фывафы. Габриэля запольская мораль пани дульской мещанская трагикомедия в трех актах
 Скачать 335.5 Kb.
|
|
З б ы ш к о. Что? Чего? Г а н к а. Я иду… куда вы казали. З б ы ш к о. А! Ну ступай! Ступай! И не бойся. Расскажи смело и ясно, что и как. Ганка стоит на коленях не двигаясь. Ну, отчего ты не идешь? Г а н к а. И сама не знаю. Мне что-то… как-то… З б ы ш к о. Ну не тяни… Иди, а то возвратятся. Г а н к а. Иду… (Уходит.) Я В Л Е Н И Е С Е Д Ь М О Е З б ы ш к о, М е л я. Меля, в кофточке, тихонько подходит к Збышко и садится на низенькой скамеечке напротив. М е л я (робко). Збышко! З б ы ш к о. Ты не легла? М е л я. Не могу. Мне еще хуже. Я тебе не помешаю? З б ы ш к о. Нет. Изо всей семьи только ты еще сносная. Не оттого ли, что ты так болезненна? В тебе есть что-то милое, иное, чем у остальных. М е л я. Иное? И ты думаешь, это оттого, что я больная? З б ы ш к о. Да. У тебя мало жизненных сил. А потому ты идешь по жизни, не расталкивая людей локтями, но… крадешься. Ты меня понимаешь, а? М е л я. Да. Мне и самой кажется, что я всем уступаю дорогу, что каждую минуту меня могут задеть… что… З б ы ш к о (насмешливо). Это скверно. Панна Дульская должна пробиваться вперед, вот так… понятно? Чуть кто-нибудь заденет, ты – его. Вот наше правило: расчищать себе побольше места. Für die obere zehn Tausend Milionen мещан*! М е л я (пристально смотрит на него). Збышко! А почему ты нас так не любишь? З б ы ш к о. Слишком мягко сказано: «Не любишь». Я всех вас ненавижу. И себя вместе с вами. М е л я. И себя ненавидишь? А я тут было… Можно мне поговорить с тобой, а? Когда наступают сумерки, я много дала бы за то, чтобы с кем-нибудь по-хорошему, тихо, спокойно поговорить. Но у нас нельзя. Живем, как на толкучем рынке. Мама все говорит, что нужно трудиться. Но ведь можно и мыслью потрудиться. Не так ли, Збышко? З б ы ш к о. Говори… Говори… М е л я. Ты себя ненавидишь. А мне себя так жаль! Никто не делает мне ничего дурного. У меня есть отец, мамочка, ты с сестрой, я хожу на уроки, не калека… И обо мне заботятся, пичкают меня железом, растирают мокрыми полотенцами. А все-таки, все-таки, Збышко, мне кажется, что надо мной творится какая-то несправедливость, что я в тюрьме… Я тебе не сумею всего объяснить, но… З б ы ш к о. Нехорошо, Меля, что ты все это так чувствуешь, нехорошо. Постарайся избавиться от этих переживаний. Скоро ты станешь взрослой, выйдешь, как водится, замуж и начнешь расталкивать людей локтями. М е л я. Нет, я уйду в монастырь. З б ы ш к о. Пустое! Победит то, что заложено в тебе поглубже. Будешь как мама. М е л я. Но ведь отец не расталкивает людей локтями. З б ы ш к о. Отец избрал благую участь. За него мама локтями пробивается через толпу, а он идет следом. М е л я (помолчав). Грустно как-то все это. З б ы ш к о. Лошадь – и та заплакала бы. М е л я. Ты надо всем насмехаешься. З б ы ш к о. Это смех висельника. Оба замолкают. М е л я (робко). Збышко! _____________ *Для верхних десяти тысяч миллионов. (Нем.) З б ы ш к о. Что тебе? М е л я. Я хотела еще сказать, но… Ты не накричишь на меня? Я от всего сердца. Ведь тогда… когда я увидела… З б ы ш к о. Ты о чем? М е л я. Да о тебе и Ганке… Ты накричал на меня, а я, видишь ли… З б ы ш к о. Зачем ты об этом? М е л я. Мне жаль и тебя и Ганку. Я все думаю о вас. Я даже за вас молюсь. Вы, должно быть, очень несчастливы. З б ы ш к о. Мы? Но почему? М е л я. А как же? Она простая служанка, а ты – чиновник… Как же!.. и любите друг друга… Это очень печально, мамуся будет очень против. З б ы ш к о. Против? М е л я. Ну да, когда вы захотите обвенчаться. З б ы ш к о (вскакивая). Да ты с ума спятила! Я – с Ганкой? М е л я (садится на стул). А что из того, что она ниже? Ведь король Сигизмунд-Август и Барбара… З б ы ш к о. Нет, ты еще глупее, чем я думал. М е л я. Только прошу… не брани меня! Я буду на вашей стороне. Я научу Ганку правильно говорить, пользоваться столовым прибором, буду обучать ее всему, что сама умею, пока она не станет, как мы. Я вам помогу. З б ы ш к о. Чудная ты! М е л я. Одно меня огорчает. Но не знаю, сказать ли… З б ы ш к о. Ну уж выкладывай! М е л я (встает). Только ты не говори этого Ганке, дай слово… В деревне у Ганки есть жених. Да-да. Не огорчайся, Ганка его не любит. Он – таможенный стражник. Мне попалась на глаза открытка к Ганке. Там было так красиво написано: «Панна Ганя, уважаемая пани! Пусть голубем летит к ножками панны эта открытка. Хотелось бы знать, отчего панна так редко пишет?» Вот как… О! «Голубем»… это красиво. И хотя на открытке не было голубя, а только розовая свинка с четырьмя поросятами, но ведь слова шли от сердца… И он, конечно, любит ее. Но она не отвечает на его письма, и это нехорошо, ведь он там пишет… З б ы ш к о. Прошу тебя об одном. Не суйся ты в эти дела. У тебя голова болит, так ступай ляг в постель. М е л я. Но я это от всей души. З б ы ш к о. Знаю! М е ля . И ты не сердишься? З б ы ш к о. Нет. Подойди. Поцелуй меня! М е л я (целует). Что же, ты меня ненавидишь? З б ы ш к о (гладит ее). Нет, теперь нет! М е л я. Спасибо… Так хорошо, когда с тобой ласково поговорят… Спасибо тебе… Збышко. (Тихонько уходит в свою комнату.) Збышко встает, подходит к окну, в которое льется свет уличного фонаря, прислоняется лбом к стеклу и не шевелится. Входит заплаканная Г а н к а, укутанная в платок. Я В Л Е Н И Е В О С Ь М О Е З б ы ш к о, Г а н к а. Г а н к а (приближается к Збышко; сквозь слезы). Пан Збышко… З б ы ш к о. Ну что? Ну? Г а н к а. Все так, как я говорила. (Тихо плачет.) З б ы ш к о. Вот история! Ну и беда! (Ходит по сцене.) Г а н к а. Что же мне делать? З б ы ш к о. Поезжай домой. Г а н к а. Ну нет! Отец шкуру с меня спустит. Не поеду. З б ы ш к о. И перестань реветь. Еще не скоро. Что-нибудь да переменится. Г а н к а. Как же! Таким, как я, ветер всегда в глаза. Вечно не та, так другая беда. И угораздило же меня! Боже! Боже! Теперь хоть в омут. З б ы ш к о. Очень тебе это поможет! Г а н к а. Смерть – от всего лекарство. З б ы ш к о. Глупая ты! Г а н к а. Еще бы! З б ы ш к о. Тише, не плачь! Ах, черт бы меня побрал! Г а н к а (старается заглушить платком рыдания). Что делать, пан Збышко? З б ы ш к о (смотрит на нее. Затем уходит в свою комнату). Ну и беда! Беда! Ганка раздражается рыданиями. Входит М е л я. Я В Л Е Н И Е Д Е В Я Т О Е Г а н к а, М е л я. М е л я (подходит к Ганке и в тревоге останавливается перед ней). Ганка! Збышко за что-то сердился на тебя, правда? Г а н к а. Нет! М е л я. Но ведь я слышала. И боюсь, не по моей ли это вине. Наверное, это из-за жениха, который у тебя, там, в деревне. Но зачем, Ганка, ты скрытничала? Придется тебе перестать ему писать. Что ты так смотришь на меня? Я все знаю. Ганка испуганно смотрит на нее. Ну, все о тебе и Збышко, понимаешь? Ганка закрывает лицо платком. И не надо ничего бояться. Я с вами. Отца я тоже перетяну на вашу сторону. Все переменится, а когда вы поженитесь… Г а н к а. Ну к чему это вы? Кто на мне теперь женится? М е л я. Как это – кто? Г а н к а. Кто возьмет чужого ребенка? М е л я (с удивлением). Чужого ребенка? Что это ты говоришь, Ганка? Уж не вдова ли ты, раз у тебя ребенок? Я то ж ты ничего не скажешь Збышко? Г а н к а (помолчав). А говорите, все знаете! М е л я. Ну, будто Збышко и ты… что у вас будет неравный брак, но трудно… Ганка, потупившись, молчит. Чего же ты молчишь, Ганка? И все плачешь? Я желаю тебе только хорошего. Не плачь. Все еще уладится. Г а н к а (с воплем). Ничего не уладится! Проклята я! Беда, беда… Ох, лучше бы мне на свет не родиться! М е л я. Боже мой! Не плачь, Ганка. Г а н к а. Лучше бы я калекой стала, чем в этот дом нанялась. М е л я. Ганка, не плачь. У меня сердце разрывается. (Наклоняется к ней.) Г а н к а. Пустите! Я В Л Е Н И Е Д Е С Я Т О Е Т е ж е и п а н и Ю л ь я с е в и ч. П а н и Ю л ь я с е в и ч (входит). Кто тут? На кухне темно, двери отперты. (Замечает Мелю и Ганку.) Что вы тут делаете в потемках? Г а н к а убегает. Меля, что у тебя за тайны с прислугой? М е л я (взволнованно). Никаких у меня тайн нет, совсем другое. Ганка очень несчастна, я ее утешаю. П а н и Ю л ь я с е в и ч. Ну-ка, зажги лампу. Меля зажигает лампу. Отчего ж Ганка так несчастна? М е л я. Ох! Это страшная история! П а н и Ю л ь я с е в и ч. А ты мне ее расскажи, Меля. М е л я. Не могу, тетя, не могу. Но это ужасно. Это добром не кончится! П а н и Ю л ь я с е в и ч. А ты расскажи. Может, я что-нибудь придумаю. М е л я. И правда! Вы, тетя, такая умная. Вы лучше всех сумеете столковаться с мамой. (Садится.) П а н и Ю л ь я с е в и ч. А при чем тут мама? М е л я. Как – при чем? Да все дело в ней! (Помолчав.) Я все расскажу вам, тетя, вот как на исповеди. Но, тетя, тетя, если вы меня выдадите, то я… то я… уж не знаю, что. Тетя, тетя!.. Случилось большое несчастье. Збышко влюбился в Ганку. П а н и Ю л ь я с е в и ч (прыснув со смеху). Только всего? М е л я. Не смейтесь, тетя! Бог знает, что из этого выйдет. Ведь мама не позволит им жениться. Вот увидите, тетя! П а н и Ю л ь я с е в и ч. Но откуда ты все это знаешь? М е л я. Нечаянно подглядела! Ей-богу. И сразу глаза зажмурила. П а н и Ю л ь я с е в и ч. Поздно ты зажмурила! Что же ты увидела? М е л я. Тетя! Им придется пожениться. Они уже целуются!.. П а н и Ю л ь я с е в и ч (смеется). Ну, если они уже целуются!.. М е л я. Да-да. Как я увидела это, так вовсе потеряла сон. Вспомню – и удивительно, что творится со мной. И плакать хочется, и грустно так, и мило… Но ведь это я. А мама, наверное, проклянет Збышко. П а н и Ю л ь я с е в и ч. Не бойся, теленочек мой. За это мама его проклянет. М е л я. Но это не все, нет… Тут все так запутано… Есть еще стражник в деревне, и не знаю, как и что… есть чужой ребенок. П а н и Ю л ь я с е в и ч. Чужой ребенок? М е л я. Ну да! Ганка сама говорила… П а н и Ю л ь я с е в и ч (с любопытством). Ну… ну… что она говорила? М е л я. Я говорю ей: «Пойдешь замуж», - это у меня в мыслях все она да Збышко. А она не плачет, а прямо-таки воет и говорит: «А кто ж меня возьмет теперь с чужим ребенком?» П а н и Ю л ь я с е в и ч. Так и сказала? М е л я. Тетя, я никогда не лгу… Но я всего этого никак не возьму в толк. А вы, тетя, что-нибудь тут понимаете? П а н и Ю л ь я с е в и ч. Понимаю! Понимаю! М е л я. Так объясните мне, тетя моя дорогая! П а н и Ю л ь я с е в и ч. Нет. Я тебе ничего не стану объяснять. Но запомни, Меля: надо держать язычок за зубами. Никому об этом ни слова! Ни одного слова. И больше не подглядывать! А что-нибудь заметишь, закрой глаза. М е л я. А вы поможете им, тетя? П а н и Ю л ь с е в и ч. Пожалуй. М е л я. Тетенька, милая! Они еще выкрадут друг друга или покончат с собой. Так было в Киеве. Тише! Збышко! Я В Л Е Н И Е О Д И Н Н А Д Ц А Т О Е Т е ж е и З б ы ш к о, одетый для выхода. П а н и Ю л ь с е в и ч. Как поживаешь? Ты уходишь? З б ы ш к о. Да! П а н и Ю л ь я с е в и ч. Снова за старое? З б ы ш к о. Снова. П а н и Ю л ь я с е в и ч. А ведь ты стал было чаще оставаться дома. З б ы ш к о. Как видно, с меня уже хватит. П а н и Ю л ь я с е в и ч. Жаль. Ты лучше выглядишь, немного пополнел. М е л я. Збышко, сейчас все возвратятся – будем чай пить. З б ы ш к о. Не ждите меня. М е л я. Мама опять рассердится. З б ы ш к о. Отстаньте! П а н и Ю л ь я с е в и ч. Нельзя ли повежливей? З б ы ш к о. Зачем? П а н и Ю л ь я с е в и ч. Хотя бы со мной… Ты так себя ведешь… З б ы ш к о. Моя дорогая, то ты сама напрашиваешься на оскорбления, то требуешь, чтобы тебя уважали. Выбирай что-нибудь одно: или ты порядочная женщина, или кокотка. П а н и Ю л ь я с е в и ч (взбешенная). Нет, с таким грубияном лучше не разговаривать. З б ы ш к о. Да, лучше всего. И перестань штукатуриться. Ведь ты – словно каменный дом, отремонтированный по случаю приезда императора. Прощай! П а н и Ю л ь я с е в и ч. Эй, не пришлось бы тебе пожалеть об этих грубых выходках. З б ы ш к о. Я никогда ни о чем не жалею. (Уходит.) М е л я. Он злится, как бывало прежде. И с Ганкой они так ссорились!.. О, мама идет через кухню. Входят Д у л ь с к а я и Х е с я. Я В Л Е Н И Е Д В Е Н А Д Ц А Т О Е Т е ж е, Д у л ь с к а я, Х е с я, потом Г а н к а, Д у л ь с к и й. Д у л ь с к а я (пани Юльясевич). Здравствуй. Я сама не своя. П а н и Ю л ь я с е в и ч. В чем дело? Д у л ь с к а я. Новое приключение в трамвае. Когда Хеся сидит, то она выглядит ребенком, ну… не выше метра. Я велю ей – согнись… Х е с я. Э, мамочка! Пожалуйста… Д у л ь с к а я. А Хеся как назло старается вытянуться! Ну и кондуктор придирается – все переглядываются… П а н и Ю л ь я с е в и ч. Ах! Это из-за одного-двух грошей… Д у л ь с к а я. Кто не бережет гроша, тот не стоит и… шиша. Ганка, накрывай на стол! Мы теперь пьем чай здесь, печка в столовой совсем развалилась. П а н и Ю л ь я с е в и ч. Почему же вы, тетя, ее не поправите? Д у л ь с к а я. Да что я, дура? В будущем году я перейду в другую квартиру, а эту сдам в наем. Квартирант и поправит. Пойду накину капот. Хеся, переоденься! Меля, займись чаем! (Уходит.) Г а н к а входит, накрывает на стол. Пани Юльясевич приглядывается к ней. Х е с я. Сегодня был неинтересный урок. Хорошо, что ты не пошла. Одни школьники. (Убегает.) П а н и Ю л ь я с е в и ч. Ганка! Отчего ты так осунулась? Г а н к а. Зубы болят. П а н и Ю л ь я с е в и ч. Зубы? Д у л ь с к а я (в капоте). Живей самовар! Булок… Напейся с нами чаю. Возвращается Х е с я с тетрадками. Д у л ь с к а я. Как я счастлива, что я уже дома. Для женщины главное – дом. Я люблю это повторять. Позовите Збышко! М е л я. Збышко ушел! Д у л ь с к а я. Ушел? М е л я. Но, должно быть, скоро вернется. П а н и Ю л ь я с е в и ч. А вы, тетя, говорили, что Збышко исправился! Д у л ь с к а я. Ну да. Он убедился, что главное на свете – дом и семья. Видно, по делу вышел! П а н и Ю л ь я с е в и ч. Вовсе нет. Он говорил, что ему осточертели и дом и семья. Д у л ь с к а я. Говорил?. П а н и Ю л ь я с е в и ч. Да, только что. Правда, я не поняла, что ему здесь так опротивело… Довольно и того, что взял, да и ушел. Х е с я. Снова загуляет. Д у л ь с к а я. А ты не суйся!.. Не знаю, что с моим мальчиком делать. Все стараюсь угодить ему, только бы удержать дома. П а н и Ю л ь с е в и ч (значительно). Э, тетя! Быть может, это «стараюсь угодить» уже достигло своей цели. Д у л ь с к а я. Не понимаю. Где же ему может быть лучше, как не в семейном кругу! П а н и Ю л ь я с е в и ч. Гм! Д у л ь с к а я (Меле). Что это ты переглядываешься с теткой? П а н и Ю л ь я с е в и ч. Со мной? Это вам, тетя, показалось. А что до этого семейного круга… Д у л ь с к а я. Что ты в этом смыслишь? Ты ведь все порхаешь. Признаюсь, о тебе уже начинают поговаривать. П а н Ю л ь я с е в и ч. О ком только не говорят. Д у л ь с к а я. О тебе говорят то, на что ты сама напрашиваешься. П а н и Ю л ь я с е в и ч. Например? Д у л ь с к а я. Да говорят, что ты кокетка. П а н Ю л ь я с е в и ч. Э! Д у л ь с к а я. Такое о тебе сложилось мнение. Никто не скажет этого обо мне. П а н и Ю л ь я с е в и ч (с раздражением). А вы, тетя, могли бы при девочках обойтись без этих поучений. Д у л ь с к а я. Это дети, они не понимают. Впрочем, почему бы им не послушать. Пусть им будет наукой, до чего может довести легкомыслие и желание во что бы то ни стало нравиться. Входит Д у л ь с к и й, кланяется, достает из кармана газету, садится и читает. П а н и Ю л ь я с е в и ч (все с большей злобой). По правде говоря, странные у вас, тетя, представления о гостеприимстве. Д у л ь с к а я. У меня, моя дорогая, на первом плане мораль, все равно, в моем это доме или… П а н и Ю л ь я с е в и ч. Значит, я живу противно морали? Д у л ь с к а я. Похоже, что да! Тебя вечно видят на улице. П а н и Ю л ь я с е в и ч. Не ходить же мне по крышам! |