Лр. Фридрих Энгельс АнтиДюринг. Диалектика природы (сборник)
 Скачать 4.53 Mb.
|
|
виде того предмета, из которого состоят все стоимости и которым они поэтому также измеряются. Непосредственной, естественной мерой является затрата силы, а простейшей единицей – человеческая сила в самом грубом смысле слова. Последняя сводится к времени существования, само поддержание которого представляет, в свою очередь, преодоление известной суммы трудностей пропитания и жизни. Распределительная стоимость, или стоимость присвоения, существует в чистом и исключительном виде лишь там, где право распоряжения непроизведенными вещами или, выражаясь более обычным языком, сами эти вещи вымениваются на работы или на предметы, имеющие действительную производственную стоимость. То однородное, что проступает и представлено в каждом выражении стоимости, а следовательно ив составных частях стоимости, присваиваемых путем распределения без даваемой взамен этого работы, – это однородное состоит в затрате человеческой силы воплощенной в каждом товаре». Что сказать нам поэтому поводу Если все товарные стоимости измеряются воплощенной в товарах затратой человеческой силы, то где же здесь распределительная стоимость, где надбавка к цене, обложение данью Г-н Дюринг говорит нам, правда, что также и вещи, не произведенные трудом следовательно неспособные иметь стоимость в собственном смысле, могут приобретать распределительную стоимость и обмениваться на вещи, произведенные трудом, обладающие стоимостью. Нов тоже время он говорит, что все стоимости следовательно в том числе и стоимости исключительно распределительного характера, состоят из воплощенной в них затраты силы. При этом мы, к сожалению, не узна- ём, каким образом воплощается затрата силы в такой вещи, которая не произведена трудом. Во всяком случае, из всей этой мешанины стоимостей в конце концов выясняется, по- видимому, одно что со стоимостью распределительной, этой вымогаемой благодаря социальному положению надбавкой к цене товаров, этим обложением, проводимым при помощи шпаги, опять-таки ничего не выходит стоимости товаров определяются единственно затратой человеческой силы – трудом, который в них воплощен. Следовательно, если оставить в стороне земельную ренту и немногие монопольные цены, то выходит, что г-н Дюринг говорит, только неряшливо и путано, то самое, что уже давно гораздо определеннее и яснее сказала столь ославленная им теория стоимости Рикардо – Маркса. Не так ли? Да, он это говорит, но тут же утверждает противоположное. Маркс, исходя из исследований Рикардо, говорит стоимость товаров определяется воплощенным в них общественно необходимым всеобщим человеческим трудом, ко Попросту говоря. – Ред торый, в свою очередь, измеряется своей продолжительностью. Труд есть мера всех стоимостей, носам он не имеет стоимости. Г-н Дюринг, выставив также, хотя и на свой неряшливый манер, труд в качестве меры стоимости, про- должает: Труд сводится к времени существования, самоподдержа- ние которого представляет, в свою очередь, преодоление известной суммы трудностей пропитания и жизни». Оставим без внимания вызванное лишь страстью к ориги- нальничанью смешение рабочего времени, о котором здесь только и может идти речь, с временем существования, до сих пор еще никогда не создававшими не измерявшим стоимо- стей. Оставим без внимания и ту ложную «социалитарную» видимость, которую должно внести «самоподдержание» этого времени существования с тех пор как существует мири доколе он будет существовать, каждый должен сам поддерживать себя в том смысле, что он сам потребляет средства, необходимые для поддержания его жизни. Предположим, что г-н Дюринг выразил свою мысль на точном языке политической экономии тогда вышеприведенное положение либо ничего не означает, либо означает следующее стоимость товара определяется воплощенным в нем рабочим временем, а стоимость этого рабочего времени определяется стоимостью жизненных средств, требующихся для содержания рабочего в течение этого времени. В применении к нынешнему обществу это означает стоимость товара определяется содержащейся в нем заработной платой. Тут мы подошли, наконец, к тому, что, собственно, хочет сказать г-н Дюринг. Стоимость товара определяется, по выражению вульгарных экономистов, издержками производ- ства. Кэри же подчеркнул ту истину, что стоимость определяют не издержки производства, а издержки воспроизводства (Критическая история, стр. Как обстоит дело с этими издержками производства или воспроизводства, об этом мы скажем ниже здесь же заметим только, что они, как известно, состоят из заработной платы и прибыли на капитал. В заработной плате представлена воплощенная в товаре затрата силы, производственная стоимость. В прибыли представлена пошлина или надбавка к цене, распределительная стоимость, вынуждаемая капиталистом при помощи своей монополии, при помощи шпаги вру- ке. И таким образом вся противоречивая путаница дюрин- говской теории стоимости разрешается, наконец, в чудесную гармоническую ясность. Определение стоимости товаров заработной платой, которое у Адама Смита встречается еще часто рядом с определением стоимости рабочим временем, изгнано из научной политической экономии со времени Рикардо ив наши дни имеет еще хождение только в вульгарной политической экономии. Как раз пошлейшие сикофанты 128 существующего ка Подхалимы, прислужники. – Ред питалистического общественного строя проповедуют определение стоимости заработной платой, изображая в тоже время прибыль капиталиста как высший род заработной платы, как плату за воздержание (зато, что капиталист не промотал своего капитала, премию за риск, плату за управление предприятием и т. д. Г-н Дюринг отличается от них только тем, что объявляет прибыль грабежом. Другими словами, свой социализм г-н Дюринг основывает непосредственно на теориях вульгарной политической экономии самого худшего сорта. Его социализм имеет ровно такую же ценность, как эта вульгарная политическая экономия их судьбы неразлучно связаны между собой. Ведь ясно следующее то, что рабочий производит, и то, во что обходится его рабочая сила, – это вещи столь же различные, как то, что производит машина, и то, во что она обходится. Стоимость, которую рабочий создает в течение 12- часового рабочего дня, не имеет ничего общего со стоимостью тех жизненных средств, которые он потребляет в течение этого рабочего дня и относящегося к нему перерыва для отдыха. В этих жизненных средствах может быть воплощено или 7 часов рабочего времени, смотря по степени развития производительности труда. Допустим, что для их производства потребовалось 7 часов труда. Тогда, по смыслу принимаемой гном Дюрингом вульгарно-экономической теории стоимости, продукт часового труда имеет стоимость продукта часового труда, 12 часов труда равны 7 часам труда, или 12 = 7. Для еще большей ясности возьмем такой пример пусть сельский рабочий, безразлично при каких общественных отношениях, производит в год определенное количество зерна, скажем, 20 гектолитров пшеницы. Сам он в течение этого времени потребляет сумму стоимостей, выражающуюся гектолитрами пшеницы. В таком случае получается, что 20 гектолитров пшеницы имеют туже стоимость, что и 15. И это на одном и том же рынке и при прочих равных условиях. Иными словами, 20 равняется 15. И это называется экономической наукой! Все развитие человеческого общества после стадии животной дикости начинается с того дня, как труд семьи стал создавать больше продуктов, чем необходимо было для ее поддержания, с того дня, как часть труда могла уже затрачиваться на производство не одних только жизненных средств, но и средств производства. Избыток продукта труда над издержками поддержания труда и образование и накопление из этого избытка общественного производственного и резервного фонда – все это было и остается основой всякого общественного, политического и умственного прогресса. В предшествующей истории этот фонд составлял собственность того или иного привилегированного класса, которому вместе с этой собственностью доставались также политическая власть и духовное руководство. Предстоящий социальный переворот впервые сделает этот общественный производственный и резервный фонд, те. всю массу сырья, орудий производства и жизненных средств, действительно общественным, изъяв его из распоряжения привилегированного класса и передав его всему обществу как общее достояние. Одно из двух. Либо стоимость товаров определяется издержками на поддержание труда, необходимого для их производства, те. в нынешнем обществе определяется заработной платой. В таком случае каждый рабочий получает в своей заработной плате стоимость продукта своего труда и тогда эксплуатация класса наемных рабочих классом капиталистов есть вещь невозможная. Предположим, что издержки содержания рабочего выражаются в данном обществе суммой в 3 марки вдень. Тогда однодневный продукт рабочего, согласно указанной вульгарно-экономической теории, имеет стоимость в 3 марки. Допустим теперь, что капиталист, нанимающий этого рабочего, прибавляет к цене продукта прибыль, взимая дань в 1 марку, и продает продукт за 4 марки. Тоже делают и другие капиталисты. Нов таком случае рабочий уже не может покрыть издержки своего однодневного содержания 3 марками, а нуждается для этого тоже в марках. Так как все прочие условия предполагаются неизменными, то и заработная плата, выраженная в жизненных средствах, должна остаться неизменной следовательно, заработная плата, выраженная в деньгах, должна возрасти, а именно – с 3 марок вдень до 4. То, что капиталисты отнимают у рабочего класса в форме прибыли, они вынуждены ему вернуть в форме заработной платы. Мы не подвинулись таким образом, ни на шаг вперед если стоимость определяется заработной платой, то невозможна никакая эксплуатация рабочего капиталистом. Но тогда невозможно и образование избытка продуктов, ибо рабочие, по нашему предположению, потребляют как раз столько стоимости, сколько они производят. Атак как капиталисты не производят никакой стоимости, то нельзя даже представить себе, на какие средства они собираются жить. Если же такой избыток производства над потреблением, такой производственный и резервный фонд тем не менее существует ипритом находится в руках капиталистов, тоне остается никакого другого возможного объяснения, кроме того, что рабочие потребляют для своего самоподдержания только стоимость товаров, а сами товары остаются в распоряжении капиталистов для дальнейшего использования. Или же приходится признать другое решение вопроса. Если этот производственный и резервный фонд, находящийся в руках класса капиталистов, фактически существует, если он фактически возник путем накопления прибыли (земельную ренту мы пока оставляем в стороне, то он не может не состоять из накопленного избытка продуктов труда, доставляемых классом рабочих классу капиталистов, над той суммой заработной платы, которую класс капиталистов уплачивает классу рабочих. Но тогда стоимость определяется не заработной платой, а количеством труда тогда класс рабочих доставляет классу капиталистов в продукте труда большее количество стоимости, чем получает от класса капиталистов в виде заработной платы, и тогда прибыльна капитал, подобно всем другим формам присвоения продуктов чужого неоплаченного труда, получает свое объяснение как всего лишь составная часть этой открытой Марксом прибавочной стоимости. Кстати. О великом открытии, которым Рикардо начинает свой главный труд, говоря, что стоимость товара зависит от количества труда, необходимого для его производства, а не от большего или меньшего вознаграждения, уплачиваемого за этот труд – об этом составившем эпоху открытии г-н Дюринг во всем своем Курсе политической экономии не говорит ни слова. В Критической истории он разделывается с этим открытием Рикардо следующей оракульской фра- зой: «Он» (Рикардо) не учитывает того обстоятельства, что большая или меньшая пропорция, в которой заработная плата может представлять ассигновку на жизненные потребности, должна принести с собой также и разнообразное формирование стоимостных отношений!» Читая эту фразу, читатель может думать все, что ему угодно, а лучше всего, если он при этом вообще ничего не будет думать D. Ricardo. «On the Principles of Political Economy, and Taxation». 3rd ed., London, 1821, p. 1 (Д. Рикардо. О началах политической экономии и налогового обложения. 3 изд, Лондон, 1821, стр. 1). А теперь пусть читатель из пяти различных сортов стоимости, преподнесенных нам гном Дюрингом, сам выбирает тот сорт, который ему больше нравится производственную ли стоимость, которая проистекает из природы, или распределительную стоимость, созданную человеческой испорченностью и имеющую ту отличительную особенность, что она измеряется такой затратой силы, которая в ней не содержится, или, в-третьих, стоимость, измеряемую рабочим временем, или, в-четвертых, стоимость, измеряемую издержками воспроизводства, или же, наконец, в-пятых, стоимость, измеряемую заработной платой. Выбор богатый, путаница полнейшая. И нам остается только воскликнуть вместе с г-ном Дюрингом: «Учение о стоимости есть пробный камень для определения достоинства экономических систем. Простой и сложный труд Г-н Дюринг открыл у Маркса очень грубую экономическую ошибку, достойную ученика младшего класса ив тоже время заключающую в себе общественноопасную социалистическую ересь. Теория стоимости Маркса представляет собой не более как обычное учение, что труд есть причина всех стоимо- стей, а рабочее время – мера их. При этом в полной неясности остается представление о том, как следует мыслить различную стоимость так называемого квалифицированного труда. Правда, и по нашей теории естественная себестоимость и, следовательно, абсолютная стоимость хозяйственных предметов может измеряться только затраченным рабочим временем. Но при этом мы исходим из того, что рабочее время одного индивида признается совершенно равноценным рабочему времени другого, и приходится только следить за теми случаями, когда при квалифицированных работах к индивидуальному рабочему времени одного лица присоединяется рабочее время других лиц например, в виде употребляемого инструмента. Следовательно, дело обстоит не так, как туманно представляет себе г-н Маркс, будто чье- либо рабочее время само по себе имеет большую стоимость, чем рабочее время другого лица, потому что в первом из них как бы сгущено большее количество среднего рабочего времени нет, всякое рабочее время, без исключения и принципиально следовательно, без необходимости выводить сначала какую-либо среднюю, – совершенно равноценно, и при рассмотрении работ какого-либо лица, как и при рассмотрении каждого готового продукта, нужно только выяснить, сколько рабочего времени других лиц скрыто в том, что на первый взгляд представляется затратой только его собственного рабочего времени. Для строгой значимости теории совершенно неважно, что именно будет тем, что не могло бы получить особого свойства и особой работоспособности без рабочего времени других людей, – будет ли этим применяемое рукой орудие производства, или сама рука, или даже голова. Между тем г-н Маркс в своих рассуждениях о стоимости не может отделаться от мелькающего на заднем плане призрака квалифицированного рабочего времени. Быть радикальным в этом направлении ему помешал унаследованный им способ мышления образованных классов, которому должно казаться чудовищным признание, что само по себе рабочее время тачечника и рабочее время архитектора экономически совершенно равноценны». То место у Маркса, которое вызвало этот более мощный гнев г-на Дюринга, очень коротко. Маркс исследует, чем определяется стоимость товаров и отвечает содержащимся в них человеческим трудом. Последний, продолжает он, «есть расходование простой рабочей силы, которой в среднем обладает телесный организм каждого обыкновенного человека, не отличающегося особым развитием Сравнительно сложный труд означает только возведенный в степень или, скорее, помноженный простой труд, так что меньшее количество сложного труда равняется большему количеству простого. Опыт показывает, что такое сведение сложного труда к простому совершается постоянно. Товар может быть продуктом самого сложного труда, но его стоимость делает его равным продукту простого труда, и, следовательно, сама представляет лишь определенное количество простого труда. Различные пропорции, в которых различные виды труда сводятся к простому труду как к единице их измерения устанавливаются общественным процессом за спиной производителей и потому кажутся последним установленными обычаем». У Маркса речь идет здесь прежде всего лишь об определении стоимости товаров те. таких предметов, которые производятся внутри общества, состоящего из частных производителей производятся этими частными производителями за частный счет и обмениваются ими один на другой. Следовательно, здесь говорится отнюдь не об абсолютной стоимости, где бы сия ни обитала, а о стоимости, имеющей силу при определенной форме общества. Оказывается, что эта стоимость, в этом определенном историческом понимании, создается и измеряется человеческим трудом, воплощенным в отдельных товарах, а этот человеческий труд оказывается далее расходованием простой рабочей силы. Однако не всякий труд представляет собой всего лишь расходование простой человеческой рабочей силы очень многие виды труда заключают в себе применение навыков или знаний, приобретенных с большей или меньшей затратой сил, времени и денег. Создают ли эти виды сложного труда в равные промежутки времени такую же товарную стоимость, как и труд простой, как расходование всего лишь простой рабочей силы Ясно, что нет. Продукт часа сложного труда представляет собой товар более высокой, двойной или тройной, стоимости по сравнению с продуктом часа простого труда. Посредством этого сравнения стоимость продуктов сложного труда выражается в определенных количествах простого труда, но это сведение сложного труда к простому совершается путем определенного общественного процесса за спиной производителей процесса, который здесь, при изложении теории стоимости, может быть только констатирован, но еще не объяснен. Именно этот простой факт, ежедневно совершающийся на наших глазах в современном капиталистическом обществе, и констатирует здесь Маркс. Факт этот настолько бесспорен, что даже г-н Дюринг не отваживается оспаривать его нив своем Курсе, нив своей Истории политической экономии. Изложение Маркса отличается такой простотой и прозрачностью, что, наверно, никто, кроме г-на Дюринга, не останется при этом в полной неясности. Именно вследствие этой полной неясности, в которой пребывает г-н Дю- ринг, он ошибочно принимает стоимость товаров, исследованием которой здесь только и занимается пока Маркс, за «естественную себестоимость, еще более увеличивающую неясность, и даже за абсолютную стоимость, которая до сих пор, насколько нам известно, не имела хождения в политической экономии. Чтобы, однако, ни понимал под естественной себестоимостью г-н Дюринг и какой бы из его пяти видов стоимости ни имел честь представлять абсолютную стоимость, – несомненно одно у Маркса вовсе нет речи об этих предметах, а говорит он только о стоимости товаров, и во всем отделе Капитала, трактующем о стоимости, нет ни малейшего намека на то, считает ли Маркс эту свою теорию стоимости товаров применимой также и к другим формам общества, и если считает, тов каком объеме. «Следовательно», – продолжает г-н Дюринг, – дело обстоит не так, как туманно представляет себе г-н Маркс, будто чье-либо рабочее время само по себе имеет большую стоимость, чем рабочее время другого лица, потому что в первом из них как бы сгущено большее количество среднего рабочего времени нет, всякое рабочее время, без исключения и принципиально, – следовательно, без необходимости выводить сначала какую-либо среднюю, – совершенно равноценно Счастье для г-на Дюринга, что судьба не сделала его фабрикантом и, таким образом, избавила его от необходимости устанавливать стоимость своих товаров поэтому новому правилу, а следовательно, и от неизбежного банкротства. Но что я говорю Разве мы всё еще находимся в обществе фабрикантов Отнюдь нет. Со своей естественной себестоимостью и абсолютной стоимостью г-н Дюринг заставил нас сделать скачок, настоящее salto mortale, из нынешнего дурного мира эксплуататоров в его собственную хозяйственную коммуну будущего, вчистую небесную атмосферу равенства и справедливости, – и мы должны поэтому, хотя и несколько преждевременно, уже здесь заглянуть немного в этот новый мир. Правда, по теории г-на Дюринга, ив хозяйственной коммуне стоимость хозяйственных вещей может измеряться тоже только затраченным рабочим временем, но при этом рабочее время каждого заранее будет расцениваться совершенно одинаково, всякое рабочее время будет считаться совершенно равноценным без исключения и принципиально, ипритом без необходимости выводить сначала какую-либо среднюю величину. И вот пусть теперь читатель сравнит этот радикальный уравнительный социализм с туманным представлением Маркса, будто чье-либо рабочее время само по себе имеет большую стоимость, чем рабочее время другого лица, потому что в первом из них сгущено большее количество среднего рабочего времени, – представлением, от которого Маркс не в силах освободиться из-за унаследованного им способа мышления образованных классов, которому должно казаться чудовищным признание, что рабочее время тачечника и рабочее время архитектора экономически совершенно равноценны! Беда только в том, что Маркс делает к приведенному выше месту в Капитале маленькое примечание Читатель должен иметь ввиду, что здесь речь идет не о заработной плате, или стоимости, которую рабочий получает например, за один рабочий день, а о стоимости товаров в которой овеществляется его рабочий день. Маркс, словно предчувствуя своего Дюринга, сам, следовательно, предостерегает против применения приведенных положений хотя бы даже к заработной плате, выплачиваемой за сложный труд в нынешнем обществе. И если г-н Дюринг, не довольствуясь тем, что он все-таки это делает, вдобавок характеризует еще приведенные выше положения как те основные начала, согласно которым Маркс якобы хочет регулировать распределение жизненных средств в социалистически организованном обществе, – то это просто бесстыдная подтасовка, подобную которой можно встретить разве только у разбойников пера. Присмотримся, однако, несколько ближе к дюринговско- му учению о равноценности. Всякое рабочее время совершенно равноценно рабочее время тачечника, как и рабочее время архитектора. Таким образом, рабочее время, а следовательно, и самый труд имеют стоимость. Но ведь труд есть созидатель всех стоимостей. Только он один придает предметам, находимым нами в природе, стоимость в экономическом смысле. Сама стоимость есть нечто иное, как выражение овеществленного в каком-либо предмете общественно необходимого человеческого труда. Следовательно, труд не может иметь никакой стоимости. Говорить о стоимости труда и пытаться определить ее – это все равно, что говорить о стоимости самой стоимости или пытаться определить весне какого-нибудь тяжелого тела, а самой тяжести. Г-н Дю- ринг разделывается с такими людьми, как Оуэн, Сен-Симон и Фурье, называя их социальными алхимиками. Но когда он мудрит над стоимостью рабочего времени, те. над стоимостью труда, то он этим доказывает, что стоит сам еще гораздо ниже действительных алхимиков. Пусть читатель теперь сам судит о дерзости, с какой г-н Дюринг подсовывает Марксу утверждение, будто рабочее время одного человека само по себе имеет большую стоимость, чем рабочее время другого, и будто рабочее время, а стало быть и труд, обладает стоимостью пусть читатель сам судит о дерзости, с какой это приписывается Марксу, который впервые показал, что труд не может иметь стоимости и почему именно не может иметь ее! Для социализма, который хочет освободить человеческую рабочую силу от ее положения товара очень важно понять, что труд не имеет стоимости и не может иметь ее. При таком понимании теряют почву все попытки регулировать будущее распределение средств существования как своего рода высшую форму заработной платы, – попытки, перешедшие кг- ну Дюрингу по наследству от стихийного рабочего социализма. Отсюда как дальнейший вывод вытекает, что распределение, поскольку оно управляется чисто экономическими соображениями, будет регулироваться интересами производства, развитие же производства больше всего стимулируется таким способом распределения, который позволяет всем членам общества как можно более всесторонне развивать, поддерживать и проявлять свои способности. Способу мышления образованных классов, унаследованному гном Дю- рингом, должно, конечно, казаться чудовищным, что настанет время, когда не будет ни тачечников, ни архитекторов по профессии и когда человек, который в течение получаса давал указания как архитектор, будет затем в течение некоторого времени толкать тачку, пока не явится опять необходимость в его деятельности как архитектора. Хорош был бы социализм, увековечивающий профессиональных тачечников! Если равноценность рабочего времени должна иметь тот смысл, что каждый работник в равные промежутки времени производит равные стоимости и что нет необходимости сперва выводить какую-либо среднюю величину, – то совершенно очевидно, что это неверно. Стоимость, созданная часом труда двух работников, хотя бы одной и той же отрасли производства, всегда окажется различной, смотря по интенсивности труда и искусству работника этой беде, – которая, впрочем, может казаться бедой только таким людям, как Дюринг, – не может помочь никакая хозяйственная коммуна, по крайней мерена нашей планете. Что же остается, следовательно, от всей концепции равноценности всякого труда Ничего, кроме пустой крикливой фразы, экономической подоплекой которой является только неспособность г-на Дюринга к различению между определением стоимости трудом и определением стоимости заработной платой, – ничего, кроме простого указа, своего рода основного закона новой хозяйственной коммуны заработная плата за равное рабочее время должна быть равной Нов таком случае старые французские рабочие-коммунисты и Вейтлинг приводили уже гораздо лучшие доводы в пользу своего требования равенства заработной платы. Как же в целом разрешается важный вопрос о более высокой оплате сложного труда В обществе частных производителей расходы по обучению работника покрываются частными лицами или их семьями поэтому частным лицами достается в первую очередь более высокая цена обученной рабочей силы искусный раб продается поболее высокой цене, искусный наемный рабочий получает более высокую заработную плату. В обществе, организованном социалистически, эти расходы несет общество, поэтому ему принадлежат и плоды, те. большие стоимости, созданные сложным трудом. Сам работник не вправе претендовать на добавочную оплату. Из этого, между прочим, следует еще тот практический вывод, что излюбленный лозунг оправе рабочего на полный трудовой доход тоже иной раз не так уж неуязвим. Капитал и прибавочная стоимость «Капитал означает у г-на Маркса, прежде всего, не общепринятое экономическое понятие, согласно которому капитал есть произведенное средство производства. Маркс пытается создать более специальную, диалектически-историче- 130 Подробная критика лассальянского лозунга о полном, или «неурезанном, трудовом доходе содержится в I разделе работы Маркса Критика Готской программы скую идею, которая переходит у него в игру метаморфозами понятий и исторических явлений. Капитал, по Марксу, рождается из денег он образует историческую фазу, начинающуюся с XVI века, а именно – с предполагаемых зачатков мирового рынка, относимых к этому времени. Ясно, что при подобном толковании понятия капитала утрачивается острота экономического анализа. В подобных диких концепциях, которые должны быть наполовину историческими, наполовину логическими, а в действительности являются только ублюдками исторической и логической фантастики, – гибнет способность рассудка к различению, как и всякое добросовестное применение понятий ив таком же духе идет трескотня на протяжении целой страницы… «Марксова характеристика понятия капитала может породить в строгой науке о народном хозяйстве лишь путаницу плоды легкомыслия, выдаваемые за глубокие логические истины шаткость оснований и т. д. Итак, по Марксу, капитал будто бы родился вначале века из денег. Это тоже самое, как если бы кто-нибудь сказал, что металлические деньги образовались три тысячи слишком лет тому назад из скота, так как раньше, в числе других предметов, функции денег выполняли скот. К такому грубому и превратному способу выражения способен только г-н Дюринг. У Маркса при анализе экономических форм, в которых совершается процесс обращения товаров, последней формой оказываются деньги. Этот последний продукт товарного обращения есть первая форма проявления капитала. Исторически капитал везде противостоит земельной собственности сначала в форме денег, как денежное имущество, как купеческий и ростовщический капитал История эта ежедневно разыгрывается на наших глазах. Каждый новый капитал при своем первом появлении на сцене, те. на товарном рынке, рынке труда или денежном рынке, неизменно является в виде денег, – денег, которые путем определенных процессов должны превратиться в капитал. Таким образом, Маркс опять-таки только констатирует факт. Не будучи в состоянии оспорить этот факт, г-н Дюринг его извращает будто, по Марксу, капитал рождается из денег! Затем Маркс подвергает исследованию процессы, посредством которых деньги превращаются в капитал, и находит, прежде всего, что форма, в которой деньги циркулируют как капитал, представляет собой форму, противоположную той, в которой они циркулируют как всеобщий эквивалент товаров. Простой товаровладелец продает, чтобы купить он продает тов чем не нуждается, и покупает на вырученные деньги то, что ему нужно. Между тем капиталист, приступая к делу, покупает с самого начала тов чем сам он не нуждается; он покупает, чтобы продать, ипритом продать дороже, чтобы получить обратно затраченную первоначально на покупку денежную сумму увеличенной на некоторый денежный прирост. Этот прирост Маркс называет прибавочной стоимостью Откуда происходит эта прибавочная стоимость Она не может происходить ни из того, что покупатель купил товары ниже их стоимости, ни из того, что продавец продал их выше их стоимости. Ибо в обоих случаях прибыли и убытки каждого лица взаимно уравновешиваются, так как каждый попеременно является покупателем и продавцом. Прибавочная стоимость. не может также явиться результатом обмана, так как обман, хотя и может обогатить одного человека за счет другого, ноне может увеличить общую сумму стоимостей, которой располагают они оба, следовательно, не может увеличить всю вообще сумму находящихся в обращении стои- мостей. Весь класс капиталистов данной страны в целом не может наживаться за счет самого себя». И тем не менее мы видим, что класс капиталистов каждой страны, взятый в целом, беспрерывно обогащается на наших глазах, продавая дороже, чем купил, присваивая себе прибавочную стоимость. Таким образом, мы ни на шаг не подвинулись вперед в решении вопроса откуда происходит эта прибавочная стоимость Вопрос этот необходимо разрешить, ипритом чисто экономическим путем, исключив всякий обман, всякое вмешательство какого-либо насилия, формулируя вопрос следующим образом каким образом можно постоянно продавать дороже, чем было куплено, даже при условии, что равные стоимости постоянно обмениваются на равные? Разрешение этого вопроса составляет величайшую историческую заслугу труда Маркса. Оно проливает яркий свет на такие экономические области, где социалисты, не менее, чем буржуазные экономисты, бродили до этого в глубочайшей тьме. Отрешения этого вопроса берет свое начало научный социализм, и это решение является центральным пунктом научного социализма. Решение это состоит в следующем. Увеличение стоимости денег, которые должны превратиться в капитал, немо- жет ни совершиться в самих деньгах ни возникнуть из купли так как эти деньги только реализуют здесь цену товара, а эта цена, – ибо мы предполагаем, что обмениваются равные стоимости, – не отличается от стоимости товара. Но по той же причине увеличение стоимости не может возникнуть и из продажи товара. Значит, данное изменение должно произойти в том товаре который покупается, но изменению подвергается при этом не его стоимость – так как товар покупается и продается по своей стоимости, – а его потребительная стоимость как таковая другими словами, изменение стоимости должно проистекать из потребления этого товара. Но извлечь стоимость из потребления товара нашему владельцу денег удастся лишь в том случае, если ему посчастливится открыть на рынке такой товар, потребительная стоимость которого обладала бы оригинальным свойством быть источником стоимости, – такой товар, действительное потребление которого было бы овеществлением труда, а следовательно, созиданием стоимости И владелец денег находит на рынке такой специфический товар это способность к труду, или рабочая сила. Если, как мы видели, труд как таковой не может иметь стоимости, то этого отнюдь нельзя сказать о рабочей силе Последняя приобретает стоимость, лишь только она, как это фактически имеет место ныне, становится товаром и стоимость эта определяется, как и стоимость всякого другого товара, рабочим временем, необходимым для производства, а следовательно, и воспроизводства этого специфического предмета торговли, те. тем рабочим временем, которое требуется для производства жизненных средств, необходимых рабочему для поддержания себя в состоянии трудоспособности и для продолжения своего рода. Допустим, что эти жизненные средства представляют, изо дня вдень, рабочее время в 6 часов. Таким образом, наш приступающий к делу капиталист, который закупает для своего предприятия рабочую силу, те. нанимает рабочего, уплачивает последнему полную однодневную стоимость его рабочей силы, если платит ему сумму денег, представляющую тоже 6 часов труда. Следовательно, рабочий, отработав 6 часов у данного капиталиста, возмещает ему полностью его расход, те. оплаченную им однодневную стоимость рабочей силы. Но от этого деньги еще не превратятся в капитал, не произведут никакой прибавочной стоимости. Поэтому покупатель рабочей силы совершенно иначе понимает характер заключенной им сделки. Тот факт, что для поддержания жизни рабочего в течение 24 часов требуется только 6 часов труда, нисколько не мешает рабочему работать часов из этих 24. Стоимость рабочей силы и стоимость, создаваемая рабочей силой в процессе труда, – две различные величины. Владелец денег оплатил однодневную стоимость рабочей силы, и ему поэтому принадлежит и потребление ее в течение всего дня, труд рабочего в течение целого дня. То обстоятельство, что стоимость, которую создает потребление рабочей силы в течение дня, вдвое больше ее собственной однодневной стоимости, составляет особую удачу для покупателя, но по законам товарного обмена тут нет никакого нарушения права по отношению к продавцу. Итак, стоимость, в которую рабочий ежедневно обходится капиталисту, согласно нашему допущению, представляет собой продукт 6 часов труда, а стоимость, которую рабочий ежедневно доставляет капиталисту, – продукт 12 часов труда. Разность в пользу владельца денег составляет 6 часов неоплаченного прибавочного труда, неоплаченный прибавочный продукт, в котором воплощен часовой труд. Фокус проделан. Прибавочная стоимость произведена, деньги превращены в капитал. Показав таким образом, как возникает прибавочная стоимость и как она только и может возникнуть при господстве законов, регулирующих товарный обмен, Маркс обнажил механизм современного капиталистического способа производства и основанного на нем способа присвоения, открыл то кристаллизационное ядро, вокруг которого сложился весь современный общественный строй. Такое образование капитала имеет, однако, одну существенную предпосылку Владелец денег лишь в том случае может превратить свои деньги в капитал, если найдет на товарном рынке свободного рабочего свободного в двояком смысле в том смысле, что рабочий – свободная личность и располагает своей рабочей силой как товаром и что, с другой стороны, он не имеет для продажи никакого другого товара, гол, как сокол, свободен от всех предметов, необходимых для осуществления своей рабочей силы. Но это отношение между владельцами денег или товаров, с одной стороны, и людьми, не имеющими ничего, кроме собственной рабочей силы, с другой, – не создано самой природой и не является общим для всех исторических периодов оно, очевидно, само есть результат предшествующего исторического развития, продукт гибели целого ряда более старых формаций общественного производства. В массовом масштабе этот свободный рабочий появляется впервые в конце XV и начале XVI века, вследствие разложения феодального способа производства. Но этим обстоятельством, вместе сна- чавшимся в туже эпоху созданием мировой торговли ими- рового рынка, была дана основана которой масса наличного движимого богатства должна все в больших и больших масштабах превращаться в капитала капиталистический способ производства, направленный на созидание прибавочной стоимости, должен становиться все более и более исключительно господствующим. Таковы дикие концепции Маркса, эти ублюдки исторической и логической фантастики, в которых гибнет способность рассудка к различению, как и всякое добросовестное применение понятий. Противопоставим теперь этим «плодам легкомыслия те глубокие логические истины» и ту предельную и строжайшую научность в смысле точных дисциплин, которые нам предлагает г-н Дюринг. Итак, капитал означает у Маркса не общепринятое экономическое понятие, согласно которому капитал есть произведенное средство производства напротив, Маркс утверждает, что известная сумма стоимостей лишь тогда превращается в капитал, когда она увеличивается в своей стоимости образуя прибавочную стоимость. А что говорит г-н Дю- ринг? «Капитал есть основа средств экономического могущества, служащая для дальнейшего ведения производства и для образования долей участия в плодах всеобщей рабочей си- лы». При всей оракулоподобной туманности и неряшливости, с которыми опять-таки выражено это положение г-на Дюрин- га, несомненно одно основа средств экономического могущества может служить для дальнейшего ведения производства целую вечность, – и все же, по собственным словам г-на Дюринга, она не станет капиталом до тех пор, пока не образует долей участия в плодах всеобщей рабочей силы, те прибавочной стоимости или, по крайней мере, прибавочного продукта. Следовательно, г-н Дюринг не только сам совершает тот грех, который он ставит в упрек Марксу, не разделяющему общепринятого экономического понимания капитала он, сверх того, совершает еще плохо прикрытый» высокопарными фразами неуклюжий плагиату Маркса. На странице 262 эта мысль развивается подробнее: «Дело в том, что капитал в социальном смысле (а капитал внесоциальном смысле гну Дюрингу еще предстоит открыть) специфически отличается от простого средства производства ибо, в то время как последнее имеет лишь технический характер и является необходимым при всех обстоятельствах, первый характеризуется своей общественной силой присвоения и образования долей участия в плодах всеобщей рабочей силы. Социальный капитал бесспорно является в значительной мере нечем иным, как техническим средством производства в его социальной функции но именно эта-то функция и должна будет исчезнуть». Если мы примем во внимание, что именно Маркс впервые выдвинул на передний план ту социальную функцию», в силу которой известная сумма стоимости только и становится капиталом, то действительно каждый, кто внимательно изучает предмет, должен скоро удостовериться в том, что Марксова характеристика понятия капитала может породить лишь путаницу, – ноне в строгой науке о народном хозяйстве, как думает г-н Дюринг, а, как это наглядно показывает данный случай, единственно в голове самого г-на Дюрин- га, который в Критической истории успел уже забыть, как много он попользовался этим понятием капитала в своем «Курсе». Однако г-н Дюринг не довольствуется тем, что заимствует свое определение капитала, хотя ив очищенной форме, у Маркса. Он вынужден последовать за Марксом также ив область игры метаморфозами понятий и исторических явлений, хотя сам-то они знает, что из этого ничего не может выйти, кроме диких концепций, плодов легкомыслия», «шаткости оснований и т. д. Откуда происходит эта социальная функция капитала, которая позволяет ему присваивать себе плоды чужого труда и которой он только и отличается от простого средства производства? Она основана, – говорит г-н Дюринг, – не на природе средств производства и не на их технической необходимости, она возникла исторически, и г-н Дюринг только повторяет нам на странице 262 то, что мы уже слышали от него десятки раз он объясняет возникновение капитала при помощи давно известного приключения с двумя мужами, из которых один превратил вначале истории свое средство производства в капитал, совершив насилие над другим. Ноне довольствуясь тем, что он признаёт историческое начало у той социальной функции, благодаря которой известная сумма стоимости только и становится капиталом, г н Дюринг пророчит ей также и исторический конец именно эта-то функция и должна будет исчезнуть. Однако такое явление, которое исторически возникло и исторически опять исчезает, принято называть на обычном языке исторической фазой. Таким образом, капитал является исторической фазой не только у Маркса, но и у г-на Дюринга, и мы вынуждены прийти к заключению, что г-н Дюринг следует здесь иезуитскому правилу когда два человека делают одно и тоже, то это еще вовсе не одно и тоже. Когда Маркс говорит, что капитал представляет собой историческую фазу, то это – дикая концепция, ублюдок исторической и логической фантастики, в которой гибнет способность различения, как и всякое добросовестное применение понятий. Но когда г-н Дюринг тоже изображает капитал как историческую фазу, то это есть доказательство остроты экономического анализа и предельной и строжайшей научности в смысле точных дис- циплин. Чем же отличается дюринговское представление окапи- тале от марксовского? «Капитал, – говорит Маркс, – не изобрел прибавочного труда. Всюду, где часть общества обладает монополией на средства производства, работник, свободный или несвободный, должен присоединять к рабочему времени, необходимому для содержания его самого, излишнее рабочее время, чтобы произвести жизненные средства для собственника средств производства. Прибавочный труд, труд, выходящий за пределы времени, необходимого для поддержания жизни работника, и присвоение продукта этого прибавочного труда другими, те. эксплуатация труда, составляют, таким образом, общую черту всех существовавших до сих пор форм общества, поскольку последние двигались в классовых противоположностях. Но только в том случае, когда продукт этого прибавочного труда принимает форму прибавочной стоимости, когда собственник средств производства находит перед собой, в качестве объекта для эксплуатации, свободного рабочего – свободного от социальных оков и свободного от собственности – и эксплуатирует его в целях производства товаров, – только тогда средство производства принимает, по Марксу, специфический характер капитала. А это произошло в значительных размерах лишь с конца XV и начала века. Г-н Дюринг, напротив, объявляет капиталом всякую сумму средств производства, которая образует доли участия в плодах всеобщей рабочей силы, те. обусловливает прибавочный труд в какой бы тони было форме. Другими словами, г-н Дюринг заимствует у Маркса открытый им прибавочный труд, чтобы при помощи последнего убить неподходящую ему в данном случае, открытую тоже Марксом, прибавочную стоимость. Таким образом, сточки зрения г-на Дю- ринга, не только движимое и недвижимое богатство коринфских и афинских граждан, хозяйствовавших при помощи рабов, но и богатство римских крупных землевладельцев времен империи, точно также как богатство феодальных баронов средневековья, поскольку оно каким-либо образом служило производству, – все это безразличия представляет собой капитал. Следовательно, сам г-н Дюринг имеет о капитале не общепринятое понятие, согласно которому капитал есть произведенное средство производства, а, напротив, понятие прямо противоположное, которое включает даже непроиз- веденные средства производства – землю и ее природные ресурсы. Между тем представление, по которому капитал есть просто произведенное средство производства, является общепринятым опять-таки только в вульгарной политической экономии. Вне этой столь дорогой гну Дюрингу вульгарной политической экономии произведенное средство производства или вообще известная сумма стоимости становится капиталом только благодаря тому, что она приносит прибыль или процент, те. присваивает себе прибавочный продукт неоплаченного труда в форме прибавочной стоимости, и именно опять-таки в этих двух ее определенных разновидностях. При этом здесь решительно никакого значения не имеет то обстоятельство, что вся буржуазная политическая экономия погрязла в представлении, будто свойство приносить прибыль или процент само собой присуще всякой сумме стоимости, применяемой при нормальных условиях в производстве или обмене. В классической политической экономии капитал и прибыль или капитал и процент также неотделимы, находятся между собой в таком же взаимоотношении, как причина и следствие, отец и сын, вчера и сегодня. Однако слово капитал в его современном экономическом значении появляется впервые лишь тогда, когда возникает сам обозначаемый им предмет, когда движимое богатство все более и более приобретает функцию капитала, присваивая прибавочный труд свободных рабочих, чтобы производить товары а именно, слово капитал вводится в употребление первой в истории нацией капиталистов – итальянцами и XVI веков. И если Маркс первый проанализировал до самого основания свойственный современному капиталу способ присвоения, если он привел понятие капитала в согласие с теми историческими фактами, из которых оно в конечном счете было абстрагировано и которым оно обязано своим существованием если Маркс тем самым освободил это экономическое понятие от неясных и шатких представлений, которые еще примешивались к нему ив классической буржуазной политической экономии, и у прежних социалистов то это значит, что именно Маркс шел путем той предельной и строжайшей научности, которая у г-на Дюринга постоянно на языке и которой мы, к прискорбию, совсем не находим в его сочинениях. Действительно, у г-на Дюринга дело принимает совсем другой оборот. Он не довольствуется тем, что сначала назвал изображение капитала в качестве исторической фазы «ублюдком исторической и логической фантастики, а затем сам изобразил капитал как историческую фазу. Он огульно объявляет капиталом все средства экономического могущества, все средства производства, присваивающие себе доли участия в плодах всеобщей рабочей силы, следовательно, также и земельную собственность во всех классовых обществах. Это, однако, нисколько не мешает ему в дальнейшем изложении, в полном соответствии с установившейся традицией, отделять земельную собственность и земельную ренту от капитала и прибыли и называть капиталом лишь те средства производства, которые приносят прибыль или процент, как это можно во всех подробностях видеть на 156 и следующих страницах его Курса. С таким же основанием г-н Дю- ринг мог бы сначала подразумевать под названием локомотив также лошадей, волов, ослов и собак, потому что экипаж может двигаться и при их помощи, – и поставить в упрек нынешним инженерам, что, ограничивая понятие локомотива только современным паровозом, они делают его исторической фазой, создают дикие концепции, ублюдки исторической и логической фантастики и т. да под конец он мог бы заявить, что все-таки к лошадям, ослам, волами собакам название локомотив неприменимо, а применимо оно только к паровозу. – Таким образом, мы вновь вынуждены сказать, что именно при дюринговском толковании понятия капитала утрачивается всякая острота экономического анализа и гибнет способность различения, как и всякое добросовестное применение понятий, и что дикие концепции, путаница, плоды легкомыслия, выдаваемые за глубокие логические истины, и шаткость оснований – пышно процветают как разу г-на Дюринга. Однако все это не имеет значения. За гном Дюрингом все же остается заслуга открытия той оси, вокруг которой движется вся существующая до сих пор экономика, вся политика и юриспруденция, – одним словом, вся предшествующая история. Вот это открытие: «Насилие и труд – два главных фактора, которые действуют при образовании социальных связей. Водном этом положении заключена вся конституция существующего до сих пор экономического мира. Отличаясь исключительной краткостью, она гласит: Статья 1. Труд производит. Статья 2. Насилие распределяет. Этим, говоря человеческими немецким языком, и исчерпывается до конца вся экономическая мудрость г-на Дю- ринга. Капитал и прибавочная |