Социология личности. Социология личности Кон. И. с кон Социология личности Издательство политической литературы Москва 1967 1 ми кис. Кон известный советский социолог, доктор философских наук, профессор Ленинградского университета, автор многих книги статей
 Скачать 1.14 Mb.
|
|
1. ЛИЧНОСТЬ В ДОКАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ ФОРМАЦИЯХ К чему бесплодно спорить с веком Обычай — деспот меж людей. АС. Пушкин Как уже говорилось, человеческая личность является продуктом истории в двух отношениях во-первых, каждый из нас интегрирует в себе определенные социально-культурные ценности, является своеобразным микрокосмосом; во-вторых, само выделение личности, ее обособление из общества есть продукт исторического развития. Первый аспект мы отчасти проследили, теперь переходим ко второму. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЛИЧНОСТИ Как писал Маркс, человек — не только животное, которому свойственно общение, но животное, которое только в обществе и может обособляться. Обособление индивида и возникновение автономной личности — это продукт и показатель исторического развития. Чем больше мы углубляемся в историю, тем в большей степени индивидуума следовательно и производящий индивидуум, выступает несамостоятельным, принадлежащим к более обширному целому Становление личности в истории общества связано прежде всего с развитием трудовой деятельности. Какой бы сложной ни была деятельность животного, его отношение к природе остается непосредственным. Животное непосредственно тождественно со своей жизнедеятельностью. Оно не отличает себя от своей жизнедеятельности. Оно есть эта жизнедеятельность . Напротив, отношение человека к природе опосредствуется орудиями труда. Создавая в процессе труда объекты, которых не дает в готовом виде природа, человек как бы удваивается, объективирует себя в созданных им вещах и тем самым получает возможность различать себя как деятеля от продуктов и результатов собственной деятельности. Мотив деятельности (удовлетворение некоторой потребности) и непосредственный предмет деятельности разделяются непосредственная деятельность (например, изготовление копья) служит лишь средством подготовки к охоте, целью которой является добыча пищи. Но производство — процесс изначально общественный. Чтобы производить, люди должны определенным образом взаимодействовать друг с другом. Первоначально единый процесс деятельности разделяется между отдельными участниками (например, распределение функций вовремя охоты одни спугивают дичь, другие загоняют ее, третьи колют и т. д. Вначале эта специализация имела всецело случайный характер, затем она оформляется в виде примитивного технического разделения труда. 186 Общественный характер трудового процесса имеет важные психологические последствия, удивительно ясно и четко прослеживаемые АН. Леонтьевым: Вспугивание дичи загонщиком приводит к удовлетворению его потребности в ней вовсе не в силу того, что таковы естественные соотношения данной вещной ситуации скорее наоборот, в нормальных случаях эти естественные соотношения таковы, что вспугивание дичи уничтожает возможность овладеть ею. Что же в таком случае соединяет непосредственный результат этой деятельности с конечным ее результатом Очевидно, нечто иное, как то отношение данного индивида к другим членам коллектива, в силу которого они получает из их рук свою часть добычи — часть продукта совместной трудовой деятельности. Это отношение, эта связь осуществляется благодаря деятельности других людей. Значит, именно деятельность других людей составляет объективную основу специфического строения деятельности человеческого индивида значит, исторически, те. по способу своего возникновения, связь мотива с предметом действия отражает неестественные, но объективно-общественные связи и отношения Чем сложнее общественная деятельность, тем выше степень структурной и функциональной дифференциации соответствующего общества. Производство идей, представлений, сознания первоначально непосредственно вплетено в материальную деятельность ив материальное общение людей, в язык реальной жизни 5 . Одна и та же структура выполняет в первобытном обществе несколько различных функций. Род 187 является одновременно хозяйственной, религиозной, семейной, моральной единицей. Производственные отношения здесь совпадают с кровнородственными, а место, занимаемое индивидом в социальной системе, определяется его природными характеристиками (возраст, полит. п. Усложнение общественной деятельности означает дифференциацию отдельных функций и соответствующую структурную дифференциацию, появление специализированных учреждений, обособленных структур. Производство, политика, мораль, религия, семья и т. д. обособляются в автономные сферы общественной жизни. В результате этого каждая функция может выполняться более эффективно. Некоторые исследователи склонны идеализировать условия первобытной жизни, где человек еще не стал рабом разделения труда, где нет ни социального гнета, ни имущественного неравенства. Первобытнообщинный строй, пишет, например, А. Ф. Анисимовне означает «какой-то нивелировки личности индивидуальность в этом обществе, крепко спаянная с коллективом, обретает высокую степень цельности потому, что коллективизм — важнейшая черта образа жизни людей первобытного общества, а коллективные формы трудовой деятельности и общежития — лучшая школа воспитания высоких духовных качеств и оригинальной силы развития личности 6 . Читая подобные рассуждения, а эта фраза выражает самую суть взглядов А. Ф. Анисимова, невольно думаешь, что коммунизм, к которому мы стремимся, только возврат к первобытной цельности. Как далеко это от марксовой концепции 188 По Марксу (и это подтверждается этнографическим материалом, в первобытном обществе социальные связи еще не дифференцированы, поэтому отдельный человек не становится самостоятельным по отношению к общине 7 . Родовое самосознание остается исключительно групповым самосознанием человек, который мог существовать только в непосредственном взаимодействии с сородичами, и мысленно не выделял себя из родового целого. Родовой строй не знает ни личных прав, ни личных обязанностей. Не было ни индивидуальной семьи, ни прав отцовства. Преступление, совершенное любым членом рода, ложилось и на всех остальных (вспомним хотя бы обычай родовой мести. Как ни импозантно выглядят в наших глазах люди этой эпохи, они неотличимы друг от друга, они не оторвались еще, по выражению Маркса, от пуповины первобытной общности . Это не значит, разумеется, что все люди в первобытном обществе одинаковы. Они различаются и по своей физической силе, и по своим способностям. Но это именно то, что Маркс называл различиями между случайными индивидами и что не следует смешивать с различиями личностными, которые здесь только зарождаются. Мы первобытного человека — это только родоплеменная общность. Он не знает ни родового понятия человек (человек — только соплеменник, все остальные — чужие, нелюди, колдуны, ни индивидуального Я. Оценки и самооценки этих людей чрезвычайно бедны, как бедна и их общественная жизнь. В языке юка гиров, например, «омоча шоромах» — хороший промышленник, синоним понятия хороший 189 человека «непромышленный» человек — значит плохой. А. Ф. Анисимов справедливо видит в этом указание на роль труда. Но это указывает также на неспособность разграничить многообразие человеческих качеств, оценка индивида сводится к оценке его производственных успехов. Если это цельность, то цельность, обусловленная бедностью специфического содержания. Противопоставлять такую цельность сложной и противоречивой индивидуальности последующих периодов истории не более научно, чем ставить цельность одноклеточного организма в пример сложной биологической системе. Лишь постепенно, по мере усложнения общественных отношений, роста индивидуальных производительных сил и общественного разделения труда, индивид начинает осознавать себя как личность, выделяясь из первоначального коллектива. Выполнение специфических функций, отличных от функций других членов общины, дает индивиду определенную социальную роль, в свете которой он оценивается другими и на которой основывается его личное самосознание. Сначала эта индивидуализация касается лишь вождей и других носителей наиболее важных почетных функций, а затем постепенно распространяется и на остальных людей. Этот процесс дифференциации и индивидуализации прослеживается, например, в эпосе. Как отмечает А. Ф. Анисимов, если в ранних сказаниях, например в Нивских настундах, герои как бы безлики, слиты с общей массой рода и племени, даже безымянны, тов чукотских сказаниях они резко индивидуальны, отделены от рода, нередко стоят над ним 190 Разделение труда, позволяющее индивидам развить свои специфические способности, было, таким образом, необходимой предпосылкой становления индивидуальности и культуры. Нов нем был заложен также целый ряд противоречий. С одной стороны, чем больше специализация функций, чем разнообразнее роли, выполняемые разными индивидами, тем многообразнее сами индивиды и тем больше их взаимозависимость друг от друга. С другой стороны, взаимный обмен деятельностью, первоначально носивший естественный характер, с появлением частной собственности и классов становится социально-оформленным разделением труда. Один класс присваивает себе высшие, наиболее интеллектуальные виды деятельности, второй низводится до уровня говорящего орудия. Социальные функции не выбираются в порядке самодеятельности, а даются как что-то внешнее, обязательное. Входе исторического развития и как раз вследствие того, что при разделении труда общественные отношения неизбежно превращаются в нечто самостоятельное появляется различие между жизнью каждого индивида, поскольку она является личной, и его жизнью, поскольку она подчинена той или другой отрасли труда и связанным с ней условиям 11 . Благодаря общественному разделению труда все сферы человеческой деятельности выступают в форме организации, а труд отдельного человека, кто бы он ни был, представляет собой отдельную функцию, деталь, часть общей задачи, целое которой выпадает из поля зрения индивида. Цель его деятельности отрывается от 191 самой этой деятельности и даже противопоставляется ей в качестве внешней силы, принуждающей человека выполнять функции, смысли значение которых для него утрачены (отчуждение. Я подошел теперь к самому сложному теоретическому вопросу темы. С позиций индивидуалистического атомизма индивид и общество — абсолютные противоположности. Процесс социализации оказывается при этом процессом нивелировки единичных индивидов, а история общества — историей отчуждения изначальной сущности родового человека. Но такая постановка вопроса неправильна. Индивид не становится беднее оттого, что растет богатство опредмеченных, те. данных ему вовне, унаследованных им форм культуры и общества. Наоборот, чем сложнее общественная жизнь, тем больше вариантов имеет индивидуальное поведение, тем разнообразнее ролевая структура отдельной личности. Количество накопленной обществом информации, передающейся из поколения в поколение в виде многообразных знаковых систем, определяет и сами способы этой передачи, и степень автономии отдельных индивидов. Эту мысль убедительно развивает в своих работах Ю. А. Левада В первобытном обществе основным средством передачи общественного опыта является следование установленному (традиционному) образцу, благодаря действию особых социальных институтов. Социальная информация, передаваемая таким образом, не расчленяется на информацию о предмете, способе, мотивах и целях действия. Обычай просто предполагает 192 следование заветам предков, воспроизведение прошлых отношений в будущем. На вопрос, почему люди действуют так, а не иначе, следует ответ Наши предки всегда так поступали. Подобный механизм передачи информации прости устойчив, но оборотной стороной его является консерватизм и вариативная бедность. Жизнь человека в обществе, основанном на традиции, детально регламентирована. Обычаи регулируют все его поведение, от рождения до смерти, не допуская ничего свободного, оригинального, самопроизвольного. Это делает людей чрезвычайно похожими друг на друга, о чем я уже говорил выше. С усложнением общественной деятельности традиционный механизм становится недостаточным. Он дополняется и частично заменяется другим механизмом — механизмом ценностных ориентаций, которые предполагают непросто повторение целостных действий, но представляют собой некоторые ориентиры, принципы должного поведения, которыми индивид руководствуется в своих поступках. Например, моральная норма формулирует определенное общественное требование, которое индивид должен усвоить, но норма не предусматривает всех конкретных обстоятельств поступка. Активность индивида здесь гораздо выше, чем при традиционном поведении. Традиционный тип управления социальными процессами предполагает подчинение соответствующих действий индивида заданной социальной программе (традиции. Напротив, приобщение индивида к наличной системе культуры выступает как усвоение, интернализация заданной суммы императивных требований. Индивидуальное сознание здесь действует как частица, винтик, реализующий заданную программу, ноне как автономная ступень ее функционирования (структура традиционного сознания в принципе исключает индивидуальное новшество, расценивает его как нарушение сложившейся 13 системы отношений . Наконец, третья, высшая форма социального управления и передачи информации состоит в том, что задается неготовый образец для подражания и не команда для реализации, а расчлененная программа, рассчитанная на творческое восприятие. Если традиционное поведение строится по типу образец — повторение, ценностное — по типу норма — исполнение, то теперь на первый план выступает отношение цель — средство, субъект — объект. Индивидуальное сознание здесь непросто выполняет внешнюю норму, но выступает в качестве необходимого уровня действия регулятивного механизма общества. Индивидуальное сознание оказывается здесь правомочным не только теоретически воспроизводить требования системы, но и выбирать тот или иной вариант их реализации. Причем индивидуальные инновации новшества являются не только допустимыми, но и необходимыми для успешного функционирования системы в целом» 14 Каждый тип социального регулирования предполагает и определенный тип личности. Традиционный тип базируется на слабой расчлененности общества, индивид мыслится здесь как часть органического целого. Ценностно-идеологический тип, напротив, предполагает 194 несовпадение социальной нормы и личных установок индивида, акцент делается на усвоении, интернализации нормы. Рационально-научное управление адресуется к такому индивиду, который и может и хочет быть непросто исполнителем, но и активным субъектом соответствующих действий. Кажется очень соблазнительным представить эти типы как последовательно сменяющие друг друга социальные характеры. Прогресс общества окажется в этом случае одновременно и прогрессом личности. Но схема такого рода была бы столь же односторонней, как и противоположное утверждение, согласно коему рост цивилизации осуществляется за счет обеднения и оскуднения индивида. Реальный процесс исторического развития сложнее, чем любая логическая схема. Во-первых, смена типов социального регулирования происходит крайне неравномерно. В одних сферах (наука, техника) рациональный тип регулирования утвердился раньше, в других, более сложных и тонких областях общественной жизни, он еще только пробивает себе дорогу, сосуществуя с ценностными традиционным стилями. Во-вторых, нельзя рассматривать положение личности в обществе безотносительно к его конкретной классовой структуре. В классовом обществе распределение социальных ролей между индивидами определяется не столько их личными способностями, сколько их происхождением или социальным положением. Неравенство социальных возможностей, противоречивость ценностных ориентаций и разнородность механизмов социального регулирования рождают дисгармонию личности. Противоречивость общественных отношений, в которые включен индивид, переживается им как несоответствие его Я и социальной роли. Это противоречие в разных формах ив разной степени прослеживается на протяжении всей истории классового общества. ЛИЧНОСТЬ В АНТИЧНОМ ОБЩЕСТВЕ Основа древнего мира — прямой принудительный труд. Для древнего грека рабство — совершенно естественное явление, раб — вещь, орудие, принципиально не отличающееся от других, неодушевленных вещей его просто не считают за человека. Поэтому проблема соотношения индивида и общества ставится здесь лишь в ограниченных рамках в качестве целостного общества выступает отдельный полиса в качестве человека — свободнорожденный член этого полиса. Но само это соотношение по-разному выглядит на разных стадиях развития общества, и распространенное представление о всесторонности и гармоничности классического грека является в значительной мере иллюзорным. В условиях первоначальной родовой цельности греки, как и другие народы, не придавали самостоятельной ценности человеческой индивидуальности, и следы этого существуют ив позднейших источниках. Исследователи Гомера отмечают в его описаниях людей очевидный примат общих черт над индивидуальными, причем в самом этом индивидуальном внешние стороны фиксируются гораздо полнее, чем внутренние. Особенно слабо описывается внутренний мир человека. У Гомера еще нет термина, который бы описывал целостность духовной жизни человека ярко живописуя быстрые ноги и мускулистые руки, он не находит слов для характеристики духа свои поступки герои Гомера мотивируют прямым вмешательством и волей богов 16 . С этим гармонирует и общий дух греческой скульптуры лица статуй не передают индивидуального характера психологизм, необходимый для искусства портрета, появляется лишь много позже. Разложение родовой общины разрушило эту первоначальную целостность, но ее место психологически и социально занимает полис. Государство и общество здесь сливаются. Отсюда — неотделимость личной жизни грека от общественной и даже отсутствие подобного разграничения. Как замечает А. Ф. Лосев, греки понимали под политикой не то, что мы. Мы понимаем под политикой государственную деятельность внутри данного государства или вне его. Грек же понимал под политикой все то, что относится к полису. Это была, прежде всего, общественная жизнь, совершенно неотделимая у него оттого, что мы называем политикой. А затем и всякая личная жизнь, неотделимая оттого, что мы называем общественной жизнью. В ранней классике вовсе не было такого индивидуального человека, который бы противопоставлял себя природе, искусству или обществу и политике (в 17 нашем смысле слова . Однако дальнейшее развитие и социальное расслоение общества существенно изменяют положение вещей. Развитие обмена и разделения труда ставит индивида в прямые и косвенные отношения с множеством других людей, увеличивается число факторов социализации и референтных групп, мнение которых приходится принимать во внимание при ориентации собственного поведения. Усложнение ролевой структуры личности делает ее относительно более автономной от каждой из ее референтных групп (семья, возрастная группа, определенный социальный слой и т. д) в отдельности. Наряду с борьбой различных классовых и политических группировок рождается соревнование и конкуренция между индивидами. Греческие историки и философы подробно описывают такие чувства, как зависть, честолюбие и т. п, которые невозможны там, где индивид и общество слиты. Усложнение социальной структуры и дифференциация социальных ролей сказываются ив механизмах социального контроля, ив индивидуальном 18 самосознании . Формула Протагора Человек есть мера всех вещей, уяснение софистами относительности социальных и нравственных норм, сократовский призыв Познай самого себя и вытекающий из него принцип моральной ответственности за деяние — все это симптомы формирования индивидуальности и одновременно — разрушения первоначальной слитности личности и общества. Особенно характерно появление интереса к этическим проблемам. В родоплеменном обществе существует единая система норм и традиций, они воспринимаются как естественные, непреложные, и выбор может быть только между их принятием или отвержением (в последнем случае весь племенной уклад ставится под вопрос. В классовом обществе такое единообразие отсутствует, налицо множественность социальных и нравственных норм и принципов, которые не только не тождественны, но даже противоречат друг другу. Перед индивидом стоит теперь вопрос непросто о том, соблюдать или не соблюдать данную норму, но и вопрос о том, какая именно норма является правильной и почему. Возникает целая серия вопросов что такое правильная жизнь Что такое добро Какой из многих путей и стилей жизни надлежит выбрать Это дает личности значительную автономию, которой не было и не могло быть раньше. Соответственно меняются и психологические механизмы социального контроля. Общественное сознание родового общества еще не проводит различия между результатами действий человека и его намерениями. Личная самооценка здесь основывается непосредственно на мнении окружающих, а соответствие поведения групповым нормам обеспечивается главным образом чувством стыда. Теперь, когда разграничивается мотив поступка и его последствия, это более или менее внешнее регулирование оказывается недостаточным. Начинаются поиски внутреннего основания ответственности, возникает проблема вины. Стыд представляет собой беспокойство о своей репутации, о мнении окружающих, которые видят и могут осудить твое поведение. Вина — гораздо более сложное чувство, она предполагает развитое нравственное сознание и самооценку на основе каких-то интернализованных норм. Чувство вины распространяется и на внутренние побуждения личности, даже если они не претворились в действия. Стыдиться можно и случайных, внешних, независящих от личности обстоятельств, которые ставят ее в невыгодное положение в глазах окружающих. Виновность человек испытывает только за свои сознательные действия. Поэтому появление в общественном сознании греков, их литературе, философии проблемы вины свидетельствует о возросшем индивидуальном самосознании человека, который непросто ориентируется на групповые нормы, но сознает себя автономным субъектом деятельности и готов нести за эту деятельность моральную ответственность не только перед соотечественниками, но и перед судом собственной совести. Представление о цельности классического грека и его неразрывности с социальным целым во многом основывается на высказываниях Платона и Аристотеля. Платон действительно всячески подчеркивает невозможность существования отдельного изолированного человека. Каждый из нас сам для себя бывает недостаточен и имеет нужду во многих. Отсюда необходимость возникновения общежития или полиса, когда один из нас принимает других, либо для той, либо для иной потребности когда, имея нужду во многом, мы располагаем к сожитию многих общинников и помощников тогда это сожитие получает у нас название города 19 . Хотя Платон рассматривает это единство личности и общества не как органическое, природное единство, а как следствие разделения труда (отношения между индивидами он изображает как разумные отношения взаимного использования, он, в противоположность философам- индивидуалистам буржуазной эпохи, исходит не из интересов индивида, а из интересов целого. Говоря 200 словами Маркса, основное положение Платона состоит в том, что работник 20 должен приспособляться к делу, а не дело к работнику 20 . Этот принцип Платон доводит до идеи общности имущества и даже жен. Аналогичным образом и Аристотель ставит природу государства впереди природы семьи и индивида целое должно предшествовать части. Если отдельный индивид неспособен вступить в общение или, считая себя существом самодостаточным, не чувствует потребности нив чем, он уже не 2 1 составляет элемента государства, но становится либо животным, либо богом . Но уже само это настоятельное подчеркивание первичности социального целого и критика индивидуализма свидетельствуют о существовании и силе последнего. О том же говорят жалобы Аристотеля на беспредельность человеческих вожделений и восхваление дружбы, причем в основе дружбы, по Аристотелю, лежит опять-таки себялюбие Любя друга, мы любим собственное благо, ибо хороший человек, став нашим другом, становится благом — поскольку мы его любим. Таким образом, каждый в дружбе любит 2 2 собственное благо Потребность и необходимость в общении здесь выводится из факта обособленности индивидов и наличия у них эгоистических интересов. Обнаружение расхождения между замыслами человека и результатами его действий ставит перед греками вопрос о природе собственного Я. Кто я такой, чем я отличаюсь от других людей Эти вопросы часто повторяются в поздней классике, особенно у Еврипида. Но ответ на вопрос о своем Я и о других людях грек ищет не 201 в рефлексии и самоанализе, а в своих связях с другими людьми, в своем происхождении и общественном положении. В его представлении о свободе на первом месте стоит сила, независимость от внешнего принуждения и контроля со стороны другого человека. В этом отражается не только разложение первичной социальной целостности, но и противоположность свободного и раба, составляющая стержень всего античного самосознания. Как правильно 23 замечает А. Гоул-днер , для грека раб — это тот, кто не распоряжается сам собой, кто живет под властью другого. Поэтому, если личность мыслится как свободный человек, то ее свойства должны быть противоположны свойствам раба. Отсюда — подчеркивание силы, власти, могущества, независимости от других как наиболее существенных черт личности. В качестве же регулятора поведения, чтобы избежать лишних конфликтов, превозносится самоконтроль, сдержанность, умение обуздывать собственные чувства. Сила личности проявляется не только в умении сохранять независимость от других, но ив подчинении собственных страстей, в ясности мысли. Обе эти темы — человек и внешние условия, высшая воля, судьба человек и его внутренний мир, его страсти — ставятся в греческой трагедии. Если герой Софокла борется прежде всего с внешними силами, то у Еврипида конфликт переносится во внутренний мир личности, развертывается как трагедия человеческого сердца, родовые традиции подвергаются открытой атаке. Это был глубоко прогрессивный процесс. Индивид, сформировавшийся в новых исторических 202 условиях, нес в себе самом гораздо более широкую систему социальных связей, чем та, которую предлагала ему общинно-родовая традиция. Ив этом смысле тот «микрокосмос», который вынашивал в душе своей индивид, оказывался гораздо большей — социальной — ценностью, чем традиции и обычаи классического полиса. Этот субъективный «микрокосмос» был фактически индивидуально предвосхищенным прообразом того общественного «макрокосмоса», который должен был прийти — и уже приходил — на смену локальному и ограниченному классическому полису 24 . Недаром пересмотр традиционного образа человека и его взаимоотношений с обществом предполагали действительно повлек за собой и критическое отношение к институту рабства. Разложение античного полиса означало, в частности, разрыв конкретной, непосредственной связи личности с общественным целым государство больше не совпадает с обществом, и гражданские обязанности человека уже не исчерпывают его индивидуальности. Эта разобщенность личности и общества нашла свое выражение в отчетливо индивидуалистическом характере стоицизма, скептицизма и эпикурейства. Всеобщее, в форме государства или разумной необходимости вообще, рассматривается теперь как чуждая, внешняя власть, тяготеющая над личностью и ограничивающая ее свободу. Чтобы освободиться от нее, человек должен свести к минимуму свою связь с внешним миром высшее счастье мудреца — в спокойном одиночестве собственного мышления. 203 ФЕОДАЛИЗМ И ЛИЧНОСТЬ Прямой принудительный труд писал К. Маркс вот основа древнего мира общество покоится здесь на принудительном труде как на существующем фундаменте. Базис средневековья образует труд, сам являющийся привилегией, труд, имеющий значение еще в своей обособленности, а не как труд, вообще 25 производящий меновые стоимости . В условиях феодализма личностные свойства индивида однозначно определяются его социальной принадлежностью. Вся жизнь человека, от рождения до смерти, регламентирована. Он почти никогда не покидает места своего рождения. Его стремления ограничены рамками его сословной принадлежности. Как бы ни складывались обстоятельства, дворянин всегда остается дворянином, а ремесленник — ремесленником. Социальная роль была для него такой же органической, естественной, само собой разумеющейся, как собственное имя. Каждое сословие имеет свои собственные добродетели, и каждый индивид должен знать свое место. Подняться выше своего сословия грешно, ибо разделение на сословия установлено богом учил Фома Аквинский. Но хотя община целиком охватывает жизнь каждого из своих членов, она является не самодовлеющим целым, а звеном длинной цепи иерархических отношений. Индивид не может выйти за рамки своей непосредственной социальной принадлежности, но опосредствованно он связан со всей системой. Это реальное положение находит свое спиритуалистическое освещение в христианской концепции человека 204 Христианство отвергает индивидуализм поздней античности. Человек выступает в христианстве не как случайный атома как член религиозной общины. В духовных отношениях с богом личность выходит за рамки земной иерархии перед богом все равны. Раб весь, целиком принадлежал своему господину, он рассматривался как вещь. Средневековый крепостной, как бы велика ни была его социальная зависимость, имеет нечто такое, что не может принадлежать никакому земному господину. Это его бессмертная, вечная душа, его духовная личность, противостоящая связанности и греховности земного существования. Социальная ценность человека определяется его сословной принадлежностью, и высшая социальная добродетель состоит в том, чтобы знать свое место. Но духовная ценность личности независима от ее общественною положения. Она выражается в способности человека утвердить свое духовное Я путем подчинения и преодоления своей естественной природы. Смирение в сфере социальной действительности сочетается здесь с духовным самовозвеличением. Основное противоречие средневековой мысли — это противоречие между идеей всеобщей связанности (божественное провидение) и принципом свободы индивидуальной воли. Свобода человеческой воли ограничивает свободу воли бога, подрывает идею божественного всеведения и предопределения. С другой стороны, если божественное предопределение абсолютно, то тогда люди — не более, чем марионетки, и бог сам отвечает за все их деяния. Августин разрешает это противоречие тем, что признает за 205 человеком свободу творить зло, те. ответить нет божественным заповедям грехопадение, тогда как бог является источником всякого добра (человек по природе своей больше тяготеет козлу следствие первородного греха. Эта негативность христианского понимания свободы воли отражает всеобщность системы феодальной регламентации, не оставлявшей места для личной автономии. Тот, кто не мирится со своим социальным положением, кто отказывается признать его естественным определением собственной личности, тот посягает на самые устои общества. Не возносись, не стремись к невозможному, блаженны только нищие духом Но идея равенства перед богом признается недостаточной неимущими, отсюда — бесчисленные ереси, возрождающие в томили другом обличье оппозиционно-критический дух раннего христианства. Принцип смирения не только практически отвергается феодальной верхушкой, каждый представитель которой стремится увеличить свою власть и богатство, но и интеллектуально ставится под сомнение развивающейся человеческой мыслью. Внутренний враг, не изучающий, а критикующий, не подражающий, а исправляющий, подрывает незыблемость церковной доктрины, стремясь, подобно Абеляру, исследовать истину при помощи разума и следовать во всем не мнению людей, а доводам разума Но доводы разума, противоречащие мнению людей, могут быть только внутренними доводами. Все люди, когда-либо выступавшие против господствующих норм, обладали высокой степенью доверия к себе, облекалось ли оно в 206 форму уверенности в своем интеллекте или в представление о своей пророческой миссии. Необходимые сдвиги в общественном сознании, связанные с развитием общества, задолго до того, как они обнаруживаются в консервативных по своей природе социальных институтах, преломляются в сознании и структуре отдельной личности. И поскольку эта личность не может органически вписаться в рамки устаревшей системы общественных отношений, ее самоутверждение принимает индивидуалистическую форму (в которой, однако, заключено определенное социальное содержание. Так было при разложении античного полиса. Так получилось, причем в гораздо больших масштабах, при разложении феодализма. |