Петров М.К. Самосознание и научное творчество (1). Н. Н. Арутюнянц Об авторе этой книги

• Название: Н. Н. Арутюнянц Об авторе этой книги
• Дата: 06.04.2023
• Размер: 1.77 Mb.
• Имя файла: Петров М.К. Самосознание и научное творчество (1).doc
• Тип: Документы; #1041761
• страница: 28 из 29

Публикация

Нарастание стабилизирующих моментов в структуре индустриального производства и в политическом бытии вообще, разрушение традиционных механизмов обновления по внутренним линиям, которые были характерны для «вечноживых» навыков и технологий доиндустриального периода,– все это в условиях растущей потребности в обновлении как средстве выживания новых социальных структур в среде себе подобных активизи­ровало самые различные способы обнаружения и внедрения нового. Научный способ не был ни единственным, ни первым. Более того, он сам мог возникнуть лишь в отношении к достаточно развитым уже способам, таким, как культурные контакты, заимствования, торговля, деятельность миссионеров и т.п.

Срыв программ в область умопостижения, переработка их знаковыми средствами и возвращение в предметную деятельность образуют лишь общий контур обновления в условиях индустриального развития, который, если есть средства опредмечивания программ или внешние источники программ-инноваций, способен работать на утилизации самых различных видов деятельности – на слухах, рассказах, свидетельствах, изобретательности умельцев, изворотливости и т.д. В этом смысле философская санкция науки, выделение в полной причине универсальной структуры ее продукта и разработка формы научного знания не были еще наукой как таковой. Разработка абстракта полной причины была только предпосылкой – тем единым для всех видов научной деятельности основанием, по которому может совершаться движение научного продукта без потерь его применимости и работоспособности в любых условиях места и времени.

Работоспособность, автоматизм срабатывания, гарантия на беско­нечный повтор – эти естественные свойства всего, что выделено и связано по правилам полной причины, сами по себе ничего не говорят о дальней­шей судьбе нового элемента знания. Поэтому функция получения нового знания в форме полной причины, проверенной экспериментом на объективную истинность, хотя она и должна рассматриваться основанием, фундаментом института науки, не может все же считаться функцией единственной и достаточной. Не меньшее значение в архитектонике института науки имеет функция отбора и оценки знания.

Что касается практического ценообразования, то соответствующий фильтр в виде рынка начал складываться, как мы уже говорили, в XIV – XV вв. независимо от науки. Он и сегодня работает на том же принципе безразличия, и наука здесь по-прежнему остается одним из источников нового, который соревнуется с другими и не всегда выигрывает в этом соревновании. Когда англичане, например, в 1954 г. после специальных исследований приняли программу строительства атомных электро­станций, то провалилась эта программа, как пишет Мэддокс, отнюдь не по научным причинам: «...произошло совершенно неожиданное снижение стоимости строительства обычных электростанций. Оно было столь значительным, что прогнозы насчет конкурентоспособности энергий,

246

выработанной на атомных станциях, оказались для английских условий несостоятельными»²³⁰.

К становлению науки как таковой, относится не этот конечный фильтр, проходя который продукты науки обретают политическое бытие и включа­ются в социальную определенность, хотя именно в этом эффекте обновления наука проявляет себя как непосредственная производитель­ная сила, и общество расплачивается с наукой, финансируя научную деятельность, в соответствии с величиной этого эффекта. К собственно науке относятся промежуточные фильтры: концепция объекта, хранителя познанных и непознанных полных причин, на входе в который наука с помощью эксперимента очищает свой исходный продукт – построенные по нормам полной причины гипотезы – от всего личного, человеческого, ценностного, и проходя который, продукт рвет связи со своим творцом, отчуждается в элемент абсолюта – объективную истину. К науке относится и второй возникающий на пути научного продукта фильтр – публикация, одно из величайших, хотя во многом и стихийно возникших европейских изобретений, реальный смысл и значение которого мы только-только начинаем осознавать.

Если в фильтре объекта, пройдя экспериментальную проверку, субъективное творчество индивида отчуждается в объективное достояние, получает независимое ни от человека, ни от человечества существование на правах объективной истины, то в фильтре публикации происходит, на первый взгляд, нечто не совсем понятное. Опубликованный продукт науки получает, бесспорно, социальное существование, становится продуктом «для общества», его достоянием. Здесь автор так же теряет власть над своим продуктом-рукописью, как и ученый над гипотезой, когда она получает экспериментальное подтверждение. Отданный автором в достоя­ние общества продукт ведет себя именно как отчужденный: им может воспользоваться кто угодно в самых различных целях, включая и не особенно приятные для автора. Шотландец Грэхем, например, опублико­вал в 1829 г. работу по газовой диффузии, а в 1943 г. вступили в действие заводы атомной промышленности, которые методами газовой диффузии изготовили заряды для первых атомных бомб, что вряд ли входило в планы ученого. Эффект социального отчуждения на уровне публикации подтверждается и тем фактом, что все попавшее в редакционную корзину или оставшееся в черновых записях и рукописях автоматически выбывает из игры, не становится фактом науки. Кавендиш, например, не любил публиковать результаты своих исследований, поэтому в истории науки он остался как основатель лаборатории, тогда как значительная часть сделанных им открытий носит имена Кулона и Фарадея.

Вместе с тем пытаясь разобраться в характере социального отчужде­ния на уровне публикации, мы обнаруживаем комплексность этого отчуждения. С одной стороны, это, бесспорно, вход в область приложе­ния, в технические и прикладные науки, для которых массив публикации примерно то же, что и слухи о заморских чудесах для Европы XIII – XV вв., т.е. огромный и все время пополняемый арсенал полных причин, надежный материал для комбинирования, связывания в технологические и организационные новинки. Здесь отчуждение если и не носит характер прямого отчуждения в политическое бытие, это происходит на уровне рынка, то вектор движения научного знания, безусловно, направлен

247

к такому отчуждению. Это подтверждает и смена психологической установки на рубеже публикации: «Ученые, – пишет Прайс,– это те люди, мотивы которых тяготеют к публикации, а не к чтению. Интересно, что в технических науках ситуация прямо противоположна... Инженеры и технологи не испытывают желания публиковать для общей пользы – здесь нет традиции давать конкуренту полезную информацию, – но они очень любят читать в надежде, что кто-нибудь другой проговорится и даст им намек на то, из чего они могли бы извлечь нечто полезное и имеющее практическую ценность»²³¹.

С другой стороны, кроме этого канала отчуждения, явно направленно­го на практическое ценообразование, обнаруживается и другой: наличные публикации частями и отдельными идеями используются в новых публикациях, что придает растущему массиву публикаций довольно жесткую внутреннею структуру (сети цитирования), а элементам этого массива – статьям, монографиям, сообщениям – теоретическую цен­ность. Теоретическое ценообразование явным образом не совпадает с практическим, накапливаемая здесь ценность носит не политический, а гражданский характер. Это видно из того обстоятельства, что теоретиче­ская ценность не связана с институтом национального государства, интернациональна, имеет равную силу и равное значение для ученых всех стран и национальностей.

Вместе с тем исследование сетей цитирования и производно от связей цитирования рабочих групп в научном исследовании (невидимых колледжей) показывает, что классическое понятие гражданского бытия как бытия атомизированных индивидов, ведущих «войну всех против всех», не во всех аспектах приложимо к научной деятельности. Атомизация здесь даже усилена до качественной, когда запрет на плагиат, на повтор, действует не только в области продукта, но ив области объектов творчества. По тем же причинам, по которым наука отвергает вторичную публикацию, она отвергает и повтор на уровне ученых: ей не нужны Ньютоны, Ломоносовы, Эйнштейны, Винеры; они уже были в науке. Нужны новые люди, у которых не было предшественников и не будет эпигонов. В науке, безусловно, есть соревнование. По исследовани­ям Мертона и Куна около половины научных открытий совершается двумя или несколькими учеными независимо друг от друга, что вызывает иногда бурные споры о приоритете. Но соревнование здесь не принимает форму «войны всех против всех», оно не в меньшей степени предполагает и сотрудничество. Любой результат, как только он опубликован, становится исходным пунктом поиска новых. Судя по способу роста науки, имеет смысл говорить об особом научном бытии, которое отличается и от политического, и от гражданского. От политического оно отлично как интернациональное, не связанное с национальной формой социальности, избегающее «должностной» организации. От гражданского оно отличается значительно большим удельным весом сотрудничества и качественной, избегающей повторов, атомизацией творческих лично­стей.

Исторически начало работы механизма публикации и всех связанных с ним процессов принято датировать 1665 г., когда Королевское общество города Лондона начало регулярный выпуск «Ученых записок». Книги писались всегда, но только с появлением периодики научная деятельность

248

приняла характер синхронного и оперативного сотрудничества ученых. Ясно, что в момент учреждения журналов пионеры нового для философии и науки дела и предполагать не могли, к каким последствиям это приведет. Прайс так описывает исходные цели научной периодики: «Развиваясь в духе времени и во многом параллельно газете, такие издания, как «Ученые записки Королевского общества», ставили перед собой задачу учитывать и классифицировать книги и другие творения ученых всей Европы... Первое время журналы ни в коем случае не освобождали ученых от обязанности читать и писать книги. Первоначаль­ная функция журналов была скорее социальной – показывать, что и кем делается, а не научной – публиковать сведения о новом знании»²³².

Но почти сразу же к этой исходной функции была подсоединена и другая – функция заявки на открытие: «Научная статья возникла, очевидно, из необходимости делать заявки, что поддерживалось большой частотой многократных открытий. Социальная основа происхождения статьи есть, таким образом, стремление каждого человека зарегистриро­вать свою заявку и оставить предмет за собой. Лишь по совместительству статья служит также и носителем информации, «объявлением о новом знании, обнародованием ради блага мира, уступкой преимущества для всеобщей борьбы и соревнования. В самом деле, речь идет именно об уступке: в старое время ни Галилей, ни Гук, ни Кеплер не считали чем-то зазорным объявлять о своих открытиях в форме криптограмм с переме­шанными буквами, что обеспечивало приоритет и вместе с тем не давало информации, которой могли бы воспользоваться соперники»²³³.

Эти функции остаются весьма существенными и в развитом механизме публикации, однако не они, как нам кажется, в конечном счете определя­ют роль научной публикации в жизни науки. В том виде, в каком механизм публикации сложился в конце XVIII – начале XIX вв., именно он выступает средоточием научных связей, с помощью которого наука объединяется в целостную систему, в социальный институт обновления. Для «чистой», или «фундаментальной», науки, деятели которой ведут поиски новых полных причин методом проб и ошибок, публикация в форме статей и монографий выступает завершенным продуктом исследования, а в форме «текста» – упорядоченного массива статей – механизмом теоретического ценообразования и оперативной ориентации, позволяющей концентрировать интересы и усилия значительных групп людей без организационного оформления этой концентрации в политиче­ское бытие – в структуру «штатного» типа. Через публикацию налажива­ется «контактное», в существе своем разовое сотрудничество ученых-исследователей.

Для ученых теоретиков публикация в форме растущего массива полных причин-фактов служит основным предметом упорядочения и обобщения, в попытках, как говорит Милликан, «свести сложности мира к простым терминам и построить бесконечное многообразие объектов, которые представляются чувствам вне различных связей и движений, из наименьшего числа элементарных субстанций»²³⁴. Результатом подобного рода деятельности бывает, с одной стороны, выработка новой стратегии поиска, и тогда происходят «научные революции»²³⁵, а с другой – «уплотнение» знания, что особенно важно для подготовки научных кадров.

249

Для прикладных наук публикация в форме архива, арсенала полных причин служит основным источником заимствований на предмет внедрения в конструкции машин, в технологические и организационные схемы с гарантией на автоматическое действие и бесконечный повтор.

Публикация, таким образом, оказывается местом пересечения всех видов научной деятельности: на этот уровень выводятся продукты снятого объективного выбора, и с этого уровня начинается собственно социальная селекция. Механизм публикации в форме периодики, хотя он и связан с печатным станком, бесспорно, европейское изобретение, не имеющее аналогий в других культурах. И если присмотреться к действию этого механизма, мы обнаружим, что та неведомая страна, открытие которой и было, собственно, возникновением опытной науки, лежит в голове человека как его способность мыслить, комбинировать, давать новые связи идей. По отношению к этой способности публикация выступает в роли аккумулятора разномыслия. Тот факт, что фильтр публикации располага­ется после фильтра объекта – сначала ведут исследование, а затем публикуют его результаты – защищает этот аккумулятор социального знания от проникновения в него пустых и вздорных связей. Но было бы напрасным трудом отрицать примат человеческой способности мыслить, примат активного отношения человека к логическому формализму во всех видах научной деятельности. Человеческая способность мыслить оказыва­ется через механизм публикации нагруженной социальной функцией обновления, она выступает «рабочим телом» этого процесса. Из этого не может следовать никаких идеалистических выводов. Фильтры объекта, публикации, приложения, рынка объективируют и материализуют эту способность, оценивают ее практически и теоретически, но если убрать из науки человеческую способность мыслить творчески, разно, неповторимо, то все эти сложнейшие структуры, фильтры и механизмы науки от лабораторий и редакций до библиотек и экспериментальных цехов превратятся в кучу бесполезного хлама.

Публикация связывает творческие усилия индивидов в единое целое, формирует все виды научной деятельности в единый институт науки.