Гловели г. Д. История экономических учений
 Скачать 4.2 Mb.
|
|
ГЛАВА 27. «ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ» И НЕОИНСТИТУЦИОНАЛИЗМ Вклад чикагской школы в неолиберализм не ограничился монетаризмом. Она стояла у истоков двух направлений, переплетающихся между собой и сыгравших решающую роль в расширении предмета экономической теории — «экономического империализма» и неоинституционализма. «Экономический империализм» — это распространение методологического индивидуализма неоклассической экономической теории — максимизирующего подхода «альтернативные издержки — выгоды» — на предметные области, смежные с экономической наукой, с опорой на категорию человеческий капитал. Неоинституционализм — это дополнение методологического индивидуализма неоклассической экономической теории категорией трансакционных издержек, отражающей влияние общественных институтов и организаций на максимизирующий подход. Для обоих направлений характерна присущая неолиберализму тенденция к рыночной интерпретации всех типов общественных связей. Человек рассматривается как предприниматель, организующий собственную жизнь как деловое предприятие («экономический империализм»), а социальное взаимодействие — как контракт (неоинституционализм). Лидеры обоих направлений — Г. Беккер, Р. Коуз, Дж. Бьюкенен, также как и лидер монетаризма М. Фридмен, были видными деятелями «Общества Мон-Пелерин». 27.1. Теория «человеческого капитала» Т. Шульца и Г. Беккера: образование — «великий уравнитель» или «великое сито»? Истоки категории «человеческий капитал». Ещё А. Смит включил в состав основного (постоянного) капитала «приобретённые и полезные способности всех жителей, или членов общества». Смитианцы вроде Ж.-Б. Сэя или Г. Шторха, не соглашаясь с учителем по вопросу о производительном и непроизводительном труде, настаивали на важности весьма широко трактуемого «невещественного капитала». А. Маршалл при анализе труда и организации как факторов производства указал на значение «естественной энергии», зависящей от «оптимизма, свободы и смены занятий и впечатлений»; производственного обучения и формирования «жизненных целей честолюбивого юноши»; выдвинул тезис об образовании как национальном капиталовложении. Но введение категории «человеческий капитал» в научный оборот началось в 1950-60-е гг. в работах американских экономистов из Чикагского и Колумбийского университетов. М. Фридмен (1956) включил «человеческий капитал» в число 5 основных форм богатства, приносящих личные доходы, — наряду с деньгами, акциями, облигациями и физическими благами. А первые специальные статьи по проблеме «человеческого капитала» были опубликованы в американском «Журнале политической экономии» Дж. Минцером из Колумбийского университета («Инвестиции в человеческий капитал и личное распределение дохода», 1958) и Т. Шульцем из Чикагского университета («Создание капитала благодаря образованию», 1960). Вслед за ними представитель Чикагской школы Г. Беккер, преподававший тогда в Колумбийском университете (1960 — 1970) и вернувшийся потом в Чикаго, выпустил две монографии: «Человеческий капитал: теоретический и эмпирический анализ» (1964) и «Человеческий капитал и личное распределение дохода: аналитический подход» (1967). Благодаря этим трём авторам (двое из них — Шульц и Беккер — стали Нобелевскими лауреатами, а Минцер заслужил репутацию «отца современной экономики труда») и получила распространение категория «человеческого капитала» как оценки имеющегося у каждого работника запасаспособностей, знаний, навыков и мотиваций, являющихся источником будущих денежных и психических доходов — заработков и чувства удовлетворения. Деятельность, способствующую росту будущих денежных и психических доходов посредством «увеличения ресурсов человека», была определена как инвестиции в человеческий капитал в пяти основных формах: — обучение и воспитание; — повышение трудовой квалификации (on-the-job training); — забота о здоровье; — миграция, географическая мобильность; — поиск информации о ценах и доходах. Образование и функция доходов. Человеческий капитал зависит как от врождённых способностей и талантов, так и от полученного образования и тренинга. Теоретики человеческого капитала уделили особое внимание влиянию образования и тренинга на личное распределение дохода, осуществив подсчёты экономической эффективности различных форм обучения в сопоставлении с эффективностью накопления вещественного капитала. Дж. Минцер первым попытался создать модель, объясняющую особенности распределения доходов исключительно на основе различий между индивидами с точки зрения полученного профессионального обучения. В статье «Обучение на рабочем месте: затраты, отдача и некоторые следствия» (1962) он воспользовался статистикой различий в заработках для определения общего объёма американских инвестиций в обучение без отрыва от производства и индивидуального дохода от подобных инвестиций. Беккер подсчитал, что отдача от высшего образования сопоставима с показателями прибылей у большинства фирм от обычных капиталовложений; таким образом, образовательные инвестиции — не менее важный источник экономического роста. Однако Беккер ввёл принципиальное разграничение между инвестициями в общее и специализированное образование. Специализированная подготовка обеспечивает знания и навыки, представляющие интерес для той фирмы, где они были получены. Общая подготовка наделяет знаниями и навыками, которые найдут применение и в других фирмах. Обучение работе на компьютере — общая подготовка; тогда как изучение структуры управления и способностей работников конкретной компании является специфичным знанием. Поэтому фирмы готовы оплачивать специальную подготовку, чтобы заполучить дополнительный доход от неё. Общая же подготовка косвенным образом оплачивается самими работниками, которые, стремясь к повышению квалификации, соглашаются на более низкую в период обучения заработную плату. Концепция «обгона». Джейкоб (Яков) Минцер (1922 — 2006) в своей итоговой книге «Образование, опыт и доходы» (1974) выдвинул концепцию «обгона» (over-taking). Одни соискатели выбирают самую высокооплачиваемую работу из доступных, другие — ту, на которой сегодня платят меньше, но завтра будут платить больше; кроме того, молодые люди (до 30 лет) часто меняют место работы, и лишь небольшую часть их изменений в доходах можно объяснить различиями в образовании и практическом стаже. Однако после 7—8 лет работы в фирме те, кто поначалу занимал менее оплачиваемую должность, но продолжал обучение, перегоняют тех, кто сразу получил высокооплачиваемую работу, и кривая, описывающая зависимость дохода от образования, взмывает вверх. Одновременно Минцер утверждал (статья «Семейное инвестирование в человеческий капитал», 1974), что причиной более низкой оплаты труда женщин является скорее не дискриминация со стороны работодателей, а то, что большинство женщин вынуждено прерывать карьеру для рождения и воспитания детей. Поэтому их производственный стаж и опыт меньше, чем у мужчин, и меньше стимулов для инвестиций в специализированное обучение. Но именно в тот период начались резкие изменения, через 20 лет резюмированные Беккером в его Нобелевской лекции (1992). Уменьшение размеров семей, рост числа разводов, быстрое расширение сектора услуг, где большинство занятых — женщины, непрерывный экономический прогресс, — всё это способствовало увеличению инвестиций в умения женщин, на которые имеется рыночный спрос, и значительно увеличило относительные доходы женщин. Образование — «великий уравнитель»? Теодор Шульц (1902 — 1995), потомок немецких фермеров-иммигрантов со Среднего Запада США (штат Северная Дакота) до того, как стал развивать концепцию человеческого капитала, много лет занимался экономикой сельского хозяйства, написав базовый учебник для колледжей США по этой дисциплине. После выхода своей книги «Экономическая ценность образования» (1963), также ставшей базовым учебником, Шульц соединил два фокуса своих интересов в многочисленных работах по значению «человеческого капитала» для преобразования традиционного сельского хозяйства в бедных странах «третьего мира». Шульц стремился доказать, что даже в архаичном сельском хозяйстве отсталых стран скрыты возможности экономического роста, связанные с повышением качества человеческого фактора — умения фермеров и их жён рационально распределять и использовать ресурсы в пределах доступной информации. Шульц видел две главные преграды экономическим перспективам отсталых стран — давление населения и политика правительств, рассматривающих интенсивную индустриализацию как ключ к экономическому прогрессу, что приводит к искажению стимулов для предпринимательской активности и уменьшению потенциально возможного вклада сельского хозяйства. Воздействие промышленности и городских потребителей на политику позволяет им добиваться получения дешёвых сельскохозяйственных товаров за счёт многочисленных сельских бедняков. Шульц предложил стратегию выхода из «пребывания в нищете», основанную на повышении качества человеческого фактора посредством инвестиций в образование и превращения дополнительного благосостояния, обеспеченного этими инвестициями, в «побудительные экономические сигналы роста». С течением времени повышение потребностей более образованного населения относительно качества своей жизни и качества жизни своих детей приведёт к снижению спроса на количество детей и сокращению рождаемости; «замещение количества качеством» способствует решению проблемы перенаселения. Применительно же к развитым странам Шульц назвал образование «великим уравнителем», которое обеспечивает накопление человеческого капитала выходцам из неквалифицированных слоёв, сглаживает доходы населения и способствует экономическому росту страны. Под влиянием этой концепции программы облегчения доступа к образованию стали рассматриваться как одно из эффективных орудий борьбы с бедностью и, возможно, даже более предпочтительное, чем прямое перераспределение доходов через налоги и субсидии. … или «великое сито»? Ключевой для теории человеческого капитала подход к образованию в терминах инвестиций, а не потребления, — независимо от того, принимается решение об инвестировании всем обществом или самостоятельно индивидом, — оказал значительное воздействие на экономическую и социальную политику, дав теоретическое обоснование для ускоренного развития систем образования и подготовки кадров во многих странах мира. В инвестициях в человека стали видеть инвестиции, которые обеспечивают долговременный по своему характеру производственный эффект. Здесь нельзя не вспомнить проницательное замечание Н. Д. Кондратьева о том, что затраты на подготовку высококвалифицированной рабочей силы входят в состав «основных капитальных благ». Однако ко времени широкого признания теории человеческого капитала, выразившегося в присуждении Шульцу (1979) и Беккеру (1992) Нобелевских премий по экономике, выяснилась неоднозначность влияния роста образовательного уровня работников на экономические и социальные проблемы общества. Обнаружилось «перепроизводство» специалистов в развитых странах с резким ростом безработицы среди лиц с высшим и средним специальным образованием и одновременно заметное снижение качества их подготовки с увеличением численности выпускников вузов. В противовес концепции «великого уравнителя» появилась концепция «великого сита», или гипотеза скрининга ( англ. screening — «отсеивание», «фильтрация», «отбор»). Контекстом её возникновения стало развитие экономики информации (см. главу 29). Американский экономист Майкл Спенс защитил в Гарвардском университете докторскую диссертацию «Рыночное сигнализирование: передача информации при найме на работу и соответствующие процессы просвечивания» (1972). Спенс охарактеризовал сделки по найму на работу как процедуры, требующие затрат на представление и выявление информации об ожидаемых качествах работника. Информация может быть двух типов: неизменные сведения о поле, возрасте и расовой принадлежности, и изменяемые характеристики, которые претенденты могут улучшить. Информацию второго типа Спенс назвал рыночным «сигнализированием» документов об образовании. Так как работодатель не может точно предсказать будущую производительность соискателей, он склоняется к использованию уровня образования как фильтрующего механизма, с помощью которого можно судить о способностях новых работников. Но эти способности могут быть связаны не с полученным образованием, а существовать до и помимо него, и оно их просто делает явными. «Образовательная экспансия» дефлирует ценность дипломов-сигналов: для индивида возрастает потребность в получении более высокого образования, но общественная отдача от инвестиций в образование падает. Таким образом, для общества в целом содержание такого дорогостоящего сигнального устройства, как образование, неэффективно, поскольку возможно использование более простых и дешёвых методов проверки деловых качеств. Другим выводом из теории «сита» является гипотеза, что экспансия высшего образования вряд ли оказывает значительное воздействие на различия в заработной плате, так как выросший приток выпускников высших учебных заведений и колледжей просто вызовет рост стандартов найма. Следовательно, в абсолютном выражении таким выпускникам станет хуже, но ситуация ухудшится также и у выпускников средних школ, поэтому разрывы в оплате труда между ними останутся примерно на том же уровне. Но, критикуя концепцию образования как «великого уравнителя», сторонники гипотезы скрининга не отвергают «фундаментальную концепцию человеческого капитала, жертвования текущим доходом в обмен на перспективу иметь больший доход в будущем», предполагающую, что связь между образованием и доходом не случайна. 27. 2. Теория «человеческого капитала» как важнейший шаг к расширению предмета экономической теории. «Экономический империализм» Экономика семьи в контексте теории человеческого капитала. Гэри Беккер (р. 1930), продолжая развивать теорию «человеческого капитала», построил модель сравнительной отдачи вложений в человека и в другие активы. По его выводам, отдача от человеческого капитала в среднем много выше, чем от иных активов (недвижимость, ценные бумаги, банковские вклады), но в первом случае она убывает с ростом объема инвестиций, тогда как в других не меняется или уменьшается незначительно. Поэтому рациональная стратегия для семей такова: сначала инвестировать в человеческий капитал детей, поскольку отдача от него сравнительно выше, а затем, когда она по мере убывания сравняется с нормой доходности от прочих активов, переключаться на инвестирование в них, чтобы впоследствии передать их детям в дар или в наследство. В статье «Теория распределения времени» (1965) Беккер предложил новую теорию потребления, представив семью как «мини-фабрику», которая с помощью «производственных факторов» (покупаемых на рынке товаров, затрат времени, других ресурсов) производит «основные блага» (от обеда и чистоты до воспитанного ребенка). Ключевой ресурс для домашнего производства, ценность которого непрерывно повышается, — затраты человеческого времени. В домохозяйствах действует «эффект замещения» более времяёмких видов домашней деятельности менее времяёмкими, что связано с удорожанием благ, производимых дома в качестве альтернативных издержек возможностям повышения оплаты труда на рынке. В «Трактате о семье» (1981) Беккер сделал следующий шаг в микроэкономическом истолковании жизни семьи, рассматривая проблемы выбора между количеством детей и их «качеством», денежного обеспечения детей родителями, динамики браков и разводов, особенностей моногамной семьи сравнительно с полигамной и т.д. Наиболее броским был вывод о «выборе партнеров на брачных рынках» — из выкладок Беккера следовало, что предпочтение отдается партнёрам, схожим по росту, цвету кожи, образованию, социальному происхождению, но отличающимся по уровню заработков. Поэтому рост относительных заработков женщин увеличивает число разводов. Не менее интересен был вывод Беккера, вторгающийся уже в область макроэкономики: о причинах резкого падения рождаемости в индустриально развитых странах. В выборе между количеством детей и их «качеством» действует своеобразный механизм мультипликатора: сокращение спроса на количество детей повышает спрос на их качество; но это вызывает еще большее падение спроса на количество, что подталкивает к новому росту спроса на качество и т.д. Даже небольшое удорожание содержания детей (например, из-за падения экономической ценности их труда в городских условиях сравнительно с сельскими) может привести к резкому сокращению рождаемости; а экономический рост, повышая нормы отдачи образования и стимулируя тем самым спрос на качество, служит дополнительным усиливающим фактором подрыва спроса на количество. «Экономический империализм». Представив в теории человеческого капитала учащихся и их родителей как рациональных инвесторов, сопоставляющих доходность вложений в образование с рыночной нормой процента, Г.Беккер в дальнейшем широко раздвинул рамки неоклассической теории, используя её ключевые понятия — редкость, цена, альтернативные издержки — универсальный язык описания различных форм человеческой деятельности, включая криминальную. В работе «Преступление и наказание: экономический подход» (1968) Беккер сделал вывод, что криминальная деятельность является не аномалией, а результатом рационального выбора, основанного на сравнении выгод и издержек от различных форм поведения. Высокий уровень рецидивизма не случаен, поскольку продолжительность отсидок учитывается преступником в сопоставлении с доходами от нелегальной деятельности. В книге «Экономический подход к человеческому поведению» (1976) Беккер изложил исследовательскую программу, в которой аппарат неоклассической теории, основанный на принципах максимизирующего рационального поведения индивидов и рыночного равновесия, рассматривается как всеобъемлющие рамки для общественных наук. Это означает перспективу подсоединения к экономической теории смежных общественных дисциплин — демографии, социологии, правоведения, политологии — на основе охвата их неоклассическим максимизирующим подходом. Такое поползновение было названо «экономическим империализмом» и поддержано целым рядом экономистов не только Чикагского университета, но и других научных центров США. В 1987 эти авторы выпустили коллективный труд «Экономический империализм: экономический подход, примененный за сферой экономической теории». «Экономимпериалисты» ориентируются не только на Беккера, но и на других экономистов, вышедших из Чикагской школы — представителей неоинституционализма и теории общественного выбора. 27.3. Неоинституционализм Р. Коуза — О. Уильямсона: теория экономики с трансакционными издержками. «Старый» институционализм и неоинституционализм: принципиальные различия. В Чикагском университете сложилась традиция критики институционализма: Ф. Найт оспаривал выводы Т. Веблена, а М. Фридмен — К. Гэлбрейта117 (хотя тот же Фридмен многим был обязан У. К. Митчеллу). Тем любопытнее, что из Чикагской школы вышел неоинституционализм. Он стал действительно новым в противовес и Веблену, и Гэлбрейту — лишённым их реформаторского скептицизма, «по-чикагски» преданным капитализму и стремящимся «надстроиться» над неоклассической теорией, внося в неё коррективы с помощью категории трансакционных издержек, напоминающей об основной категории в реформистской концепции Дж. Р. Коммонса. «Старые» институционалисты, снискавшие признание скорее за пределами экономической теории (Веблен и Гэлбрейт как социологи, Коммонс как историк и Митчелл как статистик), скептически относились к институтам капитализма, и рассматривали экономику не только как систему рынков, но и как систему власти, причём как часть более широкого социального и культурного целого. Все они были сторонниками активного регулирующего вмешательства государства. Неоинституционализм признал за общественными институтами прежде всего значение орудий снижения трансакционных издержек в системе конкурентного рынка. Дополняя неоклассическую теорию приближением к «нечистой» реальности рыночных сделок, сопровождаемых изрядными трениями и несоблюдениями заключаемых контрактов, неоинституционализм рассматривает институты как особый предмет анализа на основе неоклассического методологического индивидуализма и расширяет диапазон неолиберализма анализом правомочий собственности и «провалов государства». Истоки и ответвления неоинституционализма. Понятие «новая институциональная экономика» первым предложил в 1975 г. американский экономист Оливер Уильямсон (р. 1932), определив сущность нового направления как дополнение неоклассического критерия максимизации дохода изучением трансакционных издержек. Категория трансакционных издержек напоминает о «старой» — в трактовке Дж. Р. Коммонса, — «институциональной экономике» — с категорией трансакции (сделки) как основной; но само понятие трансакционных издержек и их значение было впервые раскрыто англо-американским экономистом Р. Коузом, которого Уильямсон и вслед за ним другие признали основателем неоинституционализма. Среди наиболее влиятельных теоретиков неоинституционализма, отмеченных Нобелевскими премиями по экономике, наряду с Р. Коузом (1991) и О. Уильямсоном (2009), можно назвать Дж. Бьюкенена (1986) и Д. Норта (1993). За каждым из них стоит своё направление — ответвление неоинституционализма: за Коузом — экономический анализ права и экономическая теория прав собственности, в которую особо значительный вклад внёс также Г. Демсец; за Бьюкененом — теория общественного выбора; за Уильямсоном — трансакционная теория экономических организаций; за Нортом — «новая экономическая история», основанная на категории трансакционных издержек. Коуз, Демсец и Бьюкенен непосредственно связаны с Чикагской школой, хотя большая часть их деятельности прошла в стенах других университетов. Бьюкенен и Коуз на рубеже 1950 — 60-х написали свои основополагающие работы в Вирджинском университете; Демсец с конца 1970-х работал вместе со своим соавтором А. Алчияном в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Уильямсон развернул обоснование неоинституционализма, будучи профессором Пенсильванского, а потом Йельского университета; затем он перешёл в Калифорнийский университет в Беркли. Норт был профессором университетов в Сиэттле и Сент-Луисе. Но независимо от прямой причастности к Чикагской школе влияние её неоклассических и неолиберальных акцентов на представителей неоинституционализма несомненно. Теория фирмы Р. Коуза. Рональд Коуз родился в Лондоне (1910), окончил ЛШЭ и преподавал в ней (1937 — 1951), но провёл несколько лет в США в 1930-е гг., изучая причины различий в структуре фирм разных отраслей. Именно это исследование дало импульс статье «Природа фирмы» (1937), в которой Коуз сформулировал общий подход к пониманию того, почему одним фирмам выгодно производить товары широкого ассортимента, а другим — узкого; одним покупать сырьё и материалы и заключать для реализации готовых изделий рыночные контракты с торговыми компаниями, другим — разрабатывать собственные источники сырья и самостоятельно распределять продукцию, осуществляя вертикальную интеграцию, и т.д. Выбор структуры и «цепи контрактов» фирмы определяется задачей снижения издержек. Вне фирмы движение цен регулирует производство, которое координируется обменными операциями, требующими издержек сбора информации и заключения рыночных контрактов. На этих издержках можно сэкономить, заменив рыночные сделки внутрифирменными прямыми распоряжениями предпринимателя-координатора (или менеджера). Таким образом, фирма выступает как «система отношений, возникающих, когда направление ресурсов начинает зависеть от предпринимателя» и организация, внутри которой размещение ресурсов происходит в приказном порядке, когда это сравнительно выгоднее использования ценового механизма с его высокими издержками совершения сделок. Но издержки внутренней организации фирмы возрастают параллельно увеличению размеров и возможностей, поэтому экономика в целом не может быть организована как единая фирма. Некоторые виды деятельности потребовали бы гораздо меньших затрат, если бы они осуществлялись внутри фирмы, в то время как для других очевидные выгоды предоставляет рынок. Опираясь на категорию альтернативных издержек, Коуз показал, что рынок и фирма являются замещающими механизмами для координации использования ресурсов. Для определённых видов деятельности принимаемые решения требуют тщательных оценок, и эти предельные случаи располагаются на границе между фирмой и рынком. О. Уильямсон: типология контрактов и ресурсов. Опираясь на теорию фирмы Р. Коуза, О. Уильямсон в книгах «Рынки и иерархии» (1975) и «Экономические институты капитализма» (1985) разработал концепцию фирмы как экономического института, направленного на минимизацию трансакционных издержек посредством коалиции владельцев факторов производства, связанных между собой сетью контрактов. Была предложена такая классификация основных типов контрактов. 1. Классический контракт — двусторонний контракт, основанный на существующих юридических правилах, четко фиксирующий условия сделки и предполагающимй санкции в случае невыполнения этих условий. 2. Неоклассический контракт — долгосрочный контракт в условиях неопределённости, когда невозможно предвидеть заранее все последствия сделки; учитывающий устные договорённости наряду с письменными. 3. Отношенческий, или имплицитный контракт — долгосрочный взимовыгодный контракт, в котором неформальные условия преобладают над формальными. Также на три основные категории Уильямсон классифицировал ресурсы, развив разграничение Беккером общих и специальных инвестиций в человека. 1. Общие ресурсы — те, ценность которых не зависит от пребывания в данной фирме: и внутри, и вне её они оцениваются одинаково. 2. Специфические ресурсы — те, ценность которых внутри фирмы выше, чем вне её. 3. Интерспецифические ресурсы — взаимоуникальные ресурсы, максимальная ценность которых достигается только в данной фирме и посредством неё. Противопоставляя «рынки» и «иерархии», Уильямсон рассматривает последние как следствие наличия специфических активов и основанных на имеющейся информации соображений относительно производственной эффективности. Например, если две фирмы устанавливают между собой торговые отношения и полагаются на ресурсы, которые являются специфическими для данного типа отношений и не могут быть легко и просто реализованы где-либо в другом месте (например, сталелитейный завод, полагающийся на местного поставщика железной руды), то трансакционные издержки продолжения подобных взаимоотношений скорее всего окажутся весьма высокими и у фирмы, по-видимому, появится стимул к вертикальной интеграции с целью их снижения. Важным для Уильямсона было сравнение двух форм иерархической организации — унитарной (U-форма) и мультидивизиональной (М-форма). Он доказывал, что М-форма часто обеспечивает более эффективный способ управления конкретными типами сделок , и её распространение в современных условиях вполне объяснимо. Структура трансакционных издержек. Благодаря работам Уильямсона категория трансакционных издержек получила всеобщее распространение. Сложилась такая классификация основных видов трансакционных издержек: 1) издержки поиска информации; 2) издержки ведения переговоров и заключения контрактов; 3) издержки измерения (квалификации нанимаемых работников, качества покупаемых благ); 4) издержки спецификации и защиты прав собственности; 5) издержки оппортунистического поведения (понятие введено Уильямсоном). Оппортунистическим называется поведение индивида, уклоняющегося от условий соблюдения контракта с целью получения прибыли за счет партнеров. Оппортунизм является трудноуловимой и всепроникающей особенностью человеческой натуры, которую всегда следует принимать во внимание при исследовании экономической организации. Представляет интерес замечание Уильямсона, что проблему оппортунизма игнорируют утопические способы экономической организации с гуманитарной и нерыночной направленностью, требующие глубокой преданности коллективным целям. «В истории социальной и экономической организации то и дело встречаются попытки создания таких структур, однако именно утопические общества более всего страдают от оппортунизма». Категория трансакционных издержек позволила Уильямсону предложить каркас единого исследования экономических организаций, включающий опору на трансакцию как базовую единицу анализа, понимание значения оппортунизма и дополнение экономического исследования правовым анализом контрактных отношений. 27. 4. Теорема Коуза и экономическая теория прав собственности Дискуссия в Чикаго. Статья Р. Коуза «Проблема общественных издержек» (1961) положила начало новой тенденции в анализе внешних эффектов (экстерналий) и расхождений между частными и общественными издержками, впервые исследованных А.С. Пигу в рамках «Экономической теории благосостояния». Стимулом к написанию этой статьи послужила реакция экономистов Чикагского университета на статью Коуза «Федеральная комиссия по средствам сообщения», опубликованную в новооткрытом «Журнале права и экономической теории» (1959) под редакцией А. Дайректора (в 1964 г. редактором и одновременно профессором Чикагского университета стал сам Коуз). В свою очередь, эта статья отражала многолетние занятия Коуза по изучению государственных монополий в средствах связи (почта и радиовещание) в Англии и США. Коуз остро критиковал деятельность созданной в 1938 г. в США Федеральной комиссии по средствам сообщений, занимавшейся отбором лицензий на пользование эфиром и регулированием содержания программ радиовещания. Коуз оспаривал правомочность такой деятельности, считая это нарушением свободы прессы и навязыванием обществу групповых идеалов и стандартов под предлогом «общественного интереса, выгоды или необходимости», и ставил вопрос о правах покупателя, заплатившего за пользование эфиром наибольшую цену, и о включении действия ценового механизма в распределение диапазона частот. Утверждая, что создание системы прав частной собственности на электромагнитные волны различной частоты избавит от надобности в государственном контроле, Коуз пришёл к более общей постановке вопроса об экстерналиях. Он отверг трактовку Пигу и переубедил первоначально не согласных с ним чикагских экономистов во время диспута на квартире у А. Дайректора с участием М. Фридмена и Дж. Стиглера, после чего прояснил свою позицию в статье «Проблема общественных издержек». Теорема Коуза. Критикуя концепцию Пигу о «провалах рынка», требующих вмешательства государства в экономику, Коуз привёл такой пример. По соседству расположены земледельческие угодья, где фермер собирает урожай в 10 центнеров зерна, каждый из которых принесёт ему 60 долларов, и ранчо, где откармливаются 10 коров, продажа которых принесёт их владельцу по 50 долларов за каждую. Но он заводит вдобавок к своим коровам еще одну; им становится тесно на ранчо и они забредают на поля фермера, нанося ущерб посевам. Из-за этого фермер теряет 1 центнер зерна (=60 долл. чистого дохода). Налицо расхождение между частными и общественными издержками и основания для вмешательства государства. Но Коуз выдвинул аргумент против: если случай потравы предусмотрен законодательно, фермер с хозяином ранчо могут вступать в добровольные соглашения по этому поводу; вмешательства государства не потребуется. Если фермер обладает правом не допускать потраву, он потребует от скотовода возмещения неущерба не меньше, чем на 60 долл. А прибыль от дополнительной коровы — только 50 долларов, и хозяин ранчо откажется от увеличения стада. Если же хозяин ранчо не несёт ответственности за потраву, фермер может предложить ему «выкуп» за отказ от выращивания одиннадцатой коровы, в размере между 50 и 60 долл. Таким образом, заинтересованные стороны смогут без вмешательства государства минимизировать величину совокупного ущерба. В обоих случах структура производства останется прежней (оптимальной) — 10 центнеров зерна и 10 голов скота. Вывод Коуза: «если бы все права были ясно определены и предписаны, если бы трансакционные издержки были равны нулю, если бы люди соглашались твёрдо придерживаться результатов добровольного обмена, то никаких экстерналий не было бы». Рынок при таких условиях в состоянии сам справляться с любыми внешними эффектами без вмешательства государства. Этот вывод был затем (1966) переформулирован Стиглером как «теорема Коуза»: «Если права собственности чётко определены и трансакционные издержки равны нулю, то размещение ресурсов (структура производства) будет оставаться неизменным и эффективным независимо от изменений в распределении прав собственности». «Провалы рынка» или «провалы государства»? «Теорема Коуза» сообщила импульс разработке чикагским экономистом Г. Демсецом экономической теории прав собственности, акцентирующей возникновение чёткого определения прав собственности как необходимой предпосылки эффективного функционирования рынков. Подход сторонников этой теории можно резюмировать так: экстерналии появляются лишь тогда, когда права собственности определены нечётко, размыты. Когда права определены чётко, тогда все внешние эффекты «интернализируются» (внешние издержки становятся внутренними). Конфликты по поводу внешних эффектов возникают главным образом тогда, когда в категорию редких ресурсов переходят неэкономические блага, на которые до этого в принципе не существовало прав собственности. Отсюда следует, что преодолевать экстерналии имеет смысл не государственным вмешательством, а созданием новых прав собственности в тех областях, где они были нечётко определены («радиовещательный рынок» Коуза). Но если внешние эффекты и их отрицательные последствия порождаются пробелами в законодательстве, то их можно трактовать скорее не как «провалы рынка», а как «провалы государства». Кроме того, если при низких трансакционных издержек государственное вмешательство излишне, то при высоких не всегда экономически оправдано, поскольку действия государства сами сопряжены со значительными трансакционными издержками. Наиболее крайний вывод из «защиты» Коузом рынка от обвинений в «провалах» — к деградации окружающей среды ведет не избыточное, а недостаточное развитие частной собственности. При трансакционных издержках, близких к нулевым, и чётком определении прав собственности можно, в дополнение к запретительным нормам на вредные выбросы или повышенному налогообложению (или вместо них), открыть торговлю правами (квотами) на «законное» загрязнение в данном районе. Участник, наиболее заинтересованный в таком праве, просто выкупит его у того, для кого оно представляет меньшую ценность. С подобным предложением первым выступил Демсец, и с конца 1960-х гг. оно стало входить в практику в США, а затем и в европейских странах. Парадигма прав собственности и теория «принципал-агент». В дальнейшем развитии экономической теории прав собственности Гарольд Демсец (р. 1930) и его соавтор Армен Алчиян (р. 1914) предложили парадигму прав собственности, смысл которой — в различении «объектов собственности» (материальных или нематериальных) и собственности как таковой, представляющий собой пучок правомочий. «Не ресурс сам по себе является собственностью; пучок или доля прав по использованию ресурса — вот что составляет собственность». На этой предпосылке Алчян и Демсец развили свою концепцию фирмы, существенно отличную от той, что предложил Коуз, и получившую известность как «теория неявных контрактов» или «проблема отношений принципал-агент». Алчиян и Демсец интерпретировали фирму как институциональный способ сделать возможным «производство в команде», которое нельзя рассматривать как принудительную власть предпринимателя (административный контроль), а скорее как вид «добровольного обмена», в котором существует проблема трудности измерения (metering problem). Во многих видах производства необходима кооперация работников, но при этом невозможно точно измерить вклад каждого в общий продукт, и у отдельного члена коллектива есть возможность отлынивания (shirking). Трудовой контракт по природе является «неполным» («неявным»): в нём говорится, сколько работник будет получать и сколько времени работать, но не говорится о темпе работы и интенсивности трудовых усилий. Отсюда необходимость «наблюдения» (надзора) над командой, но надзиратель не должен быть наёмным рабочим, иначе каковы гарантии, что он не будет отлынивать точно так же, как остальные? «Эффективным наблюдателем» может быть только принципал, или центральный агент — собственник фирмы, обладающий пучком правомочий: 1) заключать контракты со всеми остальными участниками «команды»; 2) контролировать их поведение; 3) менять членство в «команде» (т.е. нанимать и увольнять); 4) присваивать остаточный доход, т.е. доход за вычетом контрактного вознаграждения всех остальных; 5) продать все перечисленные полномочия. Принципалом становится тот из участников «команды», кто владеет наиболее специфическим ресурсом — в случае с «классической» капиталистической фирмой таким ресурсом является физический капитал, но им может быть и человеческий капитал. Закрепление права на остаточный доход за центральным агентом (собственником) стимулирует его к действенному контролю за работой других агентов, а зонтичный контракт обеспечивает существенную экономию на ведении переговоров, позволяя прервать контракт между принципалом и любым «нерадивым» членом команды, не разрывая отношений со всеми остальными. 27.5. Неоинституционализм о политических рынках: «новая политическая экономия» Дж. Бьюкенена. Вирджинская школа. Контрактные основы принятия экономических и политических решений стали предметом «новой политической экономии», обоснованной неоинституционалистом Джеймсом Бьюкененом (р. 1919). Бьюкенен развернул свою деятельность в штате Вирджиния (Виргиния), где был профессором (с 1956) в трёх университетах, основал Центр изучения общественного выбора (1969) и собственную — Вирджинскую — научную школу. Однако, как заметил российский ученик Бьюкенена Р. Нуреев, «Вирджинская школа зародилась в Чикагском университете», где Бьюкенен учился у Ф. Найта и защитил докторскую диссертацию (1948). Методологический индивидуализм и теория рационального выбора Чикагской школы перешли в теорию общественного выбора Бьюкенена. Кроме того, в Чикаго было организовано Общество общественного выбора (1967). Наконец, Бьюкенен и его коллеги по Вирджинской школе (М. Олсон, Р. Толлисон и др.) — приверженцы «экономического империализма», характеризующие свою концепцию как «взгляд на политику, который возникает вследствие распространения применения инструментов и методов экономиста на коллективные или нерыночные решения». Этот взгляд сформировался у Бьюкенена гораздо раньше, чем у других, под мощным воздействием книги К. Викселля, которого Бьюкенен признал основоположником современной теории общественного выбора. Бьюкенен так сформулировал своё кредо: «По своим фундаментальным убеждениям я остаюсь индивидуалистом, конституционалистом, контракционистом, демократом (все эти слова, по существу, означают для меня одно и то же), а профессионально я — экономист». Два уровня общественного выбора. Первый шаг к оформлению своей концепции Бьюкенен сделал в статье «Индивидуальный выбор при голосовании и рынок» (1954), где разграничил две стадии политического процесса: конституционную и постконституционную. На первой определяются права индивидов и «правила игры» между ними, закрепляемые в конституции. На второй государство обеспечивает игру по конституционным правилам и осуществляет институциональный выбор «рабочих правил» для выбора конкретной экономической политики, направленной на предоставление общественных благ, которые частные рынки обеспечивают плохо или не обеспечивают вовсе. Результативность текущей политики зависит от того, насколько удачно была составлена конституция, но здесь возникает «безнадёжная методологическая дилемма»: чтобы принять конституцию, необходимо выработать предконституционные правила, по которым она принимается и т.д. — «дурная бесконечность». Бьюкенен и его соавтор Гордон Таллок (р. 1922) в книге «Расчёт согласия» (1962) не нашли иного выхода, кроме демократического единогласия для принятия первоначальной конституции (эта идея присутствовала у Викселля, предлагавшего принимать решения квалифицированным большинством, составляющим 90 % голосов). Это единогласие обеспечивает вовлечение индивидов в один и тот же контракт, делающий политический механизм подобием рынка совершенной конкуренции и позволяющий ограничить те недостатки политического рынка сравнительно с рынком частных благ, которые можно свести к сравнительной таблице:
«Контракционизм» является, по Бьюкенену, той основой, на которой возможно функционирование правовой системы как общественного капитала (а не общественного блага), отдача от которого повышается с течением времени. «Клетка» для «Левиафана»-государства. Убеждённый в необходимости максимального использования преимуществ рынка частных благ над политическим рынком, Бьюкенен интерпретировал неолиберальную критику чрезмерного государственного вмешательства и социал-бюрократизма с помощью заимствованной у Викселля категории кумулятивного процесса: повышение бюджетных расходов — увеличение числа госслужащих — рост числа избирателей, голосующих за расширение правительственных программ. Исходящую от расползания государственных структур «угрозу Левиафана» Бьюкенен переформулировал как подмену обеспечения государством индивидуальных прав, зафиксированных в конституционном договоре, нарушение суверенитета индивида ввиду изменения базовой структуры прав без согласия на то граждан. «Конституционную экономику», эффективно ограничивающую государство, Бьюкенен рассматривал как «клетку для Левиафана». Политический рынок и фискальная иллюзия. Бьюкенен сравнивал бюджет государства с бюджетом домохозяйства, полагая, что они не должны ничем отличаться, т.е. всегда оставаться сбалансированными. Поэтому он был принципиальным противником политики, которую её сторонник Кейнс называл «подкачкой насоса», а её критик Фридмен — «финансовым алкоголизмом»: допущения бюджетного дефицита ради поддержания деловой активности и занятости. Рассматривая процедуру демократических выборов как институциональный процесс, в ходе которого люди выбирают различные альтернативы, сопоставляя их со своими ценностями, подобно тому, как они рынке выбирают товар, руководствуясь лишь собственными предпочтениями, Бьюкенен рассматривал политиков как людей, которые руководствуются теми же индивидуалистическими мотивами максимизации результатов, что и бизнесмены. Рациональные политики поддерживают прежде всего программы, которые способствуют росту их престижа и повышают шансы победы на очередных выборах. Они конкурируют за голоса, предлагая избирателям пакеты мер «расходы-налоги» и рассчитывая на свойственную избирателям фискальную иллюзию: раздавая обещания увеличить расходы и снизить налоги. Нехватка бюджетных средств для выполнения предвыборных обещаний покрывается выпуском облигаций или денежной эмиссией. Отсутствию фискальной ответственности у политиков Бьюкенен предлагал противодействовать принятием поправки к конституции, обязывающей правительство к сбалансированности (бездефицитности) государственного бюджета и налагающей ограничения на полномочия властей в области монетарной политики. Республиканская партия США, находившаяся у власти в 1980-1992 гг., пыталась внести в конституцию предложенную Бьюкененом поправку о бездефицитном бюджете, но не добрала немногих голосов в конгрессе. Однако идеи бездефицитного бюджета настолько прочно завладели общественным мнением в США (не без влияния вирджинской школы), что в оставшиеся годы ХХ в. демократическая («прокейнсианская») партия, к которой перешла власть, строго соблюдала бездефицитность бюджета. 27. 6. Новая экономическая история Д. Норта. Институты в историческом измерении. Американский экономист Дуглас Норт (р. 1920) в своей концепции влияния институтов на долговременный экономический рост опирался на все ответвления неоинституционализма: экономическую теорию прав собственности; концепцию выживаемости институтов в экономике с трансакционными издержками; новую политическую экономию с акцентом на различиях между экономическими и политическими рынками. Однако Норт пришёл к выводу, противоположному неоклассической предпосылке о рациональности человеческого поведения. А затем пересмотрел положение, что в процессе эволюционного отбора институтов выживают те, что наиболее способствуют экономической эффективности. Высокая степень приспособляемости «неэффективных» институтов делает экономический рост скорее исключением, чем правилом в истории человеческих сообществ. В поисках объяснения этого Норт выделил три главных рода институтов как «правил игры», оформляющих человеческие взаимодействия и структурирующих стимулы в области политического, социального и экономического обмена. Это: 1) неформальные ограничения (нормы поведения, традиции, обычаи, добровольные самоограничения); б) формальные правила (законы, судебные прецеденты, административные акты); в) механизмы давления, принуждающие к соблюдению правил (суды, полиция и т. д.). Неформальные институты складываются спонтанно, без чьего-либо сознательного замысла, как побочный результат взаимодействия множества людей, преследующих собственные интересы. Формальные институты и механизмы их защиты устанавливаются и поддерживаются сознательно, чаще всего — силой государства. Институциональные изменения: источники и влияние на экономический рост. Двумя основными источниками институциональных изменений Норт считал сдвиги в структуре относительных цен и влияние идеологических и психологических представлений (мифов, вкусов, догм, предрассудков и т.п.). Под влиянием сдвигов в структуре относительных цен, вызванных ростом населения, открытием новых рынков и нововведениями, становятся невыгодными некоторые прежние формы взаимодействия и возникают новые институты. Однако велика также роль пристрастий и предвзятостей. Они переплетаются с соображениями экономической выгоды, но не обязательно. Отсутствие институциональных изменений означает, что никто из агентов не заинтересован в пересмотре действующих «правил игры» (с учетом издержек, которые им пришлось бы понести). Опережающий экономический рост стран Запада в Новое время Норт связал с возникновением и эволюцией институтов, благоприятствовавших: стимулированию частной инициативы (распространение принципов личной свободы и прав собственности); мобилизации крупных капиталов (акционерные общества), удешевлению и облегчению доступа к коммерческой информации (печать, организованные рынки), лучшему распределению рисков (страхование, фондовые биржи). Однако далеко не всегда даже в западных странах (пример — Испания) наилучше приспособленными оказывались институты, способствовавшие экономическому росту. Факторы, блокирующие появление и закрепление более эффективных институтов, Норт свёл к трём основным группам: 1) заинтересованность государства в сохранении неэффективных институтов, если они способствуют максимизации разницы между доходами и расходами казны; 2) неэффективные институты могут поддерживаться сильными группами с особыми интересами; 3) зависимость эволюции институтов от однажды избранной траектории (path dependence): новые, более эффективные «правила игры» могут оставаться незадействованными, поскольку их введение требует значительных затрат, каких не требует поддержание уже давно укоренившихся институтов. Новая экономическая история. Норт предложил новое видение крупных историко-экономических проблем. Например, он рассматривает крепостную повинность при феодализме как неявный обмен труда поселян на защиту жизни и имущества в ситуации, когда права собственности были плохо определены. А в последующем переходе к капитализму главным было становление национальных государств и развитие законодательства, обеспечивающего права частного лица на его вещественный и человеческий капитал. Гражданскую войну за отмену рабства в США Норт считает не результатом экономической неэффективности плантационного рабовладения (которое было довольно эффективным, как доказывал другой виднейший представитель новой экономической истории, Р. Фогель) или заинтересованности северян в объединении внутреннего рынка, а примером идеологического воздействия на институты. Разумеется, подобные взгляды вызвали широкую полемику. Однако такие выводы Норта, как роль трансакционных издержек в экономической эволюции, зависимость от однажды сложившейся траектории, преобладание в долгосрочном развитии скорее способности к адаптации, чем эффективности в распределении ресурсов, внесли заметную струю неоинституционализма в современные экономические и исторические исследования. РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
|