К. Насыри
 Скачать 174.36 Kb.
|
|
Горожане, увидев Абу-али-сину, выходили навстречу и приветствовали его. Узнав об этом, повелел падишах всем людям дивана выйти навстречу мудрецу. И люди дивана целовали его стремена и оказывали Абу-али-сине царские почести и уважение. Войдя во дворец, Абу-али-сина помолился, возблагодарил аллаха, а падишах изучающим взглядом следил за ним и думал: вот выглядит человек простым дервишем, а действует, как могущественный мудрец, и сияние идет от его лица" и весь он так светится умом, как может светиться только великий учитель. Абу-али-сине предложили занять самое почетное место в диване, и падишах обратился к нему: - Добро пожаловать, великомудрый и всезнающий жрец науки и да будет благословен аллахом твой приход! Долго мы ждали тебя и, наконец, дождались. Сладкоречиво говорил падишах, скрывая желчь и обиду. - О падишах! Пристало ли таким дервишам, как я, встречаться без нужды с такими властелинами, как ты? - отвечал Абу-али-сина. После проявления взаимного уважения и обмена любезностями начался царский пир. На столах были такие яства, что и придумать трудно, словом, угощение на любой вкус и всякое желание. Но кончился пир, и снова падишах обратился к Абу-али-сине: - О великомудрый и всезнающий жрец науки, Платон нашего века! Удивительные и чудесные события свершились на наших глазах в эти дни. Скажи, не твоих ли рук эти дела? - Да, мой падишах, - отвечал Абу-али-сина, - эти свершения - плод моего искусства. - О великий Аристотель! - сказал падишах. - То, что показал ты людям, - и величественно, и полно мудрого смысла. Но ни одно твое деяние не доступно свершить обычному человеку. Среди тех, кто слышал о чудесах, творимых тобою, многие верят в их возможность, но некоторые относятся с недоверием. Не покажешь ли ты здесь свое искусство, чтобы все люди дивана своими глазами увидели проявление могущества твоих способностей? - Если такова воля падишаха, с радостью! - сказал Абу-али-сина, и попросил принести таз с водой. Когда таз принесли, Абу-али-сина обратился к присутствующим: - Пусть каждый, кто захочет увидеть невиданное, услышать неслыханное, пережить неведомое, подойдет и заглянете воду. Первым решил посмотреть в воду падишах, но один из людей дивана сказал ему: - Мой падишах, позвольте сначала заглянуть в таз с водой вашему верному слуге, а я расскажу вам все, это увижу. Падишах согласился, и человек дивана подошел к тазу и заглянул в воду. И он увидел себя в пустыне в образе молодой стройной женщины. "Помогите! - хотел крикнуть он. - Что же это со мной происходит?" Сердце сжалось у него от страха, печаль наполнила душу. Оглянулся он по сторонам, а вокруг безжизненная пустыня. Среди таких песков завыл бы даже леший. "О горе, что за напасть случилась со мной? Почему так тревожно болит сердце?" - подумал он и пошел по пустыне, и слезы ручьями струились по его лицу. Вдруг он остановился - перед ним высился огромный громила-великан с пальцами величиной с грабли, с ногтями, подобными сохе, рот его был похож на могилу, шея - с минарет, а зубы напоминали надгробные камни. Увидев беднягу в образе женщины, громила-великан воскликнул: - О любезная сердцу моему! - и направился к женщине. Стремглав кинулся от великана бедняга, но где спрячешься в пустыне. А страшный преследователь настигал его и грохотал: - О милая, ну как ты скроешься от меня? Ведь ты же не птица, не улетишь. Почувствовал бедняга, что в безвыходное положение он попал, что не справиться ему с неумолимым чудовищем, что грозит ему неминуемая гибель… И в этот момент появился Абу-али-сина. Бросился к нему несчастный; - О великий Аристотель! Спаси меня от этого зверя! Успокой рвущееся на части сердце! Помоги мне! И сказал ему Абу-али-сина: - Я помогу тебе, если ты выполнишь два моих условия. Бедняга был согласен на все: - Ты только спаси меня, и я не два, а тысячу условий готов принять. - Условия такие, - продолжал Абу-али-сина, - во-первых, ты никому не расскажешь, что ты видел, а, во-вторых, когда я буду просить руки дочери падишаха для моего сына, ты поддержишь мою просьбу. Несчастный немедля поклялся выполнить оба условия, тогда Абу-али-сина дотронулся до чудовища, и великан исчезнул. Когда верный слуга падишаха пришел в себя, он увидел, что находится во дворце падишаха, перед ним стоит таз с водой, все люди дивана сидят, как и сидели, на своих местах, а Абу-али-сина усмехается в усы. Вытер бедняга поте лица и сел в изнеможении на свое место. - Ну, что же видел ты? - обратился к нему падишах. - Расскажи нам, а мы послушаем. - О великий падишах, - трясущимися губами вымолвил несчастный, - нет в человеческом языке слов, чтобы поведать о том, что я видел. Сколько бы ни рассказывал я о тех видениях, что предстали предо мной, даже самой малости я не в силах изложить. Удивились люди дивана, что за видения предстают перед взором человека в обычной воде, в обычном тазу. И второй человек попросил позволения у падишаха заглянуть в воду. - Уж я-то, - сказал самонадеянно, - сумею рассказать, что увижу. Согласился падишах и с его просьбой, и второй человек из людей дивана посмотрел в таз. И он увидел себя в образе страшного черного араба-бедуина, одетого в тряпье. И находился он посреди бескрайней пустыни, на просторах которой воют сильные бураны. Идет печальный бедуин с застывшими в глазах слезами по пустыне, а навстречу ему турок. Увидел турок черного бедуина и принял его за беглого раба. Набросился турок на бедуина, скрутил ему руки, связал их крепко-накрепко, приладил к плечам тяжелый камень и повел беднягу, избивая на каждом шагу. - О властелин, - взмолился бедуин. - Волей аллаха я - не черный раб, а такой же свободный человек, как и ты. Но мольба была напрасной, и за каждое выкрикнутое слово турок награждал несчастного бедуина ударом палки. Понял бедняга безвыходность своего положения и молча переживал случившееся, покорно следуя за турком. А турок погонял его и нещадно бил палкой. Ноги у бедуина распухли, в глазах от усталости двоиться начало, сердце вот-вот разорвется на части. И почувствовал несчастный, что еще немного такого пути, и душа его простится с телом, словно птица с клеткой. Никогда в жизни не переживал он ничего подобного, и обратился он к аллаху: - О всемогущественный аллах! Не оставь без помощи правоверного! Помоги вырваться из рук бездушного человека! …И в этот момент появился Абу-али-сина. Увидев его, бедуин воспрянул духом. Уверенный, что Абу-али-сина поможет ему, он бросился к мудрецу с мольбой. Из глаз бедуина струились слезы, несчастный был похож на ощипанного цыпленка, побывавшего на огне. И сказал ему Абу-али-сина: - Я выручу тебя из беды, если ты согласишься выполнить два моих условия. Во-первых, когда я буду просить падишаха отдать его дочь в жены моему сыну, ты поддержишь меня и, во-вторых, ты никогда никому из людей дивана не расскажешь ничего из того, что ты видел. Бедняга на все был согласен и поклялся выполнить оба условия. Вырвал Абу-али-сина бедуина из рук турка, но не удержал в своих руках, и бедуин упал в глубокий колодец, оказавшийся рядом. Он летел, кувыркаясь и ударяясь о стенки то головой, то руками, пока не попал в воду. Вода была такой холодной, что он задрожал мелкой дрожью и раскрыл глаза. И увидел он, что находится во дворце, вокруг - люди дивана, а сам он стоит над тазом и смотрит в воду. И сказали ему, что прошла всего одна минута. Поразился он тому, что за одну минуту так много произошло событий, и обессиленный всем пережитым, устало сел на свое место. - Ну, что же видел ты? - обратился к нему падишах. - Расскажи нам, а мы послушаем. И услышал в ответ: - О мой падишах, никакого времени не хватит, чтобы рассказать обо всем, что я увидел, а могу ли я позволять себе умолчать хотя бы о самой малости? Виденное мной не подвластно словам, и это единственное, что я могу сказать. И как ни уговаривали его люди дивана, он не проронил больше ни слова. Третьему своему приближенному повелел падишах заглянуть в воду: - Плохое ты увидишь или хорошее обо всем должен будешь рассказать нам! - О мой падишах, - воскликнул третий, - я готов выполнить твою волю, - и с этими словами он подошел к тазу и посмотрел в зеркало воды. И он увидел себя в образе медведя, который ходит посреди безграничной пустыни, раскаленной от жара и пышащей огнем. Вспомнил он аллаха, обратился было к всемогущему со словами молитвы, но только рычание разнеслось над горячими песками и камнями. Обжигая лапы, бегал медведь по пустыне, но в какую бы сторону ни направлял он свой бег, не мог вырваться за ее пределы - не было ей ни конца, ни края. И вдруг, откуда ни возьмись, - сорок охотников, а впереди них собаки с железными зубами. Такие на части разорвать могут. Увидели охотники в пустыне медведя, шум подняли: "Держи его!" - закричали и бросились на медведя. Со всех сторон окружили медведя собаки и стали рвать его на части. - Не медведь я! - хотел он крикнуть, но слышалось только жалобное рычание. Отбиваясь от собак и охотников, медведь пустился бежать, но охотники нагнали его и стали дубасить палками, а собаки с новым остервенением хватали его железными зубами. - О аллах, великий и могущественный, - мысленно взмолился медведь, - помоги несчастному! …И в этот момент он увидел Абу-али-сину. - О помоги мне! Спаси! - умоляющими жестами обратился к мудрецу медведь, и Абу-али-сина в одно мгновенье разогнал охотников и собак. Поставив перед медведем те же два условия, он вернул ему человеческий облик и велел закрыть глаза. - А теперь открой! - сказал Абу-али-сина. Открыл тот глаза и увидел, что стоит как ни в чем не бывало возле таза, смотрит в воду и чувствует, что сердце бьется так, словно из груди хочет вырваться. - Ну что же видел ты? - обратился к нему падишах. - Расскажи нам, а мы послушаем. Но ничего не услышал в ответ. Третий его приближенный с изменившимся до неузнаваемости лицом все еще чувствовал себя бессловесным медведем и жалобно смотрел на Абу-али-сину, не решаясь раскрыть уста. Удивился падишах: - Что же с тобой случилось? Почему ты молчишь? А бедняга, все еще страдая от привидевшегося, не только ничего не мог вымолвить, но даже не сел на место и поплелся, еле передвигая ноги, домой, ибо чувствовал на себе раны от железных зубов собак. И сказал падишах: - Ну, если никто ничего мне рассказать не может, придется самому поглядеть в воду. Но вышел четвертый его приближенный и, мужественно взглянув в глаза падишаху, дал слово рассказать обо всем, что увидит. Согласился с его просьбой падишах, и четвертый человек дивана заглянул в таз с водой. И он тоже увидел себя в безжизненной, пышащей жарким песком пустыне: ни зеленой травинки, ни лужицы воды. Даже саламандра опалила бы в этом смертельном аду хвост. А ведь приближенный падишаха был человеком… Он шел, обжигаясь, по раскаленной пустыне и с надеждой взглянул на небо. Но не тучу, напоенную дождем, увидел он; пала на него тень от огромного ястреба. Набросился на него ястреб с раскрытым клювом, схватил растопыренными когтями и взвился в воздух, подыскивая место, где бы съесть несчастного. Но тут появился еще один ястреб и выхватил беднягу из когтей первого. А на второго налетел третий ястреб, на третьего четвертый. Более тридцати ястребов рвали из когтей друг у друга жертву. И в борьбе между собой ястребы так ослабли, что не удержали несчастного, и он полетел, кувыркаясь, с небес на землю. Но сжалился аллах над его судьбой, и упал он не на камни, а в глубокий колодец, наполненный вязкой глиной, по пояс погрузился он в глину, зато не разбился. Оправившись от испуга, несчастный приоткрыл глаза и увидел страшное чудовище. Чудовище, свернувшись кольцом, положило морду на хвост и раскрыло жадно пасть, готовясь к прыжку. "О всемогущий аллах! Помоги мне!" - взмолился бедняга, пытаясь выкарабкаться из глины и как-нибудь скрыться от чудовища. Но куда бы он ни обращал свой взор, выбраться из колодца не было никакой возможности. В отчаянии он обратился к аллаху с предсмертной молитвой, как вдруг появился Абу-али-сина. - О мой властелин, - бросился к ногам Абу-али-сины бедняга, - ты не оставишь меня в несчастье! Помоги мне! Умоляю!" И сказал Абу-али-сина: - А поддержишь ли ты меня, когда я буду просить у падишаха руки его дочери для моего сына? Не одну, а целых пятьсот клятв произнес несчастный, обещая мудрецу всяческую помощь. Стоило Абу-али-сине только пальцем пошевелить, как в колодце появилась маленькая щель, в которую пролезть смогла бы разве что курица. Но бедняга сумел с великим трудом протиснуть сквозь эту щель свое тело, и увидел… что находится во дворце, вокруг него люди дивана, а сам он стоит перед тазом и смотрит на гладь воды. Не в силах опомниться от переживаний, всхлипывая, поплелся бедняга на свое место. - Подожди, - сказал падишах, - расскажи нам, что ты видел. Но несчастный, тяжело дыша, словно загнанный зверь, не мог произнести ни слова и только виновато озирался по сторонам. Абу-али-сина тихонько усмехнулся в усы, когда увидел, что и этот бедняга потащился домой лечить истерзанное ястребами тело. Возмутился падишах: - Что же это такое? Все что-то видят, переживают, садятся, обессиленные, на место или вовсе покидают дворец и хоть бы кто что-нибудь рассказал. Нашелся еще один смельчак из приближенных падишаха. - Я посмотрю! - вызвался он и взглянул в таз с водой. И увидел он себя обнаженным в пустыне. Палящее солнце жгло так беспощадно, что если бы здесь оказался шайтан, гонимый камнями, огонь ада показался бы ему прохладой по сравнению с этой жарой. Земля под ногами шипела, словно раскаленные камни в бане, когда падают на них брызги из котла с бурлящим кипятком. Упади с неба созвездие Рыбы, и оно бы сжарилось, как окунь на раскаленной сковороде. В этом огненном мареве вдруг появился огромный лев ростом со слона и, разъяренный, бросился с раскрытой пастью на несчастного. Бедняга еле успел отскочить в сторону. Но куда бы он ни бежал, лев преследовал его. От дикого бега и несносной жары сердце у верного слуги падишаха едва не разорвалось и язык вывалился изо рта. Вот лев приготовился к последнему прыжку, и бедняге не оставалось ничего другого, как броситься в оказавшийся рядом колодец. Внутри колодца росло большое дерево с огромной кроной. Крона смягчила падение, и несчастный застрял в густых ветвях. Когда он пришел в себя, то с ужасом увидел, что на дне колодца лежит огромное, с гору, чудовище: семь голов у этого чудовища, семь страшных раскрытых пастей и в каждую из них легко проскочила бы лошадь со всадником. От одного вида этого чудовища бедняга едва не лишился разума, ибо понял, что спасения нет. Он только крепче схватился за дерево. Ему показалось, что дерево качнулось, он глянул вниз и обомлел: громадное дерево держалось всего на двух тоненьких корнях, причем один из корней треснул в нескольких местах, а другой грызут мыши и вот-вот перегрызут. Оказался несчастный меж двух смертей: на дне колодца его ждет погибель от одной из семи голов чудовища, наверху лев готов растерзать на части. И так плохо, и этак хуже некуда… Что делать? Одна надежда на всемогущего аллаха, и обратил он к нему боль сердца своего и крик души своей. В этот миг, откуда ни возьмись, появился Абу-али-сина. Со слезами надежды взмолился умирающий от страха: - О властелин мой, только ты можешь спасти меня! Помоги несчастному! И сказал Абу-али-сина: - Хорошо, я пожалею тебя и спасу. Но, во-первых, когда я буду просить руки дочери падишаха для своего сына-халвафруша, ты мне поможешь, а, во-вторых, о том, что ты видел и пережил, никому ни слова не скажешь! Клянись и будешь свободен! Несчастный человек на грани жизни и смерти был согласен не только дать любую клятву, он готов был целиком проглотить священную книгу корана. Абу-али-сина подошел к дереву и потряс его. Бедняга полетел на дно колодца и, решив, что падает в пасть чудовища, закрыл глаза и закричал не своим голосом: "Помогите!" Когда он открыл глаза, то увидел, что находится во дворце, а перед ним таз с водой. Люди дивана слышали его крик, но не могли понять причину. А сам он с жалким видом, с распухшими ногами и красными глазами побрел на свое место. И сказал ему падишах: - Ты, наверное, видел больше, чем другие. Расскажи нам, отчего ты так громко кричал? - О мой падишах, - отвечал бедняга, - не спрашивай меня. Не могу я рассказать о том, что должен увидеть каждый… Опечалился падишах, не зная, что и подумать. И еще один из приближенных падишаха, желая выслужиться перед своим властелином, попросил позволения посмотреть в таз с водой: - Мне тоже хочется увидеть, что за зрелище отражается в этой воде. И увидел он себя на берегу моря. Ни людей, ни единой живой души вокруг. Только мертвая пугающая тишина. Опустил он беспомощные руки, потерял всякую волю, безнадежность заполонила его душу. И он горько заплакал, не зная, что делать, куда смотреть, в какую сторону идти. Нет слов, чтобы описать отчаяние, охватившее его. И пошел он вдоль берега куда глаза глядят. Вдруг он увидел далеко-далеко в море парусную лодку. Эта лодка приблизилась к берегу и оказалось, что это не лодка, а большой корабль. Пристал корабль к берегу, бросил якорь, и из корабля на берег вышли люди. Увидев человека, они пошли к нему, а он, испугавшись неизвестных, бросился бежать. Но было поздно. Его тут же задержали, связали цепями по рукам и ногам и отправили на корабль. И тотчас корабль снялся с якоря, поднял паруса и отплыл от берега, словно команда корабля прибыла сюда только для того, чтобы забрать на борт человека падишаха. После недолгого спокойного плавания, поднялась буря. Могучие волны поднимали со дна морского песок и камни и обрушивал" их на корабль. А навстречу, раскрыв громадную пасть, плыло чудище морское, пожирающее корабли. Ужас охватил матросов. Поднялся крик, началась паника. Среди общего шума и гама кто-то из команды закричал, что можно спасти корабль, но одного человека надо отдать в жертву чудищу морскому, а иначе погибнут все. Посудили-порядили, кем пожертвовать, и решили бросить на съедение чудищу того человека, которого взяли на берегу. Схватили его и потащили к борту. - Пощадите меня, - стал он просить матросов, - я ни в чем не виновен! Я буду помогать вам! Не бросайте меня в море! Пожалейте! Но никто не хотел его слушать, и вот он уже летит в пасть чудищу морскому и, обращаясь в мыслях своих к аллаху, готовится к встрече с отцами своими. И в этот миг появился Абу-али-сина. - О мой властелин, - обратился к нему с мольбой несчастный, - не ты ли причина моих бедствий? Так помоги же мне и спаси меня! И сказал ему Абу-али-сина: - Я спасу тебя от гибели. Но когда я буду просить у падишаха руки его дочери для моего сына, ты мне поможешь и, кроме того, никому никогда не расскажешь ничего о том, что ты видел и пережил. Тысячу раз был согласен бедняга на такие условия. Абу-али-сина схватил его за руку и бросил в пасть чудищу морскому. До смерти испугался несчастный, решив, что мудрец обманул его, и зажмурил от страха глаза. А когда открыл их, то увидел, что стоит возле таза с водой и смотрит в воду. Несказанно удивившись всему виденному и пережитому, он вымолвил только: "О аллах, что за притча?" - и сел на свое место. - Расскажи хоть ты нам, что ты видел, - спросил его падишах, но ничего не услышал в ответ. Верный приближенный его никак не мог прийти в себя и понять, каким это образом за короткое время довелось ему столь много увидеть и пережить. Рассердился падишах, обиделся он на людей дивана. Многие из них глядели в воду, но ни один не поведал о том, что видел, пережил. В чем же дело? К тому же каждый, кто смотрел в воду, отходил от таза похожим на цыпленка, вырвавшегося из когтей ястреба. И тогда решил падишах сам посмотреть в воду. Он встал со своего места, подошел к тазу, заглянул в воду и… ничего не увидел. Повернувшись к Абу-али-сине, падишах сказал: - Так здесь ничего, кроме воды, не видно… - Смотри лучше, мой падишах, - отвечал Абу-али-сина. Взглянул падишах попристальней и увидел себя в колодце безо всякой одежды, совершенно голым. А колодец глубокий, выше его роста, и ноги его дна не достают. Не хочется тонуть падишаху. Он то погрузится в воду, то вынырнет, а уцепиться не за что. Пытается падишах хоть какую-нибудь выбоину сделать в стенке колодца, да ничего у него не выходит. И снова он то погрузится с головой в воду, то вынырнет. Словно таракан в ведре пытался он зацепиться за стенки колодца, но все усилия были напрасными. Силы покидали его. Ему казалось, что уже целую вечность голодный и холодный он мается в колодце, глотая воду. А наверх маленькой звездочкой светилось отверстие колодца, И сказал падишах себе: "Здесь суждено мне погибнуть…" Страдая от беспомощности, он заплакал и вдруг увидел сквозь слезы, как на веревке в колодец спускается ведро. Падишах воспрянул духом, надежда на спасение, покинувшая было его, вернулась. "Благодарение аллаху!" - сказал падишах и ухватился крепко за ведро. Человек, спустивший ведро за водой, решил, что оно полное, и стал поднимать его из колодца. Когда ведро появилось у верха колодца, человек увидел, что к ведру кто-то прицепился, и, испугавшись, выпустил ведро из рук. Кувыркаясь, падишах со стоном летел на дно колодца. А человек, приходивший за водой, побежал домой и обо всем рассказал своему хозяину. Хозяин, подумав, позвал еще людей, и все они направились к колодцу. Беспомощный падишах барахтался в воде, то, погружаясь с головой, то, появляясь на поверхности. Увидев снова ведро, он крепко-накрепко в него вцепился. Вытянули люди ведро, а вместе с ним и голого человека. Видит падишах, что перед ним воины. Посмотрел по сторонам - еще воины. И сколько их - одному аллаху известно. А вокруг разноцветные царские шатры расставлены, и барабаны трещат, и трубы гудят, и такая громкая музыка раздается, что на девятом небе и то ее слышно. А поле, на котором расположилось войско, такой неоглядной ширины и длины, что за два дня не обойдешь. "О, всемогущественный аллах! - воскликнул падишах, удивляясь всему увиденному. - И кому это только понадобилось собрать столько воинов в одном месте?" Пытался падишах рассказать воинам, кто он и что с ним случилось, но странное дело - среди такого великого множества людей не нашлось ни одного, кто бы мог понять язык падишаха. Однако дали ему одежды, привели в богатый шатер, поставили перед ним еду. Поел падишах, утолил голод и одолел его сон, ведь не спал он целые сутки. Спит он в блаженстве и чувствует, что солнце слишком сильно пригревает, жжет, словно огонь. Решил он подвинуться в тень шатра, но, открыв глаза, увидел, что нет ни шатра, ни воинов. И подумал падишах с недоумением: "Словно муравьи, исчезло бесчисленное войско за короткий срок моего недолгого сна. И шатер кто-то незаметно разобрал, и даже циновки не осталось, на которой я лежал. Что происходит вокруг? Кто объяснит мне все это?" А оглядевшись, увидел падишах, что кругом сгорела трава, потрескалась от жары земля, и находится он в такой раскаленной пустыне, что недолго и человеку в жаркое превратиться. И нет этой пустыне ни конца, ни края. Жалким заблудившимся путником бродил бедный падишах по пышащей полдневным жаром пустыне, и смерть казалась ему желанным избавлением от адских мук и страданий. Наконец, солнце, словно, сжалившись, зашло, и падишах вдохнул тронутый прохладой воздух. Но на душе его не стало легче. Кругом простиралась безжизненная пустыня, и нет рядом ни друга, ни птицы, ничего нет, кроме неописуемого страдания. И вспомнил падишах Абу-али-сину и пожалел, что перечил ему, и подумал: "Если бы я вырвался из этого ада, я бы исполнил любое его желание, я жил бы с ним в мире и ни в чем бы ему не возражал". Но нет хуже бесполезных дум. Понял падишах, что последние дни жизни суждено провести ему в пустыне смерти, что жестоко отомстил ему Абу-али-сина за нежелание отдать дочь в жены халвафрушу. А как подумал падишах, что после его смерти уже ничто не помешает халвафрушу жениться на его дочери, горькие слезы потекли ручьями из его очей. Но и о том подумал падишах, что под лежачий камень вода не течет, ночь не вечна, а утром снова взойдет солнце, и снова будет такое пекло, что шага не шагнешь. И пошел падишах искать местечко, где бы можно было укрыться от палящих лучей солнца. Но стояла непроглядная темень, что, как говорится, хоть глаз выколи. И страшно стало падишаху от этой темноты, сердце его затрепетало от ужаса, в глазах появились кошмарные видения, а в ушах слышались жуткие звуки. Куда бы ни бросился падишах, видения не оставляли его. Неожиданно перед ним возник великан, которого и человеком-то трудно было назвать. На огромном безобразном лице молниями сверкали глаза, пышащая огнем пасть готова была вот-вот проглотить несчастного падишаха. Бросился падишах бежать, а великан за ним. Нагоняет он падишаха, и тот, обессиленный, потеряв надежду на спасение, готов был уже распроститься с жизнью, как вдруг увидел вдалеке два огонька, словно две мерцающие свечки. "Слава аллаху, - обрадовался падишах, - там, видимо, деревня", - и из последних сил побежал на огоньки. Тем временем приближался рассвет. Подбежал падишах к огонькам и оторопел: перед ним сидели два людоеда. "Вот и еда к нам сама пришла", - обрадовались оба и бросились на падишаха. Схватили они несчастного с двух сторон и стали рвать на части. "Это моя добыча, - говорит один людоед, - я его первый схватил". "Нет, это моя добыча, - говорит другой людоед, - и я ее тебе не уступлю". Началась между ними ссора, а потом и драка. Били друг друга людоеды, то один побеждает, то другой, обоим крепко досталось, и про падишаха забыли. А падишах, воспользовавшись их дракой, ускользнул из лап людоедов и ползком-ползком добрался до реденького леса. Стал он искать место по-тенистее, чтобы днем от солнца спрятаться и встретился в лесу с семиглавым чудовищем. Почуяло чудовище человека, подняло все свои головы, открыло жадно все свои пасти. А из пастей огонь пышит. Потемнело в глазах падишаха. "Нет мне спасения на этой земле, - подумал он. - От одной беды убежишь, сотня других навалится", - и слезы страдания омыли лицо его, а душа затвердела в безысходности. На сухую траву попал огонь из пышащих пастей чудовища, и загорелась трава, образуя огненное море. До самого неба поднялось пламя пожарища огненной стеной отгородило падишаха от чудовища. Но пламя подбиралось к падишаху все ближе и ближе, и не было выхода из огня. Вот огонь уже опалил его бороду и усы, захватил одежду, обжег тело. Окончательно поверил падишах в неминуемую свою гибель и на грани жизни и смерти обратился с мольбой к аллаху. И в тот же миг показался из огня Абу-али-сина, и воскликнул из последних сил падишах: "Скорей, скорей помоги мне. О злой человек, зачем заставляешь ты страдать меня? Зачем шлешь несчастья на мою голову? Не будь же злым и бесчеловечным!" И сказал Абу-али-сина, усмехнувшись: - Ты столько раз смотрел смерти в глаза, столько раз стоял на краю гибели и терял всякую надежду на спасение, что должен понять цену жизни. Ты не хочешь отдать свою дочь в жены моему сыну, а ведь они любят друг друга. Разлучать влюбленных - это ли не зло, это ли не бесчеловечность? Я устал доказывать тебе это. Если ты добром согласишься на свадьбу, я обещаю тебе жизнь. Если же ты ничего не понял, то тебя ждет гибель, а дочь твоя все равно будет женой моего сына. И взмолился падишах: - О мудрец из мудрецов, будь великодушным! Сделай благое дело - спаси меня от гибели, освободи от страданий, я обещаю выполнить любое твое пожелание, клянусь аллахом! Абу-али-сина держал наготове сосуд с водой. Эту воду он вылил на голову падишаха. Когда вода стекла с лица и падишах открыл глаза, он увидел себя во дворце стоявшим возле таза. Все вокруг было так, словно ничего не произошло. Тяжело пошел падишах на свое место. Перед его глазами еще дрожали языки пламени, а борода хранила слезы падишаха. Он посмотрел на Абу-али-сину и увидел, что тот усмехается в усы. Сел падишах, понурив голову, с трудом приходя в себя и приводя в порядок рассеянные мысли. - О великий падишах, - обратился к нему первый из приближенных, - уж не женщиной ли ты был, посмотрев в зеркало воды? - А может быть, черным бедуином? - спросил второй., Каждый из глядевших в воду судил по себе. Но молчал великий падишах, не удостоил он ответом своих верных слуг, словно обиделся на них. И решили все, что встретился падишах с тем, с чем никто не встречался, и принял страдания не меньше других. А падишах, придя в себя и собравшись с мыслями, обратился к Абу-али-сине: - О великомудрый философ, скажи, какую цель ты преследовал, ввергнув меня в пучину страданий? Зачем заставлял ты меня мучиться? Чего ты добиваешься! Много упреков и обид высказал рассерженный падл шах Абу-али-сине. И сказал Абу-али-сина: - О благодетель, я не подвергал тебя никаким страданиям. Ты подошел к тазу и смотрел в воду. Часа не прошло, как ты сел на место. Люди дивана могут подтвердить, что я говорю правду. И сказали люди дивана: - Великий падишах, ты действительно смотрел в таз с водой. И часу не прошло, как ты сел на место. Воскликнул падишах: - О чудо! Вы говорите, и часу не прошло, а я шесть дней страдал в непрестанных мучениях - то в колодце, то в пустыне, был на волоске от смерти, стоял на краю гибели… И падишах рассказал обо всем, что с ним приключилось. Поразились люди дивана, услышав историю падишаха. И сказал Абу-али-сина: - Мой властелин! Я пред тобою явил свое искусство, показал, на что способна мудрость. Ты сам убедился, что это - не пустое хвастовство. Слава аллаху! Это он помог мне овладеть многими науками. Ты не смотри, великий падишах, взглядом, полным зла, ненависти и вражды на дервиша, что стоит пред тобою. Довольно ненужных страданий. Вспомни о своей клятве и по велению аллаха отдай в жены сыну моему свою дочь. Гордыня - от шайтана. Умерь ее, и не надо говорить: я - богатый, он - бедный. О многом переговорили между собой падишах и мудрец, и, примирившись, сказал падишах: - Хорошо, я согласен отдать свою дочь в жены твоему сыну. Но к свадьбе приступим чуть позже - надо мне и в себя прийти окончательно и поразмыслить обо всем хорошенько. Успокоенный таким ответом, Абу-али-сина поспешил домой. Возвратился он в дом и видит - сидит халвафруш и плачет. - Что с тобой, мой любезный сын? - спросил его Абу-али-сина. - Не горюй, ибо жив твой учитель, и любое твое желание будет тотчас исполнено. Он утешал плачущего юношу, а халвафруш, упав к ногам Абу-али-сины, каялся: - О величайший из учителей, опора моей жизни! Сколько трудных минут пережил ты из-за меня, недостойного твоей благосклонности! Прости меня! Отныне я остудил сердце свое, отринул от него любовь, и тебе больше не придется принимать из-за нее страдания и унижения. И сказал Абу-али-сина: - Не обманывай себя, юноша. Знай, я не успокоюсь, пока дочь падишаха не станет твоею женой. Потерпи еще немного. Отрешись от всех дел и отдохни. А в это время падишах после разговора с Абу-али-синой велел удалиться всем людям дивана. Оставшись наедине, он снова обдумал все приключившееся с ним и пригласил Абульхариса: - О всезнающий мудрец! Дорого стоило мне заполучить тебя из Багдада, но была у меня одна беда, а стало - десять. Ты сделал меня посмешищем. По твоему совету я отправил в Индию посла, и поделом посмеялся над нами падишах Индии. Из-за тебя надо мной смеются все люди. Да и тебе досталось вместе с нами пережить много неприятного. Испугавшись дервиша, ты назвался его родным братом, но что-то не верится в это. Тяжелая предо мной задача. Уж просил бы мудрец дочь мою себе в жены - для меня было бы гораздо приятней иметь зятем непревзойденного знатока всяких наук, и от людского злословья мы были бы ограждены. Народ сказал бы: "Хорошо сделал падишах, отдав свою дочь в жены мудрецу>. И я был бы спокоен. Но после всех страданий, которые довелось мне пережить, отдать свою дочь в жены нищему мальчишке-халвафрушу, - нет, это выше моих сил! И ты ничем не можешь мне помочь… Много горьких слов услышал от падишаха Абульхарис прежде, чем получил возможность ответить: - О мой падишах, ты сказал, что отдал бы свою дочь в жены мудрецу, непревзойденному знатоку всяких наук, считая его достойным мужем дочери падишаха. Так скажи ему об этом, и он с помощью волшебной силы сделает халвафруша богатым и даст ему занятие, достойное мужа дочери падишаха. Он может наделить его и войском. И тогда ты отдашь за юношу свою дочь. Таков мой совет. С Абу-али-синой можно договориться только добром, ибо нет спасения от его справедливого гнева, даже если за тебя вступится весь мир. Не такого совета ждал от Абульхариса падишах, и, распаленный негодованием, он закричал: - О безвольный и немощный! Не по способностям тебе трудная задача. Ты боишься признаться, что ни на что не годен! Что толку в твоих советах, когда того же требует и дервиш! Если уж отдавать дочь за халвафруша, то это надо было сделать много раньше и незачем было претерпевать столько мучений. Неужели все страдания, что я принял, напрасны? Нет! Я уже разослал по всем странам своих людей, чтобы нашли они колдунов и чародеев, которые действительно могли бы справиться с Абу-али-синой. И падишах презрительно отвернулся от Абульхариса. Обидно было Абульхарису слышать брань падишаха, его упреки. И самому ему стало стыдно, что не сумел он оправдать надежд падишаха. От позора его могло избавить только проявление своего могущества, и Абульхарис, поглаживая бороду, придумал ход против Абу-али-сины. Знал Абульхарис, что невидимые слуги Абу-али-сины готовы донести своему властелину все, что услышат, и ничего не сказал падишаху о своей задумке… А задумал он построить чудесную баню, такую же, как в Багдаде. Построил он баню, а сам исчез с глаз людских, спрятавшись в укромном уголке бани. Пошла молва о бане по всему городу, и повалил в баню народ, восхищаясь ее великолепием и прославляя се строителя. Дошла молва о чудесной бане и до слуха Абу-али-сины. Заинтересовался он этой баней и однажды решил с халвафрушем посмотреть на нее. "Абульхарис - мой родной брат, и не следует ждать от него ничего худого", - подумал Абу-али-сина и зашел с халвафрушем внутрь бани. Там, раздевшись, они стали мыться. Восхищаясь удивительной баней, понял Абу-али-сина, что не обошлось ее строительство без волшебства, и засомневался в чистоте помыслов своего брата. Заспешил он к выходу, но подкараулил его Абульхарис и, улучив момент, прочитал заклинание. …И увидел Абу-али-сина себя в огромной бескрайней пустыне. Бродил он по пустыне и думал: "То я показывал людям чудеса, теперь мне показывают. Не зря говорится, не стучись в чужие ворота, а то и в твои постучат". Понял Абу-али-сина, что с ним случилось. Огляделся он по сторонам и увидел вдали очертания большого города. "Посмотрю-ка я, что это за город", - решил он и направился в сторону города. Приблизившись к городским воротам, Абу-али-сина постыдился войти в город нагим, но, увидев полотняный указатель города, дунул на него, прочитал заклинание, и с его руки упала накидка. Завернулся в нее Абу-али-сина и вошел в город. Видит, у ворот города сидит прорицатель и гадает на камнях и песке. Открыв якобы волшебную доску, он предсказывает всем, что случится с ними хорошего и плохого. Попросил погадать ему и Абу-али-сина: "О, прорицатель, не прочитаешь ли ты на своей волшебной доске и мою судьбу?" Увидел гадальщик, что стоит перед ним прохожий, укрытый покрывалом вместо одежды, и решил поиздеваться над ним. - О путник, - сказал он, усмехаясь, - ты несметно богат и окружен почтением и уважением. Можно ли желать счастья большего, чем это? И сказал Абу-али-сина, разгневанный злой иронией: - О невежда, глядя на мою накидку, ты решил, что я - нищий, а я - падишах, падишах от природы! Не понял невежественный гадальщик мудрых слов Абу-али-сины и продолжал издеваться: - О да, весь твой вид говорит, что ты - падишах, Вот только войска не хватает, чтобы поверить этому. Взглянул Абу-али-сина на городские ворота, прочитал заклинание, и несчетное войско, одетое в железные латы, заполнило равнину перед городом. - А вот и войско подошло, - сказал Абу-али-сина. Глянул гадальщик через ворота и увидел, что к городу приближается огромное войско. Вскочил он испуганно и побежал во дворец сообщить обо всем своему падишаху. А надо сказать, что правил этим городом колдун Дакъянус. Не тот Дакъянус, что известен в истории, а колдун с таким же именем. И держался город Дакъянуса только на страшном колдовстве. Не любили колдуна другие падишахи, и Дакъянус боялся, как бы на него не напали. И вдруг гадальщик сообщил ему о приближении чужого войска. Решил колдун, что на него нападает враг, и, собрав всю свою колдовскую мощь, направился навстречу Абу-али-сине. Увидел Дакъянус войско Абу-али-сины и силой своего колдовства выставил против него еще большее войско. Не понял Абу-али-сина, что имеет дело с колдуном, и растерялся. А войско Дакъянуса мигом уничтожило войско Абу-али-сины, а его самого схватили и потащили на площадь казнить. Догадался Абу-али-сина, что падишах Дакъянус - колдун, и все, что вертится вокруг, - колдовство. И сказал Абу-али-сина Дакъянусу: - О проклятый аллахом, адская головешка, что ты хочешь от меня? И ответил ему Дакъянус: - О неизвестный, что ты за человек, откуда пришел ты к нам? И сказал Абу-али-сина: - Я - дервиш, раб божий… Усмехнулся Дакъянус: - Что ж, подойди и поклонись мне. Спаси свою душу от моего проклятия. А если откажешься поклониться, я придумаю тебе такую казнь, что весь мир навеки запомнит, И сказал Абу-али-сина: - Хорошо, попробуй казнить меня, если сумеешь. И тут же, прочитав заклинание, исчез и спрятался в развалинах одного из домов города. Как ни пытался Дакъянус найти Абу-али-сину, ничего у него не вышло. Понял Дакъянус, что дервиш - это вовсе не дервиш, а могущественный мудрец, умеющий много больше, чем колдун. Был у Дакъянуса ученик по имени Жалуд. Приказал ему колдун немедленно отыскать дервиша, а иначе пригрозил казнью. Выслушал Жалуд Дакъянуса и отправился на поиски. Нашел Жалуд Абу-али-сину в развалинах, поздоровался с ним и позвал к падишаху. - Нет у меня никаких дел с твоим падишахом, - ответил Абу-али-сина. - Иди подобру-поздорову. - Не говори глупостей, - оборвал его Жалуд, - вставай, и иди куда говорят. - Настоящий мужчина не любит повторять сказанного дважды, - сказал Абу-али-сина. - Ступай отсюда! - Не пойдешь добром" поведу силой, - рассердился Жалуд. Абу-али-сина тоже вышел из себя: - О нечестивый, не слишком ли много ты говоришь? Не желаю я идти к твоему падишаху и не пойду. А если хочешь вести меня силой, посмотрим, хватит ли у тебя сил. Жалуд был способным учеником колдуна и наслал на дом огонь. Дом загорелее. Тогда Абу-али-сина прочитал заклинание, и огонь исчез, словно его и не было. Схватил мудрец Жалуда за руку и отбросил в сторону, да так, что тот потерял сознание. А когда Жалуд пришел в себя и открыл глаза, то увидел, что находится в море. Принялся он колдовать, не, увы, все его старания были напрасными. Обессиленный борьбой с волнами, стал он тонуть, но не к дьяволу обратился он за помощью. В свой последний миг обратился он к аллаху. Все это видел Абу-али-сина и понял, что Жалуд не такой уж пропащий человек. Абу-али-сина вырвал его из морской пучины, поставил перед собой и спросил: - Ну что, Жалуд, помогло тебе твое колдовство? А Жалуд, не зная, как и благодарить мудреца за свое спасение, решил порвать навсегда с дьяволом и стать правоверным. Так он и сделал. К тому же он так полюбил Абу-али-сину, что ни на шаг от него не отходил. - Делай свои дела, - говорил ему Абу-али-сина. - Нет у меня своих дел, - отвечал Жалуд. - Твои дела - это мои дела. Я сделаю все, что ты ни скажешь, в никогда тебя не покину. Не дождался дьявол Дакъянус Жалуда, прослышал он о его измене и решил убить его вместе с дервишем. Нашел ночью Дакъянус дом, где спали Абу-али-сина и Жалуд, увидел в передней комнате Жалуда и отрубил ему голову. Пошел дальше, а там спят на полу больше сорока дервишей, и все похожи на Абу-али-сину. От такого видения помутился разум у Дакъянуса и решил он всех убить. А в это время Абу-али-сине приснился соя, будто халвафруш попал в трясину болота и никак не может выбраться. Испугался за его жизнь мудрец и проснулся. Открыл глаза, а над его головой Дакъянус занес меч и вот-вот отрубит голову… Дунул Абу-али-сина в лицо Дакъянусу, да с такой силой, что тот полетел, кувыркаясь. Встал Абу-али-сина и увидел обезглавленного Жалуда, убитого злым колдуном. С глубокой скорбью похоронил его Абу-али-сина, а сам решил вернуться в Каир. Очнулся Дакъянус, а Абу-али-сины и след простыл. Раздосадован был колдун своей промашкой и решил о ней никому не говорить. И пока он бредет в свой дворец и раздумывает о случившемся, мы вернемся к Абульхарису и халвафрушу. Отослав своего родного брата силой волшебства в далекую пустыню, Абульхарис поспешил во дворец. Там падишах в окружении людей дивана обсуждал, как бы отомстить халвафрушу. В это время вошел Абульхарис низко поклонился, поцеловал землю и радостно сообщил падишаху, что он отомстил его врагу. Обрадованный падишах осыпал Абульхариса лаской, радушно принял его и посадил рядом с собой. - Как же ты отомстил дервишу? - спросил падишах. И Абульхарис, встав перед падишахом на колени, рассказал ему подробно о своем замысле и о его осуществлении. И сказал падишах, не скрывая злорадства: - Ну, халвафрушу теперь конец. Он один. Где дервиш, ему неизвестно. Самый удобный момент расправиться с непрошеным женихом. А какую казнь мы ему придумаем? - О мой падишах, - отвечал Абульхарис - Твой раб сделал самое трудное и самое главное. А уж дальше поступай, как сам знаешь. Выслушав ответ Абульхариса, падишах приказал немедленно разыскать халвафруша. Узнал обо всем халвафруш и закручинился. Единственное, что мог он сделать, так это спрятаться. И он скрылся. Чавыши с ног сбились, его разыскивая, но не нашли. Как-никак, а халвафруш многому научился у Абу-али-сины. Снова обратился падишах к Абульхарису: - О мудрый, скажи нам, где же находится этот несчастный продавец халвы? Взял Абульхарис волшебную доску, всмотрелся в нее, стал чертить на ней вдоль и поперек и, наконец, определил местонахождение халвафруша. Послал падишах своих чавышей в дом, указанный Абульхарисом. Помчались чавыши что есть силы, нашли халвафруша, связали и привели к падишаху. Падишах был готов живьем съесть юношу: - О несчастный, сколько бед свалилось из-за тебя на мою голову. Ты превратил меня в посмешище перед народом. Нет, в живых я тебя не оставлю. И падишах велел самым жестоким, самым страшным своим палачам обнажить мечи, выставить впереди глашатая, барабанщиков и провести халвафруша по улицам и базарам города к месту казни. Так и сделали. Приказал падишах отрубить халвафрушу голову. Занесли палачи мечи, но сказал падишаху Абульхарис: - О мой падишах, повремени с казнью, убить этого юношу ты ведь успеешь. Пусть он пробудет несколько дней в подземелье. Ведь если вернется Абу-али-сина, а юноша будет казнен, как ты ответишь перед ним? Всесилен Абу-али-сина, и пока он жив, нельзя убивать халвафруша. Для твоего благополучия говорю я это, а то будет поздно каяться. Согласился с Абульхарисом падишах, остановил казнь и спросил: - О мудрец, не скажешь ли ты, что стало с Абу-али-синой? Есть ли о нем какие-нибудь вести? - Хорошо, мой падишах, - отвечал Абульхарис, - как только я что-нибудь узнаю, я тут же тебе сообщу. И, взяв свою волшебную доску, Абульхарис стал искать местонахождение Абу-али-сины. А пока он всматривается в доску, мы узнаем, что же делает в это время Абу-али-сина. Абу-али-сина, отбросив Дакъянуса, сказал: "Где ты, Каир?" и в тот же миг очутился в Каире. Совершив омовение и помолившись, он направился к лавке халвафруша, но она оказалась закрытой. Тогда он пошел к нему в дом и постучал. Бедная мать халвафруша открыла ему дверь и, увидев Абу-али-сину, заливаясь слезами, рассказала обо всем, что произошло после исчезновения дервиша. Глядя на слезы матери, прослезился и Абу-али-сина. И сказал он себе: "О горе! Из-за меня погиб прекрасный юноша! Я хотел для него добра, а явился причиной гибели". Сильно переживал Абу-али-сина случившееся. Но сказала мать халвафруша: - О могущественный властелин, надеюсь, что еще не убили сына моего, не успели. Ты еще можешь помочь ему, ведь его только что схватили. Сердце Абу-али-сины пылало гневом негодования к клятвопреступнику-падишаху. Понял он, что пока падишах жив, ни о какой свадьбе не может быть и речи. И ведь, сколько страданий перенес падишах, сколько раз погибал, но все не впрок - ничему он не научился; не оценил и доверия. Как был, так и остался дурным неисправимым упрямцем. А раз так, то и поступать с ним надо соответственно. Еще не наступила пора цветения, но Абу-али-сина с помощью волшебной силы создал цветы потрясающей красоты. Под видом продавца цветов отправился он во дворец падишаха. С измененным обликом Абу-али-сина вошел в покои падишаха и неузнанный предстал пред ним. Обратившись к падишаху со словами верности и преданности, Абу-али-сина преподнес ему букет. В это время Абульхарис на своей доске искал, где же находится Абу-али-сина, а халвафруш, потеряв последнюю надежду на спасение, ждал решения своей участи. Падишах, приняв цветы, любуясь их необыкновенной красотой, решил похвастаться ими перед Абульхарисом. Абульхарис, не спросив, откуда у падишаха в такое время года цветы, восторженно воскликнул: "Какие цветы! Какой тонкий легкий аромат!" - и он вдохнул их запах. И в тот же миг его душа рассталась с телом, потому что цветы были пропитаны сильнейшим ядом. Цветы предназначались коварному падишаху, а смерть принял Абульхарис. Узнав об этом, Абу-али-сина так огорчился, что даже засомневался в своих способностях, ведь свершилось совсем не то, что он задумал. Он тут же хотел покончить и с падишахом, но его невидимые слуги доложила, что халвафруш жив и что юношу схватили только благодаря Абульхарису. "Волей аллаха один уже наказан, - подумал Абу-али-сина, - если же падишах будет упрямствовать снова, и его ждет гибель". С этими мыслями он сделал халвафруша невидимым, и оба они скрылись. Они обрадовались встрече и, растроганные, даже всплакнули. И не удержался халвафруш от упрека: - О мой учитель, ты оставил меня одного в руках злого врага, а сам куда-то исчез. Явись ты чуть-чуть позже, меня не было бы в живых… - Мой друг, - сказал Абу-али-сина, подбирая жемчужины слов и утешая халвафруша, - не по своей воле я покинул тебя. Я верил, что мой брат не замышляет против нас ничего дурного, а он, воспользовавшись моментом, с помощью волшебной силы сделал так, что я оказался в бескрайней пустыне. Много пришлось пережить мне. Разум едва не покинул мою голову, душа готова была расстаться с телом, но, слава аллаху, я вырвался из колдовских тенет и поспешил к тебе на помощь. Возблагодарим же аллаха за то, что мы живы и снова вместе! Мать юноши, увидев сына живым и здоровым, обливаясь слезами от бесконечной радости, тоже благодарила в своих молитвах всемогущего аллаха. А что же падишах? Глянул он на бездыханное тело Абульхариса и потемнело у него в глазах, стал он пальцы кусать, не зная, что делать. Догадался он, что не обошлось и в этой истории без Абу-али-сины и приказал слугам найти продавца цветов. А чтобы заманить его во дворец, велел падишах объявить, что якобы хочет поблагодарить цветочника за прекрасные цветы, дать ему вознаграждение и оказать гостеприимство. Но самозванцев не нашлось, а Абу-али-сина, конечно, не поспешил принять приглашение падишаха. Когда же падишаху сообщили, что исчез халвафруш, он окончательно убедился в том, что Абу-али-сина вернулся в Каир. "Он родного брата убил, а меня и подавно не пощадит", - не на шутку перепугался падишах. Как бы то ни было, падишах распорядился совершить все обряды, что положены правоверным, и достойно похоронить Абульхариса. Соблюдал траур по своему брату и Абу-али-сина. Горько было сознавать, что он виновен в его смерти, и лишь одна мысль утешала Абу-али-сину: "Ничто в мире не совершается против воли аллаха". А падишаху Абу-али-сина написал послание. Вот что в нем было сказано: "О жестокий тиран, своенравный упрямец и злорадный мучитель! По закону Магомета просил я у тебя руки твоей дочери для сына моего, но ты, послушный своей гордыне, отыскивал множество причин, чтобы препятствовать счастью влюбленных. Я хотел помочь тебе понять цену жизни, и ты немало пережил, смотрел смерти в глаза и был на краю гибели. Я вывел тебя из пустыни, но, к сожалению, ты ничего не понял. Я поверил тебе, а ты хотел убить меня. Но рука убийцы не дотянется до того, чей день смерти еще не настал, - так говорят в народе. Слава аллаху, я жив и здоров. Твоя гордыня и тщеславие виною тому, что от моей руки погиб мой брат. Я не потерплю больше, чтобы твой кинжал, выплавленный из несчастий и страданий, был занесен над моею судьбой. Последний раз я уповаю на твое благоразумие, и если ты ответишь отказом, на твою голову обрушится такая кара, какую ты и представить себе не можешь. Или у тебя есть еще защитник, обладающий могущественной силой? Оставь же упрямство и слезь с коня гордыни, иначе не сносить тебе головы. Вассалям!" Прочитав послание Абу-али-сины, падишах пришел в смятение и сказал: "Делать нечего, придется отдать дочь в жены халвафрушу". Но в душе он никак не мог с этим примириться, все еще надеялся найти хоть какое-нибудь средство для противоборства Абу-али-сине и повелел искать повсюду колдунов и чародеев. Узнал Абу-али-сина, что падишах не успокоился, готов кровь его выпить, а не то что исполнить свое слово и отдать дочь, и, прочитав заклинание, дунул в сторону дворца. И тут же появилась на небе черная туча и накрыла город. Загремел оглушительный гром, и пошел страшный дождь. Но не капли воды падали на крыши домов. Огромные отвратительные жабы заполнили улицы города. Каждая из них была величиной с кошку. Падая, жабы громко квакали, а, достигнув земли, испускали три жутких крика и хрипя, подыхали. Воздух был заполнен клокочущими и бормочущими жалобными стонами. Переполошились горожане: и дома сидеть страшно, и на улицу из-за жаб не выйдешь. А жабы, подыхая, издавали такое зловоние и было их такое несметное количество, что даже убирать их становилось бессмысленным: на место каждой убранной падал с неба еще целый десяток жаб. Город наводнили жабы, и жить в нем стало просто невозможно. Дознались жители города о причинах своего бедствия, и все - стар и мал - направились во дворец падишаха. - О падишах, - раздавались крики возмущенной толпы, - неужели из-за твоего упрямства все должны терпеть немыслимое нашествие жаб? В конце концов, ты погубишь не только нас, но и себя! Отдай Добром свою дочь в жены халвафрушу - ведь они любят друг друга. А не то мы своими руками убьем тебя, и пусть молодые женятся! Падишах срочно собрал своих приближенных на совет. И каждый из них, встав со своего места, говорил: - О падишах, ты имеешь дело с мудрецом, чьи знания так обширны, так совершенны, что его могущество не знает границ. Разве ты не убедился еще, что противостоять ему невозможно? Разве ты не понял еще, что можешь расстаться не только с троном падишаха, но и со своей головой? Выполни свое обещание - отдай дочь в жены халвафрушу, и ты будешь спасен, и все мы будем спасены. И не осталось падишаху ничего другого, как объявить о своем согласии на все условия Абу-али-сины. Обрадованные горожане, узнав о решении падишаха, отправились к Абу-али-сине. - О великомудрый и всесильный, - обратились они к мудрецу, - вот уже несколько дней мы только тем и заняты, что расчищаем город от жаб, и все напрасно - не становится их меньше. И воздух насыщен таким зловонием, что скоро нечем будет дышать. Падишах выполнил твою просьбу, и ты выполни нашу: избавь нас от этого бедствия. И сказал Абу-али-сина заклинание, и исчезли все жабы. Дал мудрец каждому по чудесной свече, зажгли люди свечи, и пропал отвратительный запах дохлых жаб. Посетили Абу-али-сину и люди падишаха, рассказали, что уже готовится во дворце свадебный пир, и поинтересовались: - О мудрый из мудрых, а есть ли у тебя для такого случая камзол с золотыми позументами? О Платон нашего времени, найдется ли у тебя для невесты заморский бархат? О великий учитель, каков тот дом, где живет халвафруш, сколько земли в его владении? Негоже ведь, чтобы дочь падишаха выходила замуж за нищего продавца халвы. Раз уж падишах дал свое согласие, надо, чтобы у жениха был и дом, достойный дочери падишаха, и достаток. Есть ли все это у халвафруша? Улыбнулся Абу-али-сина: - Не беспокойтесь, люди дивана, все есть у моего сына - и дом, и одежды, и достаток. Он прочитал заклинание, и тотчас появился прекрасный дворец, такой великолепный, что ни в сказке сказать, ни пером описать. А невесте отправил мудрец на двухстах красных верблюдах богатые украшения из драгоценных камней, гарцевали следом за верблюдами двести арабских коней, а двести луноликих красавцев-рабов несли множество других подарков. Все, кто это видел, онемели от восторга, а те, кто слышал, не могли поверить, что такое может быть. Сорок дней пировал весь город на свадьбе, и ни один житель не остался без подарка. На сорок первый день великий казый повенчал влюбленных, и молодые стали, наконец, мужем и женой. Подвели халвафруша к падишаху, и он поцеловал руку отца своей жены. И увидели люди дивана, что юноша благовоспитан. Поговорили с ним люди дивана и убедились, что не зря он учился у Абу-али-сины, что он умен и скромен и многое умеет. И сказали падишаху удовлетворенные люди дивана: "О падишах, слава аллаху, ты можешь быть доволен, что твоим зятем стал такой достойный человек!" А счастливые влюбленные соединили свои сердца и стали жить-поживать, чтобы никогда не расставаться. А что же Абу-али-сина? А он задумал отправиться в путешествие, ибо давно не бывал он в родных местах, давно не виделся с близкими. Душа звала его на родину. "Где ты, Бухара?" - сказал Абу-али-сина и вышел на дорогу. |