История развития корейской литературы
 Скачать 302.26 Kb.
|
|
1. Ранний период, начало которого теряется в веках, - до середины X в. От этого периода сохранилось менее всего памятников, остались лишь названия отдельных сочинений и некоторые фрагменты. На основании этих материалов можно предположить, что первый период характеризовался развитием исторической прозы. Это было время расцвета поэзии на родном языке и становление поэзии на ханмуне. 2. Литература Коре (918-1392). Первый период: середина X–XII вв. – период укрепления государственности и, как следствие этого в литературе преобладают конфуцианские идеалы. Создаются корейские литературные памятники исторической прозы. Второй период: XII–XIV вв. – период ослабления государственности. В литературе, как объект изображения выделяется частное лицо. Появляется ряд новых поэтических и прозаических жанров, рождается новый для Кореи вид прозы малых форм – пхэсоль. 3. Литература Ли (1392-1910). Первый период XV-XVI вв. Второй период XVII-XVIII вв. Третий период- XIX в. I. РАННЯЯ ЛИТЕРАТУРА. ПЕРИОД ТРЕХ ГОСУДАРСТВ И ОБРАЗОВАНИЕ СИЛЛА (до середины Х века) Корейская литература первого периода представлена в основном фрагментами. Судить о ней можно на основании косвенных данных и во многом предположительно. Корейская литература зародилась в первых веках нашей эры со времен образования первых государств и появлением письменной традиции. Формирование нового государственного образования или новой династии всегда сопровождалось периодом переустройств и перемен в духовной жизни, что естественно отражалось на литературе, жившей в русле этих перемен. Каждое время диктовало свои приоритетные темы и пристрастия к тем или иным жанрам. Поэтому традиционную корейскую литературу легче рассматривать по периодам, связанным со временем существования ранних государств, а затем – правления династий. 1. ЭПИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ Самая ранняя литература связана с появлением первых государств и формированием государственного устройства. От этого периода сохранилось менее всего памятников, остались лишь названия отдельных сочинений и некоторые фрагменты, включенные в исторические сочинения более позднего периода. На основании этих материалов можно предположить, что первый период характеризовался развитием исторической прозы. Исторические сочинения, рассказывая о появлении ранних корейских государств, на первый план выдвигают «основателя», который, как правило, имеет необычное происхождение и даже приходит из другого мира. Его задача – цивилизовать «неустроенную» территорию и «неорганизованный» народ. Герой-устроитель был главной фигурой преданий, рассказывающей об основателях государств. До наших дней дошли в основном тексты, включенные в записи корейских и китайских историков. Предания о чудесном рождении и необыкновенных деяниях основателей первых корейских государств записывались и сохранялись особенно тщательно, поскольку необычное происхождение и удивительные подвиги государей-основателей рассматривались как знаки «законности» их власти, данной им Небом. Дело в том, что тщательный подбор сведений этих знаков был в традициях конфуцианской историографии, в русле которой развивалась корейская историческая литература. Долгое время все фольклорные произведения с более или менее развитыми чертами индивидуального творчества существовали в устном виде. На протяжении столетий происходил естественный отбор фольклорного материала: шлифовались сюжеты и стиль. Исторические предания были живой традицией для ранней корейской литературы. На них опирались не только составители официальных исторических сочинений чонса, как например Ким Бусик, но и авторы неофициальных историй яса, в частности автор «Событий, оставшихся от времен трех государств» Ким Ирён, которые в своих трудах широко представили национальные эпические произведения, положившие начало возникновению прозаических произведений. Особенно значительное место занимают предания об основателе государства Когурё Тонмёне-Чумоне и предание об основателе государства Чосон Тангуне-Вангоме. У корейских преданий-легенд существует тесная связь с волшебными сказками, порой даже трудно определить, где кончается легенда и начинается сказка. А сказочный сюжет трудно определить от реальной истории страны. Вот почему в корейском фольклоре немало сюжетов об основателях древних корейских государств Чосон, Когурё, Силла. Мифические персонажи представляются как полуисторические-полулегендарные правители или герои Кореи. Предание о Тангуне Предание об основателе самого раннего государственного образования на территории корейского полуострова Чосон впервые упоминается в «Событиях, оставшихся от времен Трех государств» Самгук юса Ким Ирёна, а также, созданных в том же XIII в. «Рифмованных записях об императорах и государях» Ли Сынхю. До этого лишь в одном из вариантов «Истории Вэй», составленной в IV - V вв. н.э., упоминается имя Тангуна. Однако нет оснований считать, будто этот миф, в основе которого лежит архаическое представление о рождении прародителя, сложился позже других. В «Самгук юса» запись лаконична, в ней названы главные действующие герои, но их функции и деятельность не развернуты. «В древних записях сказано: был когда-то Хванун, сын Хванина (так звался Индра, Повелитель Небес). Замыслил Хванун жить среди людей, и не раз хотел он опуститься на землю. Узнал о его замысле Хванин и решил, что много пользы доставит Хванун людям. Он высмотрел на земле высокую гору о трех вершинах по имени Тхэбэк, вручил сыну три небесные печати и послал его управлять людьми. Спустился Хванун на самую высокую вершину Тхэбэка с трехтысячною дружиной – там, где священное дерево – жертвенник духам. С тех пор и называют это место Обителью духов и величают Хвануна владыкой небесным. Хванун повелевал духами Ветра, Дождя и Туч, указывал сроки всякому злаку, ведал людскими судьбами, исцелял хвори, отмерял наказания, учил отличать добро от зла. Словом, вершил он делами каждого из трехсот шестидесяти дней годовых, наставлял людей на путь истинный в этом мире. Обитали тогда в одной пещере медведь и тигр. Они часто молились Хвануну, чтобы он превратил их в людей. Тогда дал их Хванун по стебельку полыни и двадцать чесночин и велел им съесть их и не показываться на солнце сто дней. Но тигр не выдержал испытания и не смог стать человеком. А медведь через сто дней превратился в женщину. Долго не было у нее мужа. Приходила она к священному дереву и молила духов о ребенке. Тогда обернулся Хванун человеком и взял ее в жены. И родился у них сын, и назвали они его Тангуном. В год Тигра, на пятидесятом году царствования китайского правителя Яо. Тангун основал столицу в Пхеньянской крепости, а страну назвал Чосон. Затем перенес он столицу в Асадаль, что у горы Пэгаксан и правил страной полторы тысячи лет. Взойдя на престол в год Зайца, чжоуский Хуван пожаловал Цзи-цзы земли в стране Чосон. Тангун перенес столицу в Чандангён, воротился в Асадаль, а затем покинул мир людей и сделался горным духом. Было ему в ту пору тысяча девятьсот восемь лет. Следует обратить внимание на несколько моментов, которые могут раскрыть мифологическую основу предания. Во-первых, небесный персонаж спускается с неба на гору и организует жизнь людей. Названный сыном Индры – ведийского божества, ведающего грозой, - он тем самым подчеркивает влияние буддийского учения, при распространении которого положительные корейские божества получали имена ботхисатв. Несомненно, Индра заменил здесь некое корейское архаическое верховное божество, подлинного имени которого мы восстановить не можем. Ясно также, что верховный владыка послал на землю своего сына и вручил ему три небесные печати. Думается, что и эта деталь явно более позднего происхождения. В Китае, а потом и в других странах Дальнего Востока, печать считалась символом государственной власти, но, например, ни в одном древнекитайском мифе о печатях не упоминается – это реалия более позднего времени – периода развитой государственности. Также упоминается, что он повелевал духами Ветра, Дождя и Туч, подчеркивая этим свое божественное происхождение. Кстати, в иероглифическом тексте Ирёна «помощники» сына Небесного владыки получили китайские наименования, что, скорее всего, связано с тем, что автор «Самгук юса» просто заимствовал некорейские, но привычные обозначения из древнекитайских памятников, скрыв за иероглифическими знаками имена древнекорейских богов. Во-вторых, женой Хвануна становится медведица Уннё, прошедшая через тьму страданий и превратившаяся в человека. И от этого брака рождается герой – Тангун, как порождение союза земли и неба. Корейская мифологическая традиция выдвигает на первый план гармоничное соединение двух противоположных начал, которое и порождает героя-устроителя, то есть в результате устанавливается гармония. Этот отрезок предания дает почувствовать дыхание первобытной мифологии, измененной в соответствии с историческим развитием общества. В архаических преданиях большинства народов, звери легко меняют свой облик и превращаются в людей. Далее в миф введен исторический контекст – время правления Тангуна соотнесено с царствованием образцового императора Яо, время правления которого относится к третьему тысячелетию до нашей эры. И только затем появляется Цзи-цзы, которого китайская историческая традиция называет основателем государства Чосон, т.е. в сочинении Ирёна ему отведена вторичная роль. А Тангун просто устраняется от человеческих дел и возвращается к своей исконной природе, став горным духом. Предание об основателе государства Когурё Тонмёне-Чумоне Самые ранние тексты этого предания упоминаются в китайских источниках, а самый ранний корейский текст записан на стеле государя Когурё Квангетхо-вана (V в. н.э.), эти записи лаконичны. Развернутое сюжетное повествование об основателе Когурё содержится в «Исторических записях Трех государств» Самгук Саги Ким Бусика и поэме Ли Гюбо «Тонмён-ван». В четвертой луне Небесный государь послал своего сына на землю, который в сопровождении большой свиты, спустился на гору Унимсан. Утром он выслушивал дела царства, а вечером возвращался на небо. В реке обитало Божество реки. Было у него три дочери. Однажды, когда они вышли из реки на прогулку, государь заметил их и решил одну заполучить в жены, но девушки, увидев его, испугались и ушли в воду. Тогда он нефритовым кнутом на земле нарисовал медные хоромы, и они тут же воздвиглись. В покоях расстелили циновки и поставили чаши с вином. Девушки вошли в покои и принялись угощать друг друга, а когда государь попробовал их поймать, ему удалось задержать только старшую. Божество реки, узнав об этом, разгневалось и потребовало от государя обряда бракосочетания. Сын Небесного государя вместе с дочерью Божества реки отправился в подводное царство. Пройдя через испытания, которые сотворило Божество реки, сын Небесного государя одержал победу и убежал из подводного царства, оставив там дочь речного божества. За непослушание отец велел вытянуть губы дочери так, чтобы она не могла разговаривать, и отправил ее на дальнее озеро. В тех краях правил государь Кымва. Однажды он поймал неизвестного зверя, оказавшегося дочерью Божества реки и женой сына Небесного государя, о чем она сообщила после того, как ей обрезали губы. Тогда Кымва поселил ее в отдельном дворце. В ее лоно проник солнечный луч, она зачала и родила яйцо. Государь испугался и велел его выбросить, но яйцо стали охранять птицы и звери, и тогда Кымва велел вернуть его матери. В конце концов, яйцо раскрылось, и родился необыкновенный мальчик. Ему дали имя Чумон. Чумон обладал большими способностями и за это его невзлюбили сыновья государя. Тогда государь послал пасти его коней. Чумон решил бежать и основать свое государство. В царском табуне он выбрал коня и вместе с тремя товарищами бежал. Оторвавшись от погони, Чумон нашел новые земли, состязался с правителем тех мест и утвердился в качестве государя. Осенью в девятой луне государь поднялся на небо и больше не вернулся, его нефритовый кнут наследники похоронили в горе. Предание у Ли Гюбо имеет развернутый сюжет и четко делится на две части: в первой встреча - сына Небесного государя и дочери Божества реки, во второй – описание необыкновенного рождения деятельности героя-основателя государства Когурё. Как и в первом предании, сын Небесного государя спускается на земле вершить людские дела и встречает земное сказочное существо. Но в отличие от предания о Тангуне здесь ситуация имеет более развернутый характер, осложненный множественными эпизодами и второстепенными героями. В ситуацию включается «местный царь» Кымва, помогающий речной деве избежать наказания. И далее повествование возвращается к основной сюжетной линии – брачному соединению небесного и земного персонажей – как проникновение солнечного луча в лоно дочери Божества реки. Таким образом, обосновывается необыкновенное рождение Тонмёна. Путь героя от появления на свет до основания им нового царства осложнен множественными эпизодами-препятствиями. Став государем, Тонмён умирает, уходит в гору. Также как и предание о Тангуне, время жизни Тонмёна введено в исторический контекст. Оба предания об основателях государств построены по схеме взаимоотношений небесного и земного персонажей, определяющих состояние мира: мир пребывает в хаосе до встречи антагонистических персонажей, и только их соединение приводит существующее в состояние гармонии. Появление устроителя, его внутренняя сила устанавливает новое начало, преобразующее хаос в космос, и в основе решения конфликтов оказывается не идея борьбы с противником, а гармоничное соединение двух противоположных начал, дающих новое рождение. Быть может, поэтому в произведениях традиционной корейской нет активных борцов, только пассивные обладатели благородных качеств. Эпические тексты дают возможность понять, каким в древности видели мир и как мыслили поддерживать в нем гармонию. В этих текстах заложены культурные представления народа, которые не исчезают со временем, а продолжают жить, в частности, в литературных произведениях. 2. ПРОЗА НА КИТАЙСКОМ ЯЗЫКЕ Исторические сочинения и стела Квангэтхо-вану Проза на ханмуне, по–видимому, является наиболее ранним видом корейской литературы. Исторические сочинения этого периода,- яркое тому подтверждение. По свидетельству историографа XII в. Ким Бусика, в Силла в 545 году была составлена «История царства», в Пекче в 372 году – «Документальные записи», а в Когурё в 372 году – «Записи о прошлом». Эти памятники не сохранились, также не дошли до нас и более поздние исторические произведения: Когурезское «Новое собрание» (VII в.), сокращенная история, созданная на основе «Записи о прошлом», исторические произведения Пекче «Летописи Пекче», «Новый свод Пекче». По свидетельству поздних авторов, в эпоху Силла также существовали исторические памятники – «Древние записи Трёх хан», «Древние записи восточных пределов», «Древня история Силла». В нашем распоряжении нет сочинений исторической корейской прозы до XI в. в полном виде. Однако приведенные выше названия произведения, фрагменты, дошедшие в сочинениях более позднего времени, а также тот факт, что в XI – XIII вв. уже существовала вполне сложившаяся корейская литература, позволяет предположить следующее: в Корее в первом тысячелетии была развитая историческая проза на ханмуне, давшая, в частности, образцы биографического жанра. Эта традиция была настолько сильной, что корейцы осознавали свою житийную традицию как отличную от китайской. Существовал специальный термин ханджон («отечественные жизнеописания»), которые, по мнению некоторых корейских исследователей, употреблялся как общее наименование корейских жизнеописаний, в противоположность понятию «китайские жизнеописания». Авторские сборники биографической прозы, видимо, в это понятие не включались. Они появились сравнительно поздно в VII – IX вв., и принадлежали прославленным авторам Ким Демуну и Чхве Чхивону. Сочинения «Разные силланские биографии» и «Биографии высших священников» Ким Демуна и «Жизнеописания министров и монахов» Чхве Чхивона в полном виде до нас не дошли, однако их названия, косвенные указания других источников, а также сохранившиеся фрагменты говорят о том, что это были сборники буддийских житий и сборники светских жизнеописаний. До наших дней сохранились официальные надписи на камнях. Одна на стеле, посвященная государю Когурё Квангетхо-вану (395 – 410), установленная в 414 году. Этот памятник относится к памятникам на камнях – Пи, которые представляли к тому времени особый вид традиционной биографической литературы, распространенный в странах Дальнего Востока. В надписях на камнях прославлялись и увековечивались добродетельные деяния того человека, в честь которого воздвигнута стела. Составление надписи на камнях требовало таланта историка. Как и во многих биографиях, в этой надписи во вступлении излагается родословная Квангетхо - вана, начиная с легендарного основателя рода – Чхумо. Тут же дается общая характеристика правления Квангетхо-вана как идеального государя: во времена его царствования государство стало богаче, урожайные годы следовали один за другим, каждый человек был занят своим делом, всюду царили мир и покой, даже описываются военные подвиги и государственные деяния Квангетхо - вана. Как и во многих биографиях из «образцовых историй», материал излагается в хронологической последовательности. Вторая надпись «Модору», датированная рубежом IV – V вв. относится к типу надписей, связанных с погребением. Это муджи – могильная надпись, которая вырезалась на камне и ставилась перед могилой. Такого типа надписи также составлялись в биографической форме. Описания деяний государя и переработка фольклорного материала в надписях на камнях даны в стиле конфуцианской традиции, которая, очевидно, уже утвердилась в то время. Она также была свойственна, если судить по оставшимся фрагментам, упомянутым выше историческим произведения, её унаследовала и позднейшая корейская историография. Таким образом, самые ранние произведения, которые дошли до нас – это эпиграфические памятники, близкие к биографии из «образцовых историй». Уже в этот период в литературе формируется нормативный характер образа человека. Конфуцианская мысль делила людей на условные типы в соответствии с тем, как они выполняли те или иные обязанности по отношению к другим как члены семьи, государства. Поэтому историки включали в биографии человека только то, что характеризовало его в отношениях к другим как представителя данного типа – государя, чиновника, преданного сына, добродетельную жену и т.п. Определяется и специфический подход исторической литературы к своему материалу, в частности к фольклору. Используя фольклор как источник для исторического труда, конфуцианская традиция делила его сведения на «достоверные» и «пустые». Материал устного творчества должен был иллюстрировать и подтверждать авторские оценки событий и исторических лиц, при этом нередко фольклорное произведение расчленялось и утрачивало сюжетность. Не меньшую роль, чем конфуцианство, в становление ранней корейской литературы сыграл буддизм. Проникнув на корейский полуостров из Китая, в первые века нашей эры, он был государственной религией корейского государства с IV до XIV в. и определил специфику многих отраслей корейской культуры. Позиции буддизма особенно усиливаются в VII – IX вв. На корейскую почву были перенесены буддийский канон, различного типа комментаторские сочинения, иногда апокрифическая литература. Рождается и собственная комментаторская буддийская традиция, а затем появляется богатая философская литература, созданная корейцами. Существовали постоянные связи корейского буддизма с различными буддийскими сектами других стран. Так, с VII в. поддерживался постоянный обмен литературой между ведущей корейской сектой – Хваом и сектой Хуаянь. Многие корейские монахи совершали паломничество в буддийские монастыри в Китае, а некоторые - даже в Индию. Имя одного из них Хе Чхо (VII в.), осталось в истории не только как имя проповедника буддизма, но и автора сочинения «Хождения в пять индийских княжеств». Этот труд не сохранился; благодаря находкам в Дуньхуане он известен лишь в сокращенной переработке автора начала IX в. Насколько можно судить, по дуньхуанской рукописи, это было прозаическое сочинение, в котором отдельные сообщения подчинены не временной, а пространственной последовательности; дается описание путешествия. В текст дуньхуанской рукописи вкраплены пятисложные стихи. Однако трудно сказать, принадлежат они самому Хе Чхо или тому, кто переработал его произведения. |