К. Насыри
 Скачать 174.36 Kb.
|
Четвертое сказание, или повесть о падишахе Кирманаи Абу-Али-синеРассказывают, будто в государстве Кирман жил и правил страной падишах Махмуд. Знаниями, культурой и умом отличался этот правитель. У него и приближенные, и визири были в большинстве своем людьми учеными, философами и мудрецами. Мудрость и справедливость - вот что было главным для этого падишаха. И прослышал он об удивительных делах Абу-али-сины (ведь недаром говорят, что земля слухами полнится). И полюбил славный падишах Махмуд премудрого, сведущего в неведомом и щедрого в знаниях Абу-али-сину по одним лишь рассказам и мечтал о встрече с великим мудрецом. О своем желании увидеться с Абу-али-синой падишах написал падишаху Бухары и направил к нему с богатыми подарками своего приближенного. А в Бухаре жизнь тем временем шла своим чередом. Жил там знаменитый врачеватель по имени Манжал. Он излечивал людей от болезней, но был при всем при том завистливым и недобрым человеком. К тому же Манжал являлся визирем падишаха. Очень не любил Манжал Абу-али-сину и, ревниво сравнивая себя с ним, считал, что если Абу-али-сина силен в волшебной силе, то он сильнее его в лечении людей. Завидовал Манжал мудрецу, а зависть всегда делает человека несправедливым. Однажды падишах Бухары позвал к себе Манжала и Абу-али-сину и сказал; - Падишах Кирмана обратился ко мне с просьбой, чтобы я отпустил вас в Кирман. Я даю вам свое разрешение поехать туда и пожить там немного с тем, чтобы вы посмотрели другую страну, узнали для себя что-то новое и вернулись в Бухару. И ответом ему были такие слова: - Нам и здесь хорошо, потому что чиста наша душа, и нам незачем ехать в чужие края. Для падишаха Бухары такой ответ был праздником. Самодовольно улыбнулся он и попросил, чтобы из уважения к нему согласились ехать в Кирман его подчиненные. И все было так, как повелел падишах. И обратился Абу-али-сина к визирю Манжалу. - О мудрый визирь, искусно лечащий людей, забудем наши споры о том, кто мудрее, а будем готовиться к дальней дороге, ведь, чтобы добраться до Кирмана, надо сорок дней и ночей идти через безводную пустыню и сухую степь. Что касается меня, бедного дервиша, у которого нет ни шатра, ни лошади, ни съестных припасов, то я намереваюсь идти пешком. Да и еды мне много не надо; ведь стоит мне поесть один раз, и десять дней я не чувствую ни голода, ни жажды. А ты, визирь, знаменитый врач, ты привык жить в роскоши и довольстве, тебе нужно время для сборов. Так что, как только ты соберешься и будешь готовым к дороге, дай мне знать, и мы отправимся в путь. - Не возражаю, - сквозь зубы ответил визирь. Недолгими были приготовления. Каждый взял все необходимое, и они отправились в дорогу. Вот уже двадцать дней пробыли они в пути, но ни один из них ни видел, что ел другой. А однажды случилось так, что визирь выронил свои припасы да не заметил этого. Гордость не позволила ему сказать о несчастном случае Абу-али-сине, и он шел голодным. Силы стали покидать его. Абу-али-сина, заметив состояние попутчика и желая помочь ему, спросил у него о самочувствии. Но упрямым человеком был визирь. А гордость и упрямство - плохие помощники в пути, и ничего не сказал визирь о случившемся, а продолжал идти, все спорил о науках и мудрости. Вскоре визирь так похудел и настолько ослаб, что не мог уже идти дальше. Он упал. И сколько Абу-али-сина ни уговаривал упрямца хоть немного поесть, тот ни в какую не соглашался. Так и умер он, не признавшись, что умирает из-за голода и своего упрямства. Горько раскаивался Абу-али-сина, что двадцать дней потратил он на споры с этим человеком, двадцать дней он пытался образумить упрямого визиря, доказать ему, что только знания делают человека сильным. Но все оказалось напрасным. А ведь мог Абу-али-сина преодолеть сорокадневную дорогу всего за час. И вот, похоронив визиря, Абу-али-сина при помощи волшебной силы достиг Кирмана. Оказавшись у стен города, подумал мудрец: "Негоже мне просто так прийти во дворец и сказать: "Я - Абу-али-сина". Лучше будет, если я сначала покажу свое искусство и умение. Пусть мои дела скажут обо мне". Так, раздумывая, сидел он, выбирая из памяти, словно из лукошка мудростей, то, что ему нужно. Вдруг взор его упал на каменные стены крепости, окружавшей город. Эти стены были такими высокими, что казались выше облаков, а минареты поднялись выше неба. Абу-али-сина, прочитав заклинание, дунул в сторону крепости. И крепость исчезла из глаз. Ровное место расстилалось там, где совсем недавно возвышалась крепость. Ни один человек не поверил бы, взглянув на равнину, что здесь стояли каменные строения и защитные укрепления. Слух о бесследном исчезновении крепости быстро дошел до Махмуд-шаха. "Неужели правда?" - подумал он и отправился вместе со своими визирями и приближенными к городской стене. Но там, где была крепость, только ветры гуляли, поднимая дорожную пыль. Потрясенные стояли они, не веря глазам своим, и были беспомощны понять случившееся. "Что же произошло?" - недоумевал каждый из них. Наконец, один визирь, знакомый с волшебными явлениями, поклонившись, сказал Махмуд-шаху: - Мой падишах, то, что мы видим, - дело рук волшебника. Другого здесь быть не может. Вы вызывали Абу-али-сину. Наверное, это он прибыл к нам и дает о себе знать и хочет с вами встретиться. И наверняка мы с вами еще увидим много такого, чего не только ее видели наши глаза, но не слышали и уши. Еще больше удивился Махмуд-шах. - Мы пригласили его с открытой душой, как гостя, почему же он проявляет недружелюбие? Визирь ответил: - О мой падишах! Это не враждебные действия. Он показывает свое искусство и умение. Если при встрече с ним вы попросите, он все поставит на свои места. Обескураженный падишах, ничего не понимая, вернулся во дворец и дал приказ разыскать Абу-али-сину. А Абу-али-сина в это время ходил по улицам города и знакомился с ним. И вот, когда он проходил мимо ворот одного богатого дома, он увидел в глубине двора человека. Роскошно одетый в шелка и атласы и лисьи меха, человек сидел, а перед ним стояли, полусогнувшись и приложив руки к груди в ожидании приказов, красивые юноши в золотых поясах. Были здесь и прекрасные, как феи, девушки-служанки. Немного понаблюдав, Абу-али-сина направился к этому человеку и, прикинувшись нищим, попросил ради аллаха подаяния. Невеждой и скрягой оказался богач. Он никогда не подавал милостыню сам и очень ругался, когда подавали другие. Жадность его была так беспредельна, что даже если на мед его садилась муха, он не отпускал ее, не облизав лапки. И здесь, увидев нищего, в сильную ярость пришел богач, поток бранных слов обрушил он на незнакомца, стал издеваться над ним и, презрительно окинув Абу-али-сину взглядом, приказал своим слугам: - Пинками и палками прогоните этого дервиша. Кто видел, чтобы в этом мире даром кому-нибудь давали деньги? Слуги вытолкали нищего за ворота. Глубокая обида ранила Абу-али-сину. И решил он проучить невежду и скрягу. Абу-али-сина разузнал у людей про богача, кто он такой и какие у него интересы. В одном уединенном месте прочитал заклинание Абу-али-сина, и посох, который был у него в руках, превратился в чудесного черного мула, который мог стоить не менее тысячи монет. Сам Абу-али-сина принял образ богатого путника и, сев верхом на волшебного мула, проехал мимо ворот богача. Тот сразу заметил прекрасного мула и послал своего человека за путником, чтобы позвать его. Путник вернулся. А у богача от зависти глаза на лоб вылезли, он не мог оторвать жадного взгляда от сказочного мула: уши как камыши стоят, шея словно шелк, а спина - пуховое одеяло, и движения мула легки и быстры. Едва не лишился разума богач. Стал он упрашивать и уговаривать путника продать мула, потому что жизнь потеряет для него смысл, если этот чудесный мул не будет ему принадлежать. Абу-али-сина продал богачу мула за тысячу монет и ушел. Богач, обрадованный удачной покупкой, тут же оседлал мула и отправился красоваться по городу. И вдруг он увидел сад, которого никогда раньше на этой улице не было. Поразился богач: "Чей этот сад? И когда он мог вырасти здесь?" - думая так, он подъехал ближе и увидел у входа в сад родник. Желая напоить мула водой, богач повернул к роднику. Мул потянулся к воде, чтобы напиться, и что уж тут случилось, богач даже не понял: то ля мул прыгнул через желоб и споткнулся, то ли просто угодил в желоб, но как бы там ни было, богач вылетел из седла. Встал он, отряхнулся. Смотрит - пула нет. "Что за чудеса?" - подумал богач и, заглянув за ограду, увидел такой чудесный, необыкновенной красоты сад, описать который слов бы не хватило в мире. "Уж не в сад ли забрел мул?" - подумал богач и вошел в ворота. "Какой редкостный сад!" - восхищался богач, идя по мягким, заботливо ухоженным дорожкам. На одной просторной зеленой лужайке увидел он стайку восхитительных девушек, необыкновенно стройных, небывало красивых, весело пировавших под раскидистым деревом. Увидев незнакомца, красавицы встали и, низко поклонившись, пригласили его на свой пир. Благодаря аллаха за такую удачу, богач, не раздумывая, присоединился к веселью. Лица девушек были прекрасны, как цветы, еда из их рук была непередаваемо вкусной, а дивный шараб чудесно пьянил. Вскружилась голова у богача. Нежные голоса девушек, их красота и легкие движения заставили сердце бешено колотиться. Он стал протягивать руки, желая обнять девушек. И одна красавица прижалась к нему. Обрадованный богач стал ласкать девушку, приговаривая нежные слова и целуя в губы. Другие красавицы, увидев это, стали весело смеяться над влюбленным. Обессиленный от нахлынувших чувств и растревоженный звонким смехом, богач открыл глаза и увидел, что он, совершенно нагой, обнимает не красавицу, а черную собаку, и не в саду, а на городской свалке, и вовсе не девушки смеются над ним, а толпа людей, собравшихся вокруг. Толпа схватила его как порочного бродягу и повела к судье. Судья расспросил несчастного, и богач рассказал обо всем, приключившемся с ним: - Когда мул, перепрыгнув через родник, убежал, я, желая разыскать его, вошел в сад и в саду произошла со мной такая история… Он рассказывал то, чему никто не мог поверить, и решили тогда, что он сумасшедший. И проводили его в больницу, прописав ежедневно по пятьсот ударов палкой. Абу-али-сина в сторонке наблюдал за всем этим. И стал богач принимать каждый день по пятьсот ударов и, плача, спрашивал он: "В чем моя вина? За что вы меня бьете?" И каждый раз ему на вопрос отвечали: "Что же сделал мул?" И богач начинал снова рассказывать всю историю от начала до конца, доказывая, что мул действительно исчез из глаз# упав в желоб. Услышав небылицу, его снова принимались бить. И так продолжалось несколько дней. Наконец Абу-али-сина пожалел беднягу, ведь тот уже "был достаточно наказан и от побоев совершенно обессилел. Абу-али-сина пришел к нему в больницу и, разговаривая, сказал между прочим: "Все эти страшные беды свалились на твою голову из-за жадности, из-за того, что ты пожалел денег бедному дервишу. Я заучу тебя, как спастись от этой напасти. Когда спросят тебя: "Что сделал мул?" - ты отвечай так: "Разумеется, мул не мог исчезнуть в желобе". А будешь говорить, как было, тебя все равно накажут. Все свои советы дал Абу-али-сина после того, как богач пообещал ему еще тысячу рублей, если Абу-али-сина вызволит его из беды. А тут подошло время наказания. Истязатели стали готовить палки. И богач спросил: - За что вы меня бьете? Какой за мной грех? На его вопрос ответили вопросом: - А что сделал мул? Где он? - Наверное, в амбаре, - ответил богач. - Разве он не исчез в желобе? - Ну как мог исчезнуть в желобе мул? И решили тогда, что был сумасшедшим этот человек, а теперь разум вернулся к нему. Сообщили об этом судье, и он распорядился выпустить из больницы богача. Вернувшись домой, богач долго думал обо всем, что с ним произошло, и понял - не простым человеком был тот дервиш, под рубищем нищего может скрываться, оказывается, падишах. Но при мысли, что он потерял две тысячи монет, сердце скряги обливалось кровью, а душа горела жаждой мщения. Попадись дервиш ему в руки, он, не задумываясь, убил бы его. Некоторое время Абу-али-сина не беспокоил богача. А однажды, встретив бедного дервиша, он сказал ему: Пойдем со мной, и ты получишь тысячу монет". Отправились они к богачу, а тот в это время совершал омовение. Увидел он перед собою двух дервишей - одного знакомого, а другого незнакомого - и понял, что придется ему раскошеливаться. Но так не хотелось расставаться богачу со своим золотом, что он подумал: "Совершу омовение и прикажу слугам всыпать пришельцам по пять ударов и пусть они хоть немного почувствуют то, что довелось перенести мне". Абу-али-сина был всегда добрым к бедным и благожелательным и справедливым, но жадность и ложь он не выносил. Проницательным взглядом он прочитал мысли богача, произнес заклинание, и тут же показался желоб, а из него торчали уши мула. Увидел это богач, понял намек мудреца. Посмотрел он на Абу-али-сину, а тот показал на плечи богача, и вспомнил богач, как опускались на эти плечи удары палкой. И еще раз убедился богач, что не простой дервиш перед ним, что он даже мысли его читает и что противостоять ему бесполезно. Быстро закончил богач омовение и велел слугам принести мешок с деньгами. Отсчитал он Абу-али-сине тысячу золотых монет, как договорились, и еще пятьсот добавил со словами: "Уж не забывай нас, пожалуйста". Усмехнулся Абу-али-сина и ушел. Отдал он бедному дервишу тысячу монет, а сам в укромном месте прочитал заклинание, превратил палку в черного араба и пошел с этим арабом на базар. На базаре Абу-али-сина подошел к торговцу овечьими головами, показал ему на араба и сказал: - Это мой слуга. Он не может говорить. Когда он придет к тебе, у него на спине будет корзина, а в корзине деньги. Деньги возьми, а в корзину положи овечью голову, помоги взвалить корзину на плечи моего слуги и отправь его ко мне. Сорок дней приходил араб к торговцу головами, тот брал деньги и клал в корзину овечью голову. Монеты от Абу-али-сина были всегда новенькие, и торговец складывал их в отдельный мешок. Но однажды он открыл мешок, чтобы взять деньги на расходы, и с ужасом обнаружил в мешке вместо звонких монет мятую бумагу. Поразился торговец и решил, что дервиш - злой колдун. А в это время снова пришел немой араб с корзиной за плечами. Возмущенный торговец, ругаясь, бросил в его голову ковш. Араб упал и превратился в палку. Удивленный торговец не мог поверить своим глазам, а Абу-али-сина, узнав о случившемся, уже подходил к перепуганному торговцу. - Где мой слуга? - спросил Абу-али-сина. - Злой колдун! - закричал торговец и схватил Абу-али-сину за ворот. - Все монеты, что ты присылал со своим арабом, превратились в мятую бумагу! - Не говори глупостей, - сказал Абу-али-сина. - Где мой араб? - Я кинул в него ковшом, - отвечал торговец, - а он превратился в палку. - О правоверные! - стал шуметь Абу-али-сина, привлекая внимание толпы, - будьте свидетелями. Этот человек убил моего слугу, а теперь говорит, что он превратился в палку. Разве возможно такое? Шумная толпа разделилась надвое - кто был на стороне Абу-али-сины, а кто защищал торговца. Крича и споря, направились все к казыю. - О мудрый казый! - сказал Абу-али-сина, - этот торговец продает правоверным под видом овечьих голов человечьи проверьте сами и, если я лгу, накажите меня по всей строгости. Удивленный казый послал людей проверить слова дервиша. И увидели люди у торговца и голову ребенка, и женскую голову, и голову старика. Вернулись люди и казыю, подтвердили слова дервиша, а дервиша в это время и след простыл - сделался Абу-али-сина невидимым. Возмутился торговец, стал обвинять дервиша в злом колдовстве, но на его слова и внимания никто не обратил. Приговорил казый торговца к смертной казни, и взмолился торговец: - О мой властелин! Выслушай все-таки меня напоследок. Сорок дней присылал этот дервиш своего араба за овечьими головами и вместе с ним монеты. Но однажды все монеты оказались ненужной бумагой, а теперь вот сам дервиш исчез на глазах. Аллах знает, что я истинный правоверный и никогда не торговал человечьими головами. Можете проверить! Снова послал казый людей, на этот раз они обнаружили только овечьи головы. Мудрый казый отпустил торговца, и тот побрел в свою лавку, думая о том, как, освобождая свою голову от беды, он едва не лишился самой головы. Случай с торговцем овечьими головами стал известен во всем городе, все только об этом и говорили. Слухи об этой истории дошли и до падишаха Махмуда. "Удивительное дело!" - подумал падишах. А визири ему сказали: - О падишах, это, несомненно, дело рук мудрого Абу-али-сины. И снова послал падишах людей, чтобы те нашли Абу-али-сину, и снова поиски были безуспешными. А Абу-али-сина ходил себе спокойно по улицам Кирмана. Однажды он приметил стройного юношу и пошел за ним следом. Юноша зашел в лавку. Абу-али-сина тоже. Он, не скрывая, любовался прекрасным юношей, чем вызвал гнев его отца, Человека зловредного и грубого. - О, осел неверный, - закричал на Абу-али-сину отец юноши, - что ты пялишь глаза на моего сына? Убирайся прочь! - А разве нельзя любоваться прекрасным? - ответил Абу-али-сина. Но злой человек стал осыпать мудреца такими ругательствами и оскорблениями, что тот счел за благо уйти. Но не в правилах Абу-али-сины было оставлять безнаказанным порок. "Я покажу ему, как надо разговаривать с людьми", - решил Абу-али-сина и вышел за город. За городом расстилалась безводная сухая пустыня. Абу-али-сина нашел четыре палки, воткнул их в землю и прочитал заклинание. И возник тотчас сад, который если и можно было бы с чем-нибудь сравнить, так только с райскими кущами: благоухали ароматом цветы, деревья переплелись зелеными кронами, журчали прозрачные родники, и соловьи пели на дивных розах. А под сенью сада пролегли удобные дорожки. Увидевший этот необыкновенный сад мог потерять разум от восторга. Абу-али-сина принял облик богатого человека, прошел в лавку и со всем красноречием обратился к отцу юноши: - Есть у меня сад с цветами, спелыми яблоками и другими чудесными плодами. Нет ли у тебя желания посмотреть этот сад? Если он понравится, я думаю, мы сойдемся в цене, и ты получишь хорошую прибыль, продав плоды из этого сада на базаре, пока они еще не созрели в других садах. Обрадовался отец юноши возможности разбогатеть и вместе с сыном в сопровождении Абу-али-сины поспешил в дивный сад… "…Если все яблоки вынести на базар да продать по хорошей цене, можно получить такой барыш, что любая цена этого сада окупится в два счета", - быстро прикинул в уме покупатель и, немного поторговавшись, согласился с ценой Абу-али-сины. Пока покупатель сада ходил домой за деньгами, Абу-али-сина ждал его вместе с юношей в саду. Недолго пришлось ждать радостного покупателя. Он принес деньги, отдал их Абу-али-сине и, довольный выгодной сделкой, оставил двух слуг караулить сад. Назавтра он решил преподнести в дар городским властям самые красивые плоды, а остальные продать на базаре. Абу-али-сина, получив деньги, ушел. И пока он идет туда, куда ему ведомо, мы заглянем в сад и посмотрим, что же там делают слуги, оставшиеся караулить чудесные плоды. Слуги караулили сад до позднего вечера, а потом решили вздремнуть, прилегли под яблоней и быстро погрузились в блаженный сон. Долго ли, коротко ли спали, но один из них проснулся и увидел над собою свесившееся с ветки яблоко. Оно было готово вот-вот упасть и, если бы у слуги был открыт рот, а яблоко сорвалось, то оно угодило бы точно ему в рот. Слуга протянул к яблоку руку, но яблоко, словно дразня его, вместе с веткой переместилось повыше. Слуга тянул руку, он вскочил на ноги, но и его роста не хватило, чтобы достать яблоко. - Ой, шайтан, - рассердился слуга, схватил камень и запустил его в яблоко. Яблоко сорвалось с ветки, с треском упало на землю, откатилось в сторону и бесследно исчезло. Разбудил слуга приятеля. Вместе искали они пропавшее яблоко, но так и не нашли. Удивленные, они снова легли спать, а когда, наконец, проснулись, не увидели вокруг ничего - весь сад словно ветром сдуло. Только пустыня расстилалась перед их глазами. - Что случилось? Куда подевался сад? - спрашивали они друг у друга и не находили ответа. Забрезжил рассвет. Торговец, купивший сад, глаз не сомкнул всю ночь, предвкушая большой барыш. Он с трудом дождался начала дня и спозаранок отправился в сад, прихватив с собой ящики для яблок и других плодов. Но, увы, на месте сада он увидел голую пустыню и двух своих слуг, оставленных с вечера для охраны. - Что случилось? Где мой сад? - недоумевал торговец. - Сами удивляемся, - отвечали слуги, и один из них рассказал, как он безуспешно тянулся за яблоком. Схватился торговец за голову. Думал, думал: "Что бы все это значило?" Да так и не нашел объяснения. Вернулся он вместе со слугами в город, рассказал обо всем соседям, те - другим соседям, вскоре весь город только и говорил что о таинственном исчезновении сада. Дошла эта история и до слуха Махмуд-шаха. И сказали ему его визири: - Все это - дело рук Абу-али-сины. И снова поразился Махмуд-шах: - Что за талантливый мудрец этот Абу-али-сина, нет предела его могуществу! Если бы он посетил меня, как бы я был рад побеседовать с ним, услышать для себя много познавательного. И страстное желание повстречаться с Абу-али-синой еще больше завладела душой Махмуд-шаха. А надо сказать, что среди придворных Махмуд-шаха был визирь по имени Юхна, и этот визирь немного владел волшебной силой. Он, зная желание шаха встретиться с Абу-али-синой, сказал своему властелину: - Мой шах, а если я найду Абу-али-сину и приведу его к тебе, как ты отблагодаришь меня? И пообещал ему шах богатые дары. Помолился визирь Юхна аллаху и отправился на поиски Абу-али-сины. Долго искал он мудреца и как-то обнаружил его спящего и незащищенного от чар. Быстро прочитал Юхна заклинание, силы покинули Абу-али-сину, и его, беспомощного, привели к шаху. Конечно, Абу-али-сина, придя в себя, мог бы освободиться от чар визиря, а самого визиря жестоко наказать, но он решил посмотреть, что же будет дальше. Махмуд-шах в это время сидел с непокрытой головой, венец шаха лежал неподалеку, Абу-али-сина прочитал заклинание, превратился сам в венец и взгромоздился на голову шаха. - О мой шах, - воскликнул Юхна, - берегись, на твоей голове сидит Абу-али-сина. Шах чувствовал у себя на голове венец, но Юхна видел сидящего на голове шаха Абу-али-сину. Махмуд-шах снял с головы венец. Такого венца он никогда не видел: драгоценные камни и бриллианты украшали его. За каждый бриллиант можно было купить целое государство. Шах любовался красотой венца, а визирь Юхна, превратившись в огонь, готовился охватить венец жарким пламенем. Почувствовал Абу-али-сина беду, прочитал заклинание и крупинками пшена рассыпался по полу. Не растерялся визирь Юхна - превратился в петуха и стал склевывать пшено зернышко за зернышком. Вот уж всего два зернышка осталось: одно - под ногой Махмуд-шаха, а другое - в щели пода. И тут Абу-али-сина рыжей лисой напал на петуха. А петух тотчас вырвался из лап лисы и голубем взмыл в небо. Но за голубем бросился ястреб. Голубь - в лес, ястреб - за ним. Нагоняет ястреб голубя, видит голубь, что нет ему спасения, и принял человеческий облик визиря Юхны. Вернулся к своему облику и Абу-али-сина. Обратился визирь Юхна к мудрецу с просьбой о прощении, и взял его руку Абу-али-сина и пошли они, беседуя мирно, во дворец Махмуд-шаха. С великим счастьем встретил Махмуд-шах уважаемого гостя, посадил рядом с собой, и беседа их была занимательной и интересной. Зашла речь и о крепости. И посетовал шах на то, что однажды исчезла крепость, и неплохо было бы ее восстановить. - Неужели могла исчезнуть целая крепость? - изумился Абу-али-сина. - Однажды утром мы не увидели ее, - сказал Махмуд-шах. - О мой властелин, ты, верно, шутишь, - возразил Абу-али-сина, - быть такого не может. Пошли своих людей посмотреть еще раз - так ли все на самом деле? И послал Махмуд-шах людей, и вернулись люди и сказали: - На месте наша крепость. Стоит, как стояла, И сказал почтительно Махмуд-шах: - Удивления достойно все происходящее. Своими глазами видел я, что крепость исчезла, а теперь слышу, что она снова находится на своем месте. Уму непостижимо, как это можно в мгновение ока снести крепость с лица земли, и в один миг снова построить ее? Отвечал Махмуд-шаху Абу-али-сина: - Слава аллаху! Он дал мне знания, направил мой ум, и с его благословения я проявляю свою мудрость, Я расскажу тебе, мой шах, как я всему научился. То, что вы видели, - малая толка из всего, что я умею и могу совершить. И попросил Абу-али-сину Махмуд-шах: - А не смог бы ты развлечь нас? - С готовностью я выполню любое ваше пожелание, - ответил Абу-али-сина. В честь мудреца Махмуд-шах устроил роскошный пир, преподнес гостю богатые подарки и напомнил ему, что обещал Абу-али-сина показать свое искусство. Оглядел Абу-али-сина задумчивым взглядом собравшихся, наклонил голову. Застыли в ожидании чуда гости Махмуд-шаха. Вдруг из-за пазухи Абу-али-сины один за другим стали появляться разные звери. Медведи, волки, лисы, шакалы с диким воем разбегались в разные стороны, тесня гостей. Скоро стало так много зверья, что пробраться к выходу нельзя было даже тем гостям, кто рад был бы убежать. В тесноте негде было ступить ноге человека. Перепуганные до смерти люди сбились в кучу, а звери тем временем схватились между собой в смертельной борьбе. Звериный рев, сплетение тел, стоны - все это было так страшно, что сам Махмуд-шах и все гости, объятые ужасом, с громкой мольбой, обратились к Абу-али-сине с просьбой прекратить это зрелище. Абу-али-сина, улыбнувшись, прочитал заклинание, и звери по одному быстро попрыгали к нему за пазуху и исчезли, словно не появлялись. Вздохнул облегченно Махмуд-шах: - Нет силы, могущественней силы аллаха. Богато одарил он тебя, о Абу-али-сина, немыслимой силой и мудростью. Пир продолжался. Наступил вечер, позабылись дневные заботы и тревоги. И снова гости попросили Абу-али-сину проявить свое искусство, но чтобы не было очень страшно. - Я с охотой, - сказал Абу-али-сина и велел поставить свечи за занавески. Так и сделали. В задумчивости наклонил Абу-али-сина голову, прочитал заклинание, и все увидели, как появилась из-за занавески шапка и стала подниматься к потолку. Когда она достигла потолка, потолок разошелся, а шапка поплыла дальше вверх. Вдруг под шапкой показался черный лоб. Еще выше поднялась шапка, и появились черные брови. Шапка поднималась все выше и выше, и вот перед гостями засверкали огромные глаза, появился нос в три обхвата, зашевелилась длинная борода, прикрывающая гигантскую грудь. Невообразимо толстый живот, раздуваясь, стал припирать всех к стенам. Гости забились в углы, полезли на подоконники, но живот раздавался все больше и больше и, казалось, нет от него спасения. С громким криком все обратились к Абу-али-сине с просьбой избавить их от этой беды. Абу-али-сина прочитал заклинание. Великан стал уменьшаться в размерах, пока от него не осталась одна шапка, да и та исчезла за занавеской. Гости Махмуд-шаха, да и сам шах, придя в себя, не знали, что и делать: то ли плакать, то ли смеяться. - О мудрец, - обратились к Абу-али-сине собравшиеся, - если ты соблаговолишь еще что-нибудь показать нам, покажи что-нибудь приятное. Во дворце было много окон, и все они были закрыты, ибо наступила уже ночь. Абу-али-сина попросил открыть одно окно. Просьбу мудреца выполнили. И, о чудо, - в окне все увидели прекрасный летний день. Люди не верили своим глазам, потому что знали, что уже наступила осень. А за окном нежно зеленела трава, раскрылись бутоны цветов, распространяя дивное благоухание, заливались трелями соловьи, щебетали птахи, журчали прозрачные ручьи, веял легкий ветерок, и все это - и пение птиц, и опьяняющий… воздух - доходило до самого сердца. Можно было подумать, что за окном - рай, приготовленный аллахом для правоверных. Завороженные чудным видением, Махмуд-шах и все его гости, не в силах устоять на месте, ринулись к окну, чтобы выйти на волю, но окно закрылось. И попросил Абу-али-сина открыть второе окно. Открыли второе окно, и дохнуло из него лютым холодом. Загудел буран, завыл ветер, повалил снег. Метель слепила глаза. Задрожали от мороза гости, холод пробирал их до самых костей, зуб не попадал на зуб. С трудом сумели закрыть окно люди и долго отогревались потом в теплых шубах и шапках. А Абу-али-сина тем временем попросил открыть третье окно. За окном сверкала вода. Словно море, подошла она к стенам дворца, а все, что окружало дворец, скрылось под водой. Вздымались огромные волны, каждая высотой с гору, резвились рыбы. А волны поднимались все выше и выше, как во время ноева потопа. Вдруг порывом ветра окно захлестнуло огромной волной, и дворец заполнился водою. Гости мгновенно промокли до нитки, поднялся шум. - Вай-вай, мы утонем! - в страхе кричали люди и поспешили закрыть окно. Когда воду убрали и одежду высушили, гости успокоились, и Абу-али-сина попросил открыть еще одно окно. На этот раз за окном бушевало пламя. Его языки поднимались выше минарета. Вся земля была охвачена огнем. Отблески огня отражались в глазах гостей шаха. Ветер полыхнул пламенем в окно и чуть-чуть не опалил лица. Все отпрянули в страхе назад, и окно захлопнулось. Когда открыли следующее окно, все увидели чудесный весенний день. Солнце светило с высоты. Шли люди, занятые своими делами. И ничего необычного не было в этом дне, кроме разве того, что среди осени люди видели весну. Закрыли это окно и открыли последнее, Черная непроглядная тьма стояла за окном. Хоть глаз выколи. Ни с какой самой темной ночью нельзя было сравнить эту тьму. Поежились от этого мрака гости. Закрыли и это окно. Потрясенные чудесами, показанными Абу-али-синой, Махмуд-шах и все его приближенные высказали Абу-али-сине слова признания и убедились в том, что мудрость и ученость Абу-али-сины достойны той славы, которой окружено его имя у всех народов всех стран Земли. До утренней молитвы беседовал Махмуд-шах с великим мудрецом. Как только забрезжил рассвет, Абу-али-сина, с разрешения шаха, отправился в отведенные ему покои, там отдохнул, а вечером снова пришел во дворец. И снова был пир на весь мир. Махмуд-шах, его визири, приближенные и все гости сидели на своих местах и угощались разными кушаниями и яствами. И снова попросили мудреца показать свое высокое искусство. Абу-али-сина прочитал заклинание, и, о ужас… Плов в чашах превратился в шевелящуюся гору белых червей, вместо других яств в тарелках прыгали лягушки, бегали мыши, притаились скорпионы. Гости с омерзением отвернулись от стола и попрятались, закрыв лица руками. Абу-али-сина рассмеялся. - Успокойтесь и посмотрите на стол. Там нет ничего ужасного. Все страшное вам только привиделось. Гости вернулись к столу и увидели, что плов - это плов, все яства так же аппетитны, как и были, когда их только что поставили на стол. В тот вечер о многом говорили, Абу-али-сина показывал чудеса. Все его представления вызывали и восторг, и изумление, ибо люди никогда ничего подобного не видели и ни о чем подобном не слышали. Так жил Абу-али-сина при дворе Махмуд-шаха, поражая его приближенных своим талантом, устраивая невиданные доселе зрелища. Среди близких ко двору Махмуд-шаха был юноша, знаменитый в городе своей неописуемой красотой и стройностью. Тот, кто видел его хоть раз, никогда не мог позабыть его лица. Люди тянулись к нему. Но не только красотой был славен этот юноша. У него была добрая душа и глубокий ум. Несмотря на свою молодость, он считался одним из уважаемых людей при дворце Махмуд-шаха и был знатным вельможей. Приглядевшись к Абу-али-сине, юный вельможа почувствовал к нему большое расположение и подружился с мудрецом. Он навещал Абу-али-сину, слушал его рассказы. Мудрец знал цену не только драгоценным камням. Дороже бриллиантов ценил он талантливых людей. Полюбил он и этого юношу с красивым лицом, чистой душою и умной головой. Абу-али-сина открывал юному другу секреты своего искусства, в приятных беседах проводил с ним дни и вечера. Но визирь Юхна тоже любил этого юношу, и ему хотелось, чтобы тот стал его учеником. Прознав о дружбе юноши и Абу-али-сины, Юхна воспылал ревностью и стал распускать про Абу-али-сину вздорные слухи. Решил он очернить Абу-али-сину и в глазах Махмуд-шаха. Однажды он сказал шаху: - О шах, у этого мудреца нечистые помыслы в отношении юного вельможи. Уж не хочет ли он подбить молодого человека против шаха? Не поверил шах Юхне, рассердился на него за наговор, но на всякий случай направил человека проверить, чем занимается Абу-али-сина. Абу-али-сина, как всегда, и в этот вечер сердечно беседовал с юношей. Доложили об этом падишаху, и закралось в душу падишаха сомнение: а не прав ли верный его визирь Юхна? Перестал он оказывать почести мудрецу, не обращал на него внимания, когда Абу-али-сина появлялся во дворце, и даже подумывал, как бы лишить его жизни. Умом и сердцем чувствовал Абу-али-сина надвигавшуюся беду и однажды сказал себе: "Если я не уйду сегодня ночью, быть несчастью". С этими словами он в одежде дервиша покинул город Кирман, где познал и почтение, и вражду. Неподалеку, на каменистой россыпи, Абу-али-сина прочитал заклинание, и возник город, окруженный высокой крепостной стеной. Этот город был столь прекрасным, что Кирман по сравнению с ним мог показаться захудалым селением. Язык человеческий беден, чтобы описать такой город. Беломраморные стены были увенчаны зубцами, покрыты сверкающей лазурью, минареты устремились выше облаков. Люди самых разных национальностей проживали здесь. А какая удивительная вода была в этом городе - прекрасная на вкус, исцеляющая от любых болезней, бодрящая при омовении. По всему городу раскинулись лавки, шумели базары. Стройные красивые юноши продавали богатые товары и не было отбоя от покупателей. Красивый город с красивыми людьми жил красивой жизнью, и каждый, попавший в этот город, был бы просто без ума от такого невиданного счастья. Для себя Абу-али-сина построил дворец, который размерами мог бы соперничать с целым городом. Вокруг дворца цвели сады, журчали ручьи, звенели родники, услаждая прохладой ученых мужей, собиравшихся на мудрые беседы. Узнав о новом городе, Махмуд-шах, его визири и все приближенные забрались на самые высокие минареты Кирмана, чтобы получше разглядеть этот чудо-город. Солнце освещало золотые купола домов, сверкали зеркально гладкие стены, и глазам было больно от этого яркого сияния. Сначала в Кирмане только и разговоров было, что об этом новом городе, от изумления люди не знали, что сказать, и словно немели, потеряв дар речи. Никогда ничего не было на каменистой россыпи близ Кирмана, и вдруг за одну ночь вырос огромный благоустроенный город сказочной красоты. И догадались в Кирмане" что все это - дело рук Абу-али-сины, что в отместку за недоверие он еще раз проявил свое могущество. Как-то раз доложили Махмуд-шаху, что из ворот нового города вышло войско и от Абу-али-сины прибыл посол. Встретили в Кирмане посла как положено и со всеми почестями препроводили во дворец. Собрал Махмуд-шах людей дивана, принял посла и выразил ему всяческое уважение. С молитвой передал посол Махмуд-шаху послание своего властелина. С почтением принял Махмуд-шах послание, вскрыл печать и передал для зачтения своему визирю. Громким голосом зачитал визирь послание, и вот что в нем было написано: "О Махмуд, падишах Кирмана! Долго правил ты своей страной, даже слишком долго, но всему приходит конец, пришел конец и твоей власти. Не обессудь за откровенность, но отныне все твои земли переходят под мою власть. Тебе же я советую подобру-поздорову уйти в другую страну. Как двум львам не жить в одном лесу, так и двум падишахам не править одним государством. Твой ответ жду до завтра". Невеселым было поедание, много горьких дум передумал Махмуд-шах, слушая его. И решил он отправить к Абу-али-сине своего посла с покаянным ответом и пригласить его в гости. Как говорится, повинную голову меч не сечет. "Да благословит аллах твою мудрость", - сказали Махмуд-шаху его визири, а один из них, самый умный, был послан к Абу-али-сине. И напутствовали этого визиря быть с Абу-али-синой почтительным, речи вести благоразумные, сделать все, чтобы добиться примирения. Собрался визирь в дорогу, взял с собою слуг и сказал, обращаясь к посланцу Абу-али-сины: "Веди нас, почтенный. Укажи путь в город Мудрости". Отправились они вместе и вскоре подошли к чудо-городу. Доложили люди Абу-али-сины своему властелину о прибытии посланцев Махмуд-шаха, и повелел Абу-али-сина своим визирям встретить достойно прибывших гостей. И вышли навстречу визирю из Кирмана воины в золотых шлемах, сотники и военачальники, отдали все положенные почести и провели гостя в город. Широко раскрытыми глазами смотрел визирь Махмуд-шаха на просторные улицы, высокие дома и с огорчением думал о том, как жалко выглядит его родной Кирман по сравнению с этим великолепием. Привели визиря к дворцу на такой широкой площади, что глазом не охватишь. Сотня конных со стражниками пересекла эту площадь, присоединилась к процессии и, миновав первый дворец, все отправились к другому дворцу, где собирались люди дивана. Здесь навстречу визирю Махмуд-шаха вышли вельможи, и все преследовали в зал, где вершились государственные дела и где восседал сам светлейший падишах. По обе стороны престола стояли витязи. На золотых поясах у одних висели сабли, другие держали обнаженные кинжалы. А на престоле - сам падишах в золотом венце. Белая борода ниспадает ему на грудь, богатые одежды подпоясаны золотым поясом. Руки его спокойно лежат на коленях. Двенадцать тысяч рабов справа и слева окружали трон, держа сабли наголо. Мудрые визири стояли почтительно возле падишаха. Вот такой диван. Предстал перед изумленным взором визиря Махмуд-Шаха. Тысячи самых умных хушенгов и фаридунов почли бы за счастье быть рабами в этом дворце. Ошеломленный роскошью и красотой, бедный визирь из Кирмана едва не лишился разума. Обычное самообладание и решительность, за что и ценил его Махмуд-шах, стали оставлять его. Но, как бы то ни было, он совершил весь ритуал, положенный послу. Он сел в кресло, поставленное специально для него, выпил шараб, преподнесенный слугами, но слова, которые должен был произнести, не сказал. "Еще успею", - подумал визирь, но в это время к нему обратился Абу-али-сина: - Возвращайся к своему властелину и передай ему привет. Пусть к утру он убирается из Кирмана. Как двум лунам не сиять на одном небосводе, так двум падишахам не править одним государством. Довольно правил Махмуд-шах Кирманом, пришел конец его власти. Если же он надеется на свое войско, то передай ему - все, что ты видел здесь, - это капля в море, это лучик солнца. Наше войско неисчислимо, и, если Махмуд-шах вздумает сопротивляться, он убедится, что я не лгу. Так сказал Абу-али-сина, и бедного визиря выпроводили из дворца. Вернулся визирь в Кирман, рассказал Махмуд-шаху обо всем, что видел, обо всем, что слышал. Помутился разум у Махмуд-шаха, не хотелось ему лишаться власти и богатства. Разослал он тут же по ближайшим странам своих людей с просьбой помочь ему войсками и сам стал готовиться к войне. Своего войска собрал он двести тысяч, да из ханств Хаур и Занкибар пришло многотысячное воинство. Приказал Махмуд-шах вывести войско из города и выстроить рядами в чистом поле. Заблестела у воинов кинжалы на поясах, засверкали в руках обнаженные мечи. Увидел Абу-али-сина, что не струсил Махмуд-шах, и вывел против него трехсоттысячное войско, закованное в железные латы. И вышло войско Абу-али-сины, словно море из берегов, готовое сокрушить любого врага. Столкнулись войска. Быстро редело войско Махмуд-шаха, во на смену павшим шли новые и новые воины. Сошел с трона Абу-али-сина, взял в одну руку тыкву, в другую прут и стал стегать тыкву прутом. При каждом ударе выскакивала из тыквы дюжина великанов с железными булавами в руках. Только от одного их вида можно было умереть со страха. Против таких великанов не могли устоять воины Махмуд-шаха, и Кирман вот-вот должен был пасть. Собрал Махмуд-шах визирей на совет: - Что делать будем? И ответили визири: - Нет выхода иного, как просить пощады у всемогущественного Абу-али-сины. Но Абу-али-сина и не собирался вовсе покорять Кирман. Он хотел лишь отомстить Махмуд-шаху за недоверие и добился своего. Когда Махмуд-шах попросил пощады, Абу-али-сина бросил прут, вместе с войском вернулся в город Мудрости и написал шаху Кирмана послание с приглашением в гости. Делать нечего. Собрал Махмуд-шах своих визирей и отправился в сопровождении войска в город Мудрости. Увидел Махмуд-шах беломраморные стены, аза ними три ряда укреплений, а между ними ров, заполненный водой. Открылись железные ворота и трехсоттысячное войско громогласно стало приветствовать Махмуд-шаха: "Добро пожаловать, властелин!" - Слава аллаху!" - ответил Махмуд-шах и вошел в город. Кругом шла бойкая торговля" кто покупал, кто продавал. На три версты раскинулись лавки и базары. Проделав этот путь, Махмуд-шах подошел к величественному дворцу. Это был такой высокий дворец, что люди сверху казались мухами. У входа во дворец стояла многотысячная стража. Она расступилась и с поклоном пропустила гостей к дверям. Через семь дверей прошел по дворцовым покоям Махмуд-шах. Посмотрел он направо - увидел мудрецов-визирей, восседающих в золотых креслах, посмотрел налево - увидел на серебряных сиденьях богатырей с железными поясами, глянул вперед - и увидел на престоле с сорока ножками Абу-али-сину. Встал Абу-али-сина навстречу почтенному гостю, поздоровался с ним по-царски и, взяв за руки, посадил возле себя. Сделал Абу-али-сина знак своим слугам, и тотчас прекрасные юноши поднесли гостям и хозяевам шараб в хрустальных сосудах. Повеселели люди дивана. А тем временем по знаку Абу-али-сины слуги расстелили скатерть и уставили ее всякими яствами. Скатерть оказалась такой широкой, а еды так много, что сидевшие по обе стороны от скатерти люди не видели друг друга. Угощения было приготовлено столько, что его хватило бы на всех желающих, а не только на десять тысяч спутников Махмуд-шаха. Что же касается разнообразия кушаний, то перечислить все названия просто не хватило бы никакого времени. Пять часов продолжалось пиршество. Откушав, все помолились. Слуги принесли освежающие плоды, и потекла приятная беседа. А затем всех гостей пригласили посмотреть дворцовый сад. Вместе с гостями в сад вышел и Абу-али-сина. Что это был за сад, описать невозможно. Даже сто тысяч человек потерялось бы в нем - таким он был большим. На ветках заливались трелями соловьи, медовые реки текли в пряничных берегах, душистый аромат цветов опьянял воздух. А над садом - два голубых, как небо, купола… Перед Махмуд-шахом и его свитой предстали дивные яблони и другие деревья, увешанные диковинными плодами. До самого вечера принимал гостей Абу-али-сина, проводя время в беседах и за угощениями. К вечеру Махмуд-шах собрался было домой, но Абу-али-сина сказал: "Три дня вы будете моими гостями", - и никого не отпустил. Наступила ночь. Но и ночью продолжались пир и беседы. Абу-али-сина дал знак - появились красавицы-рабыни с музыкальными инструментами, зазвучала музыка. До утра лились песни. Неожиданное зрелище услаждало слух в взор. Под утро всем захотелось спать, и по знаку Абу-али-сины слуги принесли каждому атласную перину, шелковое одеяло, пуховую подушку. Каждого гостя устроили сообразно с его званием, и воцарился сон. Долго спали гости в саду, до самого полудня, когда лучи солнца стали припекать их. Открыли гости глаза - нет ни сада, ни дворца, ни базара, ни города. И видят они, что войска продолжают сражаться, словно и не было никакого примирения. И бьются войска насмерть. Вдруг среди воинов появился Абу-али-сина с прутом и тыквой, стукнул прутом по тыкве и закричал: - Эй, плешивые, выходите! - и с каждым ударом по тыкве оттуда выскакивали плешивые воины с острыми мечами и кинжалами на поясах и бросались друг на друга. Этих плешивых воинов было такое множество, что войско Абу-али-сины перестало даже сражаться, а плешивое войско вдруг повернуло в сторону Кирмана и погнало воинов Махмуд-шаха к стенам крепости. Пробрался Махмуд-шах в свой город, поднялся на минарет, видит, плохи его дела, войско разбито. Абу-али-сина посмеялся над ним. Понял Махмуд-шах, что зря он послушался визиря Юхну, да что делать? А плешивое войско тем временем загнало остатки воинов Махмуд-шаха в Кирман и, оставшись без врагов, стало уничтожать друг друга. Долго ли, коротко ли продолжалось это безумное столпотворение, но появился Абу-али-сина с прутом и тыквой, ударил он прутом по тыкве, крикнул: "Эй, плешивые, марш на место!", и все войско исчезло в тыкве. Вернулся Абу-али-сина в свой город, возвратилось него войско. Умолк шум сражения. А Махмуд-шах собрал на совет своих визирей и мудрецов. Но все они были настолько потрясены всем виденным, что никто из них ничего не мог посоветовать своему властелину. А сам Махмуд-шах укорял себя в душе за непомерную гордыню, за то, что сам накликал беду на свою голову, и не видел он выхода из своего тяжелого положения. Пришла, правда, ему мысль послать людей за помощью к падишаху Бухары, но его вовремя отговорил умный визирь по имени Милад. - Мой шах, - сказал Милад, вставая с места, - ты обидел Абу-али-сину, и вот мы все переживаем его месть. Весь мир знает, что нет на свете силы, могущественней силы Абу-али-сины. Разве не об этом свидетельствуют истории с падишахом Бухары и с падишахом Египта. Так пусть тот, чья клевета привела нас к беде, придет и придумает, как избавиться всем от несчастья и горя. Он разгневал Абу-али-сину, так пусть он и успокоит его. Призвал Махмуд-шах визиря Юхну: - Ты - причина нашего горя! Если не придумаешь, как избавиться от беды, я велю казнить тебя! Зарыдал Юхна: - О мой шах! Я твой раб, и твоя беда - это моя беда. Не мыслил я принести тебе горе. Я только рассказал о недостойном поведении мудреца и поделился своими сомнениями. Могу ли я придумать что-нибудь против Абу-али-сины, когда весь мир бессилен перед ним? В гневе прогнал Махмуд-шах визиря Юхну с глаз долой и обратился за советом к мудрому визирю Ми-ладу. И сказал Милад: - О мой шах, я вижу только один путь избавить всех нас от большого горя - надо послать к Абу-али-сине того юношу, к которому мудрец испытывал любовь и уважение. Пусть он с почтением от имени шаха попросит мира и пригласят Абу-али-сину в Кирман. Я думаю, этому юноше Абу-али-сина не откажет. Все люди дивана согласились с предложением визиря Милада и послали юношу со слугами и богатыми дарами к Абу-али-сине. Ласково встретил любимого юношу Абу-али-сина, показал ему город Мудрости со всеми его базарами" улицами и площадями. Целый день и целый вечер он угощал гостя. А юноша, выполняя просьбу Махмуд-шаха, пригласил Абу-али-сину в Кирман. Принял Абу-али-сина это приглашение и вместе с юношей отправился в Кирман. С царскими почестями встречали Абу-али-сину и визири, и советники, и все приближенные шаха… Сам Махмуд-шах вышел к нему навстречу, взял за руки мудреца, усадил рядом с собою на престол. Приветствуя Абу-али-сину, Махмуд-шах сказал: - О мудрейший из мудрых, обидевшись на меня, ты пролил столько крови, принес столько горя. Хорошо ли это? - О мой шах, - отвечал с достоинством Абу-али-сина, - ты задумал лишить жизни своего покорного слугу, поверив клевете, а не делам моим. Ты отверг меня, и угроза смерти нависла надо мной. Я был вынужден бежать. Так кто же виновен в пролитой крови? Долго вели беседу Абу-али-сина и Махмуд-шах, выясняя причины жестокой войны. Договорились они о мирном согласии, и несколько дней Абу-али-сина был почетным гостем Махмуд-шаха. Пригласил и Абу-али-сина Махмуд-шаха в гости к себе, и было его предложение принято. Но в день, когда Махмуд-шах собрался в город Мудрости, пришел к нему визирь Юхна и, раскрыв мешок несчастий, сказал: - О мой шах, куда ты собрался? Ведь город Мудрости создан силой колдовства. Абу-али-сина хочет заманить тебя в свой заколдованный город, чтобы убить тебя и овладеть Кирманом. Умел визирь Юхна сеять страх и недоверие в душе, и засомневался Махмуд-шах, идти ли ему в гости к Абу-али-сине. Но тут оказался визирь Милад: - О мой шах, не верь пустым словам. Неужели ты не видишь, что если бы Абу-али-сина только захотел, он давно уже сравнял бы с землею все наше государство. Он слишком силен, чтобы хитрить и слишком мудр, чтобы пожелать стать шахом. Успокоил Милад Махмуд-шаха, и тот во главе с визирями, советниками и небольшой стражей отправился в город Мудрости. С большими почестями встретил Абу-али-сина гостей - по обе стороны дороги стояли воины и громко приветствовали прибывших "Ассалям алейкум" - здоровался с воинами Махмуд-шах, и воины отвечали ему; "Вагалейкум ассалям!" Нескончаемой была шеренга воинов, и нескончаемой казалась дорога. Где же беломраморные стены, где город с высочайшими минаретами? Он ведь был совсем близко… Оглянулись Махмуд-шах и его свита, и увидели все, что стоят они на каменистой земле. Нет никаких воинов, словно их ветром сдуло. А вокруг такая голая пустыня, что окажись здесь шурале, и тот бы умер от страха. От неожиданности Махмуд-шах и все, кто был с ним, попадали на землю, а потом взглянули друг на друга и стали смеяться то ли от радости, то ли от горя. И порешил Махмуд-шах, что все происшедшее с ними - мираж, и все вернулись в свой город Кирман. "Да, о многом заставил подумать нас Абу-али-сина. Не такова ли вся жизнь человеческая: сегодня - все хорошо, а завтра - хуже и быть не может? В жизни, как на хорошем базаре, чего только не увидишь. Богатый стал нищим, счастливого подстерегло горе, беспечный погряз в заботах. Нагадает старуха-колдунья и богатство, и счастье, а все ее пророчества остаются глупой фантазией", - с такими мыслями Махмуд-шах вернулся во дворец и снова созвал людей дивана. Было решено найти Абу-али-сину. Где его только ни искали - в городе и вокруг города, на улицах и базарах, по всем закоулкам и переулкам - все бесполезно, не обнаружили даже следа Абу-али-сины. А если бы и нашли, наверное, не очень бы обрадовались. "Слава аллаху, - сказали во дворце Махмуд-шаха, - на этот раз мы легко отделались от Абу-али-сины". И пока Махмуд-шах возносит к богу молитвы, мы не будем ему мешать, а последуем за Абу-али-синой. Оставив Махмуд-шаха и всю его свиту в каменистой пустыне близ Кирмана, Абу-али-сина перенесся в город Хамадан. Проходя по улицам Хамадана, он увидел, как мастера восстанавливали разрушенную стену дома шейха Габдуллы. Неожиданно шейх обратился к Абу-али-сине: - О Абу-али-сина! Наверное, нехорошо, что мы до сих пор не подружились… Абу-али-сина увидел перед собой человека с одухотворенным лицом и умным проницательным взглядом. Он ответил: - Мужчина не преклонит головы перед другим мужчиной, пока не убедится в его могуществе. И тогда шейх Габдулла провел руками над десятью камнями, и тут же камни поднялись и легли в стену одни к другому так плотно, как не уложили бы их тысяча умелых мастеров. Увидев это, понял Абу-али-сина, что перед ним святой человек, он поцеловал руку шейха Габдуллы и припал к его ногам. Шейх Габдулла поднял Абу-али-сину с земли, взял его за руку и повел к себе в дом. За полночь продолжалась их душевная беседа. И сказал Абу-али-сина: - О шейх, позволь мне не покидать тебя и служить тебе. И шейх Габдулла согласился с радостью, и Абу-али-сина остался у этого мудреца. Все свободное время Абу-али-сина проводил в молитвах, и так долго его никто не видел, что улеглись слухи о его чудесах, люди перестали говорить о нем и даже имя его позабыли. Со временем стал он шейхом, и знали его как шейха Абу-али-сину. Много лет прожил он в Хамадане, здесь написал он свои знаменитые книги. Как хотелось бы назвать эти книги и рассказать о них, но об этом как-нибудь в другой раз. |