Гловели г. Д. История экономических учений
 Скачать 4.2 Mb.
|
|
ГЛАВА 25. ИСТОКИ И ЭВОЛЮЦИЯ НОВОАВСТРИЙСКОЙ ШКОЛЫ И НЕМЕЦКОГО ОРДОЛИБЕРАЛИЗМА Новоавстрийская школа непосредственно вышла из австрийской, сохранив её традицию через прямую преемственность поколений и на критической дистанции от неоклассического направления, в котором слились остальные школы маржинализма. Новоавстрийская школа продолжала отстаивать последовательный методологический индивидуализм, субъективистско-динамический подход к рынку и позитивную «чистую» теорию капитала австрийской школы, критиковать историзм и социализм. В рамках неолиберализма новоавстрийская школа сомкнулась с либеральным ответвлением германской «национальной экономии» (развивавшейся в русле исторической школы) — ордолиберализмом. 25. 1. Новоавстрийская школа и оформление неолиберализма. Общая характеристика новоавстрийской школы. Новоавстрийская школа имела двух ярко выраженных лидеров — Л. фон Мизеса и Ф. фон Хайека, трактаты которых стали прямым продолжением: — позиции Менгера в «споре о методах» с Шмоллером; — критики «Капитала» Маркса Бём-Баверком; — размышлений Визера в «Теории общественного хозяйства» о невозможности для «центрального распорядителя» быть в курсе обстоятельств, позволяющих в каждом отдельном случае извлечь максимальную полезность или предпринять наилучшие шаги. Сравнительно с зачинателями австрийской школы Мизес и Хайек: — расширили субъективную теорию ценности до отождествления экономической науки с учением об обмене (каталлактикой) и построения общей теории человеческой деятельности (праксиологии); — дополнили учение о временнόй структуре капитала и основаниях процента концепцией делового цикла, сводящей причины экономических кризисов к кредитной экспансии центральных банков и государственному вмешательству; — акцентировали эпистемологические (а не только собственно экономические и социально-философские) аспекты в критике теорий и воплощённых в ХХ веке практических моделей социализма; — предложили собственные, как правило, весьма тенденциозные версии ряда ключевых историко-экономических проблем, с апологетических позиций по отношению к частному предпринимательству; — довели отрицание математических и статистических методов исследования до отрицания эконометрики и макроэкономических моделей (вплоть до системы национальных счётов). Истоки новоавстрийской школы: от семинара Бём-Баверка к семинару Мизеса. Основатель новоавстрийской школы Людвиг фон Мизес (1881 — 1973) окончил Венский университет (1906), а благодаря успеху своей книги «Теория денег и кредита» (1912), был принят (1913) туда же приват-доцентом. Ещё во время учёбы безоговорочно принял маржинализм К. Менгера и Бём-Баверка и активно участвовал в теоретическом семинаре Бём-Баверка, который также посещали Й. Шумпетер и социал-демократы О. Бауэр и О. Нейрат. Одновременно Мизес служил (с 1909) юрисконсультом и финансовым экспертом в Венской торговой палате, при которой в 1920 г. он организовал свой экономический семинар. Известность этого семинара стала международной после выхода в «Архиве социальной науки и социалполитики» (1920) статьи Мизеса «Хозяйственный расчёт при социализме» («Die Gemeinwirtschaft»), доработанной затем до книги («Социализм»,1922). Этот трактат принёс Мизесу одобрение М. Вебера (в его посмертно изданной книге «Хозяйство и общество», 1922) и восторженного сторонника и ближайшего последователя в лице Хайека, ученика Ф. Визера. До закрытия семинара ввиду своего переезда в Женеву (1934) Мизес опубликовал также книги «Либерализм» (1927), «Критика интервенционизма» (1929), «Эпистемологические проблемы экономической теории» (1933). Понятие интервенционизма (отлат. interventio — вмешательство), заострённое позднее им самим и Хайеком против кейнсианской макроэкономики, Мизес выдвинул против германской «новой» исторической школы и её идеологии «социалполитики». От других представителей германской социальной экономии Мизес отделял профессора Боннского университета Генриха Дитцеля (1857 — 1935), первым использовавшего категорию «хозяйственный расчёт» (Wirtschaftsrechnung). Полемика с социализмом. Критику различных версий социализма (включая ту, что была предложена братом основателя австрийской школы — юристом А. Менгером), и в особенности — марксистской социал-демократии и большевизма, Мизес начал как реакцию на книги своих знакомых по семинару Бём-Баверка О. Нейрата и О. Бауэра. Они приняли активное участие в политических событиях эпохи распада восточноевропейских империй (1917 — 1919): Отто Бауэр (1882 — 1938), один из лидеров т. н. австромарксизма, — как министр социалистического правительства Австрии; Отто Нейрат (1882 — 1945), вступивший в социал-демократическую партию Германии, — как деятель Баварской Советской республики (1918 — 1919). Он пытался внедрить в её масштабе централизованное экономическое планирование без денег, считая, как и В. Ульянов-Ленин, что предпосылки созданы аппаратом военно-государственного капитализма. Идейные основы этого опыта Нейрат изложил в брошюре «От военного хозяйства к натуральному» (Мюнхен, 1919). К ней по основной идее была близка книга О. Бауэра «Путь к социализму» (Вена, 1919). Мизес категорически отверг «предположение, что социалистическое общество может вместо денежных расчётов использовать расчёты в натуральных показателях», и доказывал тождество денежной калькуляции с рациональной экономической деятельностью и невозможность соизмерения разнородных видов труда без денежных оценок их продуктов потребителями. Кроме неустранимости денег из развитой экономики, Мизес связывал «логическую и практическую нереализуемость социализма» с необходимым присутствием в хозяйственном расчёте: — категории «капитал» как единственного общего знаменателя в расчётах ценности благ высших порядков и показателя всех разновидностей собственности; — спекуляций как источника изменений в системе, ориентированной на будущее, которое точно не предопределено. Мизес подчеркивал, что, вопреки социал-демократическим выводам, обобществление капитала в акционерных предприятиях не является предпосылкой социалистического обобществления производства, поскольку необходимо связано со спекулятивной деятельностью. Что касается общественного аппарата распределения в военное время, принятого столь положительно Нейратом и Ульяновым-Лениным, то Мизес отмечал его громоздкость. Отсюда следовал вывод, что аппарат карточного распределения или кооперативных складов не будет дешевле, чем те расходы на рекламу, коммивояжёров и агентов по сбыту, которые устранит социалистическое государство. Социалистическое общество, прогнозировал Мизес, это общество должностных лиц. Он возмущался двусмысленностью марксистской идеологии, ратующей, с одной стороны, — за разрушение существующей государственной машины, а с другой — за борьбу с анархистскими движениями и политику, ведущую к созданию «всемогущего государства». Наконец, Мизес отверг гипотезу Фурье о перемене труда и конкуренции как мотиве («страсти») безотносительно к денежной выгоде, а также все четыре исторических лозунга социалистического распределения (поровну; по труду; по потребностям; по заслугам). «Капитализм — единственное решение». Придя к заключению, что социалистические идеи, получившие столь широкое распространение, порождены в лучшем случае интеллектуальными ошибками, Мизес признал капиталистический строй, основанный на частной собственности предпринимателей на средства производства, единственно возможной формой рациональной экономической организации общества. Утверждая, что власть над средствами производства «может быть получена только с помощью голосов потребителей, собираемых ежедневно на рынках», Мизес сделал попытку отвести от капитализма обвинение в тенденции к монополизации. По мнению Мизеса, в экономике, основанной на частной собственности на средства производства, без особого покровительства государства к монополизации тяготеет лишь горнодобывающая промышленность. Но «если взглянуть с точки зрения всей мировой экономики… окажется, что монополия делает потребление невозобновляемых естественных ресурсов более экономным», чтобы предотвратить их исчерпание. И опять же социализм, который не обеспечит эффективного использования ресурсов, «будет относиться к невозобновляемым ресурсам менее экономно, чем капитализм». Последовательную защиту капитализма от «интервенционизма» (государства и профсоюзов) и «антикапиталистической ментальности» интеллектуалов Мизес отождествил с либеральными убеждениями и избрал своим непреклонным кредо. Он отстаивал его более полувека в Вене (1920 — 1934), Женеве (1934 — 1940) и Нью-Йорке, где получил возможность возобновить свой частный семинар (1949 — 1968), на котором сформировалось новое — американское — поколение новоавстрийской школы. Фидуциарные деньги. Критику социалистических доктрин Мизес основывал на трактовке хозяйственного расчёта как связи между сферой субъективных оценок порядка полезности благ и сферой межличностных количественных оценок, выраженных в рыночных ценах. Таким образом, в концепциихозяйственного расчёта, основанного на знании (из вчерашнего опыта) покупательной способности денег Мизес совместил ординалистский и кардиналистский подходы в теории предельной полезности. Нарушения стабильности покупательной способности денег и колебания относительных цен Мизес считал причиной деловых циклов. Он выдвинул понятие фидуциарных денег (от лат.fiducia — доверие) — бумажных денег, не обеспеченных запасом благородных металлов. Мизес указывал, что выпуск избытка фидуциарных денег является следствием кредитной экспансии банковской системы с частичным резервированием, управляемой центральным банком, и приводит к искусственному занижению ставки процента. Вследствие этого искусственно увеличивается «окольность» производственных процессов, которые делаются чрезмерно капиталоёмкими, что «несёт в себе семена саморазрушения». Единственным средством пресечь экспансию фидуциарных денег и вытекающую из неё инфляцию Мизес считал банковскую систему со 100-процентным резервированием вкладов до востребования и выступал за воссоздание золотого стандарта более строго, чем по английскому Акту Пиля. Английский приверженец австрийской школы Лайонел Роббинс (1898-1984), участвовавший в семинаре Мизеса и сформулировавший в начале 1930-х гг. классическое маржиналистское определение предмета экономической теории (см. главу 30), тогда же пригласил Хайека в Лондонскую школу экономики. Ученик Мизеса развернул полемику с концепцией «рыночного социализма» Ланге (см. главу 23) и организовал издание критического сборника «Коллективистское экономическое планирование» (1935). Но теоретическое обобщение Хайеком результатов, полученных основанным им вместе с Мизесом Австрийским институтом делового цикла, подверглось сокрушительной атаке кейнсианцев. А после триумфа «Общей теории занятости, процента и денег» Кейнса понятие «либерализм» стало наполняться новым содержанием, подразумевающим необходимость государственного вмешательства и социальных реформ для исправления «провалов рынка» и сохранения системы частного предпринимательства. Но «новоавстрийцы» не отступили от своих позиций и приложили усилия для объединения в ведущих западных странах противников теперь уже не только социализма, но также и кейнсианства и доктрины «государства благосостояния». Оформление неолиберализма. В 1938 г. Мизес и Хайек приняли участие в Парижской встрече, получившей название «коллоквиум Липпманна». Американский политический консультант и журналист Уолтер Липпманн (1889 — 1974), автор знаменитых книг «Общественное мнение» (1922) и «Фантом общественности» (1925), приехал со своей новой книгой «La Cité Libre». Он согласился с экономистами-участниками в том, что «только механизм цен, действующий в условиях свободного рынка, даёт возможность достигнуть такой организации производства, которая может обеспечить максимальное удовлетворение потребностей»105. Это положение стало кредо провозглашённой идеологии неолиберализма; сам термин предложил немец Александр Рюстов (1885 — 1963), в то время профессор Стамбульского университета. Фактический организатор коллоквиума французский философ Л. Ружьер основал международный исследовательский центр «За обновление либерализма». Но вторая мировая война с её жёстким выбором между нацизмом и коммунизмом не благоприятствовала «обновлению либерализма»106. Хайек, как и Мизес, уехал в США (1941), где нашёл в Чикагском университете союзников в неприятии кейнсианства. Он написал «Чистую теорию капитала» (1941), а затем книгу «Дорога к рабству» (1944), сыгравшую значительную роль в отождествлении германского национал-социализма и советского социализма СССР как разновидностей «тоталитарных» режимов. Причём к идейным предшественникам «тоталитаризма» ХХ века были отнесены такие разные идеологи, как французский философ-позитивист О. Конт, английский историк-антисемит Х. С. Чемберлен и «крупнейшие» (?) немецкие идеологи «национализма и социализма» И. Г. Фихте, Ф. Лассаль и К. Родбертус. В 1947 г. , когда У. Липпманн ввёл в обиход понятие «холодная война», Хайек создал в швейцарском курорте Мон-Пелерин организационную структуру неолиберализма — «Общество Мон-Пелерин» и стал его президентом (до 1961). Среди основателей Общества были французские экономисты-участники «коллоквиума Липпманна» Ж. Рюэфф и М. Алле, идеологи немецкого ордолиберализма В. Ойкен и В. Рёпке, а также Ф. Найт и более молодые экономисты из Чикагского университета — Дж. Стиглер и М. Фридмен. Хайек дистанцировался от прямого участия в политике, считая более важным исподволь влиять на общественное мнение, разубеждая интеллектуалов в осуществимости социалистического идеала и указывая на его опасности. 25. 2. Основные положения социальной философии Ф. Хайека и их значение для экономической теории. Методологический индивидуализм Хайека. Идеологические понятия «консерватизм» и «либерализм» возникли по истечении XVIII века скорее как противоположности. Понятия «неоконсерватизм» и «неолиберализм» к концу ХХ в. стали синонимами, и едва ли не наибольший вклад в такое слияние внёс Фридрих Август фон Хайек (1899 — 1992), ставший одной из наиболее влиятельных фигур не только экономической мысли, но также социальной и политической философии XX в. Во время учёбы в Венском университете у Ф. Визера Хайек интересовался, помимо экономики и юриспруденции, также проблемами психологии и социальными движениями. Книга Мизеса о невозможности хозяйственного расчёта при социализме навсегда определила главное направление идейной деятельности Хайека — критику любых форм коллективизма с позиций методологического индивидуализма и субъективизма австрийской школы. В этой критике Хайек обращался как к экономической проблематике, так и к широкому кругу социально-философских, политологических и психологических аспектов. Уже в 1920-е гг. он пришёл к выводу о необходимости углубить анализ разделения труда как основание классической либеральной экономической теории анализом разделения информации: «рассеянного знания». Социалистическая традиция XIX в. горячо протестовала против воспетого А. Смитом разделения труда, которое делает людей «частичными работниками» (К. Маркс), «искалеченными экономическими разновидностями» (Ф. Энгельс), «взаимно идиотами» (Ф. Лассаль). Крупнейшие теоретики социализма в ХХ в. — австриец О. Нейрат и россиянин А. Богданов (ученик австрийского философа Э. Маха) — сознавали, что проблема социалистического общества как строя «хозяйственной планомерности» лежит глубже, чем преобразование имущественных отношений. Они считали необходимым устранить не только частную собственность, но и дробление знаний, «недоступную цеховую форму современной науки»107. Только если «собрать опыт людей воедино и организовать его в стройный порядок», сделав возможным восполнение знаний каждого для сравнительно лёгкого перехода от одной специальности к другой, можно рассчитывать на «полное понимание друг друга» в совместной деятельности по планомерному контролю общества над его собственным развитием108. Этот радикальный познавательный максимализм нашёл воплощение в разработке Богдановым «всеобщей организационной науки» и в организации Нейратом движения за единство науки и «Международную энциклопедию унифицированной науки», а также в изобретении Нейратом «изотипа» — наглядного способа представления информации для облегчения уяснения специальных проблем в широком общении. Позицию Богданова — Нейрата можно определить как методологический коллективизм, устремлённый к организованному знанию как инструменту лучшей организации общества. Позиция Хайека была диаметрально противоположной, и все порицаемые им идейные, экономические и политические системы он оценивал как проявления коллективизма. В критике мировоззренческих оснований коллективизма Хайек обращал особое внимание на холизм (приоритет общественных целостностей — государства, классов, партий, профсоюзов — над индивидами), сциентизм (принятие для экономики стандартов естественнонаучного знания) и историцизм (представление о движении общества к лучшему состоянию и возможности познания законов этого движения). Отвергая все эти «измы», Хайек отверг и понятие «капитализм», предложив заменить его категорией «расширенный порядок человеческого сотрудничества». Этот «расширенный порядок», по мнению Хайека, возможен только на основе индивидуализма и рыночной координации знания, неизбежно неполного — «распылённого» — в сложных общественных системах, охватывающих множество людей. В статье «Использование знаний в обществе» (1945) Хайек доказывал, что «масса важного, но неорганизованного знания, которое нельзя назвать научным (в смысле познания всеобщих законов) — это знание особых условий времени и места» даёт преимущества практически любому индивиду перед всеми остальными, поскольку индивид владеет уникальной информацией, которую может выгодно использовать. Но использовать её он может, только если ему самому предоставлены зависящие от этой информации решения. Причём эта разновидность знаний, по мнению Хайека, по своей природе «не может схватываться статистикой» и соответственно передаваться в какой-либо форме центральному органу. Но рассеянное знание неизбежно реагирует на механизм свободных цен, который является информационным устройством, согласующим интересы участников в изменчивом хозяйстве. Аналогичным по эффективности устройством не может быть централизованное управление, неизбежно теряющее «рассеянное знание» (в силу его случайной природы не доступное учёту из центра). Впоследствии (1958)друг Хайека, член «общества Мон-Пелерин» английский философ венгерского происхождения М. Поланьи выдвинул концепцию «неявного» или личностного знания, которое вплетено в практические действия человека и лежит «между инстинктом и разумом», а сам Хайек, будучи атеистом, подчёркивал значение религий как традиционных ценностей, способствующих экономическому развитию — но только в случае поддержки ими семьи и частной собственности. Либерализм и консерватизм Хайека. Отношение Хайека к религии во многом объясняет его отождествление одновременно с либерализмом и консерватизмом. Как либерал Хайек — сторонник свободы вероисповедания. Как консерватор он воздаёт должное религиям как элементам общественных «спонтанных порядков», возникших не вследствие рационального планирования, а культурного отбора «результатов человеческих действий, но не изобретений» — наряду с разделением труда, деньгами и правовыми институтами. Хайек — категорический противник «социального конструктивизма», отвергающего условности и традиции ради рационального проектирования лучших общественных форм. Протест против рационалистической «социальной инженерии» проходит через концептуальные книги Хайека с порицающими заглавиями «Дорога к рабству» (1944), «Контрреволюция науки» (1952) и «Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма» (1988). Защищая «индивидуалистическое общество», Хайек полагал необходимым «индивидуальное подчинение анонимным и внешне иррациональным социальным силам в любом сложном обществе» — «жёсткой дисциплине рынка» и существующим правилам «не только когда человек понимает их обоснованность». Нетрудно увидеть здесь противоположность протесту Маркса против «товарного фетишизма». Подчинение обычаям и условностям, существование которых часто не поддаётся разумному объяснению, Хайек считал «важнейшим условием постепенной эволюции и усовершенствования норм социального взаимодействия» и признаком «истинного индивидуализма» в противоположность «ложному индивидуализму» французской традиции «интеллектуалистской демократии» (нашедшей крайнее выражение в социальной философии Ж.-Ж. Руссо). Вдохновлённая этой традицией Французская революция пыталась искоренить как нерациональные «все промежуточные образования» между индивидом и государством. И Хайек присоединился к таким критикам Французской революции, как английский виг Э. Бёрк и французские клерикалы-монархисты Л. Бональд и граф де Местр, которые заложили основы политической и философской мысли европейского консерватизма. Эти консервативные обличители философии Просвещения в одном пункте, по мнению Хайека, оказались проницательнее «экономистов классической школы и мыслителей-утилитаристов». А именно: «они были более реалистичными в оценке народных масс», не разделяли «веры либеральных философов в простого человека», сознавали, что «общественное мнение может благоволить ложным идеологиям». Таким образом, в мировоззрении Хайека классический экономический либерализм laissez faire соединился с неприязненным отношением к «восстанию масс», ярко выраженным в 1930 г. европейским консерватизмом в книге испанского философа Х. Ортеги-и-Гассета; хотя Хайек избегал социологического противопоставления «элиты» и «толпы». «Спонтанные порядки» и государство. Хайек извлёк из архива экономической мысли идею благотворности «спонтанных порядков», являющихся непреднамеренными общественными продуктами индивидуальных человеческих действий, закреплёнными эволюционным отбором. Главный из «спонтанных порядков» — рынок. Его Хайек охарактеризовал как «самонастраивающийся механизм», управляемый «невидимой рукой» А. Смита и прикрепляющий «ценник» к продукту непосредственного труда индивида. В сочинениях современников Смита — Юма и Фергюссона — Хайек выделил положения о собственности как условии прогресса и «трёх естественных законах» — стабильности собственности, передачи её посредством согласия и выполнении обещаний. Наконец, в «Басне о пчёлах» циника Мандевиля Хайек нашёл первую формулировку того, что переход к «расширенному порядку человеческого сотрудничества» требует разрыва с «врождёнными инстинктами альтруизма и солидарности», сплачивающими малую группу. «Живущие ныне в условиях расширенного порядка выигрывают, когда не любят ближнего, как самого себя, и вместо правил солидарности и альтруизма… уважают частную собственность, выполняют заключённые договоры»109. Поскольку рынок, по мнению Хайека, обладает саморегулирующим механизмом ценовых сигналов, государство, «воплощающее преднамеренно организованную и сознательно контролируемую власть», должно обеспечивать лишь правовую рамку для «спонтанных порядков». 25.3. Спор между Хайеком и Кейнсом о механизме экономического цикла и роли государства. «Эффект Рикардо». Нейтральность денег. Понимание конкурентных цен как информационных сигналов к перемещению ресурсов (пополнению там, где рынок показывает недостаточное предложение, и изъятию в случае избыточного предложения товаров), ставшее основой интерпретации метафоры «невидимой руки» в ХХ в. (см. главу 5), было положено Хайеком уже в основу книги «Цены и производство» (1931). Она была написана им как директором Австрийского института делового цикла (1928 — 1931), но опубликована по-английски уже после переезда в Лондон. Подхватив у Мизеса понятие фидуциарных денег, Хайек развил взгляд на их экспансию как на причину делового цикла. Конкурентный рынок заставляет экономических агентов распределять свои ресурсы между текущим и будущим потреблением таким образом, чтобы относительные цены различных ресурсов оказались в точности пропорциональны относительным издержкам их производства. Однако неоправданная кредитная экспансия ведёт к искажению относительных цен как сигналов-распределителей ресурсов. Фидуциарные денежные средства делают доступными для предпринимателей новые финансовые ресурсы, которые превращаются в инвестиции в отраслях, удалённых от потребления и производящих капитальные блага. Поскольку капитальные блага, как правило, комплементарны, растёт искусственный спрос на инвестиционные товары, что приводит к повышению цен на них относительно цен на потребительские товары. Капиталообразование отрывается от нормального уровня распределения между текущим и будущим потреблением («добровольного сбережения») посредством сдвига в сторону будущего потребления — «вынужденных сбережений», изобилие которых снижает процентную ставку. В то же время падение относительных прибылей в отраслях, производящих потребительские товары, где издержки постепенно повышаются, а цены — нет, кладёт начало перетоку производительных факторов из отраслей, расположенных ближе к потреблению, в самые капиталоёмкие отрасли. Но рано или поздно рост денежных доходов владельцев факторов производства толкает вверх спрос на потребительские товары. Но из-за произошедшего отвлечения ресурсов из секторов, расположённых ближе к потреблению, производство потребительских товаров сократилось, поэтому цены на них начинают расти, требуя обратного перемещения ресурсов в потребительские отрасли. Производство инвестиционных товаров теперь должно адаптироваться к менее капиталоёмкой (а потому и более трудоёмкой, поскольку повышение потребительских цен означает падение реальных ставок заработной платы) структуре. Предприятия, инвестировавшие в производство капитальных благ с большим сроком окупаемости, сталкиваются с нехваткой реальных ресурсов. Инвестиционный бум переходит в экономический спад; причина — чрезмерная лёгкость получения кредитов, ставшая результатом развязанной банковской системой экспансии фидуциарных денег, подтолкнувшей искусственное расширение спроса на капитальные блага и их производство в ненормальном объёме. Свой взгляд на решение проблемы Хайек выразил формулой нейтральность денег,т.е. сдерживание кредитной экспансии и недопущения искажающего влияния денежной массы на относительные цены, процент и структуру производства. Он критически оценил утверждение Кейнса в «Трактате о деньгах», что не существует автоматического механизма уравнивания норм сбережений и инвестиций. Усмотрев в этом намёк на отрицание автоматического рыночного механизма приспособления производства к сдвигам в спросе, Хайек настаивал, что причина кризисов — в неоправданной экспансии фидуциарных денег, которая влечёт «межвременнóе рассогласование между решениями инвесторов и потребителей». «Эффект Рикардо». Становление макроэкономики заострило противоположность между кейнсианской и хайековской концепциями цикла. Первая объясняла кризисы недостаточным, вторая — избыточным инвестированием; первая рекомендовала для выхода из кризиса расширение потребления и умеренную инфляцию, вторая — сокращение потребления и «садистскую» (по словам одного из критиков) дефляцию. Хайек в дальнейшем развитии своей концепции в книге «Прибыль, процент и инвестиции» (1939) выдвинул понятие эффекта Рикардо — перераспределения ресурсов между отраслями с разной капиталоёмкостью вследствие колебаний реальной заработной платы. Под «реальной заработной платой» Хайек подразумевал не покупательную силу денежной заработной платы относительно набора жизненных средств, а номинальную заработную плату, выраженную в единицах выпускаемой данными работниками продукции. А имя Рикардо возникло в связи с утверждением классического политэконома по поводу того, что поскольку издержки на заработную плату в машиностроении меньше, чем средние издержки на заработную плату в экономике в целом, то рост денежной заработной платы не приводит к пропорциональному увеличению цен на машины. Следовательно, денежная норма прибыли и процента уменьшается, что подталкивает к замещению труда машинами. На самом деле, Хайек стремился актуализировать теорию капитала Бём-Баверка и объяснить депрессию «сжатием» структуры капитала (укорачиванием «окольности» производства). В условиях бума цены на товары обычно растут быстрее, чем денежная заработная плата; таким образом, реальная заработная плата снижается; её падение приводит к изменению относительной прибыльности различных методов производства в пользу более коротких, или менее «окольных» методов, т.е. к замещению машин трудом. Это «обмеление» капитала перекрывает инвестиционный спрос на «углубление капитала», вызванный ростом потребительского спроса на текущий выпуск — спрос на большее количество точно таких же машин, как и раньше; и совокупный инвестиционный спрос сокращается. Наоборот, в период экономического спада растущий уровень реальной заработной платы вызывает оживление инвестирования в «углубление капитала» — возникает тенденция использовать машины с более длительным сроком службы — ив определённый момент это начинает компенсировать снижение инвестиций, связанное с падением производства. Длина периода производства сокращается во время экономического подъема и увеличивается во время спада. Если П. Сраффа по просьбе Кейнса написал ядовитый критический разбор (1932) первоначальной хайековской концепции цикла, то через 10 лет Н. Калдор иронически назвал «эффект Рикардо» в трактовке Хайека «эффектом концертино (гармошки)», полагая, что такового просто не существует. Кейнсианцы аргументировали неубедительность концепции Хайека тем, что она неадекватно отражает реальные факторы сдвигов в капиталообразовании, поскольку преувеличивает степень лёгкости перемещения ресурсов предпринимателями, и гипертрофирует монетарные причины цикличности. Однако введённое Хайеком понятие «нейтральность денег» прочно укоренилось в макроэкономике с появлением неолиберального противовеса кейнсианству — монетаризма, а влияние на экономический цикл сдвигов в структуре капитала, вызванных снижением нормы процента, получило подтверждение в опыте трёх последних («посткейнсианских») десятилетий ХХ в.110. Принципы и границы вмешательства государства. Самое знаменитое произведение Хайека «Дорога к рабству» (1944) вышло, когда ход 2-й мировой войны определился в пользу СССР и его союзников против нацистской Германии, а в США и Англии закладывались основы «государства благосостояния» и велась подготовка к Бреттон-Вудской конференции для определения международного экономического порядка. Утверждению государственного вмешательства в экономику и растущей привлекательности идеи планирования Хайек противопоставил утверждения, что — расцвет фашизма и нацизма был не реакцией на социалистические тенденции предшествовавшего периода, а неизбежным продолжением этих тенденций; — макроэкономическое регулирование является «сползанием» к социализму и тоталитаризму. Идентифицируя социализм как отмену частной собственности и «создание системы плановой экономики, где вместо предпринимателя, работающего для достижения прибыли, будут созданы централизованные планирующие органы», Хайек отрицал исторические тенденции к неизбежности планирования. Он доказывал, что идея централизованного планирования порождена не техническим прогрессом и неизбежным перерастанием конкуренции в монополию, как считали интеллектуалы-социалисты, а «конструктивистским рационализмом», выступившим с претензиями на научное управление общественной системой. Неизбежным результатом осуществления таких претензий Хайек считал свёртывание демократических процедур и отказ от защищённой законом сферы автономии индивида, т.е. тоталитаризм — всеподавляющее государство, придающее воплощённому коллективизму черты, неожиданные для самих его идеологов. В полемике с коллективизмом Хайек признал необходимым не только возвращение к классическому экономическому либерализму, но и внимание государства к обеспечению соответствующей свободной конкуренции правовой системы и «правильной организации таких институтов, как деньги, рынок и каналы информации». Книга Хайека вызвала среди прочих положительные отклики Кейнса (частное письмо) и Шумпетера (рецензия), хотя была полемикой и с их взглядами, в частности, с «экспериментами», которые ведут ко всё большей зависимости экономической деятельности от направления и объёма правительственных расходов. Кейнс, однако, писал Хайеку, что тот сильно недооценивал «осуществимость среднего курса» и напрасно старался «убедить нас, что, продвинувшись на один дюйм в сторону планирования, приходится непременно сползать на скользкую дорожку, ведущую к пропасти»111. Позднее в книге «Контрреволюция науки» (1952) Хайек специально остановился на критике идеи стимулирующего воздействия кредитно-денежной политики Центрального банка на промышленное развитие. Эту идею как часть «конструктивистского рационализма» Хайек возводил к Сен-Симону, которого считал родоначальником сциентизма — «контрреволюции науки» по отношению к либеральному просветительскому индивидуализму. 25. 4. Каталлактика против смешанной экономики: новоавстрийская трактовка рынка и конкуренции. Теория арбитражных сделок И. Кирцнера. Праксиология. В трактате «Дорога к рабству» Хайек утверждал, что ограничение рабочего дня, установление санитарных правил и даже разветвлённая сеть социального обслуживания вполне совместимы с капиталистической конкуренцией. Однако его учитель Мизес в трактате «Человеческая деятельность» (Нью-Йорк, 1949) отнёс всё это к «деформирующему» влиянию «интервенционизма» на рыночную экономику. А сам Хайек вместе с группой историков из «Общества Мон-Пелерин» в книге «Капитализм и историки» (Чикаго, 1954) предпринял попытку показать, что капиталистическая индустриализация не сопровождалась теми социальными бедствиями, о которых писали политэкономы XIX в. Трактат Мизеса претендовал на построение общей теории человеческих действий, логически выводимой из установленных априори принципов рационального выбора. Неуклонно придерживаясь методологического индивидуализма австрийской школы, Мизес таким образом структурировал предмет своей теории, которую он назвал праксиологией (от греч. πράξις — деятельность, и λογία —слово, учение; «учение о деятельности»): 1. Учение о выборе изолированного индивида (робинзонада). 2. Учение о свободном межличностном обмене, или рыночном обществе — каталлактика. 3. Учение об общественном сотрудничестве без рынка, или невозможности хозяйственного расчёта при социализме. 4. Учение о деформированной рыночной экономике. Первые два пункта воспроизводят исходное движение австрийской теории ценности от Менгера к Бём-Баверку, но концепцию последнего Мизес расширяет, используя греческий термин каталлактика («хозяйство, использующее деньги в качестве посредника в обмене»), употреблявшийся ещё Аристотелем. Каталлактике Мизес отводил центральное место в праксиологии. Добавление к своему учению о социализме Мизес вынес в отдельную крайне политизированную брошюру «Запланированный хаос» (где приписал решающее значение во 2-й мировой войне действиям англо-американских войск в Африке, Сицилии и Нормандии). Наконец, к «деформациям» рыночной экономики «интервенционизмом» Мизес отнёс: — прогрессивный подоходный налог; — протекционизм; — законодательное ограничение рабочего дня и запрет детского труда; — кредитно-денежную политику; — налог на наследство. Таким образом, вся положительная программа Мизеса сводилась к воспроизведению идеологии laissez faire и золотого стандарта, повторению Рикардо, Сэя, Кобдена и Бастиа. В период распространения позиции, что профсоюзы являются конститутивным элементом зрелого индустриального общества, и формирования смешанной экономики системой мер государственного вмешательства, полное отрицание Мизесом этих мер не могло не создать ему репутации догматика, усугубляемой категоричным отрицанием макроэкономических агрегатов и эконометрики. Эту репутацию Мизес «подтвердил» своей книгой «Антикапиталистическая ментальность» (1956), которую завершил выводом, что «единственное, что может спасти цивилизованные народы Западной Европы, Америки и Австралии от порабощения варварством по московскому образцу — это открытая и ничем не ограничиваемая поддержка свободного капитализма». Каталлактика. Если критика социализма сделала Мизеса всемирно известным, то «праксиология» никогда не имела (и, по-видимому, никогда не будет иметь) широкого резонанса, а самый термин не использовал даже Хайек. Он, однако, ухватился за термин «каталлактика», которым позднее в книге «Исследования по философии, политике и экономике» (1967) предложил именовать науку о рыночной экономике в целом. Это предложение Хайек увязывал с критикой концепции смешанной экономики и «государства благосостояния». В вошедшей в упомянутую книгу статье «Дорога к рабству: двадцать лет спустя» Хайек назвал «холодным социализмом» цель постепенного более справедливого распределения доходов с помощью налогообложения и государственных социальных программ. В своей последней книге «Пагубная самонадеянность» (1988) Хайек утверждал, что в рамках рыночной экономики понятие социальной, или распределительной справедливости лишено смысла, поскольку «эволюция не может быть справедливой». Завершающим этапом полемики Хайека и австрийской школы (не только новой, но и «старой») с социализмом была критика Хайеком методологического положения о ведущей роли производства в общественном развитии. Привлекая к обоснованию каталлактики данные антропологии, Хайек настаивал, что торговля древнее земледелия и любого другого вида регулярного производства. Главным доводом Хайека в пользу свободы торговли и «спонтанного рыночного порядка» было то, «что мы должны всегда оставлять шанс для таких направлений развития, которые просто невозможно заранее предугадать». Этот шанс Хайек всецело связывал с частнопредпринимательской деятельностью, которую уподобил «процедуре открытия» в научном эксперименте («Смысл конкуренции», 1946). Конкуренция, по мнению Хайека, должна рассматриваться «как процесс приобретения и передачи знаний», механизм оптимального использования «рассеянного знания». Конкуренция и арбитражные сделки. Подход Хайека получил развитие в книге нью-йоркского экономиста и талмудиста Израэля Кирцнера «Конкуренция и предпринимательство» (1973), ближайшего ученика Мизеса в США. Мизес в «праксиологии» предлагал рассматривать предпринимателей как людей, «более инициативных, предприимчивых и зорких, чем средний уровень толпы», и считать прибыли и убытки продуктом не капитала предпринимателя, а его идеи. В отличие от Шумпетера, чтобы избежать акцента на технических нововведениях, Мизес предложил называть предпринимателя «промоутером» ( англ. promoter — «продвигáтель», «тот, кто способствует чему-либо»). Хайек, подчеркивая ведущую роль в конкуренции знания врéменных благоприятных возможностей, «быстротекущих обстоятельств, неизвестных другим людям», использовал термин «арбитражёр» (франц. аrbitrageur — «спекулянт») для характеристики предпринимателей, «выполняющих в высшей степени полезные функции», играя на разнице местных цен на товары. Кирцнер отождествил предпринимательство с аспектами любой целенаправленной деятельности людей, связанными с неизбежной неопределённостью будущих обстоятельств, и свёл его сущность к повышенной «бдительности» (англ. alertness) в отношении новых возможностей получения прибыли. В условиях существования рассеянного знания предприниматель «изобретает» новые сферы деятельности, изменяя окружающую среду, которая для других является чем-то ранее заданным. Сообразительный и бдительный предприниматель, по мнению И. Кирцнера, увидев выгодную рыночную возможность, всегда в состоянии найти необходимые средства на рынке у своих более инертных собратьев — собственников капитала. Источником его прибыли являются арбитражные сделки — выигрыш на разнице цен товаров в разных местах, на разнице цен между ресурсами и готовой продукцией и т.д. В противоположность «новатору» Шумпетера, деятельность «арбитражёра» Хайека –Кирцнера ведёт не от равновесия, а к равновесию — уравновешиванию цен на разных рынках в условиях неполноты информации. Что, однако, в концепции «арбитражных сделок» нового по сравнению с концепцией предпринимательской функции Р. Кантильона, переоценка места которого в истории экономической мысли (в последней четверти ХХ в.) произошла во многом благодаря новоавстрийской школе? Ничего. Новоавстрийская трактовка предпринимательства представляет из себя в чистом виде то, что марксисты (не желавшие замечать противоречий и теневых сторон в собственном учении) вполне справедливо называли буржуазной апологетикой. Печальный опыт социализма в ХХ в. и проблемы, с которыми столкнулась макроэкономика «государства благосостояния», к концу ХХ века «сработали» на значительное повышение репутации новоавстрийской школы. Однако едва ли стоит умалчивать о передержках представителей этого направления, когда они приравнивают конкуренцию к научному открытию или утверждают, что только в их экономической теории «главной фигурой процесса является человек, действующий и проявляющий творческую предприимчивость»112. Во-первых, человек в новоавстрийской концепции это не столько творец, сколько манипулятор на недостатке информации у других, в отличие от подлинного творца-актуализатора, стремящегося сделать достоянием других новую информацию. (Противопоставление манипулятор-актуализатор ввёл американский психолог Эверетт Шостром113 (1921 — 1996), последователь классиков «гуманистической психологии» Э. Фромма и А. Маслоу). Во-вторых, если конкуренция — «процесс приобретения и передачи знаний» (Хайек), то почему существует коммерческая тайна? Наконец, наличие «рассеянного знания», это конечно, существенный эпистемологический аргумент против централизованного планирования. Но почему бóльшая часть экономически значимой информации должна всегда оставаться рассеянной? Потому что это всегда выгодно мéньшей части общества? 25. 5. Немецкий ордолиберализм и доктрина социального рыночного хозяйства. Западногерманский «третий путь». У возникшей в 1949 г. ФРГ, или Западной Германии, была особая миссия в геостратегическом раскладе после 2-й мировой войны: интегрироваться в обновляемую Западную Европу и создать более привлекательную экономическую модель, чем в соседней ГДР (Восточной Германии), ставшей частью системы социализма. Оба результата были достигнуты: ФРГ не только стала экономически наиболее мощным государством Западной, а потом и всей Европы, но и воплотила успешную и в то же время своеобразную модель смешанной экономики — «социальное рыночное хозяйство». Главным творцом этой модели принято считать Людвига Эрхарда (1897 — 1977) — министра экономики (1949 — 1963), а затем канцлера (1963 — 1966) ФРГ, осуществившего реформы, обеспечившую западногерманское «экономическое чудо»; а саму модель — успешным примером «третьего пути» между капитализмом и социализмом (среди выразивших такую позицию — «однопартиец» Эрхарда по Христианскому демократическому союзу Г. Коль, канцлер ФРГ во время добровольного присоединения к ней ГДР). Автором самого понятия «социальное рыночное хозяйство» и его главным популяризатором был Альфред Мюллер-Армак (1901 — 1978), глава департамента экономической политики в министерстве экономики ФРГ при Эрхарде, а до этого профессор Мюнстерского университета. Среди экономистов, внесших вклад в доктрину «социального рыночного хозяйства», называют также имена профессора Фрайбургского университета Вальтера Ойкена (1891 — 1950) и профессора института международных исследований в Женеве Вильгельма Рёпке (1899 — 1966). Оба они по своему мировоззрению примыкали к неолиберализму австрийской школы, враждебному кейнсианству и институционально-социологическому направлению. С Мюллер-Армаком их объединило возведение в ранг приоритета (в отличие от кейнсианства и институционально-социологического направления!) обеспечения стабильности денежной единицы при свободном ценообразовании — результат, практически полученный Эрхардом в 1948 г. и давший старт «экономическому чуду» ФРГ. Однако Мюллер-Армак в «магический треугольник» целей социального рыночного хозяйства включил наряду со стабильностью денег и равновесием платёжного баланса также и кейнсианский идеал полной занятости, тогда как Ойкен и Рёпке акцентировали свободу предпринимательства. Ордолиберализм и неолиберализм. В. Ойкен, сын известного философа Р. Ойкена и оппонент другого, ещё более известного философа М. Хайдеггера (ректора Фрайбургского университета в период нацистского «третьего рейха»), выдвинул идею «экономической конституции», состоящей в «рамочном обрамлении» государством рыночной конкуренции. Выступая против традиций «релятивизма» (относительность истин) и «фатализма» (вера в «скрытые силы», предопределяющие исторический процесс) в немецкой общественной мысли (юрист Ф. фон Савиньи, школа Г. Шмоллера, К. Маркс), Ойкен сформулировал концепцию двух «чистых типов» хозяйственного порядка — централизованно управляемого и свободного рыночного, между которыми располагаются различные промежуточные типы. Благоприятствующим экономическому и социальному процветанию Ойкен считал только свободный рыночный хозяйственный порядок. Но в отличие от старого либерализма laissez faire Ойкен полагал, что этот порядок не установится самотёком, а требует «рамочного обрамления» со стороны государства, а именно: правового оформления частной собственности; стабильности денежного обращения; свободы сделок и договоров, кроме тех, что нацелены на подрыв конкуренции. Особое значение он придавал борьбе с монополиями, предлагая в экспертной записке «Ликвидация концернов и роспуск картелей» (1947) принять закон против концентрации экономической власти. Необходимость «рамочного обрамления» государством конкурентного хозяйственного порядка Ойкен подчеркнул в определении своей концепции как ордолиберализма (букв. «порядок свободы»). Л. Эрхард, заявивший, что ордолиберализм является идейной основой доктрины «социального рыночного хозяйства», так афористично выразил его сущность: «государственному планированию хозяйственных форм — да; государственному планированию и регулированию хозяйственного процесса — нет!» При обеспечении институциональных форм, обеспечивающих предсказуемые условия инвестирования, хозяйственную инициативу максимального числа частных лиц и «подчинение процесса образования доходов строгим правилам конкуренции, рынка и ответственности», Ойкен считал излишними какие-то дополнительные пути достижения социальной справедливости. Ещё более категоричной была позиция В. Рёпке, выступавшего против крупных форм предприятий как таковых, «централистских профсоюзов» и «государства всеобщего благосостояния». Он видел разрушительный для рыночного порядка элемент в росте слоя людей, рассчитывающих не на непосредственный результат своей деятельности, а на перераспределение за счёт налогов и отчисления в социальные фонды, с возрастающими претензиями к государству, которое в результате превращается в инструмент удовлетворения групповых желаний. В книге «Гуманная экономика. Социальные рамки свободного рынка» (1960) Рёпке утверждал, что придёт время, когда Кейнс, подобно Руссо и Марксу, будет признан один из самых больших разрушителей в истории. Рёпке резюмировал свою версию либерализма формулой «государство — футбольный арбитр». Он рассматривал новый либерализм, или «либеральный консерватизм», как «третий путь». Но не между манчестерским капитализмом и социализмом, а между двумя формами коллективистски-бюрократического устройства: «старым» капитализмом, инфицированным вирусами абсолютистского феодализма, особенно пруссачества, и «новым» тоталитаризмом, выросшим из «массовизации» личности. Принцип «социальной компенсанции». А. Мюллер-Армак по основам своего мировоззрения был далёк от неолиберализма. В 1933 г. он не только вступил в нацистскую партию, но и издал монографию в традициях исторической школы «Идея государства и хозяйственный порядок в новом рейхе». Он видел в государстве «универсальную власть жизни» и то «политическое руководство», которое «даёт направление воле народа», создаёт единство интересов через корпоративную организацию114. В 1940 г. он стал директором Института экономических и социальных наук Мюнстерского университета. Продолжая направление исследований, начатое младшим представителем «юной исторической школы» А. Шпитхофом (1873 — 1957), Мюллер-Армак занимался проблемой «хозяйственных стилей». В конце войны он познакомился с Л. Эрхардом, а сразу после неё опубликовал книгу «Экономическое регулирование и рыночное хозяйство» (Мюнхен, 1946), в которой и ввёл понятие социального рыночного хозяйства, противопоставив его «планификации». Привлечённый Л. Эрхардом к активному реформаторству (с 1952), Мюллер-Армак провозгласил соединение свободы на рынках с принципом социальной компенсанции. Он ставил социальную политику на один уровень с политикой хозяйственного порядка, считая, что существуют возможности придать социально-политическому вмешательству такую форму, благодаря которой оно интегрируется в рыночный обмен, не вызывая в нём сбоев. Если недопустим контроль над ценами, то можно частичным перераспределением доходов посредством прогрессивного налогообложения предоставить малоимущим прямую целевую помощь. В ответ на упрёки в том, что социальная политика угрожает основам рыночного хозяйства, Мюллер-Армак заявлял, что социальные гарантии, выравнивая платёжеспособность, делают рынок приемлемым для всё более широких слоёв населения. Таким образом, его позиция была скорее прокейнсианской, чем неолиберальной. РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
|