Гаман-Голутвина. Книга рассчитана на специалистовполитологов и всех, кто интересуется политикой и историей России. Isbn 5870470552
Скачать 2.11 Mb.
|
Особенности трансформации мобилизационной модели элитообразования в позднеимперскини период Крымская война со всей очевидностью продемонстрировала, что и на этом этапе российской истории ключевым противоречием ее развития оставалось несоответствие между потребностями государства в развитии и возможностями общества соответствовать этим потребностям. На этот раз фактором отсталости явился архаизм политической системы, ставший причиной социально-экономической и технической отсталости страны, поэтому модернизация политической системы предстала в качестве императива развития. Вызванный поражением в Крымской войне острейший политический кризис представлял собой типичный для мобилизационного развития пример модернизации, инициированной военным поражением. И реакция на этот кризис была типичной для мобилизационного общества: шок крымского поражения был столь силен, что верховная власть вопреки сложившейся в течение послепетровского периода традиции была вынуждена оказать давление на правящую среду с целью осуществления частичной модернизации политических институтов. Ключевой проблемой осуществляемой "сверху" модернизации является выбор политического субъекта, способного стать инструментом модернизации. Неудача Николая I в попытках найти подобный инструмент в лице имперской бюрократии заставляла верховную власть искать новые пути. Однако возможности были ограничены. Как указывалось выше, процесс конституирования бюрократии в качестве субъекта модернизации 1860—70-х гг. имел альтернативу: логично было ожидать появления на политической арене в качестве важного политического актора российской буржуазии — естественного субъекта буржуазных по характеру преобразований. Однако по указанным выше причинам (экономическая слабость русской буржуазии по сравнению с европейскими конкурентами, политическая зависимость от государства, дефицит капиталов) русская буржуазия не смогла стать субъектом реформ — буржуазных по содержанию (!) — и вновь для реализации задач модернизации была призвана сформированная по принципу службы политическая элита. Таким образом, история реформ 1860-1870-х гг. стала подтверждением сложившейся ранее закономерности российского политического развития: субъектом 195 модернизации в условиях политических систем мобилизационного типа выступает сформированный по принципу службы правящий класс, а инициатором реформ — верховная власть. Однако после неудачи Николая I осуществить политическую модернизацию силами бюрократии стало очевидно, что реформирование политической системы потребует изменения не только позиции верховной власти (на сей раз вынужденной под влиянием крымского поражения оказать давление на правящую среду), но и существенного изменения качества бюрократии как правящего класса. Другим условием успеха модернизационных преобразований стала необходимость укрепления позиции ее либерального крыла, готового пойти на осуществление модернизационных преобразований даже вопреки личным интересам. Процесс осуществления модернизации показал, что третьим условием ее успеха стало привлечение к процессу разработки и осуществления главных модернизационных преобразований представителей внеэлитных слоев общества, прежде всего либеральной интеллигенции. Анализ реформ 1860—70-х гг. со всей очевидностью демонстрирует важную особенность мобилизационного развития: роль верховной власти как инициатора модернизации нередко обусловлена не личными качествами российских монархов (которые в большинстве слу- i чаев по своим мировоззренческим и психологическим особенностям были мало расположены к реформам), а тем объективным обстоятельством, что благополучие монарха в условиях мобилизационного разви- тия есть функция эффективности государства. Сколь бы ни был лично богат монарх, критерием его успеха в качестве главы государства является не личное состояние, в благосостояние государства. (И наоборот: поражение политической линии, олицетворяемой верховной властью, нередко означало и личную трагедию монарха. Для славившегося несокрушимым физическим здоровьем Николая I поражение России в Крымской войне стало тяжелейшим психологическим ударом, который он не смог перенести. Его кончина была столь неожиданной, что вызвала в Петербурге толки о самоубийстве, которые современными исследователями рассматриваются как имеющие определенные основания — см: 236, С. 435-462). Политика Александра II стала, пожалуй, наиболее ярким воплощением этой закономерности. Александр II был богатейшим человеком империи (его вклады в Лондонском банке после кончины составляли около 200 млн. руб.; фамильные драгоценно- 196 сти оценивались в сумму не менее 160 млн. руб., а владения удельного ведомства, обеспечивавшего расходы дворца, составляли около 100 млн. руб. (121, С. 22). Однако критерием эффективности его правления был не личный капитал, а стабильность государства. Именно это обстоятельство вынудило его осуществить реформы 1860—70 гг. Судьба и политика Александра II явились примером того, как верховная власть вопреки личным симпатиям персонифицировавшего ее лица вынуждена инициировать модернизацию. Сокрушительное поражение России в Крымской войне вынудило императора осуществить реформы вопреки не только решительному сопротивлению консервативного большинства правящей среды, но и во многом вопреки собственным политическим убеждениям. По складу характера, по воспитанию, полученному в семье, по политическим пристрастиям, первым самостоятельным шагам в политике и волевым качествам Александр II менее, чем кто-либо иной, подходил для роли реформатора. П. Валуев писал об Александре II: "Государь не имел, и впрочем, не мог иметь отчетливого понятия о том, что называлось "реформами" его времени" (36, С. 192). Однако сокрушительное поражение в Крымской войне заставило нового императора пересмотреть сложившиеся ранее убеждения, убедило в непригодности методов охранительного царствования и недопустимости медлительности а решении назревших политических проблем (что, кстати, было осознано и Николаем I: умирая, он взял слово с наследника решить крестьянский вопрос — см.: 158, С. 196.). Таким образом, реформы стали воплощением не личного убеждения императора, а результатом вынужденного признания насущной необходимости серьезной трансформации политической системы как условия стабилизации внутриполитической ситуации, восстановления пошатнувшихся после Крымского поражения внешнеполитических позиций. Если обретшая при Николае I статус правящей элиты бюрократия оказалась по существу инструментом консервации дискредитировавшего себя порядка, а немногочисленные представители ее либерального крыла плана П. Киселева потерпели фиаско в противостоянии с могущественным консервативным флангом, то благодаря поддержке Александра II выросшая численно и поддерживаемая верховной властью либеральная бюрократия стала субъектом модернизационных преобразований — реформ 1860—70-х гг. 197 Именно новое поколение бюрократии, поддерживаемой верховной властью и преодолевающее противодействие землевладельческой аристократии, обеспечило успех крестьянской реформы. Еще в начале царствования Александр II отставил наиболее одиозные фигуры николаевского правления (К. Нессельроде, В. Долгорукова, П. Клейнмихеля и др.) и привлек к разработке и осуществлению людей иного склада. Безусловным лидером в осуществлении крестьянской реформы был племянник гр. П. Киселева, сыгравшего видную роль в разработке крестьянского вопроса в 1830—40-е гг., Н. Милютин — сначала директор хозяйственного департамента МВД, затем — товарищ министра внутренних дел. Принципиально новым в практике разработки проекта крестьянской реформы стало изменение механизма осуществления модернизационных преобразований: впервые в разработке стратегически важного проекта приняли участие представители внеэлитных слоев общества: в Министерстве внутренних дел был создан штат независимых экспертов, в состав которого вошли известные своей компетентностью и приверженностью реформам Ю. Самарин, В. Тарковский, Г. Галаган, В. Черкасский, П. Семенов-Тян-Шанский, Н. Бунге, И. и К. Аксаковы. В ходе разработки крестьянской реформы значимым было влияние профессора К. Кавелина — автора одной из первых в царствование Александра II записок об освобождении крестьян. Участие представителей внеэлитных слоев общества в разработке важнейших правительственных решений было неслыханным новшеством, и именно привлечение столь широкой общественной экспертизы смогло придать разрабатываемым проектам соответствующее качество. Весьма примечателен факт участия в разработке проекта крестьянской реформы деятелей церкви. Так, московский митрополит Филарет был автором текста Манифеста об освобождении крестьян. Нетрадиционным был и механизм подготовки реформы: было создано новое учреждение — Редакционные комиссии, в которых встретились представители власти и внеэлитных слоев для совместной работы. Вовлечение в состав принимающих ключевые решения лиц представителей внеэлитных слоев означало формирование предпосылок для открытого характера Процесса элитной ротации, а это, в свою очередь, способно было обеспечить новый уровень эффективности политического управления. Таким образом, то, что не удалось Александру I и Николаю I, осуществил Александр II. Решающим фактором успеха стало принци- 198 пиально новое качество бюрократии. У Александра I был один союзник в среде правящей бюрократии — Сперанский; у Николая I был только П. Киселев, но лишь тогда, когда Киселевы и сперанские в составе высшего эшелона власти приобрели решающее влияние, был достигнут успех. Таким образом, у верховной власти, осуществляющей модернизационные преобразования в условиях мобилизационной модели есть две альтернативы: либо добиваться поддержки своего курса в среде правящего сословия посредством репрессий (как это сделал Петр I), либо ждать политического взросления правящей элиты (тактика первых императоров XIX в.) Союз верховной власти, либеральной бюрократии и компетентных представителей внеэлитных слоев общества при нейтрализации сопротивления землевладельческой аристократии — дворянства — обеспечил принятие Манифеста 19 февраля 1861 г. и осуществление других реформ. Примечательно, что и ход подготовки к принятию Манифеста 19 февраля, и сам акт его принятия были осуществлены в режиме строгой секретности для предотвращения сопротивления землевладельческой аристократии, блокировавшей любые попытки модернизации. По инициативе Н. Милютина императором Александром II было принято секретное решение не допускать к разработке проекта на решающих стадиях губернских дворянских комиссий. В результате, приглашенные в столицу дворянские представители, ехавшие для обсуждения проекта крестьянской реформы, оказались поставленными перед фактом его принятия, что вызвало поток многочисленных жалоб на действия "ненавистной бюрократии" и призывы передать дело реформы в руки дворянства. Однако справедливости ради следует отметить, что дворянские комитеты не были монолитно-консервативными образованиями; практически все дворянские губернские комитеты раскололись на консервативное большинство и либеральное меньшинство. Столь же расколотым был и высший эшелон власти на центральном уровне. Крайне невыгодный для крестьян окончательный вариант реформы, результатом которого стала значительная земельная нужда и непосильный объем выкупных платежей и повинностей, стал хрестоматийно известным (321), а его последствия, по существу, заложили основы будущих политико-экономических кризисов: чрезмерный объем платежей и налогов при крайнем земельном голоде стали впоследствии причинами трех русских революций начала XX в. Причина принятия столь про- 199 блемного документа — не в неэффективности бюрократии (ибо именно либеральная бюрократия в лице Н. Милютина, А. Соловьева и др. настаивала на максимально приемлемом для крестьян варианте), а в натиске "помещичьей" партии: даже в таком виде продвижение рефор-, мы шло с колоссальным трудом. Земельная аристократия в очередной 1 раз продемонстрировала неспособность стать субъектом модернизации в условиях России. В условиях подобного противостояния судьба реформ была решена непреклонной настойчивостью, проявленной императором. Так, на последнем заседании Главного редакционного комитета ему пришлось солидаризироваться с мнением восьми голосовавших против тридцати пяти, чтобы добиться одобрения проекта крестьянской реформы. При этом заслуживает быть специально отмеченным характер обращения императора к членам Государственного совета, призвавшего их отложить личные интересы и подойти к решению вопроса не как помещиков, а в качестве государственных сановников (111, С. 223). Вспомним, что именно смешение двух этих ипостасей сыграло решающую роль в неудаче предшествовавших попыток разрешить крестьянский вопрос. Либеральная бюрократия сыграла ключевую роль в разработке и реализации практически всех реформ 1860—70-х гг.; в ходе разработки и осуществления некоторых из них активное участие приняли независимые эксперты. Финансовые реформы 1862—63 гг. были осуществлены благодаря усилиям прежде всего В. Татаринова, ставшего главой Государственного контроля. Важную роль в стабилизации финансового положения страны сыграло назначение в 1862 г. М. Рейтерна министром финансов (занимавшего этот пост в течение шестнадцати лет и ушедшего в отставку с началом войны 1877-78 гг., фактически сорвавшей настойчивые усилия министра по финансовой стабилизации) и К. Грота, ставшего главой акцизного управления. В осуществлении университетской реформы 1863 г. главную роль сыграл министр просвещения А. Головнин. В разработке судебной реформы значимым было участие статс-секретаря Государственного совета С. Зарудного, министра юстиции Д. Замятнина, товарища министра Н. Стояновского, московского губернского прокурора Д.Ровинского. В деле военной реформы главную роль сыграл выдающийся государственный деятель Д. Милютин, брат Н. Милютина. Процесс оздоровления администрации происходил не только на центральном, но и на губернском уровне: были вынуждены оставить 200 свои посты одиозные губернаторы — московский генерал-губернатор А. Закревский и пензенский губернатор А. Панчулидзев. На высшие посты в провинции выдвигаются новые лица, выгодно отличавшиеся от вышеупомянутых. В числе либеральных и образованных губернаторов исследователи называют нижегородского губернатора А. Муравьева, курского — В. Дена, тобольского, впоследствии калужского — В. Арцимовича, херсонского — Башмакова. Именно к этому периоду относится служба М. Салтыкова-Щедрина вице-губернатором в Рязани и Твери. Меры по оздоровлению управленческого аппарата охватили не только высшие звенья управления, но и — по принципу цепной реакции — вызвали частичную ротацию составов среднего и отчасти даже низшего уровней администрации. Крайне важной с точки зрения изменения качества управленческого аппарата была земская реформа, создавшая условия для приобщения к управлению представителей внеэлитных слоев общества и приучавшая губернских "помпадуров" становиться рядом с управляемым населением. Важно отметить, что процесс позитивных изменений в качестве бюрократии включал не только вытеснение ортодоксов и привлечение к управлению либерального крыла бюрократии, но и изменение позиций части консервативной бюрократии. В этой связи нельзя не отметить позитивную роль ряда представителей прежнего истеблишмента, причем не только тех, кто, как министр внутренних дел С. Ланской, в молодости причастный к движению декабристов, был не чужд либеральным взглядам, но и тех, чьи позиции претерпели значительную эволюцию в реформаторскую эпоху. В этой связи следует упомянуть о генерале Я. Ростовцеве, ставшем главой Редакционных комиссий. В молодости он имел репутацию убежденного консерватора; в качестве члена Секретного комитета 3 января 1857 г. он выступил с проектом, однозначно подтверждавшим права помещиков на землю и крепостных. Однако в ходе работы над реформой 1861 г. его позиция претерпела столь значительные изменения, что один из самых жестких его критиков — А. Герцен, поместив в последнем выпуске "Голосов из России" текст "Политического завещания" Ростовцева, констатировал, что освобождение крестьян с землей было осуществлено благодаря усилиям Ростовцева, а его "Политическое завещание" представляло собой программу подлинно справедливого, а не мнимого, освобождения крестьян. Таким образом, менялись не только времена, менялись и лица. Процесс этот по необходимости не мог быть стремительным, од- 201 нако он шел, и попытки его ускорить, как увидим далее, имели, к сожалению, противоположный результат. Принципиально важно отметить, что успешное осуществление политической модернизации буржуазного типа в России в 1860—1870-х гг. предполагало не только изменение персонального состава высшей администрации, но и некоторую трансформацию самой модели элитообразования, а также структурной организации элиты. Это обусловлено тем обстоятельством, что, несмотря на решающую роль служилой элиты в лице бюрократии в осуществлении реформ, реализация буржуазной по характеру модернизации неизбежно должна была повлечь за собой выход на политическую сцену экономически доминирующих субъектов в качестве влиятельных политических акторов. Это предполагало размывание монолитной прежде структуры элиты за счет образования в ее рамках групп интересов, и выход последних на политическую сцену в качестве групп влияния. Анализ показывает, что подобного рода начальные изменения в период модернизации 1860—70-х гг. действительно произошли. И именно в этот период в рамках российской политической системы началась медленная эволюция мобилизационной модели элитообразования: было положено начало формированию характерных для политической системы инновационного типа образований — групп интересов и групп влияния. В качестве групп интересов американский исследователь А. Дж. Рибер выделяет группы "экономистов", "инженеров", "военных" и группу П. Шувалова (221, С. 44-45). При всей условности этой классификации и еще большей условности ее определений представляется возможным в целом согласиться с А. Дж. Рибером в том, что в процессе политической борьбы вокруг концепции реформ выкристаллизовывались протолоббиские группировки, позиции которых наложили несомненный отпечаток на осуществление модернизационных преобразований. Это означало важный шаг к формированию модели элитообразования инновационного типа. |