Наумова Г.Р. Историография истории России. Историография истории россии

• Название: Историография истории россии
• Анкор: Наумова Г.Р. Историография истории России.doc
• Дата: 01.02.2017
• Размер: 2.61 Mb.
• Имя файла: Наумова Г.Р. Историография истории России.doc
• Тип: Документы; #1672
• страница: 31 из 36

Становление советской исторической науки. Выработка единой концепции отечественной и мировой истории.
Споры 1920-х годов дали материал для выработки единой концепции революционного движения в России и в мире. На этом пути нарождающейся советской исторической науке нужно было преодолеть не только дореволюционные концепции российской истории, но и политические разногласия самих участников движения. Не случайно редколлегия ведущего марксистского исторического журнала тех лет, «Историка-марксиста», более всего боялась превращения журнала в трибуну для высказывания различных точек зрения.

Юбилеи, юбилейные даты становятся одной из форм организации управления наукой и обществом. ЦК коммунистической партии определял круг юбилеев, подлежавших празднованию. К участию в работе юбилейных комиссий привлекались ведущие советские историки. К юбилеям готовились специальные тезисы, затем принимавшиеся от имени ЦК партии; тезисы уже содержали материал для обсуждения и отчасти итогового резюме.

На первом этапе становления и развития советской историографии юбилейные мероприятия были особенно частыми. Вырабатывались критерии для выделения общественно значимых исторических дат. Каждые пять лет специальные комиссии создавались по случаю празднования юбилеев «Великого Октября», Первой русской революции 1905—1907 гг. Особое внимание было привлечено к таким датам революционной истории, как 100-летие восстания декабристов, 50-летие партии «Народная Воля», и т.д.

Революционная история была не просто расписана по этапам, но и персонифицирована. Как общественно значимые события отмечались юбилеи классиков марксизма-ленинизма, таких деятелей революционного движения, как Н.Г.Чернышевский, М.А.Бакунин, А.Н.Радищев, А.И.Герцен и другие.

Празднование исторических дат и юбилеев в известном смысле объединяет советскую историческую науку с русским зарубежьем. Общим оказался интерес при праздновании юбилеев Радищева, восстания декабристов, пушкинских дат.

Но были даты, которые отмечались только в зарубежье. Таким событием стало, к примеру, 200-летие со дня смерти Петра I. В ходу было, в том числе, и определение Н.А.Бердяева «Большевик на троне». Большинство сходилось на мысли, что именно петровские реформы предопределили судьбу России в ХХ веке. Именно они вызвали к жизни появление российской интеллигенции западнического толка, неизбежность развития в России элитарной культуры, чуждой народу. Эта тема у Милюкова звучит как «русская культурная трагедия». Историки русского зарубежья в этой связи вернулись вновь к теме «Россия и Запад». Столетний юбилей со дня смерти А.С.Пушкина объединил все русское зарубежье вокруг темы русской культуры ХIХ века.

Сразу после революции начинается своеобразная «тяжба» за идейное наследие А.Н.Радищева. В 1918-1919 гг. были переизданы некоторые дореволюционные работы о нем. Он был объявлен в них «борцом за свободу русского народа». В начале 1930-х гг. советские историки полемизируют с Милюковым, определившим Радищева «неудачливым советником Екатерины II». П.Н.Милюков возводил истоки кадетского либерального движения к Новикову,⁹⁴ выстраивая свою генеалогию: Новиков – Катков - Милюков.

Принципиальное значение имело обсуждение в 1925 г. исторических уроков восстания декабристов, проходившее в связи со 100-летием этого события. Этот юбилей активно праздновался и в русском зарубежье. Милюков считал, что трагедия декабристов была в неподготовленности русской жизни к идеям декабристов; ошиблись они и в тактике, а само восстание было самым фантастическим в их выступлении. Они были гвардейскими офицерами, и им, считал Милюков, надо было действовать в рамках их тактики, тактики XVIII в. Таковым был гвардейский переворот. Декабристы же перестали быть заговорщиками и стали идеологами. Это и стало причиной поражения восстания. Декабристов Милюков определял как истинных либералов, боровшихся за свободы для крестьян в традициях Великой французской революции.

Изучение истории российского революционного движения велось историками марксистами в тесной связи с историей трех российских революций. Молодая марксистская наука вырабатывала подходы к пониманию преемственности революционных поколений. Было опубликовано значительное число работ (1300 наименований), в том числе серия «Восстание декабристов». Тома 1-7 (1925-1936). Специальное внимание было уделено взглядам В.И.Ленина (См. статью Дружинина «В.И.Ленин о декабристах»). В это время была сформулирована концепция двух ветвей в движении.

Советские историки проявили интерес к радикальному течению в движении декабристов. В итоге появилась книга тогда еще начинающего историка М.В.Нечкиной «Общество соединенных славян» (М., 1927.). Стремление связать движение декабристов с историей революций и выстроить единую линию борьбы с самодержавием привело к постановке вопроса о преемственности между «левым» флангом декабристов, к которому относилось и «Общество соединенных славян», и революционным движением разночинцев. Прозвучали и высказывания о «пролетаризирующемся дворянстве». Покровский был сторонником рассмотрения декабристов как первых революционеров. Он резко противопоставлял радикальных и умеренных декабристов. Движение декабристов объявлялось первой буржуазной революцией. Такое откровенное приспособление русского исторического процесса к ходу европейской истории было связано с выработкой единого взгляда на весь мировой революционный процесс, в котором теперь определялось место России. Здесь сказывалась и влияние концепции «мировой революции».

Одновременно большевиками ревниво воспринимались попытки сторонников народнической литературной традиции представить декабристов социалистами и своими предшественниками. Борьба за революционное историческое прошлое разворачивалась между субъектами революционной деятельности.

Украинская юбилейная литература о декабристах предложила свой взгляд на участников «Южного общества» и «Общества соединенных славян» как борцов за независимую Украину. Яворский заговорил о «Южном декабризме» и великодержавном шовинизме в связи с содержанием книги М.В.Нечкиной.

Были обнаружены и новые исследовательские возможности, связанные с привлечением ранее неизвестных материалов. Так, Н.М.Дружинин использовал материалы архивов Муравьевых и Бибиковых, оставленных в Ростове эмигрировавшими потомками декабристов. О самом этом семейном архиве историки знали еще до революции, поскольку интерес к ним проявлял издатель «Русского архива» Бартенев. Биографический материал был приспособлен к изучению этапов эволюции декабристских организаций.

В 1926 г., в связи с 50-летием со дня смерти М.А.Бакунина, была создана комиссия из представителей Комакадемии, института К.Маркса и Ф.Энгельса, Истпарта, музея революции, ОИМ и других исторических учреждений и организаций. Были консолидированы усилия целого ряда марксистских центров. Мероприятие носило в том числе и агитационно-пропагандистский характер. На торжественном заседании прозвучали доклады Ю.М.Стеклова «Что разделяет и что сближает нас с Бакуниным» и В.П.Полонского, «Бакунин-якобинец». Бакунин был объявлен разночинцем-революционером.

Интерес к личности и деятельности Бакунина вызвал поток литературы в стране, в том числе и анархистской направленности, содержащий огромный материал для анализа личности Бакунина. Как следствие развернулась борьба за «марксистско-ленинское» понимание бакунизма. Историков-марксистов особенно занимала тема взаимоотношений Бакунина и Маркса. Они противопоставляли взгляды обоих по теоретическим вопросам, а также по вопросам тактики революционной борьбы. Противопоставлялась боевая организация рабочего класса по Марксу и анархистская организация Бакунина «Альянс социалистической демократии».

В литературе доминировала точка зрения о наличии личного конфликта Маркса и Бакунина, который усматривался в несовместимости психического склада обоих, точнее в несовместимости панславизма Бакунина и русофобии Маркса. В стремлении соединить Бакунина с большевизмом его представляли как предшественника тактики большевиков в условиях революции. В Бакунине и Марксе видели родоначальников «русской коммунистической партии». Бакунин объявлялся и основоположником идеи советской власти как политической формы диктатуры пролетариата.

Период революционного движения в России от декабристов до революционной ситуации 1859—1861 гг. представлен в марксистской историографии главным образом материалами историографического характера, в которых анализировались воспоминания участников движения, публикации архивных документов, отдельные монографические исследования. Очевидна их критическая направленность. Авторы-марксисты усматривали в литературе проявления эсеро-народнического субъективизма. Весьма положительно была оценена монография Л.Райского о социальных воззрениях петрашевцев. (Райский Л. Социальные воззрения петрашевцев.0черк из истории утопического социализма в России Л., 1927.)

Работы советских историков были направлены также на опровержение концепции русской историографии о теоретической несостоятельности петрашевцев, их отрыве от русской действительности. По новой схеме первые русские социалисты петрашевцы завершали этап деятельности передовых дворян-революционеров и одиночек-разночинцев и знаменовали создание революционной организации разночинцев. Упор делался на их обращении к социалистическим идеям, на антикрепостнических и антисамодержавных взглядах петрашевцев. В движении прослеживалась борьба двух тенденций: радикальной и умеренной, что лишало движение цельности. Таким способом марксистская историография доказывала революционно-демократическую непоследовательность движения.

Новая периодизация революционного движения предполагала выделение второго, разночинского этапа освободительного движения. Этот подход наталкивался на иные воззрения, базировавшиеся, в частности, на эсеровской и народнической историографических традициях. В исторической литературе в подходе к петрашевцам развивались взгляды В.И.Семевского. Народническая концепция была, по существу, поддержана Н.А.Рожковым, написавшим вводную статью к сборнику материалов «Петрашевцы в воспоминаниях современников» (1926 г.).

В 1928 г. столетие со дня рождения Н.Г.Чернышевского было отмечено постановлением ЦК ВКП(б) о проведении юбилея, созданием комиссии при Президиуме ЦИК СССР и публикацией литературы о юбиляре и его сочинений. Шла борьба за «подлинно марксистское» понимание деятельности Чернышевского. Для этого предпринималась «расшифровка» «истинного смысла» многих работ, написанных им в «иносказательной форме». Правда необходимо отметить, что М.В.Нечкина уже в то время предупреждала против преувеличения революционной роли Чернышевского. Общепринятого взгляда на его личность и творчество так и не было выработано; в литературе того времени Чернышевский объявлялся то критиком либерализма, то борцом с ним.

В связи с празднованием юбилея была переиздана книга Ю.М.Стеклова «Чернышевский, его жизнь и деятельность» (СПб., 1909). Автор считал Чернышевского «революционным коммунистом», «основоположником и пионером коммунизма в России», «нашим предшественником, человеком, на полвека предупредившим многое из того, о чем учил Ленин». Стеклов считал Чернышевского последовательным и до конца выдержанным материалистом, отрицал его утопизм.

В ходе празднования юбилея развернулась дискуссия об общей оценке роли Чернышевского. Историки-марксисты выступили против апологетики Чернышевского. Острие критики было направлено против работ А.Корнилова, Н.Анненского, H.Русанова, К.Пажитнова, И.Иванова-Разумника и др. Критиковали и взгляды Ю.М.Стеклова Дискуссия прошла в ОИМ весной 1928 г. Историки-марксисты опирались на оценки Чернышевского, данные В.И.Лениным в связи с чтением книги Г.В.Плеханова «Н.Г. Чернышевский». Ознакомившись с работой Плеханова, Ленин отметил, что автор не увидел неразрывной связи между утопическим социализмом Чернышевского и его демократизмом, не заметил глубоких истоков народнического социализма как идеологии крестьянской революционности в России, не сумел добиться четкости в показе противоположности позиции революционной демократии во главе с Чернышевским и политической линии либералов.

В Чернышевском увидели революционного демократа, крестьянского революционера, который хотя и был социалистом-утопистом, мечтавшим о переходе к социализму через крестьянскую общину, но признавал необходимость политической борьбы, глубоко критиковал капитализм и с этих позиций оценивал крестьянскую реформу, разоблачая буржуазный либерализм. Чернышевского связали с крестьянством, как революционным классом.

Большое внимание участники дискуссии уделили историческим взглядам Чернышевского, которые они рассматривали в связи с его политическими взглядами и революционной деятельностью. Отметив повышенный интерес Чернышевского к историческим наукам и, прежде всего, к методологическим проблемам, что было вызвано необходимостью теоретического обоснования политической программы революционной демократии и обусловлено представлением Чернышевского о связи политической теории с классовыми интересами и борьбой классов, участники обсуждения подчеркнули принципиальное отличие его взглядов от взглядов дворянско-буржуазной историографии.

Это отличие они видели в отрицании Чернышевским субъективно-идеалистических представлений о роли личности в истории и признании основной движущей силой ее народные массы. Отмечали, что ему присуще диалектическое понимание общественного процесса, признание тождественности исторического развития. Последнее положение революционера-демократа было направлено против славянофилов и западников. Участники дискуссии пришли к выводу, что Чернышевский, хотя и не поднялся до понимания материальных основ общественного развития, движущей силой прогресса и его критерием считал умственное совершенствование людей, но выдвинул положение о роли экономического фактора в истории и тем самым ближе других революционеров-демократов подошел к материалистическому пониманию истории, не преодолев, однако, полностью исторического идеализма. Покровский отказался от своей точки зрения, что Чернышевский был предтечей меньшевистской тактики.

Общий вывод был таков: Чернышевский - идеолог крестьянской революции, крестьянский революционер, революционер-демократ. Тезисы ЦК ВКП(б) «Н.Г.Чернышевский» именно в таком ключе были написаны Покровским и Нечкиной. Так образ Чернышевского был вписан в историю российского освободительного движения и в российскую историографию.

Дискуссия о Чернышевском была тесно увязана и с дискуссиями, развернувшимися вокруг истории народничества. Это дискуссии 1923—1925 гг. о русских «якобинцах» 60-х годов XIX в. как предшественниках большевизма. Ткачев был определен как предтеча большевиков.

Бурными обсуждениями был отмечен 50-летний юбилей партии «Народная Воля» (1879—1882 гг.). Дискуссия продолжалась на протяжении 1929-1931 гг. В итоге был сделан общий вывод о необходимости утверждения ленинской концепции народничества.

Активную роль в дискуссии о«Народной Воле» играло ОИМ. Особенно интересным оказалось открытое заседание секции истории ВКП(б) и ленинизма от 16 и 25 января и 4 февраля 1930 г. Здесь с докладами и содокладами выступили М.Савельева, В.Невский, И.Теодорович, И.Татаров. (См.: Историк-марксист, 1930, № 15.) Во всех случаях спор шел о взаимоотношении крестьянской и пролетарской революционности.

Различные подходы к народничеству марксистская историография и до сих пор трактует как буржуазные, мелкобуржуазные и буржуазно-либеральные. Формировавшаяся советская традиция интерпретации народничества вела борьбу за понимание народничества в модели ленинской концепции этапов революционного движения и его трактовки революционного и либерального народничества. В центре оказалась задача критического анализа мемуаров деятелей народнического движения, соответствующей публицистической и научной литературы.

Историки новой школы стали резко противопоставлять революционное и либеральное народничество. Более всего их задевала данная в сборнике «Вехи» характеристика революционной интеллигенции. В связи с дискуссией о народничестве критике подвергались и взгляды эсеров, продолжавших считать себя наследниками народничества.

Меньшевистская же традиция, наоборот, утверждала концепцию заимствования большевиками народнических идей, натолкнувших большевиков на тактику заговора и террора. Говорили в ходе дискуссии и о национально ограниченном характере ленинизма, выросшего из старых теорий, выражавших интересы мелкого производителя.

Эти споры по существу выразили старые разногласия политического характера. Для формирующейся советской историографии важно было выбрать наиболее благоприятный для формирования облика правящей партии вариант интерпретации народнического движения.

Аналогичная задача решалась и при обсуждении взглядов и деятельности Г.В.Плеханова. Полемика развернулась в связи с 45-летием со дня создания группы: «Освобождение труда» и 10-летием со дня смерти Г.В.Плеханова. Критика советских ученых была направлена главным образом против апологетической характеристики Плеханова и его группы, трактовок Плеханова как основоположника большевизма.

Обсуждение большинства проблем истории освободительного движения проходило в несколько этапов. Новая концепция кристаллизовалась не сразу и не во всей полноте. Так было и с определением места и роли Г.В.Плеханова в истории России, с интерпретацией его революционных взглядов и исторических концепций.

Историки во второй половине 1930-х годов вновь обратились к творчеству Плеханова. Они писали о борьбе Плеханова за материалистическое понимание истории, выступая против народнической социологии, ее субъективно-идеалистического характера. Заслугу Плеханова в борьбе с народничеством видели в том, что он вскрыл полную безнадежность утопических иллюзий народников о самобытности России. Народнические идеи, кстати, сам Плеханов считал заимствованными у французских и немецких мелкобуржуазных публицистов. Последние говорили о «самобытности» своих стран, о реакционности капитализма, разоблачили теорию «героев и критически мыслящей личности» и др.

Спор о понимании крестьянства и его роли в революционном прошлом России остается открытым и до сих пор. Сравнивались взгляды В.И.Ленина и Г.В.Плеханова на все основные вопросы российских революций; это были взгляды большевиков и меньшевиков. Очевидны политические корни разногласий и концепций. Плеханова критиковали за «меньшевистскую» оценку движущих сил революции, признание им крестьянства реакционной силой и его ставку на буржуазию как на союзника пролетариата. То есть здесь справедливо усматривалось совершенно иное понимание роли пролетариата и буржуазии. Поднималась тема маргиналов в революции, которые являлись «анархическим компонентом»; среди последних было много выходцев и из крестьянского сословия. Эти и другие идеи Г.В.Плеханова возвращаются в науку уже на сегодняшнем историографическом этапе.

Существенным элементом концепции освободительного движения и истории партии была концепция российских революций. Обсуждение этих проблем проходило в несколько этапов. Стимулом для широкого освещения проблем первой российской революции явились ее юбилеи: в 1925, 1930, 1935 гг. В советской литературе прочно утвердилось положение о буржуазно-демократическом характере революции, о преобладании в ней пролетарских форм борьбы, о ведущей роли пролетариата — гегемона революции 1905—1907 гг., о союзе рабочего класса и крестьянства, о руководящей роли партии большевиков, о Советах как новой форме власти и др.

Уже после выхода «Краткого курса», зафиксировавшего эту концепцию, в 1940 г. историки вновь обратились к теме революции в связи с ее 35-летием. Обобщающий характер носила статья А.Л.Сидорова «Начало первой буржуазно-демократической революции в России». Она интересна как показатель уровня исследований советских историков в новый период советской исторической науки, свидетельство усвоения «ленинской» концепции революции 1905-1907 гг. Советские историки определяли ее как народную и пролетарскую по средствам борьбы и указывали как на новое явление на массовую политическую стачку, на вооруженное восстание как метод борьбы. Статья критиковала меньшевистский взгляд на революцию 1905—1907 гг. как на буржуазную. Вместе с тем, в ней была дана критическая оценка взглядов на нее М.Н.Покровского. Новым в освещении истории революции 1905—1907 гг. было освещение революционных событий в национальных районах и отдельных регионах, в частности, в Сибири в 1905 г.

Особое влияние на развитие исторической науки оказали празднования юбилеев классиков марксизма. В ходе праздничных мероприятий обсуждению подвергались в первую очередь и главным образом теоретические и методологические вопросы. В 1933 г. разрабатывается план мероприятий к 50-летию со дня смерти К. Маркса. Были опубликованы Тезисы ИМЭЛ при ЦК ВКП(б) «Карл Маркс. К 50-летию со дня смерти». Советские историки видели в Марксе создателя истории как науки. В 1940 г., в связи со 120-летием со дня рождения Ф.Энгельса, в журнале «Историк-марксист» была опубликована статья Е.Ярославского «Маркс и Энгельс о России», в которой автор приходил к выводу, что классики марксизма впервые дали научное освещение истории России, анализ классов и производственных отношений, дали прогноз русской революции. Источником для него стала переписка Маркса и Энгельса по поводу русских дел, выступления их против народников, анархистов, панславистов и др.

Марксистская историческая наука не могла обойти вниманием и юбилеи важнейших революционных событий из области всемирной истории. Так, 1938 г. был отмечен 90-летием со времени выхода в свет Манифеста Коммунистической партии, 1940 г. прошел под знаком 150-летия Французской и 300-летия Английской революций, и т.д.

Марксистская историографическая традиция, развиваясь, формировала свой предмет и методы исследования. В ней обнаруживается и своя проблематика. Это прежде всего интерес к истории рабочего движения. В этой проблематике на первых порах взаимодействуют меньшевистская и большевистская линии. Меньшевистская традиция обращает внимание на стихийность рабочего движения, в том числе на Юге России, организующая роль социал-демократии в этой связи считается преувеличенной. Акцентируется внимание и на воздействии крестьянских корней на облик рабочего класса России.

В 1920-1930-е гг. применительно к истории средних веков ставились главным образом общетеоретические вопросы. Конкретно изучалась лишь классовая борьба. Была отвергнута теория торгового капитала и взгляд на крепостничество как на формацию.

Вопросы феодализма изучались в тесной связи с подходами дореволюционной школы. Здесь велико было воздействие идей В.О.Ключевского, высоко ставившего, при всей многофакторности исторического процесса, именно роль в истории экономического фактора. Вопрос о колонизации изучался в рамках концепции С.М.Соловьева и В.О.Ключевского, сказавших все самое необходимое по вопросам влияния на российскую историю природно-географического фактора.

Очевиден тот факт, что теория торгового капитала Покровского не оказала сильного воздействия на исследования русского средневековья. Прошла полоса изучения вотчинных архивов в контексте интереса к производственным отношениям и хозяйственной проблематике. Особо надо отметить деятельность Археографической комиссии по изданию материалов вотчинных архивов. Изучение ремесла и его традиций идет на основе концепции стадий его развития; конечные выводы нацелены на констатацию умирания всех форм кустарничества.

Довольно много для развития знания по русскому средневековью делают в это время филологи. М.Н.Сперанский заведующий отделом рукописей ГИМ, издает совместно с С.К.Шамбинаго два издания «Слова о полку Игореве»: одно с обширным их же комментарием, другое — подарочное, с иллюстрациями палехского художника И.И.Голикова. Оба издания вышли в 1934 г., как и большой труд «Очерки по истории русской публицистики XVI в. Максим Грек как публицист», открывший первый выпуск издающейся и поныне серии «Трудов» Отдела древнерусской литературы Пушкинского дома.

В рамках изучения истории материальной культуры работала Комиссия по истории труда ГИМ. Много было сделано и Комиссией по истории фабрик и заводов. На основе этого опыта работы позже складывается традиция изучения промышленного пролетариата России. В эти же годы экономисты и историки пытаются продемонстрировать на материалах России возможности теории о стадиях развития капитализма в промышленности. В центре споров здесь оказалась проблема «вотчинных мануфактур».

Вообще классовый подход в это время пронизывает целый ряд исторических тем, даже напрямую не связанных с борьбой классов, и является основной областью противостояния старой и новой, марксистской традиций. Часто стали высказываться суждения в таком роде, что «смута» - это «крестьянская революция» под руководством казачества, С.Разин и Е.Пугачев – «борцы с феодализмом», носители буржуазных отношений, и т.д. Дворянство часто трактовалось марксистами как буржуазный класс. Патриотические и национально-освободительные мотивы в исторических событиях полностью игнорировались, шла ли речь о Куликовской битве, Северной войне или войне с Наполеоном, и др. Марксисты писали, например, о том, что «боярско-купеческая контрреволюция» обратилась за помощью к иностранцам «за 300 лет до наших белогвардейцев». Сравнительно-исторический метод, принцип аналогии, применяемые примитивно, без знания исторической конкретики, лишали исторические исследования объективного научного содержания.

Параллели между борьбой российского феодально-зависимого крестьянства и ситуацией периода Гражданской войны и российских революций отчетливо видны, например, в материалах обсуждения природы крестьянских войн. В 1933 г. проходит совещание в Ленинграде о природе крестьянских войн. Основной доклад был сделан Б.Н.Тихомировым; пронизывавшей его идеей была та, что основной причиной войн было крепостничество.

В ходе обсуждения высказывались различные точки зрения на движение С.Разина: например, что движение имело политический характер, будучи экономически нейтральным, что Разин как казак не мог возглавить крестьянское восстание, что восстание Разина имело «антифеодальный характер», оно проходило в Поволжье, где налицо были «буржуазно-капиталистические отношения», и если бы Разин победил, крестьянство стало бы «мелкобуржуазным классом». Разин объявлялся сторонником «казацкого коммунизма», борцом за всеобщее социально-экономическое равенство.

Несколько иные суждения вызвало Пугачевское движение: восстание Пугачева объявлялось «хозяйственно реакционным», ибо в случае успеха смело бы с лица земли «зародыши русского капитализма». Пугачевщина – «ранняя буржуазная революция», она выражает конфликт между «монополистическим первоначальным накоплением» в центральных районах и «торгово-капиталистическим» на окраинах. Неудача восстания означала «поражение американского пути развития капитализма в сельском хозяйстве», «гегемон» восстания - рабочие уральских заводов, политическая программа восстания - реакционная, так как ее лозунги были монархическими.

Очевидная пестрота суждений была связана с доминированием в это время упрощенных социологических подходов к оценке различных и сложных исторических явлений. Из концепций историков исчез государственно-охранительный компонент. Новая историческая наука преодолела старые государственно-охранительные концепции, отказавшись от учета православного и самодержавного факторов в российской истории. Народ также приобрел в писанной истории новые черты, не позволявшие дать ему единой консолидированной оценки. Концепция мирового революционного пожара, в котором старые государства и народы сжигают себя, определяла все исторические суждения и выводы. Вместе с тем, выстраивается новая объединяющая идея в смысле революционной традиции.

Главной задачей новой, марксистской исторической науки была выработка единой концепции российских революций. История изучения европейских революций, соединенная с теорией классовой борьбы, стала методологической и теоретической основой трактовки российской истории. Пришлось пересматривать те концепции освободительного революционного движения, которые уже сложились в научной и публицистической литературе. Кроме того, следует иметь в виду, что шла массовая, часто трудно контролируемая публикаторская работа. Участники революционного движения интерпретировали события, участниками которых они были, в многочисленных мемуарах, публицистических очерках и научных работах.

Первый этап развития советской историографии завершился формированием единой, с попыткой обнаружить преемственность российского исторического процесса, концепцией, изложенной в «Кратком курсе» истории ВКП(б). Новая концепция должна была отвечать задачам построения нового государства. Отказавшись от концепции православного царства, пришли к концепции государства нового типа: общенародного, многонационального или наднационального при руководящей роли ВКП(б) (впоследствии КПСС).

Советская историография, зародившись как революционная, антигосударственная, вобрав в себя споры и разногласия всех тех, кто боролся с российским государством, стала трансформироваться в государственно-охранительную. Получилось так, что на первом этапе социалистического строительства лидеры большевиков боролись с последовательными сторонниками российской государственности, а затем стали бороться с теми, чьи концепции были опасны для вновь формулируемой государственной концепции. В то же время борьба за «единственно верную» «ленинскую» концепцию российской истории растянулась на весь период существования советской исторической науки.

Уже после выхода «Краткого курса» центр тяжести в интерпретации российских революций переместился на процесс установления Советской власти на местах, в национальных районах. Впервые советские историки приступили к изучению революционизирования армии, проведению всероссийских съездов Советов. В этом отношении показательна публикация созданной в Институте истории АН СССР летописи важнейших событий — «Триумфальное шествие Советской власти» (Историк-марксист. 1939, № 3).

Ориентация на преподавание именно истории, обнародование единой концепции российского исторического процесса в «кратком курсе» истории партии сделали необходимым и возможным процесс создания обобщающих научных и учебных трудов. К этому моменту еще не был забыт и традиционный опыт обеспечения учебного процесса. Характерно, что уже до войны создается первый советский учебник источниковедения. Возрождаются навыки классического исторического образования.

Обсуждение планов и проспектов, написание учебников и обобщающих трудов по отечественной и всемирной истории становится с этого момента главной формой организации коллективной научной работы. Именно так вырабатываются основные концепции советской исторической науки. С 1937 г. особое место в научной работе историков занимает подготовка многотомных коллективных трудов обобщающего характера. Это обстоятельство нашло отражение в планах Института истории и ряда других институтов Академии наук. Важным этапом в процессе создания многотомников явилась работа над проспектами. В эту работу включились сотрудники Сектора истории СССР, секторов истории средних веков и новой истории. Знаковым стал доклад H.M.Лукина об основных проблемах построения всемирной истории, с которым он выступил в апреле 1937 г. на собрании Отделения общественных наук АН СССР. В докладе уточнялись такие понятия, как «всемирная история», «периодизация», давалась общая характеристика отдельных периодов всемирной истории.

В основу периодизации исторического процесса было положено деление истории на периоды - древний, средний и новый. Эта периодизация была соединена с формационным подходом. Критический пафос Лукина был направлен против «европоцентризма» «буржуазной» историографии. Но при этом схема европейской истории распространялась на весь остальной мир. В докладе содержалось принципиальное утверждение о неизбежности социалистической революции во всемирном масштабе. Сильной стороной издания Лукин считал единство установок и марксистско-ленинского метода.

Излишне говорить, что предложенные советскими историками модели исторического развития не совпадали с теми, которые излагались в других историографических традициях. Например, русская историографическая традиция за рубежом также оформила ряд новых концепций всемирной и российской истории. Наиболее стройной и известной стала концепция исторического развития России, предложенная евразийцами. Германская историография этого времени формирует свои, национал – социалистские схемы.

Одним из самых значимых и амбициозных проектов этого времени стал план создания многотомной «Всемирной истории». Завершить работу предполагалось в течение десяти лет, подготовив 25-30 томов (впоследствии было принято решение о подготовке 32 томов). Задача сводилась к изложению исторического материала в варианте марксистско-ленинской концепции. (1938 г. «Всемирная история» 26 томов). Предполагался научный охват истории государств и народов действительно всего мира, а не только изложение европейской истории. Периодизация должна была строиться по хронологическому принципу с акцентом на социально-экономические формации.

Подготовка труда по всемирной истории с очевидностью ставила параллельную задачу консолидированного изложения истории народов СССР. С таких позиций был сформулирован и проспект обобщающего труда по истории СССР. Первоначально планировалось написание пятитомника, однако фактически была опубликована схема четырех томов. В дальнейшем предполагаемое число томов было увеличено до двенадцати.

Важной организационной формой подготовки коллективных трудов стали регулярные специальные совещания представителей ряда московских и ленинградских научных учреждений и филиалов АН СССР. На совещаниях обсуждались, наряду с организационными вопросами, и содержательные. Например, при освещении ранних периодов истории СССР возникли трудности в подаче материалов по истории Средней Азии и Кавказа. Споры возникли и при обсуждении проблем изучения крито-микенского общества.

В ходе создания обобщающих работ был выявлен ряд проблем комплексного характера, решение которых предполагало совместные усилия специалистов по отечественной и зарубежной истории. К их числу принадлежала проблема этногенеза, в разработке которой требовалось участие археологов, историков, этнографов, лингвистов.

В сентябре 1938 г. Институтом истории АН СССР было организовано совещании по вопросам этногенеза. Создана специальная комиссия при Отделении истории и философии. Главным оказался вопрос об этногенезе славянских народностей. В Институте истории был создан сектор славяноведения, а в МГУ - Кафедра истории южных и западных славян.

Прошла серия обсуждений этой темы. В центре обсуждений – хронология этногенеза славян, образование восточных славян, варяжский вопрос и образование Русского государства. В обсуждениях приняли участие Н.С.Державин, Ю.В.Готье, В.И.Пичета, С.В.Бахрушин, С.П.Толстов. Трудности изучения темы и изложения ее в обобщающих трудах были обусловлены крайне ограниченным числом специалистов в этих вопросах. Узок был и круг разрабатываемых сюжетов. Трудно было разрабатывать проблематику нового и новейшего времени на материалах истории славянских стран. Отсюда и интерес к работам Н.С.Дружинина о развитии капитализма в Болгарии. Не только научно, но и политически актуальными в этой связи были работы В.И.Пичеты об исторических судьбах народов Западной Украины и Западной Белоруссии.

Не только славянская тема была возвращена в науку в конце 1930-х гг. Конечно, весь контекст славянской темы был уже иной. В частности, был проявлен интерес к истории Византии, очевидно, связанный с интересом к духовной истории России. И таким образом - опять иной подход, иной взгляд, уже с Запада. В ноябре 1938 г. состоялось совещание в Институте истории АН СССР, на которое собрались византинисты. Был поставлен вопрос о необходимости издания специализированного научного журнала по истории средних веков с разделом, адресованным истории Византии. Публикация соответствующих материалов прошла в «Вестнике древней истории».

После принятия курса на восстановление преподавания истории во всей системе народного образования, обсуждение учебников, в том числе и вузовских, систематически проводились в Институте истории АН СССР, МГУ и ЛГУ, в пединституте им. В.И.Ленина, на созванных редколлегией журнала «Историк-марксист» специальных совещаниях исторической общественности, на сессиях Отделения истории и философии АН СССР. Каждое обсуждение оборачивалось дискуссией по актуальным и спорным проблемам всемирной истории и истории СССР.

Одновременно ставилась задача насыщения учебников конкретно-историческим материалом. Искоренение схематизма, социологизма, отказ от модернизации и вульгаризации в объяснении исторического процесса были выдвинуты как обязательное условие при составлении новых учебников. Решались непростые задачи выработки общей периодизации всемирной истории, установления внутренней связи отечественной истории с мировой. История России и СССР должна была быть представлена как составная часть всемирной истории и одновременно дополнена показом истории народов СССР. Но при этом главное назначение учебника — создание основы для понимания марксистско-ленинского учения об обществе и основных закономерностях его развития.

Предстояло выработать подход к характеристике внешней и национальной политики самодержавия, к оценке роли национальных движений, обнаружить взаимосвязь русской общественно-политической мысли с западноевропейской. И при этом нельзя было уронить историческое значение Великой октябрьской социалистической революции, следовало должным образом оценить борьбу партии с троцкизмом и другими оппортунистическими течениями. Требовалось учесть ряд выводов, по которым уже точка зрения считалась установившейся, например, о противоположности революций буржуазной и социалистической и т.д. То есть прошлый опыт марксистской исторической науки накладывал определенные ограничения на трактовку истории, и с этими ограничениями необходимо было считаться, разрабатывая новую государственно-охранительную модель исторического процесса.

Практически обсуждение каждого учебника давало поучительный материал для историографии. В 1937 г. идет обсуждение учебника «История Древнего мира». Редколлегия журнала «Историк-марксист» организовала в декабре 1937 г. обсуждение первого тома учебника по «Истории Древнего мира», а именно - «Истории Древнего Востока». Содержание учебника и выступления участников совещания показали, что в ходе многолетних дискуссий о социальном строе на Востоке в советской историографии стала утверждаться концепция академика В.В.Струве об античном обществе как рабовладельческом. Споры вызвал вопрос о крито-микенской культуре и социально-политическом строе на Крите, об эллинизме.

В 1939 г. происходит обсуждение учебника по « Истории Средних веков». Авторы учебника – А.Д.Удальцов, Е.А.Косминский, С.Д.Сказкин, О.Л.Вайнштейн. При обсуждении затрагивались главным образом проблемы методологии, ведь утверждалась общая модель изучения исторического развития всех стран и народов. Была последовательно проведена периодизация всеобщей истории, основанная на марксистско-ленинском учении об общественно - экономических формациях. В числе серьезных недостатков отмечалось отсутствие материала по истории средневекового Востока, сосредоточение внимания на истории наиболее крупных европейских народов и др. (В этом рецензенты видели влияние традиций буржуазной исторической науки).

Положительно были оценены усилия авторов учебника по разоблачению расовых «теорий» фашистских историков, при этом отмечалась исследовательская глубина и острота критики антимарксистских концепций о «германских» истоках западноевропейского феодализма. Авторы учебника противопоставили буржуазным концепциям феодализма его марксистское понимание, признание прогрессивности феодального способа производства по сравнению с рабовладельческим. Обсуждение ряда принципиальных вопросов феодальной формации было продолжено при рассмотрении второго тома учебника по истории средних веков на созванном редколлегией журнала «Историк-марксист» совещании в 1939 г. Внимание советских историков было сосредоточено прежде всего на проблемах развития капиталистических отношений в недрах феодализма, предпосылках формирования буржуазии и пролетариата, образования абсолютных монархий, массовых революционных движениях и ранних буржуазных революциях. Очевидно, что постановка названных методологических проблем была важна и для построения концепции по истории СССР.

Работа над учебниками по истории СССР началась до войны; вышли из печати первый и второй тома. Отдельные главы третьего тома, посвященного истории России начала XX в. и советскому периоду, публиковались в периодических изданиях, в том числе в журнале «Историк-марксист».

При обсуждении вышедшего в 1939 г. первого тома учебника «История СССР» (с древнейших времен до конца XVIII века) большое внимание было уделено вопросам периодизации истории СССР, ее критериям, освещению истории народов СССР, этногенезу и др. Как серьезный вклад в историческую науку был охарактеризован второй том «Истории СССР», посвященный XIX веку. Его обсуждение состоялось на сессии Отделения истории и философии АН СССР в марте 1940 г. С развернутым докладом о содержании учебника выступил И.И.Минц.

Подготовка учебника опережала другие коллективные труды, в частности многотомную историю СССР. Правда, следует иметь в виду, что именно на материалах учебника вырабатывалась марксистско-ленинская концепция истории СССР XIX в., охватывавшая не только жизнь русского народа и общие линии процесса, но и важнейшие явления по истории союзных и автономных республик Советского Союза. Обмен мнениями показал, что историками преодолевались вульгарно-социологические взгляды М.Н.Покровского. Конечно, при обработке текста учитывалось содержание ранее вышедшего первого тома, отредактированного другой редколлегией, во главе с Б.Д.Грековым. В 1940 г. второй том вышел из печати и стал основным пособием для студентов вплоть до 1959 г. За это время он выдержал три издания.

Несмотря на широкое теоретическое обсуждение проблемы формаций, к моменту написания обобщающих трудов и учебников далеко не все вопросы были приведены к общему знаменателю. Эту роль выполнили уже дискуссии, прошедшие под знаком выработки концепций обобщающих трудов по истории. В центре оказалась проблема генезиса феодального способа производства в контексте изучения общественно-экономического строя Киевской Руси. Б.Д.Греков издает книгу (выдержавшую три издания), адресованную общественному строю Киевской Руси. Это стало ярким проявлением того факта, что отечественные историки начали возвращаться к традициям изучения русского средневековья и в вопросах источниковедения, и в методах исторического исследования.

В ходе разработки отдельных сторон проблемы и широких обсуждений советские ученые пришли к выводу о высоком уровне развития восточных славян, о разложении у них к середине IX в. родовых отношений и создании классового общества. Большинство историков поддержало точку зрения Б.Д.Грекова о непосредственном переходе восточных славян от первобытнообщинного строя к феодальному, минуя рабовладельческий. Важной вехой в дискуссии о характере общественного строя Древнерусского государства, которая проходила в советской историографии в течение ряда лет устно и в печати, явилось обсуждение доклада Б.Д.Грекова в Институте истории АН СССР в 1939 г.

Спор шел главным образом между сторонниками признания существования рабовладельческой формации у восточных славян и сторонниками феодальной формации. Дискуссия показала необходимость углубленного изучения проблемы неравномерности исторического развития, как в теоретическом плане, так и в плане конкретно историческом, на материале отечественной истории. Тщательным образом были проанализированы аргументы сторонников существования рабовладельческой формации. Размышляли о большом количестве рабов и их производственном значении в Киевском государстве. Говорили о наличии городов-государств в Древней Руси, о существовании веча, о «революции рабов» и др. В результате обсуждений П.П.Смирнов и А.В.Шестаков несколько скорректировали свою точку зрения и заговорили о признании существования рабовладельческого уклада в Киевской Руси в VIII-X вв. По-прежнему большие споры вызывала периодизация истории Киевского государства, выделение двух этапов в развитии феодальных отношений в Киевской Руси: дофеодального (IX—X вв.) и феодального (X-ХIII вв.)

В результате дискуссии, продолженной уже после войны, в 1949 -1951 гг., о периодизации феодальной эпохи Киевская Русь IX—XI вв. стала рассматриваться как раннефеодальное общество.

В процессе подготовки обобщающих работ по истории СССР и всемирной истории, а также учебников выявились разногласия в трактовке понятия абсолютизма. Подверглась сомнению точка зрения, что «абсолютная монархия выполняет функцию защиты дворянства от усиливающегося напора буржуазии». Такое определение, по мнению ряда историков, уводило в сторону от основного и решающего антагонизма феодального общества - антагонизма между феодалами-крепостниками и эксплуатируемым ими крестьянством. Столь же горячий интерес вызвали проблемы абсолютизма при обсуждении учебника по истории СССР. Историков не удовлетворило решение вопроса о возникновении централизованного абсолютистского государства, которое было отнесено ко времени Ивана III. Стало очевидным, что проблема абсолютизма должна быть предметом специального обсуждения исторической общественностью.

Для организации дискуссии в Институте истории в 1940 г. была создана специальная комиссия, но с самого начала в ее работу включились сотрудники других научных учреждений Москвы и Ленинграда. Предметом обсуждения стали вопросы содержания понятия абсолютизма, времени возникновения, роли в абсолютистском государстве трудящихся масс и др. С докладом на тему «Маркс и Энгельс о западноевропейском абсолютизме» выступил С.Д.Сказкин. Важнейшей предпосылкой появления западноевропейского абсолютизма, по мнению докладчика, явился разгром феодальной аристократии и городов. Абсолютная монархия способствовала консолидации класса буржуазии, которая, в свою очередь, сплачивала все революционные силы для борьбы с феодализмом.

Выступивший в качестве содокладчика Б.Ф.Поршнев присоединился к тезису С.Д.Сказкина, что абсолютная монархия есть одна из форм феодального, т. е. дворянского государства. При этом Поршнев выдвинул свое объяснение двойственному положению буржуазии, указав на наличие борьбы двух тенденций в буржуазном классе. Абсолютистскую монархию как политическую организацию дворянского класса трактовала в своем докладе З.Мосина.

Особенностью дискуссии явилось то, что в ней приняли участие специалисты по отечественной истории. С докладом о русском самодержавии выступил А.Л.Сидоров. Он определял самодержавие как форму феодальной монархии, экономическая основа которой лежала в крепостничестве. Вслед за В.И.Лениным докладчик усматривал предпосылки образования абсолютной монархии в возникновении всероссийского рынка, зарождении буржуазных отношений внутри феодально-крепостнического общества.

Появление самодержавия Сидоров относил к концу XVII в. и намечал этапы развития абсолютизма в России: феодальная монархия с боярской Думой (XVII в.), полный расцвет самодержавия (XVIII в.), эволюция самодержавия от дворянско-помещичьей монархии к монархии буржуазной (начиная с реформ Александра II). На последнем этапе развития монархии докладчик выделял две хронологические вехи: крестьянскую реформу 1861 г., когда самодержавие сделало первый шаг в сторону буржуазной монархии, и революцию 1905-1907 гг., когда аграрной политикой П.А.Столыпина был сделан второй шаг к буржуазной монархии.

Отличие русского самодержавия на этих двух этапах его развития от западноевропейского абсолютизма Сидоров видел в том, что русская буржуазия никакой борьбы с абсолютизмом не вела. Центральное место в выступлениях участников дискуссии заняли вопросы о предпосылках возникновения абсолютной монархии, теснейшим образом связанные с вопросом о социальных корнях, классовой основе абсолютизма.

В ряде выступлений содержалась критика концепции М.Н.Покровского об абсолютной монархии, которая у него была тесно связана с теорией «торгового капитала». Советские историки пришли к выводу, что абсолютная монархия есть государство феодально-помещичье, дворянское. В России самодержавие ни по своему характеру, ни по функциям не отличалось от западноевропейского абсолютизма. Образование самодержавной монархии было отнесено к XVII веку и связывалось с образованием всероссийского рынка, складыванием буржуазии. При этом одни историки были склонны чересчур упрощенно и прямолинейно понимать революционную роль буржуазии в период господства абсолютной монархии, забывая о «движении угнетенных масс крестьянства», другие вообще не признавали революционной роли буржуазии.

Дискуссия не была доведена до конца и явилась одним из этапов разработки в советской историографии проблемы абсолютизма. Обсуждениям в советской историографии проблемы абсолютизма предшествовала борьба советских историков с троцкистской концепцией, исходными положениями которой был тезис о «своеобразии развития России», ее «примитивности», о «внеклассовом характере русского абсолютизма» и т.д. Все эти положения были призваны подтвердить теорию «перманентной революции». Критика советских историков была направлена и против концепции Г.В.Плеханова и попыток воскресить эту концепцию. В свое время М.Н.Покровский утверждал ленинское положение, что монархия в России была дворянской, однако ее суть он определял через призму своей концепции «торгового капитала» и его роли в русской истории.

Дискуссия объективно и была направлена против традиционного для отечественной исторической науки положения о «специфическом и особенном» в развитии России, а также против зарубежной историографии и в частности евразийской концепции русской истории. Позже некоторые положения этой концепции русской истории в модернизированном виде вошли в концепцию о русском историческом процессе, в так называемую «концепцию европеизирующейся культуры».

Дискуссия об абсолютизме и природе российского самодержавия не затухала в советской историографии. Причем в ходе этих дискуссий поднимались концепции и аргументы все споривших сторон.

Дальнейшее развитие получили и темы, сформированные на начальном этапе развития марксистской историографии. Школа В.П.Волгина, который придавал большое значение изучению «коммунистических» идей и доктрин XVIII в., дала плоды в изучении утопистов как «предшественников» научного социализма. В своих исследованиях идей утопического социализма в России советские историки базировались на марксистско-ленинском положении о необходимости изучения истории мысли в качестве опосредствованного отражения движения общественных отношений и общественных противоречий. Это требовало изучения истории революционных организаций и других форм классовой борьбы.

При изучении общественного движения в России историки исходили из зафиксированных в «Кратком курсе» трех этапов русского освободительного движения. Тема обрастала новой проблематикой. Обсуждался вопрос о славянофилах и славянофильстве. С.С.Дмитриева прочитал в Институте истории доклад и поставил ряд принципиальных вопросов: о времени возникновения славянофильства как направления, о содержании славянофильской теории, взглядах славянофилов на экономические, социально-политические вопросы и в частности на общину.

Ему удалось показать своеобразие этого направления русской общественной мысли, отличие от теории народности, выяснить характерные черты славянофильства, как положительные, так и отрицательные, выявить истоки славянофильской идеологии. С.С.Дмитриев настаивал на конкретно-историческом подходе к этой теме с учетом конкретной культурно-исторической среды, в которой умственное движение возникло и развилось. Оппоненты обвиняли Дмитриева в преувеличении прогрессивных моментов в славянофильской идеологии. Многими марксистами идеология славянофилов рассматривалась как «реакционная», «помещичья», и следует отметить, что в советской историографии точка зрения на славянофильство как на помещичье-буржуазную идеологию получила наиболее широкое распространение. В основном историки настаивали на буржуазных тенденциях в теории и практике славянофилов. В связи с изучением славянофилов ставилась тема общины. Эта же тема выходила вперед и при обсуждении взглядов Н.Г.Чернышевского.

Стала очевидной слабая изученность важнейших вопросов идеологии славянофилов: отношение к общине, национальный вопрос, взаимоотношения с «западниками», взгляд на социализм и др. Говоря о развитии русской общественно-политической мысли 30—40-х годов XIX в. в России, советские историки указывали на борьбу двух течений: революционно-демократического и либерально-буржуазного, на большую роль в этой борьбе В.Г.Белинского.

Вообще расширяется круг революционеров-демократов, чье наследие оказывается интересным для советских историков. Это, кроме Белинского, Н.Добролюбов и Д.Писарев. Историков привлекает Россия эпохи падения крепостного права, эпохи революционной ситуации. Названные деятели представали под пером историков как последовательные революционные крестьянские демократы.

Работам советских историков, в которых анализировалась общественно-политическая и научная деятельность революционеров-демократов, была свойственна общая черта: их критическая направленность против взглядов буржуазных историков и идеологов, в частности против «Вех», содержавших иную, не классовую концепцию русского освободительного движения. Все авторы стремились подчеркнуть знакомство революционеров-демократов с передовой общественно-политической мыслью Западной Европы.

Идея о передовой западноевропейской общественно-политической мысли как источнике общесоциологических и исторических воззрений русских революционеров-демократов В.Белинского, Н.Чернышевского, Н.Добролюбова также получила широкое распространение. Главным в исторических взглядах революционеров демократов считалось отстаивание ими интересов народных масс, главным образом крестьянства, борьбу с либерально дворянскими и либерально-буржуазными историческими теориями.

Мысль о заимствовании идей, их перекладывании на национальную почву ставит вопрос о степени оригинальности мыслителей. Кроме того, возникает задача анализа судьбы отдельной личности, ее образования, воспитания, в конечном счете, мировоззрения.

Тесное сотрудничество коллективов, готовивших труды по всемирной истории и истории СССР, обуславливалось необходимостью сохранения единства подходов ко всем проблемам исторического процесса. Более того, со всей остротой встал вопрос о периодизации всемирной и российской истории, о месте Востока в этой периодизации, была поднята и тема азиатского способа производства. Споры и дискуссии, столь характерные для советской историографии на всех ее этапах, по-разному оценивались в литературе. Так, например, Дружинин считал, что это была связано с необходимостью преодоления пережиточной формы вульгарного марксизма, типичная для ранней стадии применения марксистско-ленинской методологии и связанной в нашей историографии с концепциями и школой Покровского. Вместе с тем нельзя игнорировать тот факт, что марксистско-ленинская социологическая схема самодостаточна для объяснения истории. Она не нуждается в спорах и противоречиях. Это ее не развивает и не продвигает. Необходимо договариваться о трактовках в рамках предложенной схемы. К этому и сводилась долгие годы официальная фасадная историография, оставляя научные проблемы и споры в ведении конкретных историков и направлений.

Овладевая ленинской методологией, выясняя коренные отличия социалистической революции от буржуазной советские историки во второй половине 30-х годов продолжили конкретную разработку тематики и проблематики западноевропейских революций XVII—XIX вв.

По-прежнему наибольшее внимание отводилось истории Французской буржуазной революции XVIII в. В частности, советских историков занимали взгляды классиков марксизма на революцию, они исследовали ее социально-экономические предпосылки. Особенно интересовали их крестьянские движения. Естественно, наибольшее внимание было уделено историографическому анализу работ, посвященных Французской революции конца XVIII в. Критика французской историографии велась по таким важнейшим проблемам истории революции, как причины падения жирондистской партии и установления якобинской диктатуры, оценка исторической роли и значения Французской революции и др. В оценке Английской буржуазной революции 1642—1649 гг., советские историки исходили из оценок, данных этому событию К.Марксом и Ф.Энгельсом. Постепенно в науке утверждалось убежденность в окончательности и непоколебимости положений, высказанных классиками марксизма-ленинизма.

Интенсивная работа советских историков по проблемам английских революций привела к пересмотру общей периодизации всемирной истории. В процессе создания многотомной всемирной истории, при обсуждении отдельных томов много внимания было обращено на выявление хронологических границ отдельных периодов. В схеме многотомников начальный рубеж периода новой истории сначала был отнесен к концу XVIII в. Однако, в ходе конкретного изучений процессов, происходивших в недрах феодального общества, советские историки пришли к выводу, о целесообразности уточнения хронологических границ нового времени. Автором новой периодизации был Е.А.Косминский.

Период Великой отечественной войны, усилив государственно-охранительные тенденции в идеологии, повлиял и на исторические концепции. Значителен был вклад советских историков в изучение русского средневековья. Вперед выходит тема истории российского централизованного государства, опыта его централизации. Историки по-новому посмотрели на опричнину, роль дворянства в истории России. Все чаще стал звучать тезис о благодетельной роли в отечественной истории сильной царской власти. Все чаще делается акцент на мирном, прогрессивном характере освоения новых территорий.

Устойчивый интерес был проявлен к теме образования русского централизованного государства. Л.В.Черепнин ставит проблему роли государственной собственности в истории России и в том числе в процессах феодализации. В концепциях историков есть и отзвук идеи смены натурального хозяйства денежным. Выдающийся труд Б.А.Рыбакова «Ремесло в Древней Руси» обнаружил не только факт перехода русских ремесленников от работы на заказ к работе на рынок, но и возвращение традиционных для отечественной науки методов социально-психологического анализа при характеристике социально-экономических явлений. Интерес к русскому городу, его борьбе за свои традиции, его корпоративному строю, цехам, гильдии обнаруживает научное творчество М.Н.Тихомирова.

Вообще интерес к средневековой проблематике, в том числе идеологии, средневековой публицистике и культуре, был значим, поскольку эта тенденция продолжилась в изучении религиозного фонда русского средневекового человека. Это творческое наследие Б.А.Рыбакова, исследование В.А.Плугина об Андрее Рублеве, его времени и «Троице».

В 1951 г. Новгородской археологической экспедицией, возглавляемой А.В.Арциховским, были открыты миру берестяные грамоты (общая численность их на сегодня составляет уже более 1000 экземпляров). Научное изучение раннего периода новгородской истории, в основе которого лежат уникальные коллекции из находок XI-XV вв., связано с научной школой В.Л.Янина.

Конечно, в феодальной проблематике сохраняются и социологические подходы. Утихают споры вокруг Киевской Руси, но нарастают вокруг проблемы исхода феодализма и генезиса капитализма. Концепция раннего начала генезиса капитализма уводит начало процесса в XV век. Обсуждается вопрос о совместимости феодализма с товарно-денежными отношениями. Признаком феодализма является феодальная земельная собственность, а капитализма - товарность рабочей силы. Поднимается вопрос об имущественном неравенстве и социальном расслоении русского крестьянства в эпоху феодализма.

Именно в годы войны родился план написания «Истории русской армии и военного искусства» и «Истории русского флота». Обобщающие труды по истории дипломатии в известном смысле объединили дореволюционную и советскую историю.

Началась работа над многотомником по истории коллективизации: еще в 1943 г. была предпринята попытка написания «Истории коллективизации» в десяти томах. К 1944 году были подготовлены тексты общим объемом 80 п.л. Однако стало ясно, что кадров для подготовки такого труда нет. С начала 1950-х годов наблюдается нарастание исследований по советской истории. В 1957 г. выходит учебник для высших учебных заведений под редакцией М.П.Кима «История СССР».

Проявилась и еще одна важная исследовательская линия, которую в с 1940-х гг. особенно последовательно проводила А.М.Панкратова, - линия на освещение прошлого не только русского, но и других народов России. Особенно много она сделала для изучения истории казахского народа. Там она оказалась в эвакуации, и энергично поддержала намерение молодых казахских историков подготовить коллективный труд по истории Казахстана. Была образована авторская группа, обсуждена программа и методы построения книги, распределены между участниками отдельные главы, и началась систематическая работа под руководством избранной редакционной коллегии. В июне 1943 г. том «Истории Казахской ССР» был готов. (Позже Панкратову упрекали в том, что в книге не показано прогрессивное значение вхождения Казахстана в состав России). Аналогичные труды пишутся по истории Украины, Белоруссии, Узбекистана и т.д. – по истории практически всех союзных и большинства автономных республик Советского Союза.

Интенсивность изучения этой темы нарастает, и пик ее приходится в советское время на начало 1970-х годов. Тогда в Институте истории СССР АН СССР был образован Отдел общих проблем истории народов СССР, который должен был координировать работу по соответствующей проблематике в масштабе всего Союза. Соответствующей проблематикой стали активно заниматься также экономисты, философы, юристы. Создается ряд трудов, индивидуальных и коллективных, по проблемам национально-государственного строительства в стране в различные периоды ее истории.

Новое дыхание изучение проблемы получило с возникновением концепции о «советском народе как новой исторической общности людей». Тогда же в рамках АН СССР возникает идея создания ряда объединенных общей идеей работ по истории отдельных народов и регионов страны; эта серия получила условное название «региональные истории». В середине 1970-х годов была проведена предварительная работа: составлены проспекты, начал укомплектовываться авторский коллектив, в состав которого вошли такие видные ученые, как И.И.Минц, М.П.Ким, В.Т.Пашуто и др. Предполагалось создать серию работ (каждая из пяти томов, с древнейших времен до современности) по истории следующих регионов: республики Прибалтики; Украина, Белоруссия, Молдавия; Закавказье; Средняя Азия и Казахстан. Однако этот масштабный замысел так и не получил дальнейшего развития.

Движение исторической мысли по-прежнему сопровождалось организацией дискуссий. В рассматриваемое время они были одной из самых интересных форм научного творчества. Дискуссии могли касаться широких либо частных, локальных исторических сюжетов; они могли быть как широкими, публичными, так и достаточно узкими по составу участников. В последнем случае была возможность гораздо более свободно, чем в других формах научного творчества, высказывать свои научные гипотезы. В качестве примеров широты и многообразия тематики дискуссий можно привести дискуссии 1950-х - 1970-х гг. о периодизации исторического процесса в России, о времени и характере формирования русской нации, о причинах образования централизованного государства, о характере крестьянских войн, об аграрном строе средневековой Руси и расслоении крестьянства, о проблемах промышленного переворота в России, о классовом характере и степени прогрессивности национальных движений (Шамиля, Кенесары Касымова, шейха Мансура) и т.д.

Продолжались споры и по проблемам, давно обсуждавшимся советскими историками. Отмечая очередной юбилей А.Н.Радищева историки задавались вопросом, был ли Радищев последовательным революционером, или допускал реформу сверху. Дискуссии по проблемам абсолютизма повторили все аргументы прошлых дискуссий. Опять вспомнили о крестьянстве как социальной опоре самодержавия.

Значительный след в истории науки оставила дискуссия о восходящей и нисходящей стадиях развития феодализма. Она выявила интерес к капиталистическому укладу, к первоначальному накоплению, проблеме расслоения крестьянства, развитию крепостничества вширь, проблеме складывания и функционирования всероссийского рынка. Эти проблемы также получили дальнейшее развитие в виде коллективных и индивидуальных трудов, направлений работы целых творческих коллективов.

Вернулись историки и к обсуждению социально-экономического развития России в ХХ веке. Опять был поднят вопрос о формах монополий, степени зависимости от иностранного капитала. Широко проходила дискуссия об азиатском способе производства. Историки вернулись к теме формаций, закономерности их смены, остановились на универсалиях рабовладельческого строя.

Постепенно в дискуссионное пространство втягивается и советская проблематика. В сфере обсуждения оказались проблемы национализации промышленности, характера рабочего контроля после революции, соотношения стихийного и сознательного элементов в национализации, развернулись споры о соотношение национализации и конфискации, о НЭПе, о социальных процессах в СССР и т.д. Поднимали тему деклассирования рабочего класса, предпосылок коллективизации, особенностей развития национальных районов и т.д. Следует отметить, что из проблематики многих дискуссий того времени быстро выросли целые научные исследовательские направления. Так, массовый характер приобретают исследования о рабочем классе, о социальной структуре советского общества и т.д.

Одним из наиболее дискуссионных и болезненных в это время оказывается вопрос о судьбах советского крестьянства, о коллективизации. Официальная концепция была изложена в книге С.П.Трапезникова. «Аграрный вопрос и ленинская аграрная программа в трех русских революциях». Тем не менее, в центре обсуждения оказался вопрос о характере аграрных преобразований после Октября. Возникают различные точки зрения на политику большевиков, на проблемы уравнительного землевладения, на характер процессов, проходивших в крестьянских хозяйствах. Сложнее стали воспринимать и природу классовой борьбы в деревне.

Однако следует подчеркнуть, что, несмотря на то, что в ходе дискуссий иногда ставились острые вопросы, в целом, как правило, споры велись в рамках устоявшейся марксистско-ленинской концепции. Обычным делом были обвинения оппонентов в отходе от ленинских положений, в неправильном толковании указаний вождя революции. Лишь к концу 1980-х годов стали наблюдаться попытки осторожной критики некоторых положений марксизма-ленинизма, чаще всего в связи с освещением некоторых частных сюжетов. Вместе с тем, вынужденные работать в этих старых рамках историки старались и в их пределах поставить важные вопросы изучения нашего прошлого.

Так, стержнем советской историографии по-прежнему остается история Великой октябрьской социалистической революции и связанная с ней тема руководящей роли партии. Тема революции по существу являлась тем ядром, вокруг которого десятки лет формировалась вся проблематика исторических исследований. Правда, по мере накопления исторического материала, сдвигов внутри советского общества и на мировой арене идет определенное расширение и углубление подходов к изучению Октября. Тема революции дополняется изучением механизма формирования государства и органов самоуправления. Историки стали присматриваться к опыту установления советской власти на местах, роли народного творчества в формировании местных органов управления, взаимодействия тенденций, шедших в этом отношении сверху, от властей, и традиций народного самоуправления. Изучение революции стимулировало интерес к изучению становления советской государственности. Пристальное внимание снова привлекает процесс «триумфального шествия советской власти», под которым теперь понимается не только взятие власти, но включаются первые социально-экономические преобразования, образование новой государственности. Историки старались разрушить представления об идентичности революционных событий и первых шагов советской власти в различных регионах страны. Хотя в общих трудах продолжала утверждаться концепция о повсеместном двоевластии, однако в историографическую плоть уже вплетались факты утраты советами власти в ряде регионов, ставился вопрос о существовании и взаимодействии параллельных властных структур. Все это в конечном счете привело к сомнениям в гегемонии пролетариата в революции.

Появилась новая тема экономической политики Временного правительства. Новизна привычной «революционной» проблематики проявилась и в изучении истории мелкобуржуазных партий. Возникла дискуссия об опыте сотрудничества социал-демократов с мелкобуржуазными партиями. В этом контексте рассматривалась и партийная борьба внутри Советов. Правда, исследования на эту политически острую тему были написаны, как правило, с позиций предопределенности поражения мелкобуржуазных партий.

Через призму революции рассматривались практически все сюжеты отечественной истории. Когда в 1980-х годах наблюдается всплеск интереса к «белым пятнам» отечественной истории, к ее «забытым именам», то делалось это под флагом углубления марксистско-ленинского понимания исторического процесса.

Это видно и из анализа проблемы оценки международного значения октябрьской революции 1917 г. Здесь некоторые процессы были даже более наглядны, поскольку изучение этого сложного комплекса проблем не могло замыкаться лишь на внутреннее состояние советской исторической науки, а с необходимостью выходило за ее пределы, на международную арену.

К тому же эта тема имела отнюдь не только академический интерес, но и практический, что было связано со сложными процессами, происходившими в странах «социалистического содружества» и на мировой арене в целом. Она становится актуальной в связи с событиями в ГДР, Венгрии 1950-х годов, позже - событиями в Чехословакии 1968 г., в Польше в 1980-х гг., с распространением в мире идей «еврокоммунизма», теорий «конвергенции», «индустриального общества» и т.д. Советская идеологическая машина испытывала также давление и со стороны значительного числа своих союзников по мировому коммунистическому и рабочему движению, которые отстаивали свою точку зрения на принципы построения социализма применительно к особенностям исторического развития своих стран и регионов.

Однако, идя на некоторые частные уступки, советские идеологические структуры не меняли своих принципиальных подходов к оценке событий в мире. Это, естественно, влияло решающим образом и на соответствующие сегменты советской исторической науки.

Основой и практической деятельности советского государства, и всей идеологической составляющей советской модели социализма, и всех общественных наук, включая историю, оставался марксизм-ленинизм. Концепция истории, сложившаяся в 1930-е годы, приобрела фактический статус официальной доктрины и в таком виде просуществовала вплоть до событий 1991 года.