, устраняющий все классовые различия, чтобы все современное общество не оказалось обреченным на гибель.
На этом осязательном, материальном факте, который в более или менее ясной форме с непреодолимой необходимостью проникает в сознание эксплуатируемых пролетариев, – на этом факте, а не на представлениях того или другого мудрствующего домоседа оправе и бесправии, основана уверенность современного социализма в победе. Теория насилия
«Отношение общей политики к формам хозяйственного права определено в моей системе столь решительно и вместе стем столь своеобразно что будет нелишним сделать специальное указание на него с целью облегчить изучение этого вопроса. Форма политических отношений есть исторически фундаментальное, хозяйственные же зависимости представляют собой только следствие или частный случай, а потому всегда являются фактами второго порядка Некоторые из новейших социалистических систем выставляют руководящим принципом бросающуюся в глаза видимость совершенно обратного соотношения они утверждают, что формы политического подчинения как бы вырастают из экономических состояний. Конечно, эти следствия второго порядка существуют как таковые и особенно дают себя чувствовать в настоящее время но первичное все-таки следует искать в
непосредственном политическом насилии а не в косвенной экономической силе».
То же говорится ив другом месте, где г-н Дюринг исходит из той предпосылки, что политический строй является решающей причиной хозяйственного положения и что обратное отношение представляет лишь отраженное действие второго порядка До тех пор, пока люди будут рассматривать политическую группировку не как существующую ради нее самой, не как исходный пункта исключительно как
средство в целях насыщения желудка – до тех пор во взглядах людей будет скрываться изрядная доза реакционности,
какими бы радикально-социалистическими и революционными эти взгляды ни казались».
Такова теория г-на Дюринга. И здесь, и во многих других местах г-н Дюринг просто провозглашает ее, – так сказать, декретирует. Нигде во всех трех толстых томах мы не находим ни малейшей попытки доказать ее или опровергнуть противоположный взгляд. И даже если бы доказательства были также дешевы, как ежевика, то и тогда г-н Дю- ринг не представил бы ни единого. Ведь вопрос уже решен знаменитым грехопадением Робинзона, который поработил
Пятницу. Это был акт насилия, стало быть – акт политический. Атак как это порабощение, образуя исходный пункт и основной факт всей истории до наших дней, заразило ее первородным грехом несправедливости, ипритом в такой степени, что в позднейшие периоды истории это порабощение было лишь смягчено, превратившись в более косвенные формы экономической зависимости так как на этом первом акте порабощения покоится и вся господствующая до сих пор насильственная собственность, – то ясно, что все экономические явления подлежат объяснению политическими причинами, а именно – насилием. И кто не удовлетворяется этим объяснением, тот – скрытый реакционер.
Заметим прежде всего, что надо обладать самовлюбленностью г-на Дюринга, чтобы считать это воззрение таким
«своеобразным», каким оно в действительности отнюдь не является. Представление, будто громкие политические деяния есть решающее в истории, является столь же древним,
как и сама историография. Это представление было главной причиной того, что у нас сохранилось так мало сведений о Энгельс использует здесь слова Фальстафа из исторической хроники Шекс- пира Король Генрих IV» в немецком переводе А. В. Шлегеля, часть первая, акт, сцена четвертая Даже если бы объяснения были также дешевы, как ежевика,
я бы их не дал по принуждению

том развитии народов, которое происходит в тишина заднем плане этих шумных выступлений и является действительной движущей силой. Это представление господствовало во всем прежнем понимании истории и впервые было поколеблено французскими буржуазными историками времен
Реставрации
104
; своеобразно здесь лишь то, что г-н Дю- ринг опять-таки ничего не знает обо всем этом.
Далее, допустим даже на мгновение, что г-н Дюринг прав и что вся история до наших дней действительно может быть сведена к порабощению человека человеком это все-таки далеко еще не разъясняет нам существа дела. Ведь прежде всего возникает вопрос зачем же Робинзону нужно было порабощать Пятницу Просто ради удовольствия Конечно,
нет. Напротив, мы видим, что Пятница насильственно низводится до положения раба или простого орудия для хозяйственных услуги потому содержится также лишь в качестве орудия. Робинзон порабощает Пятницу только для того, чтобы Пятница работал в пользу Робинзона. А каким путем Робинзон может извлечь для себя пользу из труда Пятницы Только тем путем, что Пятница производит своим трудом большее количество жизненных средств, чем тока- кое Робинзон вынужден давать ему для того, чтобы Пятница сохранял свою трудоспособность. Следовательно, вопреки прямому предписанию г-на Дюринга, Робинзон рассматривает созданную порабощением Пятницы политическую Имеются ввиду О. Тьерри, Ф. Гизо, Ф. Минье, А. Тьер.

группировку не как существующую ради нее самой, не как исходный пункта исключительно как средство в целях насыщения желудка и пусть он теперь сам подумает о том,
как ему уладить дело со своим господином и учителем Дю- рингом.
Таким образом, детский пример, придуманный гном Дю- рингом специально для доказательства исторически фундаментального характера насилия, доказывает, что насилие есть только средство, целью же является, напротив, экономическая выгода. Насколько цель «фундаментальнее» средства, применяемого для ее достижения, настолько же экономическая сторона отношений является в истории более фундаментальной, чем сторона политическая. Следовательно, приведенный пример доказывает как раз противоположное тому, что он должен был доказать. И точно также, как в примере с Робинзоном и Пятницей, обстоит дело во всех случаях господства и порабощения, которые имели место до сих пор. Порабощение всегда было, употребляя изящное выражение г-на Дюринга, средством в целях насыщения желудка (понимая эти цели в самом широком смысле, но никогда и нигде оно не являлось политической группировкой,
введенной ради нее самой. Надо быть гном Дюрингом,
чтобы вообразить, будто налоги представляют собой в государстве только следствия второго порядка, или что современная политическая группировка, состоящая из господствующей буржуазии и угнетенного пролетариата, существует ради нее самой, а не ради целей насыщения желудка»
господствующих буржуа, те. не ради выжимания прибылей и накопления капитала.
Возвратимся, однако, опять к нашим двум мужам. Робин- зон со шпагой в руке обращает Пятницу в своего раба. Но чтобы осуществить это, Робинзон нуждается еще кое в чем кроме шпаги. Не всякому раб приносит пользу. Чтобы быть в состоянии извлечь из него пользу, нужно располагать вещами двоякого рода во-первых, орудиями и предметами труда и, во-вторых, средствами для скудного содержания раба…
Следовательно, прежде чем рабство становится возможным,
должна быть уже достигнута известная ступень в развитии производства и известная ступень неравенства в распределении. А для того чтобы рабский труд стал господствующим способом производства целого общества, требуется еще гораздо более значительное повышение уровня производства,
торговли и накопления богатств. В первобытных общинах,
с общей собственностью на землю, рабство либо вовсе не существовало, либо играло лишь весьма подчиненную роль.
Так было ив первоначально крестьянском городе Риме когда же он стал мировым городом и италийское землевладение все более и более сосредоточивалось в руках малочисленного класса чрезвычайно богатых собственников, – тогда крестьянское население было вытеснено населением, состоявшим из рабов. Если во времена войн с персами число рабов в Коринфе достигало 460 000, а в Эгине – 470 000

и на каждую душу свободного населения приходилось рабов, то для этого требовалось еще нечто большее, чем
«насилие», а именно – высокоразвитая художественная и ремесленная промышленность и обширная торговля. Рабство в американских Соединенных Штатах поддерживалось гораздо меньше насилием, чем английской хлопчатобумажной промышленностью в местностях, где не произрастал хлопок, или же в тех местностях, которые не занимались, подобно пограничным штатам, разведением рабов для продажи в хлопководческие штаты, рабство вымерло само собой, без применения насилия, просто потому, что оно не окупалось.
Г-н Дюринг, стало быть, ставит наголову действительное отношение, называя современную собственность насильственной собственностью и характеризуя ее как такую форму господства, в основе которой лежит не только отстранение ближнего от пользования естественными средствами существования, но, что еще гораздо важнее, принуждение человека к подневольной службе».
Принуждение человека к подневольной службе, во всех его формах, предполагает, что принуждающий имеет в своем Эти данные Энгельс заимствовал, вероятно, из книги W. Wachsmuth.
«Hellenische Alterthumskunde aus dem Gesichtspunkte des Staates» Th. II, Abth. I,
Halle, 1829, S. 44 (В. Ваксмут. Изучение эллинской древности сточки зрения ее государственности. Ч. II, отд. I, Галле, 1829, стр. 44). Первоисточником данных о количестве рабов в Коринфе и Эгине в период греко-персидских войн является сочинение древнегреческого писателя Атенея Застольные беседы ученых мужей. кн. VI.

распоряжении средства труда, с помощью которых он только и может использовать порабощенного, а при существовании рабства – сверх того – жизненные средства, необходимые для поддержания жизни раба. Во всех случаях предполагается,
таким образом, обладание известным имуществом, превышающим средний уровень. Откуда же взялось оно Ясно, во всяком случае, что хотя оно и может быть награблено, следовательно, может основываться на насилии но что это отнюдь не является необходимым. Оно может быть добыто трудом,
украдено, нажито торговлей, обманом. Оно вообще должно быть сперва добыто трудом, и только после этого его можно отнять грабежом.
Вообще возникновение частной собственности в истории отнюдь не является результатом грабежа и насилия. Напротив, она существует уже в древней первобытной общине всех культурных народов, хотя и распространяется только на некоторые предметы. Уже внутри этой общины частная собственность развивается в форму товара, сначала в обмене с чужестранцами. Чем больше продукты общины принимают товарную форму, те. чем меньшая часть их производится для собственного потребления производителя и чем большая для целей обмена, чем больше обмен вытесняет также и внутри общины первоначальное, стихийно сложившееся разделение труда, – тем более неравным становится имущественное положение отдельных членов общины, тем глубже подрывается старое общинное землевладение, тем быстрее

община идет навстречу своему разложению, превращаясь в деревню мелких собственников-крестьян. Восточный деспотизм и господство сменявших друг друга завоевателей-ко- чевников в течение тысячелетий ничего не могли поделать с этими древними общинами между тем постепенное разрушение их стихийно сложившейся домашней промышленности, вызываемое конкуренцией продуктов крупной промышленности, все больше и больше разлагает эти общины.
О насилии здесь приходится говорить также мало, как и при ныне еще происходящем разделе общинных угодий в
«подворных общинах на Мозеле ив Хохвальде: крестьяне просто считают выгодной для себя замену общей земельной собственности частной. Даже образование первобытной аристократии на почве общей собственности на землю как это было у кельтов, германцев ив индийском Пенджабе опирается вначале вовсе не на насилие, а на добровольное подчинение и привычку. Частная собственность образуется повсюду в результате изменившихся отношений производства и обмена, в интересах повышения производства и развития обмена, – следовательно, по экономическим причинам. Насилие не играет при этом никакой роли. Ведь ясно, что институт частной собственности должен уже существовать, прежде чем грабитель может присвоить себе чу-
106
Энгельс пользовался работой G. Hanssen. «Die Gehoferschaften
(Erbgenossenschaften) im Regierungsbezirk Trier». Berlin, 1863 (Г. Хансен. Подворные общины (наследственные товарищества) в Трирском округе. Берлин

жое добро, что, следовательно, насилие, хотя и может сменить владельца имущества, ноне может создать частную собственность как таковую.
Но мы также не можем ссылаться на насилие или на насильственную собственность для объяснения принуждения человека к подневольной службе в его самой современной форме, в форме наемного труда. Мы уже упомянули о том,
какую роль играет при разложении древних общин, следовательно, при прямом или косвенном всеобщем распространении частной собственности, превращение продуктов труда в товары, те. производство их не для собственного потребления, а для обмена. Между тем Маркс в «Капитале»
как нельзя яснее доказала г-н Дюринг остерегается хотя бы словечком заикнуться об этом, – что товарное производство на известной стадии развития превращается в капиталистическое производство и что на этой ступени закон присвоения, или закон частной собственности, покоящийся на товарном производстве и товарном обращении, превращается путем собственной, внутренней, неизбежной диалектики в свою противоположность обмен эквивалентов, каковым представлялась первоначальная операция, претерпел такие изменения, что в результате он оказывается лишь внешней видимостью в самом деле, часть капитала, обмененная на рабочую силу, во-первых, сама является лишь частью продукта чужого труда, присвоенного без эквивалента во-вто- рых, она должна быть не только возмещена создавшим ее рабочим, но возмещена с новым избытком Первоначально собственность выступала перед нами как основанная на собственном труде Теперь же (в конце Марксова анализа)
«оказывается, что собственность для капиталиста есть право присваивать чужой неоплаченный труд, для рабочего невозможность присвоить себе свой собственный продукт.
Отделение собственности от труда становится необходимым следствием закона, исходным пунктом которого было, по- видимому, их тождество. Другими словами, даже если исключить возможность всякого грабежа, насилия и обмана,
даже если допустить, что всякая частная собственность первоначально была основана наличном труде собственника и что во всем дальнейшем ходе вещей обменивались друг на друга только равные стоимости, – то мы и тогда при дальнейшем развитии производства и обмена неизбежно придем к современному капиталистическому способу производства, к монополизации средств производства и жизненных средств в руках одного малочисленного класса, к низведению другого класса, составляющего громадное большинство, до положения неимущих пролетариев, к периодической смене спекулятивной производственной горячки и торговых кризисов и ко всей нынешней анархии производства. Весь процесс объяснен чисто экономическими причинами, причем ни разу не было необходимости прибегать к ссылке на грабеж,
насилие, государство или какое-либо политическое вмешательство. Насильственная собственность оказывается ив этом случае просто громкой фразой, которая должна прикрыть непонимание действительного хода вещей.
Этот ход вещей, выраженный исторически, есть история развития буржуазии. Если политический строй является решающей причиной хозяйственного положения, то современная буржуазия должна была бы развиваться не в борьбе с феодализмом, а должна была бы быть его добровольным порождением, его любимым детищем. Всякий знает, однако, что дело происходило как раз наоборот. Первоначально представляя собой угнетенное сословие, обязанное платить оброк господствующему феодальному дворянству и пополнявшее свои ряды выходцами из крепостных и зависимых всякого рода, буржуазия отвоевывала в непрерывной борьбе с дворянством одну позицию за другой, пока, наконец, не стала в наиболее развитых странах господствующим вместо него классом причем во Франции она прямо низвергла дворянство, а в Англии постепенно обуржуазила его и включила в свой состав в качестве декоративной верхушки. Каким же образом буржуазия достигла этого Только путем изменения хозяйственного положения, за которым, рано или поздно, добровольно или в результате борьбы, последовало изменение политического строя. Борьба буржуазии против феодального дворянства есть борьба города против деревни, промышленности против землевладения, денежного хозяйства против натурального, и решающим оружием буржуазии в этой борьбе были находившиеся в ее распоряжении средства экономической силы, которые непрерывно возрастали вследствие развития промышленности, сначала ремесленной, а затем превратившейся в мануфактуру, и вследствие расширения торговли. В течение всей этой борьбы политическое насилие было на стороне дворянства, за исключением одного периода, когда королевская власть в своей борьбе с дворянством пользовалась буржуазией, чтобы сдерживать одно сословие с помощью другого однако с того момента, как буржуазия, политически все еще бессильная, начала благодаря росту своей экономической силы становиться опасной, королевская власть вновь вступила в союз с дворянством и вызвала этим, сначала в Англии, а потом во
Франции, буржуазную революцию. Политический строй»
оставался во Франции неизменным, между тем как хозяйственное положение переросло этот строй. По политическому положению дворянство было всем, буржуа – ничем;
по социальному положению буржуазия была теперь важнейшим классом в государстве, тогда как дворянство утратило все свои социальные функции и продолжало только получать доходы в качестве вознаграждения за эти исчезнувшие функции. Мало того, все буржуазное производство оставалось втиснутым в феодальные политические формы средневековья, которые это производство – не только мануфактура, но даже и ремесло – давно уже переросло его развитие стеснялось бесчисленными цеховыми привилегиями, обратившимися в источник придирок ив путы для производства, стеснялось местными и провинциальными таможенными рогатками. Буржуазная революция положила всему этому конец, ноне путем приспособления хозяйственного положения к политическому строю, согласно принципу г-на Дю- ринга, – именно это тщетно пытались сделать в течение долгого времени дворянство и королевская власть, – а, наоборот, тем, что она отбросила старый, гнилой политический хлам и создала такой политический строй, в условиях которого новое хозяйственное положение могло существовать и развиваться. Ив этой новой, подходящей для него политической и правовой атмосфере хозяйственное положение»
блистательно развилось, – столь блистательно, что буржуазия уже недалека теперь оттого положения, которое дворянство занимало в 1789 году она становится не только все более и более социально-излишней, но и прямой социальной помехой, она все более и более отходит от производственной деятельности и – как в свое время дворянство – все более и более становится классом, только получающим доходы. И
этот переворот в своем собственном положении, как и создание нового класса, пролетариата, буржуазия осуществила без какого-либо насильственного фокуса, чисто экономическим путем. Более того, буржуазия отнюдь не желала такого результата своей собственной деятельности, напротив результат этот проложил себе путь с непреодолимой силой, против воли буржуазии и вопреки ее намерениям ее собственные производительные силы переросли ее руководство и как бы

с присущей природе необходимостью гонят все буржуазное общество навстречу – либо гибели, либо перевороту. И если буржуа апеллируют теперь к насилию, чтобы охранить от крушения разваливающееся хозяйственное положение, то они лишь доказывают этим, что находятся во власти того же заблуждения, что и г-н Дюринг, будто политический строй является решающей причиной хозяйственного положения».
Точь-в-точь как г-н Дюринг, они воображают, что при помощи первичного фактора, непосредственного политического насилия, они могут переделать эти факты второго порядка, те. хозяйственное положение и его неотвратимое развитие что они могут, следовательно, выстрелами из крупповских пушек и маузеровских ружей стереть с лица земли экономические результаты паровой машины и всех приводимых ею в движение современных машин, стереть с лица земли результаты мировой торговли и развития современных банков и кредита. Теория насилия (продолжение)
Присмотримся, однако, несколько ближе к этому всемогущему насилию г-на Дюринга. Робинзон со шпагой вру- ке» порабощает Пятницу. Откуда же он взял шпагу Даже на фантастических островах робинзонад шпаги до сих пор не растут на деревьях, и у г-на Дюринга не находится никакого ответа на этот вопрос. Если Робинзон мог достать себе

шпагу, то с таким же основанием можно представить себе,
что водно прекрасное утро Пятница является с заряженным револьвером в руке, и тогда все соотношение насилия становится обратным Пятница командует, а Робинзон вынужден работать изо всех сил. Мы просим читателей извинить нас за постоянные возвращения к истории Робинзона и Пятницы, которой в сущности место в детской, а не в науке. Но что делать Мы вынуждены добросовестно применять аксиоматический метод г-на Дюринга, и не наша вина, если мы при этом постоянно вращаемся в сфере чистейшего ребячества. Итак, револьвер одерживает победу над шпагой, и тем самым даже наиболее детски-наивному приверженцу аксиоматики должно стать ясным, что насилие не есть просто волевой акта требует весьма реальных предпосылок для своего осуществления, в особенности – известных орудий из которых более совершенное одерживает верх над менее совершенным далее, что эти орудия должны быть произведены и что уже вследствие этого производитель более совершенных орудий насилия, vulgo
107
оружия, побеждает производителя менее совершенных орудий одним словом, что победа насилия основывается на производстве оружия, а производство оружия, в свою очередь, основывается на производстве вообще, следовательно на экономической силе, на хозяйственном положении, на материальных средствах, находящихся в распоряжении насилия Попросту говоря. – Ред

Насилие – это в настоящее время армия и военный флота то и другое, как все мы, к нашему прискорбию, знаем, стоит
«чертовски много денег. Но насилие не в состоянии делать деньги, а в лучшем случае может лишь отнимать сделанные деньги, да и от этого не бывает много толку, как мы, опять- таки к нашему прискорбию, знаем по опыту с французскими миллиардами. Следовательно, деньги должны быть в конце концов добыты посредством экономического производства значит, насилие опять-таки определяется хозяйственным положением, доставляющим ему средства для создания и сохранения орудий насилия. Но это еще не все. Ничто так не зависит от экономических условий, как именно армия и флот. Вооружение, состав, организация, тактика и стратегия зависят прежде всего от достигнутой в данный момент ступени производства и от средств сообщения. Несвободное творчество ума гениальных полководцев действовало здесь революционизирующим образом, а изобретение лучшего оружия и изменение солдатского материала влияние гениальных полководцев в лучшем случае ограничивается тем, что они приспособляют способ ведения боя к новому оружию и к новым бойцам 108
Речь идет о пяти миллиардах франков, которые Франция после поражения во Франко-прусской войне 1870–1871 гг. по условиям мирного договора выплатила в 1871–1873 гг. Германии в качестве контрибуции Далее, вместо шести следующих абзацев, в первоначальной рукописи второго отдела «Анти-Дюринга» следовал более подробный вариант текста, который впоследствии Энгельс изъяли снабдил заголовком Тактика пехоты и ее мате

Вначале века западноевропейскими народами был заимствован у арабов порох, и, как известно всякому школьнику, он произвел переворот во всем военном деле. Но введение пороха и огнестрельного оружия отнюдь не было актом насилия, а представляло собой промышленный, стало быть хозяйственный, прогресс. Промышленность остается промышленностью, будет ли она направлена на производство предметов или на их разрушение. Введение огнестрельного оружия повлияло революционизирующим образом не только на само ведение войны, но и на политические отношения господства и порабощения. Чтобы иметь порох и огнестрельное оружие, нужны были промышленность и деньги, а теми другим владели горожане. Огнестрельное оружие было поэтому с самого начала направленным против феодального дворянства оружием городов и возвышающейся монархии,
которая опиралась на города. Неприступные до тех порка- менные стены рыцарских замков не устояли перед пушками горожан пули бюргерских ружей пробивали рыцарские панцири. Вместе с закованной в броню дворянской кавалерией рухнуло также господство дворянства с развитием бюргерства пехота и артиллерия все больше становились решающими родами оружия под давлением требований артиллерии военное ремесло вынуждено было присоединить к себе новую, чисто промышленную отрасль – инженерное дело.
Усовершенствование огнестрельного оружия подвигалось риальные основы. – Ред

очень медленно. Пушки долгое время оставались неуклюжими, а ружья, несмотря на многие частичные изобретения, грубыми. Прошло более трехсот лет, пока явилось ружье,
годное для вооружения всей пехоты. Только вначале века кремневое ружье со штыком окончательно вытеснило пику из вооружения пехоты. Тогдашняя пехота состояла из хорошо вымуштрованных, но совершенно ненадежных солдат, которых монархи вербовали из самых испорченных элементов общества и которых только палка держала в повиновении часто эта пехота составлялась также из вражеских,
насильно зачисленных в армию военнопленных единственной формой боя, в которой эти солдаты могли применять новое ружье, была линейная тактика, достигшая высшего совершенства при Фридрихе II. Вся пехота армии выстраивалась в три линии, в виде очень длинного и пустого внутри четырехугольника, и двигалась в боевом порядке только как одно целое лишь в крайнем случае одному из двух флангов позволялось выдвинуться несколько вперед или немного отстать. Эта неуклюжая масса могла передвигаться в порядке лишь по совершенно ровной местности, да и то лишь медленно шагов в минуту изменение боевого порядка вовремя сражения было невозможно, и как только пехота вступала в бой, победа и поражение решались в короткое время одним ударом.
Против этих неуклюжих линий выступили в американской войне за независимость отряды повстанцев, которые не

умели, правда, маршировать, но зато отлично стреляли из своих нарезных ружей сражаясь за свои самые кровные интересы, они не дезертировали, как навербованные войска.
Они не доставляли англичанам удовольствия – выступать против них, в свою очередь, в линейном строю и на открытой ровной местности, а действовали рассыпными подвижными стрелковыми цепями в лесах, служивших им прикрытием. Линейный строй был здесь бессилен и потерпел поражение в борьбе с невидимыми и недоступными противниками. Таким образом, был вновь изобретен рассыпной стрелковый строй – новый способ ведения боя как следствие изменившегося солдатского материала.
Дело, начатое американской революцией, завершила французская, – также ив военной области. Против хорошо обученных наемных войск коалиции она также могла выставить только плохо обученные, но многочисленные массы,
ополчение всего народа. Нос этими массами приходилось защищать Париж, следовательно прикрывать определенную местность, а этого нельзя было достичь без победы в открытом массовом бою. Одной стрельбы в рассыпном строю было уже недостаточно нужно было найти подходящую форму также и для применения масс, и эта форма была найдена в колонне Построение колоннами позволяло даже малообу- ченным войскам двигаться в некотором порядке, ипритом даже более быстрым маршем (100 и более шагов в минуту);
оно давало возможность прорывать неповоротливые формы

старого линейного строя, сражаться в любой местности, следовательно ив самой неблагоприятной для линейного строя,
группировать войска любым, соответствующим обстановке образом ив сочетании с действиями рассыпанных стрелков,
сдерживать, отвлекать, изматывать неприятельские линии, пока не наступит момент, когда их можно будет прорвать в решающем пункте позиции при помощи сохраняемых в резерве масс. Этот новый способ ведения боя, основанный на сочетании рассыпанных в цепь стрелков с колоннами пехоты и на разделении армии на самостоятельные, составленные из всех родов оружия дивизии или армейские корпуса, был полностью разработан Наполеоном как со стороны тактики,
так и со стороны стратегии. Но необходимость его была создана прежде всего изменением солдатского материала, вызванным французской революцией. Однако для нового способа ведения боя нужны были еще две очень важные технические предпосылки во-первых, сконструированные Грибо- валем более легкие лафеты полевых орудий позволили передвигать их с требуемой теперь быстротой во-вторых, введенная во Франции в 1777 г. и заимствованная у охотничьего ружья изогнутость ружейного приклада, представлявшего раньше совершенно прямое продолжение ствола, позволила целить в определенного человека, не делая непременно промахов. Без этого последнего усовершенствования нельзя было бы при помощи старого ружья применять стрельбу в рассыпном строю

Революционная система вооружения всего народа была скоро ограничена принудительным набором (с правом заместительства путем выкупа – для людей состоятельных, ив этой форме воинская повинность была принята большинством крупных государств континента. Только Пруссия пыталась своей системой ландвера привлечь на службу военную силу нации в более значительных размерах. Пруссия к тому же была первым государством, которое вооружило всю свою пехоту новейшим оружием – заряжающейся с казенной части винтовкой, – после того как сыграло свою кратковременную роль годное для войны заряжающееся сдула нарезное ружье, усовершенствованное между 1830 и 1860 годами.
Обоим этим нововведениям Пруссия обязана была своими успехами в 1866 году
111
Во франко-прусской войне впервые выступили друг против друга две армии, обе вооруженные винтовками, заряжающимися с казенной части, ипритом обе, по существу, стем самым боевым построением, какое было входу в период старого гладкоствольного кремневого ружья разница была Прусская система ландвера – система формирования части вооруженных сил из военнообязанных старших возрастов, зачислявшихся в ландвер после того, как они прошли действительную военную службу в регулярной армии и пробыли установленный срок в резерве. Впервые система ландвера возникла в Пруссии в 1813–1814 гг. как народное ополчение в борьбе против наполеоновских войск. В период Франко-прусской войны 1870–1871 гг. ландвер использовался для ведения боевых действий наряду с регулярными войсками Речь идет об австро-прусской войне 1866 года

лишь в том, что пруссаки сделали попытку в ротной колонне найти боевую форму, более подходящую к новому вооружению. Но когда 18 августа при Сен-Прива
112
прусская гвардия попробовала всерьез применить эту ротную колонну, то пять полков, принимавших наибольшее участие в этом сражении, потеряли в каких-нибудь два часа более трети своего состава (176 офицеров и 5114 рядовых, и с тех пор ротная колонна как боевая форма была осуждена, также как и применение батальонных колонн и линейного строя. Всякие попытки подставлять впредь под неприятельский ружейный огонь какие-либо сомкнутые отряды были оставлены, ив дальнейшем бой со стороны немцев велся только теми густыми стрелковыми цепями, на которые уже и прежде колонна обыкновенно сама рассыпалась под градом неприятельских пуль, несмотря на то, что высший командный состав боролся с этим как с нарушением порядка. Точно также в сфере действия неприятельского ружейного огня единственной формой передвижения сделалась перебежка Солдат опять-таки оказался толковее офицера именно он солдат, инстинктивно нашел единственную боевую форму, которая до сих пор оправдывает себя подогнем ружей, заряжаемых с казенной части, ион с успехом отстоял ее вопреки противодействию начальства В сражении при Сен-Прива 18 августа 1870 г. немецкие войска ценой огромных потерь одержали победу над французской Рейнской армией. В исторической литературе это сражение известно также как сражение при Гравелоте.

Франко-прусская война отмечает собой поворотный пункт, имеющий совершенно иное значение, чем все предыдущие. Во-первых, оружие теперь так усовершенствовано,
что новый прогресс, который имел бы значение какого-либо переворота, больше невозможен. Когда есть пушки, из которых можно попадать в батальон, насколько глаз различает его, когда есть ружья, из которых с таким же успехом в пределах видимости можно целить и попадать в отдельного человека, причем на заряжание требуется меньше времени, чем на прицеливание, – то все дальнейшие усовершенствования для полевой войны более или менее безразличны. Таким образом, в этом направлении эра развития в существенных чертах закончена. Во-вторых, эта война заставила все континентальные великие державы ввести у себя усиленную прусскую систему ландвера и тем самым взвалить на себя военное бремя, под тяжестью которого они через немногие годы должны рухнуть. Армия стала главной целью государства, она стала самоцелью народы существуют только для того, чтобы поставлять и кормить солдат. Милитаризм господствует над Европой и пожирает ее. Но этот милитаризм таит в себе зародыш собственной гибели. Соперничество между отдельными государствами принуждает их, с одной стороны, с каждым годом затрачивать все больше денег на армию, флот, пушки и т. д, следовательно – все более приближать финансовую катастрофу с другой стороны, оно заставляет их все более и более всерьез применять

всеобщую воинскую повинность и тем самым обучать в конце концов весь народ умению владеть оружием, так что народ становится способным в известный момент осуществить свою волю вопреки командующему военному начальству. И
этот момент наступит, как только народная масса – деревенские и городские рабочие, а также крестьяне – будет иметь
свою волю. На этой ступени войско монарха превращается в народное войско, машина отказывается служить, и милитаризм погибает в силу диалектики своего собственного развития. То, что оказалось не по силам буржуазной демократии г, как раз потому, что она была буржуазной а не пролетарской а именно, дать трудящимся массам такую волю,
содержание которой соответствовало бы их классовому положению непременно совершит социализм. А это означает взрыв милитаризма и вместе с ним всех постоянных армий