История развития корейской литературы

• Название: История развития корейской литературы
• Дата: 03.05.2023
• Размер: 302.26 Kb.
• Имя файла: 021.docx
• Тип: Учебное пособие; #1105522
• страница: 8 из 15

II. ПРОЗА И ПОЭЗИЯ НА КИТАЙСКОМ ЯЗЫКЕ

 

В XV – XVI вв. несмотря на введение корейской письменности и появление поэтических произведений на ней, языком художественной прозы еще почти на эти два столетия оставался исключительно ханмун.

Поэзия на родном языке, сиджо, обращается к внутреннему миру человека, то же самое происходит и в поэзии на китайском языке. В XVI в. в литературе появляются имена женщин - кисэн представильниц высшего сословия. Их стихи знают, обсуждают и оценивают известные мастера слова. Хван Чини, например, (о ней уже шла речь в разделе, посвященном сиджо) прославилась и как искусная сочинительница стихов о любви и природе, написанных на китайском языке. Рядом с ней творила Ли Керан (1573-1611), известная под именем Мэчхан, которая писала стихи о своих чувствах, о судьбе и переживаниях кисэн. Например, стихотворение «Подношу пьяному гостю» Чын чхвигэк:

Пьяный гость

Схватил меня за шелковую кофточку,

Шелковая кофточка

Порвалась под его рукой.

Не жалею

О порванной кофточке из шелка

Боюсь лишь,

Что любви пришел конец.

(перевод А. Троцевич)

Поэтессой и художницей была Син Саимдан (1504-1551) – жена сановника и мать философа-неоконфуцианца, поэта Ли И. Особенно прославилась Хо Чхохи (1563-1589), известная под именем Нан Сор Хон. Каждое ее стихотворение, реальная страница ее жизни.

В женских стихах на китайском языке представлен индивидуальный мир поэтесс, кисэн занимает гостей и бережет любовь, чувства благородных дам отданы семье и картины природы, которой посвящены стихи тоже связаны с личными переживаниями женщин.

В прозе все большую роль играют сюжетные жанры. Появляется вымышленный герой, который изображается в частной жизни, подчас - в подчеркнуто бытовой ситуации. При этом обыденное показано в ней как отклонение от нормы. Необычного героя изображают в житейской ситуации, либо наоборот, заурядных людей помещают в необычную обстановку: изолируют от привычных связей. Столкновение «низкого» и «высокого» часто рождает комический эффект. В прозе преобладают малые формы, прежде всего короткая новелла в сборниках пхэсоль.

Наиболее значительными прозаиками в XV – XVI вв. были Со Годжон, составитель «Восточного изборника» (в 130 – ти томах), включавшего лучшие образцы поэзии и прозы на ханмуне с периода Силла до начала правления династии Ли, автор сборников «Записки о знаменитых каллиграфах», «Рассказы годов мира и благоденствия» и «Заметки о стихах корейских поэтов». Сон Хён (1439 - 1504), автор сборников «Разные рассказы Ёнджэ», «Рассказы Ёнчхона, написанные в уединении». О Сукквон, издавший «Смешные записки пхэгвана». Так, в бытовой обстановке действует герой, человек, по каким – то признакам отличающийся от обычных людей: это или слепой, или он занимает особое положение в обществе - буддийский монах, вдова и т.д. Из – за своей ущербности, герой воспринимает мир иначе, чем нормальные люди. Острота ситуации и комический эффект в новеллах достигаются столкновением героя, с обыденностью. Например, человек хочет втайне от жены провести время с красоткой, но он слепой и, сам того не ведая, развлекается с собственной женой.

Героиня новеллы, как правило, вдова, чаще веселая вдовушка, ищущая любовных приключений, старающаяся выгодно выйти замуж. Ее партнер, обычный в любовных утехах буддийский монах, выступающий в новелле в бытовой, приземленной обстановке, т.е. не на своем месте. Поэтому часто он становится объектом насмешки, он хочет встретиться с красивой вдовой, посылает ей подарки, но служка обманывает его, и вместо приятного вечера ему достаются побои. Служка – обманщик, плут – также постоянный персонаж в новеллах о монахах. Собственно, комизм новеллы рождается из столкновений изобретательности служки с неповоротливостью монаха. Возможно, истории о том, как служки дурачат монаха, и были одними из первых образцов плутовкой новеллы.

Для пхэсоль XV – XVI вв. характерно не только стремление изобразить обыденное, но и желание подчеркнуть в обыденном «низкое». Темой новелл становятся утехи распутных монахов и вдов, а источником неприятностей дурной желудок. Интерес к интимной стороне жизни выражается таким образом, в простонародной грубой форме.

Рассказы пхэгванов были уже достаточно богаты изобразительными средствами, чтобы можно переходить к более широкими повествованиям.

 

Творчество Ким Си Сыпа (1435-1493)

 

Ким Си Сып – (псевдоним Мэ Вольдан), родился в Сеуле в аристократической семье, но уже в ранней молодости порвал со своим классом и всю жизнь провел в скитаниях по стране. Он был автором многих стихотворений, наиболее интересными и значительными из них были «Жалобы земледельца», «Страдания крестьян, живущих в горах», в которых он поведал о тяжелой доле народа.

Однако Ким Си Сып более известен как прозаик, ибо по существу он явился родоначальником новеллы в корейской литературе. До него прозаические произведения многих авторов представляли собой большей частью обработки распространенных в народе устных рассказов. Сочинения Ким Си Сып основаны на его творческой фантазии. Писателю принадлежит несколько томов новелл, из которых в настоящее время сохранился лишь один том, - «Новые рассказы на горе Кымо».

Старинное предание рассказывает, что рукопись сборника была замурована писателем в стене и найдена через много лет после его смерти. Он попала в Японию и там впервые была издана в 1653 году. В XVII – XVIII вв. японцы Мисима Насаку и Оно Кояма написали к сборнику комментарии, затем он стал известен в Корее и в последние годы не раз издавался в КНДР в переводе на современный корейский язык с комментариями.

В 1378 году, почти за девяносто лет до того, как Ким Си Сып поселился на горе Кымо, в Китае писателем Цюй Ю был составлен сборник «Новые рассказы у догорающей лампы». Хотя сборник был продолжением уже устоявшейся традиции танской новеллы, у читателей и литераторов того времени он вызвал большой интерес. Первое ксилографическое издание новелл Цюй Ю попадает в Корею и вскоре перепечатывается там.

Ким Си Сып познакомился с новеллами Цюй Ю в то время, когда они, по – видимому, как безнравственные, были запрещены в самом Китае. Поэт написал к сборнику своего предшественника стихотворное послесловие. «Новые рассказы» показались ему «прекрасными, как весенние цветы, и изменчивыми, как очертания облаков». Ким Си Сып сравнивает прозу Цюй Ю с шедеврами китайской классики. Словом «Новые рассказы» так захватили его, что он сам написал новеллы на эти сюжеты (явление обычное для всех средневековых литератур) и назвал свой сборник также «Новыми рассказами», как бы солидаризируясь с автором запрещенной в Китае книги.

Произведения Ким Си Сыпа проникнуты буддийской идеей непрочности земных радостей и тщетности стремлений человека к счастью. Это новеллы фантастические. Их герои попадают в сказочный мир: подводное царство («Пир во дворце дракона»), в царство властителя ада Ямараджи («О земле Намёмбу») – или наслаждаются счастьем с красавицей, которая оказывается феей или духом умершей («Игра в ют в храме Манбок», «Развлечение в беседке Пубёк»). Царство дракона и царство властителя ада полны удивительных вещей, и даже государь здесь правит мудро и справедливо. Человек, на краткий миг, переселившийся из несправедливого мира в царство необычного, не в силах больше вести прежнюю жизнь, он становится отшельником, либо умирает.

Герои Ким Си Сыпа стремятся к эстетическому наслаждению, но их мечты сбываются только во сне. В новелле «Развлечение в беседке Пубёк», герой встречает совершенную женщину, но она оказывается феей, а его счастье – всего лишь кратким мгновением сна. Лян из новеллы «Игра в ют в храме Манбок» получает в жены красавицу. Радость его безмерна, но прекрасная жена оказывается духом умершей, ее дом – зарослями чертополоха, и счастье Ляна – так же призрачно, как и счастье героя первой новеллы.

Новелла «Юноша Ли посмотрел через забор» рассказывает о любви в обычном мире. Но для того, чтобы показать счастье героев, автор изолирует их от привычных связей. Девушка Цой живет вдвоем со служанкой в уединённом павильоне, в саду, вдали от родителей и домочадцев. Цой, здесь – та же красавица – фея, которая на короткое время озаряет жизнь юноши. Счастье оказывается недолгим. Красавица гибнет, Ли отдаляется от людей и умирает.

Конечно, корейский писатель лишь отталкивался от существующей и полюбившейся ему литературной традиции. В одних случаях он брал из нее больше, в других меньше.

Рассказ «Игра в ют в храме Манбок» навеян, по – видимому, новеллой «Женщина в зеленом платье» из книги Цюй Ю. Это заметно по общей схеме сюжета – встреча юноши, рано лишившегося родителей, с девушкой – духом; совпадают и концы рассказа, герой не женится вновь, а уходит в первом случае в монахи, во втором, в далекие горы. Но гораздо больше у этих новелл различий. Прежде всего, различны характеры персонажей. С «кощунственной» смелостью герой Ким Си Сыпа предлагает Будде сыграть с ним в кости и выигрывает у самого божества. Вольнодумие Ким Си Сыпа - буддиста вырастает здесь в пафос, сообщающий значительность земному человеку. Героиня Цюй Ю – простая служанка, героиня Ким Си Сыпа – добродетельная, с твердой волей, девушка – дух, погибшая во время нападения на Корею японских пиратов, в несчастье она отважно обращается к Будде за помощью. Отличие корейской новеллы и в том, что ее автор вкладывает в нее буддийскую мысль об иллюзорности всякого счастья, о непрочности земного бытия.

Действие новеллы «Юноша Ли посмотрел через забор» происходит на фоне драматических событий на корейском полуострове в годы восстания «Красных повязок». В 1351 году большинство провинций Китая охватило пламя крестьянской войны. В 1358 – 1359 гг. крестьянская армия напала на государство Корё. Были разграблены столица Корё - Когён (ныне Кэсон), Пхеньян и другие города. Трагедия страны стала испытанием и для Ли и Цой – главных персонажей новеллы. В названии ее использована предшествующая традиция: новелла танского поэта Юань Чженя (779 - 831) «Повествование об Ин - ин» рассказывается о студенте Чжане, который перелез через стену в сад к полюбившейся ему девушке. На этот сюжет писали многие литераторы, в том числе и Цюй Ю. Одинаково звучащие имена, стена (важная деталь в развитии сюжета) и другие штрихи указывают на знакомство Ким Си Сыпа с первоисточником, но действие и танского автора и у Цюй Ю развивается в мире людей, а Ким Си Сып уводит читателей в мир, где действуют и люди и духи. Корейский новеллист вновь подчеркивает свою мысль о том, что счастье недолговечно и больше похоже на мираж, чем на истинную жизнь.

В этой новелле есть еще один важный момент. Деятельное начало в ней, принадлежит девушке. В отличие от слабовольного Ли, не осмеливающегося пойти против родительской воли, Цой твердо заявляет: «Государь мой, хоть я и женщина, но в сердце моем нет страха. Отчего же вы, мужчина, такой робкий? Что же, если пойдет, недобрая молва и нас осудят родные, я одна буду за все в ответе». Эти слова были вызовом конфуцианской морали, которая требовала от женщины лишь повиновения – до замужества отцу, потом мужу, а во вдовстве сыну. Цой погибает, предпочтя смерть поруганию. Она не только хранит верность возлюбленному, но полна и гордым патриотическим чувством, любовью к родным местам, которые не захотела оставить.

Новелла «Развлечение в беседке Пубёк» имела своим прототипом «История о Тэн Му, который пьяным бродил по садам Цззюй - Цзин» из сборника Цюй Ю. Только если у Цюй Ю суть новеллы в любви девы – духа, то Ким Си Сып, отталкиваясь от сюжета Цюй Ю, создал произведение философское и гражданственное – новеллу - раздумье о судьбе своей земле. Герой новеллы видит развалины древней столицы первых правителей Кореи и слагает стихи о былом ее величии и о том, что мудрые государи навсегда, к сожалению, поселились на небе.

Новелла «О земле Намёмбу» - это философское произведение, написано в форме беседы студента – конфуцианца Пака с властителем ада Ямараджи. В ней земной герой конфуцианец верит лишь в разумное начало устройства вселенной и государств. И самое удивительное, что властитель ада разделяет его взгляды, восхваляя Конфуция как мудреца, победившего ересь разумом, в отличие от Будды Гаутамы, который, по его словам, «тщится устранить ересь с помощью ереси». Таков, по всей вероятности, и взгляд самого автора. Вольнодумные и передовые для своего времени, мысли Ким Си Сыпа направлены против мистики, против обрядности религиозного буддизма и шаманистских верований, еще живших в народе.

Отрицая иной мир, вне земли Ким Си Сыпа вместе с тем рисует в последней новелле яркую, веселую картину пира в подводном дворце царя драконов, призвавшего к себе из мира молодого ученого и поэта для того, чтобы тот сделал изящную надпись на новых царских чертогах. На Дальнем Востоке издана славилось каллиграфическое искусство и почитались люди, умевшие слагать стихи и красиво писать иероглифы. В окруженной морем Корее, слагалось много сказок о людях, попадавших в подводный дворец царя драконов. Но герои этих простых повествований были, как правило, рыбаки, а не ученые. В новелле Ким Си Сыпа как бы сочетаются две традиции, литературная - восходящая к новеллам на вэнъяне, и фольклорная, тянущая нити к рыбацкой сказке. Первая, дала поэту сюжет (поездка ученого к дракону). От народной сказки Ким Си Сып взял, видимо яркость красок, чисто народную стихию веселья и удали, особенно проявившихся при описании плясок в водяном царстве.

В новеллах Ким Си Сыпа язык прозы писателя поэтически совершенен. Особую четкость придает ему параллелизм и ритмическая организация фраз, передающая патетику речи героев, - то совершенство их облика, то волнующую красоту или величие пейзажа.

Итак, У Ким Си Сыпа буддийский взгляд на мир: земные радости мимолетны и нереальны, а потому не имеет смысла и стремиться к ним. Следует добавить, что в занимательных историях, рассказывающих о путешествиях героя в иные миры, где правят мудрые правители и отношения к подданным построены на справедливых началах, кроется и политический намек – несогласие автора с методами правления «узурпатора» Сечжо.

 

Творчество Лим Дже (1549-1587)

 

Стремление устраниться от социальной жизни было связано не только с погружением в сферу частных интересов, но и с размышлениями о том, какова роль человека в этом постоянно меняющемся мире и стоит ли так усердствовать, добывая чины и славу. Эти устремления стимулировали развитие литературы, окрашенной даосским мировоззрением, и ведущее место принадлежит, - творчеству Лим Дже.

Лим Дже (второе имя – Джа Сун, псевдоним Пэк Хо, Кём Дже) родился в дворянской семье на юге в городе Наджу. «Четверо великих» - так называли современники Ли Дже, Ким Си Сыпа, и еще двух поэтов. Сдал Лим Дже экзамены на получение чиновнического звания, но пренебрег карьерой, увлекшись литературной деятельностью.

Будучи разносторонне одаренным, Лим Дже успешно выступал и как поэт, и как прозаик. Его поэзии свойственны и гражданские темы и темы глубоко лирические. Многие его стихотворения выражают горячую любовь к родине, беспокойство за судьбу страны. Лим Джи порицает безразличное отношение правителей к защите страны от захватчиков, сравнивает их с нерадивыми возчиками, которые на самом тяжелом участке пути не подтолкнут повозку, а знай себе подхлестывают лошадей и быков.

Однако настоящую известность принесли Лим Дже его прозаические произведения. Ранее творчество Лим Дже включает новелла «Путешествие Вон Сэна во сне», в которой герой попадает в мир населенный душами несправедливо обиженных на земле. Ему принадлежат и три повести: «История цветов», «Город Печали» и «Мышь под судом».

Трудно найти среди современников Лим Дже, найти писателя, столь глубокого по мысли. Произведения его при внешней легкости серьезны и сложны и, пожалуй, покажутся необычными рядом с пестрой россыпью миниатюр пхэсоль.

Итак, «История цветов». В цветочном мире возносятся и гибнут поочередно четыре царства, каждое из них соответствует определенному времени года. Государи рождаются, взрослеют и женятся, восходят на престол. Они приближают к себе мудрых подданных или, вняв навету, совершают ошибки; забывают о государственных делах, увлекшись сочинением стихов и подпав под власть обольстительных красавиц. Все как у людей. Но рождаются и умирают государи, как цветы («государь окап»), об их достоинствах судят по цвету и аромату, а заслуга предка основателя царства «Глиняный горшок» - в том, что «при государстве Гао-цзуне он служил приправой к царской похлебке, что варилась в котле, и за эту заслугу был пожалован уделом в Глиняном горшке». Цветы живут и действуют по тем же законам, что и люди, но в то же время и по другим – цветочным. Это и цветы и в то же время люди. И мы все время ощущаем эту действительность.

Но еще острее ее ощущали современники писателя. Ведь «История цветов» написана по правилам одного из видов исторического сочинения, точно воспроизводит его форму. События излагаются по годам правления и излагаются «объективно», в критические моменты вторгается голос историографа. Его же рассуждениями от первого лица завершаются истории всех четырех царств. «История цветов» заканчивается общим суждением историографа о несовершенстве человеческой природы вообще. И «слова историка», как и полагается, контрастирует по стилю с остальным повествованием.

Авторы исторических сочинений стремились к созданию эталонов поведения государя и подданных, приводя примеры, заслуживающие подражания, и образцы дурного поведения. И коль скоро современники находили какие-то действия царствующего государя и его сановников не соответствующими идеальным нормам, историческое сочинение нередко воспринималось, как критика своего недостойного века. И современники Лим Дже не могли не понимать, что «История цветов» в этом отношении не отличается от исторического сочинения.

Нам трудно до конца осмыслить все намеки на современную писателю жизнь, которые есть в повести, однако кое-что можно угадать и сейчас. Так, не оставляет сомнений высказывание историка об исходе борьбы партий в царстве Лето: «Если уже государь династии Лето, имея всего лишь достойного человека у себя в помощниках, сумел навести порядок в государстве и добиться согласия и умиротворения, то тем более может это сделать мудрый государь, который правит людьми своего поколения, превыше всего ставя умиротворение народа, и добивается этого, следуя по истинному пути государя». (перевод С.И. Грязнова)

Многие ситуации в цветочном царстве, иногда соотнесенные Лим Дже с фактами из древней истории Китая, говорили современникам писателя о вещах очень знакомых и наболевших. Несомненно, по-иному, чем мы, воспринимал средневековый кореец и фантастические персонажи, населявшие цветочное царство. Для него сосна и кипарис, например, никогда не были самими собой. Сосна и кипарис, которые не боятся зимней стужи, - это символы преданных подданных, верных государю, людей принципиальных. Эти образы встречаются еще в книге Конфуция «Рассуждения и беседы» Луньюй.

Так же воспринимались веками в литературе бамбук, зеленеющий среди снега. Лотос чист, хризантема благородна. За каждым был закреплен определенный образ действий, и про каждого в древности уже кем-то было что-то сказано, каждый был воспет неоднократно. Вот почему персик в «Истории цветов» не просто персик, а тот, о котором говорилось еще в древней «Книге песен» Шицзин. И средневековому читателю легко было переходить на этот язык цветов и им доставляло наслаждение увидеть знакомые намеки на стихи любимых поэтов древности. В культуре стран Дальнего Востока большую роль играла символика цвета. Основные цветы соотносились со сторонами света, временами года, правлением тех или иных государей. И это тоже увеличивало возможность неоднозначного понимания ситуаций в цветочном царстве, вызывало у средневекового читателя дополнительные ассоциации.

«История цветов» - говорит о глубине проникновения в систему средневекового космоса и осознания механизма его работы. Исторические сочинения дают идеальный образ мира, осознавая средневековый космос на уровне идеологии. Действующие лица в них – государь и подданные: это люди – функции, персонажи с заданным заранее, должным поведением. Добродетельный государь имеет определенную заранее программу поведения, равно как и дурной. Только так, а не иначе, ведет себя мудрый подданный, преданный военачальник, сын, дочь, жена.

Определенные воззрения на историю и общество, обусловленные дальневосточной культурной традицией помогли Лим Дже создать свои аллегории. В принципе персонажи исторического сочинения могут быть заменены кем и чем угодно – цветком, насекомым, - надо лишь, чтобы они сохраняли должный образ действий. И Ли Дже это делает. Он заменяет детали механизма и заставляет его работать. Писатель призывает людей «не усердствовать, чтобы преуспеть на службе», а сохранить свою цельность и вернуться к природе – «совершенному образцу».

О том, что это не случайная находка, а сознательное отношение к схеме средневекового мира, говорят и другие произведения Лим Дже.

В повести «Город печали» действие развертывается также в мире, устроенном по законам мира людского: те же отношения между государем и подданными, та же главная пружина, от которой зависит существование царства – умение государя достичь гармонию светлого и темного начал в природе и не дать ее нарушить. В общем, все как у людей, и все, как в царстве цветов. Но как странно названы действующие лица в повести. Правит здесь Сердце, его подданные – Человеколюбие и Справедливость, усердно служат ему Зрение и Слух, Речь и Движение. А наряду с ними воюет богатырь Вино, «что родом из Зерна, рожден Дрожжами», а за богатырем посылают гонца – Деньги, ибо «где вино, там и деньги». Трудно сразу сказать, где находится этот город, координаты которого представляют такую вероятную смесь фантастического и реального.

Повествование в «Городе печали» мы воспринимаем как изложение «объективно» происходящего, пусть в каком-то фантастическом мире, но объективного, внешнего по отношению к автору. Однако средневековый корейский читатель имел основания воспринимать это произведение иначе. Дальневосточной культурной традиции было присуще представление о соответствии между телом человека и государством. Человеческий организм мыслился как некий «микрокосм» - точная копия «макрокосм» - государства. Считалось, что механизм их работы и их структуры одинаковы.

Это дает возможность понять «Город печали», как произведение, изображающее процесс размышления писателя над историей, т.е. процесс «внутренний» по отношению к автору. Эти размышления приводят его к горьким выводам о том, что верные и принципиальные люди редко вознаграждались по заслугам, а их жизнь, увы, слишком часто кончалась трагически. И вино - единственное средство, способное утолить печаль и привести к ощущению гармонии с окружающим миром.

Протест против произвола и насилия, осуждение бездеятельности погрязших в междуусобицах правителей – феодалов, искреннее сочувствие простому народу характерны для произведений Лим Дже.

Наиболее остро сатирическое дарование писателя проявилось в повести «Мышь под судом».

С давних пор в корейской литературе встречается образ мыши, в которой олицетворен эксплуататор – феодал или алчный королевский чиновник, отбирающий у крестьян почти весь урожай. Этот образ использован и Лим Дже.

Писатель с гневом рассказывает историю о том, как мышь забралась в амбар, поела зерно, но – что, впрочем, бывало в то время не часто, - попалась и предстала перед судом сурового Духа – Хранителя Кладовой. Испугавшись жестокой расправы, хитрая Мышь стала всеми способами отпираться и отказываться от своей вины, сваливая ее на других. Даже священных животных не побоялась оклеветать бессовестная Мышь!

Исследователи отмечают, что было бы неправильно ограничивать идейное содержание повести только лишь в сатирическом отражении недостатков феодального общества. Образ Мыши не вызывает у нас однозначного чувства неприязни. В повести старая мышь конечно воровка и лгунья, но ей нельзя отказать в уме, сообразительности. Как ни странно это может показаться, под обличием Мыши скрывается сам Лим Дже. Он не только осуждает ее, но и выражает ее устами свои идеи. Он пытается вскрыть действительные причины, вызывающие подобные общественные явления и доказывает, что все общество повинно в этом. Писатель показывает всю несостоятельность тех трех учений, которые существовали тогда в Корее: конфуцианства, буддизма и даосизма. Лим Дже демонстрирует схоластичность и противоречивость этих идеологий. Он намекает на пустословие и никчемность конфуцианских догм, говорит о том, что авторитеты, на которые в полном смысле слова молились веками, ничего не стоят. Например, когда речь идет о Единороге, Мышь ловко ссылается на знаменитую фразу Конфуция о пойманном Единороге и заявляет: «Много есть на свете созданий, слава о мнимых добродетелях которых непомерно раздута!» Да и в образе самого Духа-Хранителя легко угадывается типичный образ ревностного конфуцианского чиновника, не решающегося вынести приговора преступнице без санкции на то вышестоящего начальства.

Уже более откровенно и прямо Мышь говорит о буддизме: «Пустыми лживыми словами буддизм лишь смущает народ, заставляя его поклоняться идолам». Мышь не забывает покритиковать и даосизм, ловко сделав так, что сам Дух начинает сомневаться в безгрешности Журавля и Оленя. Из уст самого Духа звучат рассуждения о никчемности даосизма, отсутствий всякой пользы народу от скрывающихся в горах и лесах даосов.

Так, Мышь – воровка становится Мышью – разоблачительницей, обвиняемая сама становится обвинительницей! Подобная двойственность главной героини помогает лучше понять основную идею произведения, его политическую направленность не только против казнокрадства, но и против того общественного уклада, который является его подлинной причиной.

В самом конце повести Лим Дже дает собственный краткий вывод, в котором заложил основу для понимания самой концепции повести: «Эх, да разве только у этой Мыши коварный и подлый нрав?! Право, об этом и подумать страшно!» (перевод Рачковского Г.Н.). В этих словах – приговор писателя всему феодальному обществу, в котором страшно жить, потому что он чудовищно несправедливо устроен.

Одна из наиболее интересных черт художественного стиля Лим Дже – своеобразное соединение сатирического и аллегорического начал. Писатель умудряется затронуть многие отрицательные аспекты своей современности, не указывая впрямую на недостатки, а давая лишь иносказательное их преломление. Именно благодаря Лим Дже и появилась эта традиция в корейской литературе, найдя свое продолжение во многих других сатирических произведениях последующих лет («Повесть о фазане», «Повесть о зайце!»).

 

КОРЕЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА XVII-XVIII вв.

 

Во второй половине ХVII в. и в ХVIII в. стали намечаться серьезные сдвиги в экономической, идеологической и культурной жизни Кореи, однако она по-прежнему оставалась отсталой, аграрно-феодальной страной. Натуральное хозяйство, как и раньше, составляло экономическую основу феодального общества. Государственный строй с конца ХIV в. представлял централизованную восточно-феодальную деспотию во главе с королем. Страной управляло феодальное чиновничество, образуя сложную иерархическую систему.

В идеологической жизни корейского феодального общества главенствующую роль играло конфуцианство, перенесенное из Китая. С ХV в. конфуцианство стало официальной идеологией, философией и религией Кореи, теоретическим обоснованием деспотической власти. Веками конфуцианство воспитывало в народе раболепие, беспрекословное подчинение и послушание. Однако, в обстановке острой борьбы ХVII-ХVIII вв. основы конфуцианства были значительно подорваны, усиливалась борьба между правящим классом янбанов и народом. Антогонизм между ними обострился после Имчжинской войны. Иноземное вторжение пагубно отразилось в первую очередь на экономическом положении народных масс. Бедственное положение простых людей усугублялось политикой экспроприации земель, проводимой правящим классом. Насильственный захват крупными помещиками и чиновниками крестьянских и общинных земель начался в Корее задолго до Имчжинской войны, но особенно усилился в ХVII в. и продолжался до ХIХ в.

Постепенно нараставшие в ХVII в. народный гнев и возмущение в начале и первой половине ХVIII в. вылились в вооруженные восстания. Особенно большой размах приобрело вооруженное восстание 1741 г., в котором принимали участие крестьяне и беднейшее городское население различных провинций страны. Так назревал кризис феодальной системы.

В противовес разложению и бесчинству правящих верхов в Корее в ХVII в. зародилось новое идейное просветительское движение, получившее дальнейшее развитие в XVIII в. Это движение, отражавшее недовольство народных масс, во многом было связано с дворянской оппозицией - проявлением кризиса феодальной системы и феодальной идеологии.

Экспроприация земель сопровождалась не только обнищанием крестьянства, но и разорением части мелкого и среднего дворянства, среди которой росло опозиционное настроение, породившее новое мировоззрение - просветительское. Зачинателями и видными представителями новой идеологии и науки в Корее XVII-XVIII вв. были лучшие, наиболее прогрессивные люди из янбанов. Несмотря на свою принадлежность к классу дворянства, они выступили выразителями интересов широких народных масс, и прежде всего - крестьянства. Новое направление в идеологии и науке Кореи получило название «Сирхак» («движение за реальные науки»).

Движение за реальные науки предполагало отрицание и догматизированного конфуцианства, и даосизма с его уходом из общества в природу. Бездеятельности и созерцанию представители «Школы реальных наук» противостояли активную деятельность, умственную и практическую. Они оставили след в разных областях науки и идеологии,- экономике, политике, военном деле, технике, в литературоведении, искусстве, эстетике. Корейское просветительское движение выросло не только на определенной национально - исторической почве, на базе происшедших в стране общественных и социально- экономических сдвигов и достижений передовой мысли предшествующих веков, но и под влиянием зарубежных научно - технических достижений Китая и Западной Европы. Развивается искусство, в том числе и изобразительное, идет неуклонный процесс роста реалистических тенденций в произведениях выдающихся художников. Элементы реализма пробивают дорогу в стихотворных произведениях, написанных в форме сиджо и каса. Быстрое развитие реалистических элементов наблюдается и в прозаических произведениях, это в основном относится к произведениям жанра сосоль и к произведениям сторонников школы реальных наук. Возникновение корейской классической повести связано с ростом сил народных масс, с освободительной борьбой социальных низов. Она является созданием народа и лучших представителей привилегированного сословия, близких к просветительским идеям эпохи.

В связи со своеобразными условиями развития литературы в Корее народное творчество всегда играло большую роль в культурной жизни. Интересны некоторые бытовые сказки, в которых изображена действительность феодальной Кореи. В первую очередь это относится к сказкам, отражающим социальный антогонизм, например, в общеизвестной среди корейцев сказке «Хын Бу и Ноль Бу», выросшей в XVIII в. в классическую повесть.

В корейском фольклоре создана целая галерея положительных героев - простых людей, притесняемых и униженных, именно они являются носителями высоких моральных качеств и лучших черт корейского народа. Среди них немало женских образов, свидетельствующих о глубоком уважении корейского народа к женщине. Наибольшую популярность и всенародную любовь завоевали Чхун Хян и Сим Чхон, вошедшие затем в литературу как героини классических повестей.

С древних времен культуры Кореи и Китая тесно связаны между собой. Несомненно, общение с ближайшим соседом Кореи - Китаем, который в те годы во всех отношениях был более передовой страной, сыграло большую роль в развитии корейского просвещения. Многие корейцы ездили в Китай, знакомились с достижениями китайской науки, техники сельского хозяйства, ремесел. Корейские просветители настаивали на необходимости учиться не только у Запада, но и у Китая. Корейский «классицизм» (так в корейском литературоведении называется следование высоким китайским образцам) опирался на классическое искусство древнего и средневекового Китая. Классицизма в Корее придерживались не только конфуцианские аристократичекие писатели, но также и прогрессивные писатели. В корейской литературе классицизм принимал все более догматический характер, что приводило к отказу от национального и современного в искусстве,- писатели конфуцианцы в основном посвящали свои произведения далекому прошлому Китая. Вот почему передовые корейские писатели XVIII в. вели борьбу с классицизмом. Начало китайского влияния на корейскую литературу приходится на эпоху Силла. Но и в следующие века корейские поэты и писатели считали поэзию танских мастеров образцом высокого совершенства.

В китайской литературе, раньше, чем в корейской появился жанр художественной прозы. Так, еще в XIV - XVI вв. в Китае были созданы знаменитые исторические романы «Троецарствие» Ло Гуань-чжуня и «Речные заводи» Ши Най-аня. Эти и другие произведения китайской художественной прозы были хорошо известны в Корее в XVII-XVIII вв. Таким образом, исследуя культурные и исторические предпосылки корейской демократической прозы необходимо учитывать на нее влияние китайской литературы. Для корейских классических повестей характерны самобытная тематика и вместе с тем наличие образов и мотивов, почерпнутых и из китайской классической литературы, китаизмы в языке и стиле. Это объясняется тем, что литературными обработками популярнейшего корейского фольклора занимались представители дворянского сословия, хорошо знакомые с китайской классикой.

Однако литературный снобизм корейских конфуцианских писателей, оторвавшихся от национальной и народной почвы, и китаизмы в корейской прозе - разные явления. Китайские мотивы, образы и поэтические выражения, вошедшие в корейскую литературу, постепенно стали восприниматься корейским народом как нечто родное, связанное с его художественным мышлением. Таким образом, это было не подражание, а творческое освоение и восприятие одним народом литературно - художественных ценностей другого родственного народа на почве близости и общности их исторических судеб, материальной и духовной жизни.