Гаман-Голутвина. Книга рассчитана на специалистовполитологов и всех, кто интересуется политикой и историей России. Isbn 5870470552
Скачать 2.11 Mb.
|
Тенденции и перспективы эволюции современных политических элитРоссии Принципиальной особенностью современного общества является фундаментальное изменение отношений в системе "элиты — массы". Это обусловлено целым рядом обстоятельств, среди которых следует прежде всего назвать объективные основания, в качестве которых выступают фундаментальные особенности индустриального и постиндустриального развития, а также специфика политического развития в посттоталитарной России. Особенности постиндустриального развития могут быть охарактеризованы с помощью анализа К. Манхеймом различий в способах рационального осмысления действительности. Манхейм различал функциональную и субстанциональную рационализацию: первая означает способность строить рациональную, осмысленную линию пове- 371 дения в зависимости от конкретной цели, подразумевая достижение этой цели; вторая — это способность постигнуть существенное в самом предмете (в этом контексте можно вспомнить также различение Гегелем рассудка и разума). Анализируя реалии индустриального общества, Манхейм констатировал, что в эпоху индустриализации функциональная рационализация возрастает, а субстанциональная падает. Возрастание функциональной рационализации "оставляет человеку все меньше возможностей развивать субстанциональную рациональность как способность к формированию собственного суждения" и именно функциональная рационализация ведет к тому, чтобы "лишить рядового индивида способности мышления, понимания, ответственности" и "делегировать" эти способности "ведущим индивидам" (136. С. 298). Итогом этого процесса является то, что "лишь немногие обладают более ясным видением положения дел посредством постоянно расширяющегося радиуса обозрения, тогда как средняя способность суждения отдельного человека все уменьшается" (136. С. 298). В этой связи индустриальное общество характеризуется не только концентрацией средств производства в руках немногих, но и сокращением тех позиций, "с которых ясно видны важные общественные связи. Одним словом, в современном обществе остается все меньше "командных высот", и они становятся доступными все меньшему числу людей" (136. С. 298). Этот процесс становится одним из факторов концентрации власти в руках элиты. Манхейм выделяет три составляющих этого процесса: а) способность к адекватному осмыслению действительности "все больше концентрируется в умах небольшого числа политиков, экономистов, администраторов и специалистов в области права"; б) концентрация деятельности в кругах все больше поднимающейся над остальными социальными слоями бюрократии, стремящейся конституироваться в замкнутое монопольное сообщество, вплоть до наследования должностей; в) концентрация военных сил и средств, "что уменьшает вероятность восстаний и революций, но также и демократического осуществления воли масс" (136. С. 290). В условиях постиндустриального общества (в котором получил развитие и нашел массовое применение широкий спектр политических и социальных технологий, многократно умноживших возможности манипулирования массовым сознанием) падение способности к системному восприятию мира упало еще значительнее. Приоритетным меха- 372 низмом манипулирования массовым сознанием выступают СМИ. Эта тенденция носит глобальный характер и присуща отнюдь не только российскому обществу. Так, американский политолог С. Блюменталь, анализируя особенности американского политического процесса, констатирует: "Традиционная партийная система...сменилась новой формой организации, в которой решающую роль стали играть консультанты средств массовой информации и организаторы опросов общественного мнения" (323. С. XIV). В условиях современного российского общества эти тенденции существенно усилены в связи со следующими обстоятельствами. Дж. Хигли писал, что влияние элиты на внеэлитные слои не безгранично: оно ограничено сакральными ценностями внеэлитных слоев в традиционалистском обществе и насущными экономическими интересами в обществе модернизированном. В современном российском обществе оба эти ограничения неэффективны: "сакральные ценности" традиционализма пребывают в полуразрушенном состоянии в связи с глубоким повреждением — на грани слома — "несущих конструкций" традиционалистского сознания в процессе его радикального реформирования. Что касается интересов, то артикулирование экономических интересов является одним из традиционно наиболее слабо сформированных механизмов социальной регуляции в российском обществе: в условиях политико-центричной организации экономические интересы практически не получали выражения, будучи подавленными государством; радикальный характер процесса социальной трансформации 1990-х гг. привел к тому, что, не успев сформироваться, экономические интересы массовых слоев населения не получили адекватного артикулирования. Поэтому не удивительно, что социологические и политико-психологические исследования политического сознания российского общества свидетельствуют: массовый уровень сознания характеризуется размыванием механизма, способного быть инструментом адекватного отражения сущности политических отношений (53). Поэтому представляется вполне закономерным существенное падение уровня политического участия внеэлитных слоев населения. "Массовые политические движения как значимый фактор политического действия, а с ними и "уличная" политика фактически перестали существовать. Это предопределило значительную автономность властных институтов от общества, превращение власти в самодостаточную политическую сил." (215). Падение политического участия внеэлит- 373 ных слоев населения столь значительно, что этот факт вынуждена признать даже оппозиция. В этой связи один из идеологов КПРФ А. Подберезкин, анализируя итоги выборов в Московскую городскую думу, констатирует: "Выборы в Москве еще раз подтвердили, что все крики о "протесте масс" остаются криками агитаторов, не умеющих отличить реалии от действительности" (207). Таким образом, несмотря на радикализм социально-экономических трансформаций в России 1990-х гг., политическая элита по-прежнему остается решающим фактором политического процесса. Более того, сегодня элита — "альфа и омега" пост-исторической реальности. В качестве наиболее важных тенденций эволюции политической элиты в современной России представляются следующие: • Характер эволюции элитной организации определен ее трансформацией из номенклатуры в плюралистически организованную структуру, однако радикальное изменение модели элитообразования характеризуется высокой степенью преемственности персонального состава "старой" и "новой" политической и бизнес-элиты России. Если для начального этапа реформ было характерно существенное изменение персонального состава властного истеблишмента, то, как показывают специальные исследования (222), сегодняшнему этапу эволюции, несмотря на интенсивные горизонтальные передвижения, свойственны низкие темпы обновления состава властных структур ("тасуется одна и та же колода"), что является серьезным фактором снижения эффективности политического управления в целом. В этом контексте уместно напомнить, что аксиомой классической и современной элитологии стало представление о том, что эффективность элиты во многом зависит от интенсивности и качества процесса ее обновления. К.Манхейм в этой связи писал:"...важно, чтобы приток людей в эти (элитные — О.Г.) группы допускал их селекцию ... из большого общества" и отмечал, что источником угрозы современному массовому обществу является упадок принципа рекрутирования элиты, основанного на "признании личных достоинств" (136. С. 316, 318). Падение темпов элитной ротации является отражением общесоциологической тенденции снижения темпов вертикальной мобильности в современном российском обществе, что негативным образом влияет на качество политической элиты и на перспективы социальной стабильности общества в целом. • С точки зрения соотношения различных сегментов элиты в современном российском обществе, бизнес-элита занимает приоритет- 374 ное положение не только по отношению к профессиональным элитам, но и по отношению к административно-политической. • В условиях сформировавшейся после 1993 г. системы власти политический торг конституируется в качестве доминирующего инструмента внутриэлитного взаимодействия практически между всеми ведущими субъектами российской политики. Именно характер торга носят взаимоотношения между центром и регионами (239); характер торга носят отношения между ветвями власти. При этом политический торг во все возрастающей степени приобретает характер теневого торга, в ходе которого принимаются важнейшие политические решения, включая и те, что формально решаются в ходе выборов. • В современных условиях существенно меняются линии внутриэлитного противостояния: если на начальных этапах становления современной модели элитообразования доминирующим противоречием было выраженное с разной степенью противостояние "служилой" элиты и "олигархической", то в ходе превращения элиты в многополюсный конгломерат центров власти оно заменяется противостоянием сформировавшихся по олигархическому принципу кланов. Основаниями противостояния все меньше являются идеологические разногласия — столкновения происходят главным образом из-за доступа к ключевым ресурсам. При этом накал внутриэлитного противостояния остается исключительно острым, свидетельством чему являются многочисленные войны компромата. В связи с высокой степенью вовлеченности различных сегментов элиты в государственные структуры, эти войны способны нанести серьезный ущерб не только авторитету государства, но и существенно снизить эффективность политического управления в целом. • В условиях превращения элиты в конгломерат замкнутых образований традиционная для России дихотомия "власть — оппозиция" постепенно теряет остроту, ибо и оппозиция оказывается втянутой своими определенными сегментами в различные кланово-корпоративные структуры. Так, КПРФ все более отчетливо становится одним из инструментов борьбы возглавляемого бывшим премьер-министром клана в лице его политического репрезентанта — НДР — в его противостоянии с конкурирующими структурами (так, именно благодаря поддержке думской фракции КПРФ были приняты бюджет-97 и бюджет-98; один из ведущих идеологов КПРФ А. Подберезкин не скрывает, что его перу принадлежат программные документы не только 375 КПРФ, но и НДР, а один из видных деятелей оппозиции сопредседатель НПСР А. Тулеев до недавнего времени входил в состав правительства). Одним из возможных вариантов развития этой тенденции является становление аналогичной американской политической системе биполярной структуры власти. Известно, что различия между демократической и республиканской партиями США определяются тем, что они опираются на различные сегменты элиты, будучи солидарны в признании основополагающих ценностей. В условиях России подобная система может стать инструментом управления: НДР представляет модернизированно-вестернизированный сегмент электората, а псевдооппозиция в лице КПРФ — традиционалистски настроенный и левый его секторы. Становление подобной биполярной структуры предполагает приоритет одного могущественного клана над остальными, и пока структура элиты остается многополюсной, перспективы подобной модели остаются маловероятными. • В связи с тем, что трансформация типа развития сопровождается изменением характера управления — на смену преимущественно административному приходит политико-экономический, — меняется и доминирующий тип политического лидерства — на смену закрытому жесткому стилю приходит предельно гибкий стиль публичной политики. Политико-психологические исследования показывают, что "россияне не только четко улавливают черты конкретных политиков, но и чувствуют, насколько те адекватны быстро меняющейся политической реальности" (304. С. 72). Меняется и доминирующий характер образования политиков: если в условиях номенклатурно-бюрократической модели элитообразования (характеризующейся растворением собственно политического управления в административном), в рамках которой лидер был не столько политиком, сколько администратором, нуждающимся в знании техники, а не политических технологий, то в условиях приоритета экономических факторов над собственно политическими в составе современной политической элиты преобладают экономисты и юристы. Наблюдается резкое снижение традиционно высокого в советской номенклатуре удельного веса лиц, получивших техническое (инженерное, сельскохозяйственное, военно-техническое) образование за счет роста доли гуманитариев, особенно экономистов и юристов (122. С. 62). • Последние годы современная политическая элита России все чаще выступает адресатом упреков в безнравственности, что подверга- 376 ет эрозии элитарный статус руководящих групп. В этой связи следует отметить, что эксперты фиксируют тенденцию возрастания значимости морального фактора в общей оценке власти, конкретных руководителей и госслужащих. Так, исследования Е. Охотского показали, что в 1982 г. моральные и профессиональные характеристики служащих оценивались респондентами по их весу и значимости как 30 % на 70%. В 1988 г. уже как 50% на 50%. В 1997г. 70 % на 30 % (см.: 185*, С. 11-12). Кроме того, на наш взгляд, эрозия элитарного статуса возможна еще в одной связи. Современная элита рискует утратить свой титул не только в связи с удручающим уровнем нравственности (свидетельством чему являются, в частности, многочисленные войны компромата, в которые вовлечена значительная часть влиятельных групп российского общества), но и в связи с тем, что руководящие группы современного российского общества во все меньшей степени выполняют свою важнейшую функцию и все меньше соответствуют базовому системообразующему признаку элиты: принятие важнейших стратегических решений. Примечательно, что это обстоятельство фиксируют и политико-психологические исследования: респонденты все чаще высказывают мнение, что ведущие политики не сами принимают решения, а ими "кто-то управляет". Еще более примечательно, что подобные суждения касаются не только ведущих фигур власти, но затрагивают почти всех известных политиков, включая ряд оппозиционных лидеров (304. С. 72). Каковы перспективы дальнейшей эволюции политической элиты России? С нашей точки зрения, для прогноза возможных тенденций этой эволюции принципиальное значение имеет констатация глубокого равнодушия современной элиты к проблеме развития. Парадокс сегодняшней элиты: если индустриальную модернизацию 1930—50 гг. осуществили выходцы из крестьянских семей, интеллигенты в первом поколении, то экономический кризис 1990-х гг. и являющийся элементом этого кризиса упадок науки, образования и культуры стали реальностью, несмотря на то, что по числу ученых званий и научных степеней управленческий слой современной России не имеет аналогов в предшествовавшей истории страны. В этой связи представляется правомерным мнение экспертов "Независимой газеты" о том, что итогом трансформаций 1990-х гг. стало формирование системы ценностей элиты, в рамках которой "модернизационный сценарий невозможен не 377 потому, что он отсутствует в природе, в теории или вербально — вербально он, само собой, тоже отсутствует, — но, главное, потому, что по факту его никто не собирается поддерживать". В этом и заключается главная трудность реализации глобального, альтернативного регрессивному контрпроекта: "Самое трудное — найти принципиальную возможность навязать, продать этот контрпроект элитам, осуществить своеобразный public relations" ( НГ-Сценарии. — 1998. —13 фев.). Тот факт, что проблемы развития не слишком волнуют власть, отмечают и опрошенные в ходе политико-психологических исследований: "Подданные не понимают, в чьих интересах она ( власть — О.Г.) действует, высказывая подозрение, что национально-государственные интересы власть не слишком заботят; не принимает она в расчет и интересы граждан, кроме собственных интересов и прав" (303. С.90). По нашему мнению, неэффективность современной политической элиты России в качестве субъекта развития во многом обусловлена значительными политическими, психологическими и нравственными издержками практики мобилизационного развития на протяжении предшествующих периодов и возникшими в ходе этого развития деформациями. Сегодняшняя индифферентность элиты к проблемам стратегии есть оборотная сторона и результат гипертрофии эсхатологической устремленности глобального исторического проекта форсированной модернизации с его приматом ценности будущего и инструментальности настоящего. В связи с констатацией равнодушия ведущих политико-финансовых групп к общенациональным интересам и проблеме стратегии развития общества и государства, следует отметить, что те же политико-финансовые структуры демонстрируют высокого уровня способность к стратегическому мышлению и деятельности, как только речь заходит об узкокорпоративных интересах. Так, например, в комментарии к опубликованному спустя год после разработки служебному документу ОНЭКСИМбанка "Предложения по развитию деятельности, связанной с использованием инфраструктуры финансового рынка" (202) отмечалось, что ОНЭКСИМу в течение прошедшего со времени подготовки документа года удалось реализовать поставленные задачи стратегического характера на 50—60 %, что говорит не только о стратегическом мышлении, но и способности воплощать свои идеи в жизнь. Между тем, именно отношение к проблеме развития общества и государства определяет возможные перспективы эволюции самой 378 элиты. Подлинной альтернативой сегодняшней стагнации экономики, падению субъектности государства, а значит и его политической и экономической элиты (ибо в современном мире потенциал национальной элиты определяется потенциалом национального государства) является развитие. Последнее предполагает разработку концепции и стратегии развития, способность и политическую волю к реализации этой стратегии в форме, соответствующей практической политики. Выработка прогноза относительно перспектив реализации стратегии развития должна учитывать два обстоятельства. Во-первых, как многократно отмечалось выше, трансформация номенклатурно-бюрократической модели элитообразования сопряжена с изменением фундаментальных системообразующих оснований функционирования общества. Сама возможность оформления групп интересов в качестве субъектов политического процесса и становление плюралистически организованной политической элиты появилась благодаря отказу от мобилизационных методов развития. В свою очередь, укрепление плюралистически организованной элиты, по нашему мнению, возможно лишь в случае формирования базовой матрицы плюрализма — инновационных методов развития. Иными словами, будучи обязана своим появлением отказу от режима мобилизации, плюралистически организованная элита должна создать модель инновационного развития как условие стабильности своего плюралистического статуса. В этой связи возникают две проблемы. Первая. Как показывают исторический опыт и классическая экономическая теория, если мобилизационная модель развития создавалась усилиями государственно-политических структур, то экономико-центричное общество, финансовая цивилизация, как правило, возникали в лоне предшествующего экономического уклада естественно-историческим путем. Поэтому вопрос о том, может ли экономико-центричное общество, инновационная модель развития быть созданы директивным путем, "сверху", пока не получил удовлетворительного теоретического и практического разрешения. Вторая проблема представляется нам еще более сложной. Речь идет о способности сегодяшней политической элиты, возникшей на волне дистрибуции созданного ранее (в этом контексте представляется неслучайным тот факт, что формирование новых элит России ознаменовалось фактом крушения империи — распадом территорий, последовательно входивших в состав Киевской Руси, Московского государ- 379 ства, Российской империи и Советского Союза), стать субъектом социального творчества, без которого немыслим инновационный тип развития. Суть хрестоматийного тезиса о роли протестантской этики в становлении классического капитализма заключается не только в констатации значения моральных стимулов экономического развития, но и в том, что сам протестантизм возник как продукт духовного творчества и именно в этом качестве стал мотором экономического развития. Кроме того, следует принять во внимание еще один аспект, обусловленный описанной выше фундаментальной взаимосвязью между типом развития общества и моделью элитного рекрутирования. Выбор в пользу той или иной модели рекрутирования элиты не есть вопрос вкуса или произвольного предпочтения, а предопределен преобладающим типом развития общества. Очевидно, что адекватным задачам постиндустриальной модернизации является инновационный тип развития, предпосылки перехода к которому были созданы в нашей стране к середине 1980-х гг. Однако эти предпосылки не были адекватно использованы ; более того, достигнутый уровень в определенной мере был даже утрачен. По мнению специалиста в области научно-технических инноваций в экономике С. Глазьева (49), в ряде отраслей экономики, прежде всего в высокотехнологичных отраслях, уже к 1994 г. произошла частичная деиндустриализация, то есть потеряны необходимые условия для перехода к инновационному типу развития. Из этого очевидно, что в случае достижения процессом деиндустриализации критической точки возможна ситуация, когда станет неизбежен возврат к мобилизационной модели развития, в рамках которой, как было показано выше, механизмом элитной ротации могут стать обновленные варианты чистки. В размышлениях о возможностях использования мобилизационной модели следует также учитывать, что МТР — сильнодействующее средство, а потому временные масштабы его применения ограничены, как ограничены и психологические ресурсы населения вследствие невозможности длительное время существовать в мобилизационном режиме. Фиксируемая уже во времена Петра I усталость и истощенность народных сил многократно возросла в течение последующих столетий, особенно в течение XX века. Думается, феномен этой усталости должен быть принят во внимание ответственными политиками при осуществлении выбора в пользу той или иной модели развития. 380 Выход видится в реализации важнейшего потенциала развития — интеллектуального, который является источником важнейших ресурсов развития. Подобная стратегия соответствует интересам и национального бизнеса, ибо, как показывает мировой опыт последних десятилетий, инвестиции в интеллектуальную сферу оказываются стратегически наиболее эффективными для национального капитала. В условиях новых геополитических реалий приоритет государства определяется не только мощностью его силового потенциала — этот фактор все более становится вторичным, а прежде всего способностью обеспечить динамизм национальной инновационной и экономической системы. Поэтому чтобы выжить в условиях глобальной конкуренции, российские элиты вынуждены обеспечить развитие общества и государства. Представляется, что перспективы реализации стратегии развития общества и государства зависят от того, в какой мере будет выработана формула элитного согласия. В этой связи возможны два варианта развития политического процесса. Первый. Ведущие российские элитные группы осознают, что возможности относительно индифферентного отношения к России ее глобальных конкурентов в лице крупнейших субъектов мировой политики весьма близки к исчерпанию. Осознав это обстоятельство, ведущие политико-финансовые кланы вступают в серьезный диалог с государством, и достигают рамочного проектного соглашения относительно принципиальных целей страны на среднесрочную перспективу. При этом принципиальное значение имеет способность предложить концепцию развития и обеспечить ее реализацию. В том случае, если ведущие элитные группы смогут заключить своеобразный "пакт о согласии" по поводу важнейших элементов рамочного соглашения о принципиальных параметрах отношения с государством, приоритетных целях государства и вероятных способах их достижения, возможно сохранение территориальной целостности Российской Федерации как субъекта международного права и сохранение исторической и политической субъектности страны. Второй вариант возникает в том случае, если подобного соглашения достичь не удается. В этом случае продолжается противостояние элитных кланов, рассматривающих в качестве своих главных соперников противостоящие российские финансово-промышленные группы. В этом случае внутриэлитное противостояние является иде- 381 альной ситуацией для внешнего "вклинивания", когда любое внутриэлитное противостояние может быть использовано для раздела Российской Федерации на новое содружество "независимых государств." Это означает утрату территориальной целостности, политической и исторической субъектности России. |