Гаман-Голутвина. Книга рассчитана на специалистовполитологов и всех, кто интересуется политикой и историей России. Isbn 5870470552

• Название: Книга рассчитана на специалистовполитологов и всех, кто интересуется политикой и историей России. Isbn 5870470552
• Анкор: Гаман-Голутвина.doc
• Дата: 19.01.2018
• Размер: 2.11 Mb.
• Имя файла: Гаман-Голутвина.doc
• Тип: Книга; #14514
• страница: 4 из 26

Типология моделей элитообразования

Логично предположить, что диверсификация типов развития и обусловленные ею различия типов политической организации социу­ма неизбежно продуцируют отличия моделей элитообразования. Как отмечалось выше, для выявления механизма взаимосвязи типа разви­тия и типа элитообразования принципиально важным является тот факт, что в условиях мобилизационного и инновационного типов раз­вития формируются принципиально различные системы отношений между государством и гражданским обществом. Поскольку инноваци­онный тип развития характеризуется соответствием между задачами государства и его ресурсами, а значит — между интересами государст­ва и интересами его граждан, естественным образом в условиях инно­вационной модели развития складываются политические системы, в рамках которых государство и гражданское общество выступают в ка­честве равноправных партнеров. Этот принцип взаимоотношений яв­ляется системообразующим основанием западных демократий.

Представление о равноправии интересов государства и граждан­ского общества является основополагающим для политической фило­софии и практики всех западных демократий. Однако политическая традиция различных стран по-разному представляет реальные "весо­вые категории" участников политического процесса. Если в англий­ской политической традиции представление о роли государства наибо­лее близко функции пресловутого ночного сторожа — оно предстает в качестве простого посредника в процессе согласования интересов раз­личных политических акторов, то во французской или американской модели государство выступает как значительно более активный поли­тический актор, имеющий собственные, не сводящиеся к роли посред­ника, задачи и цели и последовательно добивающийся их реализации в диалоге с заинтересованными группами.

Однако, несмотря на указанные различия, принципиален тот факт, что цели и задачи социума рождаются в результате равноправно­го диалога государства и гражданского общества. В этих условиях не только формируется система разнообразных эффективных механизмов влияния гражданского общества на государство, но, более того, имен­но гражданское общество выступает в качестве субъекта строительст­ва государства. Если в России государство строит общество, то в За-

39

падной Европе общество строит государство. В этой связи П.Милюков писал: "У нас государство имело огромное влияние на общественную организацию, тогда как на Западе общественная организация обусло­вила государственный строй".

Принципиальной характеристикой политического выражения инновационной модели развития — демократических форм организа­ции общества — является становление "промежуточных институтов власти" (термин А. Токвилля; см. 263. С .482), в рамках которых фор­мируется система политического опосредования отношений между гражданским обществом и государством — система политического представительства (электорального, территориального и функциональ­ного), инструментами которого выступает комплекс институтов, а так­же широкая палитра неинституциональных форм. Нам представляется обоснованной позиция тех исследователей, которые относят к "инсти­туционализированному" гражданскому обществу широкий спектр раз­личного рода ассоциаций и объединений, который современная поли­тология определяет как группы интересов (interest groups) (см. напр. 9). В контексте нашего исследования мы употребляем этот термин в широком его значении: группы интересов — это сообщества, объеди­няемые особыми связями взаимной заинтересованности или выгоды и в определенной мере осознающие это (296, ч.2, С. 190). Подобное ши­рокое определение групп интересов представляет партии как частный случай групп интересов. Понятие группы интересов фиксирует суще­ствование наряду с гражданским и территориальным представительст­вом функциональной системы представительства интересов и акцен­тирует внимание на активности объединенных общностью интересов сообществ для реализации этих интересов (подробнее: 199; 200),

В условиях демократической политической системы политичес­кий процесс предстает как сложное взаимодействие разнообразных политических акторов, репрезентирующих интересы государства и гражданского общества. Важнейшей характеристикой процесса явля­ется принципиальное равноправие участвующих в нем субъектов — будь то структура государства или агенты гражданского общества.

Тот факт, что политический процесс представляет собой взаимо­действие различных подсистем (государство и гражданское общество), предопределяет плюралистический характер организации политичес­кой элиты. Логично предположить, что состав политической элиты в подобной системе формирует высший эшелон репрезентирующих го-

40

государство и гражданское общество структур (суть этой организации лучше всего выражает формула Р. Даля "полиархия" (326*). Принад­лежность к политической элите определяется степенью вовлеченности различных политических акторов в процесс принятия стратегических решений.

Если государство является важнейшим субъектом политическо­го управления (что автоматически предопределяет принадлежность к политической элите высшего эшелона государственной власти), то со­зданные в лоне гражданского общества структуры в той мере являют­ся субъектами политики, в какой они выступают в качестве посредни­ков между членами групп интересов и государством (295. С. 100), и вы­ступают в качестве участников принятия решений в той мере, в какой оказывают давление на властные институты. Таким образом, с точки зрения участия в принятии решений (а значит, причастности к полити­ческой элите), особую роль играют группы интересов, специально со­здаваемые для оказания давления на органы власти, ибо их непосред­ственной целью является влияние на властные институты для реализа­ции тех или иных конкретных политических и экономических интере­сов и целей, то есть группы давления: "Группа давления есть группа интересов, которая оказывает давления" (298, ч. 3. С.90).

Очевидно, что среди многообразных групп давления (к числу таковых исследователи относят профсоюзы, предпринимательские ор­ганизации, политические клубы, церковь (65. С. 147-157)) по-настоя­щему серьезным субъектом взаимодействия с государством выступают группы давления, созданные в среде крупного бизнеса. Это обусловле­но целым рядом факторов. Прежде всего следует отметить приоритет экономических факторов в условиях развития по инновационному ти­пу, определяющий особую роль репрезентирующих эти факторы субъ­ектов. Поскольку, как отмечалось выше, импульсы развития в услови­ях инновационной модели идут "снизу", то роль инициатора импуль­сов развития принадлежит не государству, а частному интересу и част­ному бизнесу. К этому следует добавить неординарный социальный статус крупного бизнеса и аккумулированные в его распоряжении зна­чительные экономические ресурсы. Отсюда и особая политическая роль крупного бизнеса в обществе, которая предопределяет приоритет бизнес-элиты по отношению к политической и доминирование создан­ных в среде крупного бизнеса групп давления в системе политическо­го представительства интересов. Характер отношений между государ-

41

ством и организованным представительством интересов крупного биз­неса разнообразен и включает как институциональные формы, так и неформальные отношения (наиболее известным примером последнего является лоббизм). Примером успешного влияния крупного бизнеса на выработку правительственной политики может служить значительная поддержка, оказанная в начале 1980-х гг. в США Комитетами полити­ческого действия кандидатам новой консервативной волны, что во многом способствовало победе Р. Рейгана как кандидата в президенты в начале 1980-х гг. и существенно влияло на выработку его политиче­ского и экономического курса уже в качестве президента.

По сути проблема взаимодействия государства и крупного бизне­са есть проблема взаимодействия политической и экономической эли­ты. Очевидно, что в условиях демократической модели приоритет — за экономической элитой по отношению к политической. При этом как экономическая, так и политическая элиты имеют дисперсный, плюра­листический характер. Если структурно экономическая элита пред­ставляет собой сложную систему бизнес-корпораций, то политическая элита предстает как сложное дисперсное образование, в состав которо­го входит высший эшелон репрезентирующих государство и институ­ты гражданского общества структур.

В связи с равноправным статусом различных субъектов полити­ки логично предположить, что отношения между элитными сегмента­ми носят характер конкуренции, а способом внутриэлитных отношений в этой системе является политический торг (сделка). Дисперсный ха­рактер элитной организации предполагает многообразные формы вну­тренней организации субэлитных образований. Среди последних — группы давления, корпорации, кланы, клиентелы.

Отметим различия между ними. Группы давления определены выше. Клиентелы — форма персональной или коллективной зависимо­сти, исходящая из неравномерного распределения ресурсов власти (12. С. 121). Характерными чертами патрон-клиентных отношений явля­ются их преимущественно личностный, частный и неформальный ха­рактер, неравенство в обладании властными ресурсами и существен­ное неравенство социальных статусов, а также взаимные обязательст­ва и заинтересованность.

Современные исследования западных политологов показали, что вопреки сложившемуся в 1950—60-х гг. представлению, клиенте­лы распространены не только в традиционалистских обществах, но па-

42

трон-клиентные отношения существуют и в индустриально развитых странах, причем в последних клиентела выступает отнюдь не в качест­ве непреодоленного наследия вассалитета, а складывается внутри во­площающих рациональность институтов, к числу которых относится, например, бюрократия (13. С. 99-100). Близким к понятию клиентелы является понятие клана, которое также отличает фиксация личностно­го, нередко фамильного характера отношений между членами сообще­ства. Корпорации — это устойчивые сообщества в принципе равно­правных членов, объединенные общностью интересов, прежде всего, экономических.

В реальной политической практике эти образования нередко совпадают: так, в качестве корпорации может выступать образованное на основе патрон-клиентных отношений сообщество, а в качестве группы влияния выступает корпорация. Точное определение характера того или иного социального образования требует анализа ее конкрет­ных структурно-функциональных параметров.

Таким образом, сформировавшаяся в условиях инновационной модели политическая система характеризуется равноправием государ­ства и гражданского общества при доминирующей роли последнего в качестве субъекта создания государства, а специфика процессов элито­образования в условиях инновационного развития обусловлена доми­нированием экономических факторов в системе факторов развития, что определяет приоритет "элиты крови" (аристократия) на ранних стадиях развития или "элиты владения" (финансово-промышленная олигархия) в индустриальном обществе. Доминирование экономичес­кой элиты находит выражение в ее ключевой роли в принятии страте­гических решений как в области политического управления в целом, так и относительно персонального состава высшего эшелона управле­ния. Глава государства в этом случае выступает лишь как первый сре­ди равных.

Описанная выше модель элитообразования характерна для За­падной Европы и США и существенно отлична от той, что сложилась в России. Предпосылками формирования этой модели элитообразова­ния стали отсутствие масштабной и значимой внешней угрозы, хроно­мерный, соразмерный по темпу естественным импульсам и органиче­ским потребностям социума характер экономического и политическо­го развития. Это определило преобладание инновационного типа раз­вития и формирование соответствующей ему демократической поли-

43

тической системы, импульсы создания которой исходили "снизу". На­иболее наглядно различия моделей элитного рекрутирования вследст­вие различий важнейших оснований формирования политико-право­вых систем можно продемонстрировать на материале сравнительной характеристики политических процессов в России и США, ибо усло­вия развития США, будучи воплощением наиболее типичных для ев­ропейского типа социальной организации характеристик, практически по всем параметрам диаметрально противоположны. Не случайно И. Солоневич отмечал, что в мировой истории нет более крайних про­тивоположностей, чем история России и США {247. С.70).

Основатели американского государства были убеждены в том, что демократия в США и неизбежность их независимости во многом обусловлены благоприятными демографическими и природными фак­торами: наличием плодородных земель и мягкого климата (северная граница США расположена на широте Киева; в США нет ни одного за­мерзающего порта). Бенджамин Франклин был уверен в важном значе­нии наличия свободных земель и роста населения для политического развития США. К этому, безусловно, следует добавить благоприятные внешнеполитические условия: со времени окончания войны за незави­симость отсутствует сколько-нибудь значимая угроза внешних агрес­сий. Территория США защищена естественными преградами — двумя океанами. Кроме того следует принять во внимание разницу в старто­вых цивилизационно-культурных условиях, ставших достоянием США в качестве преемника Европы: в формировании идеологии аме­риканского общества значительную роль сыграло классическое насле­дие античности. Основатели американского государства тщательней­шим образом изучали наследие античности и средневековья в поисках ответов на актуальные для них вопросы. Томас Джефферсон считал Тацита первым писателем мира. "Жить, не имея под рукой того или иного сочинения Цицерона и Тацита, — писал Джон Куинси Адаме, — для меня все равно, что лишиться какой-либо части тела" (307. С. 19). С таким же почтением основатели американской политической систе­мы изучали сочинения Полибия и Макиавелли.

Наконец, еще одно существенное различие между Россией и США следует принять во внимание. Если Россия использовала исклю­чительно собственные ресурсы, периодически вынужденно направляя их на нужды обороны, то СШ имели возможность не только экономить на оборонных расходах, но и аккумулировать инвестиции, получаемые

44

из различных источников, в том числе за счет активной торговли ору­жием. Так, если в ходе второй мировой войны СССР потерял треть на­ционального богатства, то, по свидетельству американского исследова­теля С.Блюменталя, предприниматели "солнечного пояса" — западно­го побережья США — аккумулировали значительные капиталы имен­но после второй мировой войны (323. С.58), что позволило им выйти на политическую арену США в качестве серьезного политического ак­тора (329. С.247). То, что мы называем организацией европейского хо­зяйства, — а американского еще больше, — есть "результат многове­кового и почти беспрепятственного накопления материальных ценнос­тей" (247. С.230).

США как государство было создано по европейской модели — "снизу" и усилиями экономических элит. Основатели американской политической системы не были типичными представителями четырех­миллионного тогда населения США, включавшего 12 штатов (боль­шинство населения составляли мелкие фермеры, торговцы, сервенты, рабы). Из 55 делегатов Конституционного конвента 1787 г.абсолютное большинство принадлежало к высшему имущественному слою. Не­удивителен комментарий Томасом Джефферсоном списка делегатов Конституционного конвента: "Это действительно собрание полубогов" (61. С.51, 63). Императивом созданного таким образом государства ес­тественным образом стала неприкосновенность частных прав при ак­центировании неприемлемости уравнительных тенденций.

Политический приоритет экономически доминирующих групп в общей системе элитных групп США отмечают многие исследователи. Ф. Хантер, изучая структуру власти в г. Атланта (333), пришел к выво­ду о том, что американское общество управляется немногочисленной и относительно монолитной элитой. В рамках этой элиты политическая власть составляет лишь побочную власть: по существу реальные реше­ния принимает бизнес-элита (цит. по: 298, ч.З, С.135). Аналогична по­зиция Р. Миллса, полагающего, что истоки политического могущества в США во многом обусловлены приоритетом экономических позиций и рассматривающего крупные экономические корпорации в качестве од­ного из трех важнейших социальных институтов наряду с государством и армией (153. С.25-27).Доминирующую роль экономических элит в структуре элит США отмечает также М. Марджер (336. С. 150). Этот те­зис получил подтверждение в ходе осуществленного Р. Патнемом срав­нительного изучения элит США, Великобритании, Италии, Германии

45

(340. С.50-70). Патнем пришел к выводу, что экономические элиты США (которые он называет также стратегическими), как правило, рек­рутируются из более привилегированных слоев, чем собственно поли­тические и административные (аналогично мнение М. Марджера — да­же в США, где вертикальная мобильность весьма интенсивна, социаль­ное происхождение остается важным фактором процессов элитного ре­крутирования (336. С. 170-200). Иерархия элит в американской властной вертикали выглядит следующим образом: на вершине — экономические элиты; средние позиции занимают политические, ступенью ниже — ад­министративные . Патнем полагает, что существует закон "возрастаю­щей диспропорциональности", действующий во всех политических си­стемах: чем выше уровень политической власти, тем больше представ­лены в нем группы, обладающие высоким социальным статусом. В до­казательство Патнем приводит следующие результаты эмпирических исследований. Среди членов собственно политических, элит число вы­ходцев из семей высших слоев составляет: в США 44 процента, в Вели­кобритании 58 процентов, в Италии 28 процентов, в Германии — 35 процентов, а из семей внеэлитных слоев — 18 процентов, 22 процента, 36 процентов и 30 процентов соответственно. Среди членов админист­ративных элит США, Великобритании, Италии, Германии выходцы из семей высших слоев составляют 47, 35, 42, 42 процента соответствен­но, тогда как дети лиц внеэлитного происхождения соответственно — 18,18,9,8 процентов. В то же время в среде экономических элит 71 про­цент крупнейших бизнесменов были выходцами из высших слоев и только 9 процентов — по социальному происхождению принадлежали к внеэлитным слоям (340. С.50—70).

В подобной политической системе фигура главы государства яв­ляется как бы воплощением элитного консенсуса. Конституция США наделяет президентскую власть ограниченными полномочиями. А. Шлезингер писал в книге, посвященной президентству Р. Никсона, что американская Конституция допускает сильную президентскую власть лишь в рамках действенной системы контроля. Американский прези­дент даже не первый среди равных, а представляет собой, так сказать, материализованный, воплощенный консенсус элит. По мнению Р. Ной­штадта, американский президент больше чиновник, чем лидер в пол­ном смысле этого понятия (173. С.36). Р. Нойштадт констатировал также слабость президентской власти, одним из основных инструмен­тов которой в условиях США является сила убеждения: "Автоном-

46

ность институтов и разделение властей задают условия, в которых пре­зидент вынужден убеждать" (173. С.64).

Таким образом, реальная власть американского президента оп­ределяется не просто формальными полномочиями, а способностью убеждать, добиваясь элитного консенсуса.

Несмотря на общую тенденцию роста полномочий президента США в XX в., президент не может монополизировать процесс приня­тия решений. "Функции президента ограничены установившейся эли­тарной системой, и он может осуществлять управление только в рам­ках этой системы. Выбор, стоящий перед президентом, ограничен те­ми альтернативами, которые предлагает элита, поддерживающая пре­зидента. Он не может действовать без согласия существующей элиты. Президент должен тонко чувствовать интересы основных правящих элит — бизнеса, сельского хозяйства, военных, чиновничества, элиты в области образования и т.д." (61. С.191). Президент может пренебречь позицией внеэлитных групп (хотя и в этом случае его поведение долж­но быть предельно гибким, чтобы, манипулируя мнением внеэлитных слоев, сохранять их симпатии на своей стороне), но мнение элит — всесильный ограничитель и корректор деятельности исполнительной власти. Население избирает президента, но элиты влияют на выработ­ку стратегических линий его курса. Занимая ключевую позицию в си­стеме элит и обладая огромным символическим значением, президент не имеет права "командовать" элитами — ни политическими, ни тем более экономическими. "Президентские "полномочия" не всегда вы­глядят внушительно, когда президент приказывает, но неизменно уме­стны, когда он убеждает" (173. С. 64).

В условиях подобной системы власти процесс принятия реше­ний — это процесс сделок, уступок и компромиссов. В этой связи Р. Даль констатировал: "возможно, ни в одной другой политической системе в мире торг не является таким основополагающим компонен­том политического процесса", как в США (62. С. 156). "Власть убеж­дать— это власть торговаться... могущество президента определя­ется его умением торговаться" (выделено мною — О. Г.), — полага­ет Р. Нойштадт (173. С.67, 77). Глава исполнительной власти гибко ла­вирует в поисках знаменателя позиций основных заинтересованных групп — финансовых, административных, военных и т.п. А. Шлезин­гер писал в этой связи: "В известном смысле президентская власть в США была слабой изначально.

47

Президент действительно наделен чрезвычайно широкими пол­номочиями во всем, что касается выработки политического курса. Это понятно: право разработки политических программ закреплено за ним Конституцией, Но он практически лишен возможности влиять на про­цесс проведения этих программ в жизнь, только лидер, способный убеждать и торговаться, способен вообще запустить в ход громозд­кую управленческую машину" (выделено мною — О. Г.) (307. С. 410). Несомненно, относительная слабость президентской власти в США обусловлена таким важным фактором, как отсутствие значимых угроз внешних агрессий. Это понимал уже А, Токвиль, отмечавший, что если бы американский союз подвергался угрозе извне, исполни­тельная власть имела бы гораздо большее значение (263).

Результатом возрастания роли внешней политики в системе жиз­ненно важных интересов США в XX в. стала тенденция расширения полномочий президентской власти. Пиком этой тенденции стал пери­од президентства Р. Никсона. А. Шлезингер озаглавил свою книгу, по­священную последнему периоду президентства Никсона, "Имперское президентство", подразумевая под этим термином стремление главы исполнительной власти нарушить баланс между президентской влас­тью и представительными органами, предусмотренный Конституцией, в пользу президента. Конгресс США в соответствии с положениями Конституции обладает исключительным правом принятия решений в трех жизненно важных сферах — вступление страны в войну, утверж­дение государственного бюджета и контроль за деятельностью всех го­сударственных учреждений. И если прецедентами нарушения прези­дентами первой из указанных прерогатив конгресса отмечена почти вся история США, начиная с Т. Джефферсона, то президентство Р. Ни­ксона отмечено активными попытками лишить конгресс двух других его важнейших прав — добиться возможности бесконтрольного расхо­дования специальных фондов и урезать право контроля конгресса за деятельностью администрации. Таким образом, эти шаги знаменовали стремление преобразовать систему президентской власти, доведя это преобразование до логического предела — плебисцитарного прези­дентства, в основе которого лежит представление о том, что президент подотчетен только своим избирателям, да и то раз в четыре года.

Однако эти шаги Никсона потерпели сокрушительное пораже­ние и привели к результату, прямо противоположному желаемому: он был вынужден уйти в отставку под угрозой импичмента, а это, в свою

48

очередь, существенно ослабило рейтинг института президента во вну­триполитическом раскладе сил и привело к падению доверия к инсти­туту президента в целом. В 1959 г. в ответ на вопрос: "К кому вы отно­ситесь с большим доверием — президенту или конгрессу?" 61 процент опрошенных высказались в пользу президента и лишь 17 процентов — в пользу конгресса. При ответе на аналогичный вопрос в 1977 г. отве­ты распределились следующим образом: 58 процентов голосов в поль­зу конгресса и лишь 26 процентов — в пользу президента (307. С.406).

Угроза импичмента Никсону и его последующая отставка пред­ставляют наиболее яркий пример отторжения американской политиче­ской системой директивного, жесткого стиля лидерства верховной вла­сти — отторжения тем более знаменательного, что произошло оно в контексте общей тенденции расширения президентских полномочий и возрастания симпатий массового избирателя к институту президента. Известно, что отставка Никсона стала результатом не просто грубых ошибок или должностных нарушений, а была обусловлена изоляцией президента от ведущих элитных кланов, неспособностью принять гиб­кий стиль политического лидерства и пренебрежением сложившимися правилами игры. Никсон попытался превратить Белый дом в центр принятия важнейших решений, поставив сотрудников аппарата своей администрации выше влиятельных фигур конгресса.

Но главную роль сыграло то обстоятельство, что Никсон не смог завоевать доверие влиятельных кланов старых восточных элит, для ко­торых выходец с Запада, сам пробивший себе дорогу, остался плохо воспитанным выскочкой, пренебрегшим традиционными неписаными правилами политической игры. Никсон стал первым президентом США, который попытался построить свою политическую стратегию преимущественно на силах "солнечного пояса", представители которо­го постепенно вытеснили из команды Никсона вашингтонцев. Более половины сотрудников его штаба представляли этот регион. Треть ру­ководителей правительственных агентств и половина его новых назна­чений также представляла "солнечный пояс". Неготовность к гибкому взаимодействию со старыми восточными элитарными кланами в ко­нечном счете стала роковой для Никсона. В этой связи С. Блюменталь убежден, что своим главным врагом Никсон считал могущественный восточный истеблишмент. По мнению бывшего президента, "уотер­гейтсткий скандал" представлял собой заговор, чтобы разделаться с ним"(323.С.58-59).

49

История президентства Р. Никсона показательна для понимания расклада сил в структуре элитной организации власти подобной той, что существует в США: именно элитный консенсус различных групп определяет судьбу главы исполнительной власти. При этом позиция внеэлитных слоев не имеет принципиального значения. Симптоматич­но, что Р. Никсон, оставаясь аутсайдером для восточного истеблиш­мента, рассматривал и ощущал себя выразителем интересов массовых внеэлитных слоев. Однако, изолировав себя от правящих элит, Никсон лишился и поддержки средних американцев: влиятельные группы эли­ты посредством ряда технологических процедур сумели восстановить против него и широкие слои населения, которые Никсон рассматривал в качестве своей опоры (свидетельством изоляции Никсона и от вне-элитных слоев стало беспрецедентное падение его рейтинга в послед­ние месяцы пребывания в Белом доме). Как видим, и в системе отно­шений "элиты — массы" политические системы России и США раз­личны: в условиях американской политической системы "президент­ская репутация надежно защищена от капризов улицы" (173. С. 120).

Другой, быть может, еще более убедительный в силу "чистоты эксперимента", пример фиаско президента, разошедшегося в принци­пиальном вопросе с влиятельными элитными группами,—судьба Дж. Ф. Кеннеди. В отличие от "выскочки" Никсона выходец из влиятельно­го и состоятельного восточного клана аристократ Кеннеди, несомнен­но, прекрасно вписывался в традиционный политический истеблиш­мент, блестяще владел неписаными правилами игры на политической бирже, одним словом, был "своим" на политическом Олимпе. Клан Кеннеди был столь влиятелен, что один из конкурентов Кеннеди на ранних этапах президентской гонки 1960 г. признавал, что чувствовал себя мелким торговцем, который пытается конкурировать с сетью крупных магазинов, воспоминания близких семье Кеннеди лиц свиде­тельствуют о том, что глава клана миллионер Джозеф Кеннеди целеу­стремленно и настойчиво готовил своих сыновей к политической карь­ере, будучи убежден, что по крайней мере одному из них предстоит стать президентом США (87. С.328, 346). Однако, похоже, что эти об­стоятельства сыграли злую шутку с Кеннеди: он посчитал свой дейст­вительно очень высокий потенциал влияния достаточным, чтобы пре­небречь мнением конкурирующих кланов в принципиальном вопросе. Независимо от того, кто именно персонально выступал в роли оппо­нентов президента, обстоятельства гибели Джона Кеннеди, судьба

50

двух его братьев, оставивший много вопросов ход расследования и ре­зультаты работы комиссии Уоррена, и другие, обстоятельства свиде­тельствуют, что события 1963 г. в Далласе стали делом рук не убийцы-одиночки, а лиц, реальное влияние которых, в том числе и в органах государственной власти, было выше, чем аналогичный показатель погибшего президента.

Указанные различия политических систем США и России обус­ловили формирование разных типов политического лидерства — чрез­вычайно гибкого в условиях США и предельно жесткого — в России. Наиболее наглядный пример свойственного американской политичес­кой культуре стиля лидерства в нынешнем веке является стиль прези­дентства Л. Джонсона.

Без малого тридцать лет жизни Л. Джонсона были связаны с Конгрессом: три года он проработал в аппарате Палаты представите­лей, еще три — на административной должности, одиннадцать лет в качестве конгрессмена и двенадцать — сенатора (из них шесть в каче­стве лидера большинства). Джонсон блестяще владел искусством ком­промисса и техникой процедурных согласований, хорошо знал личные мотивы и установки ведущих фигур конгресса. В процессе взаимодей­ствия с ведущими политиками Джонсон максимально учитывал пар­тийную принадлежность, психологические и иные особенности парт­неров, а личное общение было одним из важнейших слагаемых успеха Джонсона. Конечно, практика взаимодействия президента Джонсона с конгрессом не исключала и жестких методов "выкручивания рук", од­нако они были скорее исключением, чем правилом: "Что он действи­тельно выкручивает, так это ваше сердце. Он говорит, что нуждается в вашей помощи, и слезы прямо-таки сочатся из телефонной трубки" (61. С. 197-198). И именно неготовность Никсона к подобному стилю элитного взаимодействия стала одним из важных факторов его пора­жения: "Инстинктивно, в кризисной ситуации Никсон "боролся как черт", а не