Теория_метафоры_сборник_статей_copy (3). Н. Д. Арутюновой
 Скачать 3.06 Mb.
|
|
A и В похожи. Это представление не бесспорно даже на абстрактном уровнено на уровне лингвистического выражения сходства оно безусловно ложно [35]. Возьмем для начала самый чистый случай — математическое равенство. Все знают, что знак « = » обозначает симметричное отношение, что если х = у, то ух. Однако с психологической точки зрения даже этот символ полного сходства используется несимметрично. К примеру, не надо долго рыться в учебниках алгебры, чтобы найти выражения типа следующего (1) у = ах + b, где аи и — константы, ахи у — неизвестные. Каждый школьник знает, что из этого уравнения можно вывести другие уравнения 248 (2) у − b = ах y − b (3) x = ———— a Все три уравнения, а также бесконечно много других, передают одну и туже информацию во всех трех случаях терм слева от знака равенства взаимозаменим с термом справа без изменения условий истинности уравнения. Тем не менее, (1) и (3) психологически выделены. (1) говорит, что если вызнаете значение х, то вы можете умножить его на а, добавить b, ивы получите уговорит, что, если вызнаете значение увы можете вычесть из него b и разделить результат на а, чтобы найти х. Удобство (1) и (3) проистекает из того факта, что мы обычно знаем или предполагаем значение одной переменной и хотим найти соответствующее значение второй. Уравнения абсолютно симметричны но несимметрично их использование нами. Сходное наблюдение верно для аналогий. Вербальные аналогии вида День относится к свету как ночь относится к темноте обычно допускают множество перестановок термов День относится к ночи как свет к темноте, Темнота относится к свету как ночь к дню и т. д. Тем самым на абстрактном уровне и вербальные аналогии, подобно уравнениям, кажутся лишенными внутренне присущей им направленности. Но как только мы обратимся к тому, как авторы используют аналогии, мы обнаружим, что контекст задает направление и что тут уже невозможно свободно менять порядок термов. Автор, который говорит Деньги для университета — как горючее для машины, сообщает читателю нечто о деньгах в университете — а именно, что они похожи на горючее в машине. Если вызнаете, как горючее используется в машине, вы можете перенести эти знания на отношение между деньгами и университетами. Горючее для денег — тоже, что машины для университетов сообщило бы читателю нечто другое. Чтобы не уходить далеко от равенства, рассмотрим толкование слов. Предположим, вы не знаете, что такое a pickle 'соленье, и смотрите это слово в словаре. Вы обнаружите толкование вроде следующего (4) pickle: любой вид пищи, прежде всего огурцы, сохраненный в рассоле или уксусе. И здесь отношение асимметрично pickle определяется как функция от пищи, прежде всего огурцов. Если вызнаете, что такое огурцы, то вы можете узнать, что такое pickle, подержав их в рассоле или маринаде. Нечто новое определяется в терминах того, что, по предположению, вам известно. Конечно, если вы не знаете, что такое огурцы, вам придется продолжить ваши изыскания, до тех пор пока вы не найдете знакомые термины. Еще более отдаляясь от равенства, рассмотрим обыденные толкования. Предположим, ребенок спрашивает вас, что такое зебра. Вы могли бы ответить 249 (5) Зебра похожа на лошадь, но она полосатая Вы исходите из предположения, что ребенок знает, что такое лошадь, ивы объясняете незнакомое слово через знакомое. Слово похож в (5) маркирует это предложение как уподобление если вы опускаете его, как в (6): (6) Зебра — это полосатая лошадь некоторые ученые могли бы сказать, что вы употребили метафору. Однако другие будут отрицать, что это метафора, на том основании, что слово лошадь обычно употребляется (синекдохически?) для обозначения рода Equus, ив этом случае (6) станет вполне удовлетворительным определением. Моя цель, однако, не в том, чтобы спорить о границах метафоры я хочу указать на всепроникающую направленность наших выражений сходства — эта направленность не ограничена рамками метафорических утверждений [28]. Если мы перефразируем (6) следующим образом (7) Лошадь — это зебра без полос то направление инвертируется исходным предполагается знакомство с зеброй, которое используется для объяснения того, что такое лошадь. Коль скоро мы обнаружили асимметричность в выражениях равенства, аналогии и толкования, не удивляет ее наличие также ив выражениях более слабого сходства. Рассмотрим пример (8) Жена Джона похожа на его мать (9) Мать Джона похожа на его жену (10) Жена и мать Джона похожи друг на друга. Оставляя в стороне вопрос об эдиповых проблемах Джона, (8) вы бы сказали ко- му-либо, знакомому с матерью Джона испросившему про его жену, (9) — знакомому сего женой испросившему про мать, (10) — тому, кто в одинаковой степени знаком сними обеими. Другой пример можно построить на основе отрывка Торо: (11) Я оказался невдалеке оттого места, где я собирался построить дом (12) Я собирался построить дом невдалеке оттого места, где я оказался (13) Место, где я оказался, и место, где я собирался построить дом, были недалеко друг от друга Для Торо было естественно употребить схему (11), поскольку в предыдущем тексте уже сказано, что он собирался строить дом предложение типа (11) у Торо отвечает на вопрос Куда вы пошли — соотнеся его с чем-то уже известным. С другой стороны, в (12), скорее всего, предполагается, что читателю известно то место, где Торо обычно проводил время, а сообщается ему новая информация о местоположении будущего дома. Наконец, (13) нейтрально читатель считается в одинаковой степени осведомленным об обеих точках. Подчеркнем, что направленность в (8) и (9), а также в (11) и (12), разная эта разница достаточна для заключения о разных намерениях говорящего. 250 Причина такой направленности очевидна, ноя бы хотел сформулировать ее здесь в явном виде. Новые знания усваиваются апперцептивно, путем соотнесения со старыми (см. [12]). Один из простейших способов передать новые знания — задать их отношение к чему-то уже известному. Старые знания могут принадлежать к фонду общей информации, относительно которой автор может предполагать, что она известна каждому это могут также быть знания, переданные ранее в том же тексте. Для описания такой направленности я позаимствовал пару терминов из средневековой логики. Концепт, о котором нечто говорится, я буду называть референтом, а концепт, с которым референт соотносится, — релятом (relatum) 4 . Например, в предложениях вида А похоже на В А — референта В — релят. От читателя ожидается, что он перенесет свойства релята В на референт А Разграничение референта и релята позволяет читателю определить, что надо добавить к образу-в-памяти, который он строит. К этому образу всегда добавляется референт, но обогащенный релятом; релят уже входит либо в образ, либо в фонд общих знаний. Рассмотрим, например, предложения Яне знал, что он уже был женат. Первая жена Джона была похожа на его мать. Она была родом из Чикаго. Здесь очевидно, что антецедент анафорического местоимения она — первая жена Джона, а не его мать. Это следует из того, что эта бывшая жена — референта к образу-в-памяти добавляется именно референт. Релят показывает, как, где или почему определяется референт. Отметим, что в терминах противопоставления и старой/новой информации и референт, и релят уподобления в некотором смысле оба относятся к старой информации. Референт — это то, о чем сообщается коль скоро читателю надлежит присоединить предложение к концепту, его референт должен быть уже введен. Релят же — это нечто, с чем читатель, по предположению, уже знаком либо из самого текста, либо из общих знаний. Новая информация в уподоблении — это утверждение сходства между референтом и релятом. Тем самым более точная терминология могла бы различать старую, текущую и новую информацию релят — это старая информация, референт — текущая тема, а отношение сходства между ними — новая информация. Классификация утверждений сравнения Утверждения сравнения без труда распознаются по вхождению в них одной из связок подобия похожий, похож, ведет себя как, выглядит как, как, столь же Adj. как, походит на, напоминает мне, такой же как, подобен, способом и т. д. Разные связки подобия не взаимоза- менимы; они накладывают разные синтаксические 251 ограничения на сравниваемые составляющие, а часто они имеют также и разное значение но здесь эти различия нас не интересуют. Я буду различать три типа утверждений сравнения буквальные сравнения, уподобления и аналогии. В буквальных сравнениях основания очевидны. Например, предложение Жена Джона похожа на его мать будет понято как утверждающее, что описание жены Джона включает многие из тех свойств, которые входят в описание матери Джона. В уподоблениях основания сравнения неочевидны. Предложение Жена Джона похожа на его зонтик могло бы быть понято как утверждение, что она очень тощая, или что она защищает его, или еще каким-нибудь способом. Аналогии обычно включают четыре члена, поскольку они построены как арифметические пропорции к примеру, 3 : 4 :: 9 : 12, или в более общем виде, х : у :: пх : пу. Подошва относится к ноге как ладонь к руке — это утверждение сравнения, использующее связку подобия как, но основания сравнения эксплицитно не указаны. Тем не менее во всех трех типах читатель может предполагать, что утверждение истинно и все три типа могут быть использованы как основа для метафоры. Декларативные предложения вида «A похоже на B» могут пониматься как выражающие истинные утверждения, говорящие, что автор заметил сходство между Аи В. Из того, что основания сходства могут быть неясными, еще не следует, что такого рода предложения не являются верными описаниями ментального состояния автора. Если утверждение кажется слишком сильным словом для выражения субъективных и, возможно, идиосинкразических впечатлений, то мы можем сказать, что автор использовал утверждение сравнения, чтобы пригласить адресата разделить это впечатление [16], [10], на что тот может на разумных основаниях согласиться или нет. Читатель, вынужденный рассматривать все, чтобы ни написал автор, как истинное в той семантической модели, которую он выбирает, не будет испытывать особых затруднений с утверждениями сравнения, если референт, уже входящий в текстовой концепт читателя, попросту квалифицируется новой информацией как (сточки зрения автора) сходный с релятом. Однако такое определение не будет понято, если читатель не сможет найти основания сравнения в этом и состоит центральная проблема интерпретации. Для неочевидного сравнения Жена Джона похожа на зонтик существенно, является ли основанием сходства крайняя худоба жены или то, что Джон использует ее как защиту от невзгод. Для понимания предложения Женщина без мужчины — как рыба без велосипеда полезно знать, что его автор — сторонник женской эмансипации, и распознать отвергнутую аллюзию к рыбе бее воды. Но как только определенная интерпретация выбрана и приписана, никаких дальнейших апперцептивных трудностей уподобление не порождает. 252 Этому на первый взгляд противоречит тот тип утверждения сравнения, который можно продемонстрировать примером Моя любовь похожа на алую, алую розу. Автор имел ввиду нереальную, а символическую розу — цветок, который в нашей культуре символизирует любовь. Или же возьмем крайний случай предложение Джон ест как свинья не есть выражение усмотренного автором сходства между тем, как ест Джон, и тем, как ест свинья. Это предложение вполне может употребить человек, вообще никогда не видевший свинью — в том случае, если он знает, что в нашей культуре свинья служит символом нечистоплотного обжорства. В некоторых случаях тестом на символичность может быть перевод. В той мере, в какой релят — скорее символ, чем знак [30], могут найтись языки, на которых данные уподобления прямо непереводимы. В этом случае их надо переводить косвенным образом, использовав выражение для соответствующего символа скорее, чем для соответствующего референта. Читатель символического уподобления должен учитывать символизм но как только такое уподобление получает символическую интерпретацию, оно может быть принято в качестве истинного в выбираемой читателями модели. Важность того, о чем я говорил, становится очевиднее, если признать, что все типы утверждений сравнения связаны с метафорами. Метафоры характерны тем, что они ставят апперцептивные проблемы либо они утверждают нечто, что трудно совместимо с презумпцией истинности у читателя, либо они кажутся не имеющими явного отношения к текстовому концепту читателя. Эта апперцептивная задача упрощается, если существует сходство между концептом реальности у читателя и тем, что написал автор. Нахождение этого сходства можно рассматривать как процесс перифразирования метафоры в утверждение сравнения. Реконструированное сравнение не добавляется при этом к текстовому концепту читателя — читатель должен уважительно обращаться стем, что написал автор — но оно позволяет читателю построить определенный образ текста (в котором метафора должна быть истинна, сходный сего картиной реальности (в которой может быть истинным соответствующее сравнение) в максимальной степени. В то время как утверждение сравнения выражает сходство, метафора лишь обращает на него наше внимание. Теперь должна быть понятна схема моего доказательства. Чтобы найти компромисс между требованиями презумпции истинности, с одной стороны, и необходимостью как можно лучше соотнести текстовой концепт с общими знаниями и представлениями, с другой, читатель должен искать сходства между текстовым концептом и общими знаниями. Эти сходства, которые служат основаниями для метафоры, могут быть сформулированы в виде утверждений сравнения. Будучи обнаруженными проинтерпретированным, сравнение не добавляется непосредственно к текстовому концепту, а используется как основа, позволяющая 253 представить себе минимально отклоняющееся от обычного положение дел, при котором метафора будет истинна. Уподобления Уподобление (simile) — это утверждение сравнения, в которое входят две несходные вещи. Насколько они должны быть несходны, чтобы сравнение считалось уподоблением, не определено но смазанность границы не будет нам здесь мешать. Я исхожу из того, что для понимания уподобления существенны два аспекта 1) распознавание того факта, что нам встретилось уподобление, и 2) интерпретация оснований уподобления и причин, по которым автор употребил его в данном контексте. Распознавание. В уподобление входит связка подобия. Вероятно, уподобления обрабатываются также, как и любые другие утверждения сравнения, так что первый шаг в распознавании уподобления состоит в распознавании утверждения сравнения. Возможно, читатель может суверенностью утверждать, что данное сравнение является уподоблением, лишь после того как он уже произвел определенный анализ и обнаружил, что основания сравнения неочевидны [21 ]. Интерпретация. Интерпретация уподобления может потребовать выяснения оснований для утверждения подобия. Их может подсказать предшествующий текст, общие знания, либо и то и другое. Рассмотрим пример уподобления в контексте и попытаемся охарактеризовать понимание этого буквального прозаического отрывка Я сказал ему, что все будет в порядке. Уговаривать Джона не беспокоиться — все равно что уговаривать ветер не дуть. Это только усугубило положение, поскольку он вступил со мной в спор. Читая отрывок, я строю образ-в-памяти, содержащий автора и его обеспокоенного друга. Я слышу, как автор говорит Джону, что все в порядке, но Джон продолжает беспокоиться. Джон настолько обеспокоен, что он вступает с автором в спор. Хотя в отрывке упомянут ветер, он не вставляется в мой образ-в-памяти для содержания данного отрывка (если бы ветер вошел в образ, он претендовал бы на роль антецедента анафорического местоимения это из третьего предложения. Референт уподобления Уговаривать Джона не беспокоиться — все равно что уговаривать ветер не дуть — это составляющая уговаривать Джона не беспокоиться. Я добавляю этот референт в мой образна основе которого выбирается такая модель, где антецедентом местоимения это будет референта не релят. Тот факт, что был упомянут 254 ветер, может быть добавлен слово в слово к моему образу-в-памяти самого отрывка. Гораздо интереснее, однако, другое — а именно, откуда я знаю, 1) что уговаривать Джона, что все будет в порядке, — тоже самое, что уговаривать Джона не беспокоиться 2) что Джон продолжал беспокоиться. На первый взгляд предложение Уговаривать Джона не беспокоиться — все равно что уговаривать ветер не дуть перебивает буквальное повествование (это предложение можно назвать уподоблением, употребленным в функции сентенциальной метафоры см. ниже правило М 3). Тем самым читатель получает предупреждение, что для интеграции этого предложения в повествование требуется специальная обработка. И данном случае дополнительная обработка сравнительно проста проблема (1) решается при помощи общего знания, что люди беспокоятся, когда считают, что не все в порядке (2) решается переносом свойств от релята к референту. Перед тем как референт прибавляется к образу, на него переносятся свойства релята. Каково наиболее очевидно переносимое свойство релята уговаривать ветер не дуть Тщетность. Когда тщетность переносится на референт, то имплицируется провал обращенного к Джону призыва — он продолжает беспокоиться (заметим, кстати, что тщетность обращения к ветру мы получаем из общих знаний о мире, а не из лексических знаний. Мое описание уподобления, однако, еще неполно. Сравнение Джона с ветром достигает большего, чем простое сообщение о том, что он продолжал беспокоиться в данном конкретном случае. Оно приписывает Джону определенную черту характера — а именно хроническую обеспокоенность. Если бы ветер перестал дуть, он не был бы ветром если бы Джон перестал беспокоиться, он не был бы Джоном. И это свойство также может быть получено переносом — здесь уже от аргумента релята к аргументу референта. Сказать, что механизм такого рода переноса понят недостаточно, будет явным преуменьшением. В моем описании подразумевалось, что все концептуальные свойства, необходимые для характеристики референта, сохранялись буквально, а некоторые свойства релята добавлялись к ним — как если бы на старого друга надели новое платье. Этот способ описания слишком упрощен даже для нашего примера, а другие примеры, судя по всему, устроены иначе. Блэк [4 ] говорит о взаимодействии двух термов как о процессе фильтрации — релят задает фильтр, сквозь который рассматривается референт. Здесь скорее некоторые буквальные свойства референта вычитаются, чем новые свойства добавляются к нему. Пример такого вычитания дает предложение Честная работа — как молитва похоже на то, что здесь отфильтровываются все свойства честной работы, несвязанные с молитвой, а остается лишь набор типа почтительность, ревностность, преданность. Сложность процесса переноса — это центральная проблема психологических исследований в этой области ее важность еще возрастает, когда мы обращаемся к анализу метафоры [20]. Несомненно, сила воздействия уподоблений коренится в восприимчивости автора к сходствам, незамеченным никем до него он способен связать две области знаний или опыта новыми, неожиданными способами. В таком случае поиск оснований сравнения может оказаться нетривиальной проблемой. Когда Элиот, к примеру, пишет "The evening is spread out against the sky like a patient etherized upon a table (букв Вечер распростерт по небу как пациент под наркозом на столе, он бросает нам вызов найти сходство, исходя из нашего личного опыта относительно вечеров и пациентов под наркозом — что может повлиять на наше восприятие вечернего неба в дальнейшем. Уподобления менее интересны, чем метафоры, только в том, что члены подобия эксплицированы, и поэтому работы для читателя здесь меньше. Что же касается интерпретации, важно понимать, что уподобления могут ставить все те же апперцептивные проблемы, что и метафоры. Имея ввиду приведенные примеры уподоблений, я бы хотел сформулировать несколько обобщений. Эта задача станет гораздо легче, если я здесь прервусь и введу свои обозначения для концептов, входящих в утверждение сравнения и метафору. Некоторые концептуальные обобщения Для наших целей вполне достаточно простой системы обозначений концептуальных функций и аргументов [18], [17]. Например, в предложение Пациент спал входит непереходный глагол выражаемый этим предложением сентенциальный концепт может быть представлен как функция с одним аргументом СПАТЬ (пациенс), где прописные буквы маркируют функцию, а строчные — ее аргумент. В полностью построенной семантической теории необходимо было бы указать, как эта функция вычисляется. Я считаю, что СПАТЬ — это функция, отображающая одушевленные аргументы вис- тинностные значения, но, поскольку в рассматриваемой ситуации читатель вынужден считать, что истинностное значение всех такого рода функций есть истина, то, несмотря на ее важность, об этой проблематике я ничего говорить здесь не буду. Общий вид таких сентенциальных концептов можно представить как F х. Обычно говорится, что функции с одним аргументом выражают свойства этого аргумента в данном случае пациенсу приписывается или предицируется свойство СПАТЬ. В предложение Он пишет стихи входит переходный глагол оно выражает сентенциальный концепт с двумя аргументами ПИСАТЬ (он, стихи, а общий вид этих концептов — F х, у. Обычно говорят, что функции от двух ибо- лее аргументов выражают отношения между этими аргументами — в данном случае они стихи связаны отношением писать. 256 Эти обозначения для концептов весьма прозрачны нов дальнейшем нам понадобятся два усложнения. Во-первых, можно (применив формальную операцию, известную под именем абстракции см. примечание 6) рассматривать отношения как свойства. К примеру, иногда удобно представлять концепты, выраженные предложениями типа Он пишет стихи, как ПИШЕТ СТИХИ (он, где сочинение стихов есть свойство, приписываемое ему. Во-вторых, аргументы иногда могут опускаться. Например, глагол есть может употребляться как переходный и как непереходный. По причинам, не имеющим никакого отношения к метафоре, удобно считать, что ментальный лексикон содержит единственный вход для глагола есть в качестве переходного на концептуальном уровне есть выражает отношение между едоком и тем, что он ест. Нов этой словарной статье также записано, что второй аргумент может быть не определен. Один из способов достичь этого — использовать квантор существования « », чтобы связать аргумент, не приписывая ему значения [6]. Так, Джон ест — выражение для сентенциального концепта ( |