Социология личности. Социология личности Кон. И. с кон Социология личности Издательство политической литературы Москва 1967 1 ми кис. Кон известный советский социолог, доктор философских наук, профессор Ленинградского университета, автор многих книги статей
 Скачать 1.14 Mb.
|
|
2. КАПИТАЛИЗМ И ПРОБЛЕМА СВОБОДЫ ЛИЧНОСТИ Никто не является рабом в большей степени, чем тот, кто считает себя свободным, не будучи таковым наделе. Гете Зарождение капитализма вызвало серьезные изменения в положении личности ив природе социального характера. Развитие торговли и промышленности было несовместимо с феодальной регламентацией и прикованностью человека к своей природной и социальной среде. В этом обществе свободной конкуренции отдельный человек выступает освобожденным от естественных связей и т. д, которые в прежние исторические эпохи делали его принадлежностью определенного ограниченного человеческого конгломерата . Упала маска гнусная отныне Повсюду будет вольным человек, Брат будет равен брату, все преграды Исчезли меж людьми племен, народов, Сословий больше нет водно все слились, 29 И каждый полновластен над собой . Частное предпринимательство требовало личной инициативы, энергии, предприимчивости. И оно действительно стимулировало появление этих качеств и, соответственно, нового типа личности. Если в обществе, основанном на традиции, решающее значение придается единообразию поведения, соблюдению некоторых общих норм и ритуалов, то теперь это становится недостаточно слишком часто личность оказывается вне группового контроля или в ситуации, непредусмотренной традицией она должна иметь внутреннюю ценностную ориентацию, достаточно устойчивую в любых ситуациях. Цель, направляющая деятельность такого человека, является внутренней в том смысле, что она внушена ему старшими еще в детстве, и, как бы ни менялись обстоятельства, жизненная цель остается неизменной. Этот акцент на внутренней определенности личности прежде всего проявляется в религиозном сознании. В противовес средневековой установке, что человек постигает собственную личность через растворение в боге и познание бога, протестантизм выдвигает принцип внутренней достоверности, согласно которому бог постигается через внутренний мир личности. Средневековая церковь подчеркивала сходство человека с богом и его право рассчитывать на божественную любовь и милосердие. Протестантизм, отражая разрушение патриархальных связей и стихийность товарно- денежных отношений, наоборот, утверждает греховность человеческой природы, отчуждение человека от бога (Кальвин употребляет именно этот термин. Человек не хозяин своей судьбы, она заранее во всех деталях предопределена богом, и никто не знает, определен ли он к спасению или к геенне огненной. Но именно эти чувства сомнения и неуверенности в своей судьбе побуждают кальвиниста к активной земной деятельности в успешности своих светских начинаний кальвинист видит знак своей предызбранности, своей угодности богу. Задача состоит в том, чтобы найти бога не в священных текстах, а в собственной душе. Земная деятельность, труд осмысливаются как призвание, как интернализованное веление бога. Пусть кругом бушует стихия, моя опора в моей деятельности, и каждый мой успех — подтверждение правильности избранного путине только по человеческим, но и, главное, по божественным критериям. Ведь все, что я делаю, я делаю по воле божией. Место средневекового аскетизма и смирения занимает принцип Полагайся сам на себя, и бог тебе поможет Индивидуализм молодого капитализма проявляется ив философском мышлении. Гуманисты эпохи Возрождения, когда, по выражению Мишле, произошло открытие человека, провозглашают освобождение индивида от всяких обязанностей по отношению к анонимному целому и противопоставляют феодальному идеалу человека как носителя сословных добродетелей идеал целостной, всесторонне развитой личности. Индивид становится целью, общество — средством развития. Идея свободы личности, первоначально ограниченная сферой интеллектуальной деятельности, в дальнейшем, по мере развития буржуазно-революционных движений, перерастает в требование гражданской и политической свободы. В противоположность универсализму средневекового мышления, просветители XVII—XVIII вв. самое общество и государство рассматривают как продукт договора между индивидами. Любые общественные отношения, сих точки зрения, правомерны лишь постольку, поскольку они соответствуют разумным потребностями интересам их участников. Интерес и потребность — таков источник всякой общительности. Только одно это начало. объединяет людей между собой . Просветительская теория личности отражает реальный процесс разрушения феодальных связей, основанных наличной зависимости, и зарождения нового общества, где все подчинено законам товарного производства и различные формы общественной связи выступают по отношению к отдельной личности просто как средство для ее частных целей, как внешняя необходимость. Однако эпоха, которая порождает эту точку зрения — точку зрения обособленного одиночки есть как раз эпоха наиболее развитых 31 общественных (с этой точки зрения всеобщих) связей . Индивидуализм просветительской философии был исторически прогрессивен. Выдвигая на первый план интересы личности, просветители отнюдь не понимали их узко-эгоистически, подчеркивая, что правильно понятые интересы личности в конечном счете всегда совпадают с общественным благом. Но эта концепция, как и породившие ее общественные отношения, была внутренне противоречива. Личность мыслится как самостоятельная и высшая социальная ценность, как цель, по отношению к которой все общественные институты и другие люди выступают лишь как средства. Но это значит, что для другого человека я тоже не более, чем средство. Отношения, основанные на взаимном использовании, неизбежно будут эгоистическими, а всеобщий интерес, о котором говорит просветительская философия, есть именно всеобщность эгоистических интересов . То, что отношения между людьми мыслятся теперь как рациональные отношения, основанные на взаимном использовании, означает, что индивид не сводится более к своей социальной роли, что социальные функции выступают по отношению к личности лишь как средства для ее частных целей, которые, следовательно, автономны от этих функций. Так, например, безразличие к определенному виду труда предполагает весьма развитую совокупность действительных видов труда, ни один из которых не является более 33 господствующим . Социальное положение лица переживается теперь как нечто случайное, несвязанное сего индивидуальностью. Но именно поэтому выполнение этих функций воспринимается личностью как несвобода, как господствующая над ней внешняя необходимость. Капиталистическая конкуренция освобождает индивида из-под власти групповых общинных связей. Но оборотной стороной этой свободы является бессилие и одиночество. Вместе с расширением своего мира человек потерял уверенность в его устойчивости, которую давало чувство принадлежности и фиксированное место в общине. Индивид не стеснен больше мелочной . цеховой и т. п. регламентацией, но зато он должен полагаться только на собственные силы в жестокой конкурентной борьбе, результат которой от него не зависит. В каждом из своих общественных отношений человек выступает не как целостный индивида лишь как средство, как воплощение определенной функции. Есть качественная разница между отношениями мастера и подмастерья в ремесленном цехе и отношением капиталиста и рабочего. Основа отношений в обоих случаях объективна и не зависит от воли участников. Нов первом случае общественное отношение выступает как отношение конкретных индивидов не ограничиваясь рамками производства, оно охватывает и быт, и семью, и религиозные обряды во втором случае оно откровенно безлично капиталисту нет дела до личности рабочего, а для рабочего капиталист не человека безличная фирма. Товарный фетишизм, вырастающий из недр капиталистического общества, отражает это положение, персонифицируя вещи и обезличивая человека. Отсюда — трагическое противоречие между самосознанием личности, ее идеальным внутренним миром и ее социальной средой. Противоречие это в самых различных вариантах отражается в философии и искусстве нового времени, 212 У Руссо оно ставится в форме вопроса Становится пи человек счастливее по мере развития цивилизации, и ответ дается отрицательный. У Канта оно выступает в виде антитезы эгоистического благополучия и нравственного закона. Романтики осмысливают это противоречие как противоречие между разделением труда и потребностями человека как целостной индивидуальности. Капитализм как формация не был регрессом по сравнению с феодализмом. Не был он регрессом и сточки зрения положения личности. Освободив индивида от большинства форм личной зависимости, разрушив феодальную иерархию, он расширил автономию личности в плане социального общения и деятельности. Разрушив национальную замкнутость (создание мирового рынка, сближение народов, он расширил автономию личности в плане ее культурной идентификации. Разрушив монополию церкви, подорвав власть традиции, облегчив распространение идей и информации, он расширил автономию личности в плане формирования ее ценностных ориентаций. Все это необычайно увеличило многообразие и богатство индивидов как личностей, вызвало рост материальных и духовных запросов и потребностей. Но именно в свете этих выросших запросов, выражающих прогрессивную тенденцию общественного развития, капиталистическое общество оказалось совершенно неудовлетворительным, потому что перечисленные выше возможности оно объективно не в состоянии претворить в действительность. Формально каждый индивид может выбрать любой род занятий, получить любое образование. Фактически же эти возможности определяются его классовым, имущественным положением. В принципе, в тенденции капитализм облегчает общение народов и культурный обмен фактически же он сохраняет цветной барьер. В идеале множественность источников информации дает индивиду возможность свободного интеллектуального самоопределения наделе могущественные средства массовой коммуникации (печать, радио, телевидение и т. д) служат оболваниванию людей в духе, угодном правящим кругам. Эти противоречия общественной жизни не могут не вызывать болезненных явлений у личности. Ее Я, интегрирующее в себе систему общественных ценностей и идеалов, вступает в противоречие с ее ролевой структурой, обусловленной фактической системой общественных отношений. Автономия от роли, обусловленная выросшим многообразием общественных связей индивида, требует вместе стем, чтобы все эти связи были интегрированы в целостную систему. Когда этого не происходит а антагонистичность общественных отношений делает это крайне затруднительным (возьмем в качестве примера положение американского негра-юриста: юридически он равен всем остальным гражданам, интеллектуально стоит выше многих и имеет право на высокий престиж, свойственный его профессии, а социально является совершенно бесправным каково будет его самосознание внутренние конфликты неизбежны. То, что раньше переживалось единицами (большинство не поднималось над уровнем традиции, теперь стало судьбой многих, 214 3. ГОСУДАРСТВЕННО-МОНОПОЛИСТИЧЕСКИЙ КАПИТАЛИЗМ И РАЗРУШЕНИЕ ЛИЧНОСТИ Душа моя, мой звереныш, Меж городских кулис Щенком с обрывком веревки Ты носишься и скулишь Андрей Вознесенский Капитализм разрушил старые патриархальные связи и утвердил индивидуализм в качестве основного принципа социальной философии. Культ личного успеха любой ценой вошел вплоть и кровь буржуазного общества. Но чтобы свободные индивиды не перерезали друг друга, сама их конкуренция должна быть поставлена в определенные рамки. При анализе буржуазной системы ценностей, как справедливо указывает Ю. А. Замошкин, нужно различать нормы-цели (в данном случае принципы индивидуализма) и нормы- рамки, те. законы, правила, запреты и регламентации, создаваемые фактической социальной организацией и ограничивающие индивидуальный произвол в интересах целого. Для индивидуалистического сознания и индивидуалистически ориентированной личности характерен постоянный и внутренне неразрешимый конфликт между нормами-целями и нормами- рамками, причем главной, доминирующей стороной в этом конфликте, как 34 правило, являются нормы-цели» . Особенно острым стало это противоречие в эпоху общего кризиса капитализма. Прежнего свободного предпринимателя, сего психологией изолированного индивида, ставящего себя 215 над обществом, сменил, в качестве господствующего социального типа, чиновник, функционер государственно-монополистической машины, который столь же индивидуалистичен по своим устремлениям (норма-цель), но ощущает себя уже не суперменом, а винтиком производственно-бюрократического механизма (норма-рамка). Этот разрыв ценностных ориентаций описывается социологами как отчуждение. Но этим термином обозначается все, что угодно один имеет ввиду отдаление человека от природы, другой — потерю докапиталистической трудовой морали, третий — отчуждение индивида от его собственных творческих потенций, четвертый — отсутствие у рабочего контроля над производственным процессом, пятый — присущее индивиду чувство социального или политического бессилия и т. д. Чем больше эмоций вкладывается в эти рассуждения, тем меньше ясности, о чем конкретно идет речь кто отчуждается, отчего отчуждается, чем заменяется отчуждаемое отношение, в чем выражается процесс отчуждения и кто является его агентом Чтобы не утонуть в терминологических тонкостях, мы поступим следующим образом. Сначала рассмотрим, как описываются симптомы разрушения личности, нивелирования индивидуальности и т. па потом, в последнем параграфе этой главы, попытаемся поставить диагноз болезни. Три мотива выступают здесь наиболее отчетливо — дегуманизация труда, бюрократизация общественной жизни и влияние средств массовой коммуникации. 216 ДЕГУМАНИЗАЦИЯ ТРУДА Под дегуманизацией труда разумеется прежде всего его обездушенность. Разделенный труд никогда не был внутренне свободным. Однако в прошлом, в условиях мелкокрестьянского или ремесленного хозяйства, он все же давал определенные духовные стимулы и, главное, был органически связан с другими сторонами человеческой жизни. Он не воспринимался как простое средство к существованию. Средневековый ремесленник гордился своим ремеслом, унаследованным от предков, своей принадлежностью к цеху, тщательно хранили накапливал производственные секреты. Ранний капитализм вызвал к жизни такие стимулы, как надежда на обогащение, стремление выйти в люди, повысить свой социальный статус. Протестантская мораль, выражавшая потребности развивающегося капитализма, была моралью призвания и долга. Ныне американские социологи констатируют упадок этой трудовой морали. Подавляющее большинство рабочих вынуждено выполнять работу, которая их совершенно не интересует и не дает возможности проявить свою индивидуальность. Повторяя изо дня вдень одни и те же рутинные операции, рабочий все больше усваивает ритм автомата и сам становится похожим на машину 35 . Рутинный, монотонный труд не приносит радости и удовлетворения. Наслаждение, которое может дать творческая работа, становится доступно все более и более ограниченному меньшинству 36 ,— замечает Р. Миллс. Надежда на обогащение или продвижение также отсутствует у большинства 217 трудящихся. Люди знают, что ценой упорного труда, если не случится несчастья вроде кризиса или потери трудоспособности, они могут обеспечить себе определенный жизненный уровень. Но их личные трудовые усилия не изменят их социальный статус, не освободят их от необходимости работать если не на одного, так на другого хозяина. Как показывают данные многих социологических исследований, не только рабочие, но и большинство служащих даже не рассчитывают на существенное продвижение по службе с фирмой, в которой они работают, их связывает только заработная плата. Попытки прикрыть бесчеловечный характер капиталистической эксплуатации флером человеческих отношений, предпринимаемые сейчас многими корпорациями с целью уменьшить число производственных конфликтов и привязать рабочих к фирме, не меняют существа дела. Давай, давай. Компания хочет заработать в этом году больше полумиллиарда. Давай, давай, умрем за старушку-компанию!» — в этих иронических словах, приводимых 37 Свадосом 37 , выражается отношение рабочих к призывам насчет повышения производительности труда. Процессы, которые раньше затрагивали преимущественно рабочих, людей физического труда, теперь все в большей степени ощущаются и интеллигенцией. В прошлом, когда сравнительно примитивное производство требовало относительно небольшого количества образованных людей, получение образования уже само по себе давало определенные материальные и моральные привилегии, позволяя интеллигенции чувствовать себя до некоторой степени автономной элитой. Теперь положение изменилось. Современное производство требует массы образованных людей. При этом зависимость интеллигенции от капитала возрастает. Если раньше наемной была в основном производственно-техническая интеллигенция, тогда как остальные интеллигенты были преимущественно представителями свободных профессий, то теперь уже большая часть западной интеллигенции работает по найму. Некоторые отряды интеллигенции (например, учителя) оплачиваются даже ниже, чем квалифицированные рабочие. Но дело не в размерах зарплаты, а в том, что социальное положение мелких и средних служащих постепенно сближается с положением рабочих они также продают свою рабочую силу, также подвергаются эксплуатации, также не любят свою работу. Как замечает Г. Свадос, человек в белом воротничке вступает. в серый мир рабочего 38 человека . Подобно рабочим, служащие, особенно технические, жалуются на монотонность и бессмысленность своего труда, а их отношение к организации, в которой они работают, преимущественно негативное. Например, в исследовании французского социолога Мишеля Крозье на вопрос о том, считают ли они свою организацию хорошим местом работы, 60% служащих ответили отрицательно и только 1 из 7 интервьюированных высказал 39 положительное суждение . Эти отрицательные чувства усугубляются отсутствием среди служащих той коллективной солидарности, которая типична для рабочих. 40% интервьюированных Крозье служащих сказали, 219 что вообще не имеют друзей среди сослуживцев. Другие 40% сказали, что могли бы найти себе друзей в этой среде, но предпочитают поддерживать дружбу с людьми, с которыми у них нет деловых отношений. Лишь 20% положительно оценивают сослуживцев как возможных друзей 40 Люди по-разному разрешают это противоречие. Одни утешают себя соображениями об общественной необходимости своей деятельности, другие — относительно высокой заработной платой, третьи реализуют свою индивидуальность в различных хобби, которым они предаются в свободное время. Но реальное дело человека — область, в которой он хотел бы, на основе своего характера и своих дарований, проявить свою эмоциональную и творческую энергию в большинстве случаев, вероятно, не может теперь совпадать стой деятельностью, за которую человек получает плату БЮРОКРАТИЗАЦИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ Та же обезличенность наблюдается ив сфере общественно-политических отношений. Феодальное общество было организовано иерархически, индивид участвовал в общении с другими лишь через посредство ив рамках своей социальной группы (цеха, сословия, общины. Рост общественного разделения труда сделал общение всеобщим, разрушив одни и подорвав значение других промежуточных структур. Западные социологи обозначают это новое положение термином массовое общество, имея ввиду что в таком обществе индивиды сливаются в некоторую массу, а само общество характеризуется возросшей социальной мобильностью и ослаблением традиционных корней, ценностей и привязанностей. Позже мы еще вернемся к анализу этого понятия и основанных на нем концепций, сейчас нас интересует только фактическая сторона дела. Политическим выражением этой возросшей социальной мобильности является развитие и распространение демократических форм и учреждений. Демократия буквально означает народовластие равенству индивидов как товаропроизводителей соответствует их политическое равенство, равенство гражданских прав и обязанностей. Но это равенство в условиях капитализма остается формальным. Равенство перед законом стоимости не исключает имущественного неравенства, а оно в свою очередь обусловливает неравенство политических возможностей. Формально буржуазное государство универсально и защищает интересы всего народа. Но фактически, как писал Маркс, в существовавших до сих пор суррогатах коллективности — в государстве и т. д . — личная свобода существовала только для индивидов, развившихся в рамках господствующего класса, и лишь постольку, поскольку они были индивидами этого класса Но и эти индивиды участвуют в управлении обществом не сами, а опосредствованно, с помощью особого разряда людей, количество, значение и роль которых возрастают вместе с усложнением управленческих функций. Уже в своих ранних работах Маркс показал, что отделение управления от управляемых неминуемо порождает бездушный формализм и косность самих органов управления. Бюрократическое государство имеет своим основанием и следствием пассивность народных масс, внушая им, что начальство все лучше знает, что об общих принципах управления могут судить только высшие сферы, обладающие более всесторонними и более глубокими знаниями об официальной природе вещей. Эту иллюзию разделяют и государственные чиновники, отождествляющие общественный интерес с авторитетом государственной власти и убежденные в том, что «правители-де могут лучше всех оценить, в какой мере таили иная опасность угрожает государственному благу, и за ними следует заранее признать более глубокое понимание взаимоотношений целого и его частей, чем то, какое присуще самим частям С одной стороны, бюрократический аппарат преувеличивает свои реальные возможности. Для бюрократа мир есть просто объект его деятельности 45 . С другой стороны, лежащий в основе бюрократической машины принцип слепого подчинения, веры в авторитет, в механизм твердо установленных формальных действий, готовых принципов, воззрений, традиций 46 , нарушая обратную связь между звеньями чиновной иерархии, делает ее практически малоэффективной. Высшие инстанции обращаются за информацией о положении дел в какой-либо области к управляющему ею чиновнику. Но для него вопрос о том, всели обстоит благополучно в его крае, есть прежде всего вопрос о том, хорошо ли он управляет краем. В этом он обычно 222 не сомневается и уж, во всяком случае, никогда не признается. В силу всего этого он, с одной стороны, будет находить положение далеко не таким бедственным, ас другой стороны, если он даже и находит его бедственным, то будет искать причины этого вне сферы управления отчасти в явлениях природы, независящих от человеческой воли, отчасти в условиях частной жизни, независящих от администрации, отчасти в случайностях, ни от кого независящих Таким образом, бюрократия действительно есть государство как формализм (Гегель). Бюрократия есть круг, из которого никто не может выскочить. Ее иерархия есть иерархия знания. Верхи полагаются на низшие круги во всем, что касается знания частностей низшие же круги доверяют верхам во всем, что касается понимания всеобщего, и, таким образом, они 48 взаимно вводят друг друга в заблуждение . Государство, превращенное в совокупность различных определенных бюрократических сил, связанных между собой посредством субординации и слепого подчинения, становится полем борьбы интересов чиновников. Что касается отдельного бюрократа, то государственная цель превращается в его личную цель, в погоню за чинами, в делание карьеры Многие отмеченные Марксом черты бюрократического государства существовали уже в древневосточных деспотиях. Но капитализм, как это показал Маркс на опыте трех французских революций, усовершенствовал эту машину, сделал ее максимально рациональной и безличной. К тому же формально провозглашенные принципы свободы и равенства усиливают контраст 223 между идеологической формой и социально-политическим содержанием. Сейчас бюрократический аппарат не только количественно разросся, но и качественно усложнился. В 1801 г. весь государственный аппарат США составлял около 3 тыс. человек, из них 900 почтмейстеров и 1700 служащих казначейства. В военном и военно-морском ведомстве было 35 гражданских служащих, а весь штат госдепартамента состоял из 9 человек, включая государственного секретаря и курьера. К концу х годов количество государственных служащих в США, включая военных, достигло 10,5 млн. человек. Как признает крупнейший исследователь бюрократии в США Питер Блау, большая и всевозрастающая по размерам часть американского народа проводит свою трудовую жизнь в качестве маленьких винтиков в сложной машине бюрократических организаций 51 . Это значит, что политические и управленческие функции все больше отчуждаются от конкретных индивидов. К ним, тек людям, которые должны стать объектами администрирования, бюрократы относятся без любви и без ненависти, совершенно безлично. Поскольку дело касается его профессиональной деятельности, управляющий-бюрократ не должен испытывать никаких чувств, он должен манипулировать людьми, как если бы они были числами или вещами 52 . Но при этом они сам становится всего лишь винтиком административной машины. Бюрократическая личность характеризуется статичностью и косностью. Армия чиновников, писал В. И. Ленин, 224 окружена атмосферой буржуазных отношений, дышит только ею, она застыла, заскорузла, окоченела, она не в силах вырваться из этой атмосферы, она не может мыслить, чувствовать, действовать иначе как по-старому» 53 . Чиновники, замечает П. Блау, оказываются столь заняты скрупулезным применением детализированных правил, что теряют представление о самих целях своих действий 54 . Резюмируя крупное исследование, посвященное высокопоставленным чиновникам правительства США, известный американский социолог Ллойд Уорнер пишет Хотя федеральный руководитель вполне способен быть инициатором действия, у него есть тенденция больше реагировать на ситуацию, нежели самому формировать ее. Это в особенности верно в тех случаях, когда он сталкивается с задачей, требующей индивидуального действия. В ситуациях, где он работает в тесном контакте с другими, он чувствует себя легче, более свободно проявляет инициативу и вообще больше действует, чем служит объектом действия Бюрократизации подвергается не только государство, но и хозяйственная жизнь, политические партии, где неуклонно возрастает роль партийных боссов, специального платного аппарата, общественные организации, благотворительные общества и т. п. Куда бы ни пошел человек, он всюду сталкивается с безличной Организацией. И, что особенно важно, буржуазный государственный аппарат прямо противостоит народным массам он не только не стремится развивать их инициативу, но систематически глушит ее, выталкивает массы из политики. Государственные служащие считаются слугами народа, но фактически они часто стоят над ним замечает известный американский социолог Роберт Мертон 56 . Человек, попавший в лабиринт этой гигантской машины, чувствует себя потерянными беспомощным. Вероятно, никто не описал это ярче, чем Кафка. Социально-психологическим результатом этого является разочарование людей в политике, так называемая «деполитизация». Зачем я буду участвовать в политике, если от меня все равно ничего не зависит, если все важные решения принимаются помимо меня, а меня используют как простую марионетку Французский социолог П. Фужейрольяс 57 приводит характерные данные опроса населения. На вопрос Интересуетесь ли вы политикой положительно Да, интересуюсь) ответили 36% мужчин и всего лишь 13% женщин 36% мужчин и 27% женщин ответили Интересуюсь время от времени, 28% мужчин и 60% женщин ответили Не интересуюсь. На вопрос Думаете ли вы, что, голосуя на предстоящих выборах, избиратели окажут влияние на политику страны — были даны следующие ответы Большое влияние — 14% Весьма малое — 26% Никакого влияния — 3 3 % Не знаю, что сказать — 27% Рядовой гражданин не может в подобных условиях чувствовать себя ответственным за общество. Отчужденный массовый человек находится в обществе, ноне принадлежит к нему. Он не принимает ответственности за сохранение 226 ценностных систем, поэтому объект его привязанностей может легко 58 изменяться пишет американский социолог Ф. Селзник 58 . Это способствует измельчанию человеческих идеалов, сужению общественно-политических горизонтов личности. Дело не в том, что люди не интересуются политикой, а в том, что они не находят своего места в ней. Политическая апатия для многих-людей является своеобразной и, конечно, незрелой, формой тотального неприятия существующей действительности. Но это весьма опасное состояние. Тормозя рост политической активности и сознательности людей, современный капитализм создает тем самым аполитичную и недифференцированную массу, складывающуюся из представителей разоряющейся мелкой буржуазии, различных деклассированных элементов и отсталых слоев рабочего класса. Объективно эти люди страдают от капитализма, но изменить что-либо они бессильны и их раздражение и разочарование выражается лишь в смутном, глухом недовольстве. Именно потому они легко поддаются демагогическим внушениям фашистского толка и используются в качестве ударной силы для разрушения буржуазно-демократических свобод и институтов, в которых для них не нашлось места. История германского (да и всякого иного) фашизма наглядно показывает эту истину. Неумение найти адекватный выход для своей политической активности, сознание своей беспомощности перед силой безличной организации рождает иррациональную агрессивность, тяготение к насилию и разрушению. Но втискивается ли человек в 227 прокрустово ложе бюрократической машины или находит откровение в истерических завываниях демагога-«вождя», он в обоих случаях остается объектом манипуляций, пешкой в чужой игре. ГРИМАСЫ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ 59 Итак, труд обезличивается, дегуманизируется, а в общественно- политической жизни господствует холодный бюрократизм. Но ведь существует еще досуг, свободное время, которое человек может использовать по собственному усмотрению Когда Маркс писал Капитал, средняя продолжительность рабочего дня французских рабочих составляла 13 часов. У рабочих, описанных в книге Энгельса Положение рабочего класса в Англии, практически не было досуга их свободное время было едва достаточным для того, чтобы восстановить израсходованные на работе силы. Сейчас положение другое. Во всех развитых капиталистических странах продолжительность рабочего дня ограничена законом. Существуют оплачиваемые отпуска, социальное страхование и т. п. Казалось бы, это создает все условия для развития личности, даже если ее труд является рутинными неинтересным. Именно так ставят вопрос многие социологи. Французский социолог Жоффр Дюмазедье даже назвал свою книгу К цивилизации досуга 60 . Но он неслучайно поставил вопросительный знак в конце. Во-первых, нынешнее сокращение рабочего дня, столь значительное по сравнению с эпохой раннего капитализма, не следует преувеличивать. Ведь именно капитализм в свое время лишил рабочего досуга, предусмотренного средневековыми регламентами, запрещавшими работать по воскресеньям, многочисленным праздниками т. п. По подсчетам Г. Виленского, основанным на исчислении годового досуга и свободного времени, которым человек располагает на протяжении всей своей жизни, современный квалифицированный рабочий всего лишь достиг в этом отношении уровня ремесленника XIII в. Во -вторых, необходимо учитывать неравномерность распределения свободного времени между разными классами и социальными группами. В-третьих, встает вопрос, как используется это освободившееся время Дегуманизация труда действительно повлекла за собой перемещение личных идеалов большинства людей из сферы производства в сферу быта и потребления. Говоря словами покойного Р. Миллса, идолы предприимчивости и трудолюбия сменились в общественном сознании идолами досуга и потребления. Я — маленький человек и не стремлюсь стать великим мира сего. Работа нужна мне лишь для того, чтобы существовать, она не является моей главной жизненной задачей. Моя истинная жизнь начинается за стенами фирмы. Здесь я свободен и индивидуален. Пока я молод, у меня есть друзья и приятельницы, с которыми можно весело провести время, выпить, развлечься. А когда я стану старше, появится семейный очаг, уютный домик, защищающий меня от холодного и равнодушного внешнего мира. Если мне скучно, я могу почитать книжку, посмотреть телевизор, сходить в кино, «поболеть» за любимых спортсменов. Если моя собственная 229 жизнь кажется мне бедной и однообразной, я могу обогатить ее информацией об интимных подробностях жизни кинозвезд и других знаменитостей (социологи называют это ложной идентификацией. Чего же еще Кто мешает мне развить свою индивидуальность в любом угодном мне направлении Увы Фетишизация досуга и потребления как преимущественной сферы развития личности оказалась тоже иллюзорной и беспочвенной. Д. Рисмэн, который в своей книге Одинокая толпа писал, что в современном обществе развитие личности может осуществляться не в сфере труда, а в сфере досуга и развлечений, теперь прямо признает свою ошибку Бремя, которое легло на досуг вследствие дезинтеграции труда, слишком велико, чтобы с ним можно было сладить досуг не только не может спасти трудно и сам гибнет вместе с ним он может иметь смысл для большинства людей, только если труд имеет смысл 62 . И это вполне естественно. Если труд и общественная деятельность не формируют у человека привычку самостоятельно мыслить и чувствовать, не пробуждают у него многообразных и сложных духовных потребностей, откуда же возьмутся эти потребности в сфере досуга Конечно, человек дома может быть совсем не таким, как на работе, особенно если работа ему не нравится. Но раз выработанная привычка к стандарту, укоренившийся в психологии личности конформизм, неизбежно дадут себя знать и здесь и, возможно, даже сильнее, чем в сфере труда. Пока человек на работе, он подчинен определенному внешнему, заданному ритму, ритму машины, конвейера или чиновничьей рутины. Выйдя с работы, индивид освобождается от этого ритма. И что же Очень часто он просто не знает, что делать. Его фантазия, сформированная ограниченными социальными условиями его жизни, слишком бедна, его культурные запросы узки, неразвиты. Оказавшись свободен, он первым делом оглядывается на других а что делают другие И снова, незаметно для самого себя, он оказывается во власти безличного стандарта. Приятели пьют и находят, что это весело. Что ж, значит, так надо. Если мне это кажется скучным, вероятно, я не вполне нормален. Приятели ставят деньги на собачьи бега Что ж, поставлю и я. Главное не отстать от других, не остаться одному, быть таким, как все. Но что значит, быть как все Снова нивелировка, снова стандарт. Стандартные моды, стандартные развлечения, стандартный тип кинозвезд. Досуг, оторванный от труда и противопоставленный ему, ориентированный на маленького человека, отгороженного от большой общественной жизни, неминуемо приводит к измельчанию человека, а следовательно, к все большей его стандартизации. Маркс писал, что при капитализме в прямом соответствии с ростом стоимости мира вещей растет обесценение человеческого мира 63 . Зримым подтверждением этого тезиса может служить кризис, переживаемый сегодня гуманитарной культурой и особенно заметный на фоне блестящих успехов естествознания и техники. 231 Тема эта далеко не нова. Об угрозе техницизма и порабощения человека машиной писали еще романтики начала XIX в. Еще острее зазвучала эта тема в новейшее время. Даже социологи, далекие от подобных настроений, констатируют разрыв или отставание духовной культуры общества от его материально-технической базы. Люди мало интересуются тем, что лежит вне сферы их профессиональной деятельности. Число людей с высшими средним образованием растет, но кругозор их очень узок. Большую группу американских аспирантов просили назвать авторов 12 всемирно известных книг, таких, как Листья травы, Путешествия Гулливера», Происхождение видов и т. попрошенных могли назвать не более трех имен. В научной работе прикладные, утилитарные вопросы постепенно вытесняют теоретические, фундаментальные исследования. Искусство из средства познания жизни и самого человека, из откровения все больше превращается в простое развлечение, в средство отвлечься от сложных жизненных проблем. Так, поданным одного французского обследования, 2 3 % посетителей кино ходят туда только для того, чтобы провести время. Как сказал один тридцатилетний техник Я хожу туда, чтобы провести время, когда мне нечего делать в воскресенье. Большинство опрошенных (40%) ищут в кино воображаемую жизнь, непохожую на их собственную Яне хожу смотреть печальные фильмы, жизнь итак достаточно грустна В кино я хочу смеяться, потому что в жизни такой случай нечасто представляется. Только 24% идут в кино ради самообразования, получения какой-то информации, но они часто понимают это весьма примитивно, утилитарно. Не лучше обстоит дело с посещением музеев, концертов, чтением книги т. п. Культура — это то, что остается, когда не знаешь, чем заняться говорит один из героев Франсуазы Саган 66 , и это вульгарно-потребительское отношение к культуре типично для значительной части современной молодежи Запада. Отсюда — и такое специфическое явление, как массовая культура. На Западе давно уже укоренилось деление людей (и, соответственно, их культурных запросов) натри уровня высоколобых (имеется ввиду верхушка интеллигенции, элита, обладающая тонким, изощренным вкусом, средне- лобых» (большая часть интеллигенции) и низколобых (имеются ввиду необразованные массы, которым якобы доступны лишь самые низменные развлечения. Подлинная высокая культура создается и воспринимается только первой, самой малочисленной группой. Что же касается третьей, самой массовой категории, то ее уровень настолько низок, что для нее приходится создавать особую массовую культуру, эрзац-культуру (комиксы, голливудские фильмы, вульгарные эстрадные ревю, стриптизы и т. п, которая является культурой лишь по названию и которую известный американский журналист Дуайт Макдональд иронически называет словом «масскульт». «Масскульт» не имеет ничего общего с фольклором, народной культурой прошлого. Народная культура создавалась самими трудящимися, она была непосредственным выражением их жизненного опыта и их эстетического чувства, она никоим образом не была стандартной. «Масскульт», напротив, не вырастает из творчества масса создается для них другими людьми, сознательно ориентирующимися на неразвитые и низменные вкусы. Поэтому он не только не служит мостом от высокой культуры элиты к народной культуре масс, но неумолимо подрывает, разрушает как ту, таки другую. «Масскульт» — это прежде всего серость, стандарт, безличность, бездарность. Проблеме «масскульта» посвящены уже десятки книги сотни статей, написанных с весьма различных позиций. Наиболее стройную теорию «масскульта» предложил нью-йоркский социолог Эрнест ван ден Хааг 67 . По мнению ван ден Хаага, массовая культура является порождением любого индустриального общества, где господствует массовое производство, а ее основные черты сводятся к следующему 1) Прежде всего происходит отделение производителей культуры от ее потребителей, составляющее часть общего отделения производства от потребления и труда от игры. Культура превращается в значительной мере в зрительный спорт, в котором люди созерцают то, чего они сами не переживали. 2) Массовое производство, рассчитанное на удовлетворение средних вкусов или вкусов большинства, неизбежно прибегает к стандарту. Стандартизация жене удовлетворяющая в действительности ни одного вкуса полностью, в корне подрывает какую-либо индивидуальность. Этому способствуют технические средства, с помощью которых обеспечивается массовое производство и сбыт продуктов культуры. 234 3) Поскольку культура, как и любая продукция в массовом обществе, производится главным образом с расчетом на средние вкусы потребителя, производители культуры приобретают и сохраняют свое привилегированное положение не столько благодаря тому, что развивают и культивируют автономные вкусы, сколько благодаря тому, что угождают уже сложившимся вкусам потребителя. 4) Необычайно возросший соблазн массового рынка отвлекает потенциальный талант от подлинного творчества. У художника, в сущности, нет стимула создавать сложные вещи в условиях, когда легкая массовая продукция оплачивается значительно лучше. 5) Большинство людей предпочитают отвлекаться от жизни, вместо того чтобы проникать в ее тайны, убаюкиваться традиционными, привычными напевами, нежели утруждать себя восприятием новых. 6) Люди боятся одиночества и непопулярности. Одобрение окружающих становится единственным моральными эстетическим критерием, который признает большинство людей. 7) Условия жизни современного города способствуют изоляции людей друг от друга, развивают в них стремление бежать от самих себя, от всякого непосредственного опыта. Поэтому наряду с ростом числа контактов происходит резкое ослабление их интенсивности. Люди становятся безразлично и неразборчиво терпимы. Их собственная жизнь, также как и все остальное, становится все более тривиальной, эклектической, лишенной сколько-нибудь определенного стиля. 235 8) Одно из основных назначений массовой культуры состоит в том, чтобы отвлекать людей от скуки жизни. Однако в силу того, что массовая культура порождает привязанность к готовому, стандартному опыту, она лишает личность возможностей автономного развития и обогащения своего личного опыта. От этого жизнь людей становится еще более скучной и пустой. Большинство людей заключает ван ден Хааг,— до седых волос кормятся манной кашкой, они приучены к тому, что им всегда все разжуют ив рот положат. Они ощущают смутное беспокойство и неудовлетворенность, носами не знают, чего хотят, и не смогли бы прожевать и переварить то, чего им не хватает. Повара неустанно рыщут по всему свету, разыскивая рецепты новых блюд. Но получается всегда одно и тоже та же унылая кашица, тщательно процеженная, растертая, взбитая, подогретая, охлажденная. Речь идет о действительно массовых процессах. По подсчетам социологов, 8 из 10 американцев по меньшей мере 4 часа ежедневно уделяют просмотру телевизионных программ или слушанию радио или тому и другому. Образовательный уровень мало влияет на эту практику. Люди с высоким образовательным цензом критикуют телевизионные программы, но тем не менее не могут отключиться от них, хоть и испытывают чувство вины. Только трое из пяти наиболее образованных профессоров и юристов полностью отвергают низколобых фаворитов телевидения большинство так или иначе воспринимает и высоколобые и низколобые 236 программы. Тоже и с чтением. Около 60% населения США читает, в основном, бульварную литературу (одних только комиксов выпускается 700 млн. экземпляров в год, в то время как серьезные книги читают не больше 10— 15% американцев. Поданным Г. Вилонского, большинство американцев, читающих по крайней мере один высоколобый журнал читают также средне- и низколобые издания. Только 3% этих людей читают исключительно высоколобые журналы, а высоколобых книг читают даже меньше, чем массового чтива. Лишь один из четырех опрошенных специалистов с образованием в объеме колледжа мог сказать, что в течение двух месяцев он прочитал какую-то высоколобую книгу. Все это, несомненно, способствует определенной культурной стандартизации. Быть социально интегрированным в Америке заключает Виленский,— значит принимать пропаганду, рекламу и быструю 70 смену потребительских вкусов . От этой стандартизации страдают и сами художники, писатели, артисты, труд которых утрачивает творческий накал. Французский социолог Эдгар Морен пишет В культурной промышленности замечается увеличение числа авторов, которые не только презирают свой трудно и прямо отмежевываются от него. Автор не может больше отождествить себя со своим трудом. Между ними его трудом выросло отвращение. Таким образом исчезает величайшее удовлетворение художника — отождествиться со своим произведением, основать на нем собственную трансцендентность. Этот тип отчуждения сродни тому, что происходит с промышленным 237 рабочим, но он протекает в специфических субъективных и объективных условиях и с одним существенным различием автору переплачивают Это наблюдение подтверждается бесчисленными фактами. 141 писателя, пищущего сценарии для Голливуда, просили высказать мнение об американском кино. Из 169 замечаний о содержании фильмов 133 оказались совершенно отрицательными, 11 неопределенными и лишь 25 — 72 положительными . Многие авторы, раз попробовав работу в кино, отказываются в дальнейшем иметь с ним дело. Не лучше положение ив других сферах. Известный американский журналист Т. С. Мэтьюз, 24 года проработавший в редакции журнала Тайм на видных должностях, пишет в своей автобиографии Яне мог принимать Тайм всерьез. Яне любил Тайм. На каждой моей статье я мог бы написать правду Яне люблю мою работу. Всю жизнь он, редактор журнала, был вынужден выражать чужие, а не свои взгляды. Рецензенты его автобиографической книги имели все основания сказать, что это рассказ о том, как добиваются успеха и одновременно 73 теряют собственную индивидуальность . И это не частный случай, атипичная история. ЛИЧНОСТЬ И СЕКСУАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ Описываемый процесс стандартизации распространяется на все сферы человеческой жизни, вплоть до самых интимных отношении. Его можно проследить даже в области сексуальных отношений. 238 Как известно, Фрейд прямо сформулировал тезис о вечном и неразрешимом противоречии между половым влечением, с одной стороны, и цивилизацией, с другой. Это противоречие, по Фрейду, обусловлено несколькими причинами. Во-первых, оно упирается в несовместимость принципа удовольствия, который лежит в основе И, с принципом реальности, на котором держится цивилизация. Во-вторых, конфликт между цивилизацией и сексуальностью коренится в том, что половая любовь — это отношения двоих людей, где третий — всегда лишний, тогда как цивилизация основана на отношениях между большими группами любовные отношения на своей высшей точке не оставляют места для интереса к окружающему миру, пара любовников замыкается в себе чтобы быть счастливыми, им ненужен даже ребенок. Отсюда — представление об иррациональности либидо и необходимость социальной репрессии, которая неизбежно усиливается по мере развития цивилизации. Рациональная цивилизация стремится к десексуализации человека. Но ослабление Эроса неизбежно означает усиление Танатоса, инстинкта смерти (количество психической энергии, по Фрейду, неизменно, с вытекающими отсюда разрушительными тенденциями современного общества — войнами, насилием и т. д. Выше я уже говорило несостоятельности чисто биологической трактовки человеческого полового чувства. Но почему именно сексуальность в большинстве известных нам обществ подвержена наиболее строгим табу Как показал еще Ф. Энгельс в Происхождении семьи, 239 частной собственности и государства, дело здесь не столько в иррациональности полового чувства, сколько в репрессивном характере цивилизации, основанной на порабощении человека продуктами его же собственной деятельности. Очеловечение сексуальности началось еще в глубокой древности. Романтическая любовь — продукт длительной истории, она органически связана с процессом формирования человеческой индивидуальности. В отличие от недифференцированного полового влечения, романтическая любовь предполагает сложившуюся личность, все проявления которой глубоко индивидуальны. Кроме того, любовь мыслится как отношение двух индивидуальностей, предполагает взаимность и, следовательно, хотя бы в этом единственном отношении — равенство мужчины и женщины. На ранних стадиях общественного развития такое индивидуализированное чувство могло возникать только как исключение из общего правила. Если бы цивилизация боролась только с иррациональным, недифференцированным половым влечением, то с возникновением романтической любви проблема была бы снята. Но суть дела состоит именно в том, что цивилизация, о которой говорит Фрейд, основана на отчужденном труде, человек в ней — не самоцель, а средство. Романтическая любовь, захватывающая человека целиком, объективно является в ней чужеродным телом, мало того, вызовом господствующей системе. Любовь не укладывается в рамки вещных отношений. Поэтому она оказывается вне официального общества. У греков это пастушеские идиллии либо связь с гетерами, в средние века наиболее сильные чувства ассоциируются с супружеской неверностью. Неслучайно едва лине все подлинные и вымышленные истории о возвышенной любви кончаются трагически. Сами того не сознавая, любовники бросают вызов социальной системе, в которой индивидуальность скована сословной, кастовой, религиозной принадлежностью, и общество отвечает на этот вызов моральными и социальными репрессиями. Да и как могло быть иначе Как ни мучается угрызениями совести, за которой стоят прочно усвоенные нормы христианской морали, постриженная в монастырь Элоиза, как ни отгоняет она грешные видения, любовь к Абеляру для нее выше всего, даже любви к богу. Бог свидетель пишет она своему возлюбленному что я всю мою жизнь больше опасалась оскорбить тебя, нежели бога, и больше стремлюсь угодить тебе, чем ему. Ив монастырь я вступила не из любви к богу, а по твоему приказанию. Подумай же, сколь печальную и жалкую жизнь я влачу, если и на земле я терплю это все напрасно ив будущей жизни не буду иметь никакой награды 74 . Такое чувство кощунственно в глазах церкви, оно гораздо опаснее прелюбодеяния, совершенного из простой похоти, удовлетворив которую, человек раскаивается. до следующего раза. Христианская церковь официально провозглашает греховность плотской любви, брак оправдывается только необходимостью деторождения, все же остальное — грязно и низменно. 241 Именно здесь теоретически оформляется тот дуализм романтически возвышенного чувства (агапе) и низменного полового влечения, о котором я говорил выше и который, по сути дела, не преодолели Фрейд. С одной стороны, подавленная сексуальность находит выход в невротической любви к богу, в религиозном экстазе. . С другой стороны, церковь санкционирует проституцию, а просвещенные папы эпохи Возрождения (Юлий II, Лев X, Климент VII) даже сами строят публичные дома. Этот разрыв идеального и реального наблюдается ив обыденной жизни трубадуры поют о возвышенной любви к прекрасной даме, а свои земные потребности удовлетворяют с камеристками или с пажами. Возрождение, поднявшее на щит человека и человеческое, реабилитировало и половое влечение. То, что казалось аскету плотским грехом, стало теперь естественной и здоровой телесной радостью. Но ренессансный культ любви — в первую очередь культ тела, культ наслаждения. Герои Боккачио ищут не интимности, а наслаждения. Когда же наслаждение становится самоцелью, оно тяготеет ко все большей изощренности. Культ здоровой сексуальности, типичный для Ренессанса, превращается у аристократии XVII—XVIII вв. в культ сексуальной изощренности и распутства, в котором отсутствует всякий духовный элемент. Секс становится флиртом, развлечением, а женщина — только сродством наслаждения. Не романтическая любовь и но грозный Эрос древних, а шаловливый Амур — вот типичный символ изнеженного XVIII в. Становление нового, буржуазного общества 242 не могло не затронуть и эту сторону жизни. В противовес утонченной бесчувственности старой аристократии, литература начинает воспевать безыскусственные, искренние чувства простого человека (сентиментализм, поэтизировать всепоглощающую роковую страсть (романтизм. Маркиз де Сад уступает место мечтательному Вертеру или метущимся героям Байрона. Но поэзия чувств снова разбивается о прозу действительности. Исчезли розы, но остались цепи. В рамках безличных товарно-денежных отношений нет места индивидуальному чувству, а физические отправления кажутся чем-то неприличным. Викторианское ханжество вообще не признает проблемы пола, она снова становится строжайшим табу. Но практически устранить ее невозможно, и соответствующие стремления уходят в подполье, реализуются тайком, переживаются как что-то непристойное. Именно с таким материалом встречался в своей клинической практике Фрейд. Любовное поведение мужчин в теперешней цивилизации писало н , — несет в себе тип психической импотентности. Нежное и чувственное стремления только у немногих культурных людей сливаются друг с другом. В своем сексуальном самоутверждении мужчина почти всегда чувствует себя стесненным своим уважением к женщине и вполне развертывается в этом отношении, только имея дело с низшим сексуальным объектом . По мнению Фрейда, эстетическое и сексуальное, красота и наслаждение находятся в неустранимом противоречии. Гениталии не проделали вместе с остальными человеческими 243 формами путь к красоте, они остались животными. Любовь сегодня по своей сущности также животна, какой она была всегда 76 Фрейд здесь рассуждает как моралист, он лишь переводит на медико- биологический язык нормы и представления иудейско-христианской морали. Не вернее ли поставить этот вопрос иначе иррационально не половое влечение, а общество, которое не может удовлетворительно символизировать и организовать его Блокируя высшие, максимально очеловеченные формы сексуальности (романтическая любовь, общество само толкает индивида к более примитивным, низменным формам. Но эти последние морально осуждаются. В результате — растущая неудовлетворенность, неуверенность и гнетущее чувство вины. Фрейд, таким образом, нащупал реальную проблему, но из-за своего неисторического подхода не сумел правильно поставить ее. Прорвав заговор молчания вокруг вопросов пола, он в тоже время сохранил старую дихотомию духовной и телесной любви. И если сначала его труды скандализировали буржуазную публику, то затем положение изменилось. Вопреки моралистической тенденции самого Фрейда, его теория была использована в целях оправдания и возвеличения именно тех форм сексуальности, которые он сам считал патологическими и пытался объяснить. В последние годы на Западе, особенно в США, много говорят и пишут о так называемой сексуальной революции, под которой понимается дезорганизация семьи, ослабление регулятивной функции брака, либерализация половой морали, растущая свобода половых отношений и т. и. Выше я уже касался некоторых аспектов этой проблемы. Нужно, однако, подчеркнуть, что выдвижение сексуальных интересов на авансцену общественной жизни органически связано с кризисом общества. Как справедливо заметил Д. Рисмэн 77 , для многих молодых людей секс стал своего рода последней границей, где они надеются найти (или сохранить) свою индивидуальность. Один американский донжуан так выразил эту мысль Я хорошо зарабатываю, но мой бизнес меня не вдохновляет. Работать больше — значит только зарабатывать лишние деньги для правительства. У нас нет ни новых миров, ждущих завоевания, ни девственных земель, которые нужно изучать разве что космос, но ведь не все мы — космонавты. Вызнаете, многие буквально сходят сума, изобретая себе увлекательное хобби, вроде собирания марок или копания в саду, и убеждают себя в том, что они счастливы. Но все это — самообман. Я предпочитаю черпать это вдохновение в сексе, который гораздо больше, чем хобби. Это подстегивает, 78 интересует и возбуждает меня. И это никогда не дает мне забыть, что я жив . Сексуальная распущенность иногда переживается молодыми людьми каких протест против общественного конформизма, как возможность практически продемонстрировать свое непринятие существующего общества и его ханжеской морали 79 Но, увы, эта независимая жизнь тоже оказывается иллюзией. Молодые люди этого типа хотят в сфере сексуальных отношений обрести 245 все тов чем отказывают им другие стороны жизни. Но при ближайшем рассмотрении лекарство оказывается лишь симптомом болезни. Расчлененный индивид большей частью неспособен на яркое, цельное чувство, в его сексуальных отношениях проявляются те же рассудочность, конформизм и холодность, что ив других сферах жизни. Лихорадочное стремление брать от жизни мешает ему отдаваться самому. В результате чем больше поисков, тем больше разочарований. Овеществленный секс также функционален, как и все остальное. Девушка ищет поклонников не ради собственного удовольствия, а ради социального престижа. Юноша сближается с девушкой не потому, что ему этого хочется, а потому что так принято. Мне всегда удавалось иметь достаточно свиданий, даже когда была сильная конкуренция (как характерен сам выбор слов — ИК, Но, по правде, я думаю, что делал это не потому, что хотела потому, что мне нужно было доказать, что я могу. Яне понимал этого, пока мы не обручились, и теперь я счастлив, что ненужно продолжать эту 80 гонку, все одну и туже рутину . Чем больше количество связей, тем меньше в них искомой интимности и индивидуальности. Сама доступность связи снижает ее привлекательность, делает ее чем-то обыденным. А ведь искали-то именно необычного Превращение сексуальности в число предметов массового потребления делает из нее такую же вещь, как и прочие. Грозный, кровожадный зверь, прорывавший любые барьеры, оказался всеядным. Либерализация половой морали, отказ от иррациональных по своей сути табуне обходимое, но далеко недостаточное условие подлинного освобождения человеческих чувств. Здесь, как ив других сферах жизни, свобода от немного стоит, если нет свободы для. РАЗРУШЕНИЕ ЛИЧНОСТИ Как сказывается все это на человеке, на его характере Философы, социологи, психиатры в один голос говорят о растущей тенденции разрушения личности, деиндивидуализации человека, его растворении в безликой массе. Проблема индивида, теряющего свою индивидуальность в массе, это типичная 81 проблема современного мира . С одной стороны, происходит, так сказать, внешняя стандартизация и нивелировка людей под влиянием общих для них всех условий жизни и воздействием средств массовой коммуникации. Люди выполняют одинаковую работу, живут в одинаковых домах, читают одни и те же книги, подражают одними тем же кинозвездам. Даже скучают они одинаково. Это делает людей все более единообразными и однотипными, похожими на автоматы. Что же касается индивидуальности, то она, по выражению Рис-мэна, вырождается в 8 2 эгоцентризм и эксцентричность . С другой стороны, личность разрушается изнутри, вследствие неразрешимого противоречия между унаследованными от прошлого индивидуалистическими установками и современной социальной действительностью. Попытка реально изолироваться (или вынужденная самоизоляция) от других людей рождает мучительное чувство внутренней опустошенности и бессилия, доходящее до потери собственного Я. Именно это самоотчуждение американские психиатры считают наиболее типичным современным неврозом. Пациенты Фрейда вначале века страдали главным образом от противоречий между интернализованными запретами, табу и тем, чем, по их мнению, они сами являлись. Современный невротик, напротив, ищет ответа на вопрос, во что он должен верить, кем он должен или мог бы стать. В психоанализе ищут убежище от разорванности существования, отходи возвращение к более патриархальным 83 межиндивидуальным отношениям . Расщепленный на множество недостаточно интегрированных и потому внешних ролей, индивид жаждет устойчивости, тепла и интимности, которые можно найти лишь в общении с другими. Но попытка такого единения на базе ив рамках существующей социальной действительности чаще всего выливается в психологический конформизм, почти животную потребность быть с другими, принадлежать к какому-то целому. Индивид, для которого свобода означает просто отсутствие ограничений и который не имеет осмысленной жизненной перспективы, который не знает, для чего он свободен, неизбежно переживает эту свободу как проклятие. Каждый раз, когда он остается сам с собой, он испытывает внутреннюю пустоту и тоску. Слиться с другими, все равно с кем, все равно во имя чего вот его единственная мечта. Бегством от свободы назвал это Эрих Фромм. Счастье в том, чтобы быть как все. И если все превращаются в отвратительных носорогов, ли тонных разума, чести и чувства все равно, только бы не остаться в одиночестве или хотя бы в меньшинстве. Пьеса Ионеско Носороги дает для понимания психологии фашизма не меньше, чем иное специальное исследование. Впрочем, нет недостатка ив исследованиях. Достаточно назвать уже цитированную книгу Д. Рисмэна Одинокая толпа, которая стала в Америке, да ив Европе, своего рода социологическим бестселлером (ее тираж превысил 500 тыс. экземпляров. По мнению Рисмэна, в XIX в. преобладающим типом социального характера в США ив других капиталистических странах была личность, ориентируемая изнутри (тпег-с11гес1:ес1). Направленность стремлений такого человека могла быть какой угодно это могло быть и стремление к обогащению, и желание сделать карьеру, и религиозный аскетизм. Но личность, ориентируемая изнутри, характеризуется устойчивостью жизненных целей, целеустремленностью. Напротив, в современной Америке, по Рисмэну, все больше преобладает другой тип человека — личность, ориентирующаяся на других (оШег-сигеСеС). Человек этого типа не имеет устойчивых жизненных целей и идеалов. Он стремится прежде всего к гармонии с окружающими людьми и свое поведение ориентирует на то, чтобы быть похожим на окружающих и вызывать у них любовь и одобрение. Такой человек легко меняет свои взгляды, если изменилось общественное мнение. Он настолько поддается внешним влияниям, что не только окружающие, но и сам он не знает, в чем же, в конце концов, 249 состоит его индивидуальность. Если психологический механизм личности, ориентируемой изнутри, Рисмэн сравнивает с гироскопом, то человек, ориентирующийся на других, как бы имеет внутри радар, чутко реагирующий на любые внешние сигналы. Это явно связано с бюрократизацией общества и совершенствованием методов манипулирования людьми. Западные философы и социологи необычайно ярко и выпукло описывают симптомы отчуждения и разрушения индивидуальности. Традиции старого индивидуализма делают их особенно чувствительными ко всем нюансам этого процесса. Но какой выход они предлагают Есть два основных варианта. Одни авторы, констатируя разрыв самосознания индивида и его реального социального положения, считают единственно возможным путем приспособление индивида к обществу, приведение ценностных ориентации личности в соответствие с ее реальной ролевой структурой. Надо отказаться от философии индивидуализма, понять и принять существующие формы социального контроля и таким путем найти самоуспокоение. На индивидуально-психологическом уровне эту конформистскую по своей сути тенденцию воплощает в себе фрейдистский психоанализ. В общей теории Фрейда содержалась определенная, до конца неосознанная самим Фрейдом, социально-критическая струя. Постулированное Фрейдом противоречие между инстинктивной природой человека и цивилизацией неизбежно делает развитие человека и общества конфликтным, причем этот конфликт развертывается как 250 внутри личности, таки между индивидом и обществом. Метапсихология Фрейда отражает и абсолютизирует реальный конфликт, свойственный миру, в котором любые социальные нормы и отношения противостоят индивиду как нечто внешнее и репрессивное, а спонтанные движения индивида 84 воспринимаются обществом как иррациональные и разрушительные. Однако Фрейд считал это противоречие внеисторическим, принципиально неразрешимым. Единственное, чем можно облегчить положение личности это помочь ей приспособиться к существующей среде, что и достигается с помощью психоанализа. Если речь идет о больном-невротике, такой путь представляется правильным врач не в силах изменить социальные условия, травмировавшие его пациента, он может только помочь ему приспособиться к этим условиям, чтобы избежать новых травм. Но когда психоанализ претендует быть универсальным средством разрешения социальных противоречий — обнаруживается его консервативная, охранительная сущность. Перенося наблюдаемое противоречие из макрокосма общественных отношений в микрокосм индивидуального сознания, психотерапия этого типа подменяет критику общества самокритикой личности. Человек ощущает иррациональность действительности, а ему говорят, что все дело в иррациональности его собственной психики. Рабочий возмущен, что капитал манипулирует его личностью как вещью, а психоаналитик говорит ему, что он просто переносит на предпринимателя чувства, которые в детстве питал к своему отцу. В результате социальная 251 проблема отступает на задний план, внимание личности переключается на собственное Я, протест воспринимается как патология, а приспособление к действительности, какова бы она ни была как норма. На социально-психологическом, коллективном уровне туже самую функцию приспособления индивида к его социальной роли выполняют теория 85 и практика так называемых человеческих отношений в промышленности . Внешне это выглядит вполне пристойно и даже гуманно ставится задача максимально облегчить положение рабочего, чтобы он почувствовал себя в фирме как дома. Администрацию специально обучают вежливости и обходительности, тратят значительные суммы на организацию досуга и быта рабочих и т. д. Но за этим стоит ложная идея гармонии интересов труда и капитала, которую всеми силами внедряют в сознание трудящихся. Капитал не довольствуется присвоением труда рабочего, но пытается манипулировать и его чувствами, контролировать и направлять всю его личную жизнь. Если рабочий недоволен своей жизнью, надо помочь ему приспособиться к ней, ноне может быть и речи об изменении самой социальной реальности. Один промышленный консультант так выразил эту мысль По крайней мере половину трудностей среднего служащего можно облегчить, просто дав ему возможность выговориться. Даже не требуется предпринимать поэтому поводу каких-то действий. Все, что нужно это терпеливо и вежливо слушать, объясняя, когда это необходимо, почему ничего нельзя сделать. Чтобы 252 удовлетворить рабочих, вовсе не всегда обязательно выполнять их желания Люди, более критично оценивающие перспективы и возможности капитализма (Рисмэн, Фромм, Маркузе), отвергают эту конформистскую программу, усматривая в системе человеческих отношений изощренный обман (в лучшем случае самообман, ложную персонализацию» безличных по своей природе отношений. Но их протест против отчужденных отношений имеет очень абстрактный, глобальный характер. Осуждая буржуазную действительность, они часто исходят не из реальных тенденций и возможностей общественного развития, а из старого индивидуалистического идеала, который сам нуждается в критическом анализе. Отсюда — отсутствие четкой положительной программы, своего рода романтический негативизм. Критическая теория общества заканчивает свою последнюю книгу Г. Маркузе,— не владеет понятиями, способными заполнить брешь между настоящими будущим не давая обещаний и не показывая успеха, она остается негативной. Поэтому она хочет остаться верной тем, которые, не имея 87 надежды, отдавали и отдают свои жизни Великому Отказу . 253 |