Литература 1 содержание предисловие к 3му изданию

• Название: Литература 1 содержание предисловие к 3му изданию
• Анкор: 2DetLitVuz1.doc
• Дата: 27.05.2017
• Размер: 2.96 Mb.
• Имя файла: 2DetLitVuz1.doc
• Тип: Реферат; #8172
• страница: 8 из 23

Николаю Ивановичу Новикову (1744—1818), непримиримому критику Екатерины II, просветителю, писателю и издателю сати­рических журналов, принадлежит честь организации первого в Рос­сии журнала для детей — «Детское чтение для сердца и разума». Журнал выходил с 1785 по 1789 год еженедельно как бесплатное приложение к газете «Московские ведомости» и был адресован детям от шести до двенадцати лет. Тут были и познавательные статьи по разным отраслям знания, и повести, рассказы, пьесы, сказки и забавные истории, а также басни, загадки, остроумные шутки, написанные правильным разговорным языком, эмоционально и живо. Назидательные мысли чаще всего облекались в форму обра­щения к маленькому читателю или в поучительную шутку, про­зрачную аллегорию. «Детское чтение для сердца и разума» заложи­ло важнейшие традиции отечественной детской периодики: энцик­лопедизм в сочетании с художественностью, уважение, доверие к сознанию ребенка, правдивость и оптимистичный тон.

Влияние журнала на становление нескольких поколений дво­рянских детей огромно. Свидетельство о том оставил Ф.М.Досто­евский. Его автобиографический герой-писатель из романа «Уни­женные и оскорбленные» (1861) вспоминает «золотое, прекрасное время» детства, «как достали нам тогда однажды "Детское чтение", как мы тогда убежали в сад, к пруду, где стояла под старым густым кленом наша любимая зеленая скамейка, уселись там и начали читать "Альфонса и Далинду" — волшебную повесть. Еще и теперь я не могу вспомнить эту повесть без какого-то странного сердечного движения, и когда я, год тому назад, припомнил Наташе две пер­вые строчки: "Альфонс, герой моей повести, родился в Португа­лии; Дон-Рамиро, его отец" и т.д., я чуть не заплакал».

Помимо журнала для детей Новиков издавал сборники произ­ведений учеников московского Благородного пансиона: «Распус­кающийся цветок» (1787) и «Полезное упражнение юношества» (1789). Заложенная им традиция издательской поддержки творче­ства детей и подростков дала быстрые и яркие результаты. Ученик пансиона в 1797—1800 годах Василий Жуковский, в будущем ве­ликий поэт и переводчик, был в числе участников печатного аль­манаха «Утренняя заря», который готовился Собранием воспи­танников Университетского Благородного пансиона.

Александр Семенович Шишков (1754— 1841) — крупнейший де­ятель славянского Возрождения — общественного движения рубежа XVIII —XIX веков. Его патриотическое мировоззрение строилось на идее единства и равноправия русского и других славянских язы­ков, шире — всего славянского мира. Язык и литературу Шишков также рассматривал в единстве — как словесность. Слово и язык он провозгласил основами литературы и человечества. О словесности он радел неустанно на всех постах, которые довелось ему зани­мать: адмирал, член Государственного совета, статс-секретарь при Александре I, президент Российской Академии, Министр народ­ного просвещения и духовных дел неправославного исповедания. Своей деятельностью Шишков способствовал преемственности культурных традиций разных царствований — Екатерины II, Пав­ла I, Александра I, Николая I. Одной из традиций, соединяющей XVIII и XIX века, было возрастание «народного духа» в детской литературе.

Следуя за учением М.В.Ломоносова о «трех штилях» речи, Шишков разделил все произведения на «три словесности»: к пер­вой отнес священные книги, ко второй — народное творчество, к третьей — произведения, подражающие западным образцам по моде XVIII века. Противником всего чужеземного он не был, но выступал против «смешения французского с нижегородским» (по выражению Грибоедова).

Шишков начал теоретическое осмысление фольклора и ввел фольклор в область академических и эстетических интересов рус­ских филологов, писателей, общественных кругов. Этот шаг имел огромное значение для всей дальнейшей судьбы русской детской литературы.

Много лет идейным противником Шишкова был Карамзин. Их разногласия начались с подхода к развитию литературного языка. Карамзин полагал, что в его основу нужно положить разговорный язык образованных слоев общества, он допускал заимствования из других языков. Шишков считал образцом обработанный язык старинных книг, был против использования иноязычных слов, так как, по его мнению, это ведет к утрате народом собственного образа мыслей. Старинное книжное красноречие сочетал он с на­родным слогом:

Сидит сова на печи, крылышками треплючи. Оченьками лоп-лоп, Ноженьками топ-топ.

В целом язык русской литературы был ближе к карамзинской художественной прозе, однако язык древних рукописей оказал большое влияние и на самого Карамзина, а также на Пушкина и писателей его круга. Вследствие долгой борьбы между «архаиста­ми» и «новаторами» русская детская литература стала обладать ши­роким лексиконом, в который редко допускались разговорные сло­ва и выражения, а заимствования подчинялись славянизмам. Дет­ские писатели могли придерживаться «шишковского» или «ка-рамзинского» пути, но большинство из них в XIX веке предпочли консервативный слог, делая новаторскому слогу уступки. В итоге литература для детей позапрошлого века более консервативна в отношении языка, нежели литература для взрослых, отчасти кон­серватизм передался и детским изданиям XX века.

Вслед за Ломоносовым Шишков призывал писателей соблю­дать строгое соответствие языковых средств выбранному стилю. Нельзя было смешивать «высокие» и «низкие» слова и конструк­ции. Ревностно следил он за чистотой языка от наслоений и несо­образных смешений. Во многом благодаря Шишкову были сфор­мированы требования к языку детской книги и заложены основы ее художественной критики.

К литературным занятиям Шишков обратился на рубеже 1770 — 1780-х годов, еще служа во флоте. По совету тогдашнего прези­дента Российской Академии С.Г.Домашнева он переводил книги из серии «Детская библиотека» немецкого педагога И. Г. Кампе (1746 — 1818) — свод дидактических стихов и познавательных рас­сказов. В «Собрание детских повестей»¹ вошли не только перево­ды, но и собственные сочинения писателя. Он посвятил этот труд Е.Р.Дашковой; именно соратница Екатерины Великой, новая глава Академии, распорядилась издать книгу. После первого издания в 1787 г. книга много раз перепечатывалась, а отдельные произведе­ния из нее публиковались вплоть до конца XIX века.

В 1785 —1789 годах Шишков постоянно сотрудничал с просве­тителем и книгоиздателем Новиковым. В 1796 г. он был принят в сочлены Российской Академии «в уважение похвальных опытов в российском слове». Под опытами имелись в виду прежде всего произ­ведения для детей, а также перевод книги «Морское искусство». Так в сферу деятельности Академии вошла детская литература: ин­терес к ней состоял не в изучении, а в пополнении и развитии на современном уровне. Заметим, что Шишков, возглавив Академию, рекомендовал к приему Карамзина, Пушкина и других литераторов.

На рубеже XVIII —XIX веков Шишков стал известнейшим дет­ским писателем. Свои произведения для детей он включил в пер­вый том семнадцатитомного собрания сочинений (1817—1839), тем самым заложив традицию среди писателей вычленять этот особый вид творчества и отводить ему первое место в наследии (к примеру, так построены собрания К.И.Чуковского и С.Я.Маршака).

Переводы Шишкова, по общепринятой практике того време­ни, были русифицированными пересказами; герои переименовы­вались и со всею обстановкой переносились в Россию, перевод­чик переделывал все, что хотел. Шишков, с его бережным отно­шением к слову, избежал обычной в таких книгах грубости. Он дал образцы настоящего искусства для начинающих читателей.

Шишков впервые соединил с детской книжной поэзией на­родную песню, детскую игру, ввел элементы детского фольклора. Это соединение положило начало новой художественной тенден­ции, особенно важной для литературы XX века, — передавать детский слог. Например, «Колыбельная песенка, которую поет Аню­та, качая свою куклу» помимо удачной попытки народным сло­гом изложить книжное назидание интересна приближением к живой детской речи:

¹ Жанры в то время не имели столь четких обозначений, как сегодня. Под «повестями» подразумевались нравоучительные рассказы, басни, сказки, стихи. «Сказкой» могло именоваться любое повествование в прозе и стихах, сохраняю­щее связь с устным оказыванием.

На дворе овечка спит, Хорошохонько лежит, Баю-баюшки-баю Не упрямится она, Но послушна и смирна,

Баю-баюшки-баю. Не сердита, не лиха, Но спокойна и тиха, Баю-баюшки-баю.

Соединял Шишков и фольклорную заклинку с лирическим описанием и детской молитвой:

Кань на землю, дождик, кань! Хлеб на нивах пропадает, Вянут, вянут все цветы. <...>

Ах, не дай цветкам увянуть, Червячку в траве истлеть, И деревьям всем засохнуть, Кань на землю, дождик, кань! <...>

Вот и дождик, вот и он!

Пьют цветочки увядавши, Пьют сухие семена! <...>

Червь, на травке изнемогший,

Насыщается и пьет!

<...>

Ты сего создавший червя, Всяку травку, весь свой скот, Все древа и все листочки, Будь благословен Творец!

Вместе с детским слогом в литературу шире входила сама дет­ская жизнь с ее реальными переживаниями. Например, в «Песен­ке на купанье» переданы шум, движение, множество фигур и де­талей. Назидательная идея здесь не так важна, как изображение, напоминающее о более поздней реалистической поэзии «некра­совского» типа:

Кто дале не смеет, У краишка стой; А кто не робеет, Ступай тот за мной. Не бойтесь, идите, Здесь омутов нет; Смотрите, смотрите, Как Миша плывет.

По самые груди Иду в глубину. Эй, добрые люди, Прощайте: нырну. Какое приволье Купаться в реке! Раздолье, раздолье В таком холодке!

Смотрите, Петруша Плывет на спине; А там вон Андрюша Верхом на бревне. Эй, брат, не свалися С коня своего; Держися, держися, Приляг на него.

Взгляните, кружками Здесь в кучке стоят И воду руками Полощут, мутят: Какие же визги У них и содом! А брызги, а брызги Летают кругом!

Стихотворение «Николашина похвала зимним утехам» — при­мер интуитивно найденной «заповеди для детских поэтов» (по позднейшей формулировке Чуковского) — ставить рифмующие­ся слова как можно ближе друг к другу. Были найдены поэтом и приемы претворения личного детского впечатления в обобщен­ную и вместе с тем живую картину:

В зимний холод Всякий молод, Все игривы, Все шутливы. В долгу ночку

К огонечку Все сберутся, Стары, малы Точат балы И смеются.

А как матки Придут святки, Тут-то грохот, Игры, хохот. О какие Тут дурные На игрище Есть личищи! А плутишкам,

Ребятишкам Там и нравно, Где забавно, Где пирушки, Где игрушки, И где смехи,

Скачки, пляски, Песни, сказки, Все утехи.

Кроме стихов Шишков писал для детей басни, поучительные сказки и рассказы, «разговоры» отца или матери с дитем на по­знавательные темы, например, что есть человек, тело (т.е. мате­рия). Есть у него и пьесы в стихах и прозе, удобные для детских декламаций и театрализации.

Назидание — ведущая идея всех этих произведений, она вос­ходит к педагогическому учению Ж.Ж.Руссо: процесс воспита­ния уподоблен садоводству, а природа — саду Господа Бога. Дитя в саду — характерный персонаж литературы и изобразительных искусств XVIII — XIX веков. В «Собрании детских повестей» часто встречаются сюжеты о садах и садовниках.

Дидактические примеры иногда трагичны: два брата застрели­ли друг друга, вопреки запрету взяв заряженные пистолеты. Одна­ко больше смешных примеров. Непослушание часто оборачивает­ся для героев гибелью, но смерть их комична. Например, молодая муха, погибая в кипящем супе, произносит слова покаяния и поучения. А вот как заканчивается пьеска «Кошка, мышь и мы­шонок» о том, как опасно для неопытных детей не слушаться старших:

Кошка. Подь, дурочка, не бось!

Мышонок. Иду... ах пропадаю!

Она душит меня! ...ой больно!., умираю! Мышь.

Уж поздно! По делам мучение неси, Совета не приняв, спасенья не проси.

Условность в произведениях Шишкова ближе к аллегории, она не переходит в волшебство и фантастику. Лешие, домовые и про­чие мифологические персонажи исключены. Высмеиваются но­чные страхи ребенка: «Пойдем, я покажу тебе причины / Твоих боязней всех пустых», — говорит сестра робкому брату (стихо­творный рассказ «Страх в потемках»). Так сказалось наследие куль­туры Просвещения с ее упованием на разум.

Флотской профессии поэт отдал дань в «Песне юного мореплава­теля по утишении бури». Дети узнали ведущие мотивы русских литературных марин¹: покой и буря на море, труды и праздники моряков, красота корабля:

Радуйся, корабль, стремяся, Воду надвое деля: Скоро с мачты, веселяся, Закричит матрос: земля!

Произведения Шишкова читали несколько поколений детей. В оценке А. С. Пушкина, Шишков был «друг чести, друг народа». Высоко отзывались о нем С.Т.Аксаков, автор сказки «Аленький цветочек» и повести «Детские годы Багрова-внука», И. А. Гонча­ров, автор «морского» романа «Фрегат "Паллада"» — одной из любимых книг детей и подростков.
Николай Михайлович Карамзин (1766—1826) известен прежде всего как крупнейший историк и глава русского сентиментализма (литературного направления рубежа XVII — XVIII веков; согласно идеям сентименталистов, чувствительное сердце выше рассудка). Для детей Карамзин написал и перевел около 30 произведений, большая часть которых появилась на страницах новиковского «Дет­ского чтения для сердца и разума». Отличительные черты поэзии и прозы Карамзина — идеализация человека и поэтизация приро­ды, нежность и теплота в изображении внутреннего мира героев и их нравственных отношений. В его «Анакреонтических стихах», (1788) повести «Евгений и Юлия» (1789) и других произведениях для детей воспеваются благородная дружба, чистая любовь, кра­сота природы и человека. Среди сказок выделяется «Дремучий лес» (1795), произведение, напоминающее «страшные» истории, ко­торые бытуют в детской среде в качестве фольклорного жанра. Повесть Карамзина «Бедная Лиза» (1792) была одним из самых популярных произведений детского и юношеского чтения. Так, племянница А.И.Герцена Т.П.Пассек вспоминала, что в семи­летнем возрасте, читая «Бедную Лизу», она так рыдала, что засы­пала на мокрой подушке.

Связь детской литературы с фольклором утвердилась сравни­тельно поздно, на рубеже XVIII —XIX веков. На протяжении XVII и почти всего XVIII века активно функционировала система ди­дактических жанров, рожденная письменной литературой Евро­пы и России: различные «зерцала», «беседы», «разговоры», «пу­тешествия», «письма», басни и притчи. Начиная с эпохи сенти­ментализма, жанрово-стилевая система детской литературы транс­формировалась и национализировалась под влиянием былин, вол­шебных сказок, преданий, песен. Мир ее расширился, сделался

Марина (от лат. marinus) — жанр живописи, изображающий морской пейзаж.
менее условным: хотя и присутствовали в нем прежние Зефиры и Флоры, но пространство и герои были русскими, чувства были не «должными», а действительными и потому противоречивыми. Уныние и печаль, которые отрицала Екатерина II, заняли в сен­тиментальной поэзии равное место с радостью и весельем. Выс­шим из чувств была признана «прекрасная меланхолия». Программ­ное стихотворение Карамзина «Весенняя песнь меланхолика» (1788), в котором описано противоречие между состоянием при­роды и настроением юного героя, автор поместил в журнал «Дет­ское чтение для сердца и разума». Так было положено начало ли­рическому психологизму в детской поэзии.

Своей «богатырской сказке» «Илья Муромец» (1794) Карамзин в качестве эпиграфа дал фразу французского баснописца Ла-фонтена: «Говорят, что мир стар; я этому верю; и все же его прихо­дится развлекать, как ребенка». Карамзин передал новое состоя­ние русской культуры: настало время усталости от диктата разу­ма, потребовалась литература демонстративно развлекательная.

Русские читатели второй половины XVIII века переживали повальное увлечение сказками. До дыр зачитывали сборники М.Д.Чулкова «Пересмешник, или Словенские сказки» (1766 — 1768), В.А.Левшина «Русские сказки, содержащие древнейшие повествования о славных богатырях, сказки народные и прочие, оставшиеся через пересказывание в памяти приключения» (1780 — 1783). Энтузиасты принялись записывать сказки своих дворовых. Няньки могли теперь без опаски сказывать простонародные сказ­ки вверенным их заботам детям.

Писатели угадали настроение публики и предложили ей стихи и сказки о феях, богах и богатырях, сложенные по законам лите­ратуры. В моду вошла «легкая» поэзия, воспевшая радости жизни. Писатели не собирались потакать низкому вкусу, напротив, они воспитывали новый вкус, настаивая на необходимости поворота от вненациональных мифологических образов и тем к нацио­нальным, заимствованным из русского фольклора. Они создавали в галантных сказках и стихах русский Олимп, куда поместили пер­сонажей былин, лубочных романов, волшебных сказок и легенд.

Хотя для сентименталистской сказки в целом характерно сме­шение античных, средневековых, европейских и славянских мо­тивов, деталей светских и простонародных, чувств наивных и глу­боких, все-таки национальное мировидение побеждает в ней.

Сказки писателей-сентименталистов из салонов перемещались постепенно в детские комнаты. Лицеист Пушкин отдал дань сти­хам сентименталиста И.Ф.Богдановича, прежде всего его сказке «Душенька» (1783), восходящей к сказке античного писателя Апу­лея «Амур и Психея», а также к повести Лафонтена «Любовь Пси­хеи и Купидона» (1669). Мотивы этого сюжета прозвучат в роман­тической поэме-сказке Пушкина «Руслан и Людмила».
На рубеже XVIII—XIX веков в жанре «легкой» поэзии создавали свои сказки И.И.Дмитриев («Причудница», 1794), А.Х.Востоков («Полим и Селина», 1811), а также Н.М.Карамзин («Илья Муро­мец», 1794).

Прозаическая авторская сказка также вступила в новый этап раз­вития. Так, в 1792 году Н.М.Карамзин пишет сказку «Прекрасная царевна и счастливый карла» — по мотивам сказки Ш.Перро «Рике с хохолком». Сказка Карамзина получилась принципиально иной: она именно о любви, а не о способе убедить глупую красавицу в достоинствах уродливого умника — претендента на ее руку. В ней совсем нет изображения зла (конфликт между персонифицирован­ными Добром и Злом вообще не свойствен сентиментальной сказ­ке). Зато появляется художественный психологизм — в изображе­нии тайно страдающей Прекрасной Царевны и переживающего мучительные сомнения ее отца, Царя Доброго Человека. Все конф­ликты, даже военные, разрешаются согласно естественным поня­тиям о добре. Добро борется здесь не со злом, а с сомнением.

Сказки эпохи сентиментализма сегодня покажутся читателю наи­вными, смешными. Однако в детской литературе чувствительным сюжетам и беспредельно добрым героям всегда есть почетное место.

Благодаря литературе сентиментализма читатели младшего и среднего возраста получили произведения, пробуждающие не столько разум, как в литературе классицизма, сколько чувство. «Чувствительный человек», воплощавший добро и красоту, сде­лался нравственно-эстетическим идеалом детской литературы.