Детская литература РУССКАЯ. Литература для детей обладает своей спецификой, но и подчиняется законам, действующим в словесности вообще
 Скачать 172.58 Kb.
|
|
6. Народность сказки ПП Ершова, ее сатирическая направленность. Уже самый зачин "Конька-Горбунка" свидетельствует о глубоком интересе Ершова к подлинному народному быту. Вместо бытовавших в литературе идиллических "поселян" Ершов показывает людей, живущих трудовыми интересами. Сказочный сюжет развертывается на будничном, прозаическом фоне реального крестьянского быта. Ершов показывает будничную прозаическую изнанку неоднократно идеализировавшейся "сельской жизни". В его сказке уже намечены некоторые черты, впоследствии нашедшие наиболее полное выражение в поэзии Кольцова. Характерно, что в традиционный сказочный сюжет - преступление старших братьев - Ершов внес новую реалистическую мотивировку: Дорогой наш брат, Ванюша, Не клади греха на души. Мы, ты знаешь, как бедны, А оброк давать должны... Наш отец-старик не может, Работать уже не может, Надо нам его кормить... Тяжесть оброка - причина социальная - лежит в основе преступления братьев. В четвертом издании сказки (1856) социальная значимость данного эпизода выступает еще рельефней: Сколь пшеницы мы ни сеем, Чуть насущный хлеб имеем, До оброков ли нам тут? А исправники дерут. Если "братья" воплощают для Ершова косность, корыстолюбие и другие непривлекательные черты, то Иван является в его глазах подлинным олицетворением лучших моральных качеств народа. В полном согласии с вековой традицией сказки, обидная кличка "дурак", которой наделен младший брат, означает не что иное, как всеобщее признание житейской неприспособленности, непрактичности Ивана, слишком честного для того, чтобы быть плутом. Именно моральная чистота и прямодушие Ивана звучат в его укоризненном обращении к старшим братьям: Хоть Ивана вы умнее, Да Иван-то вас честнее: Он у вас коней не крал... Естественное, разумное представление о необходимости гуманных отношений человека к человеку лежит в основе образа Ивана. Отсюда своеобразие его отношений с царем; "дураку" никак не усвоить необходимости соблюдения почтительного тона; он говорит с царем, как с равным, дерзит ему - и вовсе не демонстративно, а просто потому, что чистосердечно не понимает "неприличия" своего тона. Он то и дело диктует царю условия: Стану, царь, тебе служить. Только, чур, со мной не драться И давать мне высыпаться, А не то, я был таков! В другой части сказки на гневный вопрос царя: "Что я царь или боярин?" (речь идет о пере жар-птицы, хранящемся в шапке Ивана), "дурак" также отвечает самым неподобающим образом: Я-те шапки ровно не дал, Как же ты о том проведал? Что ты - ажно ты пророк? Трудно не почувствовать в условной "глупости" Ивана подлинный, естественный разум простого человека, органически неспособного к подобострастию и противопоставляющего деспотическим прихотям царя свой народный здравый смысл, свою мужицкую сметку. Естественная красота человечности - этот идеал народной сказки почувствовал и воплотил Ершов в образах своего "Конька". По Ершову, не только бояре и дворяне, но и сам царь должен уступить место "дураку" Ивану, и прежние подданные жестокого царя с радостью признают его "водителем всего". Не овеянный романтическим ореолом богатырь, а мужик заменяет царя - такой ситуации еще не знала русская поэзия. Характерно, что, рисуя образ Ивана, Ершов неоднократно противопоставляет его естественный рационализм всем причудливым нагромождениям волшебной, сказочной фантастики. Так, Ивана не удивляют волшебные "жар-птицы" - он и к ним подходит со своим критерием "здравого смысла". Снижение романтического сказочного колорита через подобное "здравое" восприятие простого человека шло в направлении, диаметрально противоположном фантастике Жуковского, уводившей от действительности Антигуманистическое начало, враждебное народу, воплощает в ершовской сказке царь, представленный свирепым и тупым самодуром, - образ, обличительный не в меньшей мере, чем пушкинский царь Дадон. Как далек он от добродушного и чистосердечного царя Берендея в сказке Жуковского? "Запорю", "посажу тебя я на-кол", "вон, холоп". Сама лексика, типичная для повседневного крепостнического обихода, свидетельствует о том, что в лице царя Ершов дал собирательный образ крепостнической, "кнутобойной" России: Я отдам тебя в мученье, Я велю тебя терзать, В мелки части разорвать... В сказке Ершова есть ряд вставных эпизодов, оттеняющих ее социальное содержание. Тут и дворяне, растянувшиеся на полу, специально чтоб потешить царя, и городничий, распоряжающийся на базаре, как в своей вотчине, и городская стража, - величающая толпу "чертями босоногими", - перед которой расступается и снимает шапки народ, тут и замечательное сатирическое изображение чиновничьих нравов, перенесенных Ершовым в подводное царство. Не лишена сказка Ершова и моментов антицерковной сатиры, характерной для русского сказочного фольклора. И в этом отношении автор "Конька-Горбунка" явился продолжателем пушкинских традиций. Сказка Ершова была изуродована царской цензурой. Она вышла в первом издании со значительными изъятиями, которые частично, далеко не полностью, удалось восполнить в четвертом издании (1856). Рукопись сказки не сохранилась, многие места сказки, первоначально звучавшие крайне резко, Ершов для четвертого издания переработал. 7. ВФ Одоевский – новатор в жанре прозаической литературной сказки. Он был педагогом, музыкальным критиком, писателем, философом. Очень серьезно он интересовался проблемами воспитания детей. В.Одоевский призывал воспитывать нравственного гуманного человека. Он делил детей на «проснувшихся» и «непроснувшихся». «Непроснувшиеся» - это такие дети, которые не думают, не сочувствуют другим. Разбудить таких детей можно с помощью книги. Много он сделал для развития детской литературы. Известны 2 его сборника: »Детские песни дедушки Иринея»(1847) и « Сказки и рассказы для детей дедушки Иринея»(1840).В жанровом отношении его произведения разнообразны: рассказы, сказки, очерки, стихи, пьесы. Одно из самых известных сегодня его произведений - «Городок в табакерке»(1834).Это первая в русской литературе научно-познавательная сказка для детей. Предмет изображения в этой сказке - устройство музыкальной шкатулки. Главный герой истории - мальчик Миша, которому была подарена музыкальная шкатулка. Его заинтересовало, почему играет в ней музыка, а отец предложил ему самому подумать. Помогает мальчику колокольчик, появившийся из городка Динь-динь, который предлагает мальчику прогуляться по их городку. В ходе этой небольшой экскурсии Миша наглядно было показано, отчего играет музыка, кто издает эти красивые звуки. Научная информация дается завуалировано - в ходе бесед Миши с колокольчиками, которые ведут себя как маленькие мальчики, по которым постоянно бьют сердитые дядьки - молоточки, а их толкает старый лежебока - валик. Главная в этом придуманном Одоевским городке – принцесса - пружинка, капризная, взбалмошная. Одоевский использует прием очеловечивания, а переход из реальности в сказку совершается с помощью приема сна. Научный материал «ловко приноровлен к детской фантазии». В других сказках писатель использует традиции фольклорных сказок, как, например, в сказке «Мороз Иванович», содержание которой перекликается с русской народной сказкой «Морозко». Кроме сказок, большой популярностью у читателей пользовались его рассказы: «Бедный Гнедко», «Столяр», «Шарманщик» и др. В произведениях Одоевского успешно сочетаются элементы романтического, реалистического и сентиментального повествования. Он одним из первых стал создавать произведения, ориентируясь на читателей младшего школьного возраста. 8. Повесть-сказка А.Погорельского «Черная курица или подземные жители». Антоний Погорельский (Алексей Алексеевич Перовский- настоящее имя., 1787-1836) - автор первой в русской литературе фантастической повести, одного из первых «семейных» романов, первой повести-сказки для детей «Черная курица, или Подземные жители». Вышла в свет в 1822 году и принесла автору долгую славу выдающегося детского писателя, хотя и была его единственным творением для маленьких читателей. Между тем литературная деятельность писателя продолжалась всего 5 лет: в 1825 вышла повесть «Лафертовая маковница», а в 1830- роман «Монастырка». Перовский был побочным сыном графа Пазумовского - влиятельного вельможи екатерининской эпохи. Он получил великолепное домашнее образование и воспитание, затем окончил курс Московского университета доктором философии и словесных наук. После войны 1812 года, в которой он участвовал добровольцем, несколько лет жил в Германии. Последние годы жизни Перовский провел в своем маленьком малороссийском имении Погорельцы (отсюда тип псевдоним), посвятив себя литературной деятельности и воспитанию племянника Алеши - в будущем известный писатель А.К. Толстой. Ему и была рассказана история Черной курицы, легшая в основу повести-сказки. Очевидно, именно потому, что сначала это был живой рассказ маленькому слушателю, столь легка словесная ткань повести, так мягки в ней интонации, ясны мысли и подробны описания. Видно, автор стремится передать мальчику впечатления собственного детства, свои воспоминания о Петербуржском пансионе, откуда он бежал, повредив при этом ногу, отчего всю жизнь прихрамывал. В «черной курице…» просматриваются и следы немецкой романтической литературы, в частности преданий о гномах. Но главным в повести остается внимание к формированию ребенка, к психологическим особенностям детского возраста, постепенное приобщение ребенка к восприятию фактов и рассуждений на отвлеченные темы. Здесь Погорельский проявил себя как писатель реалистического направления. Герой повести мальчик Алеша - психологически убедительный, живой образ ребенка. Переживания маленького человека, живущего в пансионе, тоскующего по родителям, его фантазии о романтических приключениях средневековых рыцарей (он уже немало прочитал о них), взаимоотношения с учителями, любовь к животным - все это отражено в повести, воссоздано с талантом истинно детского писателя, чье мастерство - в органическом слиянии фантастического и реального. Описание жизни Алеши в пансионе ничуть не грешит против законов реального мира. Дни учения проходили для него «скоро и приятно». Но вот когда наступала суббота и все его товарищи спешили домой, к родным, тогда мальчик, оставаясь в опустевших комнатах, начинал горько чувствовать свое одиночество. И единственным его утешением были книги, которые учитель- немец позволял ему брать из своей библиотеки. А в то время в немецкой литературе царила мода на рыцарские романы и волшебные, полные мистики повести. Подобных произведений Алёша проглотил немало, поэтому и таинственный мир, в который он попал, построен по образцам таких повествований. Ведь любой увлекающийся чтением и наделенный богатым воображением ребенок, оставаясь надолго в своем одиночестве, начинает мечтать, представлять себя персонажем различных почерпнутых из книг историй, фантазировать. И у Алеши «юное воображение бродило по рыцарским замкам или по темным дремучим лесам». Даже гуляя днем во дворе, он ожидал встречи с волшебницей, которая сквозь дырочку в ограде передаст ему игрушку или письмецо от родных. И директор училища, которого он ни разу не видел, представлялся ему «знаменитым рыцарем» в сияющих латах и шлеме с пышным султаном из перьев. Каково же было удивление мальчика, когда он при встрече с директором увидел не «шлем пернатый, но просто маленькую лысую головку, набело напудренную». Единственным его украшением был маленький пучок на затылке, а вместо блестящих лат - простой серый фрак… Немудрено, что реальная черная курочка, к которой Алеша так привязан, что за её спасение отдал бабушкин подарок - золотую монету, во сне мальчик превращается в волшебное существо- министра подземного царства. Такое слияние волшебного и реального планов вполне соответствует эмоциональному состоянию ребенка, когда он погружен в мечты и не очень отличает вымысел от действительности. Повесть предназначена читателю. Для которого мечтать, фантазировать- то же, что дышать. П. один из первых подчинил педагогическую задачу художественному вымыслу. На примере Алеши он убедительно показывал, что хорошо, а что плохо. Плохо лениться, заноситься перед товарищами, быть легкомысленным и болтливым (из-за этого в подземном царстве произошло несчастье). Хорошее - самоценность детского возраста, богатство души, самостоятельность в определении добра и зла, направленность творческих способностей. Со времени опубликования « Черной К.» одной из ведущих идей стала главная мысль Погорельского: ребенок легко переходит из мира мечты и наивных фантазий в мир сложных чувств и ответственности за свои дела и поступки. После повести закрепилось 2 плана повествования: детское и взрослое. У Погорельского это проявляется в манере рассказа, очень близкого к живому разговору воспитателя с ребенком. Речь повествователя рассудительна, сочувственна… Мир взрослого раскрывается в его рассуждениях с философским и психологическим подтекстом, с исторических отступлениях ( рассказ каким был Петербург), в стремлении донести до слушателя- читателя аромат ушедшей эпохи (описывает детскую одежду 18 в.). Еще одна важная заслуга П.: своей этой курицей он фактически положил начало формированию языка отечественной детской прозы. Язык- без трудных для детей книжных и устаревших слов. Сознательно обращается к детской интонации. 9. Русская ДЛ второй пол. 19-нач. 20 вв. Общая хар-ка. Рассматривая западно-европейское и американское градостроительство второй половины XIX — начала XX в. в виде целостного процесса, можно отметить как общие, глубинные черты, порожденные стремительным развитием экономики и техники, так и большое своеобразие в решении конкретных архитектурно-планировочных проблем. Весьма примечательно, что в градостроительстве Западной Европы указанного периода наблюдался стойкий традиционализм в планировке городских территорий, перешедший по наследству от эпохи классицизма. По-прежнему панацеей от всех бед считалась регулярная планировка улиц и площадей, в которой архитекторы этого времени видели рациональное начало, противопоставленное стихийному росту городов и хаотическому характеру их развития. По существу, все дорогостоящие реконструкции столичных центров во второй половине XIX в. подчинялись именно этой идее. Однако были утеряны наиболее ценные черты предшествующей эпохи, такие, как создание многообразных, но гармонически взаимосвязанных городских и внутриквартальных пространств. Городские пространства перестали быть темой архитектурного творчества и превратились в своеобразные транспортные коридоры и транспортные узлы, а также в дворы-колодцы. Рассматривая западно-европейское и американское градостроительство второй половины XIX — начала XX в. в виде целостного процесса, можно отметить как общие, глубинные черты, порожденные стремительным развитием экономики и техники, так и большое своеобразие в решении конкретных архитектурно-планировочных проблем. Весьма примечательно, что в градостроительстве Западной Европы указанного периода наблюдался стойкий традиционализм в планировке городских территорий, перешедший по наследству от эпохи классицизма. По-прежнему панацеей от всех бед считалась регулярная планировка улиц и площадей, в которой архитекторы этого времени видели рациональное начало, противопоставленное стихийному росту городов и хаотическому характеру их развития. По существу, все дорогостоящие реконструкции столичных центров во второй половине XIX в. подчинялись именно этой идее. Однако были утеряны наиболее ценные черты предшествующей эпохи, такие, как создание многообразных, но гармонически взаимосвязанных городских и внутриквартальных пространств. Городские пространства перестали быть темой архитектурного творчества и превратились в своеобразные транспортные коридоры и транспортные узлы, а также в дворы-колодцы. В то же самое время наблюдались значительные перемены в облике городской застройки, возникшие как под влиянием появившихся новых типов зданий (доходных домов, вокзалов, пассажей, банков, зданий акционерных компаний и фирм), так и под влиянием изменения вкусов архитекторов и заказчиков. После периода различного рода стилистических исканий, вылившихся в конечном итоге в создание архитектурных сооружений с эклектическими фасадами, на рубеже веков появились и более стойкие стилевые концепции. Однако в основном застройка в европейских городах капиталистического периода сложилась в XIX в. Наиболее характерной особенностью архитектуры европейских городов была ее подчеркнутая «солидность», а иногда и «помпезность», сменившая монументальность и строгость зданий эпохи классицизма. Применение дорогостоящих строительных материалов, зеркальных стекол, обилие скульптурных украшений импонировало буржуазным вкусам. Положительные результаты были достигнуты в области инженерных сооружений и малых форм (мостов, набережных, уличных фонарей, решеток), а также озеленения городов. Именно в этот период в европейских столицах стали появляться многочисленные бульвары, парки, скверы и озелененные набережные. Однако это касалось лишь центральных привилегированных городских районов. По мере дальнейшего роста промышленных и рабочих окраин с их низким уровнем благоустройства и нищетой были сделаны попытки противодействовать этому процессу путем создания пригородных поселков и городов-садов, не получивших, однако, широкого практического применения несмотря на то, что в эстетическом плане здесь наблюдались значительные достижения. Усугубление транспортного и жилищного кризиса в капиталистических городах XX ст. потребовало дальнейшего переосмысления их перепланировки и застройки, начавшегося уже после первой мировой войны. |