История развития корейской литературы
 Скачать 302.26 Kb.
|
|
Сюжетная проза на «Иду» в исторических трудах Наряду с прозой на ханмуне в Корее существовала, по- видимому, проза на Иду, о которой мы почти ничего не знаем. Сохранилось лишь несколько эпиграфических надписей. Это надписи на камнях, храмовых колоколах, статуях Будд, стелах в разные годы. Они кратки и содержат преимущественно деловые сообщения. Большинство надписей – буддийские. Особняком стоит выбитый на камне IX в. текст торжественной клятвы двух людей, которые дают обет соблюдать конфуцианский принцип преданности правителю, следуя добродетели и в век спокойствия, и в век смуты. В этой клятве фигурируют названия конфуцианских классических книг, которые, по словам приносящих клятву, дали им этические принципы отношений между людьми. Кроме того, известно, что Соль Чхон (VII в.) переложил на родной язык конфуцианские классические книги. Однако его произведения на иду, по - видимому, погибли рано. Наличие эпиграфических надписей, а также указания о существовании текстов на иду, которые содержатся в памятниках «Исторические записи о Трёх государствах» Ким Бусика и в «Событиях, оставшихся от времен Трёх государств» Ким Ирёна, дают основания полагать, что проза на иду была и конфуцианской и буддийской. Мы не знаем, как относилось к этой прозе государство, но несомненно, что корейский буддизм ею очень интересовался. В памятниках есть свидетельства того, что буддийский церемониал в Корее был многоязычным – содержал санкритские, китайские и корейские компоненты. По словам путешественника Эннина (IX в.), такая важная часть буддийского ритуала, как проповедь, произносилась на корейском языке. Записи Эннина говорят о том, что проповедь не была устной импровизацией. Её текст составлялся монахом - проповедником заранее, не позже чем за день, и вручался проповеднику – дублёру, который во время проповеди контролировал проповедника, зачитывая наиболее значительные фразы в толковании сутры по этому заранее сочиненному тексту. О том, что тексты такого типа существовали в X в. и в том, что они составлялись заранее самим произносящим или другими лицами – его помощниками, говорится в «Житии Кюнё». Тексты проповедей, к сожалению, до нас не дошли. Однако, как показали дуньхуанские находки, в это же время в понятие проповеди по сутрам включалось несколько жанровых разновидностей буддийской литературы. Они могли строиться по принципу толкования цитат из буддийских сутр, представлять связный рассказ, чередующий стихи и прозу, в них могли использоваться сюжетные эпизоды. Вполне вероятно, что и корейская буддийская проповедь представляла собой нечто подобное если принять во внимание не только общую близость буддизма обеих стран в то время, но и вполне определенное указание Эннина о сходстве корейских и китайских проповедей по сутрам. 3. ПОЭЗИЯ НА КИТАЙСКОМ ЯЗЫКЕ На всём протяжении развития корейской поэзии в ней существовали две ветви. Одна ветвь – это произведения на корейском языке в оригинальной национальной форме. Другая ветвь, стихи корейских поэтов, написанные на ханмуне. До нас дошли очень древние образцы таких стихов. Они так тесно связаны с историей создания, что их невозможно понять без обстоятельного пояснения: когда, кем, и по какому поводу они были сложены. Сохранилось четверостишие, сложенное в 17 году до н. э. Вот, что говорит предание о его появлении: «В государстве Когурё правил король Юри, после смерти жены он взял к себе двух наложниц Хва и Чхи. Женщины часто ссорились, каждая хотела завоевать большую любовь мужа. Однажды, когда король уехал на охоту, Хва выгнала кроткую Чхи. Узнав об этом, Юри пустился вдогонку за изгнанницей. Но ему не удалось уговорить Чхи вернуться, и, усевшись в тени дерева он пустился в грустные раздумья. Весёлая и мирная птичья семья растрогала его, и он сочинил экспромт: Золотые иволги Парами порхают, Мне же одинокому Не с кем возвращаться. (перевод Л. Еременко и В. Ивановой) «Песня желтых птиц» Хванчжога – незамысловатое четверостишие. Это стихотворение не было первым, и оно далеко не единственное, остаётся только сожалеть, что из-за войн, нашествий и пожаров до нас не дошло больше образцов корейской поэзии тех отдалённых времён. В I тыс. н.э. в Корее развивается поэзия на ханмуне. Этот процесс был неизбежным для корейской культуры, так как был связан с такими явлениями, как буддизм и государственность. Буддийский ритуал диктовал использование стихотворных произведений на санскрите и китайском языке, и это не могло не быть стимулом для появления отечественной поэзии, создавшейся по правилам китайской поэтики. О существовании в VII – IX вв. поэтических произведений, по-видимому, буддийского характера, упоминаются в «Житии Кюнё» (XI в.), где приводятся несколько имён корейских монахов, сочинявших стихи, которые были построены как ци и отшлифованы как пятисложные и семисложные. В этом же памятнике помещены 11 семисложных стихотворений автора X в. Чхве Хенгви, представляющих собой перевод цикла корейских поэтических произведений – Хянга – известного деятеля корейского буддизма X в. – Кюнё. Поэзия светская была связана с государственностью и с усилением государственной централизации, так как она всё более укреплялась на позициях «высокой поэзии», была призвана обслуживать сферу внешних отношений корейского государства. Свидетельством тому может быть пятисложная «Ода великому спокойствию» (650 год), посланная государыней Силла Чин Док танскому Гаоцзуну. Знание поэтической дальневосточной традиции и умение сочинять стихи были необходимы для людей, представлявших корейское государство за её пределами. Позиция поэзии на ханмуне крепнет по мере бюрократизации государства. Корейское феодальное государство требовало от чиновничества овладения конфуцианской ученостью и приобщения к дальневосточной поэтической традиции. Эта тенденция со временем вылилась в установление государственных экзаменов, на которых умение сочинять стихи приравнивалось к знанию конфуцианских классиков и известных историографических трудов. Развитию светской поэзии способствовало влияние поэзии Тан, интерес к которой в Силла был велик. Любопытные сведения об интересе корейцев к творчеству Бо Цзюй И, например, сообщает в своих дневниках Эннин. О постоянном внимании к танской поэзии говорят авторы «Жития Кюнё», «Исторические записи о Трёх государствах» и «Событий, оставшихся от времён Трёх государств». Они же сообщают имена корейских поэтов тех времён, названия их произведений, а иногда, приводят тексты стихов. Уже в этот период корейской литературы появляются поэты, заслужившие признание не только в Корее, но и за её пределами. Это Чхве Чхи Вон, Ким Каги, Ким Чиджан, Ким Нинджи, Чхе Вон и другие. Их стихи занесены в «Цюань танши». Поэтическое творчество Чхве Чхи Вона В настоящее время наиболее представлено творчество поэта IX в. Чхве Чхи Вона (псевдоним - Коун, (875 – ?). Чхве Чхи Вон долгое время учился в Китае, где и начал свою литературную деятельность. На родину Чхве Чхивон возвратился, когда государство Силла уже теряло своё могущество: центральная власть ослабела, в стране началась междоусобица. Чхве Чхивон оставил службу и удалился в буддийский монастырь в горах. Известны четыре сборника прозы и стихов Чхве Чхивона, но полностью ни один из них не дошёл до нас. Его стихи сохранились в сочинениях более поздних авторов и в «Цюань танши». Авторский сборник «Пахота кистью в коричневом саду» Кевон пхильгён считается первым авторским собранием стихов и прозы в Корее. Кроме того, сочинения Чхве Чхивона сохранились в антологии корейской литературы, созданной на китайском языке, - «Избранные произведения изящной словесности», составленной в 1478 г. Со Кочжоном, и в историческом труде Ким Бусика, в разделе «Разные записи», записаны пять стихотворений поэта, описывающие театральные представления в масках. В антологию «Избранные произведения изящной словесности» входят 29 стихотворений. Их большая часть не датирована. Одна из тем в этих стихах - стихи о тоске по родине, написанные на чужбине, например стихотворение «Осенней ночью в дождь», близкое по форме известному стихотворению Ли Бо «Думы о Родине»: Под осенним ветром декламирую стихи в тоске. В суетном мире мало истинных друзей. За окном – дождь в третью стражу. Перед светильником. думы о том, что - за десять тысяч ли. (перевод М. Никитиной и А. Троцевич) Сборник «Кевон пхильгён» был составлен в Китае. В него вошли произведения, написанные приблизительно с 881 по 885 г. Это – изящная проза (доклады трону, письма, описания, донесения и т.д.), два поэтических цикла и группа «Весенние стихотворения». Первый цикл «Семисловные стихи», состоит из тридцати стихотворений, представляющих тридцать различных видов «искусств», в которых описана духовная сила дэ, выдающихся сподвижников китайских императоров. В традиционном Китае и в Корее человек, в совершенстве постигший какое-либо «искусство», способен потрясти мир своим «умением», а его личность благотворно воздействует на окружающих. Например, стихотворение «Воспевание снега» посвящено поэту, который воспел снег. Искусное владение словом и есть проявление внутренней духовной силы, способной поддерживать гармонию мира. Пятицветной кистью сотворил цветы с шестью лепестками. В третий месяц зимы сложил стихи – и вот во всех четырех сторонах славят их. Впервые дал понять, что стихи лучше парных выражений. С этих пор благоуханной славой окутан дом Се. (перевод М. Никитиной, А. Троцевич) Стихотворение насыщено китайской поэтической образностью. Так, «цветами с шестью лепестками» называли снежинки. А в последней строке речь идет о поэте Се Хуйляне, который написал «Оду снегу». Второй цикл «Насвистываю мелодию луне, пою ветру» написан зимой 884г. на побережье в китайской провинции Шаньдун. Цикл состоит из десяти стихотворений, и в каждом из них описывается один из образов природы. Но эти стихи нельзя отнести к пейзажной лирике, так как природный феномен здесь соотнесен с размышлениями о месте человека в мире. Рододендрон Камень треснет – корень окажется в беде, и листья легко засохнут. Ветер с инеем вдруг ощутит – и сломается. Уже полно полевых хризантем – гордятся осенней красотой. Конечно же, восхищает сосна на скале, она сохраняет жизнь и в холоде. Можно пожалеть, что таящий аромат глядит лишь на синее море. Кто сумеет его пересадить к красным дворцовым перилам? Обычным травам и деревьям далеко до его особых качеств, Но, боюсь, дровосеки отнесутся к нему, как и к другим. (перевод М. Никитиной, А. Троцевич) Основной темой здесь является тема необычного цветка, символизирующего образ необычного человека, растущего в неподходящих условиях и непохожего на растения вокруг – хризантему, сосну. Им не вредят холода, а рододендрон – цветок весны и его место в ухоженном дворцовом саду. Группа весенних стихотворений написана весной 885г. и завершает сборник Кевон пхильгён. В ней восемь стихотворений, посвященных природе и чувствам человека, ищущего покоя. С этими настроениями связано появление темы вина: …Красота весны не находит во мне отклика и давно раздражает меня. Во хмелю ищу взглядом цветы старого сада на родине. (перевод М. Никитиной, А. Троцевич) Весна и перемены в природе в этой группе стихотворений, прежде всего связаны с восточным ветром и ожиданием встречи с родиной. Единственно сохранившееся от «Трёх времен» описание народных представлений содержится в стихах Чхве Чхивона о корейских танцах в масках. Смуты и междусобицы в стране дали поэту темы для стихов, в которых он описывает бедствия народа и мечтает о справедливых правителях, заботящихся о землепашцах: На закате стою, декламирую стихи, Думы мои бесконечны. Древние горы и реки (моей Родины) Охватываю одним взглядом. Правители, беспокоюсь о народе Отдаляют от себя пиры и веселья Полноводные реки, ветер и луна Принадлежат отшельникам. (перевод М. Никитиной, А. Троцевич) Чхве Чхивон был первым корейским поэтом, чье творчество сохранилось наиболее полно. Он в совершенстве владел искусством сочинения на китайском литературном языке вэньянь, жанрами китайской высокой поэзии и прозы, а также системой китайской поэтической словесности. Чхве Чхивон дал первые образцы пейзажной лирики в Корее. Его творчество в значительной мере определило дальнейшее развитие корейской поэзии на ханмуне. 4. ПОЭЗИЯ НА РОДНОМ ЯЗЫКЕ ХЯНГА Хянга в «Житии Кюнё» и в «Самгук юса» Одновременно с поэзией на ханмуне существовала поэзия на корейском языке, записанная способом иду. Корейская поэзия на родном языке выросла из народного песенного творчества. О том, что оно было разнообразным у племён, населявших корейский полуостров, говорят ранние корейские памятники. Они свидетельствуют о том, что песенное творчество играло огромную роль в жизни корейского общества не только в догосударственный период и переходную эпоху, но вплоть до начала правления династии Корё, когда существовало сильное бюрократическое централизованное государство, имевшее развитую литературу. Поэзия на родном языке сопровождала трудовой процесс, была неотъемлемой частью всех календарных праздников, к ней прибегали при заклинаниях во время болезней и стихийных бедствий. Эта её роль сохранялась и в те времена, когда о поэзии на родном языке можно уже говорить как о литературном факте (например, использование хянга в молении о предотвращении государственных опасностей в истории, помещённой в «Событиях, оставшихся от времён Трёх государств»). А литературным явлением она становится лишь тогда, когда обретает письменное выражение. Поэзия на родном языке носит общее название Хянга (т.е. «Песни родных мест») или Сэнэн норе или Санвэга («Песни Востока»). Этот термин употребляется для обозначения определенного типа поэтических произведений – так называемых десятистрочных хянга, представляющих явление, относящееся к VIII – X вв. Тексты хянга дошли до нас в «Житии Кюнё» (одиннадцать хянга) и в «Событиях, оставшихся от времён Трёх государств» (четырнадцать хянга). Поэзия на родном языке начинала играть все большую роль в буддийском церемониале, вытесняя не понятные слушателям санскритские и китайские стихи. Как свидетельствуют «Житие Кюнё» и «События, оставшиеся от времён Трёх государств» и путевые записи Эннина, этот процесс активизируется в IX – XI вв. Таким образом, одновременно с выдвижением на первый план поэзии на ханмуне в области светской, в сфере духовной шёл обратный процесс замены иноязычных текстов корейскими. Буддизм весьма заинтересованно относился к поэзии хянга. Из сохранившихся до наших дней имён поэтов, создавших хянга, большинство – буддийские монахи. Буддийским монахом был Тэго, один из составителей антологии «Свод поэзии древности» (888 г.), ныне утраченной. Тэго был известен как автор нескольких хянга. Те тексты хянга, которые дошли до нас, помещены в произведениях буддийских авторов. С буддийским ритуалом связаны и одиннадцать хянга выдающегося поэта Кюнё (917 – 973). Вот, например, одна из таких хянга: К этому многотрудному Миру Дхармы, к престолу Будды Я направляюсь И молю о дожде истины. Пусть он оросит поле, на котором возрастает всё живое, Где не могут пробиться побеги добра, Ибо, уходя глубоко корнями в заброшенную почву (Души живы), охвачены жаром страстей. И пусть настанет осень, когда ясна луна пробуждения И зреют плоды познания. (перевод М. Никитиной и А. Троцевич) Эти хянга были сочинены Кюнё по мотивам одной из популярных глав сутры «Хуаньцзин», с тем, чтобы во время обряда скандирования китайский текст заменялся корейскими стихами. В «Житии Кюнё» цитируется также предисловие, которое написал Кюнё. В нём Кюнё прямо говорит о том, что хочет использовать любимую народом поэтическую форму хянга, «средство развлечения людей в мире», для распространения среди мирян идей буддизма. Однако было неверно полагать, что вся поэзия на родном языке находилась в сфере буддизма. Во всяком случае, «Житие Кюнё», «Исторические записи» и «События» дают достаточно свидетельств тому, что в Корее существовала богатая небуддийская поэзия. Так, в «Событиях» сохранились переведенные на китайский язык четырёхсложным размером образцы архаической корейской поэзии. Среди хянга сохранились произведения фольклора, которые, видимо, являлись частью смешанных ранее эпических повествований, в которых проза чередуется со стихами. Это «Песня моря», «Песня Чхоёна», «Песня Содона», помещённые в «Событиях». В легенде о «Госпоже Суро» рассказывается о том, что она с мужем суджонским князем отправилась в путь. Они достигли берега моря и там обедали. Рядом была высокая скала. Наверху цвели растения. Госпожа Суро увидела их. Обратившись к свите, она сказала: «Кто сорвёт цветы и поднесёт мне?». Сопровождающие говорили, что невозможно. Мимо проходил старик, сорвал цветы, сложил песню и преподнёс её. Снова отправились в путь. Опять остановились у берега моря и обедали. Вдруг дракон моря схватил госпожу и ушёл в море. Опять по совету старика, люди собрались и пели «Песню моря»: Черепаха, черепаха отдай Суро! Утащить жену человека – большой грех Если заупрямишься и не отдашь, Закинем сети, изловим, изжарим тебя и съедим! (Перевод М. Никитиной) Дракон взял госпожу, вышел из моря и отдал ее. В легенде о «Чхоёнране», рассказывается о том, что Дух лихорадки влюбился в жену Чхоёна. Обернувшись человеком, он ночью пришёл в дом Чхоёна и спал с ней. Чхоён возвратился домой и увидел в своём ложе двоих. Тогда пропел песню: При ясной луне в столице До глубокой ночи гулял Вошёл, взглянув на ложе Вижу – четыре ноги Две ноги – мои, две – чьи же? С самого начала мои были, Но отобраны теперь. Как же быть? (Перевод М. Никитиной) Бес, ожидавший жестокой расправы, в благодарность пообещал Чхоёну не входить в дом, если увидит на двери светлый лик Чхоёна. Поэтому люди государства к воротам прикрепляют изображение Чхоёна, тем самым прогоняя зло и привлекая счастье. В легенде о Содоне рассказывается, что Содон – «ямсовый мальчик» – постоянно накапывал ямс, продавал и тем жил. Прослышав о том, что у силланского Чинпхён вана принцесса, по имени Сон Хва – красавица. Отправился он в столицу. Ямсом угостил детей на улице, сложил песню, научил детей, и они пели: Принцесса Сонхва Тайком замуж вышла Содона ночью обняв, уходит. (Перевод М. Никитиной) Песня детей наполнила столицу. Чиновники посоветовали спрятать принцессу, отослав её. Когда принцесса направлялась к месту ссылки, Содон предложил охранять её. Она согласилась. Тайно вступили в связь. Потом она узнала, что его зовут Содоном, и убедилась, что песня детей сбылась. По – видимому, уже в поздний период существования хянга развилась светская индивидуальная поэзия на корейском языке, несколько образцов которой уцелело. Это «Песня о хваране Чукчи», «Песня о хваране Кипча», «Песня о туе». Они свидетельствуют о высоком литературном уровне поэзии на корейском языке в IX – XI вв., а также о её связях с дальневосточной поэтической традицией. Все они представляют жанр десятистрочных хянга. В них легко прослеживается членение на три строфы. По композиционной структуре они также подчинены тройственному делению: в первой строфе тема задаётся, во – второй, она развертывается, в третьей – двухстрочной – содержится образ, который призван дать концентрированное выражение идеи стихотворения. Синтаксически последняя строфа оформляется как восклицательное предложение. Хянга «О Чукчиране» и «О Кипхаране» воспринимается как изъявление преданности ученика к учителю по конфуцианской традиции. Вот содержание одной из них: («Песня о Чукчиране»): Уходящей весной, Грущу и стенаю о том, что вас нет. Любимый некогда образ Разрушается и распадается. Хоть на миг бы Увидеть тебя О, Ран! Путь, который пройдёт Моя любящая душа, Разве таков, Чтобы забылся (Я сном) В полынном переулке. (Перевод М. Никитиной) Хянга «Песня о туе» включена в главку «Событий», - «Сим Чхун отказывается от должности», в которой рассказывается, что когда Хесо – ван (737 – 741 г.) пребывал ещё в резиденции наследника, он, играя в шашки с просвещённым мужем Синчхуном во дворцовом саду под туей, постоянно говорил: «Если когда – нибудь забуду тебя, то есть туя (которая напомнит о тебе) о верном вассале». Когда ван вступил на престол, он стал награждать подданных, а Синчхуна забыл, Синчхун обиделся и сложил песню, прикрепив её на дерево: Ты говорил: «Густая туя Осенью не вянет. Как же мне забыть тебя?» (А сам), обижаемый мною, (ко мне) переменился В старом пруду, где отражение луны Под набегающими волнами взбалтывается песок Вот точно таким, Как посмотрю я на тебя, - Мир и прибывает. Последняя строфа утеряна. (Перевод М. Никитиной) Хянга строится на противоположных двух образах: образ туи в первой строфе, - символ постоянства вассала; во второй строфе развивается мысль о непостоянстве государя, которая напоминает поэту приливные волны, поднимающие со дна песок, и которые воспринимаются поэтом как символ непостоянства мира вообще. Здесь мотив, чуть намеченный в конце первой строфе, развёртывается в зрительную картину. В светской поэзии на родном языке, также как и в буддийской, по – видимому, были авторские сборники. Чхве Хенгви в своём предисловии сообщает о том, что двумя поэтами Силла были переведены на китайский язык светские поэтические памятники: «Мелкий жемчуг и целая черепица» и «Ясная луна и свежий ветер». Речь идёт здесь, возможно, либо о каких-либо авторских сборниках, либо об антологиях. Поэзия на родном языке осознавалась в корейском государстве как высшая национальная духовная ценность, как предмет национальной гордости. Отсюда – стремление сделать её известной за пределами своего государства и результат этого – большая переводческая работа крупнейших корейских поэтов по переложению хянга в китайские стихи. По- видимому, иногда хянга пелись, а иногда скандировались или читались. Рифма в них, как правило, не использовалась. О поэтической организации хянга известно мало. Сохранилась формула хянга - три строки (или три строфы), шесть мён (знаков), которые до сих пор не удалось расшифровать. Во - всяком случае, как говорилось выше, поздние хянга состоят из трёх строф. Этот тип поэтических произведений оказал большое влияние на поэзию последующего времени. II. ЛИТЕРАТУРА КОРЁ (918-1392) В 918 году Ван Кон объединил враждующие царства, на которые распалась Силла в конце XIX века и основал новое государство и династию Корё, которая правила до 1392 года. Для данного периода характерна ориентация на Китай во внешней политике, внутренняя же политика определялась утверждением власти правителя, при этом поведение подданных должно было соответствовать конфуцианскому принципу отношения подданного к государю – «преданности». Так же этот период отмечен дворцовым переворотом в 1170 году и вторжением монгольских завоевателей в 1231-1232 годах. Политическая ситуация определяла и характер литературы: создание конфуцианского исторического сочинения «Исторические записи о Трех государствах» Ким Бусика и неофициальные исторические жанры яса и пхэсоль. Кроме того, образованное сословие, разочарованное в конфуцианских ценностях обратилось к своей национальной традиции. Так, в сочинениях писателей того времени сохранились образцы устной прозы и поэтического творчества, которые получили название песни Корёкаё. 1. ИСТОРИЧЕСКИЕ СОЧИНЕНИЯ В это время создаются значительные памятники исторической прозы. Известны исторические сочинения двух типов – конфуцианские и буддийские. «Житие Кюнё» Кюнё Чон Долгое время был известен лишь один памятник исторической прозы «Исторические записи о Трёх государствах» (1145) Ким Бусика. Однако, в ХХ в. было обнаружено «Жизнеописание Кюнё» - патриарха ведущей буддийской секты в Корее, - составленное Хёк Нёнчхоном в 1075 году. «Жизнеописание Кюнё» представляет собой буддийское житие. Основные принципы его, те же, что и в биографии из образцовой истории. Материал в нем подобран таким образом, чтобы можно представить значение деяния патриарха секты. Автор «Жития», поставил задачу дать полное жизнеописание Кюнё, т.е. охватить жизнь подвижника от рождения и до самый смерти, в то же время «выбирает важное», фиксируя лишь чудесное и выдающееся, характеризующее величественный образ подвижника. Особое внимание автора привлекают моменты дивного рождения и детства Кюнё, а также его смерть, которой сопутствовало чудо. Большинство мотивов произведения представляют собой сюжетные эпизоды легендарного или фантастического характера. Однако народу с ними в биографию введен и бесфабульный материал: рассуждения о произведениях Кюнё, его хянга, переводы их на китайский язык, выполненные Чхве Хэнгви, а также предисловия Кюне и Чхве Хэнгви к этим стихам. Связь между этими частями не носит фабульного характера, и поэтому произведение в целом является бесфабульным. «Житие Кюнё» построено главным образом по следующему принципу: автор группирует материал по главам, каждая из них посвящена определенной теме. Первая, вторая и последняя главы, повествующие о чудесном рождении, ученичестве и смерти Кюнё, еще как-то соответствуют хронологическому принципу изложения событий. Однако уже четвертая глава, рассказывающая о том, как Кюнё пытался покончить с расколом в современном ему буддизме в Корее, начинается с описания этого раскола, что представляет собой отступление от биографической линии изложения. В пятой главе говорится о сочинениях Кюнё. В шестой, снова в хронологической последовательности, рассказывается о совершенных Кюнё чудесах. Следующие две главы посвящены буддийской поэзии Кюнё на корейском языке и ее популяризации в Китае. Затем, возвращаясь к хронологическому принципу, автор излагает сюжетный эпизод о том, как Кюнё был оклеветан. В заключение автор дает собственную оценку величия Кюнё и высказывает свое отношение к нему. «Житие Кюнё» построен главным образом по тематическому принципу: автор группирует материал по главам, каждая из них посвящена определенной теме. В начале сообщаются фамилия и имя героя, его отца и матери. Затем следует чудесный эпизод, в котором говорится о вещем сне матери Кюнё до его рождения: с небес спустилась пара фениксов желтого цвета и вошла ей в грудь. Мать родила Кюнё, когда ей было шестьдесят лет. Лицом Кюне был уродлив, потому родители оставили его на улице. Явились две птицы и крыльями, прикрыли младенца. Кюнё, будучи еще в пеленках; любил читать «Аватама сака сутру» и не забывал ничего из сказанного отцом. Во второй главе, рассказывается о том, что Кюнё уходит от своего первого наставника Синхёна к другому учителю – ыйсун, обладающему большими знаниями в области буддийского учения, чем Синхён. В третьей главе рассказывается о сестре Кюнё – Сумён, крик новорожденной Сумён был ритмичен, как стихи, а когда подросла, проявила несравненную мудрость. Начиная с четвертой главы, повествуется о выдающихся деяниях Кюнё во славу буддийского учения, церкви и государства. В первом эпизоде описываются разногласия внутри секты Хваои и усилия Кюнё для устранения раскола. Второе деяние Кюнё: он исправил и привел в порядок труды своего отца, комментировавшего основные положения школы Хваом. Далее повествуется о том, как Кюнё успешно сдал государственные экзамены, которые только что были введены. В пятой главе перечислены труды самого Кюнё. В шестой главе объединены расположенные в хронологической последовательности эпизоды, в которых рассказано о необыкновенных деяниях подвижника. Ему ниспослано свыше умение исцелять больных, прекращать дожди, с ним связаны чудесные знамения. Весьма интересен с точки зрения использования художественного приема второй эпизод. В нем рассказывается о том, как корейский двор долго готовился к церемонии встречи китайского посла, но церемония все откладывалась из-за непрекращающихся ливней. Надо разыскать самого святого человека, чтобы тот совершил моление о предотвращении бедствия. Только Кюнё согласился на организацию церемонии. Когда он приступил к молению, тогда, как пишет автор, «громы и молнии прекратились в одно мгновение, ветер успокоился, небо прояснилась, взошло солнце». Государь был обрадован и потрясен. Почтил его девятью поклонами и осыпал милостями Кюнё, дал почетный титул, землю и слуг. В следующем эпизоде публичное признание святости и дивных способностей Кюнё происходит на собрании буддистов, где его называют седьмым перевоплощением ыйсана. Автор заставляет читателя как бы дважды переживать чудо – само по себе, и отраженное в восприятии свидетелей этого чуда. Следовательно, интенсивность воздействия на читателя, достигается различными приемами, а к середине жизнеописания возрастает. В седьмой главе цитируется целиком авторский сборник «Хянга» Кюнё, а в восьмой главе цитируется хянга Кюнё на китайский язык. Благодаря этим переводам, китайский император и его подданные смогли, прочесть хянга Кюнё, и он прослыл живым Буддой. Китайский император направляет посла, чтобы выразить почтение Кюнё. В девятой главе рассказано о том, что один завистник оклеветал Кюнё и государь усомнился в подвижнике. Во сне, Вану явился небожитель и предрек, что последуют дурные знамения, так как был напрасно заподозрен Будда и знамения последовали. Ван раскаялся и казнил клеветника. Далее говорится о том, что Кюнё при помощи хянга предотвращал бедствия, чинимые духами. В этой главе рассматривается деятельность Кюнё «на уровне небожителей и духов». В десятой главе описана кончина подвижника, которой предшествовал необыкновенный случай, подтверждающий, что Кюнё был перерождением одного из Будд. «Житие Кюнё» венчается послесловием, в котором автор дает собственную оценку личности Кюнё. Таким образом, принцип тематического нанизывания сочетается с принципом хронологической последовательности. Свойственный «Житию Кюнё» интерес к занимательным эпизодам, к различным чудесам характерен для буддизма и контрастирует с относительным рационализмом конфуцианской биографии. «Жития» состоят из глав, каждая глава замкнута в себе, что усиливает древность жизнеописания. Однако есть нечто объединяющее. Это нарастание пафосного звучания. В первых главах писатель дает торжественный настрой произведению тем, что обращается к эпическим традициям. С середины произведения он усиливает пафосное звучание, эмоциональная кривая жития идет вверх, до конца произведения и завершается панегирическим послесловием. Хёк Нёнчхон добивается впечатления единства произведения, все мешающее, (ссылки на источники, предыстории написания и пр.) вынесены за переделы глав, ничто не нарушает повествовательного потока. В «Житие Кюнё» дается идеализированный образ человека. Для памятника характерна прямолинейная идеализация героя, близкая по типу эпической. Герой сразу же предстает выдающейся личностью. Однако эпический характер образа выдерживается только в первых главах. Сохранить монолитный эпический образ через все жизнеописание было бы невозможно, и автор не ставит такой задачи. Составляя жизнеописание, Хёк Нёнчхон «выбрал важное», и это «важное» касалось только определенных аспектов деятельности Кюнё. Так, автора интересуют деяния Кюнё во славу буддизма. Чудеса, которые совершает подвижник, подчинены этой задаче. Не мало внимания уделено и отношению подвижника к государю и государству. В «Житие Кюнё» выделяются те события, в которых явными были заслуги Кюнё перед государством, как, например, эпизод с мнением о прекращении дождя. Подвижник ведет себя так, как положено подданному. Таким образом, житие буддийского подвижника отражает взаимоотношения подвижника с государем, которые укладывается в схему конфуцианских отношений между государем и подданным. В этом отразилось общее положение буддизма в корейском обществе, его подчиненное положение по отношению к государственной власти. Деяния в «Житие Кюнё» носят «официальный», торжественный характер. Эпизоды несерьезные, незначительные здесь не предусмотрены. Автор нигде не дает внешней характеристики героя. Единственная портретная деталь – это какое-то отклонение от нормы в его внешности. Уродство дало повод чудесным силам проявить заботу о необыкновенном младенце. Хёк Нёнчхона интересует общее – сущность человека. Общим здесь является то, что подвижник несоизмеримо выше других людей. Характеристика человека дается при помощи действий – чудес, выдающихся деяний. В жизнеописании нет психологических характеристик, попыток изображения внутренней жизни героя. Например, ничего не известно о психологическом состоянии Кюнё, когда он, будучи оклеветан, был затребован во дворец, для того чтобы понести наказание. Образ статичен. Кюнё не меняется с годами. Единственно, в чем можно видеть его развитие – это «рост популярности» святого от эпизода к эпизоду. Житие показывает тот высокий художественный уровень, которого достигла проза в XV в. «Житие Кюнё» не было единственным буддийским жизнеописанием, созданным в этот период. Его автор указывает, что до него неким Кан Юхёном на основе дворцовых записей было создано жизнеописание того же Кюнё. В этот период продолжалась и линия официальной историографии. В Корее создается официальное «бюро истории», а при нем должность по составлению истории государства «Камси Кукса». «Исторические записи о Трех государствах» Самгук Саги Ким Бусика Наиболее крупное историографическое произведение было создано Ким Бусиком (1075-1152) в 1145 г. «Исторические записи о Трех государствах» Самгук саги. Оно представляет собой «образцовую историю». В нем автор следует форме «Шицзи» Сама Цана (китайского историка, около 145-86 гг. до н. э.). Сходство заключается в том, что Ким Бусик написал не историю одной династии, а всеобщую историю корейских государств до середины Х века. Влияние сказалось еще и в названии книги: 58 год правления, весной, в дворцовом колодце вода вдруг стала переливаться через край, а у одного жителя столицы лошадь родила бычка с одной головой и двумя туловищами. Предсказатель сказал: «Вода вдруг переливалась через край, - значит, у великого государя внезапно будет благополучие. Теленок с одной головой и двумя туловищами, - значит, великий государь объединиться и решит присоединить Чипхан и Махан». Корейский труд состоит из 50 книг, которые делятся на четыре раздела: «Основные анналы» понги, «Хронологические таблицы» нёнпхё, «Разные трактаты» чапки, «Биографии» ельчжон. В памятнике изложена история трех государств – Силла, Пэкче, Когурё. Раздел «Основные анналы» имеет три части: Силла – двенадцать глав, Когурё – десять глав, Пэкче – шесть глав. В этих главах описано происхождение царствовавших домов каждого из трех государств и записи событий, которые произошли в каждом из этих царств со времени основания и до их объединения под властью Силла. В «Хронологических таблицах» (3 главы) помещены даты царствования государей трех царств. В разделе «Разные трактаты» (9 глав) даны описания географического положения страны, административной системы, ритуалов, музыки, одежды. Каждой теме посвящена отдельная глава. |