Гаман-Голутвина. Книга рассчитана на специалистовполитологов и всех, кто интересуется политикой и историей России. Isbn 5870470552

• Название: Книга рассчитана на специалистовполитологов и всех, кто интересуется политикой и историей России. Isbn 5870470552
• Анкор: Гаман-Голутвина.doc
• Дата: 19.01.2018
• Размер: 2.11 Mb.
• Имя файла: Гаман-Голутвина.doc
• Тип: Книга; #14514
• страница: 5 из 26

торговался" (выделено мною — О. Г.; см.: 61; С.208).

Между тем для мобилизационной модели элитообразования ха­рактерен жесткий, лобовой, директивный стиль политического лидер­ства. В условиях этой модели "уговаривающий" Л. Джонсон есть ано­малия: вспомним, что характеристика А. Керенского в качестве "глав-ноуговаривающего" использовалась в качестве констатации его неспо­собности эффективно выполнять функции лидера. Можно привести и другие примеры попыток практики гибкого стиля политического ли-

51

дерства в условиях жесткой политической системы. Известно, что Л. Брежнев не стремился к имиджу руководителя с "твердой" или "же­сткой" рукой. Напротив, подобно Л. Джонсону, нередко он посвящал два — три часа служебного времени телефонным звонкам руководите­лям крупнейших региональных парторганизаций, демонстрируя важ­ность мнения региональных функционеров для генсека. В этой связи ряд исследователей полагает, что Брежнев не только не казался жест­ким руководителем, но и не был им, ссылаясь на приобретенное Бреж­невым еще во времена работы в Днепропетровске прозвище "балери­на", подразумевающее его склонность быть подверженным различным влияниям (140). Однако, на наш взгляд, подобная позиция не вполне точна, ибо Брежнев на протяжении своей политической карьеры до 1975 г. не раз демонстрировал способность обойти на крутых виражах, политической гонки не только более опытных и искушенных (Н. Хру­щев, А. Косыгин), но и более молодых и энергичных (А. Шелепин) конкурентов. За внешней аморфностью Брежнева стояла безусловная способность профессионального политика устранять конкурентов. "Аморфность" Брежнева есть максимум гибкости, которую может поз­волить себе политик в условиях жесткой политической системы. По­добно тому, как американская политическая культура отторгает дирек­тивный стиль лидерства, российский политический климат обрекает на поражение слабого лидера.

Таким образом, мы пытались показать, как различия в условиях формирования политических систем продуцируют различия процес­сов элитообразования. Попытки применить сколь угодно продуктив­ные элементы систем, сформировавшихся в иных, нежели органичес­кие, условиях приводят к пагубным результатам. Примером тому, что могло бы произойти в случае попытки применения сложившейся в ус­ловиях России жесткой системы элитной организации, является судь­ба Р. Никсона.

* * *

Для концептуальной разработки модели элитообразования в России принципиальное значение имеет приоритетность влияния по­литических факторов развития, а политическая организация общества ("жесткие" — авторитарные или тоталитарные политические системы и репрессивные режимы) характеризуется отсутствием или неэффек-

52

тивностью механизмов воздействия гражданского общества на госу­дарство. В тоталитарном варианте политической системы промежу­точные формы отношений между государством и гражданским обще­ством практически отсутствуют; в условиях авторитарных форм прав­ления возможности влияния гражданского общества на принятие важ­нейших стратегических решений малоэффективны. В этих условиях государство выступает в качестве монопольного субъекта управления. Это определяет тот факт, что властная элита формируется в лоне госу- , дарственных структур и конституирует в качестве властной элиты выс­ший эшелон административно-политической бюрократии. Эти же фак­торы детерминируют преимущественно монолитный характер органи­зации политической элиты в подобной системе власти: монополия го­сударства на политическое управление предопределяет монолитную структуру политической элиты.

Доминирование мобилизационного типа развития в течение зна­чительных периодов российской истории обусловило тот факт, что со­ответствующая этому типу развития модель элитообразования была доминирующей в условиях России. На основании этой модели рекру­тировался правящий слой Киевской Руси (боярство). Этот же принцип работал и в "удельные века" (за исключением вольных городских об­щин Новгорода Великого и Пскова, где элиту составляла торгово-про­мышленная олигархия). На основании мобилизационных принципов элитообразования рекрутировались дворянство и бюрократия в Рос­сийской империи.. Этот же принцип лег в основу формирования совет­ской номенклатуры. В современном российском обществе этот прин­цип все больше уступает место технологиям рекрутирования элиты на основании свойственных экономико-центричному типу организации принципов — формируется промышленно-финансовая олигархия, вступившая в борьбу с классической номенклатурой. Современный этап развития российского общества характеризуется существенным изменением доминировавшей в предшествующие периоды истории модели элитообразования: происходит сложный и нелинейный пере­ход от бюрократического принципа элитного рекрутирования к оли­гархическому. Политический процесс в современной России предста­ет как сложное взаимодействие плюралистически организованных групп экономической элиты с политико-административной бюрокра­тией. При этом все более значимой становится роль экономически до­минирующих групп в выработке политического курса и формировании

53

политического истеблишмента, который выступает в качестве объекта соперничества конкурирующих экономических кланов. В этой связи показателен комментарий "Независимой газеты" объединения в янва­ре 1998 г. компаний ЮКОС и "Сибнефть" в ходе подготовки к разделу государственной компании "Роснефть": "Будущий президент страны будет избран на аукционе по "Роснефти" (118).

Таким образом, реформы 1990-х гг. знаменуют трансформацию модели элитообразования более значительную, чем та, которая произо­шла в 1917 г., когда традиционная для России модель элитообразова­ния лишь изменила свой внешний облик, сохранив содержание. Ис­пользуя в качестве критерия периодизации процесса становления рос­сийских политических элит принцип доминирования той или иной мо­дификации мобилизационной модели элитообразования, можно выде­лить следующие этапы: период доминирования боярства в качестве правящего слоя русского общества (киевский период, "удельные века", Московское государство); этап российской истории, в течение которо­го во главе русского государства стояло дворянство. Границы этого пе­риода определены 1682 г. (отмена местничества) и 1825 г. (начало ни­колаевской бюрократической канцелярии); период доминирования им­перской бюрократии в качестве руководящего слоя (1825—1917); гос­подство советской номенклатуры (1917—1991). Этой периодизацией будет определена логика изложения характеристики процесса форми­рования российских политических элит. Тенденции развития совре­менной политической элиты России будут изложены в специальной главе.

Принципиально важно отметить, что несмотря на различие ха­рактера исторических форм организации элиты (которые историческая наука определяет как боярство, дворянство, имперская бюрократия, советская номенклатура), системообразуюшие принципы их формиро­вания во многом совпадают и определяются доминированием мобили­зационных методов и механизмов развития. Это означает, что процесс эволюции российских политических элит есть по существу процесс формирования и трансформации мобилизационной модели элитообра­зования.

Поскольку политическая элита мобилизационного типа форми­руется в недрах государства, фактически совпадая с ним, то принципи­альным для определения специфики российской бюрократии в качест­ве политической элиты является характер государства. В этой связи

54

следует отметить, что постоянная мобилизация всех сил страны на борьбу за образование и укрепление государственной территории, "требующая предельного напряжения сил и средств обусловила идею всеобщего государственного тягла и чрезвычайное усиление централь­ной власти" (111. C.20-21). Иначе говоря, государство мобилизацион­ного типа представляет собой разновидность служилого государства, системообразующим основанием которого является принцип всеобщ­ности службы (служилым государством известный русский историк и правовед Б. Чичерин называл систему, в которой служба престолу яв­ляется функцией не одного сословия, а всех подданных: в служилом государстве "все подданные прикреплены...к местам жительства или к службе, все имеют своим назначением служение обществу. И над всем этим господствует правительство с неограниченной властью" (292. С.383). Размышляя над российской действительностью, М. Сперан­ский писал: в России есть "рабы государевы и рабы помещичьи. Пер­вые называются свободными только в отношении ко вторым" (248. С.43). А. де Кюстин называл крепостных крестьян, труд которых яв­лялся средством вознаграждения служилого сословия за выполняемые им обязанности, "рабами рабов"(124*). Это же обстоятельство отмеча­ет Р. Пайпс: "крепостное состояние крестьян не было в России неким исключительным явлением, а представляло собою составную часть всеохватывающей системы, прикрепляющей все население к государ­ству,... крепостной Московской Руси... был членом общественного ор­ганизма, никому не позволяющего свободно распоряжаться своим вре­менем и имуществом" (190. С.141).

Основанием социальной стратификации в подобной системе вы­ступает не различие имущественного ценза и политических прав, как это происходит в гражданском правовом обществе, а различие обязан­ностей перед государством. Ключевым для социальной структуры следствием этого порядка является то, что экономическое положение каждого класса есть функция его государственных обязанностей: "го­сударственная повинность стала основанием общественного деления, существенным признаком сословия или класса" (98. С.124). При этом обязанности носят всесословный характер для всех социальных групп, включая элитные. Общество разделяется на две основные категории — служилый класс и податные сословия (тягло). Если первые служат, то вторые доставляют необходимые для существования государства и служилого сословия материальные средства. Как отмечалось вы-

55

ше,"служилый характер" государства конституирует высший эшелон государственной бюрократии в качестве политической элиты. "Рус­ское дворянство тем существенно отличается от прочих европейских, что с самого начала... имело значение служебного класса" (93. С. 134) При этом характерно, что даже высшие категории податных сословий, в том числе состоятельные слои торгово-промышленного класса, в Московском государстве и Российской империи никогда не обретали политического влияния, сопоставимого с политическим значением го­сударственной бюрократии.

Монопольное положение государства в качестве субъекта управ­ления и служилый характер государства были главным, но не единст­венным фактором, предопределившим служебный характер, а не иные принципы (происхождение, землевладение, финансовый) рекрутиро­вания политической элиты. Следует назвать и иные факторы, предо­пределившие "служебный" характер организации политической элиты в России.

а) Неприемлемость рекрутирования элиты по признаку проис­хождения была обусловлена тяжестью государственных обязанностей правящего слоя и нежеланием родовой аристократии нести службу го­сударству. Так обстояло дело и с боярством, и с дворянством (к середи­не ХIХв. сформировалась целая прослойка дворянства, никогда ни в какой службе не бывавшей). В условиях органического развития и от­носительного мира это нормально, но в условиях перманентных войн государство нуждалось в многочисленном служилом классе, что опре­деляло мобилизацию на службу и привилегированных слоев населе­ния.

б) Критерием рекрутирования элиты не стало и землевладение, так как скудные почвы России, являясь средством прокорма, не давали "побочного продукта собственности — решающего голоса в политиче­ской жизни" (190. С.229). В Европе ситуация была иной: майорат и право первородства обеспечили крупные состояния, остававшиеся в собственности одних и тех же родов на протяжении длительного вре­мени. В России же в связи с низкой плодородностью земель и убыточ­ностью сельского хозяйства ни одно из крупных состояний не вышло из земледелия. Начиная с норманнского завоевания Киевской Руси правящий слой России в качестве источника прибавочного продукта рассматривал не сельскохозяйственную эксплуатацию земли, а извле­чение дани, между тем как в Англии, также завоеванной норманнами,

56

где земли плодородны и являются большой ценностью, они были раз­делены между членами норманнской знати, превратившейся в земле­владельческую аристократию (190. С.53).

в) Основанием рекрутирования элиты не стал и финансовый ка­питал, так как последний всегда в России был дефицитом; российская буржуазия — это "буржуазия, которой не было" (Р. Пайпс.).

Представление о том, что политическую элиту в условиях моби­лизационной модели составляет высший эшелон бюрократии, есть лишь половина ответа на вопрос о специфике процессов элитообразо­вания в России. Полнота характеристики требует ответа на вопрос о природе механизма рекрутирования бюрократии и внутренней струк­туре политической элиты в условиях мобилизационной модели. На наш взгляд, в обществе, развивающемся в мобилизационном режиме, политическая элита формируется по принципу "привилегии за служ­бу", то есть на основе временного и условного пользования получен­ными за государственную службу благами.

Принцип "привилегии за службу" определяет механизм рекру­тирования высшего эшелона бюрократии в качестве политической эли­ты, и в идеальном своем выражении стремится к меритократическому критерию — принципу достигнутого успеха, если воспользоваться термином К. Манхейма (136. С.317). Следует оговориться, что "слу­жебный" принцип, будучи приблизительным эквивалентом меритокра­тического, модификационно разнообразен в зависимости от того, ка­кие именно качества рассматриваются в качестве достоинств — орга­низационные способности, интеллект, эрудиция, политическая воля и т.п. "Служебный" принцип в качестве меритократического критерия подразумевает прежде всего способность к мобилизации общества для функционирования в чрезвычайном режиме. Это предполагает в каче­стве критериев эффективности элиты такие ее характеристики, как го­товность к самомобилизации и подчинению, политическую волю, пре­дельную собранность, физическую выносливость и т.п.

Почему в качестве механизма элитного рекрутирования высту­пает принцип "привилегии за службу"? С нашей точки зрения, приви­легии есть "пряник", необходимый для привлечения на службу в связи с тем, что функции правящего слоя в условиях мобилизационной мо­дели — реализация задач обороны и развития государства в условиях дефицита ресурсов — в своем исходном варианте весьма далеки от представления о положении праздного класса. Более того, В. Ключев-

57

ский констатировал, что на высшие служилые классы обязательные го­сударственные повинности падали с наибольшей тяжестью (98. С. 188), Р. Пайпс писал, что по крайней мере в одном отношении московские служилые люди находились в худшем положении, чем их крепостные: в отличие от них, слуги государевы не могли жить круглый год дома, в кругу семьи (190. С.142).

Поэтому хозяйственные выгоды, которыми пользовались раз­личные классы в условиях России, служили не интересам этих клас­сов, а целям государства, "были средствами исполнения государствен­ных обязанностей, положенных на общественные чины, а не средст­вом обеспечения интересов этих чинов" (98. С. 201). Так, все владель­ческие права дворянства в бытность его политически господствующим классом на крестьян были обусловлены соответствующими государст­венными обязанностями владельцев. Перефразируя сказанное в иной связи В. Ключевским, можно констатировать, что привилегии россий­ской бюрократии были не сословными правами, а "только экономиче­скими пособиями для несения обязанностей". А соотношение обязан­ностей и привилегий бюрократии в Московском государстве было "об­ратно тому, какое существовало в других государствах между полити­ческими обязанностями и правами: там первые вытекали из послед­них, как их следствия; здесь напротив, выгоды были политическими последствиями государственных обязанностей" (98. С.120-121).

Тяжесть государственной службы на протяжении длительных периодов российской истории была столь значительна, что, например, в XVII в. массовый характер приобрело явление закладничества, т. е. уклонение от обязанностей перед государством, в том числе от госу­дарственной службы, путем перехода в холопы, т. е. ценой потери лич­ной независимости. Причем закладничество приобрело столь массо­вый характер, что правительство вынуждено было принять законода­тельные меры по борьбе с этим явлением, вплоть до угрозы смертной казни для уклоняющихся от государственных обязанностей. Так, в XVIIв.. запрет на выход из служилого состояния стал одним из домини­рующих мотивов московского законодательства; Указ от 8 февраля 1658 г. категорически запретил вступление в холопство под угрозой смертной казни.

Конечно, трудности службы для высшего эшелона бюрократии были существенно отличными от тягот службы низших чинов. И тем не менее, стремление привилегированных слоев уклониться от госу-

58

дарственной службы приобретало временами массовый характер. Описывая нравы XVIII в., С. Соловьев констатировал, что несмотря на решение от 1732 г. Военной комиссии под руководством Миниха об уравнивании жалованья русских и иностранных офицеров, служив­ших в русском войске, "русские люди продолжали всеми средствами отбывать от военной службы... никакие меры против отбывания от службы не помогали" (242. С.269—297).

Известный итальянский исследователь Дж. Боффа отмечал, что в 1930—50-х гг. в СССР принадлежность к номенклатуре означала тяжкую изнурительную работу, скромно оплачиваемую и не ограни­ченную временем, чреватую физическим и психологическим пере­утомлением (29, т.1, С.245). Высокую степень переутомления высшего управленческого эшелона советской номенклатуры в 1930-е г. отмечал и Л. Фейхтвангер: "Почти все москвичи, занимающие ответственные посты, выглядят старше своих лет... на этих людях сказываются вред­ные последствия переутомления, работа совершенно выматывает их" (275. С.186—187).

Следует отметить, что система привилегий является неотъемле­мым компонентом любой системы политической мобилизации с целью стимулирования выполнения социально значимых функций. Так, аме­риканские исследователи К. Дэвис и У. Мур констатировали, что лю­бое общество сталкивается с неизбежной проблемой размещения ин­дивидов и стимулирования их внутри своей социальной структуры, и "нередко права и сопутствующие блага связаны с обязанностями, при­сущими определенным социальным функциям, а социальное неравен­ство является тем неосознанно развиваемым средством, при помощи которого общество обеспечивает выдвижение на важнейшие позиции наиболее компетентных лиц" (327. С.242-249).

При этом заслуживает быть специально отмеченным то обстоя­тельство, что привилегии, как правило, сопутствуют выполнению тру­доемких и напряженных, но социально значимых функций (если бы несение службы было занятием только "приятным во всех отношени­ях", вряд ли верховная власть жаловала бы привилегии управленческо­му слою).

В качестве привилегий, являвшихся ресурсом верховной рос­сийской власти, выступают денежное вознаграждение, наделение зем­лей (начиная с Киевского периода и вплоть до падения Российской им­перии в 1917 г.) и назначение на доходные должности по центрально-

59

му и местному управлению (в X—XVI вв. в форме кормлений). С точ­ки зрения обеспечения максимальной эффективности управленческой элиты, наиболее оптимальным средством вознаграждения являются деньги. На этом следует остановиться подробнее.

Смысл "служебного" принципа рекрутирования — в условном, временном, жестко обусловленном несением службы характере возна­граждения. Поэтому деньги как наиболее гибкая форма оплаты явля­ются идеальным инструментом обеспечения временного характера привилегий. Однако использование этого ресурса было ограничено из-за хронического дефицита денег в казне вследствие значительных во­енных расходов (в Московском государстве это обстоятельство сочета­лось с господством натурального хозяйства). Единственным ресурсом, которым обладала верховная власть в относительном — по сравнению с деньгами — изобилии, была земля. "Связь службы с землевладением была основой всего строя средневекового военного дела" (214. С.355). Отсюда — широкое развитие поместной системы — временного, на условиях несения службы землевладения. Со времени царя Алексея Михайловича землевладение стало исключительной прерогативой служилого класса (Указ от 9 марта 1642 г., внесенный впоследствии в Соборное Уложение 1649 г., определил ратную службу в качестве на­следственной сословной повинности землевладельцев, а личное зем­левладение, вотчинное и поместное, стало сословной привилегией служилого класса). Однако использование землевладения в качестве вознаграждения за службу было чревато весьма серьезными издержка­ми. Это было обусловлено следующими причинами:

а) Хотя земли в государстве было больше, чем денег, ее все рав­но было недостаточно для содержания многочисленного служилого класса, необходимого для нужд обороны и управления (отсюда боль­шое число малопоместных дворян уже на ранних стадиях развития по­местной системы; это же обстоятельство определило многолетний спор между духовной и светской властью о праве владения монастыр­скими вотчинами (впервые принципиально этот вопрос был поставлен в 1503 г. на церковном Соборе Иваном III; принципиальное же разре­шение в пользу государства вопрос о секуляризации монастырских вотчин получил лишь в 1764 г. при Екатерине II). Поэтому увеличение объема вознаграждения за службу не могло быть реализовано за счет пространственного расширения землепользования (путем увеличения земельных наделов), а вынуждено достигалось посредством использо-

60

вания временного фактора — наследования полученных за службу по­местий, что означало становление принципа "привилегии без службы" для наследников).

Поскольку интенцией любой элиты является превращение вре­менных привилегий в постоянные, то результатом этого стремления было постепенное превращение служилого класса в землевладельчес­кую касту. Такова была судьба боярства, такая же судьба постигла и дворянство. К. Кавелин констатировал, что российское дворянство по­вторило историю старинного вельможества (боярства; 93. С.139) Трансформация служилого класса в землевладельческую касту превра­щала его в обузу, так как бедное государство не состоянии было позво­лить себе кормить бездельников. Отсюда стремление верховной влас­ти освободиться от этой обузы. Однако это стремление встречалось с непреклонным желанием землевладельческой аристократии отстоять свои привилегии. Отсюда дворцовые перевороты XVIII в. и страх пер­вых императоров XIX в. перед "первым сословием" государства. Пере­рождение служилого класса ставит верховную власть, нуждающуюся в инструменте управления, перед необходимостью создания нового пра­вящего класса, но на основе прежнего, служилого, принципа.

б) Использование землевладения в качестве сословной привиле­гии служилого класса в условиях России, где рабочие руки были боль­шим дефицитом, чем земля, было сопряжено с закрепощением сидев­ших на полученных за службу землях крестьян, что превращало слу­жилых людей в душевладельцев, да еще на льготных по сравнению с использованием труда государственных и дворцовых крестьян услови­ях. Известно, что власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно. Учитывая, что одним из факторов возникновения крепост­ного права в России была законодательная неопределенность объема права помещиков на крестьянский труд, неограниченная власть над полученным в собственность крестьянством сыграла роковую роль в судьбе дворянства, обусловив упадок его мобилизующей функции в качестве политической элиты, и стала долговременным фактором его слабости как правящего класса:

Негативные последствия крепостного права для политического развития правящей среды многократно отмечали русские историки: "это чудовищное право подсекло дворянство под корень, вытянуло из него лучшие соки, иссушило его" (93. С. 138). "Особенно зловредно сказывалось это право (крепостное право — О. Г.) на общественном

61

положении и политическом воспитании земледельческих классов... крепостное право делало самих душевладельцев холопами наличной власти... Вместе с тем наиболее энергичным жизненным интересом землевладельческой среды становилась мелкая сутяжная борьба гос­под с крестьянами и друг другом из-за крепостных,... эта борьба надол­го задержала правильный рост народных сил, и по ее вине землевла-1ельческое дворянство, как руководящий класс, дало извращенное, уродливое направление всей русской культуре" (100. С. 293).

Использование в качестве вознаграждения за службу третьего [после денег и земель) ресурса — назначения служилого класса на до­ходные должности по центральному и местному управлению в Мос­ковском государстве деформирующим образом отражалось на граж­данском и политическом сознании как правящего слоя, так и всего об­щества. Ведь принцип кормлений — получение доходов за счет управ­ляемого населения вследствие дефицита денег в казне для выплаты жалованья чиновникам. Отсюда — долговременное деформирующее воздействие этого, по сути, узаконенного мздоимства на политическую культуру. Именно из системы кормлений впоследствии, как из гоголев­ской шинели, вышли все герои великого писателя: городничие, попечи­тели богоугодных заведений и прочие любители "борзых щенков". Та­ким образом, глубинные истоки столь уродливых явлений следует ис­кать не в особенностях национальной психологии, а в специфике труд­ного исторического развития России, характерного многочисленными противоречиями, одно из которых описано выше: с одной стороны — необходимость многочисленного служилого сословия, с другой — не­достаток денег для его содержания. С. Соловьев писал, что долговеч­ность системы кормлений была следствием бедности государства и не­обходимости содержать огромное войско. Система кормлений, как, впрочем, и крепостное право и иные подобные явления — это по су­ществу мобилизационные механизмы, призванные компенсировать от­сутствие ресурсов развития за счет предельно интенсивного режима эксплуатации внутренних сил социального организма — режима, пре­вышающего предельно допустимые нормы эксплуатации.

Что касается внутренней организации элиты, то нам представля­ется неизбежной дихотомия ее внутренней структуры вследствие от­меченного выше несовпадения интересов государства и его населения. Важнейшей функцией государства в системе МТР является иницииро­вание импульсов развития, поэтому именно глава государства (князь,

62

царь, император, генсек правящей партии, президенту под внутри- или внешнеполитического кризиса выступает субъектом им­пульсов модернизации. Именно глава государства обеспечивает равно­мерный баланс в распределении обязанностей посредством установле­ния принципа всесословности. При этом власть первого лица государ­ства в условиях политико-центричного общества имеет всеобъемлю­щий характер; верховная власть становится центром всей политичес­кой системы, "стягивающим" ресурсы и подчиняющая ее себе полити­ческие силы, включая церковь.¹ Поскольку деятельность главы госу­дарства (верховной власти) в качестве инициатора модернизации реа­лизует интерес государства в обороне и развитии, постольку политиче­ская организация, развивающаяся в мобилизационном режиме, как ни какая иная, зависима от личных качеств носителя верховной власти. "Никакому другому правительству не нужны в такой степени интелли­гентность, честность, мудрость, дух порядка, предвидение, талант; де­ло в том, что вне царского строя, т. е. вне его административной оли­гархии, нет ничего: ни контролирующего механизма, ни автономных ячеек, ни прочно установленных партий, ни социальных группировок, никакой легальной или бытовой организации общественной воли", — писал М. Палеолог (193. С.22). В этих условиях верховная воля выпол­няет роль "кнута", вынуждающего развитие.

Поскольку глава государства артикулирует цели государства, то потребность в инструменте модернизации предопределяет функцию верховной власти в качестве субъекта рекрутирования правящего клас-

¹ Убийство митрополита Филиппа по приказу Ивана Грозного было первым шагом в процессе подчинения церкви государству; юридичес­кое закрепление это подчинение получило в период правления Петра I, ликвидировавшего институт патриаршества и учредившего для руко­водства делами церкви Синод во главе с назначаемым светской влас­тью государственным чиновником, что по существу низвело роль церк­ви до уровня одного из государственных учреждений (священникам официально вменялось в обязанность донесение о государственных преступлениях, вплоть до нарушения тайны исповеди). Николай I заявил на заседании Государственного совета: "Архиепископ - это вместе с тем и префект полиции". Таким образом, гонения на церковь в совет­ский период не были изобретением атеистического режима, а преемст­венно продолжали сложившуюся в предшествовавшие столетия линию государства на монополизацию власти.

63

са как инструмента реализации государственных интересов и достиже­ния целей развития. Государство в лице верховной власти строит эли­ту "сверху" посредством рекрутирования высшего эшелона бюрокра­тии (в идеале и деятельность верховной власти представляет собой службу государству; именно таким образом собственную деятельность и рассматривал, несмотря на ее наследственный характер, Петр I; как к службе относился к своему правлению Николай I). Между тем в ус­ловиях инновационного развития экономические элиты, образующие дисперсную, плюралистически организованную систему власти в лице своих политических представителей, посредством торга формируют органы политического руководства.

Принципиальным для формирования внутренней структуры по­литической элиты мобилизационного типа является тот факт, что вы­ступающие в качестве условий выживания социума потребности и за­дачи государства не соответствуют ресурсам государства, а цели по­следнего опережают возможности его граждан и не соответствуют ин­тересам конкретных хозяйственных субъектов. Это закладывает осно­вы противоречий не только между интересами государства и его граж­дан, но и внутри самой политической элиты: если верховная власть выражает интересы государства, то правящий слой артикулирует инте­ресы хозяйственных субъектов. Результатом этих противоречий явля­ется не только конфликт интересов между государством и обществом (что создает предпосылки для формирования жесткого политического режима), но и несовпадение интересов верховной власти и правящего класса. Именно различие интересов верховной власти и правящего слоя обусловливает тот факт, что константой российского политичес­кого развития выступала борьба верховной власти со своим инстру­ментом — правящим классом: "борьба правительства, точнее, государ­ства, насколько оно понималось известным правительством, со своими собственными органами" (100, кн.2. С.7).

Жестко подчиненное верховной власти положение правящего класса является радикально отличным от европейской знати, поэтому естественной интенцией правящего слоя является стремление освобо­диться от гнета верховной власти и занять положение европейской элиты, определяющей судьбу престола.

Стремление к стабилизации своего положения и обретению не­зависимости от верховной власти является имманентной интенцией сформированного по принципу службы и жестко зависимого от вер-

64

ховной власти правящего класса: "Московское служилое дворянство с давних времен было охвачено "похотью власти". Сидя между ежовы­ми рукавицами самодержавия и народа, — об этой похоти оно могло только вздыхать. Соседство с панской Польшей наводило на сладкие размышления: вот там она и есть — золотая вольность. Но в Москве вольностями не пахло, — пахло гораздо худшим" (247. С.344).

Противостояние верховной власти как инициатора модерниза­ции и правящего слоя, призванного быть ее инструментом, является ключевым внутриэлитным противоречием мобилизационной модели элитообразования. Объективным основанием этого внутриэлитного противоречия является специфика мобилизационного развития, при котором интересы развития государства и общества, артикулируемые верховной властью, опережают непосредственный экономический ин­терес хозяйственных субъектов. Подобная ситуация вынуждает вер­ховную власть к мерам насилия над собственным "орудием", отношения между верховной властью и правящим классом строятся по принципу принуждения, директивно, что обусловливает высокую сте­пень внутриэлитной конфронтации в борьбе за властный приоритет: либо верховная власть репрессирует правящий слой, как это было при Иване Грозном, Петре I, И. Сталине, либо правящая среда свергает третирующую ее верховную власть (дворцовые перевороты XVIII — начала XIX в, попытка переворота 14 декабря 1825 г., смещение Н. Хрущева в 1964 г).Размышляя над противоречиями верховной вла­сти и правящего слоя, К. Кавелин писал: "... очень рано началась борь­ба между царской властью и вельможеством. Смотря по личному ха­рактеру государей, она то утихала, то принимала большие размеры, как при Иоанне Грозном, но не прекращалась она никогда... Борьба эта кончилась полным, совершенным торжеством самодержавия" (93. С. 135). Принцип отношения верховной власти к правящему классу сформулировал Иван Грозный : "А жаловати есмя своих холопей воль­ны, а и казнити вольны же" (210. С.30).

Другим следствием различий интересов государства и правяще­го слоя является противоречивость положения правящего слоя: с од­ной стороны, хозяйственные субъекты видят в нем потенциального вы­разителя своих интересов. Да и сама правящая среда не чужда эконо­мическому предпринимательству, и потому имманентным стремлени­ем этой среды является внутренняя коагуляция — образование суб­групп различного характера: территориальных и отраслевых корпора-

65

ций, клиентел, групп влияния в периоды отхода от мобилизационной модели — начало XX в., в позднесоветский период). В литературе по­лучил описание феномен бюрократического предпринимательства, и его субьект — бюрократическая буржуазия (см.напр.И. С.251—254). С другой стороны, у верховной власти нет иного инструмента модер­низации, кроме правящего класса, а поскольку артикулируемые вер­ховной властью интересы государства не соответствуют интересам хо­зяйственных субъектов и выражающих эти интересы групп (экономи­ческие корпорации, группы влияния и т.п.), то установкой верховной власти является активная антикорпоративистекая политика, которая в данном контексте интерпретируется как блокирование субэлитной консолидации в рамках правящего класса. Идеалом верховной власти является предельно гомогенная с точки зрения внутренней структуры и предельно лояльная с точки зрения организации властной вертикали правящая среда. Поэтому антикорпоративистская установка верховной власти является константой ее политики в условиях мобилизации; как правило, пики мобилизации совпадают с периодами особенно жесткой антикорпоративистской политики верховной власти. И это совпадение не случайно, а обусловлено тем, что успех модернизации определяет­ся эффективностью ее инструмента — правящей среды; в свою оче­редь, эффективность последней в качестве инструмента модернизации зависит от ее предельной мобилизации — степени ее организованнос­ти по военному образцу, гомогенности ее внутренней структуры, сте­пени лояльности и подчиненности верховной власти.

Еще одной причиной репрессий верховной власти против правя­щей среды является имманентно присущее последней стремление пре­вратить временные, пожалованные на условиях службы, привилегии в наследственные. "Привилегии имеют половину цены, если их нельзя оставить в наследство детям" (Л. Троцкий). Широкое использование, начиная с эпохи Киевской Руси и вплоть до падения самодержавия в 1917 г., в качестве средства вознаграждения за службу земельных по­жалований превращало политическую элиту России — изначально служилый класс — в землевладельческую касту, обязанную своим по­ложением не службе, а наследству, что отвращало ее от службы. Меж­ду тем потребность государства в многочисленном служилом сословии в условиях перманентного внешнеполитического напряжения и дефи­цита ресурсов периодически вынуждала верховную власть осуществ­лять кардинальную реорганизацию правящего слоя, перенося акцент с

66

землевладельческой знати на служилое сословие. Инструментом по­добной реорганизации выступала чистка. В этом смысл опричнины Ивана Грозного, в этом смысл конфронтации Петра I с родовой знатью. Инструментом чистки выступал репрессивный аппарат. Подтвержде­нием тому служит история силовых структур российского государст­ва¹.

В рамках инновационного типа развития интересы государства и отдельных субъектов совпадают, что позволяет строить отношения между элитами посредством компромисса (торга). При этом положе­ние "орудия", пусть и привилегированного, не может расцениваться правящим слоем удовлетворительно и инициирует его попытки вы­рваться из-под жесткой опеки верховной власти. Отсюда перманент­ный конфликт верховной власти и правящего класса, в ходе которого верховная власть ищет поддержку (и, как правило, находит ее) во вне-элитных слоях населения, представляя себя, не всегда безоснователь­но, в качестве союзника внеэлитных слоев против бояр.

В этой связи К. Кавелин писал, что борьба с правящим сослови­ем не могла не возбуждать в народе глубокого сочувствия к царской власти и придавала ей в глазах массы "значение воплощенной божес­кой справедливости, карающей сильного и спесивого обидчика" (93. С. 137); и против "дворянского конституционализма царь всегда мог апеллировать к народу..." (274, т.1. С.129—130).

Это обстоятельство дало основание И. Солоневичу определить характерный для Руси-России тип властной организации как народную монархию: "Русская монархия исторически возникла в результате вос­стания низов против боярства, и — пока она существовала — она все­гда стояла на защите именно низов" (247. С. 127).

Симпатии внеэлитных слоев к верховной власти обусловлены заинтересованностью последней в открытом характере рекрутирова­ния правящей среды в целях ее максимальной эффективности, что от­крывает перед социальными низами перспективы вертикальной мобильности. При этом регламентация и контроль элитарного слоя со стороны верховной власти были нередко более жесткими, чем власть правящего класса над внеэлитными слоями населения, а масштаб ре­прессий в среде правящего сословия в периоды модернизаций был бо-

¹ См. примечание 1

67

лее значительным по отношению к элитарному слою, чем в среде вне-элитных категорий населения. Российский императорский кабинет-министр эпохи Анны Иоанновны А. Волынский с завистью говорил о независимом положении польского пана: "Вот как польские сенаторы живут, ни на что не смотрят, и все им даром; польскому шляхтичу не смеет и сам король ничего сделать, а у нас всего бойся" (242. С.323)¹.

Служебный "принцип рекрутирования элиты определяет при­оритет политической элиты над экономической; последняя в системе политико-центричного развития занимает подчиненное положение. Более того, в ряде случаев политическая элита, и прежде всего ее до­минирующий элемент — верховная власть, выступает в качестве субъ­екта формирования экономически активных слоев населения (так бы­ло в период Петра I, создававшего в помощью казенного капитала пер­вые российские мануфактуры и передавшего их впоследствии в част­ные руки). В условиях экономико-центричного развития фактическое право принятия ключевых стратегических решений — за бизнес-эли­той, политические структуры носят производный характер.

Схематичная модель формирования и развития элиты в услови­ях мобилизационной модели выглядит следующим образом. В резуль­тате внешней агрессии, военного поражения или потенциальной угро­зы государство в лице верховной власти под давлением военно-фис­кальных потребностей инициирует модернизацию. "Русская государ-

¹ Примечательно,что преимущественным объектом внимания тайной полиции вследствие вышеупомянутых причин становился,наряду с по­литической оппозицией именно элитный слой, а не внеэлитные слои. Так, организованный С. Халтуриным взрыв в Зимнем дворце 5 февраля 1880 г.,едва не стоивший жизни Александру II и членам его семьи,стал свидетельством поразительной неэффективности III отделения (поку­шение было тем более поразительно,что незадолго до взрыва при обы­ске у одного из революционеров был обнаружен план Зимнего дворца с обозначением места взрыва). Назначенная Верховной распоряди­тельной комиссией в связи с расследованием покушения ревизия III отделения обнаружила вопиющий беспорядок в его делопроизводстве и его деятельности в целом. Единственная область деятельности III от­деления, поставленная безупречно, было наблюдение за высокопостав­ленными лицами. По свидетельству статс-секретаря Е. Перетца, обо всех событиях, "не исключая анекдотов, случавшихся в частной жизни министров и других высокопоставленных лиц, докладывалось госуда­рю" (цит. по: 79. с.222).

68

ственная организация развивалась... под влиянием быстро возрастав­шей нужды в войске и деньгах" (155, ч.. 1. С. 193) Примечательна в этой связи констатация С. Соловьева : "Главная потребность государства — иметь наготове войско" (254. С.431) Попытки найти средства и инстру­менты развития реализации обнаруживают отсутствие того и другого, ибо импульсы модернизации продиктованы не внутренними потребно­стями системы и не естественным органическим ритмом ее движения, а стремлением не пасть жертвой более удачливых конкурентов — не­обходимостью выживания. Поэтому задачи, поставленные верховной властью, опережают степень зрелости внутренних факторов: "Когда перед европейским государством становятся новые и трудные задачи, оно ищет новых средств в своем народе и обыкновенно их находит, по­тому что европейский народ, живя нормальной, последовательной жизнью, свободно работая и размышляя, без особой натуги уделяет на помощь своему государству заранее заготовленный избыток своего труда и мысли, — избыток труда в виде усиленных налогов, избыток мысли в лице подготовленных, умелых и добросовестных дельцов." (100, кн. 2. С. 131). Вследствие дефицита времени и серьезности угроз решать поставленные задачи приходилось "сырьем, принудительными жертвами..., донельзя напрягая народные силы" (100, кн. 2. С.131), что подрывало силы и благосостояние народа и ограничивало его права. Для реализации задач развития государство создает инструмент модер­низации в лице управленческого слоя посредством раздачи привилегий за службу. Создается элита таким же директивно-командным образом, как Петр I создавал мануфактуры "казенно-парниковым" способом. Но результат подобного социального конструирования не радует — ведь выращенные в парнике овощи всегда уступают тем, что взошли в свое время на грядке. Поскольку "пряник" (привилегии) недостаточно эф­фективен, верховная власть вынуждена прибегнуть к помощи кнута и 1 "пришпорить" элиту посредством репрессий. Неизбежно слабая ре- результативность этих усилий в связи с внутренней незрелостью обще­ства и его правящего слоя стимулирует новые и новые круги элитной ротации правящего класса посредством чисток. При этом последние призваны обеспечить предельную мобилизацию элиты в целях обес­печения ее собственной эффективности мобилизации ею внеэлитных слоев населения для решения чрезвычайных задач. Усилия верховной власти по обеспечению эффективности правящего слоя посредством его искусственной акселерации напоминают попытки уско-

69

рить рост колосьев с помощью подергивания их за верхушки. Но ведь хорошо известно: если дергать за верхушки растущие колосья, они не вырастут быстрее — их только выдернешь из грядки.

Верховная власть попадает в порочный круг: справедливо рас­сматривая необходимость форсированного развития в качестве усло­вия выживания общества, она "выдергивает колосья из почвы" и тем самым отбрасывает и элиту и общество на рубежи, более уязвимые, чем исходные. А если учесть другой рок московской политики — нео­бузданность страстей, непотухший вулкан этногенеза, то станет понят­ным мнение Н. Карамзина, сравнившего итоги правления Ивана Гроз­ного, попытавшегося "пришпорить" правящий слой посредством тер­рора, с последствиями татарского ига. Потрясения эпохи Ивана Гроз­ного послужили психологической предпосылкой Смуты начала XVII в. подобно тому, как жестокость сталинской поры сообщила особый дра­матизм и напряженность политическим отношениям постсталинских времен. К сожалению, не только эпоха Ивана Грозного знаменательна амбивалентностью предпринятых: им мер по модернизации общества — амбивалентностью, известной со времен Андрея Боголюбского и мно­гократно повторенной в ходе постгрозненских модернизаций. Вспом­ним характеристику, данную В. Ключевским А. Боголюбскому: "Со­временники готовы были видеть в Андрее проводника новых государ­ственных стремлений. Но его образ действий возбуждает вопрос, руко­водился ли он достаточно обдуманными началами ответственного са­модержавия, или только инстинктом самодурства" (100, кн.1,.С.288).

Подобная закономерность есть имманентно присущее политико-центричному обществу качество, коренящееся в стимулированном из­вне, форсированном, а не инициированном внутренней зрелостью, ха­рактере развития. Возникшим путем "искусственных родов" элитам оказываются не по плечам поставленные перед ними задачи. В. Клю­чевский отмечал в записной книжке: "Закон жизни отсталых госу­дарств или народов среди опередивших: нужда реформ вызревает раньше, чем народ созревает для реформы." (99. С. 407).

* * *

Таким образом, модель рекрутирования политических элит в За­падной Европе и США кардинально отлична от той, что сложилась в России в результате существенной разницы в условиях развития. От-

70

носительно благоприятные условия развития Западной Европы и США предопределили преобладание инновационного типа развития и формирование соответствующей ему демократической политической системы, в условиях которой политическую элиту составляет высший эшелон репрезентирующих институты гражданского общества. Вслед­ствие приоритетности политических факторов в системе факторов раз­вития по мобилизационному типу и доминирование жестких форм по­литической организации, властная элита формируется в недрах госу­дарственных структур, что конституирует высший эшелон бюрокра­тии в качестве политической элиты.

Однако несомненно, что в ситуации тождества условий функци­онирования систем проявляются сходные закономерности. Так, актив­ное развитие рабовладения в США стало результатом дефицита рабо­чих рук при освоении новых территорий подобно тому, как нехватка рабочих рук стимулировала формирование крепостного права в Рос­сии. Глубокий экономический кризис 1930-х гг. обусловил разработку "мозговым трестом" Ф. Рузвельта "нового курса", отмеченного такими нехарактерными для США чертами, как активная роль государства, ог­раничение свободы предпринимательства, антитрестовское законода­тельство, разнообразные меры социальной защиты и т.п. (317; 87; 135). И именно этот курс не только стал кратчайшим путем в Белый дом для Ф. Рузвельта, но принес успех на пути выхода общества из кризиса и позволил создать потенциал для последующего развития.

Другой исторический пример использования мобилизационных механизмов — внутренняя политика Германии в 1930-е гг. Определен­ная внешняя схожесть этих мер с моделью мобилизационного разви­тия, реализованной в этот период в СССР, послужила основанием для вывода об идентичности использовавшихся в обеих странах идеологи­ческих доктрин (Р. Арон, X. Арендт, Пентибридж, 3. Бжезинский и Др). Дискуссия с этой концепцией выходит за рамки настоящего иссле­дования, отметим лишь, что использование мобилизационной модели предполагает использование мощной идеологической компоненты в качестве механизма компенсации дефицита значимых ресурсов. При этом использование мобилизационных механизмов не коррелируется с содержанием используемых идеологических доктрин, поэтому факт использования схожих мобилизационных механизмов не является ар­гументом в пользу идентичности идеологических доктрин, используе­мых в ходе мобилизационных методов управления — эти доктрины

71

могут быть полярно различны, примером чему служит сравнительный анализ идеологических процессов в СССР и Германии в 1930-е гг.

Таким образом, мобилизационный тип развития и соответству­ющая ему модель элитообразования являются инструментами реше­ния чрезвычайных задач в чрезвычайных условиях, иначе говоря, представляют собой сильнодействующее лекарство. Однако использо­вание этого средства за пределами крайней необходимости чревато тя­желыми последствиями и значительными издержками для политичес­кого и нравственного развития общества. В этой связи уместно вспом­нить мнение С. Соловьева, высказанное по другому поводу: "...сильное лекарство, свидетельствуя о силе болезни, не могло, в свою очередь, не оставить вредных следов в общественном организме (245. С. 533).

В последующем изложении мы постараемся показать, сколь эф­фективна мобилизационная модель элитообразования в разрешении кризисных ситуаций и сколь серьезными издержками сопровождается политическая практика ее реализации.

72