Гловели г. Д. История экономических учений
 Скачать 4.2 Mb.
|
|
ГЛАВА 24. ЗА ПРЕДЕЛАМИ МЭЙНСТРИМА: НАЦИОНАЛЬНАЯ СПЕЦИФИКА ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ И АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ТЕЧЕНИЯ П. Самуэльсон в главном учебнике мэйнстрима подчёркивал, что основное экономическое течение охватывает прежде всего Северную Америку, Англию, Скандинавию и Голландию, а также завоёвывает всё новых последователей в Японии, Франции, Германии, Италии. Из стран второго списка особняком стоит Германия (точнее ФРГ), где ведущей экономической концепцией стала доктрина ордолиберализма, примыкающая к направлениям, противостоявшим мэйнстриму «справа» (см. часть 5). В Японии, Франции, Италии отклонения от мэйнстрима уходили скорее «влево», в направлении институционализма, солидаризма и даже марксизма. Но и среди экономистов англоязычных стран остались направления, дистанцировавшиеся «влево» от «неоклассической ортодоксии» — прежде всего левое кейнсианство в Англии и обновлённый институционализм в США. Довольно пёстрое направление экономической мысли Франции, известное как «дирижизм», сближалось с традициями институционализма, поэтому стало возможным говорить о международном институционально-социологическом направлении. 24.1. Левое кейнсианство и «спор двух Кембриджей» по теории капитала. «Золотой век» Дж. Робинсон. Левое кейнсианство. «Макроэкономическая революция» Дж. М. Кейнса не сопровождалась единым отношением к ней даже в кейнсианском Кембриджском кружке (см. главу 21). Позднее два участника кружка — Дж. Робинсон, автор кейнсианской интерпретации «Капитала» Маркса (1942), и П. Сраффа, редактор полного собрания сочинений Рикардо (1951 — 1973), возглавили именуемое по-разному направление: посткейнсианская теория роста, неорикардианское кейнсианство, «левое кейнсианство». Это направление, противопоставляя макроэкономическую теорию самогό Кейнса её отформатированной версии — «хиксианству» или неоклассическому синтезу, критиковало неоклассический синтез с иных, чем «монетарное кейнсианство» Клауэра — Лейонхуфвуда, методологических позиций, совпадающих с ключевым положением К. Маркса: капитал — это не вещь, а общественное отношение. К Робинсон и Сраффе присоединился перешедший в Кембридж Н. Калдор. Их совместная оппозиция кейнсианско-неоклассическим моделям экономического роста привела к полемике с представителями другого — американского — Кембриджа (университетский городок под Бостоном, где расположены МТИ и Гарвард) — Р. Солоу и П. Самуэльсоном. Кроме Кейнса, Маркса и Рикардо за спиной «левых кейнсианцев» стояла ещё фигура их современника, польского экономиста М. Калецкого. С ним Сраффа и Робинсон познакомились во время его кратковременного пребывания в Кембридже в 1936 г. Макроэкономика М. Калецкого. Михал Калецкий (1899 — 1970) родился в Лодзи — пятом по численности и самом стремительном по росту городе Российской империи, «польском Манчестере», крупном промышленном центре, где роскошь палаццо преуспевших фабрикантов соседствовала с нищетой рабочих лачуг100. Не удивительно, что Калецкий симпатизировал марксизму и, подобно ещё нескольким польским экономистам, занялся углублением марксистской теории кризисов. Во время работы в Институте изучения деловых циклов и цен в Варшаве (1929 — 1936) Калецкий разработал эконометрическую модель процесса капиталистического воспроизводства, не только опередившую «Общую теорию» Кейнса в обосновании принципа эффективного спроса, но и интегрировавшую в анализ теорию несовершенной конкуренции. Главными особенностями теории Калецкого были: 1. Структурирование экономики на два сектора — добывающий (включая сельское хозяйство) и основной, куда входят обрабатывающая промышленность, строительство, транспорт и услуги. Сырьё и основные продукты питания производятся обычно в условиях неэластичного предложения, особенно в краткосрочном периоде, поэтому цены на них определяются спросом. Цены же готовых товаров определяются издержками производства (включающими и зарплату работников) и монополистической «накидкой». Она обеспечивает прибыль и оплату жалованья управленческому и обслуживающему персоналу. «Накидка» зависит от «степени монополии» (термины Калецкого). «Степень монополии» определяют высота барьера для вступления в отрасль и интенсивность неценовой конкуренции сравнительно с ценовой (широта связей в деловом мире и государственных органах; авторитет торговой марки; реклама и т.д.). Как и Робинсон, Калецкий считал организованность труда фактором, снижающим монопольную власть. 2. Классовый подход. Калецкий принимал как предпосылку, что функция сбережения свойственна только капиталистам, расходующим часть прибыли на инвестиции, но не рабочим, целиком расходующим зарплату на текущее потребление. Сущность процесса накопления капитала Калецкий свёл к формуле «рабочие тратят то, что получают; капиталисты получают то, что тратят». 3. Динамическая модель, в которую Калецкий включил не только цикл, но и долгосрочный тренд, а в анализе цикла акцентировал функциональные зависимости между инвестициями, запасом основного капитала и доходами (прибылями) и роль временных лагов между решениями об инвестициях, производством инвестиционных товаров и поставками оборудования. В модели цикла Калецкого взаимодействие между инвестициями и доходами увеличивает амплитуду колебаний, взаимодействие между инвестициями и запасом основного капитала ограничивает её. Фазы цикла характеризуются изменением соотношений между инвестиционными заказами (D), текущими инвестициями (I) и амортизацией основного капитала (U): а) фаза оживления: D > U, I < U; инвестиционные заказы являются результатом решений предыдущего периода; б) фаза бума: I > U; увеличение инвестиций вследствие возросшего дохода, но рост основного капитала с временным лагом вызовет их сокращение; в) фаза рецессии: D < U, I > U; поворот от верхней точки к решениям о сокращении инвестиций и сокращение с временным лагом поставок оборудования; г) фаза депрессии: I < U; сокращение инвестиций и исчерпание основного капитала, которое порождает тенденцию к повороту от нижней точки к новому расширению инвестиционной активности. Считается, что Калецкий не разделил с Кейнсом лавры «архитектора» макроэкономики, потому что опубликовал свой новаторский «Очерк теории делового цикла» (1933) на польском языке в Варшаве, а не по-английски; в английском же переводе (1935) содержалось слишком много формул101. Однако, по-видимому, сыграли свою роль и другие обстоятельства. Калецкий был марксистом, и ожидал не реформирования капиталистической системы, а её замены социалистической. Для него макроэкономический подход на предпосылке классового конфликта был альтернативой неоклассической теории предельной производительности факторов производства; распределение доходов объяснялось не предельной производительностью факторов, а макроэкономической обстановкой. Поэтому макроэкономика Калецкого не вела к «кейнсианско-неоклассическому синтезу», а подразумевала более последовательную критику неоклассики как «новой ортодоксии» экономической теории. Эта позиция Калецкого была подхвачена левым кейнсианством. «Золотой век» Дж. Робинсон. Начало «левому кейнсианству» положила теория экономического роста Джоан Робинсон. Миссис Робинсон выделила семь основных групп факторов экономического роста, смоделировав его как накопление капитала: 1) заданные технические условия в экономике, не испытывающей нехватки в естественных ресурсах; 2) инвестиционные решения, вдохновляемые «жизнедеятельным началом», о котором писал Кейнс; 3) условия формирования сбережений; принятие предпосылки М. Калецкого, что прибыль — единственный источник сбережений (получатели заработной платы полностью тратят её); накопление нераспределённой прибыли увеличивает собственный капитал фирмы и тем самым облегчает привлечение добавочных средств в форме займов, получаемых на рынке ссудного капитала; 4) условия несовершенной конкуренции; принятие концепции «ценовой накидки» М. Калецкого; 5) формирование ставки заработной платы; наличие двух случаев отклонения от сложившегося уровня денежной заработной платы: её понижение вследствие избыточного спроса на рабочую силу; её повышение, рождающее «инфляционную спираль»; 6) финансовые условия, определяемые различными соотношениями между склонностью фирм к накоплению и их кредитоспособностью; 7) начальный запас капитальных благ и состояние ожиданий, исходящих из прошлого опыта. Развивая мысль Калецкого о том, что темп роста «коренится скорей в условиях прошлого экономического, социального и технического развития, чем полностью определяется коэффициентами наших уравнений», Робинсон считала, что теорию экономического роста надо выводить «не из соотношений равновесия, а из правил и мотивов, управляющих человеческим поведением». Она иронически использовала понятие «золотой век» для траектории плавного, устойчивого роста, характеризующегося полной занятостью, постоянством нормы прибыли, долéй прибыли и заработной платы в совокупном доходе и отношения «капитал — продукт». Такую траекторию, предполагаемую неокейнсианскими моделями роста (совпадение фактического, гарантированного и естественного темпов роста), Робинсон считала нереалистичной ввиду внутренней неустойчивости, присущей капиталистической экономике. Главным доводом в аргументации было наличие временных лагов, связанных с осуществлением инвестиционных решений, в том числе неправильных, а также ошибок, порожденных неверными ожиданиями, проецирующими текущее развитие событий на будущий период. Оспаривая адекватность равновесного подхода как инструмента для исследования процессов экономического роста, Робинсон подчёркивала также, что режим накопления капитала определяется не склонностью к сбережению, а распределением дохода между общественными классами, и что категория капитала не может быть представлена агрегированной производственной функцией, ставшей, по словам Робинсон, «мощным инструментом оболванивания» студентов. «Спор двух Кембриджей». Атака Дж. Робинсон на производственную функцию возвращала экономическую теорию к проблеме неоднородности капитала, который, в противоположность земле, нельзя измерить и агрегировать в физических единицах. Для обхода этого затруднения в рамках теории факторных доходов в соответствии с предельным продуктом Дж. Б. Кларк в начале ХХ в. выдвинул концепцию, которую О. Бём-Баверк назвал «ценностным желе» (абстрагирование от вещественного состава капитала). Кларку возражал Т. Веблен, доказывавший, что истоки капиталистической прибыли — в институте собственности, который позволяет бизнесменам присваивать технологические достижения всего общества. Наконец, К. Викселль обнаружил получивший его имя эффект изменений запаса капитала, возникающий в процессе измерения капитала в единицах ценности (что необходимо ввиду неоднородности капитала). В «споре двух Кембриджей» к «ценностному желе», как метафоре для сведéния физически неоднородных капитальных благ и однородных потоков денежных фондов к одному универсальному товару, была добавлена метафора конструкторского набора («лего»), из которого мгновенно и без издержек можно собрать необходимое количество «капитала» при данном наборе относительных факторных цен. Было также проведено различие между «реальным» (изменения в физическом запасе капитальных благ) и ценовым (переоценка того же самого оборудования вследствие изменения цен) «эффектами Викселля». Дж. Робинсон, критикуя неоклассическую теорию роста Р. Солоу — Т. Свана именно за однопродуктовую модель агрегированной производственной функции, повторяла аргументы Веблена. В защиту однопродуктовых моделей выступил Р. Солоу, который отстаивал их как допустимые упрощения, способствующие пониманию ключевых характеристик процессов роста (норма отдачи от инвестиций) и эмпирическим исследованиям, значимым для проведения макроэкономической политики. Поддержавший Солоу П. Самуэльсон пытался построить «суррогатную производственную функцию» с включением множества физически различных капитальных благ. Но при этом он предполагал равные факторные пропорции во всех отраслях и признал в дальнейшем, что это, по существу, свело его модель к однопродуктовой. Новый поворот дискуссии дала книга П. Сраффы «Производство товаров посредством товаров» (1960), подключившая к «спору двух Кембриджей» молодых итальянских экономистов Луиджи Пазинетти и Пьеранджело Гареньяни, в связи с чем возникло понятие «англо-итальянской школы». Переключение технологий и реверсирование капитала. П. Сраффа, нацелив свою работу на последовательную критику маржинализма, показал, к каким противоречиям ведёт трактовка процента как «факторной» цены капитала и результата «окольных» методов производства. Сраффа установил, что, с одной стороны, одна и та же технология может находить применение при двух разных ставках процента, тогда как при промежуточных значениях предпочтение отдаётся другим технологиям («обратное переключение» технологий). А с другой стороны, возможно снижение размера применяемого капитала относительно труда («реверсирование капитала») при понижении процентной ставки. Эти парадоксы опровергали «суррогатную производственную функцию» П. Самуэльсона, который был вынужден признать неудачу её обоснования на предпосылке о монотонной зависимости между величиной капитала и ставкой процента. Таким образом, английскому Кембриджу удалось показать ограниченность агрегированной производственной функции и сведéния капитала к «нейтральному» фактору производства, владелец которого получает доход в соответствии с принципами относительной редкости и предельной производительности. Тем самым была поколеблена маржиналистская теория распределения, основанная на относительной редкости факторов. Было признано несовпадение «вменённых» рынком «факторных выплат» с величиной ценности выпущенной продукции и наличие проблемы присвоения некоторой величины «нейтральным» фактором. Однако «англо-итальянская школа» не предложила какого-либо альтернативного инструментария для агрегирования, необходимого в эмпирических исследованиях экономического роста, и поэтому неоклассическая модель роста осталась в качестве учебной иллюстрации практической значимости явно абстрактной теории, несмотря на оговорки, что «иллюстрации такого рода могут скорее дезориентировать, нежели информировать о чём либо»102. 24. 2. П. Сраффа — возрождение рикардианской традиции. «Неорикардианское кейнсианство». Значение книги П. Сраффы «Производство товаров посредством товаров» вышло за пределы «спора двух Кембриджей». Она положила начало новому ответвлению кейнсианства — «неорикардианскому», определившему свою цель как развитие теории Кейнса применительно к долгосрочному периоду посредством соединения принципа эффективного спроса с теорией ценности и распределения Рикардо. Кейнсианцы-неорикардианцы исходили из того, что книга Сраффы возродила традицию, с которой разорвал маржинализм: 1) понимание равновесия относительных цен как выражения доминирующих долгосрочных условий производства и распределения, а не совпадения спроса и предложения; 2) определение нормы прибыли как долевой пропорции общественного дохода. Кейнсианцы-неорикардианцы сфокусировали экономический анализ на двух уровнях: 1) определение долгосрочных («нормальных», «естественных») значений хозяйственных переменных, включая «состояние уверенности», и 2) выяснение причин, по которым в краткосрочные периоды происходят отклонения от «центра тяготения» экономических сил вследствие «несистематических воздействий». К «несистематическим воздействиям» кейнсианцы-неорикардианцы (такие, как Джон Итуэлл и Мюррей Милгейт из Кембриджского университета) отнесли неопределённость, ожидания и монетарные институты. «Сраффианское» возрождение традиции классической (рикардианской) политэкономии с использованием инструментария, разработанного Л. Вальрасом (система уравнений общего равновесия) и В. Леонтьевым («затраты-выпуск»), привело к актуализации математического обоснования в начале ХХ в. В. Дмитриевым и В. Борткевичем теории издержек производства Рикардо. Исходным пунктом неорикардианства стало положение Сраффы, что в экономической системе со свободно воспроизводимыми товарами распределение добавочного дохода (избытка) определяется посредством того же механизма и одновременно с формированием цен товаров. «Зерновая модель» Рикардо и стандартный товар Сраффы. Проблема, заново поставленная П. Сраффой, была унаследована от Д. Рикардо (и считалась тупиковым направлением его системы) как поиск инвариантной («неизменной») меры ценности, не зависимой от изменений относительно ставки заработной платы и нормы прибыли. Сраффа переформулировал её как проблему «стандартного товара» пропорции товарных затрат в производстве которого должны совпадать с пропорциональной структурой выпуска. Концепция «стандартного товара» была навеяна одной из абстракций Рикардо, получившей известность как зерновая модель: зерно является единственным продуктом сельского хозяйства и одновременно основным ресурсом сельского хозяйства и промышленности (семена и продукты питания рабочих, «авансируемые» рабочим). Это делает зерно инвариантной мерой ценности, поскольку, как бы не изменялись доли заработной платы и прибыли, его относительная цена остаётся неизменной, поскольку оно подвергается воздействию одновременно как ресурс и как продукт. Сраффа сконструировал модель «стандартного товара» как абстрактного набора, состоящего из продуктов, комбинируемых в тех же пропорциях, что и воспроизводимые ресурсы — элементы оборотного капитала, входящие во все последовательные этапы воспроизводства. В терминологии, введённой Сраффой, «стандартный товар» состоит из всех «базисных товаров», т.е. товаров, прямо или косвенно участвующих в производстве других товаров; «небазисными» называются товары, идущие только на конечное потребление. Далее Сраффа построил систему уравнений, из которой следовало, что при заданной ставке заработной платы (либо нормы прибыли) относительные цены зависят только от условий производства «стандартного товара». Книга Сраффы была написана в очень своеобразной манере, и сам автор не реагировал на дальнейшее обсуждение своих абстракций, которые одни экономисты сочли революцией против неоклассики, а другие — оторванными от жизни теоретическими упражнениями. Наибольшие разногласия возникли (и остаются) по поводу соотношения гипотезы «стандартного товара» Сраффы и марксистской концепции нормы прибавочной ценности; одни считают, что Сраффа указал путь к новой, «осовремененной» интерпретации экономического учения Маркса; другие — что после Сраффы концепция Маркса утратила самостоятельное значение, превратившись лишь в пройденный этап рикардианской традиции103. 3. Неомарксистские экономические концепции. Япония: математические версии экономической теории Маркса. «Сраффианские дебаты» явились лишь частью такой тенденции в экономической мысли ХХ в., как переформулировка концепций ценности, прибыли и воспроизводства К. Маркса в экономико-математических категориях. Наиболее глубоко эта тенденция затронула экономическую мысль Японии. В этой стране к середине ХХ в. сложилась уникальная ситуация преобладания марксистов в сообществе экономистов, при том, что вовсе не считалось обязательным сочетание принятия марксистских экономических категорий с приверженностью коммунистической идеологии. Основателем школы «экономико-математического марксизма» в Японии стал профессор университета в городе Кобе Кеи Шибата (1902 — 1986), который ещё в 1934 г. пытался применить для анализа закона тенденции нормы прибыли к понижению аппарат лозаннской школы. Позднее (1961) его ученик Нобуо Окишио (1927 — 2003) построил упрощённую математическую модель, из которой следовало, что, вопреки Марксу внедрение новой техники, снижающей издержки производства в текущих ценах, повышает не только индивидуальную, но и среднюю норму прибыли, несмотря на рост органического строения капитала (теорема Шибаты — Окишио). Развёрнутую экономико-математическую интерпретацию марксистской концепции, включая «фундаментальную теорему» об «эксплуатации рабочих, необходимой для получения прибылей капиталистами», дал наиболее известный японский экономист (уехавший в Англию, где он стал профессором ЛШЭ) Мичио Моришима (1923 — 2004) в книге «Экономическая теория Маркса: двойственная теория ценности и роста» (1973). Обе упомянутые теоремы рассмотрены в книге ещё одного японского экономиста, профессора Токийского университета Такаши Негиши «История экономической теории» (1987), переведённой на русский язык. Европейский «неомарксизм»: теории воспроизводства и кризисов. В отличие от Японии, где марксистские экономические исследования сознательно дистанцировались от политической арены, развитие марксистской экономической мысли в Европе отражало давление политических обстоятельств, включая раскол Интернационала и установление режимов-диктатур, в том числе в стране, где марксизм (с добавлением «ленинизм») был провозглашён государственной идеологией и основой построения социалистического общества. Москва стала не только столицей Советского государства, но и центром, куда стягивались нити деятельности Коммунистического Интернационала; враждебно отреагировавших на Октябрьскую революцию и политику «военного коммунизма» лидеров германской социал-демократии К. Каутского и Р. Гильфердинга большевики объявили «ренегатами», а затем «социал-фашистами». Однако и сам большевистский Коминтерн был подвержен раздорам; первоначально руководивший им Г. Зиновьев был смещён за оппозицию курсу И. Сталина — Н. Бухарина на «победу социализма в одной стране»; затем был отстранён и Бухарин, а с поста московского директора Института Маркса и Энгельса снят его основатель, ведущий историк марксизма Д. Рязанов. В начале 1920-х зародилось среди деятелей европейских коммунистических партий, но вскоре далеко отошло от Коминтерна интеллектуальное течение «западного марксизма»; его главным центром стал Институт социальных исследований во Франкфурте-на-Майне (основан в 1923 г.). Основным направлением деятельности Института была философия, но в нём также нашёл пристанище бывший профессор экономики Варшавского университета Генрик Гроссманн (1881 — 1950). В книге «Закон накопления и крах капиталистической системы» (Лейпциг, 1929), вышедшей незадолго до начала «Великой депрессии», он возрождал традицию интерпретации противоречий капиталистического воспроизводства как неизбежно ведущих к кризисам и войнам вследствие недопотребления, компенсируемого милитаризмом. К этой концепции склонился в своей последней книге с пророческим заглавием «Между двумя мировыми войнами?» (Братислава, 1936) австромарксист Отто Бауэр (1881 — 1938). Бауэр выразил разочарование той политикой реформизма, которую он проводил как один из лидеров австрийской социал-демократической партии и которая базировалась на отказе от формулы «3 К» (Krise, Krieg, Katastrophe — «кризис, война, катастрофа») в пользу поддержанной Каутским и Гильфердингом концепции «организованного капитализма». Однако, пройдя через диктатуру нацизма, в условиях противоборства двух военно-политических блоков после 2-й мировой войны, австромарксисты и германские социал-демократы в конце 1950-х гг. окончательно утвердились на позициях реформизма, приняв в 1958 — 1959 гг. партийные программы, окончательно отказывающиеся от идеи «краха капитализма». В составлении обеих программ принимал участие сын К. Каутского Бенедикт Каутский (1894 — 1960), бывший узник концлагеря Бухенвальд. На «примирение» с капитализмом не пошли идеологи основанного Львом Троцким в 1938 г. IV Интернационала. Главным теоретиком-экономистом этой организации стал бельгиец Эрнест Мандель (1923 — 1995). В своих книгах «Поздний капитализм» (1972) и «Длинные волны. Марксистское объяснение» (1980) Мандель признал, в противоположность Троцкому, наличие больших циклов капиталистической конъюнктуры и предложил свой вариант их уточнённой датировки (например, вернюю поворотную точку 4-го цикла он отнёс к 1966). Но Мандель остался верен троцкистскому акценту на роли экзогенных импульсов. По его мнению, повышательные фазы больших циклов начинаются как выходы из очередного длительного кризиса капитализма, когда наложение «внезапных» факторов вызывает рост капиталовложений в новую технику. Развитие теории монополистического капитализма. Появление неомарксизма в США связано с именами Пола Александра Барана (1910 — 1964) и Пола Суизи (1910 — 2004). Их главная — совместная — книга — «Монополистический капитал» (1966) — вышла уже после смерти Барана, профессора Стэнфордского университета, уроженца Украины, в молодости — участника социал-демократического движения в Германии, знакомого с Гильфердингом и разделявшего его концепцию финансового капитала. Суизи защитил докторскую диссертацию в Гарварде (1937) в период возникновения там центра американского неокейнсианства и пребывания Шумпетера. Первая книга Суизи «Теория капиталистического развития» (1942) обобщала историю дискуссий европейских марксистов о капиталистических кризисах; её заглавие было эхом названия известной работы Шумпетера, а выводы отражали практику «Нового курса» и признание эффективности кейнсианского макроэкономического регулирования для обеспечения внутренней стабильности капитализма; крушение капиталистической системы Суизи допускал лишь в случае «более высокой эффективности экономики» Советского Союза и стран, которые могут последовать по его пути после войны. После войны Суизи организовал издание социалистического журнала и преподавал в Новой школе социальных наук в Нью- Йорке, одним из основателей которой был Т. Веблен. Концепция Суизи — Барана соединяла марксистскую традицию анализа империализма с учением Веблена об иррациональности «мира бизнеса». Большой бизнес, по мнению американских неомарксистов, завышает продажные цены, в то же время добиваясь снижения издержек и рекламируя свою продукцию; в результате экономические излишки не поглощаются расходами потребителей и концентрируются в руках бизнес-элиты, которая перенаправляет их на империалистические и милитаристские тенденции, поскольку это самый простой и надёжный способ полностью использовать производственные мощности. Монополистическую эксплуатацию Суизи и Баран связывали прежде всего с заниженной заработной платой работников, принадлежащих к расовым и национальным меньшинствам, а устойчивость системы — с кейнсианской политикой полной занятости. Но эта устойчивость находится под угрозой протеста из менее развитых стран, сбрасывающих ограничения колониального и неоколониального господства. Книга «Монополистический капитал» опиралась на более раннюю работу Барана «Политэкономия роста» (1957), которая была одной из первых концепций «зависимого развития», акцентировавших ограничения возможностей роста отсталых стран ввиду их ущербного положения в системе международного разделения труда. 4. Дж. К. Гэлбрейт и эволюция американского институционализма. Теория «нового индустриального общества». Экономический гуру для неэкономистов. Уроженец Канады Джон Кеннет104 Гэлбрейт (1908 — 2006), ставший гражданином США по окончании Гарварда (1937) и позже занявший там же профессорскую должность (1948 — 1975), снискал известность «лучшего писателя среди экономистов и лучшего экономиста среди писателей». Две его первые книги, вышедшие в одном и том же году (1952), — «Теория ценового контроля» и «Американский капитализм. Теория уравновешивающей силы» — отразили опыт государственной службы в Управлении по регулированию цен (1941 — 1943) и редактирования журнала «Форчун» (1946 — 1948). Вопреки другим экономистам, Гэлбрейт нашёл, что ценовой контроль и рационирование были не необходимым злом военного времени, а продолжением политики фиксирования цен крупными корпорациями. А его вывод, что в условиях олигополии «самодвижущая сила конкуренции является химерой», сопровождался эффектной оптимистической картиной того, что положение потребителей отнюдь не ухудшается, поскольку правительство и профсоюзы создают «компенсирующую» власть на случай злоупотреблений гигантских фирм. Антитрестовское законодательство же нецелесообразно, поскольку олигополия благоприятствует техническому прогрессу вследствие возможностей крупных корпораций привлекать новаторов к исследовательским и конструкторским разработкам. Самым цитируемым в широких кругах экономистом Гэлбрейта сделал бестселлер «Общество изобилия» (1958), в котором центральное место было уделено дисбалансу между искусственно раздутой массой товаров для частного потребления и убожеством сферы необходимых общественных услуг. Гэлбрейт утверждал, что кейнсианское стимулирование объёмов производства привело к тому, что фирмы с помощью назойливого маркетинга навязывают покупателям избыточное частное потребление, которое оборачивается недофинансированием городского благоустройства, общественного транспорта, образования и медицинского обслуживания. Устранить этот дисбаланс Гэлбрейт считал возможным прогрессивным налогообложением и увеличением государственных инвестиций в инфраструктуру, особенно социальную. Он выступил против абсолютизации роста ВВП как показателя достижений экономики, подчеркнув то, что производство следует оценивать и с точки зрения его влияния на окружающую среду. Книга Гэлбрейта вызвала в США общественное движение против экономического роста, перешедшее в течение 1960-х гг. в экологическое движение и борьбу с бедностью. Тиражи книг Гэлбрейта превзошли таковые у П. Самуэльсона, сказавшего, что неэкономисты относятся к Гэлбрейту слишком серьёзно, а экономисты слишком легкомысленно. Но Самуэльсон признавал за Гэлбрейтом достоинства «учёного-художника» и «иконоборца». Напротив, злобный монетарист М. Фридмен затеял телесериал «Свобода выбора» для того лишь, чтобы нейтрализовать успех сериала «Век неопределённости» Гэлбрейта, но не удалось. Также тщетно Фридмен пытался помешать избранию Гэлбрейта президентом Американской экономической ассоциации под тем предлогом, что Веблен никогда не занимал этого поста. Но в одном недоброжелатели преуспели: Гэлбрейт не получил Нобелевской премии. Институционалист. В концепции «уравновешивающей силы» Гэлбрейт выступил продолжателем Коммонса (институты коллективных действий как группы давления) и Шумпетера (выгода для общества от инновационных преимуществ крупных фирм); «Общество изобилия» продолжило линию Веблена («показное потребление») и Чейза («трагедия расточительства»). Книги, наиболее важные для Гэлбрейта как теоретика — «Новое индустриальное общество» (1967) и «Экономикс и общественная цель» (1973) развивали концепции «технократии» и «корпоративной революции» Веблена и институционалистов 1930-х гг. Гэлбрейт констатировал трансформацию капитализма в «новое индустриальное общество», в котором: — сложились две подсистемы — скоординированная планирующая и разрозненная рыночная; — планирующая система подчинена контролю техноструктуры, заинтересованной не в максимизации прибыли, а в обеспечении роста фирм; — ценообразование определяется властью фирм над общественной средой, в которой протекает их деятельность. «Планирующая система» — это тысяча корпораций производственных, коммерческих, транспортных, энергетических, финансовых, производящих около половины всех товаров и услуг негосударственного сектора. Отдельные единицы рыночной системы — это мелкие строительные и промышленные фирмы, фермерские хозяйства, гаражи, станции обслуживания, ремонтные фирмы, прачечные, рестораны, предприятия розничной торговли и т.д. — такой властью не обладают, и потому вынуждены приспосабливаться к изменениям в рыночных ценах и допускать «самоэксплуатацию». «Планирующая» система эксплуатирует рыночную, перекладывая на неё весомую часть своих издержек. Крупные фирмы привязывают к себе мелких поставщиков, выступая как монопсонии. Обладая полным набором инструментов власти техноструктуры, обеспечив себе престиж в качестве источника товаров и услуг, они приобретают влияние и как источник политических решений. Новое индустриальное общество и техноструктура. Гэлбрейт подчёркнуто противопоставил концепцию техноструктуры неоклассической теории с её предпосылками о первичности цен и максимизации прибыли. Техноструктура — это совокупность большого числа лиц, владеющих относительными специализированными знаниями — учёных, инженеров и техников, маркетологов, экспертов в области отношений с общественностью, лоббистов, адвокатов, администраторов. Техноструктура монополизировала знания, требуемые для принятия решений, и оградила процесс принятия решений от владельцев капитала; превратила правительство в свой «исполнительный комитет». Организованная рабочая сила (профсоюзы), с одной стороны, противостоит техноструктуре, не будучи всецело под её контролем; поэтому крупные фирмы заинтересованы в техническом прогрессе и сопутствующем ему «вытеснении отстаивающих свои права человеческих существ более дорогими, но значительно более уступчивыми машинами». Поскольку основная часть затрат на НИОКР осуществляется крупными фирмами, спланированный технический прогресс также переходит на службу к техноструктуре. Но, с другой стороны, уступки профсоюзам в вопросах заработной платы и в ряде других, и покрытие издержек за счёт цены делают до некоторой степени возможным психологическое отождествление наёмного рабочего с техноструктурой. А её положительные цели созвучны целям рабочих: высокие темпы роста означают постоянную занятость, возможность для сверхурочных работ, повышение по службе. «Друг СССР»: теория «конвергенции». Будучи приверженцем курса разрядки и мирного сосуществования в политике, Гэлбрейт не раз (впервые в 1959 г.) посещал СССР и полагал, что к плановой индустриализованной социалистической экономике также применима категория техноструктуры. Несмотря на то, что управленческая структура социалистических предприятий гораздо проще, чем структура западных корпораций, внутри советского предприятия существует та же необходимость коллективного принятия решений на основе сведения воедино знаний и опыта многочисленных специалистов. Крупные промышленные комплексы навязывают свои требования организации производства в известной мере независимо от политики и идеологии. Общность природы крупных предприятий в капиталистической и социалистической экономике означает, согласно Гэлбрейту, тенденцию к «конвергенции» («схождению») двух экономических систем, устраняющую почву для конфликта между социализмом и капитализмом. Концепция приобрела некоторую популярность в 1960-70-е гг. среди сторонников разоружения, включая Нобелевских лауреатов Я. Тинбергена, Л. Полинга, А. Сахарова. Обновлённый институционализм Гэлбрейта в некоторых деталях сближался с подходами французских экономистов, объединёнными общим названием экономического дирижизма (от слова — «управлять, руководить, регулировать») поэтому стало возможным говорить об институционально-социологическом направлении, не ограниченном США. 24. 5. Ф.Перру и французский экономический дирижизм. Ф. Перру: политэконом ХХ в. Виднейшим представителем институционально-социологического направления в экономической мысли Франции был Франсуа Перру (1903 — 1987), выпускник Лионского университета (1926), профессор Сорбонны (1939 — 1945) и Коллеж де Франс, основатель парижского Института прикладной математики и экономики (1944), член Экономического и Социального Совета (с 1959). Достаточно долгая жизнь, широта интересов, многочисленность трудов, активное участие в государственных делах, наконец, заглавие и содержание главной книги — «Экономика ХХ века» — всё это позволяет рассматривать его как знаковую фигуру в экономической мысли ХХ столетия. На формирование научной позиции Перру оказала существенное влияние его стажировка в Вене в середине 1930-х гг., знакомство с О. Моргенштерном и Л. фон Мизесом. Перру считал, что австрийская школа внесла главный вклад в политическую экономию «микрорешений», и воспринял критическую оценку директивного планирования. Однако методологический индивидуализм австрийцев, равно как неоклассическую модель атомизированного человека-максимизатора Перру отверг. Он считал необходимым, рассматривать человека, во-первых, как единство индивида, обращённого к самому себе, и личности, открытой другим людям, которая может быть активна или пассивна, располагать большим или меньшим влиянием; во-вторых, в исторически изменчивой правовой и социокультурной среде. Подобно американским институционалистам, Перру был сторонником тесного взаимодействия экономической науки — политэкономии — с другими науками об обществе. В книге «Либерализм и свобода» (1946) Перру констатировал, что экономика ХХ в. разрушила состояние свободы, понимаемой в духе либералов, но об этом не стоит сожалеть, поскольку то не была свобода, «отвечающая внутренними потребностям здорового человека». Ибо она принимала во внимание лишь потребности «платёжеспособные, вооружённые покупательной способностью» и игнорировала скрытую на самом деле за «свободой» конкуренции борьбу неравных сил, одни из которых навязывают другим своё господство, доминирование, связанное с «макрорешениями». Понятия «эффект доминирования» было подробно обосновано Перру в 1949 г. и стало ключевым в его политико-экономической концепции. «Макрорешения» и эффект доминирования: критика ТОЭР и кейнсианства. Перру подверг критике теорию общего экономического равновесия Вальраса — Парето за сведение экономического поведения к микрорешениям, принимаемым относительно использования ограниченных ресурсов «простыми единицами», поле деятельности которых не распространяется на поля соседних единиц. Однако в реальности сложные единицы — крупные фирмы, группы фирм, отрасли, правительства, блоки государств –влияют на простые единицы своими «макрорешениями», предполагающими силу принуждения. Макрорешение принимается доминирующей в сложной единице инстанцией, которая стремится навязать некоторое ожидаемое совокупное количество, отличное от того, что было бы нормальным результатом реализации планов составляющих единиц. Перру был первым французским экономистом, воздавшим хвалу «кейнсианской революции». Однако политику правительства он считал лишь одним из необходимых «макрорешений», а к агрегированным величинам относился сдержанно, считая полную занятость — произвольно выбранным идеалом, и подчёркивая первостепенное значение, эффекта доминирования, который нельзя свести к какому-либо измерителю. Структурализм. Перру также не считал целесообразным строгое математическое выражение экономического роста по типу модели Харрода — Домара, поскольку, по его мнению, экономический рост не может быть сбалансированным, но может быть гармонизированным, поставить целью не только смягчение циклических колебаний, но и активные структурные преобразования в желаемом направлении (тренде). Структуру Ф.Перру определил как совокупность пропорций, характеризующих экономико-социальную единицу в данной среде в данный момент. Структура является состоянием отношений, определяющих рассматриваемую совокупность соответственно периодам-срокам в необратимом времени (с прерывистостью изменений) и соответственно местам в пространстве. Во временнóм аспекте структуре противопоставляется конъюнктура. В пространственном аспекте на уровне сложных экономических единиц структура принимает конструкцию «центр — периферия»: крупные и мелкие компании, лидирующие и отсталые территории и государства. Аналогичный структуралистский подход получил основательную разработку в трудах современника Перру, крупнейшего французского историка-экономиста Фернана Броделя (1902 — 1985). Критика Шумпетера. Одну из первых книг (1935) Перру посвятил шумпетеровской теории развития, оказавшей на него сильное воздействие. Но затем Перру выступил с двоякой критикой Шумпетера : концепции предпринимательства и прогнозов, сделанных в книге «Капитализм, социализм и демократия». Отождествление предпринимательства с внедрением новых комбинаций, по мнению Перру, грешит недооценкой роли доминирования и принуждения в развитии капитализма. Во-первых, часто к осуществлению новых комбинаций благ приводили войны и завоевания. Во-вторых, доминирующие фирмы не столько внедряют новое, сколько навязывают уже имеющееся. Прибегая к целому набору средств давления: на потребителя (реклама, создание дополняющих продуктов), конкурентов (устранение или принуждение к трансформации), государство и его подразделения (чтобы добиться монополии или изменить правила игры), публику (нажим на интеллектуалов и прессу, чтобы создать атмосферу в общественном мнении, благоприятную для развёртывания игры в направлении, соответствующем интересам фирмы). Одновременно Перру не согласился с тем, что «современная экономика уменьшает значение и масштабы предпринимательской деятельности», и капитализм уступает дорогу государственному чиновничеству и социализму. Во-первых, Перру считал (ссылаясь на американские данные) преувеличенными описанные Шумпетером преимущества и господство олигополии; крупные фирмы эффективнее мелких, но очень крупные нельзя считать более эффективными, чем крупные. Во-вторых, Перру отрицал рациональность «всестороннего» планирования, устраняющего механизм рыночных цен. Поэтому он делал вывод о перспективах не перехода от капитализма к социализму, а о преодолении «ограниченности капитализма». Индикативное планирование и «гармонизированный экономический рост». Теоретические концепции Перру нашли практическое применение в реализации государственных планов экономического развития во Франции, определивших национальное своеобразие макроэкономического дирижизма. Сравнительно с кейнсианством главными особенностями французского дирижизма были: 1) возложение на государство задач воздействия не только на конъюнктуру и совокупный спрос, но и на структуру экономики; 2) применение индикативного (рекомендательного)государственного планирования, принципиально отличного от директивного планирования советского типа, но соответствующего учению Перру о «макрорешениях» сложных единиц. Индикативные планы как макрорешения основывались на совокупном прогнозе, касающемся разного рода действий и реакций, часто взаимно несовместимых, со стороны других единиц, входящих в национальное хозяйство как сложную единицу. Инстанция, принимающая решения (Генеральный комиссариат по планированию, созданный в 1946 г.), делала ставку на структуру некоторого совокупного количества, т.е. на достижение посредством доминирования совместимости планов различных экономических субъектов. В индикативных планах была реализована обоснованная Перру концепция гармонизированного экономического роста. Она исходила из того, что макроэкономическая политика роста должна стремиться, опираясь на эффект доминирования, гармонизировать имеющуюся отраслевую, территориальную и социальную структуру, добиться лучшего распределения ресурсов и доходов. Структурная политика неизбежно избирательна, селективна, делает упор на «полюсы роста» — сложные экономические единицы-«моторы», которыми могут быть отрасли или территориальные центры. «Полюсы роста» и эффект доминирования: теория и практика. Эффект доминирования, проявляющийся в асимметрии отношений экономической и социальной власти между фирмами и регионами, имел опорное значение в концепции гармонизированного экономического роста Ф. Перру: обустраивая среду распространения результатов определённых «полюсов роста», правительство может гармонизировать структуру экономики, поскольку доминирующие единицы-«моторы» будут увлекать за собой другие. Из числа отраслей в качестве «моторных» выбираются те, которые развиваются быстрее, чем экономика в целом, и наиболее способствуют НИОКР и массовым нововведениям в будущем. Моторная единица вызывает также эффект агломерации, объединяя взаимосвязанные виды деятельности, которые получают дополнительную выгоду от факта расположения в одном месте. Доктрина «полюсов роста» и доминирующих единиц-«моторов» была изложена Перру в книге «Экономика ХХ века» (1961) и подготовила основу французских «больших проектов» 1960-х гг. по радикальному обновлению атомной энергетики и самолётостроения, созданию космической технологии и информатики, преодолению исторической традиции оттягивания гипертрофированным Парижским регионом ресурсов провинции. Размещение государственных и стимулирование частных инвестиций, крупномасштабные программы развития дорожной инфраструктуры — от национальных скоростных магистралей до разветвлённой сети муниципальных шоссе, создание на периферии «полюсов научно-технического роста» вокруг «больших проектов» и университетских центров способствовали региональному выравниванию, «устройству территории» Франции. 24.6. Становление концепции «периферийного капитализма». «Третий мир»: взгляд извне и изнутри. С момента создания Организации Объединённых Наций и возникновения понятия «третий мир» (1946) тема экономической слаборазвитости и возможных путей её преодоления прочно вошла в проблемный круг экономистов разных направлений — от приверженцев неоклассического синтеза (см. главу 23) до институционалистов и леворадикальных теоретиков, более или менее близких марксизму. Радикализации «экономики развития» способствовали вхождение в число её ведущих теоретиков экономистов из стран самогó «третьего мира» — в первую очередь, латиноамериканских. Созданную ООН (1948) Экономическую комиссию для Латинской Америки (ЭКЛА, по-испански CEPAL — Comisión Económica para América Latina) вскоре возглавил (1950, до 1963) бывший профессор политической экономии университета в Буэнос-Айресе и экс-директор Центрального банка Аргентины Рауль Пребиш (1901 — 1986), позднее (1964 — 1969) — генеральный секретарь Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД). В начале 1950-х гг. Пребиш и независимо от него другой деятель ООН, один из создателей Бреттон-Вудской системы Ханс Зингер (1910 — 2005) сформулировали вывод о «ножницах цен» на мировом рынке: неизбежном расхождении между ростом цен на продукцию обрабатывающей промышленности и снижением цен на сырьё; вследствие чего основные выгоды из внешней торговли извлекают страны-производители конечной продукции, тогда как импортирующие эту продукцию сырьевые экономики неизбежно ухудшают свое положение. Этот «тезис Пребиша—Зингера» стал отправным пунктом развитой Пребишем концепции «периферийного капитализма»: 1) капиталистическое мировое хозяйство является единым целым, структурированным на «центр», включающий высокоразвитые индустриальные страны, и аграрно-сырьевую «периферию» большинства других стран; 2) «ножницы цен» приводят к неэквивалентному обмену между «центром» и «периферией» и усиливают экономическую зависимость и отсталость слаборазвитых стран, бóльшая часть торговли каждой из которых «замкнута» на продажи немногих продуктов в немногие развитые страны, тогда как последние торгуют разнообразными товарами со многими странами; 3) зависимое положение в структуре МРТ блокирует «модернизацию» периферийных стран — повторение ими пути индустриального развития стран «центра». «Двойственная динамика» периферийного капитализма и стратегия импорто- замещающей индустриализации. Р. Пребиш и его сотрудники по CEPAL («сепалисты») для преодоления «периферийности» рекомендовали стратегию кейнсианского типа, охарактеризованную ими как импортозамещающая индустриализация. Протекционизм во внешней торговле рассматривался как содействие структурным преобразованиям, удерживающим внутренний спрос в государственных границах, и стимулирование внутренних сбережений для осуществления крупномасштабных инвестиций, которые бы позволили перейти к самоподдерживающемуся росту. Стратегию импортозамещения начали проводить в конце 1950- начале 1960-х гг. в крупнейшей латиноамериканской стране — Бразилии — президенты Ж. Кубичек и Ж. Гуларт. Министр экономического планирования Бразилии Селсу Фуртаду (1920 — 2004) в книге «Развитие и недоразвитость» (1964) указал на «двойственную динамику» периферийных экономик, внутренне рассечённых на два сектора: традиционный, не связанный с мировым рынком, и внешнеориентированный, но обслуживающий воспроизводственный процесс капитализма стран «центра». В результате мировая торговля становится механизмом обогащения «центра» за счет «периферии» при содействии туземных элит, подражающих моделям потребления «центра» и падких на изощрённую потребительскую продукцию высокоразвитых экономик. Для разрыва сложившейся структуры зависимости бразильское правительство финансировало государственные предприятия по выпуску средств производства и стремилось привлечь иностранный капитал в отрасли, производящие предметы потребления длительного пользования. Элементы этой стратегии сохранились и после государственного переворота (1964), свергнувшего президента Гуларта и установившего диктатуру военных. Однако выяснилось, что импортозамещение реализовалось главным образом в легкой промышленности, в производстве потребительских товаров, в то время как потребности в инвестиционных товарах продолжали удовлетворяться в основном за счёт импорта оборудования; кроме того, защищённая отечественная промышленность оказалась недостаточно эффективной, чтобы конкурировать на мировых рынках. Стратегия импортозамещения стала предметом критики, а обсуждение темы периферийного капитализма вышло на новый уровень. Депедентизм и мир-системный анализ. Вмешательство политических факторов в осуществление опытов преодоления «периферийности» привело к изменению концепции «периферийного капитализма» с участием теоретиков из числа «новых левых», выступавших как против западного империализма, так и против модели бюрократического государственного социализма. Основатели концепции Р. Пребиш и С. Фуртаду в своих более поздних работах придерживались двух положений, общих с более радикальной версией — депендетизмом (от исп. dependencia— зависимость): 1) «рушится миф о том, что мы могли бы развиваться по образу и подобию центров» (Пребиш); 2) «периферийность» непреодолима в рамках капиталистического мирового хозяйства, обрекающего большинство стран на «саморазвитие отсталости» (Фуртаду). Похожие формулы выдвигали основатели депендетизма: бразилец Теотониу дус Сантус (р. 1936) — «будущие общества не способы достигнуть стадий, к которым пришли общества в предшествующее время»; директор Африканского института экономического развития и планирования в Дакаре Самир Амин (р. 1931) — «периферийный способ производства»; немецко-американский экономист Андре Гундер Франк (1929 — 2005) — «развитие слаборазвитости». Депендетисты инициировали широкую дискуссию об исторической ретроспективе накопления капитала в мировом масштабе и внешних (политических и экономических) факторах национальных рынков. В результате возникла школа мир-системного анализа, самым известным представителем которой стал американец Иммануил Валлерстайн (р. 1930), обосновавший понятия «полупериферии» и «капиталистической мир-системы». Согласно концепции Валлерстайна, современный экономический рост развитых стран стал следствием капиталистической мир-системы, сложившейся с возникновением всемирных товарных цепочек и воспроизводящей иерархическое международное разделение труда с центром, периферией и полупериферией. Страны центра — первоначально только Голландия и Англия, затем — США и Западная Европа в целом, во 2-й половине ХХ в. — ещё и Япония. Они смогли диверсифицировать свою отраслевую структуру (начиная с сельского хозяйства) и решить проблему превращения нижних слоёв общества в «средние классы», захватив лидерство в экспорте продукции обрабатывающей промышленности и услуг (прежде всего транспортных и финансовых). Периферийные страны были включены в систему как экспортёры сначала драгоценных металлов и пряностей, затем продовольствия и растительного сырья, а в ХХ в. — и минерального сырья. Они стали объектом колониальной эксплуатации с широким применением рабского труда на рудниках и плантациях (Латинская Америка, юг США, владения Ост-Индских компаний) или прошли через рефеодализацию со значительным ужесточением зерновой барщины(Восточная Европа). Разнообразную полупериферию составили страны-поставщики железа, сырья для кораблестроения, химической, суконной, кожевенной и некоторых других видов промышленности. В ходе капиталистической индустриализации происходило расширение центра капиталистической мир-системы за счёт вхождения в него стран полупериферии, но далеко не всех. Сильная в военно-политическом отношении Россия вошла в мир-систему как полупериферия и оставалась в ней в течение как императорского, так и советского периода, но с тенденциями «сползания к периферии», проявившимися в наращивании экспорта зерновых в XIX — начале ХХ вв. и энергоносителей во 2-й половине ХХ в. РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
|