кцуваыва434. литература синергия учебник 2022. Литература 2й половины 19 в
 Скачать 278.14 Kb.
|
|
40. И.А. Гончаров. Роман «Обломов» «У меня был один артистический идеал: это — изображение честной и доброй симпатичной натуры, в высшей степени идеалиста, всю жизнь борющегося, ищущего правды, встречающего ложь на каждом шагу, обманывающегося и впадающего в апатию и бессилие», – так очерчивал Гончаров план своего произведения. Первоначальный замысел романа «Обломов» возник у Ивана Александровича Гончарова в конце 1840-х годов, а последние страницы произведения датированы 1858 годом. В 1849 г. вышел в свет как самостоятельное произведение фрагмент будущего романа – «Сон Обломова», вызвавший восхищённые оценки современников. В 1859г. роман был опубликован в «Отечественных записках». Большую роль в подготовке к написанию романа сыграло кругосветное путешествие на фрегате «Паллада», совершённое Гончаровым в течение 1852 – 1855 гг. Писатель имел возможность увидеть и сопоставить различные страны и народы, находящиеся на разных стадиях исторического развития: Англию, Китай, Корею, Японию, страны юга Африки, Сибирь. Сравнивая Восток и Запад, Гончаров размышлял о судьбах России, о переходе от «Сна» к «Пробуждению». Так выкристаллизовывалась основная тема романа – тема русского национального характера. Роман вышел в свет в период подготовки реформ по отмене крепостного права, когда в обществе шла полемика о дальнейших путях исторического развития России. Поэтому произведение И.А. Гончарова оказалось в центре внимания и вызвало неоднозначные критические отзывы, связанные с образом главного героя. И.С. Тургенев, М.Е. Салтыков-Щедрин, Л.Н. Толстой и многие другие литераторы были единодушны в оценке художественных достоинств произведения, назвав его «вещью капитальной». Революционеры-демократы увидели в «Обломове» антикрепостнический роман. Д.И. Писарев предсказал долгую жизнь в русском языке слову «обломовщина». Что является основным конфликтом в этом произведении? По мнению исследователей романа, в произведении прослеживаются два типа конфликтов: социально-исторический и философский. Социально-исторический конфликт связан с выражением авторской идеи о вырождении дворянства, о необходимости коренных преобразований в общественно-политической жизни России. Гончаров показывает, что его герой обречён на гибель, т.к. неспособен на излечение от обломовщины, вскормленной многовековым укладом помещичьей жизни. Философский конфликт строится на противоречии между разными типами сознания – практического, или реалистического (Штольц) и идеалистического (Обломов): Обломов представляет особый тип сознания, которое не приемлет идею пути, идею постепенного преобразования жизни; обломовский тип сознания настроен на чудесное превращение жизни в идеал – этот порыв к мечте, к гармонии имеет общечеловеческую ценность, однако не выдерживает столкновения с жизнью. В русле философского конфликта автор рассматривает проблему смысла жизни, счастья, любви. Особенности конфликта определили жанровую природу произведения: «Обломов» – социально-психологический и философский роман-монография. Чтобы лучше понять смысл этого произведения, следует обратиться к подсказке самого автора: И.А. Гончаров уподобил свой роман целому городу или зданию; читателю необходимо увидеть «где начало, середина, отвечают ли предметы целому, как расположены башни и сады», т.е. рассматривать текст, отталкиваясь от его композиции. В композиционном отношении «Обломов» представляет собой роман-монографию, композиционным и повествовательным центром которого является главный герой – к нему стягиваются все сюжетные линии, к нему обращены характеристики других персонажей. Основной композиционный принцип – антитеза – позволяет выстроить как систему образов, так и сюжет: автор сравнивает ситуации (детство Обломова и детство Штольца; история развития любовных отношений между Обломовым и Ольгой, Обломовым и вдовой Пшеницыной, Штольцем и Ольгой; семейная жизнь Обломова и Агафьи Матвеевны Пшеницыной, Штольца и Ольги) и героев (Обломов и гости, Обломов и Штольц, Ольга Ильинская и Агафья Матвеевна Пшеницына). Для понимания характера главного героя очень важна 1-я часть произведения, являющаяся экспозиционной. В ней нет сюжетного движения, здесь совершается знакомство читателя с главным героем. Илья Ильич, как в раму, вписан в интерьер своего жилища. Следует отметить, что композиция 1-й части романа повторяет композицию «Мёртвых душ» Н.В. Гоголя, приёмы характеристики Обломова аналогичны гоголевским: личность Ильи Ильича накладывает отпечаток на окружающие его вещи, поэтому автор обстоятельно описывает домашние туфли, восточный халат Обломова, запустение в комнатах – «сон души», в который потихоньку погружается Илья Ильич, запечатлён в выразительных деталях (раскрытая недочитанная книга, муха в пустой чернильнице, паутина и пыль повсюду). Во второй главе первой части романа мы становимся свидетелями «парада гостей», посещающих лежащего на диване Обломова. Этот композиционный приём позволяет автору показать среду, в которой обитает его герой, сделать «срез» общества, от которого удалился Илья Ильич. Большинство гостей – внесюжетные персонажи, каждый из которых персонифицирует в своём лице одну из жизненных дорог, на которую не захотел вступить Обломов. Франт Волков, чиновник Судьбинский, беллетрист Пенкин демонстрируют псевдодуховные интересы «пошлого» человека: светский успех, карьеру, «игру в обличительство»; Алексеев и Тарантьев являются «двойниками» героя-лежебоки: неспособность Обломова к самостоятельным действиям повторена в «человеке без поступков» Алексееве и в «мастере говорить» Тарантьеве. Становясь свидетелями внутренних монологов Обломова и его диалогов с посетителями, читатель начинает понимать, что у Ильи Ильича действительно нет резонов подниматься с дивана – слишком мелки, ничтожны цели, ради которых суетятся, не знают покоя его гости. «Где же тут человек? Где его целость? Куда он скрылся, как разменялся на всякую мелочь?» - вопрошает Обломов и не находит ответа. Композиционный приём удвоения использует автор и в проведении параллели между Ильёй Ильичом и его слугой Захаром, подчёркивая родственность их апатии, лени, пассивного отношения к жизни, обусловленного влиянием крепостных порядков, сформировавших характеры не одного поколения обломовцев, да и вообще русских людей. 5-я глава знакомит читателя с тем, как протекала молодость Ильи Обломова. Мы узнаём, как особенности темперамента, привычка к домашней свободе, покою, а главное – страх перед жизнью привели Обломова «на диван». 6-я глава открывает читателю былые увлечения Ильи Ильича. Говоря, что «цвет жизни» Обломова «распустился и не дал плодов», автор даёт понять, что его герой – настоящий, с живой душой – скрывается под маской «байбака», апатичного увальня. Именно в этом намечается расхождение Гончарова с гоголевской системой изображения героя: автор намекает читателю на внутреннюю жизнь Ильи Обломова («Никто не знал и не видел этой внутренней жизни Ильи Ильича … »). В 8-й главе Гончаров помещает сцену ссоры Обломова с Захаром из-за слова «другой»: слуга попробовал сравнить хозяина с «другими» людьми, чем вызвал гнев барина. В этом эпизоде автор дорисовывает образ «внешнего» Обломова – помещика-крепостника, убеждённого в своём праве ничего не делать, пользоваться чужим трудом. Однако тут же за «внешним» человеком обнаруживается «внутренний»: « … ему грустно и больно стало за свою неразвитость, остановку в росте нравственных сил … А между тем он болезненно чувствовал, что в нём зарыто, как в могиле, какое-то хорошее, светлое начало, может быть, теперь уже умершее, или лежит оно, как золото в недрах горы… Но глубоко и тяжело завален клад дрянью, наносным сором». Горькие размышления приводят Обломова к вопросу: «Отчего я … такой?» 9-я глава – «Сон Обломова» – даёт исчерпывающий ответ на заданный вопрос. Автор знакомит нас с условиями, сформировавшими характер его героя. Описывая детство Илюши, Гончаров показывает, как из смышлёного, любознательного и резвого ребёнка слепая материнская любовь и чрезмерная опека сделали вялого, ленивого увальня. Обломовцы жили по раз и навсегда заведённым предками правилам, хранили традиции патриархального быта, боялись всего чужого, приходящего извне, изолировали себя от окружающего мира – и юный Обломов постепенно усваивал этот страх перед жизнью. Труд в Обломовке считался наказанием, а представления о счастье были накрепко связаны со сказочными чудесами, когда герою без всяких усилий, «по щучьему велению», достаётся красавица-невеста и полцарства в придачу, – Илюша усвоил и это. Непреложным атрибутом жизни обломовцев был крепкий, подобный смерти, послеобеденный сон – и Обломов, подрастая, уже не мыслил своего существования без дневного сна, а со временем вся его жизнь постепенно перейдёт не только в физическую, но и в духовную спячку, закончившуюся сном-смертью. Так складывался характер, неспособный противостоять жизненным бурям, бороться за счастье, трудиться ради высокой цели. Автор показывает нам не только негативные стороны жизни Обломовки, но и привлекательные её черты: взаимную любовь, бескорыстное радушие, хлебосольное гостеприимство, простоту быта, естественность, искренность человеческих отношений, крепкие родственные и семейные узы. В Обломовке сформировались нежная «голубиная» кротость, доброе, золотое сердце, чистая, хрустальная душа Ильи Ильича, о которых говорят Ольга Ильинская и Андрей Штольц. Сюжетное действие романа начинается с вторжения в мирок Обломова его друга Андрея Штольца, только что вернувшегося из очередной деловой поездки. Андрей Штольц – единственный человек среди гостей Ильи Ильича, которому удаётся поднять Обломова с дивана. Однако, чтобы удержать Обломова в состоянии активности, Штольц прибегает к более действенному средству – знакомит своего друга с Ольгой Ильинской. Именно это знакомство даёт импульс всем дальнейшим событиям романа, поэтому его можно считать завязкой сюжета, а появление Штольца принято расценивать как «ложную» завязку. Вторая и третья части романа представляют собой историю попытки главного героя вернуться к активной жизни, измениться, излечиться от обломовщины. Кульминацией сюжета трудно считать какой-либо один эпизод, т.к. во взаимоотношениях Ольги с Обломовым имеются несколько моментов высокого напряжения чувств героев: это и объяснение в любви после письма Обломова к Ольге, и последующие встречи и объяснения героев, в том числе разрыв отношений – в данной ситуации правильнее было бы говорить о «растянутой» кульминации. В романе представлено несколько сюжетных линий, в которых участвует Обломов. В линии «Обломов – Штольц» кульминацией становится разговор Андрея с Ильёй Ильичом в доме на Выборгской стороне, когда Штольц выносит приговор ещё живому другу, не сумев преодолеть сословных предрассудков, осуждает решение Обломова связать свою жизнь с мещанкой, женщиной не их круга. Сюжетная линия «Обломов – Пшеницына» завязывается в то время, когда герой всё ещё встречается с Ольгой; случайно Обломов замечает: «Какая еще свежая, здоровая женщина и какая хозяйка! Право бы, замуж ей ... », но по-настоящему Агафья Матвеевна входит в жизнь Обломова, выхаживая его во время болезни, последовавшей за разрывом Ольгой отношений с Ильёй Ильичом. Кульминационным событием в отношениях Обломова и Пшеницыной становится постигший его апоплексический удар – с этого момента Агафья Матвеевна переменила распорядок жизни Обломова, подчинив всё в доме заботе о его здоровье. Развязкой всех сюжетных линий служит смерть Ильи Ильича. Система образов действующих лиц представлена в романе следующими группами персонажей: 1. Главный герой Илья Ильич Обломов и его антипод Андрей Штольц. 2. Женские образы, помогающие раскрыть характер Обломова. 3. Второстепенные персонажи – двойники главного героя (Захар, Алексеев, Тарантьев). 4. Внесюжетные персонажи (участники «парада гостей»: Волков, Судьбинский, Пенкин). 5. Эпизодические лица. Образ Ильи Ильича Обломова значительно шире той функции, которую ему приписывали революционеры-демократы, в частности – Д.И. Писарев, увидевший в судьбе и характере главного героя лишь иллюстрацию идеи о губительном влиянии крепостного права, а в самом Илье Ильиче – тип «лишнего человека», дополняющий галерею «лишних» героев русской литературы. Сопоставляя Обломова с другими героями романа, автор подчёркивает духовное превосходство Ильи Ильича над ними всеми, в том числе над прогрессивно мыслящим и деятельным Андреем Штольцем и эмансипированной Ольгой Ильинской. Андрей проигрывает Илье Ильичу в первом же «идеологическом» споре о смысле жизни. Обломов рисует картину счастья как статичного, «вечного» пребывания в гармонии с природой, в окружении милых и дорогих близких людей, когда «что в глазах – то и на языке», когда царят «вечное лето», «вечное веселье», «вечное нравственное здоровье», а жизнь наполнена ровной, нежной вечной любовью. В ответ на искренность друга Штольц заявляет: «Это не жизнь... это... какая-то обломовщина». Однако на наивный вопрос Ильи Ильича – «Разве не все добиваются того же, о чём я мечтаю? … Да цель всей вашей беготни, страстей, войн, торговли и политики разве не выделка покоя, не стремление к этому идеалу утраченного рая?» – Андрей не находит убедительного ответа. Для Штольца труд – это «образ, содержание, стихия и цель жизни», деятельность ради деятельности... В конце романа он более откровенно, чем другу, ответит жене: «Мы не Титаны с тобой... мы не пойдем, с Манфредами и Фаустами, на дерзкую борьбу с мятежными вопросами». Таким образом, автор даёт нам понять, что уклоняющегося от попыток решать «вечные» вопросы Андрея Штольца нельзя воспринимать как тип нового человека, способного решать судьбы России. Штольцу не хватает душевной тонкости и глубины, которые присутствуют в Илье Ильиче. Показательно, что после смерти друга он взял на воспитание Андрюшу Обломова, не позаботившись о вдове и её детях; современник И.А.Гончарова, критик А.В.Дружинин рассматривал эту ситуацию так: «Обломов умер, Андрюша его вместе с Обломовкой поступил под опеку Штольца и Ольги. Очень вероятно, что и Андрюше было у них хорошо, и обломовские мужики не терпели притеснений. Но Захар, оставшийся без призрения, лишь случайно был найден в числе нищих, но вдова Ильи Ильича не была приближена к друзьям ее мужа, но дети Агафьи Матвеевны, которых Обломов учил чистописанию и географии, дети, которых он не отделял от своего сына, остались на произвол своей матери, слишком привыкшей во всем отделять их от барчонка Андрюши. Ни житейский порядок, ни житейская правда этим нарушены не были, и супругов Штольц никакой закон не нашел бы виноватыми. Но Илья Ильич Обломов, смеем думать, иначе поступил бы с лицами и сиротами, которых присутствие когда-то услаждало собой жизнь его Андрея и в особенности Ольги. Очень может быть, что он не сумел бы быть им полезным практически, но любви своей к ним не стал бы подразделять на разные степени. Без расчета и соображений он поделился бы с ними последним куском хлеба и, говоря метафорически, принял бы их всех равно под сень своего теплого халата». Намного глубже понимает Обломова Ольга Ильинская. Получив от Штольца, своего друга и учителя, поручение «поднять Обломова с дивана», спасти его от самого себя, она с энтузиазмом взялась за дело, однако очень скоро влюбилась в Илью Ильича, и вот наступил период, когда Ольга «жила и чувствовала жизнь только с Обломовым». Что же разрушило отношения героев? – То, что Обломов и Ольга по-разному воспринимали любовь и разного от неё ожидали. Чувства Ильи Ильича были безоглядны. – Ольга же любила рассудочно («Для меня любовь это - все равно что жизнь. Жизнь - долг, обязанность, следовательно, любовь - тоже долг...»): она подвергала анализу свои отношения с Обломовым, «воспитывала» его, заставляя читать неинтересные для него книги и статьи, физически двигаться – например, бегать в гору; вообразив себя «путеводной звездой», старалась переделать Илью Ильича, довести его до того воображаемого идеала, который соответствовал бы её запросам. Обломов прозревает, постепенно начинает понимать, что Ильинская любит не его, а свою мечту, фантазию. Это открытие выбивает почву из-под ног Обломова. После того как Ольга зло и беспощадно выносит приговор Илье Ильичу («… Я думала, что я оживлю тебя, что ты можешь еще жить для меня, — а ты уж давно умер»), он даже не пытается защититься, оправдаться.[1] В эпилоге романа автор показывает, что его герой в конце концов достиг желанного покоя в кругу добрых, любящих его людей, окружающая жизнь перестала ему досаждать, его «трогать», а через какое-то время его собственная сонная жизнь завершилась. Особенностью таланта И.А.Гончарова было то, что писатель брался за изображение только тех явлений жизни, которые устоялись, обрели застывшую форму. Показав два типа характеров, существующих на тот момент в русском обществе, – деятельного Штольца и бездеятельного Обломова, автор ни в одном из них не видит тип человека, способного повести Россию по новому пути. В идеале такой фигурой могла бы стать личность, счастливо соединяющая в себе лучшие черты обоих: гуманность, сердечность, душевную тонкость Обломова и деловитость, ум, энергичность Штольца. Создатель романа, мечтая о такой гармоничной личности, писал: «… Ум тогда только истинный и высокий ум, когда он и ум и сердце вместе». В романе «Обломов» И.А. Гончаров в полной мере проявил свой талант писателя-психолога. Средствами раскрытия и исследования внутреннего мира главного героя становятся его портрет, речь, монологи, в том числе – внутренние, письма, сон героя, интерьер, пейзаж. Многие художественные детали в романе выполняют роль образов-символов – такова ветка сирени, олицетворяющая любовь Обломова и Ольги, халат Ильи Ильича, символизирующий обломовский уклад жизни (халат, изгнанный из гардероба Обломова в период его влюблённости, опять появляется – постиранный и починенный Агафьей Матвеевной – после его разрыва с Ольгой). С большим мастерством И.А. Гончаров создаёт на страницах романа пейзажные зарисовки. Природа становится не только фоном для происходящих событий, но и их участником. Например, когда Обломов окончательно расстаётся с Ольгой, выпадает снег и густым слоем устилает землю, словно погребает несбывшееся счастье Ильи Ильича. Настроения героев созвучны настроению природы и наоборот: Ольга, окрылённая чувствами, открывает для себя мир заново: «Птицы не просто трещат и щебечут, а все что-то говорят между собой; и все говорит вокруг, все отвечает ее настроению; цветок распускается, и она слышит будто его дыхание». Таким образом, пейзаж в романе многофункционален. [1] «Я узнала недавно только, что я любила в тебе то, что я хотела, чтоб было в тебе, что указал мне Штольц, что мы выдумали с ним. Я любила будущего Обломова! Ты кроток, честен, Илья; ты нежен ... голубь; ты прячешь голову под крыло — и ничего не хочешь больше; ты готов всю жизнь проворковать под кровлей ... да я не такая: мне мало этого, мне нужно чего-то еще, а чего — не знаю! Можешь ли научить меня, сказать, что это такое, чего мне недостает, дать это все, чтоб я ... А нежность ... где ее нет! У Обломова подкосились ноги; он сел в кресло и отер платком руки и лоб. Слово было жестоко; оно глубоко уязвило Обломова: внутри оно будто обожгло его, снаружи повеяло на него холодом. Он в ответ улыбнулся как-то жалко, болезненно-стыдливо, как нищий, которого упрекнули его наготой. Он сидел с этой улыбкой бессилия, ослабевший от волнения и обиды; потухший взгляд его ясно говорил: «Да, я скуден, жалок, нищ... бейте, бейте меня!..» (И.А. Гончаров «Обломов», ч.3 гл.11). 41. М.Е. Салтыков-Щедрин «История одного города» Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина (1826 – 1889) современники называли «прокурором русской общественной жизни и защитником России от врагов внутренних». Такая оценка обусловлена гражданской позицией, которую занимал писатель-сатирик («Я не дам в обиду мужика! Будет с него, господа, очень даже будет!»). Занимая государственные посты, сначала в канцелярии Военного министерства, затем чиновником в Вятке, чиновником для особых поручений при министре внутренних дел, вице-губернатором в Рязани, Твери, Михаил Евграфович защищал интересы крестьян, боролся со взяточничеством и самодурством чиновников – он был убеждён, что можно быть везде «полезным, если есть хотение и силы позволяют». Салтыков-Щедрин скептически относился к надеждам на скорую революцию. Он считал, что «втискивать человечество в какие-либо новые формы жизни, к которым не привела его сама жизнь, столь же непозволительно, как и насильно удерживать его в старых формах, из которых выводит история». С 1868 года писатель выходит в отставку и становится соредактором журнала «Отечественные записки». И.С. Тургенев писал: «Знаете, что мне иногда кажется: что на его плечах вся наша литература теперь лежит. Конечно, есть и кроме него хорошие, даровитые люди, но держит литературу он». В январе 1869 года в журнале «Отечественные записки» появляются первые главы будущего знаменитого романа-обозрения «Опись градоначальникам» и «Органчик». В № 1 – 4, 9 («Отечественные записки») 1870 года публикуется продолжение «Истории одного города», а в 1870 году выходит книга «История одного города. По подлинным документам издал М.Е. Салтыков (Щедрин)». Позднее по поводу этого произведения М. Горький скажет: «Необходимо знать историю города Глупова, - это наша русская история; и вообще невозможно понять историю России во второй половине XIX в. без помощи Щедрина – самого правдивейшего свидетеля духовной нищеты и неустойчивости … ». Следует иметь в виду, что «История одного города» — не последовательное описание истории России, а сатира на русское самодержавие и безропотное смирение и терпение народа. Автор подчёркивал, что он не ставил целью создать историческую повесть: «Взгляд ... на мое сочинение, как на опыт исторической сатиры, совершенно неверен. Мне нет никакого дела до истории, и я имею в виду лишь настоящее. Историческая форма рассказа была для меня удобна потому, что позволяла мне свободнее обращаться к известным явлениям жизни. Может быть, я и ошибаюсь, но, во всяком случае, ошибаюсь совершенно искренно, что те же самые основы жизни, которые существовали в XVIII в., существуют и теперь. Следовательно, «историческая» сатира вовсе не была для меня целью, а только формою». Жанр «Истории одного города», согласно мнению ряда исследователей творчества писателя, сатирическая повесть-обозрение с элементами антиутопии. Произведение М.Е. Салтыкова-Щедрина посвящено социальной проблематике. Центральный конфликт произведения состоит в столкновении власти и народа. В ходе развития этого конфликта проявляются следующие темы и мотивы: 1) темы жестокого угнетения народа, формирования народного самосознания; 2) мотивы «холопских добродетелей» («начальстволюбия» и долготерпения), безумия, апокалипсиса. В «Истории одного города» выражена злободневная для 19 века идея писателя о мертвящем влиянии самодержавия на судьбу народа и – провидческая для века 20-го – идея об опасности, которую несёт человечеству тоталитаризм. Повествование в произведении ведётся от лица провинциального архивариуса, который нашёл в глуповском городском архиве изъеденную мышами и загаженную мухами объёмистую связку тетрадей под общим названием «Глуповский летописец», содержащую летопись деяний градоначальников с 1731 по 1825 год; архивариус, в свою очередь, передаёт читателю содержание «летописи», взяв на себя труд только немного подправить устаревший слог и орфографию, «нимало не касаясь самого содержания летописи». Во вступлении «От издателя» архивариус даёт оценку содержанию найденного документа – оно довольно однообразно, что не мешает составить представление об особенностях правления в городе Глупове на протяжении почти целого века: «градоначальники времен Бирона отличаются безрассудством, градоначальники времен Потемкина – распорядительностью, а градоначальники времен Разумовского – неизвестным происхождением и рыцарскою отвагою. Все они секут обывателей, но первые секут абсолютно, вторые объясняют причины своей распорядительности требованиями цивилизации, третьи желают, чтоб обыватели во всем положились на их отвагу. Такое разнообразие мероприятий, конечно, не могло не воздействовать и на самый внутренний склад обывательской жизни; в первом случае, обыватели трепетали бессознательно, во втором – трепетали с сознанием собственной пользы, в третьем – возвышались до трепета, исполненного доверия». За обращением издателя во вступлении следует «Обращение к читателю от последнего архивариуса-летописца», Павлушки Маслобойникова, который упоминает своих предшественников: двух Тряпичкиных (вспомним, в комедии Гоголя «Ревизор» был писака Тряпичкин – друг Хлестакова) и Митьку Смирномордова. Летописец проводит параллель между Римом и родным городом, это сопоставление завершается комически: «в Риме сияло нечестие, а у нас – благочестие, Рим заражало буйство, а нас – кротость, в Риме бушевала подлая чернь, а у нас – начальники». Повесть начинается главой «О корени происхождения глуповцев», где автор с сарказмом излагает пародию на легенду о воцарении правящей династии. В следующей главе, «Описи градоначальникам, в разное время в город Глупов от российского правительства поставленным», представлены гротескные образы администраторов, соединяющие в себе черты исторических лиц XVIII и XIX веков, причём архивариус подробно рассказывает только о «самых выдающихся» градоначальниках, которых насчитывает двенадцать. Затем идёт глава «Органчик». Помимо этого, в произведение вставлено «Сказание о шести градоначальницах», боровшихся за власть после царствования Брудастого, - в этой главе обнаруживаются явные аллюзии на императриц Анну Иоанновну, Анну Леопольдовну, Елизавету Петровну и Екатерину II, всходивших на трон путём дворцовых переворотов. Следующие главы: «Известие о Двоекурове», «Голодный город», «Соломенный город», «Фантастический путешественник», «Войны за просвещение», «Эпоха увольнения от войн», «Поклонение мамоне и покаяние», «Подтверждение покаяния. Заключение» – продолжают описание деяний особо «выдающихся» градоначальников. Завершаются события повести описанием приближения чего-то страшного, что остановило ход истории: «глуповцев поразило неслыханное зрелище. Север потемнел и покрылся тучами; из этих туч нечто неслось на город: не то ливень, не то смерч. Полное гнева, оно неслось, буровя землю, грохоча, гудя и стеня и по временам изрыгая из себя какие-то глухие, каркающие звуки. Хотя оно было еще не близко, но воздух в городе заколебался, колокола сами собой загудели, деревья взъерошились, животные обезумели и метались по полю, не находя дороги в город. Оно близилось, и по мере того как близилось, время останавливало бег свой. Наконец земля затряслась, солнце померкло ... глуповцы пали ниц. Неисповедимый ужас выступил на всех лицах, охватил все сердца. Оно пришло ... В эту торжественную минуту Угрюм-Бурчеев вдруг обернулся всем корпусом к оцепенелой толпе и ясным голосом произнес: - Придет... Но не успел он договорить, как раздался треск, и бывый прохвост моментально исчез, словно растаял в воздухе. История прекратила течение свое». Смысл финала этого произведения по-разному толковался литературоведами. Что такое ОНО? Этот апокалиптический образ некоторые исследователи ассоциируют с грядущей революцией, для других литературоведов ОНО – символ ещё более жестокой реакции, деспотизма, наконец, существует точка зрения, что это образ Страшного суда. Ни одна из версий не безупречна. Ясно лишь, что автор с помощью открытого финала передал ощущение неопределённости будущего России. За рамками сюжета находятся вставные тексты, помещённые в самом конце повести (Оправдательные документы: I. Мысли о градоначальническом единомыслии, а также о градоначальническом единовластии и о прочем; II. Облаговидной всех градоначальников наружности; III. Устав о свойственном градоправителю добросердечии). Система образов повести строится на основе антитезы и параллелизма, включает в себя антагонистические группы – правители города Глупова и народ, а также группу внесюжетных персонажей (рассказчики: архивариусы-летописцы и издатель; исторические лица, о которых упоминают рассказчики: Калигула, Нерон, Наполеон, Сперанский и др., современники писателя), образы-аллегории и символы (река, которую не удаётся повернуть вспять, ОНО – развоплощённое будущее народа, город Глупов как обобщённый образ, символизирующий Россию). М.Е.Салтыков-Щедрин – мастер эзопова языка – широко использовал в своём произведении гротеск, иронию, юмор, сатиру. Особенно ярко сатирическое мастерство писателя проявилось в создании образов глуповских градоначальников. Например, в черепную коробку Дементия Варламовича Брудастого был вмонтирован механизм, способный выкрикивать слова: «не потерплю» и «разорю»; у другого администратора, Прыща, была фаршированная голова, издававшая запах трюфелей. Василиск Бородавкин изобретал разные провокации, чтобы был повод обвинить народ в неблагонадёжности и бунтарстве, а затем ходил войной на вверенное его заботам население – так велись войны «за просвещение», а затем – войны «против просвещения». Сначала Василиск уничтожил Стрелецкую слободу, затем «спалил слободу Навозную», «разорил Негодницу», «расточил Болото». «В 1798 году уже собраны были скоровоспалительные материалы для сожжения всего города, как вдруг Бородавкина не стало...» – это и спасло глуповцев от окончательного истребления. Правитель Угрюм Бурчеев был идиотом, представлял себе мир как образцовую казарму; он уничтожил город Глупов, пытался остановить течение реки и построил Непреклонск, загнал народ в казармы. Были в истории Глупова и «благословенные» времена, когда градоначальники позволяли обывателям жить спокойно и даже богатеть. Однако именно тогда и постигло глуповцев несчастье – произошло нравственное разложение населения, т.к. градоначальники не заботились о духовном воспитании граждан: получив возможность безбедно и сыто жить (глава «Эпоха увольнения от войн»), «почувствовавши себя на воле, глуповцы с какой-то яростью устремились по той покатости, которая очутилась под их ногами»; глуповцы «начали с того, что стали бросать хлеб под стол и креститься неистовым обычаем... и с дерзостью говорили: «Хлеб пущай свиньи едят, а мы свиней съедим – тот же хлеб будет!» (глава «Поклонение мамоне и покаяние»). Несмотря на резкие индивидуальные отличия, всех градоначальников объединяет равнодушие к судьбе народа, отношение к народу как к источнику доходов, рабочему скоту. В образах многих градоначальников без труда угадываются черты первых лиц российского государства: Павла I, Александра I, Аракчеева, Николая I. С горькой усмешкой описывает автор простой народ – обывателей, которые даже если и бунтуют, то стоя на коленях: «…глуповцы стояли на коленях и ждали. Знали они, что бунтуют, но не стоять на коленях не могли». А вот как описывается в «летописи» сопротивление стрельцов: «Стрельцы довели энергию бездействия почти до утонченности. Они не только не являлись на сходки по приглашениям Бородавкина, но, завидев его приближение, куда-то исчезали, словно сквозь землю проваливались. Некого было убеждать, не у кого было ни о чем спросить. Слышалось, что кто-то где-то дрожит, но где дрожит и как дрожит – разыскать невозможно». Бородавкин «достиг, наконец, того, что через несколько лет ни один глуповец не мог указать на теле своем места, которое не было бы высечено. Со стороны обывателей, как и прежде, царствовало полнейшее недоразумение. Из рассказов летописца видно, что они и рады были не бунтовать, но никак не могли устроить это, ибо не знали, в чем заключается бунт». Глуповцы отличаются поразительным смирением: «Если глуповцы с твердостию переносили бедствия самые ужасные, если они и после того продолжали жить, то они обязаны были этим только тому, что вообще всякое бедствие представлялось им чем-то совершенно от них независящим, а потому и неотвратимым. Самое крайнее, что дозволялось ввиду идущей навстречу беды, – это прижаться куда-нибудь к сторонке, затаить дыхание и пропасть на все время, пока беда будет крутить и мутить. Но и это уже считалось строптивостью; бороться или идти открыто против беды – упаси боже!». Сарказм автора усиливается гротеском в описании фантастической картины полнейшего одичания народа: « … капитан Негодяев … постоянно испытывал, достаточно ли глуповцы тверды в бедствиях. Результатом такой усиленной административной деятельности было то, что к концу его градоначальничества Глупов представлял беспорядочную кучу почерневших и обветшавших изб... Не было ни еды настоящей, ни одёжи изрядной. Глуповцы перестали стыдиться, обросли шерстью и сосали лапы». Писателя удручают не только бедствия народа, вызванные жестокостью градоначальников (главы «Голодный город», «Соломенный город», «Подтверждение покаяния»), но и неразвитость народного самосознания, подверженность народа тёмным инстинктам. Так, вместо того чтобы уничтожить истинных виновников своих страданий, разъярённая толпа выискивает «врагов» среди своих же: «Анархия началась с того, что глуповцы собрались вокруг колокольни и сбросили с раската двух граждан: Степку да Ивашку. Потом … последовали к реке. Тут утопили еще двух граждан: Порфишку да другого Ивашку, и, ничего не доспев, разошлись по домам. <…> Началось общее судбище; всякий припоминал про своего ближнего всякое, даже такое, что тому и во сне не снилось, и так как судоговорение было краткословное, то в городе только и слышалось: шлеп-шлеп-шлеп! <…> Перебивши и перетопивши целую уйму народа, они основательно заключили, что теперь в Глупове крамольного греха не осталось ни на эстолько. Уцелели только благонамеренные». Автор не оправдывает глуповцев, однако объясняет их неразвитость как закономерное следствие их существования: «глуповцы беспрекословно подчиняются капризам истории и не представляют никаких данных, по которым можно было бы судить о степени их зрелости, в смысле самоуправления; … напротив того, они мечутся из стороны в сторону, без всякого плана, как бы гонимые безотчетным страхом. Никто не станет отрицать, что это картина не лестная, но иною она не может и быть, потому что материалом для нее служит человек, которому с изумительным постоянством долбят голову и который, разумеется, не может прийти к другому результату, кроме ошеломления. <…> Уже один тот факт, что, несмотря на смертный бой, глуповцы все-таки продолжают жить, достаточно свидетельствует в пользу их устойчивости и заслуживает серьезного внимания со стороны историка». Народ, изображённый в «Истории одного города», неоднороден по своему составу: помимо тёмной стихийной массы, летописец представляет и «старателей» за народное дело, и находящуюся в зачаточном состоянии интеллигенцию. Горькой иронией наполнена сцена прощания глуповцев с «правдолюбцем» стариком Евсеичем, которого они сами заставили ходить к градоначальнику добиваться справедливости, а теперь провожали в острог: «Небось, Евсеич, небось! – раздавалось кругом, – с правдой тебе везде жить будет хорошо! <…> С этой минуты исчез старый Евсеич, как будто его на свете не было, исчез без остатка, как умеют исчезать только «старатели» русской земли». Однако Салтыков-Щедрин был далёк от пессимистического восприятия жизни. Писатель показывает медленный процесс формирования гражданской ответственности и чувства достоинства в народе: «Убеждение, что это не злодей, а простой идиот, который шагает все прямо и ничего не видит, что делается по сторонам, с каждым днем приобретало все больший и больший авторитет. Но это раздражало еще сильнее. Мысль, что шагание бессрочно, что в идиоте таится какая-то сила, которая цепенит умы, сделалась невыносимою. Никто не задавался предположениями, что идиот может успокоиться или обратиться к лучшим чувствам и что при таком обороте жизнь сделается возможною и даже, пожалуй, спокойною. Не только спокойствие, но даже самое счастье казалось обидным и унизительным, в виду этого прохвоста, который единолично сокрушил целую массу мыслящих существ. «Он» даст какое-то счастие! «Он» скажет им: я вас разорил и оглушил, а теперь позволю вам быть счастливыми! И они выслушают эту речь хладнокровно! они воспользуются его дозволением и будут счастливы! Позор!!!» «История одного города» – это произведение, в котором сатирический талант писателя проявился в полной мере. К художественным особенностям повести следует отнести широкое включение автором в произведение фольклорных элементов. Например, в жанре фольклорной небылицы описывается город Глупов: то упоминается, что он основан на болоте, то вдруг летописец заявляет, что «Глупов имеет три реки и, в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается»; то он представляет собой деревеньку с выгоном для скота, за изгородью которой начинается Византия, то неожиданно оказывается крупным губернским и даже столичным городом и т.д. Одним из средств создания эзопова языка М.Е. Салтыков-Щедрин избрал стилизацию. Так, язык «Обращения к читателю» стилизован под 18 век. «Взгляни на первую лужу — и в ней найдешь гада, который иройством своим всех прочих гадов превосходит и затемняет», - заявляет недалёкий архивариус, используя грубоватый стиль петровской эпохи, а для современников писателя эти слова звучат как оскорбление в адрес российских царей и государственных деятелей. А вот глава «О корени происхождения глуповцев» открывается стилизацией под «Слово о полку Игореве», в этом фрагменте автор упоминает историков Н.И. Костомарова, С.М. Соловьева и А.Н. Пыпина, придерживавшихся противоположных взглядов на историю. Некоторые современники упрекали Салтыкова-Щедрина в пренебрежительном отношении к русскому народу, проявившемся в уничижительных прозвищах. Однако автор с целью создания комического эффекта привлёк для обозначения славянских племён реальные[1] исторические названия и характеристики, которые почерпнул в словаре В.И. Даля и книге И.П. Сахарова «Сказания русского народа». Смешение стилей, анахронизмы, допускаемые летописцем-архивариусом, алогизм художественного пространства (его замкнутость и подвижность, зыбкость очертаний, размеров), гротеск и фантастика, причудливо переплетающиеся в образах города, его обывателей и правителей, - всё это позволяет автору создать такую модель общества, которая не имеет жёсткой привязки к определённой исторической эпохе. В равной степени её можно отнести к прошлому России и к настоящему, в котором жил писатель. Однако современный читатель воспринимает произведение Салтыкова-Щедрина как адресованное будущим поколениям предостережение о пагубных последствиях деспотического единовластия. С этих позиций «Историю одного города» можно определить как антиутопию. Несмотря на то, что времена крепостничества, царизма и угнетения народа канули в прошлое российской истории, произведения этого писателя не утратили свой актуальности и в наши дни. Многие образы, вышедшие из-под пера Щедрина, стали нарицательными, а созданные им слова (например: благоглупости, пенкосниматель, злопыхательство, мягкотелый, головотяп) и выражения[2] вошли в нашу речь. [1] См.: Б. Эйхенбаум «ИСТОРИЯ ОДНОГО ГОРОДА» М.Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА: Головотяпы — прозвище ефремовцев (жители Ефремовского уезда Тульской губернии). Моржееды — жители города Архангельска. Лукоеды — жители города Арзамаса. Гущееды — новгородцы, прозванные так потому, что употребляли в пищу жидкую мучную кашу (саламату): их же прозвали долбежниками. Клюковники — владимирцы. «Многие из владимирских поселян, — пишет Сахаров, — хаживали зимою по городам с клюквою и причитывали разные присказки о своей клюкве. Горожане подметили их слова и обрекли в попрек». Куралесы — брянцы, прозванные так за сумасбродство и легкомыслие. Вертячие бобы — муромцы; они же — калашники. Лягушечники — дмитровцы. Лапотники — клиновцы. Чернонебые — коломенцы. Проломленные головы — орловцы. Слепороды — жители города Вятки и пошехонцы. Вислоухие — ростовцы. «Вислоухими» старики прозвали ростовцев за зимнюю шапку с длинными ушами. Кособрюхие — рязанцы. Ряпушники — тверитяне. Заугольники — холмогорцы. Крошевники — копорцы. Это, вероятно, жители Копорья, в северной части Петербургской губернии. Сычужники — жители города Ельца («сычуг» или «сычуга» — начиненный фаршем свиной желудок). Волгу толокном замесили — это поговорка о вологодцах. Теленка на баню тащили — галичане. Козла в соложеном тесте утопили — калужане. Свинью за бобра купили — калязинцы. Собаку за волка купили — кашинцы. Лапти растеряли да по дворам искали — костромичи. Рака с колокольным звоном встречали — москвичи. Щуку с яиц согнали — ладожане. Батьку на кобеля променяли — ржевцы. Блоху на цепь приковали — туляки. Беса в солдаты отдавали — шуяне. Небо кольями подпирали — псковичи. Петуха на канате кормили, чтоб не убежал — кимряки (Кимры — большое село Тверской губернии). Божку съели — петрозаводцы. Под дождем онучи сушили — онежане. [2] Чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать. Самые плохие законы — в России, но этот недостаток компенсируется тем, что их никто не выполняет. Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения. Это еще ничего, что в Европе за наш рубль дают один полтинник, будет хуже, если за наш рубль станут давать в морду. Если на Святой Руси человек начнет удивляться, то он остолбенеет в удивлении, и так до смерти столбом и простоит. Есть легионы сорванцов, у которых на языке «государство», а в мыслях - пирог с казенной начинкою. Многие склонны путать понятия: «Отечество» и «Ваше превосходительство». Нельзя сразу перевоспитать человека, как нельзя сразу вычистить платье, до которого никогда не прикасалась щетка. 42. М.Е. Салтыков-Щедрин. Сказки В творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина особое место занимают сказки. К этому жанру писатель обращался в периоды ужесточения цензуры и особенно – когда был запрещён журнал «Отечественные записки»(1818 – 1884), изданию которого Михаил Евграфович отдал очень много сил. Первые сатирические сказки Щедрина вышли в свет в 1869 году («Как один мужик двух генералов прокормил», «Пропала совесть», «Дикий помещик»), затем в 80-е годы, в период разгула реакции, сатирик вновь обратился к этому жанру. М.Е. Салтыков-Щедрин, опираясь на фольклорные традиции и творчество И.А. Крылова, А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя и западноевропейских писателей, создал новый жанр сатиры – политическую сказку «для детей изрядного возраста» (для взрослых). В этих произведениях показаны простые люди и представители богатых сословий, трудолюбивый, могучий и талантливый народ и тупые, жестокие правители, трусливые обыватели, предатели и лихоимцы. В своих сказках Салтыков-Щедрин продолжает темы, которые волновали его на протяжении всей жизни и были так или иначе представлены в его творчестве и раньше. Одна из них – |