Лр. Фридрих Энгельс АнтиДюринг. Диалектика природы (сборник)
 Скачать 4.53 Mb.
|
|
III. Производство После всего сказанного читатель не удивится, если мы ему сообщим, что изложение основных черт социализма, данное в предыдущей главе, получилось отнюдь не в духе г-на Дю- ринга. Наоборот. Г-н Дюринг должен швырнуть его в бездну всего отверженного, ко всем прочим ублюдкам исторической и логической фантастики, к диким концепциям, путаными туманным представлениями т. д. Ведь для него социализм отнюдь не есть необходимый результат исторического развития и тем более не результат грубо материальных экономических условий современности, направленных исключительно на достижение целей насыщения желудка. У него дело поставлено куда более основательно. Его социализм является окончательной истиной в последней инстанции он представляет собой естественную систему общества, он коренится в универсальном принципе справедливости, и если он все-таки вынужден принимать во внимание существующее, созданное предыдущей грешной историей, положение вещей в целях его улучшения, тов этом надо видеть скорее несчастье для чистого принципа справедливости. Г-н Дюринг создает свой социализм, как и все прочее, при помощи своих пресловутых двух мужей. Вместо того чтобы играть, как до сих пор, роли господина и слуги, эти две марионетки на сей раз разыгрывают для разнообразия пьесу о равноправии – и дюринговский социализм готов в своей основе. Поэтому само собой разумеется, что у г-на Дюринга периодические промышленные кризисы отнюдь не имеют того исторического значения, которое мы должны были признать за ними. Для него кризисы представляют собой лишь случайные отклонения от нормального состояния и служат, самое большее, поводом к развитию более упорядоченного строя. Обычный способ объяснения кризисов перепроизводством отнюдь не отвечает требованиям его более точного понимания. Впрочем, такое объяснение «применимо, пожалуй, к особым кризисам в отдельных областях. Таков, например, случай переполнения книжного рынка изданиями пригодных для массового сбыта сочинении, перепечатка которых внезапно объявляется свободной для всех». Г-н Дюринг может, конечно, спокойно лечь спать, с отрадным сознанием того, что его бессмертные творения никогда не породят такого всемирного бедствия. Но при больших кризисах пропасть между запасами товаров и их сбытом становится в конечном счете столь критически широкой не вследствие перепроизводства, а скорее вследствие отставания народного потребления вследствие искусственно созданного недопотребления… вследствие помех естественному росту народной потребности» (!). И для этой своей теории кризисов ему даже посчастливилось найти одного последователя. Но к несчастью, недопотребление масс, ограничение их потребления только тем, что безусловно необходимо для поддержания жизни и продолжения рода, – явление отнюдь не новое. Оно существует с тех пор, как существуют эксплуатирующие и эксплуатируемые классы. Даже в те исторические периоды, когда положение масс было особенно благоприятно, например в Англии XV века, их потребление все- таки было недостаточно. Они далеко не располагали для удовлетворения своих потребностей всем продуктом своего годового труда. Таким образом, недопотребление составляет постоянное историческое явление в течение тысячелетий, между тем как внезапно проявляющийся вовремя кризисов общий застой в сбыте вследствие перепроизводства стал наблюдаться лишь в последние 50 лет. И нужна вся вуль- гарно-экономическая поверхностность г-на Дюринга, чтобы объяснять новую коллизию не новым явлением перепроизводства, а старым фактом недопотребления, длящимся тысячелетия. Это равносильно тому, как если бы в математике стали объяснять изменение отношения двух величин, постоянной и переменной, не тем, что изменяется переменная, а тем, что постоянная остается неизменной. Недопотребление масс есть необходимое условие всех основанных на эксплуатации форм общества, а следовательно, и капиталистической формы общества но только капиталистическая форма производства доводит дело до кризисов. Недопотребление масс является, следовательно, одной из предпосылок кризисов и играет в них давно признанную роль но оно столь же мало говорит нам о причинах существующих ныне кризисов, как и о том, почему их не было раньше. Г-н Дюринг вообще имеет удивительные представления о мировом рынке. Мы видели, что он, как настоящий немецкий литератор, пытается происходящие в действительности особые промышленные кризисы уяснить себе при помощи воображаемых кризисов на лейпцигском книжном рынке, бурю на море – при помощи бури в стакане воды. Он воображает далее, что нынешнее капиталистическое производство вынуждено вертеться со своим сбытом, главным образом, в кругу самих имущих классов, – что не мешает ему всего 16 страницами дальше признать, следуя общему мнению, решающими современными отраслями промышленности железоделательную и хлопчатобумажную промышленность, те. как раз те две отрасли производства, продукты которых лишь в ничтожно малой своей части потребляются имущими классами и больше, чем какие бы тони было другие продукты, предназначены для массового потребления. Какое бы рассуждение г-на Дюринга мы ни взяли, мы не находим ничего кроме пустой, полной противоречий болтовни о томи о сем. Возьмем, однако, пример из хлопчатобумажной промышленности. В сравнительно небольшом городе Олдеме – одном из дюжины занимающихся хлопчатобумажным производством городов вокруг Манчестера, с населением от 50 000 до 100 000, – водном только этом городе за четыре года, с 1872 по 1875 г, число веретен, занятых прядением одного только 32 номера, возросло с 2 1 / 2 до миллионов таким образом, водном только городе Англии, и притом городе средней величины, прядением одного только номера занято столько веретен, сколько их имеется вообще в хлопчатобумажной промышленности всей Германии с Эльзасом включительно. Если принять во внимание, что расширение производства в остальных отраслях и центрах хлопчатобумажной промышленности Англии и Шотландии произошло приблизительно в таких же размерах, то нужна значительная доза до корней проникающей развязности, чтобы нынешний общий застой в сбыте хлопчатобумажной пряжи и хлопчатобумажных тканей объяснять недопотреб- лением английских народных масса не перепроизводством продукции английских хлопчатобумажных фабрикантов 215 Однако довольно. Нельзя спорить с людьми, которые настолько невежественны в политической экономии, что вообще принимают лейпцигский книжный рынок за рынок в смысле современной промышленности. Отметим поэтому только, что в своих дальнейших рассуждениях г-н Дюринг не в состоянии сообщить нам о кризисах ничего, кроме того Объяснение кризисов недопотреблением ведет свое начало от Сисмонди, у которого оно имеет еще некоторый смысл. У Сисмонди это объяснение заимствовал Родбертус, а г-н Дюринг, в свою очередь, списал его у Родбертуса, придав ему, по своему обыкновению, более плоский характер что дело идет здесь лишь об обычной смене перенапряжения и вялости, что чрезмерная спекуляция происходит не только от беспланового скопления частных предприятий», но что к причинам возникновения избыточного предложения следует отнести также опрометчивость отдельных предпринимателей и недостаточную частную предусмотрительность Но что же, в свою очередь, является причиной возникновения опрометчивости и недостаточной частной предусмотрительности Как раз та самая бесплановость капиталистического производства, которая обнаруживается в бесплановом скоплении частных предприятий. Когда перевод экономического факта на язык моральных упреков принимают за открытие некоей новой причины, то это тоже как рази есть изрядная «опрометчивость». Покончим на этом с кризисами. После того как в предыдущей главе мы установили неизбежность кризисов, порождаемую капиталистическим способом производства, и их значение как кризисов самого этого способа производства, как принудительных орудий общественного переворота, – намнет нужды тратить слова на возражения против поверхностных взглядов г-на Дюринга поэтому вопросу. Перейдем к его положительному творчеству, к его естественной системе общества». Эта система, построенная на универсальном принципе справедливости и избавленная, таким образом, от всякой необходимости считаться с докучливыми материальными фактами, состоит из федерации хозяйственных коммун, между которыми существует свобода передвижения и обязательный прием новых членов, согласно определенным законами административным нормам». Сама хозяйственная коммуна является прежде всего всеобъемлющим схематизмом всемирно-исторического значения и далеко превосходит ошибочные половинчатости», например, некоего Маркса. Она означает сообщество лиц, которые в силу своего публичного права распоряжения известным пространством земли и группой производственных предприятий объединены между собой для совместной деятельности и совместного участия в доходе. Публичное право есть право на вещь в смысле чисто публицистического отношения к природе и производственным предприятиям». Что сие должно означать, – над этим пусть ломают себе головы будущие юристы хозяйственной коммуны, мы же отказываемся от какой бы тони было попытки в этом направлении. Мы узнаем от г-на Дюринга только то, что это право отнюдь не тождественно с корпоративной собственностью рабочих обществ, которая не исключает взаимной конкуренции и даже эксплуатации наемного труда. При этом вскользь говорится, что идея общей собственности, встречающаяся также и у Маркса, по меньшей мере неясна и сомнительна, ибо это представление о будущем всегда имеет такой вид, как будто оно означает лишь корпоративную собственность отдельных рабочих групп». Мы снова имеем здесь дело с одним из столь обычных у г- на Дюринга мерзких приемчиков подтасовки, для вульгарного характера которых (как он сам говорит) вполне подходило бы только вульгарное слово – гнусно это такая же высосанная из пальца ложь, как и другая выдумка г- на Дюринга, будто общая собственность является у Маркса «собственностью одновременно и индивидуальной, и общественной Одно, во всяком случае, ясно публицистическое право данной хозяйственной коммуны на ее средства труда является исключительным правом собственности, по крайней мере по отношению ко всякой другой хозяйственной коммуне, а также по отношению ко всему обществу и государству. Но это право должно быть лишено возможности изолироваться от внешнего мира, ибо между различными хозяйственными коммунами существует свобода передвижения и обязательный прием новых членов, согласно определенным законами административным нормам подобно… нынешней принадлежности к какому-нибудь политическому образованию или участию в хозяйственных делах общины». Следовательно, будут существовать богатые и бедные хозяйственные коммуны, и их выравнивание будет происходить путем притока населения к богатым коммунами отлива его из бедных коммун. Таким образом, г-н Дюринг, желающий устранить конкуренцию из-за продуктов между отдельными коммунами посредством организации торговли в национальном масштабе, преспокойно оставляет существовать конкуренцию из-за производителей. Вещи изымаются из сферы конкуренции, люди же остаются подчиненными ей. Однако это еще далеко не дает нам ясности относительно «публицистического права». Двумя страницами далее г-н Дюринг объявляет нам: Торговая коммуна простирается прежде всего также далеко, как и та политическо-общественная область, жители которой являются в своей совокупности единым правовым субъектом ив качестве такового имеют право распоряжаться всеми землями, жилищами и производственными предприятиями Итак, право распоряжаться принадлежит все-таки не отдельной коммуне, а всей нации. Публичное право, право на вещь, публицистическое отношение к природе и т. д. все это не только по меньшей мере неясно и сомнительно, но и находится в прямом противоречии с самим собой. Здесь действительно получается – по крайней мере, поскольку каждая отдельная хозяйственная коммуна тоже является субъектом права, – собственность одновременно и индивидуальная, и общественная и эту туманную ублюдочную форму можно встретить поэтому опять-таки только у самого г-на Дюринга. Во всяком случае, хозяйственная коммуна распоряжается своими средствами труда в целях производства. Как же идет это производство Если судить потому, что сообщает нам г- н Дюринг, оно идет совсем по-старому, стой только разницей, что место капиталиста заняла теперь коммуна. Самое большее, мы узнаём еще, что только отныне каждому предоставляется свободный выбор профессии и что устанавливается равная для всех обязанность труда. Основную форму всего существовавшего до сих пор производства образует разделение труда, с одной стороны, внутри общества, с другой – внутри каждого отдельного производственного предприятия. Как же относится к разделению труда дюринговский «социалитет»? Первым крупным общественным разделением труда является отделение города от деревни. Этот антагонизм, – полагает г-н Дюринг, – неустраним по самой природе вещей. Однако вообще не вполне правильно представлять себе пропасть между сельским хозяйством и промышленностью незаполнимой. В действительности уже теперь существует некоторая непрерывность перехода между ними, а в будущем она обещает стать значительно большей. Уже теперь в земледелие и сельское хозяйство проникли две отрасли промышленности «во-первых, винокурение, во-вторых, производство свекловичного сахара значение же производства спирта так велико, что его скорее преуменьшают, чем преувеличивают. И если бы в результате каких-нибудь открытий образовался более значительный круг таких отраслей промышленности, которые делали бы необходимым размещение производства в деревне в непосредственной близости к производству сырья, то этим самым была бы ослаблена противоположность между городом и деревней и была бы приобретена широчайшая основа для развития цивилизации. Впрочем, нечто подобное может возникнуть и другим путем. Кроме технической необходимости, все большее значение приобретают социальные потребности, и когда эти последние получат решающее влияние на группировку различных видов человеческой деятельности, то невозможно уже будет оставлять в пренебрежении те выгоды, которые проистекают из установления систематической тесной связи между занятиями деревни и деятельностью по технической переработке продуктов». Но вот в хозяйственной коммуне возникает как раз вопрос о социальных потребностях. Не поспешит ли она в таком случае использовать в самой полной мере упомянутые выше выгоды соединения земледелия с промышленностью? Г-н Дюринг не замедлит теперь, конечно, с обычной для него обстоятельностью сообщить нам свое более точное понимание отношения хозяйственной коммуны к этому вопросу. Не так ли Жестоко обманулся бы читатель, подумав так. Приведенные выше тощие и затасканные общие места, которые опять-таки все время вертятся вокруг да около винокуренной и сахароваренной сферы действия прусского права вот и все, что г-н Дюринг в состоянии сказать нам по вопросу о противоположности между городом и деревней в настоящем и будущем. Перейдем к разделению труда в деталях. Здесь г-н Дюринг уже несколько более точен. Он говорит о личности, которая должна отдаться исключительно одному роду деятельности. Если дело идет о введении какой-нибудь новой отрасли производства, то вопрос заключается просто в том, есть ли возможность некоторым образом создать определенное число существ которые посвятили бы себя производству одного вида продуктов а также возможно ли создать необходимое для них потребление (!). Любая отрасль производства в социалитете не потребует труда большой массы населения Ив социалитете тоже будут существовать экономические разновидности людей, различающиеся по своему образу жизни». Таким образом, в сфере производства все остается более или менее по-старому. Правда, г-н Дюринг признаёт, что в обществе господствует до сих пор порочное разделение труда, нов чем заключается это последнее и чем оно будет заменено в хозяйственной коммуне, об этом мы узнаём лишь следующее: «Что касается вопроса о самом разделении труда, то, как мы уже сказали выше, он может считаться решенным, раз будут приниматься во внимание различия природных условий и личных способностей». Наряду со способностями будет играть роль и личная склонность Привлекательность восхождения к таким родам деятельности, которые требуют больших способностей и предварительной подготовки, будет покоиться исключительно на склонности к соответствующему занятию и на удовольствии от выполнения именно этой и никакой другой вещи (выполнение вещи!). Таким путем в социалитете будет вызвано соревнование и «само производство приобретет известный интереса тупое ремесленничество, которое ценит производство лишь как средство для получения дохода, перестанет налагать свой глубокий отпечаток на все общественные отношения». Во всяком обществе со стихийно сложившимся развитием производства, – а современное общество является именно таким, – не производители господствуют над средствами производства, а средства производства господствуют над производителями. В таком обществе каждый новый рычаг производства необходимо превращается в новое средство порабощения производителей средствами производства. Сказанное относится прежде всего к тому рычагу производства, который вплоть до возникновения крупной промышленности был наиболее могущественным, – к разделению труда. Уже первое крупное разделение труда – отделение города от деревни – обрекло сельское население на тысячелетия отупения, а горожан – на порабощение каждого его специальным ремеслом. Оно уничтожило основу духовного развития одних и физического развития других. Если крестьянин овладевает землей, а горожанин – своим ремеслом, тов такой же степени земля овладевает крестьянином, а ремесло – ремесленником. Вместе с разделением труда разделяется и сам человек. Развитию одной-единственной деятельности приносятся в жертву все прочие физические и духовные способности. Это калечение человека возрастает в той же мере, в какой растет разделение труда, достигающее своего высшего развития в мануфактуре. Мануфактура разлагает ремесло на его отдельные частичные операции, отводит каждую из них отдельному рабочему как его пожизненную профессию и приковывает его таким образом на всю жизнь к определенной частичной функции и к определенному орудию труда. Мануфактура уродует рабочего, искусственно культивируя в нем одну только одностороннюю сноровку и подавляя мир его производственных наклонностей и дарований Сам индивидуум разделяется, превращается в автоматическое орудие данной частичной работы (Маркс, – в автоматическое орудие, которое во многих случаях достигает своего совершенства лишь путем буквального физического и духовного уродования рабочего. Машины, применяемые в крупной промышленности, низводят рабочего от положения машины до роли простого придатка к ней. Пожизненная специальность – управлять частичным орудием, превращается в пожизненную специальность – служить частичной машине. Машиной злоупотребляют для того, чтобы самого рабочего превратить с детского возраста в часть частичной машины (Маркс. И не одни только рабочие, но и классы, прямо или косвенно эксплуатирующие их, также оказываются, вследствие разделения труда, рабами орудий своей деятельности духовно опустошенный буржуа порабощен своим собственным капиталом и своей собственной страстью к прибыли юрист порабощен своими окостенелыми правовыми воззрениями, которые как некая самостоятельная сила владеют им образованные классы вообще порабощены разнообразными формами местной ограниченности и односторонности, своей собственной физической и духовной близорукостью, своей изуродованностью воспитанием, выкроенным по мерке одной определенной специальности, своей прикованностью на всю жизнь к этой самой специальности даже и тогда, когда этой специальностью является просто ничегонеделание. Уже утописты вполне понимали последствия разделения труда, видели калечение, с одной стороны, рабочего, ас другой стороны – самой трудовой деятельности, сводящейся к тому, что рабочий в течение всей своей жизни однообразно, механически повторяет одну и туже операцию. И Фурье, и Оуэн требовали уничтожения противоположности между городом и деревней как первого и основного условия для уничтожения старого разделения труда вообще. Согласно взгляду обоих, население должно распределяться по стране группами в 1600–3000 человек каждая группа занимает в центре своей территории громадный дворец и ведет общее домашнее хозяйство. И хотя Фурье говорит местами огородах, однако сами эти города состоят только из четырех или пяти таких дворцов, расположенных по соседству друг с другом. Согласно взгляду обоих, каждый член общества занимается и земледелием, и промышленностью. У Фурье главную роль в промышленности играют ремесло и мануфактура, у Оуэна, напротив, – уже крупная промышленность, ион требует уже применения силы пара и машин к работам домашнего хозяйства. Но оба они выдвигают требование, чтобы ив земледелии, ив промышленности существовало возможно большее чередование занятий для каждого отдельного лица и чтобы, сообразно с этим, юношество подготовля- лось воспитанием к возможно более всесторонней технической деятельности. Согласно взгляду обоих, человек должен всесторонне развивать свои способности путем всесторонней практической деятельности, и труд должен вновь вернуть себе утраченную вследствие его разделения привлекательность прежде всего посредством указанного чередования занятий и соответствующей этому небольшой продолжительности сеанса (употребляя выражение Фурье, посвящаемого каждой отдельной работе. Оба названные утописта стоят неизмеримо выше унаследованного гном Дюрин- гом способа мышления эксплуататорских классов, согласно которому противоположность между городом и деревней См. книгу Ш. Фурье Новый хозяйственный и социетарный мир, гл. II, и VI. неустранима по самой природе вещей. Согласно этому ограниченному способу мышления, известное количество существ должно остаться при всех условиях обреченным на то, чтобы производить один вид продуктов таким путем хотят увековечить существование экономических разновидностей людей, различающихся по своему образу жизни, людей, испытывающих удовольствие оттого, что они занимаются именно этими никаким иным, делом, и, следовательно, так глубоко опустившихся, что они радуются своему собственному порабощению, своему превращению вод- нобокое существо. При сопоставлении с основными мыслями, содержащимися даже в самых безумно смелых фантазиях идиота Фурье, при сопоставлении даже с самыми скудными идеями грубого, тусклого и скудного Оуэна, г-н Дю- ринг, который сам еще всецело остается рабом разделения труда, выглядит как самодовольный карлик. Овладев всеми средствами производства в целях их об- щественно-планомерного применения, общество уничтожит существующее ныне порабощение людей их собственными средствами производства. Само собой разумеется, что общество не может освободить себя, не освободив каждого отдельного человека. Старый способ производства должен быть, следовательно, коренным образом перевернут, ив особенности должно исчезнуть старое разделение труда. На его место должна вступить такая организация производства, где, с одной стороны, никто не мог бы сваливать на других свою долю участия в производительном труде, этом естественном условии человеческого существования, и где, с другой стороны, производительный труд, вместо того чтобы быть средством порабощения людей, стал бы средством их освобождения, предоставляя каждому возможность развивать во всех направлениях и действенно проявлять все свои способности, как физические, таки духовные, – где, следовательно, производительный труд из тяжелого бремени превратится в на- слаждение. Все это в настоящее время уже отнюдь не фантазия и не благочестивое пожелание. При современном развитии производительных сил достаточно уже того увеличения производства, которое будет вызвано самим фактом обобществления производительных сил, достаточно одного устранения проистекающих из капиталистического способа производства затруднений и помех, расточения продуктов и средств производства, чтобы, при всеобщем участии в труде, рабочее время каждого было доведено до незначительных, по нынешним представлениям, размеров. Точно также уничтожение старого разделения труда отнюдь не является таким требованием, которое может быть осуществлено лишь в ущерб производительности труда. Напротив, благодаря крупной промышленности оно стало условием самого производства. Машинное производство уничтожает необходимость мануфактурно закреплять распределение групп рабочих между различными машинами, прикреплять одних и тех же рабочих навсегда к одними тем же функциям. Так как движение фабрики в целом исходит не от рабочего, а от машины, то здесь может совершаться постоянная смена персонала, не вызывая перерывов процесса труда Наконец, та быстрота, с которой человек в юношеском возрасте научается работать при машине, в свою очередь устраняет необходимость воспитывать особую категорию исключительно машинных рабочих. Нов то время как капиталистический способ применения машин вынужден сохранять и дальше старое разделение труда сего окостенелыми частичными функциями, несмотря на то, что оно стало технически излишним, – сами машины восстают против этого анахронизма. Технический базис крупной промышленности революционен. Посредством внедрения машин, химических процессов и других методов она постоянно производит перевороты в техническом базисе производства, а вместе стем ив функциях рабочих ив общественных комбинациях процесса труда. Тем самым она столь же постоянно революционизирует разделение труда внутри общества и непрерывно бросает массы капитала и массы рабочих из одной отрасли производства в другую. Поэтому природа крупной промышленности обусловливает перемену труда, движение функций, всестороннюю подвижность рабочего Мы видели, как это абсолютное противоречие жестоко проявляется в непрерывном приношении в жертву рабочего класса, непомерном расточении рабочих сил и опустошениях, связанных с общественной анархией. Это – отрицательная сторона. Но если перемена труда теперь прокладывает себе путь только как непреодолимый естественный закон и со слепой разрушительной силой естественного закона, который повсюду наталкивается на препятствия, то, с другой стороны, сама крупная промышленность своими катастрофами делает вопросом жизни и смерти признание перемены труда, а потому и возможно большей многосторонности рабочих, всеобщим законом общественного производства, к нормальному осуществлению которого должны быть приспособлены отношения. Она, как вопрос жизни и смерти, ставит задачу чудовищность несчастного резервного рабочего населения, которое держится про запас для изменяющихся потребностей капитала в эксплуатации, заменить абсолютной пригодностью человека для изменяющихся потребностей в труде частичного рабочего, простого носителя известной частичной общественной функции, заменить всесторонне развитым индивидуумом, для которого различные общественные функции суть сменяющие друг друга способы жизнедеятельности (Маркс, «Капитал»). Научив нас превращать, в технических целях, молекулярное движение, осуществимое более или менее везде, в движение масс, крупная промышленность в значительной степени освободила промышленное производство от местных рамок. Сила воды была связана сданным местом, сила пара свободна. Если сила воды связана по необходимости с деревней, то сила пара отнюдь необязательно связана с городом. Только капиталистическое применение последней сосредоточивает ее преимущественно в городах и превращает фабричные села в фабричные города. Но этим самым оно в тоже время подрывает условия нормального хода производства. Первая потребность паровой машины и главная потребность почти всех отраслей крупной промышленности – это наличие сравнительно чистой воды. Между тем фабричный город превращает всякую воду в вонючую жижу. Поэтому в той же мере, в какой концентрация в городах является основным условием капиталистического производства, в той же мере каждый промышленный капиталист в отдельности постоянно стремится перенести свое предприятие из больших городов, неизбежно создаваемых капиталистическим производством, в сельскую местность. Этот процесс можно детально изучить в текстильных округах Ланкашира и Йоркшира капиталистическая крупная промышленность непрерывно создает там новые большие города тем, что она постоянно устремляется из города в деревню. Тоже самое происходит в округах металлообрабатывающей промышленности, где те же результаты порождаются отчасти другими причинами. Уничтожить этот новый порочный круг, это постоянно возобновляющееся противоречие современной промышленности, возможно опять-таки лишь с уничтожением ее капиталистического характера. Только общество, способное установить гармоническое сочетание своих производительных сил по единому общему плану, может позволить промышленности разместиться по всей стране так, как это наиболее удобно для ее развития и сохранения, а также и для развития прочих элементов производства. Таким образом, уничтожение противоположности между городом и деревней не только возможно, – оно стало прямой необходимостью для самого промышленного производства, как и для производства сельскохозяйственного, и, сверх того, оно необходимо в интересах общественной гигиены. Только путем слияния города и деревни можно устранить нынешнее отравление воздуха, воды и почвы, и только при этом условии массы городского населения, ныне чахнущие, сумеют добиться такого положения, при котором их экскременты будут использованы в качестве удобрения для выращивания растений, вместо того чтобы порождать болез- ни. Капиталистическая промышленность уже стала относительно независимой от узких рамок местного производства необходимых ей сырых материалов. Текстильная промышленность перерабатывает преимущественно привозное сырье. Испанская железная руда перерабатывается в Англии и Германии, испанская и южноамериканская медная руда в Англии. Каждый каменноугольный бассейн снабжает промышленность топливом далеко за своими пределами, охватывая все более расширяющуюся с каждым годом область. На всем европейском побережье паровые машины приводятся в движение английским каменным углем, местами немецкими бельгийским. Общество, освобожденное от пут капиталистического производства, может пойти в этом направлении еще гораздо дальше. Вырастив новое поколение всесторонне развитых производителей, которые понимают научные основы всего промышленного производства и каждый из которых изучил на практике целый ряд отраслей производства от начала до конца, общество тем самым создаст новую производительную силу, которая с избытком перевесит труд по перевозке сырья и топлива из более отдаленных пунктов. Следовательно, уничтожение разрыва между городом и деревней не представляет собой утопию также истой стороны, с которой условием его является возможно более равномерное распределение крупной промышленности по всей стране. Правда, в лице крупных городов цивилизация оставила нам такое наследие, избавиться от которого будет стоить много времени и усилий. Но они должны быть устранены и будут устранены, хотя бы это был очень продолжительный процесс. Какая бы участь ни была суждена германской империи прусской нации, Бисмарк может лечь в могилу с гордым сознанием, что его заветное желание, гибель больших городов, непременно осуществится 217 Энгельс имеет ввиду выступление Бисмарка во второй палате прусского ландтага 20 марта 1852 г. (Бисмарк был депутатом этой палаты с 1849 г. Выражая ненависть прусского юнкерства к большим городам как центрам революционного движения, Бисмарк призывал, в случае нового революционного подъема Теперь, после всего сказанного, можно оценить по достоинству ребяческое представление г-на Дюринга, будто общество может взять во владение всю совокупность средств производства, не производя коренного переворота в старом способе производства и не устраняя прежде всего старого разделения труда будто задача может считаться решенной, раз только будут приниматься во внимание природные условия и личные способности. При этом, однако, целые массы человеческих существ останутся по-прежнему прикованными к производству одного вида продуктов, целые населения будут заняты водной какой-нибудь отрасли производства, и человечество будет, как и до сих пор, делиться на известное число различным образом искалеченных экономических разновидностей, каковыми являются «тачечники» и архитекторы. Выходит, что общество в целом должно стать господином средств производства лишь для того, чтобы каждый отдельный член общества оставался рабом своих средств производства, получив только право выбрать, какое средство производства должно порабощать его. Пусть читатель обратит также внимание на то, как г-н Дюринг объявляет разрыв между городом и деревней неустранимым по самой природе вещей, допуская здесь лишь ничтожный паллиатив в специфически прусских, по своему сочетанию, отраслях производства – винокуренной и свеклосахарной как размещение промышленности по всей стране он ставит в за- стереть их с лица земли висимость от каких-то будущих открытий и от вынужденной необходимости непосредственно связывать промышленное производство с производством сырья – сырья, которое уже теперь потребляется вовсе растущем отдалении от места его производства, – и как он, в заключение, пытается прикрыть свой тыл уверением, что социальные потребности в конце концов приведут все-таки к соединению земледелия с промышленностью, даже вопреки экономическим соображениям, словно этим приносится какая-то экономическая жерт- ва! Те революционные элементы, которым предстоит устранить старое разделение труда, а вместе сними разрыв между городом и деревней, и произвести переворот во всем производстве, содержатся уже в зачаточном состоянии в условиях производства современной крупной промышленности и встречают препятствие для своего дальнейшего развития лишь в нынешнем капиталистическом способе производства. Но для понимания этого нужно, конечно, иметь несколько более широкий горизонт, чем область действия прусского права, где водка и свекловичный сахар являются решающими продуктами промышленности и где торговые кризисы можно изучать по состоянию книжного рынка. Для этого надо знать настоящую крупную промышленность, в ее историческом развитии и ее современном действительном положении, особенно в той стране, которая является ее родиной и единственным местом, где она достигла своего классического развития. И тогда никому не придет в голову опошлять современный научный социализм и низводить его до специфически прусского социализма г-на Дюринга. |