Основы медиации. Медиация лекция. Каким же образом люди разрешают конфликты
 Скачать 3.72 Mb.
|
|
ПРОТИВОСТОЯНИЕ ВЛАСТИ И ОБЩЕСТВА Российское общество имело слишком слабый правовой фундамент, и это очень прискорбно выразилось в бесправном положении личности. Уважаемый читатель, может быть, подумает об ужасах крепостничества. Но, к сожалению, пик российского бесправия вознесся в совсем недавнем прошлом. В 1940 году крестьянин не имел нрава покинуть колхоз, а рабочий и служащий место своей работы. Опоздание на работу более чем на 20 минут влекло за собой уголовное преследование. Применение расстрела и пытки дозволялось с 12-летнего возраста. Для обвинительного приговора достаточно было признания подсудимого, а судебная процедура проходила без каких-либо правовых гарантий («тройки» рассматривали дело без адвокатов, в «ускоренном порядке», то есть, без прений, приговор немедленно приводился в исполнение). Юридическая система являлась машиной по превращению человека в лагерную пыль. Родственники репрессированных в качестве «членов семьи врага народа» оказывались за колючей проволокой. Жизнь, здоровье и личное достоинство заключенного обеспечивались не лучше, чем у древнеримского раба. И статистические данные, и живые воспоминания свидетелей тех событий создают картину устрашающую. Но она отражает в крайнем варианте многовековой конфликт между государством и обществом в России. Занимая восточную окраину Европы, Россия является государством европейским. Но ее судьба оказалась непохожей на судьбу стран, лежащих к западу. Западное общество развивалось на основе расширения прав личности, которые оформляются в своем минимуме как права низших сословий. Обеспечивался этот процесс системой вассалитета, опиравшегося на традиции римского права и христианской этики. Вассал вступал в личные договорные отношения с сюзереном, и любой конфликт с ним мог быть решен независимым судьей. Право и закон разделялись, поэтому закон мог быть объявлен неправомочным. Власть не была однонаправленной — сверху вниз. Вассал нарушившего договор господина обязав был (именно обязан!) протестовать и защищать свои права. А не следует забывать, что и король был сюзереном вассалов, не раз поднимавшихся против деспотизма на правовых основаниях. Разделение властей осуществлялось на практике. Уголовные дела вели независимые сословные судьи присяжных (хотя и в присутствии представителей короны). Религиозные и нравственные вопросы разрешались в рамках католической церкви, подчиненной пале римскому, а не королю. Налоговые проблемы решали парламенты городов. Научные вопросы обсуждались в свободных университетах. Чтобы сохранить баланс власти и укрепить свое влияние, король шел не на изъятие свобод подданных в свою пользу, а на перераспределение полномочий: объявление городов независимыми от сеньоров, освобождение крестьян от крепостной зависимости и т. п. Укреплялся институт частной собственности, что делало ее владельца относительно независимым от правительства. Развитие идей римского права привело к формированию таких понятий, как суверенитет, общественное благо. Власть короля не приравнивалась к владению государством и обществом. Государство воспринималось как форма управления обществом, а король — как распорядитель власти во вверенном ему государстве. Король мог назначать и смещать чиновников, но не мог упразднить городское самоуправление или отнять по прихоти имущество у одного владельца и передать другому. Слои общества не были ущемлены в развитии своих социальных функций: крестьянин мог сделать себе карьеру как земледелец, став состоятельным йоменом; горожанин мог стать богатым промышленником или купцом. Все институты власти и саморегуляции общества складывались постепенно и пронизывали все слои общества, делая его носителем единой культуры. Налоговые и судебные парламенты, судьи присяжных, городское самоуправление магистратов, демократическая структура протестантских общин, независимая университетская наука, имперские сеймы с выбором императора — все это формы социальной саморегуляции, постоянно уточняющей границы государственной власти и общественных прав, охраняющих личность. Эти разнородные формы групповой самоорганизации и управления сталкивались друг с другом и прилаживались друг к другу в весьма острой борьбе. Но события двигались в одну сторону — к созданию гражданского общества, способного к саморегуляции и защите своих прав от агрессии государства. Киевская Русь развивалась по пути, весьма похожему на западный. Но ее географическое положение и стало одной из причин ее будущих мытарств. Х1- ХШ века—эпоха так называемой феодальной раздробленности. Между князьями начались удельные споры, борьба за власть и влияние порождала логику союзов, договоров, коалиций. При естественном ходе вещей произошла бы, вероятнее всего, активизация всех социальных слоев, которые попытались бы найти наиболее выгодное место в этой сложной еетке конкурентных притязаний. Резкое выделение одной силы толкало бы на объединение других сил, чтобы противостоять ей. А ослабление союзника располагало бы к помощи ему. Динамизм отношений и выделение независимых социальных структур располагали к тому, чтобы пойти по западному пути. Пример тому — Господин Великий Новгород, в котором князю было отведено место управителя, состоящего на службе и лишенного земельной собственности в новгородских пределах. Вече существовало во многих русских городах. Население страны беспрепятственно перемещалось в общерусских землях. Подъем ремесла, архитектуры, книжности был очень высок. Но в 1236 г. орды Батыя вторглись на Русь. Для татаро-монголов покоренная Русь была лишь источником дохода — денег и дани натурой. Поэтому они избрали систему выкачивания из страны богатств руками администрации этой же страны. Русский владетель, который демонстрировал наибольшую готовность выколачивать для татарина дань, получал ярлык на ношение титула великого князя, причем ярлык личный. Любой наследник великого князя должен был после его смерти доказать в Золотой Орде, что он достойный преемник своего предшественника. Ни о каком развитии начал социального самоуправления не было и речи. Гнездо московских Даниловичей, начиная с Ивана Калиты, собирало дань для орды, неспешно прикупая к себе соседние земли или завоевывая их. Фактически они расширяли свою вотчину — прямую земельную и людскую собственность, превращая всех жителей присоединенных земель в своих личных слуг. Идея государства как чего-то отдельного от княжеского личного удела не могла возникнуть ни в голове московского князя, ни в головах его все увеличивающейся челяди разного ранга. Территория разрастающегося московского удела, достигнув границ самого большого в мире Русского государства, воспринималась и правителем, и его под данными как прямая его собственность со всем, что на ней находится, включая и жителей. И бояре, и крестьяне считались холопами великого князя Говоря о последствиях татарского нашествия, выдающийся американский историк Ричард Пайпс так обозначил исторический путь России: «Ни один князь не мог вступить на власть, не заручившись предварительно... ярлыком... Ярлыки распределялись буквально с аукциона, где выигрывал тот, кто обещал больше денег и людей и лучше гарантировал, что сможет держать в руках беспокойное население. По сути дела условием княжения сделалось поведение, противоречащее тому, что можно назвать национальным интересом. Князья находились под бдительным оком ханских агентов... и им приходилось выжимать и выжимать дань и рекрутов из населения. Князья, под влиянием момента выступавшие на стороне народа против сборщиков дани, немедленно навлекали на себя ханскую кару. В этих обстоятельствах начал действовать некий процесс естественного отбора, при котором выживали самые беспринципные и безжалостные, прочие же шли ко дну. Коллаборационизм 114 сделался у русских вершиной политической добродетели. Вече, никогда не имевшее особой силы на Северо-Востоке, вслед за недолгой полосой подъема в ХП в. переживало резкий упадок. Монголам, видевшим в нем хлопотное средоточие народного недовольства, вече пришлось совсем не по душе, и они толкали князей от него избавиться. К середине XIV в. за исключением Новгорода и Пскова от веча не осталось почти ничего. С ним исчез единственный институт, способный в какой-то мере обуздывать держателей политической власти... Вряд ли... можно усомниться в том, что чужеземное засилье, в своей худшей форме тянувшееся полтора века, имело весьма пагубное действие на политический климат России. Оно усугубляло изоляцию князей от населения, к которой они и так склонялись в силу механики удельного строя, оно мешало им осознать свою политическую ответственность и побуждало их еще более рьяно употреблять силу для умножения своих личных богатств. Оно также приучало их к мысли, что власть по природе своей беззаконна. Князю, столкнувшемуся с народным недовольством, чтобы добиться повиновения, стоило только пригрозить позвать монголов, и такой подход с легкостью перешел в привычку. Русская жизнь неимоверно ожесточилась, о чем свидетельствует монгольское или тюркско-татарское происхождение столь великого числа русских слов, относящихся к подавлению, таких как «кандалы»... «нагайка» или «кабала». Смертная казнь, которой не знали законоуложения Киевской Руси, пришла вместе с монголами. В те годы основная масса населения впервые усвоила, что такое государство: что оно забирает все, до чего может дотянуться, и ничего не дает взамен, и что ему надобно подчиняться, потому что за ним сила. Все это подготовило почву для политической власти весьма своеобразного сорта, соединяющей в себе туземные и монгольские элементы и появившейся в Москве, когда Золотая Орда начала отпускать узду, в которой она держала Россию» 115 114 Сотрудничество с захватчиком. 115 Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993. С. 81-82 НАСИЛЬСТВЕННЫЙ ХАРАКТЕР ВОТЧИННОГО ПРАВЛЕНИЯ Собственническая философия русской монархии принесла немалые бедствия российскому обществу. Советская теория права сильно затемняла головы наших юристов, трактуя собственность как отношения владения, пользования и употребления. Два последних аспекта были просто неразделимы. Классическая же триада обладания собственностью включает право владения, пользования и злоупотребления. Первый атрибут означает монопольное отношение (я и только я имею доступ к этому объекту); второй атрибут — предметный (мой хлеб я ем, а мои ботинки обуваю себе на ноги). Третий же атрибут устанавливает, что мои границы взаимодействия с предметом не могут быть определены кем-то другим. Мое употребление может считаться нерациональным или просто вздорным, а значит, злоупотреблением; но из этого не следует, что кто-то может вмешаться в мои отношения с моей собственностью. Тем самым несобственник моей вещи, кто бы он ни был, не может лишить меня собственности по причине моего неправильного с ней обращения. Первоначально такие рассуждения могут показаться игрой слов, но при внимательном взгляде открывается возможность увидеть и нечто существенное. Собственник имеет право на злоупотребление. А русский монарх является собственником своих подданных, ибо получил власть над ними по праву наследования от отца — как «отчину», впоследствии ставшую называться вотчиной. Поэтому любые действия царя по отношению к своим «людишкам» являются правомочными. В переписке с Андреем Курбским царь Иван Грозный высказал эту мысль без каких бы то ни было экивоков. Обвинение самодержцем беглого боярина было столь всеобъемлющим, что простиралось до границ царствия небесного. Грозный утверждал, что еще предки Курбского были даны «в работу» правившему сто лет назад Ивану III, из чего следовало, что и потомок остается «в работе» (то есть, в полном услужении) здравствующему «белому царю». И своей «собацкой» изменой Курбский-де нанес ущерб душам своих умерших предков. Историки до сих пор не могут найти документов, ограничивших права подданных русского царя. Например, не известен акт закрепощения крестьянства. Но такой акт должен был бы отнимать некое ранее существовавшее право. В России же действовал другой механизм. Обычное право собственника, его власть над своими «холопами» не нуждалась ни в каком установлении. Дальнейшие же акты лишь вносили необходимые царю уточнения: в XV веке закон ограничил перемещение крестьян осенним Юрьевым днем, а в XVI веке отменил и его. Из-за такого собственнического отношения к своим подданным со временем больше половины русского населения вообще оказалась вне поля действия закона. Она была бесправна в полном смысле этого слова. В России до времен Николая I не было государственных крестьян, они были государевы. И государь что хотел, то и делал с ними. Пусть уважаемый читатель представит себе следующую картину. Он приходит на экзамен и узнает, что весь студенческий состав вуза передан в полное владение ректору. Все студенты стали крепостными ректора по воле высшего правителя страны. Кошмар! Но ведь такое случалось с русскими крестьянами на протяжении четырех столетий. Черносошный крестьянин, плативший налог государю, одним прекрасным утром мог обнаружить, что по высочайшей воле обрел себе на шею барина. Одна Екатерина II раздала более 800 тысяч крестьян в помещичьи руки. И могла она это сделать только потому, что крестьян считала своей собственностью. Беда в том, что и крестьянство считало себя собственностью царя, но при этом уповало на то, что монарх не будет злоупотреблять своей властью владельца. К сожалению, вотчинный дух не выветрился и в 1917 г. Коммунистическая власть распорядилась построить Беломоро-Балтийский канал, раскулачить крестьян, изъять хлеб и выморить несколько миллионов украинцев в 1932 г. С хозяйственной, или социальной, или гуманистической точки зрения эти действия были нерациональны. Их можно назвать злоупотреблениями. Но злоупотреблять может только собственник; в противном случае другой собственник не позволит портить свое имущество распоясавшемуся нахалу со стороны. Безжалостное отношение власти к населению, к «человеческим потерям» и при самодержавии, и при социалистическом правлении было возможно именно потому, что жители страны признавались собственностью правящей группировки. Ленин неоднократно говорил, что он и его соратники «наломали дров» и еще «наломают», но это никак не располагало его задуматься об ответственности перед реальным населением завоеванной большевиками страны. Он искренне — по праву завоевателя — отстаивал за собой и своей властью собственника право на злоупотребление. Иначе пришлось бы держать ответ за любое конкретное бесчеловечное действие. Объявив себя выразителем воли пролетариата и власти в виде диктатуры пролетариата, Ленин недвусмысленно сформулировал характер своего правления: «Понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не осененную, непосредственно на насилие опирающуюся власть» 116 . Примерно так мог бы охарактеризовать свое отношение к покоренному русскому населению хан Батый и его наследник, бывший сборщик податей для него — московский великий князь. Из изучения русского законодательства сдавший университетский экзамен па юриста Ленин вынес и соединил с марксизмом лишь дух самодержавного беззакония как наиболее удобное умонастроение политического собственника, а короче — диктатора. Трудно найти большего консерватора, который бы размахивал знаменем прогрессиста. Поддерживать бесправие подчиненного населения можно, только используя последовательное насилие. Когда любое стремление к нестесненному действию воспринимается властью как вызов, конфликты в стране вызываются прежде всего агрессивностью правящего режима Власть напоминает косу, которая рост травы считает мятежом, а потому беспрестанно стремится скосить ее почти у основания, пеняя на ее 116 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 41. С. 383. непослушность и неуемность. В1920 г. Н. Бухарин издал книгу «Экономика переходного периода», которая при активной поддержке Ленина стала учебником коммунистического мировоззрения. В ней основным методом достижения светлого будущего объявлено «концентрированное насилие», границы которого не определяются. «Принуждение... не ограничивается рамками прежде господствующих классов и близких к ним группировок. Оно в переходный период... переносится и на самих трудящихся, и на сам правящий класс... Даже сравнительно широкие круги рабочего класса носят на себе печать товарно-капиталистического мира. Отсюда совершенно неизбежна принудительная дисциплина, принудительный характер которой тем сильнее чувствуется, чем менее добровольней, внутренней дисциплина, то есть, чем менее революционен данный слой или данная группа пролетариата. Даже пролетарский авангард, который сплочен в партию переворота, в коммунистическую партию, устанавливает такую принудительную самодисциплину в своих рядах... С более широкой точки зрения... пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как парадоксально это ни звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи» 117 Этот текст трудно охарактеризовать иначе, чем план военных действий власти с подчиненным населением в целом. Политический собственник не только ни в чем не ограничивает себя, но и объявляет о борьбе, которую будет вести с бесправным, но малоподатливым «человеческим материалом». Коль скоро власть московского царя даже не мыслила что-либо объяснить широкой крестьянской массе, избегала диалога, то молчаливое большинство с регулярностью появления ураганов устраивало бунты. Со времени оформления московского самодержавия (конец XVI века) примерно раз в столетие разражалась крестьянская война. Выступления Болотникова, 117 Бухарин Н. И. Проблемы теории и практики социализма. М., 1989. С. 164-168. Разина и Пугачева были подавлены, причем каждый раз со все большими усилиями. Во всех случаях инициаторами движений были хлебнувшие воздуха свободы и вооруженные простолюдины окраин — казаки. Крестьянская революция начала XX века осуществилась потому, что в связи с мировой войной русская полуто-рамиллионная профессиональная армия пополнилась вдесятеро большим войском вооруженных русских крестьян. Они-то и повернули штык против ненавистной им «белой кости». Самодержавие рухнуло, но власть получили не демократически настроенные силы, а новый политический собственник в виде коммунистической партийной номенклатуры. Как и после прежних крестьянских войн, именно крестьянство заплатило по полному счету за все издержки погромной гражданской войны. Его ждала социалистическая барщина и гибель наиболее активной и предприимчивой части. Были подрублены корни, связывающие нацию с землей. Однако даже такая крестьянская страна, как Россия, состояла не из одних крестьян. И отношения внутри прочих слоев общества должны были регулироваться на юридической основе. Право и судебные процедуры как важные завоевания европейской цивилизации являются достаточно эффективным средством разрешения возникающих конфликтов. К сожалению, русская история демонстрирует беззаконие даже в самой сфере правосудия. Корыстное судебное чиновничество до реформ 1860-х гг. находилось вне контроля общества, подчиняясь только более высокому начальству. («Телефонное право» советского периода воспроизвело и эту прискорбную традицию царской судебной бюрократии. Все мало-мальски проблемные дела решались не в зале суда, а в райкомовских и обкомовских кабинетах). Но все равно русское общество с XVII века было втянуто в пучину рутинных тяжебных разбирательств, и каждый новый царь в наследство от своего предшественника получал горы нерешенных судебных дел. Однако на содержание нормального и независимого суда у правительства денег не было. Если русская армия со времен Петра I при расчете на тысячу жителей была в 3 раза больше европейской, то чиновничий аппарат был меньше даже не в 3 раза. Завоевав Ливонию, Петр I обнаружил, что шведская администрация на этой крохотной территории получает столько же жалованья, сколько все чиновничество необъятной Российской империи. Сложилась парадоксальная ситуация. Самодержавная власть через налоговые изъятия прижимала страну к границе выживания, но при этом постоянно испытывала нужду в наличных деньгах. Чиновничество нечем было содержать. И поэтому была принята весьма примитивная модель управления. Государев двор требовал обязательного минимума налоговых средств, чтобы обеспечить свое существование и безопасность (военные расходы здесь занимали львиную долю). А во всем остальном страна была отдана на откуп. Помещики жили за счет крестьян, а чиновники — «кормлениями», т. е. теми доходами, которые получали от ведения дел. Чиновник не обязан был превращаться в негодяя и вести себя последовательно неправедно. Но он мог, и даже был готов, принять справедливое решение, если оно будет оплачено стороной, которая права. Говорить о честности и порядочности такого судопроизводства не приходится. И в любом случае оно не является экономным и эффективным методом разрешения конфликтов. Взяточничество и неправедность русского суда стали притчей во языцех. Судебного разбирательства боялись как чумы. Даже простейшее выполнение любой бумажной процедуры требовало «подмазывания» . Отдав на откуп чиновничеству страну, правительство фактически отсекло себя от остального населения. Верховная власть напоминала больное тело, у которого нервы перерождаются в жир. Не получая должной информации через контроль за правовым регулированием общества, высшая администрация и двор все больше предавались мифотворчеству. Только окончательно ослепшая царская семья могла воспринимать Распутина как олицетворение народа. В симфоническом оркестре есть такое правило: если рвется струна у «первой скрипки», то ведущий скрипач забирает инструмент у второго, тот — у третьего и т. д., а последний лишается возможности играть. Так сохраняется целостность оркестрового исполнения. В системе «чин чина почитает» такой метод является причиной очень дурного звучания. Неправосудие направляло конфликт по очень опасному руслу, и разрешение осуществлялось методом защитного механизма, именуемого агрессией. Если я не могу добиться справедливости в суде, ибо обидчик мой сильнее и влиятельнее, то я могу снять напряжение, придавив слабейшего. В своей знаменитой комедии «Недоросль» (1782 г.) Фонвизин в уста помещика Скотинина вкладывает такие слова: «Я не челобитчик. Хлопотать я не люблю, да и боюсь. Сколько меня соседи ни обижали, сколько убытку ни делали, я ни на кого не бил челом, а всякий убыток, чем за ним ходить, сдеру со своих же крестьян, так и концы в воду». Можно представить себе глубину неверия в правосудие, если невиновный человек для нравственного очищения избирал путь страдания и для этого шел наговаривать на себя судебному следователю (такая ситуация описана в «Преступлении и наказании» Достоевского). «Пострадать от властей» — это действие многими воспринималось как духовный подвиг. Русская литература создала образы мирового масштаба, но среди них нет ни одного справедливого судьи. А знаменитая сатира XVII века «Повесть о Шемякиной суде» до сих пор воспринимается как актуальный анекдот о неправосудии. И современные «разборки» между гражданами или группами граждан чаще всего происходят «под ковром» именно потому, что система правосудия парализована. Ссылки на недостаточность средств для обеспечения нормального судопроизводства обладают логической порочностью. Средств не будет никогда, если государство не обеспечит строгий контроль за «правилами» социальной, экономической и политической «игры». А это можно сделать только через судебную систему. Неправосудие переводит конфликты в более примитивную, грубую и дорогостоящую для общества форму. Крупнейший русский историк В. О. Ключевский так обрисовал путь русской государственности в своих заметках 1908 г.: «Верховная власть, сперва рассыпанная среди княжьей мелюзги удельных веков, а потом скомканная всеми правдами и неправдами в длинных лапах кремлевского паука, государя московского и всея Руси, не встречая сдержки ни в рыхлой общественной среде, ни в собственном притуплённом политическом сознании, все пухла и расширялась, как пустой пузырь, надуваемый воздухом, и наконец раздулась до потери чувства меры и предела» 118 |