гегель. Логические исследования Гегеля

• Название: Логические исследования Гегеля
• Дата: 23.01.2018
• Размер: 122.63 Kb.
• Имя файла: гегель.odt
• Тип: Контрольная работа; #34976
• страница: 5 из 5

«Это перевертывание, посредством коего чувственно конкретное имеет значение лишь формы проявления абстрактно-всеобщего, а не наоборот, не абстрактно-всеобщее – значение свойства конкретного, и характеризует выражение стоимости. Это и делает трудным его понимание. Если я скажу: римское право и германское право суть оба “право”, то это понятно само собой. Если же я скажу, напротив, что Право – этот Абстракт –осуществляется и в римском праве, и в германском праве – в этих конкретных правах, – то отношение делается мистическим...»32

Так что гегелевский идеализм – это меньше всего плод религиозной фантазии, религиозно-ориентированного воображения. Это всего-навсего совершенно некритическое описание того реального положения вещей, на почве которого реально действует («мыслит») профессионал-теоретик, узкий специалист духовного труда. Формы гегелевской философии – это не что иное, как те практически неизбежные (и даже практически полезные) иллюзии, которые он создает о своем собственном труде, иллюзии, которые питаются его объективным положением в обществе, отражая это положение.

Именно Знание, доставшееся ему в ходе образования сразу же в форме «понятий», т.е. в форме знаково-словесного выражения, является для него и «началом» (исходным пунктом) его специфической деятельности, и «концом» – специфической ее целью, подлинной «энтелехией».

Для него знание действительно выступает именно таким; реальные предпосылки «понятия» – чувственно-предметная деятельность миллионов людей, создающих своим трудом то тело культуры, «самосознанием» коего является Наука, Научное Мышление, остаются вне его поля зрения, кажутся ему «предысторией» мышления, своего рода «доисторическим этапом» развития Мышления.

Поэтому «внешний мир», с его специальной точки зрения, выглядит как «сырье» для производства Понятия, как «внешний материал» его деятельности, который он должен обработать посредством наличных понятий, чтобы эти наличные понятия были «конкретизированы». Внешний мир и внешняя, чувственно-предметная деятельность общественного человека кажутся ему поэтому лишь пассивным «материалом», лишь средством приращения Понятия, «внешним условием» его самовозрастания...

«Мышление» же начинает казаться ему единственно активной, единственно творящей «силой» или «способностью», а «внешний мир» – лишь полем «применения» этой активно творящей силы. Люди же физического труда – лишь послушными исполнителями«указаний Науки», ее «говорящими орудиями».

Естественно, что если непосредственная, чувственно-предметная деятельность (практика) общественного человека изображена как следствие, как «внешнее воплощение» идей, планов и понятий, разработанных «мышлением» (т.е. лицами умственного труда), то ответ на вопрос: а откуда же берется это «мышление» в голове теоретиков, как оно возникает? – становится уже принципиально неразрешимым.

Оно есть, – отвечает Гегель, – оно есть факт, такой же несомненный, как существование земли, солнца и звезд, и спрашивать о его возникновении из чего-то другого – значит задаваться праздным вопросом. Оно есть, оно действует в человеке и постепенно приходит лишь к сознанию своих собственных действий, их схем и законов, лишь к самосознанию. Поэтому Логика – это лишь самосознание этого ниоткуда и никогда не возникавшего «творческого начала», этой «бесконечной творческой мощи», этой «абсолютной формы».

В человеке – в виде истории науки, техники и нравственности – эта «творческая сила» лишь обнаруживает себя, лишь «опредмечивает себя», лишь «отчуждает себя», чтобы затем – в Логике – познать самое себя как таковую, как всеобщую творческую силу.

Вот и весь секрет гегелевского объективного идеализма. Объективный идеализм в Логике – это просто-напросто отсутствие какого бы то ни было ответа на вопрос «откуда возникает мышление?», выданное за ответ.

В виде Логики, определяемой как система вечных и абсолютных схем всякой творческой деятельности, Гегель и «обожествляет» реальное человеческое мышление, его реальные логические формы и закономерности.

В этом – одновременно и сила, и слабость его концепции Мышления и Логики. Сила – в том, что «обожествляет» (т.е. фиксирует как от века и навек данные, как «абсолютные») при этом все же вполне реальные – вскрытые им в ходе изучения человеческой духовной и материальной культуры – логические формы и законы реального человеческого мышления. Слабость – в том, что он эти логические формы и законы человеческого мышления все-таки обожествляет, т.е. объявляет «абсолютными», даже не разрешая ставить вопроса об их возникновении.

В результате не реальные логические формы духовного труда предстают в ней (в гегелевской Логике) как идеальные эквиваленты реальных форм и законов всеобщей чувственно-предметной человеческой жизнедеятельности, а наоборот, все реальные формы чувственно-предметной человеческой жизнедеятельности истолковываются как «внешние эквиваленты» (как «отчуждения») схем чисто духовного труда... В итоге вся человеческая культура и история начинают казаться лишь «внешними» изображениями, лишь несовершенными «копиями» этого обожествленного в Логике «творческого начала» – божественного интеллекта, или интеллекта, превращенного в нечто божественное...

Поэтому неслучайно, что тот образ мира, который люди до сих пор успели сформировать своим трудом, – наличный мир Науки, Техники и Нравственности, – истолкованный как своего рода «эманация» бога-интеллекта, – тоже «обожествляется», т.е. идеально увековечивается в том самом виде, в каком он дан теоретику. С этим связан тот «некритический позитивизм», на который обрекает теоретика слепое и некритичное следование всем рекомендациям гегелевской Логики. Идеализм оборачивается тут рабски-некритическим отношением к эмпирии, «примирением» с нею, ее философски-логическим «оправданием».

Специально же в теории Логики этот идеализм проступает в том, что самое изложение переходов от «категории» к «категории» приобретает крайне вымученный вид. И хотя Гегель на самом-то деле все время руководится той реальной последовательностью, в которой эти категории [выступают в истории] Науки, Техники и Нравственности, он сознательно, подчиняясь своему принципу, старается изобразить эту последовательность как совершенно независимую от реальных коллизий духовного развития человечества. Последнюю он использует как «пример», подтверждающий схемы, добытые, якобы, совершенно независимо от конкретного исследования истории человеческой культуры.

Действительно критическое преодоление гегелевской Логики, бережно сохранившее все ее положительные результаты и очистившее их от мистики преклонения перед «чистым мышлением», перед «божественным понятием», оказалось под силу лишь Марксу и Энгельсу.

Ни одна другая философская система после Гегеля справиться с нею «оружием критики» так и не смогла, так как ни одна из них не заняла позиции революционно-критического отношения к тем объективным условиям, которые питают иллюзии идеализма, т.е. к ситуации «отчуждения» реальных деятельных способностей человека от большинства индивидов – ситуации, внутри которой все всеобщие (общественные) силы, т.е. деятельные способности общественного человека, выступают как силы, независимые от большинства индивидов, как силы, господствующие над ними как внешняя необходимость, как силы, монополизированные более или менее узкими группами, слоями и классами общества.

Единственный путь к действительному критическому преодолению гегелевской концепции Мышления как вне и независимо от человека существующей «абсолютной творческой мощи Понятия» лежал только через революционно-критическое отношение к «миру отчуждения», то есть к миру товарно-капиталистических отношений, к характерной для него форме разделения общественного труда, к факту действительного отделения и обособления «умственного труда» (мышления) от труда физического, и тем самым ко всем практически неизбежным иллюзиям, которые лица умственного труда создают о самих себе, о причинах и целях, об условиях и формах своей собственной работы.

На этом – и только на этом – пути объективно-идеалистические иллюзии гегелевской концепции могли быть действительно объяснены, а не просто обруганы – «мистическим вздором», «атавизмом теологии» и прочими обидными, но ровно ничего не объясняющими эпитетами.

Маркс и Энгельс впервые увидели самую глубокую – уже чисто теоретическую и фактически-историческую ошибку, лежащую в основе всех коренных пороков гегелевской концепции Мышления и Логики, там, где большинство послегегелевских философских систем (и до сих пор) видят банальную истину, разделяя поэтому с Гегелем все остальные заблуждения.

Ошибка эта заключается в том, что Гегель, хотя он и понимает, что язык, речь – вовсе не единственная форма «внешнего обнаружения» творческой силы мышления, тем не менее считает именно язык той первой (и во времени и по существу) внешней формой, в которой это мышление впервые становится «для себя предметом».

Язык – это понимание, сформулированное Гегелем еще в «Иенской реальной философии», сохраняется и в Логике, – кажется ему «первым орудием» внешнего воплощения творческой силы мышления. А реальное орудие труда – топор, плуг, а далее – машина, система машин и пр., – лишь по времени и по существу второй, позднейшей и производной формой «внешнего обнаружения» этой творческой силы...

Схема поэтому такова: в начале истории «духа» (т.е. истории самопознания, «отчуждения и снятия отчуждения») было Слово. Человек проснулся к духовной жизни, к самосознательному мышлению в тот момент, когда он «изобрел слово», когда в нем проснулась способность «выражать себя» в речи. А уже потом – на основе тех достижений, которые этот дух разработал в словесной форме своего «воплощения», он перешел к изобретению реальных орудий труда...

Таким образом, именно Слово, именно Речь, Высказывание, Суждение и т.п. и действия в словесном плане оказываются здесь колыбелью, в которой рождается «мыслящий дух» – Мышление в его внешнем проявлении... А не чувственно-предметная деятельность в реальном мире, не создание орудия труда и продуктов этого труда, как процесс, первоначально независимый ни от какого «мышления» как сознательной деятельности.

Эту мысль Гегель повторяет и в Логике:

«Формы мысли выявляются и отлагаются прежде всего в человеческом языке. В наше время мы должны неустанно напоминать, что человек отличается от животного именно тем, что он мыслит. Во все, что для него (человека) становится чем-то внутренним, вообще представлением, во все, что он делает своим, проник язык, а все то, что человек превращает в язык и выражает в языке, содержит в себе, в скрытом ли, спутанном или более разработанном виде, некоторую категорию...»33

В этом – самый глубокий корень гегелевского идеализма. Если вы принимаете, как нечто бесспорное, это гегелевское утверждение, то справиться с Гегелем и его толкованием «мышления» вы уже не сможете. Тогда вы вслед за ним вынуждены будете объявить реальное «орудие труда» следствием деятельности человека в словесном плане, т.е. в специфической форме теоретической деятельности, «отчужденным логическим мышлением», проявившим себя до этого и независимо от этого в Слове. И тогда вы, как Гегель и как современные неопозитивисты, должны будете говорить вслед за апостолом Иоанном: «В начале было Слово», а потом уже все остальное...

Этим ходом «мышление», как деятельность, осуществляющаяся в голове именно в виде «внутренней речи», и превращается в исходную точку для понимания всех феноменов культуры, как духовной, так и материальной – в том числе исторических событий, всех социально-экономических и политических структур, и прочего и прочего. Тогда весь мир продуктов человеческого труда – вся история – и начинает толковаться как процесс, вытекающий «из головы», из «силы мышления».

А самое «мышление» в таком случае уже не вытекает ниоткуда. Оно просто берется как нечто данное, как нечто от века существующее, как одна из изначальных «сил вселенной» в человеке, и именно через Слово впервые начинающая действовать с сознанием – как «дух», как самосознательное мышление. И далее вся система гегелевской философии получается уже совершенно автоматически.

Именно тут – в критическом понимании и преодолении гегелевской версии отношения между «духовно-теоретической деятельностью» (непосредственно осуществляющейся через Слово) и непосредственной чувственно-предметной деятельностью общественного человека, как деятельностью, совершенно не зависящей вначале от какого бы то ни было «духа», от какого бы то ни было «сознания и воли», от какого бы то ни было «мышления» (сознательного или бессознательного) и лежала точка роста Логики после Гегеля – опорная точка переворота в Логике, совершенного Марксом и Энгельсом в начале 40 х годов XIX века. 

Список использованной литературы :
1.Гегель Г.В.Ф. Сочинения, т. 5, с. 30.
2 Там же, т. 1, с. 41.
3 Там же, с. 42.
4 Там же, с. 111.
5 Тренделенбург А. Логические исследования, т. 1. Москва, 1868, с. 32.
6 Гегель Г.В.Ф. Сочинения, т. 1, с. 208.
7 Там же, с. 110.
8 Там же, с. 111.
9 Там же, т. 5, с. 481.
10 Там же, т. 1, с. 28.
11 Там же, с. 28-29.
12 Там же, с. 131.
13 Там же.
14 Там же, с. 135.
15 Там же, с. 139.
16 Там же, с. 53.
17 См.: Капитал, т. 1, с. 82.
18 Гегель Г.В.Ф. Сочинения, т. 1, с. 53.
19 Там же, с. 52.
20 Там же.
21 Там же, с. 55.
22 Там же, с. 31.
23 Там же, с. 85.
24 Marx K. Das Kapital, Bd. 1. Hamburg, 1867, S. 21.
25 Гегель Г.В.Ф. Сочинения, т. 1, с. 53.
26 Там же, с. 18.
27 Там же, с. 19.
28 Там же, с. 18.
29 Там же, с. 19.
30 Кант И. Логика, с. 83. Аналогичные представления и в «Критике чистого разума».
31 Гегель Г.В.Ф. Сочинения, т. 5, с. 28.
32 Marx K. Das Kapital, Bd. 1, S. 771.
33 Гегель Г.В.Ф. Сочинения, т. 5, с. 7.