Научнопопулярное издание история сыска в россии в 2 книгах
 Скачать 2.76 Mb.
|
|
значительную роль в политических и газетных кругах Парижа: он был советником французского министерства иностранных дел и постоянным сотрудником многих парижских газет, состоял он также корреспондентом петроградских "Новостей" Нотовича. Очень вероятно, что в "Новости" его устроил Рачковский, который тоже когда-то, в начале своей карьеры, посылал корреспонденции Нотовичу из Архангельска. Жюль Гансен был очень близок с русским послом в Париже бароном Моренгейном, с которым познакомился еще в Копенгагене, где Моренгейн был раньше посланником. Сообщаем эти сведения, так как они проливают свет на некоторые моменты зарождения франко-русского союза. Гансен и Рачковский играли значительную закулисную роль в заключении этого союза. В начале века Гансен выпустил даже книгу о первых шагах творцов альянса-Дурново вполне согласился с доводами Рачковского и представил товарищу министра внутренних дел доклад, в котором, излагая заслуги Рачковского, просит выдать ему 9200 франков в качестве возмещения понесенных им расходов, но товарищ министра оказался более скупым и менее благосклонным и разрешил выдать лишь 7 тысяч франков. Рачковский немедленно же воспользовался этим и обратился в департамент с новым ходатайством о выдаче соответственных пособий его доблестным помощникам, которые, по его словам, "при различных фазисах борьбы с тихомировскими организациями, особенно внутренние агенты, руководимые сознанием долга, выказали так много энергии, терпения и выдержки". В ответ на это ходатайство Дурново прислал Рачковскому телеграмму от 1б декабря 1888 года: "Можете представить списки денежных и почетных наград, обозначив время получения последних". Начальство недаром любило и награждало Рачковского; он проявлял поистине изумительную энергию и своеобразный талант в организации заграничного политического сыска. По мере развития революционного движения и колоссального роста заграничной эмиграции развивалась и деятельность Рачковского и росла его мощь: все революционные заграничные группы, все выдающиеся эмигранты: Плеханов, Кашинцев, Лурье, Алисов, Кропоткин, Лопатин, Лавров, Сущинский, Бурцев и другие - были окутаны паутиной как внутреннего, так и внешнего наблюдения. Разгром народовольческой типографии в Женеве положил начало полицейской карьере Рачковского, победа над Тихомировым создала незыблемое служебное положение ловкому организатору борьбы с революционерами, но только знаменитое дело с мастерской бомб в Париже открыло Рачковскому пути к несомненному, хотя и закулисному, влиянию на внешнюю политику Российской империи. Одной из задач, которую поставил Рачковский Ландезену, было сблизиться с эмигрантами террористического настроения - с Накашидзе, Кашинцевым, Тепловым, Степановым, Рейнштейном и другими и вовлечь их в какое-нибудь террористическое предприятие. На одном из интимных собраний Ландезен подал мысль об организации убийства Александра III и о приготовлении для этого акта бомб в Париже. Когда поднялся вопрос о необходимых для этого деньгах, то тот же Ландезен вызвался достать нужную сумму у своего богатого дядюшки - и достал, конечно, у Рачковского. Была устроена мастерская бомб, и Ландезен даже начинял некоторые из них и принимал участие в испытаниях их взрывной силы, производившихся в лесу Raincy, в окрестностях Парижа. После опытов многие члены кружка должны были ехать в Россию, чтобы организовать само покушение на Александра III. Ландезен должен был уехать одним из первых, но за два дня до отъезда он в видах конспирации переменил свою парижскую квартиру. Рачковский следил шаг за шагом за всей группой террористов как через Ландезена, так и при помощи внешнего наблюдения (Милевский). В то же время при посредстве Жюля Гансена он держал в курсе этого дела, конечно, скрывая провокацию Ландезена, французских министров: иностранных дел - Флуранса и внутренних дел - Констана. После некоторых колебаний Констан дал приказ об аресте заговорщиков. Все были арестованы, кроме Ландезена, который скрылся, но в течение двух месяцев продолжал жить в Париже. Произошел сенсационный процесс (1890 г.); русские революционеры были приговорены: некоторые к тюремному заключению, почти все к высылке за пределы Франции; Ландезен, как подстрекатель, был приговорен к пяти годам тюрьмы. Но провокатор был уже вне пределов досягаемости - в Бельгии. Этот суровый приговор над русскими революционерами размягчил сердце Александра III по отношению к правительству Французской республики, он начал гораздо благосклоннее относиться к идее союза с Францией, и переговоры пошли быстрым темпом. Во время этого закулисного действия Рачковский нашел, конечно, пути сблизиться с французскими политическими деятелями; к этой эпохе и относится начало его дружбы с Делькассэ, а впоследствии и с самим президентом Лубэ. Воздействие Рачковского на представителей русской власти носило иной характер. Рачковский был тонким знатоком Парижа и незаменимым чичероне по его таинственным, но веселым учреждениям... Среди занятий "высшей политикой" Рачковский все же не забывал и своего прямого, ближайшего дела - политического сыска и освещения деятельности русских революционеров за границей: совершенствуется внешнее наблюдение, появляются новые секретные сотрудники. Среди последних после Ландезена начинает играть с 1892 года значительную, но далеко еще не выясненную роль Лев Бейтнер, вначале живший в Швейцарии, а потом в 90-х годах разъезжавший по Европе и России. В это время в глазах полицейского начальства приобретает большое значение В.Л.Бурцев, как пламенный проповедник террористической борьбы с царизмом. "В. Бурцев, - пишет в "Минувшем" разоблачитель Меньщиков, - в качестве адепта террора был под усиленным наблюдением заграничной агентуры. Рачковский знал, как Бурцев в разговорах объяснял тайную цель издания "Былого", что он говорил о Панкратьеве, кого рекомендовал в России. Корректуры издания Бурцева препровождались в Департамент полиции вместе с письмами: от него - подлинными и в копиях - к нему. Связи Бурцева агентуре были более или менее известны; в особенности обращалось внимание на его знакомых из числа приезжей молодежи, которые по возвращении на родину подвергались наблюдению и преследованию (Лебедева, Ослопова, Замятин, Менкест, Краков, Мальцева, Пальчинская, выехавшая в Россию под присмотром филеров, и другие). В рассматриваемый период (1900 - 1912) Бурцев был под перекрестным огнем агентуры: с одной стороны, Бейтвер, пользовавшийся его доверием, с другой - Панкратьев, давнишний его знакомый. Нельзя ручаться, что не было и третьего осведомителя, не напрасно Рачковский докладывал, что относительно народовольцев в Париже и в Лондоне им приняты меры, "обеспечивающие от всяких неожиданностей", и что деятельность народовольцев ему была в точности известна. Петр Эммануилович Панкратьев, получавший от Бурцева транспорты "Народовольца", руководивший революционной деятельностью Лебедевой, рекомендовавший эмигрантам осторожность, был агентом Петербургского охранного отделения, о чем Рачковский не знал. В Департаменте полиции все остерегались друг друга, никто никому не доверял, и потому часто случалось, что заведующий заграничной агентурой не знал, что рядом с его собственными провокаторами работают и секретные сотрудники Департамента полиции Петербургского или какого-нибудь другого охранного отделения. Рачковский, может быть, был еще более своих преемников осведомлен о таких вмешательствах в дела его царства других держав, но, как видим, кое-чего и он не знал. Деятельность Рачковского не ограничивалась внешним и внутренним наблюдением за деятельностью революционных групп и отдельных политических эмигрантов за границей; он уделял много времени и сил для борьбы с русскими революционерами и в западно-европейской печати. Приводим здесь выписку из интересного письма Рачковского к Дурново от 19 марта 1892 года, касающегося одного из таких литературных выступлений знаменитого охранника: "Простите, Ваше превосходительство, за долгое и вынужденное молчание, все это время я не сидел, сложа руки, и помимо обычных занятий и хлопот успел составить брошюру, которая была переведена на французский язык и на днях появится в свет. В этой брошюре выставляется в настоящем свете наше революционное движение и заграничная агитация со всеми ее отрицательными качествами, уродливостью и продажностью. Остальная часть брошюры посвящена англичанам, которые фигурируют в ней в качестве своекорыстных, чванливых и потерявших всякий стыд и совесть фарисеев, нарушивших международные приличия в альянсе с нигилистами. Брошюра будет отпечатана в 2 тысячи экземпляров, причем около тысячи будет разослано в Лондон: министрам, дипломатам, членам парламента, муниципалитета, высокопоставленным лицам и во все редакции лондонских газет. Другая тысяча предназначается для правительственных лиц во Франции, Швейцарии, Дании, Германии, Австрии и для рассылки во все европейские и наиболее распространенные американские журналы. При господствующем антагонизме к англичанам и при всеобщем негодовании к динамитным героям, под категорию которых подведены нигилисты, наша брошюра поднимет много шума; она и положит начало моей агитации, о необходимости которой я докладывал в своем донесении..." Рачковскому в его публицистической борьбе с русскими революционерами-эмигрантами помогал не только Жюль Гансен, но и многие другие французские журналисты. Но Рачковский никогда не останавливался на полдороги и имел неискоренимую слабость к грандиозному. Он затеял придать борьбе с русскими революционерами, так сказать, международный характер. Для этого организовал в Париже, конечно, анонимно, Лигу для спасения русского отечества. Сотни парижских кайло расклеивали по стенам Парижа воззвание Лиги, призывавшее французов записываться в Лигу, чтобы бороться с врагами России, стремящимися нанести удар ее величию, и, прежде всего, с шайкой проходимцев, людей без отечества, нашедших приют во Франции и поставивших себе цель совершать в России убийства и экспроприации. Воззвание приглашало всех бороться с этой шайкой всеми средствами, вплоть до террора. Эти воззвания были разосланы и по французской провинции и там нашли, кажется, некоторое сочувствие, и несколько десятков или даже сотен лиц прислали в Парижское бюро Лиги свои пятифранковые членские взносы. Счастье было так близко, так возможно... но сорвалось. Французский министр внутренних дел дал понять Рачковскому, что предприятие надо прекратить. Лицо, рассказавшее об этой авантюре, утверждает, что деньги (150 тысяч рублей) на нее были получены от дворцового коменданта Гессе. Рассказ этот, конечно, требует документального подтверждения, но дело в стиле Рачковского. Такое углубление политического сыска, переходившее уже в прямое воздействие на общественное мнение Европы и призыв иностранцев к активной борьбе с русскими революционерами, не помешало Рачковскому расширять сферу своего влияния и пространственно: в июне 1896 года ему поручается организация политической агентуры и в Галиции, на что Министерство внутренних дел ассигнует 3 Тысячи рублей в год. Но здесь, вероятно, деятельность Рачковского не отличалась особой продуктивностью, и, забегая несколько вперед, мы приведем данные из доклада директора Департамента полиции Лопухина, представленного им министру внутренних дел 1 февраля 1903 года и касающегося организации агентуры в Галиции, Прусской Познани и в Силезии. "С начала 80-х годов, - пишет Лопухин, - была организована на рациональных основаниях заграничная агентура, имевшая главным руководящим центром г. Париж, которая в течение многих лет тщетно пыталась поставить правильное наблюдение в Галиции, Прусской Познани и Силезии, но, к сожалению, местности эти, хотя и прилегающие непосредственно к русской границе, остались до сего времени без надлежащего надзора с точки зрения внутренней агентуры. Неоднократно государственная полиция стремилась завязать сношения с тамошними полицейскими должностными лицами при посредстве пограничных жандармских офицеров, но получаемые от них сведения носили по большей части характер исторических справок или газетных статей. Между тем, не говоря уже о Вене, где функционируют студенческие революционные кружки, занимающиеся сбором денег на преступные предприятия и формированием транспортов нелегальных изданий, города Краков и Львов являются видными центрами национального и социалистического движения, причем в г. Львове с 1900 года образовалась новая группа, провозгласившая своей программой террористические принципы прежнего общества "Пролетариат", эмиссары коей уже не раз приезжали с подложными паспортами в Привислинский край для установления связей со своими единомышленниками и преступной пропаганды среди рабочих; кроме того, нельзя обойти молчанием прусский город Тильзит с учрежденными в нем специальными книжными магазинами, которые торгуют исключительно польскими и латышскими произведениями печати, воспрещенными к ввозу в пределы империи; пользуясь отсутствием надзора со стороны русской государственной полиции, революционеры избрали названный город для формирования транспортов политической контрабанды и отправления оттуда на нашу границу. В настоящее время благодаря деятельности агентуры на Балканском полуострове, в связи с вновь организованным Бессарабским розыскным отделением, можно признать полную обеспеченность русской границы со стороны Румынии и, таким образом, при общем стремлении оградить государство от всевозможных неожиданностей, казалось бы необходимым осветить деятельность революционеров, проживающих в соседних с ними Австро-Венгрии и Пруссии". Для правильной организации политической агентуры в поименованных выше странах было решено поручить ее не имеющему чина потомственному почетному гражданину Михаилу Ивановичу Гуровичу, занимавшемуся сыском в течение 12 лет - с 1890 до 1902 года, когда Гурович наконец был изобличен. Гурович был зачислен на службу с 1 января 1908 года, получил пособие в 500 рублей на переезд в Варшаву и аванс на агентуру в тысячу рублей, жалованья же ему было назначено 4200 в год. Мотивировка пребывания в Варшаве гуровича была следующая: "Ввиду того, что к ближайшим обязанностям Гуровича относится наблюдение как за социалистическим, так и национальным польским движением, главным центром коего в России является Варшава, то названный город избран для постоянного его жительства". Галицийская авантюра Гуровича продолжалась недолго - она была ликвидирована в 1904 году. ДЕНЬГИ, ДЕНЬГИ, ДЕНЬГИ Остановимся несколько на сотрудниках Гуровича. К 1 апреля 1903 года их было всего трое: какой-то варшавский сотрудник, петербургский сотрудник (вероятно, Говоров) и помощник полицейского надзирателя Василий Соркин. К 1 июня число сотрудников возросло уже до восьми: кроме Соркина и Говорова, появляется сотрудница Зелинская в Лемберге, получавшая ничтожное жалованье в 25 рублей, Завадская в Кракове, Янович в Лемберге, некто В. М-ич, который с 10 января 1903 года по март на проезд за границу и содержание получил 100 рублей, редактор "Галичанина" в Лемберге, получивший 150 рублей, австрийский комиссар Медлер в Котовицах, Животовский Исаак в Варшаве, какой-то сотрудник в Екатеринославе, А. Ваганов, Соловкин. В июне появляется сотрудница Анисимова (Анна Чернявская), а в сентябре сотрудник Томашевский, направленный в Краков, и сотрудница Заболоцкая; в октябре Карл Заржецкий, МАдамоскйй (Адамский, Адамовский) и З.Висневская в Варшаве, в ноябре и декабре появляются еще новые сотрудники - Ковальская (Скербетэ) и Василевский, носивший кличку Рассоль. Гурович трогательно заботился даже об образовании своих секретных сотрудников. Так, в октябре 1903 года им выдано сотруднице Заблоцкой в Кракове 4б рублей на уплату за слушание лекций на высших курсах Баринецко-го, членских взносов в "Сокол", женской читальне; также в октябре было выдано сотруднику- Заржецкому 45 рублей для взноса платы за право слушания лекций в университете и посещение рисовальных классов академии художеств, |